#неотразима

[kondratevatati]

Weekend Sale с 23 по 25 мая: сияй, заряжайся энергией и будь неотразима! ✨

Дорогие друзья!

Эти выходные — время для красоты, бодрости и стиля! С 23 по 25 мая у вас есть отличная возможность приобрести любимые продукты по специальным ценам:

- Beauty Blend — напиток молодости и сияния кожи,

- BioTuning — умный адаптоген для энергии и здоровья,

- ED Smart — вкусные и полезные коктейли,

- Стильный мерч — чтобы подчеркнуть вашу индивидуальность.

🌍 Акция действует в: России, Казахстане, Беларуси, Кыргызстане, Узбекистане, Грузии, Таджикистане, Молдове и Турции.

❗ Успейте: скидки и ассортимент отличаются в зависимости от страны, а количество товаров ограничено!

🛒 Выбирайте лучшее для себя, пишите мне, помогу все оформить и доставить💖

#WeekendSale #КрасотаИЭнергия #EDelstar

Подробнее на https://vk.com/wall516407446_4824

[ardiziya]

В полумраке застыл образ суккуба, сотканный нейросетью Stable Diffusion. Могущественная фигура в черном одеянии, с пронзительным фиолетовым взглядом, манит запретными обещаниями. Роскошный интерьер и изящный амулет усиливают атмосферу тайны и притягательности. Суккуб тянется к одинокой чёрной розе – символу искушения и скрытых желаний. Гипердетализация погружает в мир сюрреалистичной готики, где тёмная красота неотразима…

[alekshyhart]

... А давайте не будем смотреть на ноги ... Давайте вы лучше на кошь посмотрите , кошь как назло, как всегда неотразима ✨... А ещё мужик на заднем плане явно выбрал вилку в глаз 🤔... ( У меня просто пока нет сил больше это мусолить ) ... Краткий смысл происходящего: Гоша прожил приличную часть своей жизни в Мерсии, а на Мерсию часто налетали то датчане, то бритты ( эти цигане-вечно лошадей воруют у соседей). Лохматого ребенка зовут Гуннар и он сын датского Ярла (ага, четвертый, от третьей жены) который случайно в плен попал ... ну и чё, как говорится, с ним делать-то, если выкуп за него все равно платить не будут? В общем это первая жертва сомнительного преподавательского эксперимента Гоши "ну я не знаю, хочешь порчу наводить научу, только не реви, НУ ПЖЛСТ" ...

[genealogyrus]

"Архивное дело". Иван Алексеевич Бунин. 📖 «Архивное дело» — рассказ Ивана Бунина, написанный в 1914 году. Сюжет: полукомическая жизнь и смерть старика-архивариуса по фамилии Фисун, который служил в губернской земской управе. В рассказе отражены автобиографические моменты: Бунин, живя в 1892–1893 годах в Полтаве, работал там библиотекарем при архиве городской земской управы. 📝 Архивное дело Этот потешный старичок, по фамилии Фисун, состоял в нашей губернской земской управе архивариусом. Нас, его молодых сослуживцев, все потешало в нем: и то, что он архивариус, и не только не находит смешным это старомодное слово, а, напротив, понимает его очень высоко, и то, что его зовут Фисуном, и даже то, что ему за восемьдесят лет. Он был очень мал ростом, круто гнул свою сухую спинку, носил престранный костюм: длинный базарный пиджак из чего-то серого и громадные солдатские сапоги, в прямые и широкие голенища которых выше колен уходили его тонкие, на ходу качавшиеся ножки. Он очень плохо слышал, — «сего Хвисуна хоть под колокол подводи!» — говорили управские сторожа, с хохлацкой насмешливостью поглядывали на его большие и всегда холодные восковые уши; он тряс от старости головой, голос имел могильный, рот впалый, и ничего, кроме великой усталости �� тупой тоски, не выражали его выцветшие глаза. Прибавьте к этому еще и облезлую смушковую шапку, которую Фисун натягивал на голову ниже ушей, боясь, что в них надует и уж совсем лишит его слуха, прибавьте толстые морщины на сапогах, — фигура-то получится и впрямь потешная. Но мало того, — такой потешной наружности и характер соответствовал потешный. Секретарь, бывший семинарист, недаром называл Фисуна Хароном. Фисун, как я уже сказал, был убежденнейший архивариус. Служить он начал лет с четырнадцати и служил исключительно по архивам. Со стороны ужаснуться можно было: чуть не семьдесят лет просидел человек в этих сводчатых подземельях, чуть не семьдесят лет прошмыгал в их полутемных ходах и все подшивал да присургучивал, гробовыми печатями припечатывал ту жизнь, что шла где-то наверху, при свете дня и солнца, а в должный срок нисходила долу, в эту смертную архивную сень, грудами пыльного и ужо ни единой живой душе не нужного хлама загромождая полки! Но сам-то Фисун не находил в своей судьбе ровно ничего ужасного. Напротив: он полагал, что ни единое человеческое дело немыслимо без архива. — А ежели справка понадобится? — говорил он и твердо был уверен, что фраза эта неотразима. В подземелье, до сводов заваленном докладами и отчетами, сидел в ту пору и я, ближайший сосед Фисуна, библиотекарь управы, тоже, значит, Харон в некотором роде. Но ведь я сидел всего третий год, а не шестьдесят пятый; я получал, ничего не делая, почти тридцать девять рублей и все был недоволен. А Фисун изнурялся в трудах и заботах с раннего утра до самого вечера, получал тринадцать с полтиной и даже терялся, не зная, куда девать такую уйму золота, — настолько были ограничены его житейские потребности. Два рубля в месяц зарабатывал он при начале своего служебного поприща в архиве опекунского совета, и то благодарил бога, а если и «не чуял ног под собой от радости», достигнув после десятилетней службы в сиротском доме четырех рублей с копейками, то не чуял вовсе не из корысти: единственно потому, что это был оклад уже не мелкой сошки, а полного господина архивных недр, оклад архивариуса. В управе он служил чуть не с первого дня ее существования. И как служил! Не знаю, когда он просыпался. Но думаю, что не позднее четырех утра, потому что жил он очень далеко, не в городе, а за городом, в голубой хатке среди оврагов предместья, шаркал своими расчищенными сапогами и переставлял костыль очень медленно и все-таки являлся в управу ровно в шесть. Бывало, еще солнце не успеет нагреть тенистых и росных садов, еще плавно и гордо вихляются по деревянным «пешеходам» грудастые хохлушки с коромыслами через плечо, с махотками молока и кошелками вишен, еще пуст базар и по-утреннему чисты, белы улицы, а он, в своем башлыке и болотных сапогах, уже поспешает. Сторожа, которых будил он стуком в дверь управы, не раз выскакивали на подъезд с твердым намерением надавать ему в шею; да ведь все-таки был он не простой человек, не свой брат сторож, а архивариус. Сторожа ругали, стыдили его; но он был упрям — и таки добился, что они смирились, привыкли к его стуку ни свет ни заря. При таком служебном рвении, можете себе представить, когда он покидал управу! Вот уже кончается долгий летний день, ушли из управы не только столоначальники, но даже самые последние писцы, и гулко раздаются в пустых отделениях свободные голоса сторожей, грохот передвигаемых столов и стульев, а Фисун все еще бродит в своих темных владениях, в дугу согнув свою худую спину держа в бледной, обезображенной ревматизмом руке пылающий огарок и заботливо осматривая полки с кипами дел; плавает над городом, в блеске опускающегося солнца дрожащий бас соборного колокола, призывая инвалидов и старух к вечерне; ложатся тени от крыш и садов, и усаживаются благодушествовать у раскрытых окон пообедавшие и вздремнувшие горожане; а Фисун только еще голову башлыком закутывает и стучит костылем в пол, распекая своего подчиненного — за то, что тот опять явился сегодня в управу чуть ли не в семь часов, чуть не на целый час позже своего прямого начальства. — Я бачу, бачу ваше поведэнiе! — глухо кричит он, стоя возле входа в архив, под широкой лестницей, ведущей во второй этаж, и глядит с тоской, злобой и старческой растерянностью. Да, как этот ни смешно, у Фисуна тоже был подчиненный! И этот подчиненный пресерьезно называл его иногда тираном, и, что всего странней, не без основания: характер у Фисуна был не легкий. Все управские стари��и, кое-что знавшие о личной жизни Фисуна, в один голос утверждали, что он и в семье тиран: что он весь век держит в истинно ежовых рукавицах свою жену, робкую и беззаветно преданную ему старушку, кое-чем торгующую на базаре, что она слова лишнего не смеет пикнуть при нем и все-таки с самой трогательной заботливостью, до седьмого пота начищает каждое утро его сапоги на пороге своей хаты. Как же мог после этого не бояться Фисуна вышеупомянутый подчиненный его, Луговой? Фисун шамкает, горбится от раздражения все круче, почти касаясь хвостом пиджака сапожных голенищ, и крепко стучит костылем, а тот, хотя и хмурится, да все-таки молчит, не поднимает глаз. Это был большой и угрюмый хохол, коренастый мужик в люстриновом костюме, долго работавший на почте по части зашивания и штемпелевания посылок и наконец попавший в управу на пост «помощника архивариуса». Он одним щелчком мог пришибить Фисуна, но ведь давно известно, что сила не в самой силе, а в той власти, с которой связана она. А что Фисун облечен был властью, что Фисун чувствовал себя очень строгим начальником и заражал Лугового своим чувством, в этом не было ни малейшего сомнения. Говоря по совести, дел (и совсем не спешных) было в архиве очень мало, но Фисун отличался удивительным умением находить их и работал так кропотливо, что работы и забот оказывалось всегда по горло. И он упивался ими, он замучивал Лугового особливо осенью, перед земскими собраниями, когда в управе шли вечерние занятия, в которых для архива не было ни малейшей надобности и которые тем не менее Фисун «назначал» неукоснительно. Само собой разумеется, что далеко не всегда, — и, прежде всего, по причине своей глубокой старости, — ощущал он себя носителем власти. Да и умалялась она сторожами, которые часто орали на него, находя, что он вечно мешает им под лестницей, вечно «вертится под ногами». Не всегда, конечно, трепетал перед Фисуном Луговой: были часы, когда нужно было отдохнуть от понесенных трудов и подкрепить силы для дальнейших, когда закуска, чаепитие и курение тютюна почти совсем уравнивали Фисуна с Луговым. Тут, сидя под лестницей за столиком, они беседовали, резали житный хлеб, чистили тарань и заваривали фруктовый чай в жестяном чайнике совсем как простые, одинакового ранга люди. Тут объединяла их еще и ненависть к сторожам, которые и Лугового не очень-то жаловали, а кроме того — глубокая отчужденность архива от всех прочих отделений управы: твердо держались эти архивные кроты, — и Фисун, конечно, особенно твердо, — того убеждения, что низ и верх суть два совершенно разных мира, что во веки веков не расти двум колосьям в уровень, что до скончания времен пребудут большие и малые, власть и подчинение, что напрасно молокососы потешаются над ними… и верой и правдой служили этому убеждению, один — властвуя, а другой — подчиняясь. Упрямы были они, эти темные люди! Знать не хотел Фисун того нового мира, в который попал он, старозаветный человек. И мы, молокососы, не только пожимали плечами, но порой и негодовали: смешон и странен был в нашем мире этот выходец из мира опекунских советов! Конечно, времена были тогда глухие, архиреакционные: но ведь все-таки были мы земские люди. А наше земство было к тому же не простое: на всю Россию славилось свободолюбием, демократичностью. Я в ту пору тоже находился внизу, но я уже был на пороге, на выходе из своего подземелья, и не куда-нибудь, а в статистику. Я был тоже не велик господин, но я уже был вхож в тот чуждый, заповедный для Фисуна и Лугового мир, где жизнь питалась совсем не теми идеями «времен Очакова и покоренья Крыма», что в архиве, — где со стен председательского кабинета глядели лица украшенных великолепными бакенбардами деятелей «эпохи великих реформ», где в двухсветной зале собрания, перед очами красавца царя-освободителя, во весь рост изображенного стоящим на зеркально-лаковом полу, от самого начала шестидесятых годов и до дней глубокой старости Фисуна смело звучали голоса «последних из стаи славной», где с уст старца Станкевича, могикана этой стаи, раздавалось столько бодрых и красноречивых призывов к «забытым словам», к добру, к правде, к гуманности, «к неуклонному следованию по тернистому пути русской гражданственности». И, повторяю, досадно и смешно было мне, подымавшемуся в этот мир и на обратном пути проходившему под лестницей, глядеть на своих столь архаических сослуживцев! Бывали минуты, когда даже не смеяться мне хотелось, а подойти к Фисуну и Луговому и каким-нибудь одним словом, одним жестом, вроде крепкого рукопожатия, заставить воспрянуть духом и этих людей, дать им почувствовать, как не правы они в своем страхе перед тем миром, что наверху. Но нужно было видеть, какими холодными взглядами провожали меня Фисун и Луговой, когда я, развязно спустившись из этого мира, проходил мимо них в библиотеку! Да впрочем, холодные-то взгляды были бы еще туда-сюда: беда в том, что дело обстояло еще хуже. Не одну враждебность ко мне, не одно презрение к моей развязности чувствовал Фисун: нет, несмотря на мой низкий чин, он непременно поднимался с места, когда я проходил мимо, и вытягивал руки по швам, старался разогнуться и получше уставить свои качающиеся ножки, до колен погруженные в прямые и широкие голенища. Ему чудилось сияние вокруг головы того, что спустился в эту темную архивную юдоль с горних высот, он знал, что сам председатель почему-то подает мне руку, что я как равный курю и болтаю с секретарем, — и чувствовал, что вместе со мною как бы доходит до него некое веяние оттуда, где обитала та самая власть, у подножья которой столько лет пресмыкался он и чьей ипостасью, хотя и очень малою, сознавал он порой и себя самого. Так вот и шли рядом две совершенно разных жизни наша и архивная. Так и стояли мы с этим упрямым и потешным старичком каждый на своем, коснея в своих совершенно разных убеждениях… Как вдруг старичок взял да и умер. Смерть его, как и всякая смерть, конечно, не могла быть потешной, — ведь все-таки горько плакала старушка на пороге хаты в предместье, нагревая щеткой солдатские сапоги и не желая расставаться с надеждой, что хозяин их поднимется и опять поплетется в архив, — но что эта смерть была не менее странной, чем и жизнь Фисуна, с этим, надеюсь, согласится всякий. Произошла она, правда, отчасти по нашей вине: мы ведь все-таки на некоторое время сломили его упрямство, заразили его своей верой в торжество свободы и равенства; да ведь кто же мог знать, что он уж до такой крайней степени окажется робок во втором этаже управы, что он, будучи таким робким и от природы, и в силу давней привычки трепетать перед вторыми этажами, вдруг перейдет всякие границы свободы и что дело кончится смертью? Произошла же эта смерть следующим образом. Служил я первый год, служил второй, третий… а Фисун шестьдесят шестой, шестьдесят седьмой. Время, повторяю, было трудное, — недаром обжора и пьяница, но либеральнейший человек, старший врач губернской земской больницы говорил: «Бывали хуже времена, но не было подлей»; время было темное, но ведь уж известно, что «чем ночь темней, тем ярче звезды», что «самая густая тьма — предрассветная». И мы все крепче верили в этот «грядущий рассвет». А Фисун по-прежнему твердо держался своего — того косного убеждения, что двум колосьям в уровень никогда не расти. О��нако буквально каждый год приносил поражение за поражением этому Фоме неверному: с каждым годом все бодрее звучали голоса и старых земских бойцов, и идущих на смену им. И вот, наконец, чуть не поголовно всеми, ежегодно собиравшимися в ноябре в двухсветной зале нашей управы, овладели знаменитые «весенние мечтания». А когда из-за редеющих зимних облаков выглянуло и само весеннее солнце, когда полетели в поднебесье первые птицы и затрещал кое-где лед, сковывавший дотоле вольные воды, эти мечтания, прихлынув к сердцам, вылились уже в определенную форму, в форму страстных протестов, пожеланий, требований и самых зажигательных речей! До самых подземелий управы проник горячий весенний свет, и Фисун, хотя и растерялся от этого света, невольно зажмурил свои старые глаза, уже не мог не видеть, не мог отрицать того, что стало зримым, явным и несомненным для всех. Управа в тот ноябрь была подобна вешнему улью: сверху донизу гудела она народом, среди которого было и огромное количество посторонних, начиная с курсисток, студентов, врачей и кончая даже обывателями, и, казалось, уже не стало никакого различия между низом и верхом, между большими и малыми: все, от первых земских магнатов до последнего сторожа, от предводителя дворянства до Лугового, жаждали заключить друг друга в объятия, чтобы уже одним потоком к одной цели двинуться вперед. «Свобода! свобода!» — звучал�� повсюду. И вот на этот-то клич и двинулся к изумлению всех, даже и сам Фисун: повязался по холодным восковым ушам свернутым красным платком, выполз, горбясь и оседая на ноги, касаясь хвостом пиджака голенищ, из своих подземелий, добрел до лестницы, во всю ширину крытой красным сукном, — и хотя и очень медленно, но упрямо стал подниматься наверх, к тем огромным зеркалам, туманно-голубым от табачного дыма и отражающим в себе целое море народа, что были по бокам главного входа в двухсветный зал собрания. А поднявшись, смешался с шумными, воедино слитыми в одну массу народными толпами, вольно стал бродить по коридору, по отделениям, по кабинетам — и узрел-таки, наконец, самого Златоуста нашего, самого Станкевича. Полный текст по ссылке: https://genealogyrus.ru/blog/tpost/f7fjl333o1-arhivnoe-delo ПРОШЛОЕ - ��ЯДОМ! 🌳📚🔎 🌳📚🔎 🌳📚🔎 🌳📚🔎 🌳📚🔎 🌳📚🔎 🌳📚🔎 🌳📚🔎 📜🔍 Услуги составления родословной, генеалогического древа. 📖 ЗАКАЗ РОДОСЛОВНОЙ в нашей группе ВК: vk.com/app5619682_-66437473 ✉ Наша почта: arhrodoslov@yandex.ru

[split-like-rio]

Я полагаю, что путь Джима был связан с жизнью. Не с временной жизнью, а с вечным блаженством. Если требовалось убить себя, чтобы достичь конечной цели или хотя бы на шаг приблизиться к ней, - он был не против. Если и была некая грусть в конце жизни Джима, это было страдание от животной, смертельной хватки. Но как святой, как провидец он был готов к этому.

***

История, которую вы сейчас прочитаете, может показаться трагедией, но для меня это рассказ об освобождении. И пусть в свои последние дни Джим столкнулся с депрессиями и отчаянием, мне верится, что он также знал радость и надежду и чувствовал спокойную уверенность в том, что он уже почти дома.

***

Много лет спустя Джим скажет своим друзьям, что, едва машина отца отъехала от перекрестка, один из индейцев умер и его душа вселилась в тело Джима.

***

От поэта требовалось не только писать стихи. Нужно было жить - и умереть - с большим шиком и еще большей грустью; просыпаться каждое утро в неистовой лихорадке и знать, что унять ее может только смерть, и в то же время быть уверенным, что это страдание является уникальным вознаграждением. Сам Рембо в письме Полю Демени лучше всего сформулировал эту мысль: "Для того, чтобы поэт стал провидцем, он должен долго, безгранично и систематически дезорганизовывать свои чувства. Все формы любви, страдания, безумия, он ищет себя, он поглощает все виды ядов и сохраняет их квинтэссенцию. Невыносимая мука, где ему понадобится величайшая вера, сверхчеловеческая сила, где он станет из всех людей самым немощным, самым проклятым - и Великим Ученым. Ведь он постигает неизведанное. Так что же, если он сгинет в своем экстатическом полете сквозь неслыханное и неназванное". Поэт как похититель огня.

***

Клара как-то дала ему пять долларов, чтобы он купил новую рубашку, и Джим купил ее, но за 25 центов в магазине Армии спасения, а остальное потратил на книги.

***

Еще в старших классах Джим прочитал фрейдистскую трактовку истории Норманна О. Брауна - "Жизнь против смерти". Его тезис о том, что человечество в большинстве своем не ведает о своих собственных желаниях, враждебно относится к жизни и подсознательно склонно к самоуничтожению, очень понравился Джиму.

***

Рэй был знаком с восточной философией и в 1965 году начал изучать трансцендентальную медитацию Махариши Махеш Йоги, в то время как Джим отвернулся от этого, полагая, что Путь можно пройти при помощи наркотиков и шаманизма.

***

Пауки, которым давали кислоту, плели геометрически правильную паутину, а под влиянием мескалина - произвольные, хаотические сети, лишенные логики, возможно безумные. Приятели решили, что нужно найти мескалин в самой чистой его форме, в кактусе пейота. За ним нужно было ехать в пустыню, в Аризону.

***

Нико была женщиной без возраста, чарующей и харизматичной. В ее родной Германии ее фото появлялось на обложках журналов, в 1958-ом она снялась в "Сладкой жизни" Феллини, была любовницей Алена Делона, близкой подругой Боба Дилана и Брайана Джонса, играла одну из главных ролей в "Девушках из Челси" Уорхола. Она была ростом почти с Джима, и на какие бы чудачества он ни пускался, она переигрывала его. А еще она любила выпить. В глазах Джима она была неотразима.

***

Понимаете, говорит Рей, когда сибирский шаман готовится войти в транс, все местные жители собираются вокруг и начинают колотить в трещотки, дуть в свистки и играть на всех возможных инструментах, чтобы проводить его. Этот ритм все звучит, звучит и звучит. Иногда обряды тянутся часами. Именно так проходили концерты Doors. Наши выступления длились недолго, но я думаю, что наши эксперименты с наркотиками помогали нам достичь нужного эффекта значительно скорее. Мы знали симптомы этого состояния и поэтому могли попытаться приблизить его. Словно Джим был электрическим шаманом, а мы - музыкальным сопровождением его обряда. Иногда у Джима не получалось войти в это состояние, но группа обеспечивала нужный музыкальный фон, который мало-помалу овладевал им. Господи, да я мог устроить ему электрический шок при помощи своего органа. Иногда помогал барабанный ритм. Вы можете заметить, что время от времени - дерг! - я мог взять аккорд и заставить его вздрогнуть. И он снова "улетал". Иногда он был просто невероятен. Просто восхитителен. И публика тоже это чувствовала.

***

Музыка Doors скорее сюрреалистична, чем психоделична. Это скорее боль, чем кислота. Это больше, чем рок, это ритуал.

***

Если и был когда-то человек, который был готов, способен и склонен к смерти, то это был Джим. Его тело состарилось, а душа устала.

***

Когда Джим изучал жизнь и поэзию Артюра Рембо, его поразил тот факт, что Рембо все свои стихи написал до девятнадцати лет, а потом исчез в Северной Африке и стал торговцем оружием и рабами.

***

Поэт Блейк говорил: "Дорога излишеств ведет к дворцу мудрости". Джим Моррисон понимал это и не чурался излишеств. Можно сказать, что оба они достигли мудрости, поскольку действительно были поэтами, или что они так и не достигли ее, поскольку были божественными безумцами. В сущности, это одно и то же.

***

Прошло уже десять лет, но от "М-ра Моджо Райзина" ��о-прежнему нет вестей.

Джерри Хопкинс, Дэнни Шугерман

"Никто из нас не выйдет отсюда живым"

[ovcharko]

#овчаркаКармен посетила грумера🐾 Она и раньше была красотка, а теперь просто неотразима😍 Кармен прекрасная собака. Веселая, энергичная, очень доброжелательная к людям. Делить внимание человека с сородичами она не очень любит, но может выстроить нормальные отношения. При любой возможности получить и подарить ласку человеку она просто растекается в неге. Она и охранник, и нежный котенок. К любому любителю собак она найдет подход. Пора, ох пора ей домой😉 Ищем семью для девочки🙏🏡 Телефон для связи: +7 903 724 70 48 Ольга #овчарКо #нужнапомощь - ищем финкураторов на 4500 🙏 #овчарка #gsd #Москва #вдобрыеруки #вдар #ищетдом #немецкаяовчарка #возьмиизприюта

[lutfievvil]

❤️🎶 ✦♥️🎶✧🎶♥️✦ 🎶❤️

Берегите своих Любимых Женщин! Ведь пока она ругает, переживает и психует - она любит, но как только начнет улыбаться и равнодушно относиться - ты её потеряла...

Ты женщина...Ты Радость...Ты Цветок...

Ты маленькая жизнь в огромном мире...

Ты бриз морской...Ты лёгкий ветерок...

И нет души на этом свете шире!

Ты тёплый летний дождь...

Ты птица в вышине...

Красива и умна...Желанна и неотразима...

Пусть Жизнь твоя наполнится сполна...

Всем самым тёплым, что есть в этом Мире!

Есть правило одно для всех на свете,

Оно простую истину гласит:

Нет женщины прекрасней на рассвете,

Чем та, что ценит с вами этот миг!

Нет женщины прекраснее на свете,

Как бы банально строкам не звучать,

Чем та, что улыбнется на рассвете,

Чем та, что не позволит ночью спать!

Женщины, берегите ваших женщин.

В минуту трудную их сердце не предаст.

Когда вокруг бушует только желчь,

Утешит блеск ее спокойных глаз.

Когда весь мир чуть-чуть, вот-вот и рухнет,

Она одна, одна лишь вас поймет.

Она звезда, звезда, что не потухнет,

Она обнимет и она спасет.

Она дождется, сердцем чутким веря.

Что расстоянья, ежели любовь?!

Она одной боится лишь потери,

Что в сердце вашем вдруг остынет кровь.

Охолодеете, забудете, уйдете…

И как ей жить? Кого теперь ей ждать?

Раз разлюбив, любовь вы не вернете.

Не заставляйте женщину страдать.

В минуту трудную она лишь вам надежда,

И любящее сердце не предаст.

Что мишура?! Что яркая одежда?!

Всего важнее блеск влюбленных глаз!

Женщины,берегите своих женщин!

Они сильны лишь внешне,как поток.

Обидишь попусту,тихонечко завянут,

Как маленький и хрупкий лепесток...

Не делайте своей любимой больно,

Ведь это та, которой дорожил.

В любви ей признавалась потихоньку,

Хотела, желала её, боготворила!

🎶❤️🎶❤️🎶❤️🎶❤️🎶❤️🎶

Лилия Данилова.

[darlingrosie]

Как же хочется себе фотосессию в стиле the tortured poets department! Тейлор просто неотразима и эта эстетика в сепии что-то с чем-то, может быть что-то такое замутить 🤔 только нет подходящих, что называется, луков.

[tazerizi]

Подбираем свадебное платье невесте

Выбор свадебного платья относятся к тем аспектам подготовки к торжеству, которые требуют учета множества нюансов. Разумеется, важнее всего, чтобы наряд невесты соответствовал ее предпочтениям и подчеркивал как красоту девушки, так и тематику свадьбы. И хотя необходимость наличия гармоничного образа принимают во внимание практически ��се молодожены, подчас ими упускаются из виду погодные условия и время года, которые также должны учитываться при выборе свадебного платья. Согласитесь, окоченевшая от холода невеста вряд ли станет украшением дня.

Если речь идет о подготовке к летней или весенней свадьбе, наряд невесты дает большой простор фантазии, а ограничения зависят лишь от особенностей фигуры. И хотя стоимость наряда сбрасывать со счетов не приходится, цена чаще всего зависит даже не от материала или дизайнерского пошива, а от свадебного магазина или бутика. Ведь чем «раскрученнее» заведение и чем престижнее его местонахождение, тем сильнее такая покупка скажется на свадебном бюджете. Ведь в стоимость изделия включена и оплата продавца, и аренда помещения, и коммунальные услуги, тем не менее советуем приглянуться к салону Admire, где вы сможете выбрать для себя оптимальный вариант. Тем более, что у этого салона уже множество наград, в том числе лучший свадебный салон Москвы.

Поэтому желательно приступать к выбору свадебного платья заблаговременно, чтобы иметь возможность посетить салоны, дабы обнаружить там то самое, самое прекрасное и восхитительное платье, причем – по разумной цене, в данном случае рекомендуем салон Admire www.admire-salon/. Фасон платья должен подчеркивать достоинства фигуры невесты, скрывая некоторые несовершенства. Будет ли наряд выполнен в классическом стиле или стиле ампир, будет ли платье выше колен или с роскошным шлейфом, важно, чтобы невеста себя чувствовала комфортно. Поэтому, выбрав модель, пройдитесь в ней, присядьте, исполните танцевальное па.

Безусловно, для теплого времени года беспроигрышным вариантом станет платье из нежного китайского шелка, органзы и сатина. Эти воздушные ткани, переливающиеся под солнечными лучами, придадут образу мистическую нотку – очаровательную и изысканную. Возвращается мода на кринолин. Причем не последнюю роль в этом играет функциональность нижней юбки на обруче. Ведь таким образом наряд не только приобретает женственный и очаровательный вид, но при этом не сковывает ��вижения и защищает от перегрева.

В том же случае, когда свадьба планируется на зиму, будет не лишним дополнительно к платью приобрести меховую мантию. Она не только защитит от холода, но и придаст подобие неотразимой Снежной Королевы. Да и на фотографиях невеста в таком наряде будет неотразима. Завершающим штрихом станут дополнительные меховые аксессуары, подчеркивающие безупречность образа! Учитывая же, что свадьба предполагает длительное пребывание на улице, фасон целесообразно предпочесть с длинными рукавами и достаточно закрытым воротом.

Не пренебрегайте различными бантами, складками и рюшами, ведь это тот исключительный случай, допускающий подобные «излишества».

[serge-la-fou]

Женщина, влюблённая в себя, неотразима.

Она знает, что нужно её телу

и её душе.

Она тратит время на себя и не

чувствует вину перед другими.

Женщина, влюблённая в себя, разрешает себе быть красивой.

Она любуется своим отражением

в зеркале и искренне улыбается окружающим.

Красота - действительно сила. Прекрасная сила

[lina-vas-dom]

Ты женщина...Ты Радость...Ты Цветок... Ты маленькая жизнь в огромном мире... Ты бриз морской...Ты лёгкий ветерок... И нет души на этом свете шире! Ты тёплый летний дождь... Ты птица в вышине... Красива и умна...Желанна и неотразима...

Пусть Жизнь твоя наполнится сполна... Всем самым тёплым, что есть в этом Мире!

/Ольга Пальчик

[simlika]

Вот и настал последний выпускной Яна. Софи сегодня просто неотразима.

Отношения Яна и Софи набирают обороты.

Даже с модом времени не хватает на всё что хотелось бы сделать.

Софи снова получила звание королевы бала.

После выпускного ребята отправились на площадь.

[dmitriy-rusanov]

Для тех у кого сегодня День рождения!

Я ничего не знаю о тебе,

Кем дорожишь, кого совсем не любишь,

Какие мысли в светлой голове,

Что ранит, от чего страдать не будешь,

На что ты смотришь утром из окна,

Ты кофе или чай предпочитаешь,

Кто рядом дышит или ты одна,

Чью душу ты теплом отогреваешь,

Какие улицы хранят твои шаги,

Какой брелок замкнул секрет ключей,

Случаются ли дерзкие враги

Среди обычных женских мелочей.

В каких витринах ты отражена,

В чьих любящих глазах неотразима,

Твое здоровье, Мила! Мой бокал игристого вина,

За тайну, что в тебе непостижима…

[evgeshabooks]

«Стигмалион» Кристина Старк

«Ох уж эти обещания - они как пепел, павшая листва, капли дождя и пыль под ногами - ничего не стоят»

Моя оценка 4,5 из 5

Кристина Старк как всегда неотразима. В её романах ты проникаешься историей, а насыщенность сюжета не даёт оторваться от книги.

Главная героиня - Долорес испытывает сильнейшую аллергию на людей. При контакте с человеком у неё появляются сильнейшие ожоги, которые могут привести даже к смерти.

Детство Долорес невозможно читать без слёз. Сильно проникаешься историей и переживаешь, как же вообще героиня вольётся в социум.

Много размышлений в данном произведении на тему принятия себя, любви к своему окружению и жизни в целом.

Девочка с ужаснейшей болезнью растёт, влюбляется, разочаровывается и пытается жить.

Любовная линия сильна, но иногда насыщенность сюжета перегибает палку.

Не лучшее произведение Кристины Старк, но за душу берет сильно.

«…нет смысла требовать у человека того, чего у него нет, - например, чувств, которые он не испытывает…»

[dead-think]

11.02.2022

Так как я заболела, то ничего толком не делала, да и есть тоже не хотелось, но мать с моим новым отчимом решили, что для восстановления моего здоровья я должна есть, как свинья, поэтому пичкали всем возможным.

Так странно, что столько времени уже прошло с прошлого февраля. За тот момент я успела расстаться с парнем, с которым была 1.5 года, понравится стольким людям и влюбиться до беспамятства, что было, наверное, ценным уроком для меня.

Как ни странно, за этот период внешне я не поменялась, не считая фиолетовых волос и пирсинга в языке, но внутреннее состояние пошатнулось и свалилось по виражам.

У меня есть человек, который любит и заботиться обо мне, но из-за болезненного расставания я не верю в его любовь, я теперь вообще в любовь не верю, и меня это даже радует. Нет надежды, а значит, нет боли.

С сегодняшнего дня я начинаю диету и буду каждый день записывать отчёты, чтобы не срываться. В добавок ко всему, мотивирует скорая поездка в Одессу, в которой я хочу быть просто неотразима...

[benirium]

[Наследники II]

[The Heirs II]

---

Глава 1: Сара Израм

Однако битва шла не по плану. Вопреки ожиданиям, защитники по-прежнему держались: они даже избавились от катапульты. У Антонии сложилось впечатление, что ими руководит человек с военным опытом. Она предложила выслать за бандитским главарем поисковую команду. Прервав долгое молчание, Деонус распорядился оставить всё как есть. Женщина недоумевала, почему тот безразличен к возможным жертвам среди его подчинённых. Особенно её возмутил факт, что полководец, как внезапно выяснилось, знал об отбытии Теневого Сокола на рассвете. Деонус даже забыл разозлиться в ответ на сомнения подопечной. В ту минуту его заботило лишь чтобы наемник увидел последствия и непременно откликнулся на вызов... нет, чтобы тот сам нашел его.

Антония стояла на своём: по её мнению, уже нанесённый ущерб должен был в полной мере взбесить врага. Тогда мужчина поинтересовался, появились ли погибшие. Офицер уже было облегчённо вздохнула, но тут полководец прибавил: «...с их стороны». Он намеревался убить стольких, сколько возможно, дабы преподать им урок. Тот, кто когда-то опозорил Никефоруса, — вовсе не Джин Эвернайт, а Карон Бендигейт. Но мужчина больше не различ��л этих двоих. Однако, будь Карон жив, он был бы немощным стариком, а вовсе не парнем вроде Джина. Юноша обладал тем, что уже утратил военачальник, — силой и молодостью. Словно Бендигейт отнял все это и передал новому Соколу.

Когда Антония вышла, полководец взял что-то со стола и примерил к собственной руке. Размер и правда совпадал. Предмет для него явно многое значил: ласково проведя по нему рукой, он бережно положил его на место. Закрыв глаза, Никефорус утонул в своем кресле, тихо бормоча: «Если бы только я мог всегда оставаться молодым и совершенным...» Покоившаяся на столе ветвь неожиданно встрепенулась.

*** Если проскакать полдня верхом из Дельфинада на восток, взору открывались поля Камахи — края, богатые зерновыми и злаковыми культурами. По тропинке, протянувшейся сквозь белые колосья, ехали двое. Джин слушал рассказ Джамалика о его прошлом визите сюда, когда та бабуля, Сара Израм, укрыла его от надвигавшегося урагана. Сегодня на горизонте тоже виднелись тяжёлые тучи, сулящие бурю. Посмотрев на небо, Джин произнёс: «Чарухарубом снял засов».

Кажется, от погоды зависело и настроение старушки — тогда она даже угостила Джамалика тарелкой овсянки. После трапезы выяснилось, что блюдо было приправлено блохами — правда, голодного странника это ни капельки не смутило. Эвернайт охотно верил во вкусовые качества подобного кулинарного изыска — ему не раз приходилось пробовать еду и похуже. Чего стоила «Оливковая птица» — деликатес, который едят со всеми потрохами. Или его тара с водой, в которой во время похода на занданийцев чудесным образом оказался конский навоз... Спутник не стал расспрашивать: он лишь отметил, что Политимос сильно изменился.

Завидев за пшеничным полем крышу здания, всадники подогнали лошадей. Это был низкий крепкий дом зажиточного фермера, сдающего участки местным землепашцам. Казалось, в таком доме могла расположиться целая община, но в прошлый раз Джамалик встретил тут лишь одну немолодую даму. Спешившись первым, он трижды постучал в дверь — вскоре со двора донёсся чей-то голос. Горбатый высокий силуэт, похожий на мужской, принадлежал седовласой женщине — впрочем, ещё лет десять назад она, вероятно, пользовалась популярностью у противоположного пола. Джин невольно вспомнил о матери: ей уже за сорок, и она по-прежнему неотразима. Он знал, каких усилий это стоило, но однажды и её красота поблекнет — сможет ли она это вынести? Старуха пристально осмотрела бандита с ног до головы, а затем резко повернулась и пригласила в дом.

Внутри было темно и прохладно. Женщина указала на самый приличный стул перед обеденным столом — Джин попытался вежливо отказаться, но та грубо настояла. Пока варился кофе, она продолжала внимательно изучать Эвернайта. Догадавшись, о чём могла думать хозяйка, он просто спокойно ждал. Парень предположил, что Сара приходилась наставнику сестрой или возлюбленной, возможно, даже женой. На её щеке он заметил тонкий шрам. Налив себе и гостям кофе, она достала небольшую коробку. Джамалик поспешил отпить из чашки прежде Джина — через силу сделав глоток, он закашлялся: на вкус точно яд. Бабушка пошутила: «Да, балбес! Скоро твои конечности посинеют и опухнут». Поначалу тоже поморщившись, Джин всё же распробовал напиток и посоветовал подчинённому повторить попытку. Тот вновь остался недоволен, и бабуля, рассмеявшись, угостила его пастилой с тростниковым сахаром. «Балбес» без колебаний забросил гостинец в рот и улыбнулся. По ходу беседы тон старой леди смягчился: Джамалику удалось разрядить обстановку. Но всех проблем он решить не мог, ведь Джин приехал ворошить прошлое Сары.

Задумавшись, он приметил у неё ещё один шрам, под подбородком, — видимо, кто-то метил в самое уязвимое место, но в последний момент ей удалось увернуться. Немного помешкав, он рассказал о зеленой книжице, признавшись, что пришёл от упомянутого в ней человека. Ранее Политимос изучал ораторское искусство, но сейчас, как назло, никак не мог подобрать правильных слов, хотя и ждал этой встречи лет десять. Юноша вытянул из-за пазухи скрученный кусок пергамента: на нём была изображена птица, расправившая крылья. Довольно детальный рисунок, если не считать отсутствия глаз, — словно птица парила в темноте... Нет, скорее это её тень.

Какое-то время Израм молча разглядывала картинку, а затем спросила, срисованный ли это эскиз. Достав со шкафа чернила, она окунула в них мизинец и тоже набросала два крыла в разные стороны, а затем протёрла их смоченным в кофе указательным пальцем. Рисунок потёк и превратился в кляксу — результат немного отличался от того, каким Джин помнил оригинал. Женщина не удивилась: увиденное им ранее — это Ирхо, а нарисованное ею — Теневой Сокол. По реакции собеседника она поняла, что тот не знает об Ирхо — свирепом и быстром чёрном хищнике, символе Ирхоника. Теневой Сокол подразумевает именно тень Ирхо. Она ухмыльнулась:

...Для обывателя это одно и то же. Изначально наш герой приехал из Ирхоника. Дельфинадцам его деревенское имя казалось странным, и те прозвали его Ирхо. Они не догадывались ни о значении слова, ни о местонахождении Ирхоника — так просто было удобнее. Но выходец с Севера, Герсандо, вместо этого стал называть его Теневым Соколом, и новое прозвище быстро прижилось.

Когда разбойник признался, что не знает Герсандо, Сара принесла шкатулку со швейными принадлежностями и раскопала среди них серебряную монетку. На той были выгравированы лилия, два крестика и чёрточка — знаки, отличавшие разменные монеты Герсандо для азартных игр. Естественно, игр не только на деньги, но и на жизнь. Она вручила жетончик наследнику.

Так кто была эта пожилая дама, Сара Израм, некогда жившая под одной крышей с хладнокровным убийцей? Она просила называть её просто Сарой — у неё никогда не было мужа с фамилией Израм. Это псевдоним или девичья фамилия? Многие девушки в Дельфинаде оставляют фамилию после замужества. Однако он не хотел совать нос не в своё дело. Заподозрив злой умысел в расспросах не в меру любопытного гостя, хозяйка заявила, что тот наверняка способен перейти к грубой силе. Услышав это, Эвернайт растерялся, и женщина, засмеявшись, схватила пергамент со стола. Казалось, она хотела его смять, но вместо этого неожиданно направила указательный палец к горлу юноши — под её ладонью пряталось миниатюрное острие. В свои немолодые годы она ждала от незнакомцев чего угодно, но только не любовных посланий. Ещё до того, как Сара договорила, Джамалик схватил её, скрутив руку — оружие, больше напоминавшее иглу, ударилось об пол. Вскочив с места, Сокол приказал ему остановиться — напарник сразу подчинился. Принц осмотрел пострадавшую, и перевёл взгляд на подданного — тот поспешил извиниться. Джин наказал Джамалику впредь действовать ещё быстрее.

Он попросил у старушки прощения за возникшее недоразумение: будучи неопытным, Сокол тоже ждал во всём подвоха, но теперь у него не осталось сомнений на её счет. Будь у той злой умысел, с такими рефлексами она бы непременно завершила атаку — значит, это было лишь испытание. И, похоже, экзамен он провалил. Словно в подтверждение, её губы задрожали, а рука потянулась за носовым платком. Посмотрев на южанина красными, полными слёз глазами, Израм проговорила: «Не похожи».

Наёмник объяснил, что он — не кровный преемник Карона, но через него учитель кое-что передал Саре. Подобрав её «стилет», Сокол с размаху метнул его — тот вонзился в деревянный пол, разрубив кофейное зёрнышко надвое. Старушка медленно подняла глаза на руки парня: уж не имеет ли он в виду, что Карон обучал его, незнакомого мальчишку? Джин пришёл сюда убедиться, действительно ли первый Теневой Сокол и его наставник — одно и то же лицо, ведь он знал того как иферийского гладиатора Беку. Теперь ясно: мужчина составил новое имя из двух частей старого. Израм забрала свое оружие и провела по нему кончиком пальца, предавшись воспоминаниям.

...Прошло около двадцати лет, на протяжении которых ей не раз хотелось расстаться с жизнью: Сара считала, что Карон жив и не возвращается. Было тяжело поверить в отсутствие вестей, но в его оправдание она выдумывала различные версии: к примеру, что тот болен и слишком слаб, чтобы писать письма. Оказалось, в это время возлюбленный обучал кого-то, а ей прислал лишь этот рисунок...

Услышав, как он погиб, Сара утёрла слёзы, взглянула на зарисовку и улыбнулась: концовка определённо в его стиле. А послание... если это какая-то загадка, то она не знала ответа — кажется, путники зря добирались сюда.

Сара Израм не намерена была продолжать разговор, ведь, невзирая на огромное количество врагов, Бендигейт ни с кем не обошёлся хуже, чем с ней. Вспылив, она упомянула некую «Клятву Ирхо». Лишь в день смерти Беки Джин впервые увидел татуировку птицы — похоже, учитель сделал её непосредственно перед боем. Одинокий воин желал, чтобы о его судьбе узнал конкретный человек. Поэтому, даже понимая, что это его совершенно не касается, юноша хотел разобраться в сути данной клятвы.

---

---

← Назад Дальше → { К Содержанию }