devotedlycraftyvoid-blog

[devotedlycraftyvoid-blog]

Увидела у кого-то в ленте дивную картину. Не удержалась от очередного баловства. С Наступающим!

[devotedlycraftyvoid-blog]

У меня пожизненно сложные отношения с туркой. Но подобно старым, вечно ссорящимся супругам, мы дня не можем друг без друга и обречены быть вместе до конца моих дней. Турке-то что сделается? Перейдет по наследству одному из родственников кофеманов, всё же медная, не хухры-мухры. Жаль, что родословная и достоинства не влияют на продолжительность моей никчёмной жизни. А, может, и к лучшему.

Да, про эту породистую сволочь, пока она не слышит. Если стоять над ней в ожидании той самой пенки (кофепьющие поняли, о чем я), гадина будет кобениться и намеренно придерживать результат. Всё от мозгов до кончиков пальцев зудится, а желудок кипит негодованием. Я бы уже сто тысяч утренних дел сделала вместо бессмысленного созерцания неподвижной кофейной глади, но кофе требуется немедленно и сперва. Сделать вид, что вовсе и не ждешь от неё больше ничего, хочет - кипит, хочет - бежит обгаживать плиту, не получается. Всё время косишься исподтишка, не покидая кухни, изображая хозяйственное рвение. Договариваться, как рекомендуют сплошь психологи и околоони, НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ! «Будь человеком, не плюй на в кои-то веки чистую плиту, тобой, между прочим, обос… Ну, в общем, не жалко меня, пожалей подругу. Я на секундочку только отвернусь, на шажок отойду. Веришь, очень надо. А люблю я только тебя». И что? Ничего! Вернее фигвам. Плюёт она на меня, коричневым таким, говё… короче, до меня не долетает, достаётся многострадальной плите.

Сегодня утром просила: «Ты просто предупреди, позови, что уже вот-вот, пора, я мигом всё-всё брошу и прилечу мухой, ласточкой, кем хочешь». Ну, вы меня поняли. И, скорее всего, от отчаяния мне пришло решение, инженерное – надо турку со свистком, чтоб только-только пенка собралась, она раз - и засвистит. Своей сказала, та позеленела от злости, но, похоже, струхнула. Я ей не озвучила, что таких пока не придумали, а из меня рационализатор, как из мыши слон. Пусть попереживает, глядишь, посговорчивее станет, хоть на время.

Впрочем, я ведь не одна такая, вдруг уже придумали. Пойду загуглю.

#voloxina_ru #ироничная_проза #юмор #турка_кофе #короткие_рассказы

[devotedlycraftyvoid-blog]

#усадебные_хроники #voloxina_ru #рассказы #рассказы_о_животных

[devotedlycraftyvoid-blog]

#аудиокниги #voloxina_ru

[devotedlycraftyvoid-blog]

#аудиокниги #voloxina_ru 

[devotedlycraftyvoid-blog]

#аудиокниги #voloxina_ru

[devotedlycraftyvoid-blog]

#аудиокниги #voloxina_ru

[devotedlycraftyvoid-blog]

И пронзила меня взглядом

        У Лены лицо Будды. Отстраненный взгляд был бы похож на созерцательный коровий, если бы не знаменитая «внутренняя улыбка Будды» — мышцы лица расслаблены и только уголки губ слегка тронуты улыбкой, не обращенной ни к кому.

Совсем недавно астролог Елена была толстой кадушкой, как её мать и сестра. Но те про свои габариты не заморачивались, а Ленка изводилась всеми возможными способами, чтобы похудеть, и взгляд имела голодный, озабоченный новыми диетами.

Сестра посмеивалась над ней, носила цыганские шали и серьги, разухабисто пила водку с мужиками, черный глаз её горел похотливо и озорно.

Их мамаша, тоже со взором горящим, только у неё огонь загорался строго на присутствие мужа. Оком обиженным и злым она пыталась прожечь остатки его небогатого мясом туловища насквозь, поскольку, получалось всего лишь до середины — до язвы желуд��а, старалась дожать голосом. Голосом выходило лучше, от его пиляще — режущего тембра язва опустилась в двенадцатиперстную кишку.

Астрологиня водку не пила, супруга не пилила по причине отсутствия оного, с мужиками была очень даже не прочь, но отталкивала их своим комплексом неполноценности.

— Вот похудею, — мечтала она, — тогда снова отдамся. Снова, потому что «сперва» уже было, и от него родилась дочка.

— Тогда придется еще раз через дефлорацию пройти, — язвила я.

— Почему? — вопрошала доверчивая Ленка.

— Зарастет все или вовсе не пригодится.

— Что, никаких шансов?

— На мужиков?

— На похудение.

— О, Господи!— взвыла я и отвела её к очень хорошему психологу. Он Ленкиных тараканов вывел, и она обрела теперешний взгляд и вид. Тело и суета убавились, добавились улыбка Будды и русалочий голос, придающие владелице неотразимый шарм.

Её умение перестраиваться, брать нужное удивляло меня, привыкшую к упорным неврастеникам.

— Давай я тебе гороскоп сделаю, — выпевает она своим новым голосом.

— Зачем?

— Ну, какая ты! Всем интересно, а тебе нет.

Я не хочу дискутировать, к тому же любопытно, за что ей клиенты долларами платят.

— Ладно! Валяй, — разрешаю я.

Минут сорок она возится в компьютере со всякими диаграммами, потом читает результат. В процессе озвучивания судьбы, глазики мои приобретают отсутствующее Еленино выражение. По прогнозам подруги, для удачи и благополучия мне нужно встретить Новый год на далеких теплых островах или, на худой конец, во Владивостоке, но непременно там, куда Макар телят не гонял. Лучше всего, вместо моей писанины и возни с психами, заниматься молекулярной биологией и много еще чего, в том же духе.

— И вот за это 200 баксов?

— Ну, не только. Вот, Луна у тебя в … (каком-то) доме, а Сатурн…

— Стоп! Ты мне лучше скажи, то, которое ты прочитала, оно так и будет?

— Почему будет? Как захочешь, так и будет.

— А что ж ты мне голову морочишь битый час?

— Интересно же, а с клиентов еще и прибыль.

Лицо её озаряет другая улыбка - лукавая.

— Слушай, я тебе шаль подарю. В крайнем случае, стащу у твоей сестрицы.

С той поры, как подруженька перестала худеть, она превратилась в милейшего человека. Думаю, можно было бы её клонировать в случае всемирной катастрофы. Не стало бы завистливо-презрительных взглядов толстушек, провожающих каждую стройную женскую фигуру; истерично блестящих глаз, озабоченных своими обидами, фригидных дур; злобных зырков исподлобья вечно правых, мешкообразных теток, носящих до самой смерти в торбах своих тел обиды, отчаяние, разочарование, страх. Идешь по улице, а навстречу сплошь просветленные - смешливые, счастливые, веселые, радостные ЖЕНЩИНЫ.

Теперь ясно, зачем клонирование придумали?

Из сборника Н. Волохиной «Картинки с выставки».

https://www.litres.ru/natalya-volohina/

#ироничные_рассказы #voloxina_ru #социальная_сатира #рассказы_о_жизни

[devotedlycraftyvoid-blog]

��росто пирог с черникой

– Пирог я испекла твой любимый, черничный,– обрадовала Марковна, протискиваясь мимо меня на кухню с кучей свертков.

– Сегодня праздник какой-то?– поинтересовалась я.

– Чего его дожидаться? Некоторые могут и не дожить. Себя, конечно, имею в виду.

Я накрывала на стол, поглядывая на непривычно тихую старушку.

– По какому поводу у оптимистки настроение мрачное?

– Фильм смотрела о первобытных людях. И вот, знаешь, что подумала?

Вопрос ответа не требовал, а из опыта я знала, лучше Марковну не перебивать.

– Почему люди обижают друг друга? Ну, были дикие, как обезьяны, дрались за еду, укрытие, за баб. А сейчас всего вволю – голодным точно не останешься, хоть корку на мусорку да подбросят; бабы сами, тьфу, срамота, так и норовят в штаны к мужику залезть; и крыша над головой не у всех под теплотрассой. Чего людям не хватает? Даже обезьяны человечней друг к другу относятся.

Я фыркнула, не удержалась.

– Чего смеешься? Сама по телеку видела, на канале «Планета животных». Самки поделены по их порядку, еды хватает, так они мирно себя и ведут, еще и помогают друг другу. А люди?!

Земли-то вокруг сколько! Живи – не хочу. Нет, всё делят, хапают, будто у гроба багажник есть. Да что говорить, некоторые богатые злее бедных. Разве может человек жить в трех домах, надеть сто костюмов, съесть ведро супу? Чего надо им?

– Власть,– отвечаю я, расправляясь со вторым куском пирога.– Владеть людьми, как предметами,  именуемыми материальными ценностями. Чем меньше их у человечка, тем легче им завладеть. Чтоб у тебя просил, покупал, да еще на тебя и работал, а на заработанные денежки снова у тебя покупал хлеб и водку для залития неудовлетворенности от не владения.

Ой, Марковна, у нас прямо сегодня марксистский кружок. Так, глядишь, и до утопических проектов дойдем. А пирог – прелесть, вкуснятина! Чего сами не кушаете?  

Анна Марковна поковыряла вилкой кусочек пирога и вдруг заинтересовалась: «Что значит – утопических? Совсем безнадежных?»

– В некотором смысле, да. Вы, все же, ешьте. Одной мне с пирогом не справиться. Да и треснуть могу. Утопическ��й – это когда всем всего хватает, живут они счастливо и, как вы говорите, друг друга не обижают.

– Хорошо бы было. А где-нибудь есть такое?– заволновалась соседка.

– За все время существования человечества, сколькие ни мечтали, не смогли устроить счастливую жизнь беззлобных людей.

– Что ж мы, безнадежные, значит? Хуже обезьян?

– Не такие уж и безнадежные, раз об этом думаем и говорим, а главное – пирогами черничными друг друга угощаем безо всякого повода.

– Это я после кино расстроилась. А потом думаю, дай, хоть что-то приятное сделаю хорошему человеку.

– Вот именно – просто так человеку приятное. Золото вы моё, Анна Марковна, душа – человек.

Из сборника Н. Волохиной «Записки душеведа. Беседы с Анной Марковной» https://www.litres.ru/natalya-volohina/zapiski-dusheveda/

#возрастная_психология #юмористическая_проза #проблемы_современности #voloxina_ru #популярная_психология

[devotedlycraftyvoid-blog]

Кто сказал, чтоб земля умерла?!

Ну, что, ребята! Лето так и не наступает. Одна надежда, что земля не умерла, а как обещал Высоцкий, затаилась на время. «Ведь земля – это наша душа. Сапогами не вытоптать душу!» Даже сумасшедшим диктаторам, упивающимся властью, кровью, беспредельны��и возможностями. Даже им, «тараканищам усатым», чтобы им провалиться, проклятым, не отнять у нас живой жизни земли матери. Страшна она в гневе, пытающаяся вылечить человека от зла природными катаклизмами. К сожалению, отмороженным психопатам не страшно. Остается только нормальным их остановить, пока природа не решила вопрос радикально, очистив землю от всеистребляющего человечества. Жаль, нормальных мало, да им ещё и страшно. «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков».

Для нервных грамотных – заголовок не цитата.

#voloxina_ru

[devotedlycraftyvoid-blog]

Из жизни одуревшей

Цветущая жимолость и черёмуха одурительно пахнут. Отчего все усадебные жители, включая домашних животных, ходят обалдевшие и дуркуют самым неожиданным образом. Месячная козочка на грозное рычание взрослого пса встает на дыбы и наскоком угрожает обескураженному дворовому главнюку. Куры пытаются гильотинироваться, дотягиваясь через сетку птичника до свеженьких листочков лилий на клумбе. Хозяин кроличьего гарема и отец всех местных крольчат игнорирует зерно и траву, тоскуя о страстных встречах с любимыми. Люди мечутся от теплицы к грядкам и клумбам, от деревьев к пашне, от выпаса к сараю.

И это ещё черёмуха только приготовилась, белеет несколькими распустившимися кистями, а что будет, когда выпалит из всех орудий? К ней присоединятся сирень, садовые деревья, и, не выдержав ароматной канонады, заорут в лунную ночь соловьи. Что остается человекам? Присоединиться к неистовым концертам буйных пичужек? Кстати, лягушки так и сделают. Вот только чуть потеплеет. Холодная весна не дает им открыть концертный сезон. На днях нечаянно выкопала на клумбе садовую жабу. Она никак не отреагировала на хамское обращение. По-моему, даже не проснулась. А вот утки на речушке в дальнем конце участка уже давно бойко перекликаются и выводят брачные песни.

Я периодически замираю, вдыхаю блаженно пьянящий запах и прикрываю глаза подобно курильщику опиума, упивающемуся наслаждением первой затяжки. Жива.

#усадебные_хроники #жизнь_за_городом #voloxina_ru #усадьба_последней_мечты #экология_человека #из_города_в_деревню

https://www.litres.ru/natalya-volohina/usadba-posledney-mechty/

[devotedlycraftyvoid-blog]

Однажды, когда моя бабушка был еще только мамой, сидела за печкой в доме мужевой тетки и баюкала младшего сына. Бывает, пока ляльку качаешь, сама задремлешь, и не то сон, не то явь — морок. Морок и случился. Что-то мягкое коснулось ноги, думала кошка, хотела прогнать, да «кыш» в горле застрял. На ноге у неё сидело маленькое, мохнатое существо и молча смотрело прямо в глаза. Хотела перекреститься, да руки дитем заняты, собралась помолиться или «почурать»: «Чур, меня!», — но губы сами выговорили неизвестно откуда пришедшее: «К худу или к добру?». «И к худу, и к добру», — ответил домовой и сгинул. Так и сбылось. К добру — достроились скоро, новоселье отпраздновали, а к худу — дед из дому ушел к любовнице и бабушку хватил паралич.

Арина, та самая дедова тетка, говорила, что её домовой буйный, как она сама. Действительно, боевая была бабка. Прожила до ста лет, ни дня из которых нигде не работала.

— Ты, баба Оря, кем работала? — спрашивал шустрый правнук Колька.

— Зачем меня срамишь? Что бы я у кого-то служила?!

Советский Колька не понимал, что значит «служила» и как можно не работать.

— А что ж ты делала? — недоумевал он.

— Что женщине положено — домом, детьми занималась.

— А деньги где брала? — продолжал напирать правнук.

— Муж для чего нужен? Семью содержать.

— А он кем работал?

— Так — писаришка пиздяной.

— Это что за профессия такая? — пропускал Колек мимо ушей бранное слово.

— Бухгалтер, значит. Бухгалтером главным служил в конторе зернозаготовительной.

Про мужа лучше было не спрашивать. Арина серчала и крепких словечек для «этого сучёнка из подворотни» не жалела. Сестры Анна и Арина были девицы происхождения опасного, но благодаря сообразительности, а главное, красоте, вышли замуж удачно и дальше Казахстана их не выслали, живы остались. Имелся, правда, у Ариши маленький недостаток, один глаз слегка косил, но поклонники находили особый шарм в ��едьмаческой косине. Главный бухгалтер, не помню, на каком году их длительного брака, устав, не то от буйного нрава жены, не то от её многочисленных поклонников, ушел к тихой кассирше — толстой, мягкой и уютной. Прощения отныне, присно и во веки веков он от Арины не получил. Случилось, что кассирша умерла, и немолодой дядька тоже преставился, а хоронить некому. Пришли к Бабе Оре.

— Везите, — решительно сказала она.

Пришедшие проститься дети и внуки, обмерли. Писаришка был обряжен мстительной супругой в старые, пузырившиеся на коленках тренировочные штаны, застиранную клетчатую рубаху и домашние стоптанные тапочки. Никакими силами не смогли уговорить её переодеть мужа. Когда катафалк медленно и чинно тронулся с места, бабушка решительно потребовала у ошарашенного шофера: «Быстрей давай! Так скоро, как можешь». Не менее изумленные гаишники не тормознули ритуальную машину, и последний путь покойник проделал с ветерком, только вывалился разок, а так ничего — живенько. Живенько и закопали, так, что никто ни заплакать, ни горсть земли бросить на могилу не успел.

Дома ждал традиционный поминальный стол. Смущенные родственники молча выпивали и закусывали, думая, как бы потихоньку испариться. Но потихоньку не получилось. После третьей рюмки Арина приказала приглашенному гармонисту играть, а всем петь, и первая запела. Народ засмущался, но подхватил. На этом пункте план мести полностью исполнился, но помилование изменнику не было даровано до конца её дней. Как до конца дней пила она свою наливочку, сама справлялась по хозяйству. Вскрытие показало, что легкие её давно разложились, и совершенно непонятно, чем она дышала столько времени, почему ни разу не кашлянула и не пожаловалась на боль или недомогание. И какой после этого мог быть домовой в доме бабушки Ори, и что хорошего можно было ждать от его предсказаний?

В доме моей бабушки Даши «хозяин» был нравом в хозяйку — обстоятельный, спокойный. Без нужды не беспокоил, за всем присматривал.

Дом отчима помнил много страшного, хранил семейные тайны, приоткрывая неожиданно, через разные знаки, маленькую щелочку в прошлое или будущее. Домовой был старый, задерганный. К посторонним относился недоверч��во, иногда предвзято. Помнил, наверное, ночной визит непрошенных гостей, когда уводили ни в чем неповинного старшего хозяина. Тот служил управляющим государственного банка, соответственно должности - коммунист. Служащая одна, молодая девица, вступила с кем-то в случайную связь до замужества и забеременела. «Связной» жениться не пожелал, и она свела счеты с молодой, незадавшейся жизнью. Всё бы ничего, но была она комсомолкой, и деду, как старшему партийному товарищу, вменялось следить за её моральным обликом, соответственно, за интимными отношениями. Умер от сердечного приступа в тюрьме. Всё, как у всех. А у бабушки на руках три студента — отчим, его старший брат и младшая сестра. Пока оставалось что продать, справлялась, потом устроилась работать на мясокомбинат и выносила под одеждой мясо. Продавала, деньги посылала детям, сама голодала. Умерла от «заворота кишок», наевшись после долгой голодухи жареного, краденого ливера.

Недоверчивость духа иногда была чрезмерной и доставляла море хлопот. Как - то раз осталась у нас ночевать двоюродная сестра отчима, Надежда. Спать легла со мной, в проходной комнате. Едва заснули раздался Надин заполошный крик. Прибежали родители, свет включили. На все вопросы отвечала одно:

— Душит, душит!

Кое-как угомонилась, но только погасили свет, снова завопила:

— Рядом садится, задушит.

Так повторялось несколько раз. Наконец, и я его увидела. Он действительно присаживался на край нашей постели и нависал над Надеждой. Отец, чтобы успокоить сестренку, спросил меня, вижу ли я кого-нибудь. Не знаю, поверил он мне или решил, что я поверила в страхи тетки, только собрался и отправился пешком, ночью, провожать её до дома. Некоторое время у впечатлительной Надежды были расстроены нервы, за проделки нашего домового отдувался её ни в чем не повинный кот, неосторожно сверкнувший из темноты зеленым глазом.

Смерть «хозяин» хорошо чувствовал. Никогда не боялась оставаться одна в огромном доме, но однажды летом сильно он меня испугал. Случилось наводнение, вода стояла поверх пола. Я была у дедов, родители у кого-то из знакомых. В один из летних дней неясная тревога погнала домой, несмотря на бабушкины уговоры остаться. Я знала — все на работе, но что-то упорно толкало к пустому дому. Ключа почему-то на обычном месте не оказалось, на двери висел знакомый замок. Все было ясно заранее. Не могу объяснить, зачем я стала заглядывать в окна, может, убедиться, что вода сошла. Почему-то стало страшно. Я не боялась увидеть кого-то или что-то в запертом доме, но необъяснимый страх обжигал горло и сжимал тело. Вода сошла, все было на местах, как обычно, только в той самой, проходной комнате, стоял незнакомый красный ящик, вернее два, один посредине, другой у стены, на попа. Ужас облепил меня липкой, холодной глиной. Хотя, что испугало понять и потом объяснить бабушке не могла. Отпрянула, решив, что обман зрения, переборов себя, заглян��ла еще раз. Ящики были на месте. Так быстро я не бегала даже в «казаках – разбойниках». Все разъяснилось через день, когда пришла мама. Черная, осунувшаяся, качалась тихонько из стороны в сторону и подвывала неожиданно низким голосом. Спустя некоторое время смогла выговорить страшное — мой младший брат, простудившись во время наводнения, умер от пневмонии. Это были первые похороны в моей жизни. Тогда и узнала, что красные ящики — гроб и его крышка. Стояли они там, где я их увидела через окно. Но в ТОТ день мой братик был еще жив!

В маму домовой, как и отчим, влюбился с первого взгляда. Когда муж уходил на дежурство, нахально укладываться к жене в постель. Она просыпалась от лохматого прикосновения или утром изумленно обнаруживала себя без нижнего белья. За мной присматривал по-родственному. Будил постукиванием или маминым голосом, если пора в школу или на молочную кухню за кефиром для сестры. Оберегал нас от лихих людей, бродивших возле дома в ночи. Был случай, не дал маме закрыть ставни — «забыла». А ночью, услышав, что кто-то ходит под окнами, включила свет. Стало видно — в доме шаром покати, на кровати, как на ладони, женщина с тремя ребятишками. Ушли.

Семья переехала в новую квартиру, домового взяли с собой. Он поселился под маминой кроватью, где тихонько постукивал, как наш дед в столярке. Привычно будил меня вовремя. Если что-то не нравилось в доме, грохотал на кухне сковородками и кастрюлями так, что иногда приходилось проверять — не забрался ли кто. Еще пару раз он переезжал с мамой, а потом исчез, видно, у них тоже есть свой срок службы. Может, на пенсию выш��л.

Мой домовой похож на старшего сына, только разумней. Прекрасный, покладистый характер, жизнелюбивый, веселый, тактичный. Коротает со мной время в бессонницу, толкает под локоть, когда в писанине застряну, веселит разными неожиданностями, если загрущу, хранит от несчастья. Спасибо ему. Ах, если бы люди также истово исполняли свой долг, свое предназначение, как домовые!..

Из книги Н. Волохиной «На том берегу» https://www.litres.ru/natalya-volohina/

#современная_проза #voloxina_ru #книги_натальи_волохиной #рассказы_о_жизни #бытовая_проза #домовой

[devotedlycraftyvoid-blog]

Волей судьбы я попала в Грезалию, мир магии, эльфов, драконов… и монстров. Справиться с чудовищами, защитить от них способны лишь Ночные охотники. В их крови течет особая сила, которой теперь обладаю и я. И мне предстоит сделать нелегкий выбор: попробовать вернуться домой или остаться здесь ради приключений, новых друзей и любви охотника, на котором лежит смертельно опасное проклятие…

#слушать_фэнтези #voloxina_ru #аудиокниги #попаданцы #любовное_фэнтези #магические_миры #читает_наталья_волохина

https://www.litres.ru/irina-gofman/vse-chto-ya-iskala-67599177/

[devotedlycraftyvoid-blog]

Лечение ностальгии

Встреча с родным городом напоминала свидание с постаревшей подругой лет через сорок после детства.  И не узнала сразу под слоем белил, румян, ярких теней, комками туши, татуированными бровями, силиконовыми губами. Только взгляд, да голос напомнили ту самую, лучшую подругу. А умыть, останется тетка с набрякшими веками, мешками под глазами, обвисшими брылями и куриной гузкой вместо рта.

Вот и сталинки, хрущёвки, брежневки, приукрашенные вывесками, плиточными крылечками с никелированными перилами, поддельной роскошью витрин, как ни тужились, не могли скрыть тело из состарившегося силикатного кирпича, серых бетонных панелей. Только исторический, как всегда ухоженный центр, обрадовал неизменно шикарными купеческими добротными домами из красного кирпича. Не смотри, что за двести перевалило – всё красавцы.

Именно здесь появилось ощущение, что сейчас встречу знакомых. К музею спешит Инна, вечно опаздывающая на работу. Возле магазина «Подарки» вальяжный Славка неспешно направляется к своему подъезду, у него тут кооперативная квартира. Около центральной аптеки столкнусь с Герой. Он рядом служит, в проектной конторе. С Герой теперь встретимся только в следующей жизни, и не только с ним. Слишком многие переехали в другое измерение. Нет никого, одни воспоминания.

Всматриваюсь в лица встречных, в основном азиатские. Вдруг один из прохожих здоровается. Автоматически киваю. Точно его не знаю. Может, перепутал с кем-то. Подозреваю, что для аборигенов мы все на одно лицо, как и они для нас. Мелькнет что-то знакомое в чертах, здороваются, чтобы не сочли неучтивым. Через несколько дней я стала поступать также.

Конец улицы упирается в драматический театр. Два бронзовых колосса в национальной одежде угрожают пиками всем жаждущим искусства. Не знаю, кто кого и что украшает или портит – богатыри типовое здание советской архитектуры или оно его. Стараюсь думать о другом. Воспоминания. Смешные, печальные. Печальные, всё о том же, об ушедших друзьях. У актёров болезни две – сердце и водка. Калейдоскоп лиц, обрывки событий.

- Я не пяный!

- Как же не пьяный, язык заплетается и ноги.

- Врешь, на сцене я ог-ог-гурцом, значит, не пяный…

- Спой, милая!

- Не уезжай ты, мой голубчик!

- Что ж она так воет?

- Погоди, сейчас ещё плясать начнут.

- А ну, ходи, шельмец! Ходи шибче, рубль подарю.

- И пляшут, как поют. Стыдоба! Ну, зачем мы сюда пришли!?

Ухожу от невыносимого блеска светоотражающих стекол, укрывших тайны храма искусства. Я знаю, что бетонная коробка закрывает шикарное здание бывшего Романовского училища. На фасаде красуется отреставрированная, заштукатуренная в советские годы надпись: «В память о 300 лет царствования дома Романовых». Как и прежде, в мою бытность, в здании механический техникум, именуемый сегодня импортным словом «колледж». Очень добротные кадры выпускал в свое время техникум. И потребность в них была – заводов оборонных десять штук в городе. Сейчас куда они их девают, выпускников.

Дальше телестудия – место работы друзей, моих подработок, встреч. Ско-о-олько разного тут случилось! Писали сценарии, спорили, делали передачи, обмывали успех. «Таточка, можно мне вас так называть? Что ты к нему прилипла, он же голубой? Мне ж с ним не сп��ть, говорить хочется. Нашла с кем говорить»,– разговоры после излияний. Напротив студийных ворот, в ста метрах, был вино-водочный. Делаем передачу на радио (центр теле-радио). Устали, застряли, сбегали, поддержали боевой дух портвешком, дело пошло. Где ты, друг Серега? Нынче правильный, трезвый, солидный. Не скучно?

Теперь мимо чебуречной (вкуснющие чебуреки были и вечно очередь  за ними) на Театральную улицу. Раньше на ней театр стоял. Здание ловкими манипуляциями местных чиновников и краеведов превратили в резиденцию мифологического героя Абылай-хана. Шикарно получилось. Еще одно старинное здание выжило благодаря местечковым национальным амбициям. Вот роддом, где я родилась. Магазин «Одежда», в котором изредка «выбрасывали» импортные тряпки (главное, удачно зайти). Аптека, куда я курсировала иногда по несколько раз в день через двор от бабушкиного подъезда. Старое здание педагогического института. Его окна светились с раннего утра. А я наблюдала из-за занавески, как по вытоптанным вкривь и вкось снежным тропинкам к парящей двери спешат нахохлившиеся студенты.

Всё! Больше прятаться невозможно. Поворачиваюсь и смотрю на окна бабушкиной квартиры. Рамы те же, даже форточка внизу одной створки осталась. Её дед специально сделал, чтобы все окно не открывать во время бабулиных сидячих «прогулок». Сколько раз после их ухода, пробегая мимо, я думала: «Надо к своим заскочить». Столько же ёкало сердце и горло перекрывал комок: «Их же нет!» Казалось, это наваждение. Стоит зайти в знакомый подъезд, позвонить в квартиру на первом этаже, справа, и далеко внутри прозвучит протяжное бабушкино: «Иду-у-у». Сегодня рискую – захожу в подъезд, стою у родной двери. Не поменяли надежную дубовую дверь на новомодную металлическую. Пахнет по-старому – сыростью и пылью. Я мысленно вижу дедов, отца, дядю, расположившихся за круглым столом в гостиной. Стоит только позвонить и… За дверью раздаются незнакомые голоса, и я сбегаю.

Несколько лет назад я позвонила и вошла. Дом был полон знакомыми, но чужими людьми. Мы всегда были и останемся друг для друга чужими – я и вторая жена моего отца, их дети. Отца не было. Я по наитию пришла на его поминки, на девятый день после похорон. Больше в дом не входила. Часто спрашиваю себя: «Как так случилось, что последние дни своей жизни бабушка провела с нелюбимой снохой?» Самой незанятой, сердобольной и озабоченной квартирным вопросом оказалась она. Лучше не думать об этом. Пусть для меня в квартире останется детство, счастливые родные люди, мир, в который можно заглянуть, не открывая дверь.

Иду пешком к старому дедовскому дому. До квартиры был дом на улице Горького, пятьдесят, куда меня привезли из роддома на Театральной. В нём я пешком под стол ходила. Боясь увидеть развалюху, с облегчением и удивлением обнаруживаю хорошо сохранившийся большой, добротный деревянный дом. Умел дед строить. И ворота те самые – крепкие доски, набранные солнышком. Деда нет, а дома его стоят. Сажусь на скамейку под окнами. Авось не прогонят. А может, нет никого дома, рабочий день. Книжек я много умных прочитала. Скептически отношусь к своему книжному и жизненному опыту. Но здесь ощущаю приток сил. Есть такие понятия – сила рода, родовое пространство. В книгах понятия, здесь – реальная сила, поток. Даже воспоминания кажутся сейчас лишними. Просто хорошо. Сижу и наполняюсь.

Всё! Можно уезжать. Свидание состоялось.  

#современная_проза #voloxina_ru #рассказы_из_жизни #что_почитать #книги_натальи_волохиной