gchkn

[gchkn]

Мне подарили две огромные бутылки сиропа для кофе и огромный красный вельветовый пиджак — отличное настроение для нового года, вам не кажется? У меня есть, о чём вам рассказать — о Надии Мурад, о "Фотосинтезе" и "Авиаторе", но сегодня такое хрустальное зимнее утро, что мне хочется познакомить вас с Alice Kristiansen.  Я никогда в жизни не слушала девушек, которые делают каверы, да и вообще, знаете ли, рассказывать о музыке — дело такое неблагодарное, но... но голос Элис прозвучал в видео о Языке Тролля, а вы же знаете мои слабости. Я могу слушать её беспрерывно, и именно слушать: смотреть в стену, ничего не делать и вслушиваться в то, как через меня проходит её голос. Я слушала её только на YouTube, но только что нашла её сайт, и оказывается, у этой светлой малышки уже есть свой альбом, и знаете что? Я только что купила свой первый в жизни альбом за ₽10. Nice deal, eh?

UPD: Нет, слушайте всё-таки на Youtube. На остальных платформах музыка обработана и теряет хрустальность.

Youtube Web Видео о Языке Тролля, после которого я поехала на Язык Тролля (нет, я никогда не перестану говорить об этом, потому что, чёрт меня дери, это было лучшее, что я сделала за эти двадцать два)

[gchkn]

Концерт уже начался

Концерт уже начался. Пробираюсь между креслами в темноте: худая, очкастая, длинноволосая. Сажусь рядом с мамой и касаюсь лбом её плеча, мол, привет. Долго вожусь с сумкой, близоруко щурясь на сцену, вытираю руки влажными салфетками. Во рту привкус малинового кофе, которого мне не хотелось. Так и вижу: полосатый праздничный стаканчик Старбакса летит в мусорное ведро касс Государственного кремлёвского дворца. Это совершенно вопиющая расточительность, но мне сейчас не хочется об этом думать. В этот момент я почему-то отчётливо вижу себя со стороны. Во-первых, я ужасно похудела. В широких полосатых штанах из тяжёлой, тёмно-серой ткани талия моя кажется совсем девичьей. Во-вторых, я подстриглась и теперь кажусь себе взрослее. Я бежала сюда, как всегда, опаздывая, как всегда, в расстёгнутом пальто и без шапки, потому что застёгивать пальто и надевать шапку — так долго и заставит замедлить шаг, и смотрела на себя. Вот маленькая юная магистрантка. Говорит по-английски и по-шведски, носит глупый псевдоним и постоянно хочет на Север. Говорит "позвольте" и "благодарю". Прежде, чем обратиться к мальчикам из Росгвардии на входе в Кремль, загорается улыбкой и любуется ими: высокие, статные, краснощёкие с мороза, в серой форме с погонами как гордые весёлые птицы. Не ходит, а бегает, так, что обувь и одежда сзади всегда заляпаны бурой зимней грязью. Поднимает телефон, снимает блокировку, смотрит на экран и выключает снова. Без конца пишет списки и составляет таблицы. Много хочет. Много думает о большом. Не может расправиться с прошлым: кажется, вот-вот, почти выбралась на берег, а потом снова — плюх — и окунается. Учит детей; объясняет грамматику со страстью, широкими жестами, так, что потом приходится делать шумный выдох и пить воду. Упрямо пытается избавиться от лишнего. По вечерам медитирует с открытым окном, сложив ладони чашечкой: чуть-чуть скосившаяся на левый бок фигура в белой футболке. Тратит деньги на кофе и таблетки; уже, признаться, ужасно устала быть всегда нездоровой, и от этого иногда гаснет и грустит. Всё время носит в голове норвежские фьорды, утренний Стамбул и ночной Париж. Всё время хочет куда-то поехать или забраться на какую-нибудь гору. 

Всё время считает, что делает недостаточно, хотя на самом деле — слишком много. 

В антракте спускаюсь по ковровым ступенькам вниз, в амфитеатр; ряд и место мне неизвестны, но я сразу вижу маленькую седую голову и кругленькие плечи в сером платке. Этот платок я ей подарила. Подходя к бабушке, чувствую, как на меня смотрят её соседки, и в глазах её, в том, как она улыбается и берёт меня за руки, вижу счастливую, радостную гордость. Сажусь рядом, целую её в макушку и, прикрыв глаза, позволяю себе отдаться чувству бесконечности момента. 

Новый год для меня наступает сейчас.

[gchkn]

Каждое утро смотрю, как детсадовцы под окнами копошатся в снегу, и вспоминаю изречение одной прекрасной женщины: если ты едешь в автобусе с кислым лицом, представь, как маленькие пёсели впервые кувыркаются в пушистом белом снежочке. И продолжай поездку с довольным лицом. Именно с таким сейчас расскажу вам, чего ещё было интересного.

"— Когда митинг ещё не разрешили, женщины тут даже ночевали. В первые две ночи лил проливной дождь, от холода пар изо рта шёл. А ведь накануне было тепло, многие пришли в блузках. Но они боялись, что если уйдут, то митинг разгонят. Женщина у нас неприкосновенна: её нельзя трогать, оскорблять. Из-за этого они остались, чтобы мужчин охранять. Даже старушки".

Этот текст мне прислали со словами "лучший текст, что я прочитал в этом семестре". Я с сомнением посмотрела на анонс — ингуши, Кавказ, не то чтобы моя любимая тема для чтения — но, чёрт подери

это лучшее!

Не пугайтесь: там не только про женщин. Но очень, очень хорошо. У автора удивительно приятный стиль, слово цепляется за слово, предложение за предложение, абзацы перетекают друг в друга, неразличимые, и текст будто льётся. А самое главное, что мне удалось найти вот эту картину: такая в ней сила, такая в ней древняя, благословенная красота, что я каждый раз немножко замираю, когда на неё смотрю. Захотелось даже немножко стать ингушской женщиной.

Вадим Каджаев, Воля предков

[gchkn]

Чуть-чуть по литературе. Бродский! Неожиданно, правда? Я по-прежнему растягиваю удовольствие и читаю его очень медленно (потому что пока не нашла поэта, который нравился бы мне не меньше; если вдруг есть кто на примете, посоветуйте). Так вот: «Меньше единицы» теперь тоже в списке прочитанного (внутри «Трофейное», «Полторы комнаты», «Набережная неисцелимых», «Путешествие в Стамбул» и  «Путеводитель по переименованному городу»). Это очень автобиографичная история, но то, как Иосиф говорит о Петербурге, заставляет мурашки бежать вдоль позвоночника.

«Двадцать километров Невы в черте города, разделяющиеся в самом центре на двадцать пять больших и малых рукавов, обеспечивают городу такое водяное зеркало, что нарциссизм становится неизбежным. Отражаемый ежесекундно тысячами квадратных метров текучей серебряной амальгамы, город словно бы постоянно фотографируем рекой, и отснятый метраж впадает в Финский залив, который солнечным днем выглядит как хранилище этих слепящих снимков».

«Как это нередко случается с человеком перед зеркалом, город начал впадать в зависимость от своего объемного отражения в литературе. Не то чтобы он недостаточно совершенствовался (хотя, конечно, недостаточно!), но с врожденной нервозностью нарциссиста, город впивался все более и более пристально в зеркало, проносимое русскими писателями, — перефразируя Стендаля, — сквозь улицы, дворы и убогие квартиры горожан. <...>  К середине 19 столетия отражаемый и отражение сливаются воедино: русская литература сравнялась с действительностью до такой степени, что когда теперь думаешь о Санкт-Петербурге, невозможно отличить выдуманное от доподлинно существовавшего. Современный гид покажет вам здание Третьего отделения, где судили Достоевского, но также и дом, где персонаж из Достоевского — Раскольников — зарубил старуху-процентщицу».

«Человек, рождённый в этом городе, нахаживает пешком, по крайней мере смолоду, не меньше, чем хороший бедуин».

«Или в разгар зимы, когда дворцы и особняки высятся над замерзшей рекой, как старые имперские вельможи, — в снеговых шалях и опушке, как в меховых шубах. Когда пурпурный шар заходящего январского солнца окрашивает их высокие венецианские окна жидким золотом, продрогший пешеход на мосту неожиданно видит то, что имел в виду Петр, воздвигая эти стены: гигантское зеркало одинокой планеты. И, выдыхая пар, он чувствует почти жалость к этим нагим колоннам в дорических прическах, замороженным, погруженным в этот безжалостный холод, в этот снег по колено».

Захотелось в Петербург, правда?

[gchkn]

[gchkn]

У меня из окна видно хвойный лес, и и сегодня он совсем серебряный и от солнца горит. Отличное утро, чтобы вернуться на канал, правда? Я ужасно прошу прощения: мы c Командой (кто ещё не знает, chamberproject.ru) готовили наше первое мероприятие. Примерно сутки я пыталась вернуть утраченную энергетику, но теперь со мной мой неизменный лавандовый кофе, свеча махагони, последний альбом Honne — и я готова рассказывать. Кстати, о кофе: вы наверняка не знали, что в Перекрёстке продают лаванду. Когда-то я обнаружила это, и теперь пью лавандовый кофе и лавандовый какао — в общем, добавляю хипстер-вайба, как могу. Из интересного. Если вам хочется узнать, как выглядит мой dream man — просто посмотрите на Хавьера Бардема в ноябрьском номере: мама, мне нравится мальчик, но ему 49 лет и он женат на Пенелопе Крус. Подумаешь…

«— Простите, мне сказали, что вас еще нет, — говорю я, а про себя думаю: «Меньше всего мне хотелось бы заставлять ждать мужика, прославившегося ролями хладнокровных убийц».

— Не важно. Садитесь. Едва ли это можно назвать удачным началом интервью. Разговорами о погоде заинтересовать его не удается, и в надежде растопить лед я спрашиваю, смотрел ли он игры сборной Испании на прошедшем ��емпионате мира. — Да, — бросает он без интереса, но потом продолжает: — Играли они отвратительно. Но вообще я не фанат футбола». 

В этом же номере впервые публикуют рассказ Брэдбери «Я, ракета». И он фантастический — во всех смыслах.

«Я изрыгнула шлейф огня, пыли и воздуха. Застегнутый на молнию по самый острый подбородок, капитан заулюлюкал, уютно устроившись в противоперегрузочном гамаке. Обливаясь потом, команда раскачивалась, подвешенная в своих гамаках. И тут я перестала быть просто металлом на солнцепеке. Я превратилась в певчую птицу чудовищных размеров. Может, кому-то моя песнь показалась бы неистовым грохотом, но для меня она была пением, громким и долгим». 

Декабрьский ещё интереснее! Мне супер понравилось интервью с Алексеем Венедиктовым.

«Мне говорят: «Ну как ты делаешь развлекательную передачу, когда Снегов голодает 140-й день? Когда Серебренников сидит? У меня нет ответа. Я делаю. Жизнь продолжается. Надо понимать, что зима будет долгой, как в «Игре престолов». Ну и что? Покупаем шубы или включаем обогреватели».

На сайте интервью, увы, нет. Бегите за номером!

[gchkn]

"...талант легко и хорошо работает на короткой дистанции, но если хочется написать большую — в смысле, длинную — книгу, нужно уметь выстраивать большие структуры, чтобы читатель не сорвался и не заскучал. И нужно уметь держать дыхание.

Упрощенно говоря, талантливый человек легко может написать короткую песню, но, чтобы написать симфонию, нужно держать в голове на порядки больше переменных.

Ну, или это как пробежать марафон. Человек со способностями к бегу наверняка неплохо пробежит стометровку, но чтобы пробежать 42 километра, нужен все-таки другой уровень подготовки".

— Владимир Гуриев

[gchkn]

"Я, кстати, видел несколько раз, как wannabe-писатели спрашивают, о чем написать, как придумать тему для рассказа и так далее. Я сейчас, наверное, кого-то обижу, но, мне кажется, если такой вопрос в голове у писателя возникает, то это очень жирный намек, что ему стоит в этой жизни заняться чем-то другим.

Если ты не знаешь, что сказать, промолчи, от мира не убудет.

Это как если бы Джон Леннон спрашивал на курсах музыкального мастерства, о чем именно ему стоит написать песню.

Но он не спрашивал, и когда ему хотелось написать песню про моржа, писал песню про моржа, хотя ни на одном из таких курсов, конечно, такое не посоветуют.

И она отличная".

—Владимир Гуриев 

[gchkn]

“С первым морозом приходит лёгкость. 

Этот снег ещё совсем жёсткий и летучий,  но этот воздух уже крепок и строг, он безапелляционно захватывает лёгкие, так, что становится колко, и избавляется от всего тёплого и загнившего, что тебя мучило. Теперь внутри свежо и чуть схвачено морозом для дисциплины. Ты сразу весь подбираешься, будто поставленный изнутри на этот спасительный ноябрьский каркас. Хочется долго идти вперёд и много смотреть на жёлтое солнце, затянутое холодным паром. Из производственных труб в бело-красных полосатых чулках идут густые молочные облака. Опавшие листья становятся бурыми, хрупкими, прячутся под траву и снег. Солнце печатает жёлтые пятна на бетонных углах и стенах, а в окнах веселится, подпрыгивает от холода, сверкает. Руки становятся красными и немеют даже в карманах. Да, первым морозом всё начинается заново“. 

Зайцы, если что, я почти полностью переползла в Телеграм t.me/gchkn и VK vk.com/gchkn, так что ловите там.

[gchkn]

[gchkn]

Ловите: свет, акрил и кварель. Прекрасная Эмили Джеффордс, которая захватила все мои рабочие столы. Ужасно хочется заказать себе одну из её работ в качестве рождественского подарка!..

emilyjeffords.com etsy.com/shop/EmilyJeffords

[gchkn]

[gchkn]

Pale Blue Dot Карла Сагана. Фотография Земли, сделанная с Вояджера-1 14 февраля 1990 года. 

[gchkn]

“Опросы общественного мнения свидетельствуют, что, на взгляд многих американцев, бюджет НАСА примерно равен оборонному бюджету. На самом же деле весь бюджет НАСА, включая беспилотные и пилотируемые миссии, а также аэронавтику, составляет примерно 5% от оборонного. Какие затраты на “оборонку” фактически начинают ослаблять государство? Если вообще закрыть НАСА, то позволяют ли высвобожденные средства решить проблемы США?”

— Карл Саган, Голубая точка

[gchkn]

[gchkn]

“...любой объект, температура которого выше абсолютного нуля (—273°С), испускает излучение в электромагнитном спектре, в том числе и в радиодиапазоне. Например, человек излучает радиоволны, фактическая или “яркостная” температура которых равно около 35°. Если бы вы находились в среде холоднее вашего тела, то чувствительный радиотелескоп смог бы уловить слабые радиоволны, которые вы испускаете во всех направлениях. Каждый из нас — источник радиопомех”. 

— Карл Саган, Голубая точка 

[gchkn]

“Как могло получиться, что практически ни одна из ведущих религий не заинтересовалась наукой и не пришла к выводу: “Ведь это лучше, чем мы думали! Вселенная гораздо громаднее, чем говорили наши пророки, грандиознее, тоньше, красивее. Должно быть, и Бог куда более велик, чем мы могли себе представить?” Вместо этого они заявляют “Нет, нет, нет! У нас есть наш маленький бог, мы хотим, чтобы он таким и оставался”. Религия, древняя или новая, которая акцентировала бы величие Вселенной, открывающееся современной науке, могла бы снискать такое великое благоговение, с которым не в силах была бы потягаться ни одна из совре��енных религий. Рано или поздно такая религия возникнет”. 

— Карл Саган, Голубая точка