Don't wanna be here? Send us removal request.
Text
Ошибка?

мне кажется, всё серьезное в этой жизни стоит начинать с какой-нибудь необдуманной глупости. ведь если ты достаточно хорошо обдумаешь что-то - возможно, стремясь избежать ошибки, от страха или от большого ума - не сделаешь вообще ничего.
возможно, жизнь, как таковая - вообще является одной большой ошибкой, а всё что в ней происходит - это просто разные формы и уменьшенные копии той самой Большой Ошибки. остается выяснить, существует ли в этом мире хоть что-нибудь, с определенной точки зрения не являющееся неправильным. или наоборот - всё настолько плохо, что даже хорошо. может быть в мире где всё есть ошибка и само понятие ошибки - ошибочно?
любое мнение зависит от точки отсчета, а человек, так уж вышло, всегда остаётся для самого себя центром мира, да что там мира - центром летящей или давно застывшей Вселенной.
возможно тогда, в Самом Начале, Бог и Дьявол стояли над Бесконечным Ничто и Бог говорил:
- прикинь, в общем я сейчас буду делать Бытие.
а Дьявол поворачивал голову и саркастически приподнимая брови спрашивал:
- чтооо? в смысле? зачем?
- ну, не знаю, это красиво, величественно и вообще прикольно.
- серьезно? чувак... нельзя создавать Бытие просто потому что это прикольно.
- и величественно.
- да ты подумай! как минимум, чтобы по-настоящему Создать что-нибудь, тебе надо будет делать это как бы отдельным от себя. иначе, оно итак уже есть. это во-первых. во-вторых: если ты там создашь живых существ, то чтобы обеспечить им уникальность - придется наделить их одиночеством. а поскольку они должны быть ограниченными (чтобы развиваться) - им нужно будет дать Смерть. пойми, если кто-то из них будет разумен - они же будут страдать, потом начнут сходить с ума и вообще слушать кальян-рэп. они же просто тебя проклянут.
- да ладно, ноешь как баба. все будет ок. я же их уже люблю, ну и там по ситуации буду контролировать немножко. только чтобы свободу воли не нарушать. в общем, придумаем что-нибудь.
- в смысле "придумаем что-нибудь"?
- ну придумаем. блин, какой ты нудный.
- я нудный? я зато не безответственный. я типа все просчитываю, тебе бы тоже не помешало.
- пфф. кайфолом.
- ты понимаешь что как бы тебе еще линейное время делать и всё это туда запихивать? у тебя хотя бы физические константы там будут работать?
- ну, я короче решил что фотон, он как бы будет менять полярность в зависимости... слушай, я не запариваюсь как ты. даст Бог котейку, даст и лужайку. все будет норм. короче, я делаю.
- ну ты и конченный...
- пошел нахер!
ну и вот. а теперь мы тут огребаем по полной за это всё, пока эти двое пытаются нами и за наш счет решить все эти принципиально неразрешимые вопросы. ну а поскольку это две Великие Сущности, то споры которые имеют нормальный логический конец с абсолютной истиной - им просто не интересны.
с другой стороны, может быть мы вообще существуем только пока они об этом спорят, мол - делать или не делать. вот прямо сейчас стоят над Ничто и спорят. только не словами, а нами и всем вообще. им-то что, для них и времени нет.
0 notes
Text

сегодня я вновь оказался преисполнен, нет, не самоуничижением, нет, не презрением к себе, даже не тоской.
усталостью. усталостью и горьким разочарованием. болезненной трезвостью. так бывает, когда в утреннем похмельном холоде вспоминаешь что творил предыдущей ночью. стыд и отчаянье, истекающие в пустоту.
переплетаясь как мысли, ветки мокрых ночных дорог звали пройти по ним, но в конце каждой был тупик. и в этом тупике стоял твой дом. чёрная высотка на фоне низкого неба в серых, дымных облаках, с единственным горящим окном. мы с тобой мы молчали глядя друг на друга в плотной, давящей тишине. такая тишина бывает после того как над говорящим смеялись, а потом со злостью попросили закрыть свой рот. понять где ошибся просто - достаточно вспомнить что было твоей настоящей целью. понять где ошибся просто - достаточно быть честным с самим собой. понять где ошибся просто - после того как ошибся. каждый раз, снова и снова - я убеждаюсь что слова и молчание обретают свой смысл только в определённое время, а не сами по себе. а я всегда спешу и поэтому всегда опаздываю.
каждый сам придумывает своё время, чтобы хоть на секунду забыть о статичной неизбежности в которой любое движение лишается смысла и гаснет в утреннем небе, сером как трезвость.
0 notes
Text

взгляд, холодный, как белый свет далекой звезды, однажды упадет на эти страницы. он оценит меня и вынесет приговор. подведет итог. безразлично и чисто механически оставит в памяти, признав не способным к дальнейшему развитию и движению. он узнает, но не по-любит. а это - самое страшное. он не будет взглядом Отца из стихотворения Бродского. нет, только льдом чужого разума, шарящего своими цепкими и скользкими щупальцами по моему оголенному сердцу.
так заканчиваются люди. в этом вполне достаточно от смерти - описанное, завершенное, достигнутое.
от потери интереса к другому, до самопотери внутри. синдром сбывшейся мечты, смеющейся беззубым ртом. ситуационная ценность вывернувшаяся полным обесцениванием всего. только бег за миражом, лунным бликом - по ключицам, по тонкой шее, выше, выше..
и в черной глубине твоих зрачков меня всегда встречает собственный взгляд.
0 notes
Text
объятий

ты с улыбкой и мельком произносишь фразу, которую говорил тебе твой бывший молодой человек, кажется, самый первый. говорил грубо и обидно. я помню, ты рассказывала. ты произносишь её как шутку. случайно или почти случайно. секунда, и она теряется в разговоре. словно волнение воды на секунду сложилось в комбинацию изгибов преломляющих свет, где-то на линии поверхностного натяжения. миг, и они исчезнут с новым колебанием, отзвуком прибоя. или, будто в пламени костра ты на мгновение видишь силуэт танцующей девушки, или чью-то ладонь. это пролитая в раковину краска от принтера, пятнами роршаха она отзывается в подсознании и исчезает, оставляя странный и почему-то глубокий, такой сложновыразимый след. это рисунок каплями воды на горящем камне. даже не меняющее форму облако или дым из труб тэц, над вечерним городом, при сильном ветре. нет, это куда быстрее, куда резче. словно укол. это на секунду сложившаяся игра огней в несфокусированном объективе, направленном на вечернюю улицу. или свет ламп и новогодних электрических гирлянд, отразившийся в моем полупустом бокале, где-то в дешевом, но уютном кафе на окраине города. это снежинки за окном, замершие в своем танце, где-то между двумя порывами ветра, разделенными мигом спокойствия. так, наверное, видит наши жизни, видит жизнь то, что можно было бы называть Богом. и оставим открытым вопрос о существовании чего-то большего чем ты и я. ведь, как-бы то ни было я, наверное, мог и не заметить этого, не услышать. но ты произносишь эту фразу, которую я не хочу повторять. шуткой. по-сути, только обычное для города на периферии где ты жила выражение, посвященное слабому полу. всего лишь грубую фразу которую, с которой к тебе когда-то обращался твой бывший молодой человек, кажется, самый первый. я стою один. где-то в утреннем городе. в самом начале весны. в одном из забытых муниципальными службами старых парков. пробравшись по талому снегу, я останавливаюсь покурить у голого, тонкого деревца. стою и смотрю на одну из веток - она оказалась прямо на уровне моего лица. на ней уже пробиваются первые, аккуратные зеленые почки. теплый ветер, который несет этот чистый, с детства знакомый запах весны. я замечаю на самом кончике ветки чистую каплю воды. частица растаявшего снега, под собственной тяжестью, она вот-вот готова сорваться вниз. я чувствую щекой легкое касание. может быть это шевельнулся ветер. теплый, южный ветер, обнимая который, в наш холодный город летит апрель. я смотрю на каплю воды. и мир замирает. время исчезает и я вспоминаю что времени, на самом деле, никогда и не было. я смотрю на маленькую каплю воды и вижу что в ней отражается фигура грустного парня, с не зажженной сигаретой в руке, в маленькой капле - чистое небо с белыми облаками и птицами, панорама серых пятиэтажек, дорога с медленно двигающимися по ней машинами, весь мой город, холодный, но почему-то такой любимый. капля отрывается от ветки и медленно падает вниз. я отворачиваюсь к стеклу автомашины, чтобы никто не заметили эту каплю, капли, этот таящий снегопад нежной и щемящей весны, что ты разбудишь одной, случайно брошенной фразой, сказанной даже не мне. я придвигаюсь ближе к тебе, сидящей на переднем сидении и обнимаю, обхватывая спинку кресла. длины моих рук хватает только на то, чтобы положить их тебе на плечи. я молчу. мне не хочется говорить, я знаю что не выскажу все, что было бы честным высказать. я пытаюсь сдержаться, чтобы никто не посмотрел мне в блестящие глаза и не понял, не догадался - о чем я молчу. я обнимаю тебя, и мне не дано, никогда не было и не будет дано описать КАК я обнимаю тебя. ЧЕМ я тебя обнимаю. даже тебе я не смогу объяснить этого. но одно я могу сказать точно: мне хочется обнимать тебя всю жизнь. нет, еще дольше. дольше, чем жалкие мгновения отведенного мне времени. я хочу обнимать тебя вечность. ту Вечность, в которой время вместе со смертью еще не придумали. как не придумали слова, как не придумали непонимание. как не измыслили грубость, обиду, злость, ожесточение, недоверие. где еще не умеют бить в ответ на объятья. где мир не падает в чьих-то глазах, огромным разбитым зеркалом. вечность, где есть только то, что раньше звали ныне замызганным и затертым словом на букву "л". вечность, где не верится в боль и не верится в смерть. свет. теплый, живой свет. такой свет в детстве будит тебя, прыгающим по комнате солнечным зайчиком, пробравшийся через неплотно задернутые шторы. всепонимающая улыбка самой близкой звезды. что-то живое. мне опять, мне всегда, мне ужасно не хватает слов. мне их мало. а слова умноженные на время, бегущее к смерти - для меня становятся лишь искаженным отзвуком того, что я хотел бы сказать. и мне хочется замолчать, иногда насовсем. сесть в угол, там, на пороге зеркального лабиринта, где все что ты делаешь превращается в часть игры, правила которой никому не сообщили, и даже попытка выйти из нее оборачивается лишь еще большей предельной констатацией того, что ты стал её частью. спрыгнуть со сцены, там, где даже это самое молчание оказывается уже записанным в сценарий. сценарий странной, иногда настолько странной, что страшной, постановки. страшной, а потом снова смешной. злая шутка, которую ты не понял. я не знаю как мне выразить все то, что я чувствую и я просто обнимаю тебя. тебя - семи, четырнадцати, двадцати, сорокалетнюю. смеющуюся, плачущую. смелую, испуганную. задумчивую и беззаботную. всю. злую, добрую. свободную и связанную. любящую меня и предающую. зовущую и отвергающую. каждую линию. в каждом конкретном моменте времени. обнимаю тебя, будто могу разложить по элементам и обнять тебя - за твой талант, твой ум, твою доброту, твою серьезность, твои шутки, за то что ты любишь суши и фаст-фуд, а еще любишь рисовать. за твой нежный шепот, за твои мечты о поездке в Тибет и серьезное отношение к работе. за твою боль. за твою грусть. за твою силу. за твою слабость. за ненависть к себе. за то что ты любишь мыло dove и за то что по долгу не можешь уснуть. за невыносимую несправедливость кинувшую тебя в тот мир, где ты увидишь страшное и не найдешь ничего кроме. а потом оно изменит, переломает тебя и ты начнешь изменять и ломать. я обнимаю тебя, как будто благодарю. обнимаю тебя так, словно в отместку каждой секунде жизни, когда никто тебя не обнимал. обнимаю, словно хочу одновременно стать теплым солнцем и соленым морем искрящимся в брызгах, снегом, который ты так редко видела, теплым свитером, зеленым ковром-газоном и черным постельным бельем. хочется перечислять эти детали бесконечно, и в каждой бесконечности обнимать. я словно хочу одновременно быть тебе братом и отцом, подругой и любимым, сыном или дочерью, кошкой, которую ты заведешь и музыкой которую ты напишешь. я словно хочу стать миром, в котором ты живешь и обнять. обнять, просто потому что ты есть. ведь я всегда был уверен что больше ничего и не нужно. обнять по-настоящему. и, мне кажется, я действительно обнимаю Тебя. и, мне кажется, это и есть Истина. свет, принесенный, упавший сюда, преломляется в зеркальном лабиринте и становится смесью нежности и жалости, щемящей и рвущей грудь. потому что мне больно. невыносимо больно за тебя. но то, что я чувствую больше одной лишь нежности или жалости, больше и сильнее боли, и, кажется, где-то там, на самом деле и до сих пор - это Счастье. внутри меня так чисто и так глубоко. здесь, где есть время и смерть, где есть боль и страдание, зеркала и театральные постановки - я не смогу любить иначе. не смогу любить без слез. а еще, я не могу представить что где-то на свете есть человек, который не достоин того, чтобы кто-то вот также его обнимал. потому что я знаю как это - тонуть и путаться. верить, что счастья нет. убеждаться что любовь - это слабость, приносящая только боль. как это - зацикливаться, закручиваться и теряться в однообразном ритме существования. становиться роботом без души. я знаю, как ломают опустошая потери близких и как озлобляет предательство. знаю, как это - расти наблюдая как спивается или старчивается твоя мать. знаю, как это - воспитываться в детском доме, понимая как же ты на самом деле никому не нужен. знаю всю эту боль. всю эту грязь. кровоточащий мир, который каждый раз "ставит на место". я знаю как это - ослепнуть и окончательно убедиться, что ты ничего не можешь изменить. ничего не можешь изменить даже в собственной жизни. и я знаю что у меня не было бы никаких шансов, если бы я знал только это. и вот именно поэтому, назло и вопреки, чуть-ли не "потому что мне так захотелось", я знаю что каждый достоин того чтобы его обнимали так, как я хотел бы обнять тебя. ... как передать это? как объяснить. что могут мои губы? мои руки? мое тело? мои слова? что значат они по сравнению с этим светом? и что есть этот свет, если для меня в нем растворяется все то, что ты считаешь собой. мы уходим, а сквозь нас и в нас крутится играя калейдоскоп где любовь и боль с улыбкой наблюдают за теми, кто умирает за них, думая что достоин этого. зачем я пишу это? кому эта странная исповедь? может это цветок что я дарю тебе, что-то вроде предложения что я делаю тебе, так странно и нелепо признаваясь в любви. это уникально, ведь говоря тебе такие слова, я знаю что делюсь, наверное, самым дорогим, что у меня есть. еще одной его формой. и я так редко пытаюсь говорить открыто и так. и ты знаешь что я не посмею повторить эти слова кому-то еще. это десятая часть того, что иногда за секунду проносится в моей голове. я хочу чтобы ты поняла почему я так часто опускаю руки, так часто и так давно, что уже и забыл почти, почему я однажды их опустил. да, именно так я вижу этот мир. я будто всю жизнь смотрю в чьи-то глаза, в которых он падает. падает словно человек летящий из окна спиной к асфальту. словно осколки огромного зеркала. словно снежинки. словно чистая капля, сорвавшаяся с тонкой ветки. но иногда мир все-таки останавливается. может быть я пишу, и не только это, вообще пишу, когда не могу поговорить. быть может я хочу показать, хотя бы где-то, хотя бы раз, хотя бы частично - показать кому-то - кем я был, чем был наполнен. показать кому? тебе. ведь если я прав, если то, что я чувствую не искажено и истинно, значит иногда нас и правда видят по-настоящему, вне контекста, не программным набором реакций, не переменчивыми масками, не безумными животными со странным характером и большими психологическими проблемами. если я прав, значит нас по-настоящему видят и понимают те, кто нас Любит. в глубине утреннего города, в старом парке, где голые невысокие деревца и проталины, под светлым весенним небом, в котором кружатся серые птицы мы стоим рядом и смотрим на каплю растаявшего снега. там, где мы с тобой еще не знали что встретимся, я стою и обнимаю тебя. и ты просишь меня меньше курить. ты сидишь в ванной и я не могу налюбоваться на твои черты, твою улыбку. мы едем в автобусе по ночной дороге в твой старый несчастный городок. я встречаю тебя на сочинском автовокзале и обнимаю, подняв над землей. не жду удара, засыпаю в обнимку, бегу за тобой в одежде в теплое море, убиваю паука в ванной и не говорю тебе, чтобы ты не пугалась. в первый раз вру, не зная как ты врешь мне. еду вместе с тобой на работу и я плачу от счастья, кувыркаюсь в траве на смотровой площадке парка, еще не зная что меня ждет, мы ютимся на одной полке в поезде, где из окна увидим двух белых лебедей на карельском озере, летим в самолете, над городом где умрем и ты говоришь что в этот самый момент мы встретились в еще одной вселенной, и читаешь мои мысли, и делаешь ужин. где-то там я хочу сделать тебя счастливой. навсегда. я хочу обнимать тебя. но мы уже далеко друг от друга. слишком слабые, слишком изменчивые, слишком мертвые и одновременно слишком живые для того, что мы смело назвали счастьем. для несдержанных обещаний, для тех самых объятий когда уже не придется отпускать. уже в 7 или 8 лет я отчетливо чувствовал все увеличивающийся зазор, между тем что я вижу и чувствую и тем, что я могу сказать, сформулировать, не говоря о том, чтобы сделать. и с каждым годом я все больше падал в эту пропасть немоты, в это одиночество. а страшнее всего то, что я даже сказав самое главное - обречен быть не понятым, не услышанным, и винить в этом лишь себя, осознавая фатальную ошибочность. во мне было так много, а я так и не смог подарить даже тысячной части этого тем, кто был рядом. я отучил себя чувствовать, потому что в одном мгновении моих чувств включенных на полную мощность - десятки книг, которые я еще не умею и вряд ли научусь писать. потому что в одной детали, я иногда вижу весь мир, летящий в бесконечно закрученном небе из сгорающих и рождающихся заново звезд. но я все равно пытался овладеть словом, как бы оно не предавало меня. и как несчастны эти буквы, что обречены быть не понятыми. а как говорит мой друг, быть не понятым - значит быть униженным. но еще страшнее, нет не страшнее, тоскливее, то, что когда все наконец поймут всех, игра закончится. я знаю почему мы так и не достроили вавилонскую башню, почему смешались человеческие языки. как в плохом сне, я пытаюсь догнать главное и выразить, но ноги не слушаются меня и цель ускользает. так и должно быть. мне кажется, мы на самом деле и живем в плохом сне, в плохом сне под несчастливыми звездами. знаешь, я боюсь что ты никогда не узнаешь, обо всем что было во мне, было - хотя бы для тебя, если не для мира, которому я по своей же вине стал лишним. как тогда, когда я плакал, пытаясь сжечь твой дневник на берегу финского залива. и говорил, как псих, вникуда, представляя что говорю с тобой, и что вопреки всему реальному - это останется хоть где-то, будет иметь хоть какой-то маленький смысл. что вся эта боль, весь этот пиздец, вся эта тоска - они оправдываются чем-то, что мы так ищем, что мы так стремимся догнать. а потом, когда уходил вдруг понял почему в христианском мифе заложена жертва, почему цена за наше существование - боль. я боюсь что ты никогда не узнаешь о том, как я вспоминаю нас. как меня флешбэчит вплоть до момента, когда мы только приехали в Обнинск и я вылезал из машины хозяйки съемной квартиры, чтобы зайти в магазин за какой-нибудь едой и водой. или как мы лежали с тобой обнявшись, и как я был счастлив забыв обо всем плохом. или какие маленькие у твоего сына ручки. или то, что когда мы уже расстались, в августе, я мазал губку твоим любимым мылом dove, потому что этот запах для меня теперь всегда будет запахом дома, которого у меня так и не оказалось. и я нюхал эту ебучую губку и да, я знаю как это по-пидорски звучит, но пошли вы нахуй со своим смехом и жалостью, я нюхал эту губку и мне становилось не так страшно от мысли что у меня прямо сейчас может остановится сердце. потому что меня наглухо перекрыла тантофобия, еще с марта и я уже шесть месяцев не могу засыпать без страха. может быть, все это правда в никуда, перегиб, драматизация, инфантилизм или расстройство личности. но что же мне делать, если я это чувствую? чувствую и не имею сил высказать? я просто очень скучаю по тебе и мне страшно из за того что я сделал со своей жизнью. страшно, потому что я прекрасно знаю, что я маленький и глупый, но я не знаю как эта моя маленькая глупость соотносится с миром, где я почему то родился, вырос и живу. и что есть на самом деле, что правда. и если ли вообще эти великие "насамомделе" и "правда". пусть это будет хотя бы здесь. чтобы завтра стало причиной обвинить себя в тупой наивности, потому что какой идиот откроет вообще все, что только может по сути совершенно незнакомым людям, людям которые на самом деле могут рассказать столько же или больше, но скорее всего оказались куда сильнее, оказались более зрячими. эти люди - так же важны или не важны для кого-то и вообще, но не видят в этом беды, он также готовы быть пустыми и жестокими, сильными и честными, слабыми и плаксивыми. и возможно, им тоже иногда становится плохо, и они просят кого-то, кого возможно еще не встретили, чтобы он/ она их обняли. просто так.
1 note
·
View note