beatlelf-juvenilia

[beatlelf-juvenilia]

***

Мне было восемь, я упал с луны. Приют мне дали дикие слоны. Я до сих пор об этом вижу сны, Как мы толпою бродим по саванне. У них я научился не болеть, А срок пришел - так сразу умереть. Льву - царствовать, ослу - ревмя реветь, Слону и человеку - быть в нирване: Не суетиться, думать о большом, Щипать траву и воду пить неспешно, Гулять, купаться ночью нагишом. И сильным быть. И добрым быть конечно.

[beatlelf-juvenilia]

***

А ветер мне нужен совсем не попутный, а встречный, Чтоб стала я лёгкой и юной, а жизнь – бесконечной, А лучше ещё, чтоб туда меня ветром сносило, Где жизнь каждый день на руках меня, крошку, носила, Причём не одну, а с потрёпанным заспанным мишкой, Он был не тяжёлым, а я была вовсе худышкой, И жизнь была полной сюрпризов, и ей, вероятно, Носить на руках меня было легко и приятно.

[beatlelf-juvenilia]

***

Дерево машет крыльями, словно птица, Ветер ласкает ветку за голый локоть. Где это было видано – так влюбиться, Даже теперь не зная ещё, насколько. Город по небу водит луну за нитку, Нет неизбежней времени, чем вот это, Можно ещё уснуть со второй попытки, И, наконец, очнуться в другое лето. Даже прощанье – это, отчасти, встреча. Жизнь поступает с нами не зло, но мудро. Кто понимает это, стареет легче. Спи, у тебя случится другое утро. Там баобабы прячут траву от света, Кто-то надёжный ведает семенами, Там Антуан летит над своей планетой – И ничего плохого не будет с нами.

[beatlelf-juvenilia]

***

А кто-нибудь — проснется поутру, как яблоня — в неистовом цветенье, с одним сплошным, цветным стихотвореньем, с огромным стихтворением — во рту.

[beatlelf-juvenilia]

если верить Пушкину

Важен опыт невесёлый. Но, быть может, прав поэт: Горе – жизненная школа, Счастье – университет.

[beatlelf-juvenilia]

***

Нет, руки зимой не у тех горячей, Кто клал их в карман или грел у печей, А только у тех, А только у тех, Кто крепко сжимал обжигающий снег, И крепости строил на снежной горе, И снежную бабу лепил во дворе.

[beatlelf-juvenilia]

гербарий

С удивленьем гляжу на гербарий: Медуница с иваном-да-марьей, Лук гусиный с мышиным горохом, Мать-и-мачеха с чертополохом, Грустный ландыш с весёлою кашкой И фиалка с высокой ромашкой На одной расцветали опушке, И не знали они друг о дружке! Дождь осенний за окнами хлынул. Я сухие растения вынул, Положил на листы полукругом И цветы познакомил друг с другом.

[beatlelf-juvenilia]

гордость

Вот девчонка грибы собирает с отцом. Прохожу мимо них и гляжу молодцом, И молчу… А спросить мне не худо, Как мне выбраться нынче отсюда. Я листвою шуршу. Никуда не спешу. Сам дорогу найду. Никого не спрошу. Да и тем, что в лесу заблудился, Я ещё не совсем насладился.

[beatlelf-juvenilia]

упущенная возможность

А вдруг переселенье душ – Совсем уж не такая чушь, И некто в виде птицы киви Почувствует себя счастливей?

Исчезни вид, и в эту птицу Никто не перевоплотится.

[beatlelf-juvenilia]

***

О чём поют воробушки В последний день зимы? – Мы выжили, мы дожили, Мы живы, живы мы!

[beatlelf-juvenilia]

ода

Мало мне воздуха, мало мне хлеба, Льды, как сорочку, сорвать бы мне с плеч, В горло вобрать бы лучистое небо, Между двумя океанами лечь, Под ноги лечь у тебя на дороге Звёздной песчинкою в звёздный песок, Чтоб над тобою крылатые боги Перелетали с цветка на цветок. Ты бы могла появиться и раньше И приоткрыть мне твою высоту, Раньше могли бы твои великанши Книгу твою развернуть на лету, Раньше могла бы ты новое имя Мне подобрать на своём языке, – Вспыхнуть бы мне под стопами твоими И навсегда затеряться в песке. 

[beatlelf-juvenilia]

***

Любимая, все мостовые, Все улицы тебе принадлежат, Все милиционеры постовые У ног твоих, любимая, лежат. Они лежат цветами голубыми На городском, на таящем снегу. Любимая, я никакой любимой Сказать об этом больше не смогу.

[beatlelf-juvenilia]

начало зимы. 2

— Чтобы было, как я люблю, — я тебе говорю, — надо еще пройти декабрю, а после январю. Я люблю, чтобы был закат цвета ранней хурмы, и снег оскольчат и ноздреват — то есть распад зимы: время, когда ее псы смирны, волки почти кротки, и растлевающий дух весны душит ее полки. Где былая их правота, грозная белизна? Марширующая пята растаптывала, грузна, золотую гниль октября и черную — ноября, недвусмысленно говоря, что все уже не игра. Даже мнилось, что поделом белая ярость зим: глотки, может быть, подерем, но сердцем не возразим. Ну и где триумфальный треск, льдистый хрустальный лоск? Солнце над ним водружает крест, плавит его, как воск. Зло, пытавшее на излом, само себя перезлив, побеждается только злом, пытающим на разрыв, и уходящая правота вытеснится иной — одну провожает дрожь живота, другую чую спиной.

Я начал помнить себя как раз в паузе меж времен — время от нас отводило глаз, и этим я был пленен. Я люблю этот дряхлый смех, мокрого блеска резь. Умирающим не до тех, кто остается здесь. Время, шедшее на убой, вязкое, как цемент, было занято лишь собой, и я улучил момент. Жизнь, которую я застал, была кругом неправа — то ли улыбка, то ли оскал полуживого льва. Эти старческие черты, ручьистую болтовню, это отсутствие правоты я ни с чем не сравню.. Я наглотался отравы той из мутного хрусталя, я отравлен неправотой позднего февраля.

Но до этого — целый век темноты, мерзлоты. Если б мне любить этот снег, как его л��бишь ты — ты, ценящая стиль макабр, вскормленная зимой, возвращающаяся в декабрь, словно к себе домой, девочка со звездой во лбу, узница правоты! Даже странно, как я люблю все, что не любишь ты. Но покуда твой звездный час у меня на часах, выколачивает матрас метелица в небесах, и в четыре почти черно, и вовсе черно к пяти, и много, много еще чего должно произойти.

[beatlelf-juvenilia]

***

Мелодия становится цветком, Он распускается и осыпается, Он делается ветром и песком, Летящим на огонь весенним мотыльком, Ветвями ивы в воду опускается... Проходит тысяча мгновенных лет И перевоплощается мелодия В тяжелый взгляд, в сиянье эполет, В рейтузы, в ментик, в "Ваше благородие" В корнета гвардии - о, почему бы нет?.. Туман... Тамань... Пустыня внемлет Богу. - Как далеко до завтрашнего дня!.. И Лермонтов один выходит на дорогу, Серебряными шпорами звеня.

[beatlelf-juvenilia]

тринадцать строк

Как забитый ребёнок и хищный подросток, как теряющий разум старик, ты построена, родина сна и господства, и развитье твоё по законам сиротства, от страданья к насилию — миг, не длиннее, чем срок человеческой жизни... Накопленье обид родовых. Столько яду в тяжёлом твоём организме, что без горечи, точно, отвык даже слышать, не то чтобы думать о чём-то, кроме нескольких горечью схваченных книг, где ломается обруч, земля твоего горизонта, как паскалев тростник!

[beatlelf-juvenilia]

***

Я сладко изнемог от тишины и снов, От скуки медленной и песен неумелых, Мне любы петухи на полотенцах белых И копоть древняя суровых образов.

Под жаркий шорох мух проходит день за днем, Благочестивейшим исполненный смиреньем, Бормочет перепел под низким потолком, Да пахнет в праздники малиновым вареньем. А по ночам томит гусиный нежный пух, Лампада душная мучительно мигает, И, шею вытянув, протяжно запевает На полотенце вышитый петух. Так мне, о господи, ты скромный дал приют, Под кровом благостным, не знающим волненья, Где дни тяжелые, как с ложечки варенье, Густыми каплями текут, текут, текут.

[beatlelf-juvenilia]

***

Мне жалко что я не зверь, бегающий по синей дорожке, говорящий себе поверь, а другому себе подожди немножко, мы выйдем с собой погулять в лес для рассмотрения ничтожных листьев. Мне жалко что я не звезда, бегающая по небосводу, в поисках точного гнезда она находит себя и пустую земную воду, никто не слыхал чтобы звезда издавала скрип, ее назначение ободрять собственным молчанием рыб. Еще есть у меня претензия, что я не ковер, не гортензия. Мне жалко что я не крыша, распадающаяся постепенно, которую дождь размачивает, у которой смерть не мгновенна. Мне не нравится что я смертен, мне жалко что я неточен. Многим многим лучше, поверьте, частица дня единица ночи. Мне жалко что я не орел, перелетающий вершины и вершины, которому на ум взбрел человек, наблюдающий аршины. Мы сядем с тобою ветер на этот камушек смерти. Мне жалко что я не чаша, мне не нравится что я не жалость. Мне жалко что я не роща, которая листьями вооружалась. Мне трудно что я с минутами, меня они страшно запутали. Мне невероятно обидно что меня по-настоящему видно. Еще есть у меня претензия, что я не ковер, не гортензия. Мне страшно что я двигаюсь не так как жуки жуки, как бабочки и коляски и как жуки пауки. Мне страшно что я двигаюсь непохоже на червяка, червяк прорывает в земле норы, заводя с землей разговоры. Земля где твои дела, говорит ей холодный червяк, а земля распоряжаясь покойниками, может быть в ответ молчит, она знает что все не так Мне трудно что я с минутами, они меня страшно запутали. Мне страшно что я не трава трава, мне страшно что я не свеча. Мне страшно что я не свеча трава, на это я отвечал, и мигом качаются дерева. Мне страшно что я при взгляде на две одинаковые вещи не замечаю что они различны, что каждая живет однажды. Мне страшно что я при взгляде на две одинаковые вещи не вижу что они усердно стараются быть похожими. Я вижу искаженный мир, я слышу шепот заглушенных лир, и тут за кончик буквы взяв, я поднимаю слово шкаф, теперь я ставлю шкаф на место, он вещества крутое тесто Мне не нравится что я смертен, мне жалко что я не точен, многим многим лучше, поверьте, частица дня единица ночи Еще есть у меня претензия, что я не ковер, не гортензия. Мы выйдем с собой погулять в лес для рассмотрения ничтожных листьев, мне жалко что на этих листьях я не увижу незаметных слов, называющихся случай, называющихся бессмертие, называющихся вид основ Мне жалко что я не орел, перелетающий вершины и вершины, которому на ум взбрел человек, наблюдающий аршины. Мне страшно что все приходит в ветхость, и я по сравнению с этим не редкость. Мы сядем с тобою ветер на этот камушек смерти. Кругом как свеча возрастает трава, и мигом качаются дерева. Мне жалко что я семя, мне страшно что я не тучность. Червяк ползет за всеми, он несет однозвучность. Мне страшно что я неизвестность, мне жалко что я не огонь.