Don't wanna be here? Send us removal request.
Text
Этим утром юный Солнце просыпался нехотя: слишком нежны были розовые подушки и голубое одеяло, а в белую перину хотелось провалиться.
– Пора.
Луна казался непреклонным. В отличие от всех расхожих домыслов, Солнце не был женат на Луне, да и в принципе Луна не имел никакого отношения к женскому гендеру. Он являлся солнечным соправителем и царил над миром по ночам, пока Солнце спит. К утру он и сам уже был бы счастлив утонуть в перине, одеяле и подушках, однако там нежилось слегка капризное, утреннее дитя.
Луна не особо любил эти пересечения, не совсем понимая (даже спустя столько лет), как правильно вести себя с венценосным ребëнком. Куда больше ему нравилось общество постаревшего Солнца: сохраняя в себе память о мужественных чертах, со скорее тëплым, чем пронзительным, светом в глазах, Солнце-старец передавал ему управление небом, иногда делясь тем, что видел и о чëм думал; интересовался мнением Луны и спешил отправиться в путь по Дороге Иной.
И лишь в самых редких, особых случаях Луна представал перед Солнцем молодым или зрелым, ослепительным и пылающим. Эти особые случаи касались, например, важных совещаний, на которых присутствовали также царица Неба и царь Земли, их отец, Пространство, и мать – Наполненность, без которой Пространство теряет весь смысл. Там встречались два времени, брат и сестра, близнецы, которых не только люди, но и боги порой путали. На тех совещаниях всегда были рады появлению Истины, но вместе с ней временами в залы проскальзывала и Тьма.
Никому, впрочем, не мешала. Опять же, вопреки расхожему мнению, здесь никто не считал Тьму чем-то злым и опасным, и без неё смысл также теряло многое, если не всë.
Однако люди, жившие внизу, всë равно видели в подобных встречах дурной знак. Впрочем, для них зачастую дурно всë, что выбивается из привычного уклада вещей.


0 notes
Text


не_философский дневник
его принято вести, обращаясь к себе на «ты» (от второго лица, идиот), желательно регулярно (то есть, не от случая к случаю, как ты это и делаешь).
но ты отвык вести дневники. в юности это казалось привычным: дневник на дайри — для пространных и глубоких (как тогда казалось) рассуждений; молескин — для иллюстрированных заметок (далеко не всегда удачных, но ты ведь не знал тогда цены вещам); блокноты, одновременно похожие на молескин и полностью от него отличные — для обрывочных мыслей, что рождались в течение дня. побольше и поменьше, самодельные и купленные или подаренные — ты вëл дневники лет с семи. только вообрази!
что-то лет десять назад пошло не по плану, словно перегрелся и отказался от выражения мыслей хоть где-либо — оставил их бродить в собственном мозгу.
написание работ на заданную тему выручает, но не слишком: ведь ты помнишь, что раньше не нуждался в теме — их было у тебя полно.
и ты продолжаешь заниматься бесплодными самокопаниями в надежде отыскать те потерянные ключи от двери, за которой, быть может, ещё живут в заключении твои летучие свободолюбивые мысли; ты всë ещё мнишь себя маленьким археологом, забывая о том, как сильно успел повзрослеть.
но иногда ты всë же отрываешь взгляд от своих мнимых глубин и видишь вещи, у которых никогда не было цены.
0 notes
Text

ты снова переживающий в одиночестве свою грусть ребëнок, сидящий, обхватив колени, на полу кладовки
ты всегда этот ребёнок
0 notes
Text


ты только сейчас задумался о причине, по которой это место, где ты остаëшься неузнанным, безымянным, до сих пор игнорировалось и не использовалось как, например, дневник?
редкие фотографии раз в столетие, старательное избегание языка
да брось ерундой маяться, пиши, что вздумается, говори с собой хоть где-нибудь и – и публикуй, конечно, фотокарточки, которые тебе нравятся
0 notes