monomir

[monomir]

Запись 170. Интерлюдия 0,444. ΟΞΥΓΌΝΟ. ЧАСТЬ III.

А в каждом человеке есть два танцора: правое и левое. Один танцор — правое, другой — левое. Два легких танцора. Два легких. Правое легкое и левое. В каждом человеке два танцора — его правое и левое легкое. Легкие танцуют, и человек получает кислород. Если взять лопату, ударить по груди человека в районе легких, то танцы прекратятся. Легкие не танцуют, кислород прекращает поступать.

©Кислород

Есть сны, которые кажутся воспоминаниями. ��акие четкие и ощутимые. Но иногда и воспоминания могут показаться сном. Из-за того, что в какой-то момент, они кажутся слишком счастливыми, чтобы верить, что такое когда-то могло случиться с тобой.

Когда я оказываюсь в поезде, в мою голову приходят странные мысли. Я не помню, как это – ездить не одному. Вообще, много чего не помню. А спать на столе, кажется, плохая привычка, которая как-то успела въестся за эти годы. Осматривая поезд Харьков-Киев последний год, у меня очень часто возникал вопрос, действительно ли все было правдой.

Не помню, каково это, когда она ко мне прикасается. И это не из призрачного «забыл», нет. Это вытекло из того, что я не представляю больше себе себя же, который дрожит от того, что кто-то уснул рядом. Это кажется таким приторным и мечтательным, будто могло случится со всеми, кроме меня. Будто мне не известно, каково это, когда в плечо тыкаются носом, притягивают ближе и засыпают. Будто в моих воспоминаниях реальность не оставила места под ощущения счастья и спокойствия для подобного рода моментов.

Очередной просвет затягивает туча. В чашке с подстаканником болтыхается растворимый кофе. Я бы сейчас все отдал за массаж. По сути, сидячий поезд на 6+ часов всегда заканчивается тем, что ты агрессивно начинаешь мечтать о том, чтобы либо встать, либо лечь, а не быть где-то между. Не спорю, уснуть могу практически в любой позе, если есть упор, вот только функциональность моя после подобного будет стремится к нулю.

В первый день мы ругаемся. По такому пустяку, если задуматься, но это меня задевает. И провожая ее, мне еле-еле удается сглатывать боль и обиду, которые затапливают меня ото всюду. Меня пропитывает ледяной пот, пока я пытаюсь набрать другу и сказать, что ему срочно нужно ко мне приехать, иначе единственный путь, который мне грозит – это железнодорожные пути. Он действительно заходит именно в мой вагон на одной из следующих станций, но меня уже колотит. В голове пробегает судорожная мысль о том, что вот теперь это конец. Не мой, конечно, а моих сил и далее по списку. И когда ближе к ночи моя попытка как-то об этом всем рассказать не заканчивается успехом, дрожь не прекращается.

-Она ��не больше не напишет, да? – падаю я лицом в подушку.

-Напиши ей адрес, вдруг приедет?

-Нет, это издевательство какое-то.

-Может попробуешь?

-Если она еще раз зайдет в сеть, то я напишу адрес и предложу приехать, пускай это все и выглядит для меня, как бред сумасшедшего…

Ничего не происходит. Все окутывает тишина. Мне становится тошно от самого себя, кровать превращается во что-то липкое и вязкое, что затягивает меня глубже, заставляет прилипать к ткани, проваливаться. Рука запутывается в моих волосах. Я слышу что-то, но не могу до конца разобрать. Так наступает сон.

Мне снятся огоньки. Синий. Красный. Зеленый. Зеленый. Красный. Зеленый. Повтор. Еще.

-Вам снятся цветные сны?

-Да.

-Что вас беспокоит?

-Иногда мне хочется там остаться.

-Представьте что-то из ваших снов. Продолжайте смотреть на огоньки…

Утро начинается с сообщения с предложением встретиться и выпить кофе. Оно закрадывается в комнату, как первые лучи солнца после долгих лет зимы. Я соглашаюсь.

Давно, когда учился в школе, я приходил вечерами домой, выключал свет и звонил ей, лежа в полной темноте навзничь. Мне было все равно на то, что происходит вокруг. Мне было все равно, сколько еще нужно сделать. Была она, где-то в другой стране, и, казалось, что даже если ее не существует на самом деле, то определенно было хорошей затеей ее придумать. 12, 15, 17 и дальше. Она всегда была на задворках сознания, проникая в мой мир по крупицам, будто в песочных часах: все вокруг было создано под нее, просто их еще никто не успел перевернуть до этого. Сначала это были сны, потом текст, следом звуки, картинки и, наконец, она сама. Тем самым летом.

А теперь я стою на улице, пытаясь уловить лучший кадр. В моей памяти их множество. Хватит, чтобы заменить все картины в Лувре, снабдить все храмы мира и еще останется немного для того, чтобы послать на другие планеты. Но мне хочется выхватить в свою память еще парочку, потому что через секунду эта девушка станет совершенно другой и нужно будет запоминать заново.

Я любил ее столько, сколько себя помню, хотя иногда очень пытался ненавидеть. Но теперь, оказавшись там, где хотел бы родиться, не потому, что мне нравится город или место, а потому, что мне всегда хотелось знать, каково это – быть рядом настолько, что можно проводить ее в университет или на работу – задерживаю дыхание, высчитывая секунды. Но у меня не выходит…

Вот она спускается на эскалаторе, стоит в вагоне, выходит из метро, садится в автобус. И я так одержимо пытаюсь этим надышаться. Тем, о чем мечтал так давно. Тем, что просил у деда мороза. Каждый может проводить, да, но я ради этого приехал сюда в сидячем поезде. Ради того, чтобы провожать ее и встречать, потому что никогда этого не мог. Никогда. Ее губы алеют под все еще зимними лучами, но внутри меня царит настолько треклятая весна, которая вторглась без расписания, разрывая новыми деревьями старые куски, раздвигая их и давая свету поступить вовнутрь.

Она склоняется над листом бумаги, я держу пенал, говорю с ней. А сам умираю от этой преступной красоты. У меня дрожат колени и мне кажется, что я теряю контроль. Что он куда-то стремительно пропадает и все, на что надеюсь, так это то, что она не заметит этого. Не заметит, что я робею перед ней, даже спустя столькие годы, потому что сейчас у меня не выйдет выдержать ни один удар.

Она – самое слабое мое место и самый огромный источник силы. И когда она ложится мне на плечо, пока я ее обнимаю, мне впервые после ее слов о том, что это конец, хочется плакать от счастья. Вдох. Еще один. От нее пахнет чем-то сладким. Яблоками в карамели, мороженым с фисташкой, закатом в пограничном городе, 19-ым днем рождения, чтением книги друг другу на кровати, свежими сырниками с утра, скользящим по коже шелковым халатом, запертой осенней квартирой. От нее пахнет ей. Волосы цвета ржи струятся между моими пальцами потоками вниз. На какое-то мгновение они становятся янтарными, ловя последние лучи. Еще пару вдохов. Но перед смертью не надышишься?

Пока она объясняет детям украинский, я пишу стихи за шкафом и собираю бумажного журавлика, хотя, изначально, хочу сделать цветок. Из-за шкафа аккуратно смотрю на нее краем глаза. Мне нравится, когда она работает с детьми. И в этот момент мне кажется, что это ей действительно это ��ано и что она, кажется, за этим очень счастлива…

Ночь падает покрывалом на город. Во время разговора с ней на остановке, меня поражает чувством заботы. Хочется ее согреть. Пару мгновений я даже раздумываю над вариантом отдать ей куртку, но унимаюсь, понимая, что это ни к чему хорошему не ведет. Сколько мы уже знакомы зим? А в какую из них она не перемерзала? Не помню. Но знаю, что пустил бы ее под собственную кожу, если бы это было возможно и согревало.

В автобусе невольно притягиваю ее ближе и обнимаю, чтобы стало теплее. Она устраивается поудобнее, пока я вдыхаю ее запах и молюсь, чтобы это дорога не заканчивалась, потому что отпускать не хочется. Потому что здесь и сейчас все мое естество кричит, что вот где нужно быть. Что это все того стоило. Просто сидеть, греть ее, обнимая и быть рядом. Говорить о чем-то. Проводить время вместе. Поразительно, как все иногда просто. И так недостижимо обычно.

И дальше, в баре на Хрещатике, я чувствую себя счастливым, наблюдая, как в зеленом свете лампы, на ее лицо падают пряди волос. И когда она поет, по дороге к метро, чувствую себя счастливым. И через день тоже, потому что он проходит с ней. Потому что можно еще уловить пару моментов ее улыбок и даже забрать из общаги к себе.

В такси она говорит странные вещи. Про винил и многое другое, а ведь мне казалось все эти годы, что подобное ей не интересно, что она высмеет, если заикнусь, что мне хочу проигрыватель и так далее. Ее рука оказывается у меня на колене, пока я думаю, что это просто нелепая случайность.

И вечер соткан из этих случайностей. Чем больше во мне оказывается джина, тем сложнее на них не поддаваться. Отдаю ей копию ключей от своего дома, чтобы ей всегда было, куда приехать, но знаю, что она не поедет. Мне хочется, чтобы она знала, что для нее всегда найдется место, но в глубине меня живет мысль, что она бы никогда на подобное не решилась, даже если дела были плохи.

Мыслей вообще много. Хочется ее обнять и взять за руку. Просто посидеть так. Совсем немного. Пару мгновений. Но она целует меня в лоб, говоря, что ей пора спать. Иду включать свет и думаю, что не вижу никого из своих мертвых. Что даже никого не помню. И все мои призраки боятся ее. Все, что со мной случилось страшного и плохого в жизни, очень боится ее присутствия здесь и сейчас. Вот она, L – мой кислород. Причина, по которой я почему-то не стал жестоким и жестким. Лежит лицом к стене, с волосами, разбросанными по подушке. После щелчка рубильника, мне даже кажется, что они продолжают светиться в темноте.

Она просит лечь рядом, при��асается к моей спине, а это опасно. Прижимается ко мне ближе, и это тоже опасно. Я чувствую ее дыхание у себя на шее, но упорно сопротивляюсь себе самому еще полчаса, пока не сдаюсь и не целую. А у нее самые сладкие губы в мире, ни у кого таких нет.

Сосредоточиться не получается. Мне страшно, а это сбивает, заставляет меня суетиться, а мысли путаться, но этот ее запах сводит с ума. И ее кожа заставляет впадать в безумие. А вкус просто сжигает меня в пепел. Такого нет, не бывает. Но для меня она такая особенная. Такая уникальная…

Поэтому, когда она говорит мне «забудь», чувствую, что сейчас меня вывернет наизнанку, но сдерживаюсь. И потом просто наблюдаю, как меня добивают, хотя, все, что мне хочется, просто порадовать ее, потому что я не понимаю, что происходит. И в последний день на Хрещатике, пока она говорит о том, что у меня нет прав на чувства к ней и даже на объятья…

Я вру, чтобы уйти, потому что это все слишком для меня.

-Вот, держи наушник, послушай это.

-Только пообещай мне, что не влюбишься в меня.- говорю я кому-то в темноте.

И внутри пусто, холодно и безразлично. Нет ничего хорошего и ничего плохого. Есть я и поезд в шесть утра, на запотевшем окне которого я играю в виселицу.

Это последний твой кислород

Ты ещё жив, но это пройдёт

Скоро иссякнет твой кислород -

Сделай глубокий вдох, и вперёд!

©Flёur Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 169. Интерлюдия 0,444. ΟΞΥΓΌΝΟ. ЧАСТЬ II.

Она была вся сплошной кислород.

©Кислород

-Какая температура?

-39 и 8, подай еще парацетамола, пожалуйста, встать из-за ��лабости не могу. – на кровать падает бутыль с сиропом парацетамола, потому что таблетки есть уже невозможно. Пытаюсь открыть бутылку, но сил не хватает. Мне помогают. Ложку игнорирую и лью прямо в рот.

-Что с тобой происходит?

-Лечусь. Не видно? Усиленно пытаюсь сбить температуру.

-Ты начинаешь болеть только тогда, когда на тебя что-то сильно давит.

Не отвечаю. Ближе к ночи начинаю полубредить. Вижу мертвых, но хочется не. Но вдруг все замолкает.

-Прости, немного опоздала.

-Ничего, пришла ведь. -последнее слово у меня выходит плохо, но она все равно его слышит.

-Конечно пришла. Тебя не тронут кошмары, пока я буду рядом. Ничего не случится.

-Хочешь парцетамольчику? Он с арбузом. Можем налить его в бокалы.

-Дурень.- она улыбается.-Сомнительная романтика, но если ты выпьешь, то и я буду.- бокал появляется у нее в руке сам по себе, мне она протягивает кружку, стоящую возле кровати.

-Это же только у меня в голове?

-А это мешает быть происходящему правдой?... Хочешь ко мне приехать?

-Хочу. Но боюсь.

-Бери билеты и приезжай. Я дождусь тебя…

Ночь сменяется днем, температура падает. Поезд странно гудит – думаю об этом, пока пытаюсь спать сидя, поставив ноги на обогревательную полосу. Все, чего хочется, просто побыть с ней в одном городе. Подышать одним воздухом. Бывают такие виды тоски, когда ты готов на стену лезть от нее, даже если человек пропал на секунду, а теперь этих секунд стали годы.

В шесть утра на станции метро тихо и холодно. Кажется, будто мир пережил апокалипсис, а теперь пытается от него отойти. Свинцовые тучи уныло ползут по небу, которое уже съели, и теперь они принимаются за остальное: дома, вагоны метро, машины, но ее не смогут – не осилят.

Она появляется в проеме двери станции с очередной порцией пассажиров и весь этот мир превращается в плохо смонтированный фильм, где кто-то неуместно вставил замедление и стал перетягивать ползунок цветокоррекции в более теплые тона. Воздух становится похожим на сладкую вату, которая мягкая и теплая, но не дается просто так, а потом L убирает все это всего лишь парой слов.

Мне кажется, что стало светлее. И в вагоне метро, когда мы там оказываемся, другие люди кажутся игрушечными и призрачными, а все, что осталось настоящего – это она. Ее запах разряжает воздух.

Кажется, будто это провокация. Слова отпугивают, заставляют забиваться глубже вовнутрь, но голос упорно вытягивает из этого состояния обратно наружу. Так продолжается какое-то время, которое ощущается как ад. Хотелось просто увидеть ее еще раз, увидеть эту улыбку, которую стоит вызывать любыми ритуалами. Но в момент, когда натыкаюсь на очередной острый угол, что-то ломается. Появляется страх.

Возможно, всепрощение - это и сверхсила, но ужасно болезненная. Понимание. Самоотдача. Забота. Но самое жуткоболезненное – умение прощать себя. И признаться себе в этом. Что, возможно, ты снова поступил наперекор всему, снова сделал что-то, чего не должен был. И, наверное, это твоя ошибка. Ты бы все равно поступил так, к чему теперь жалеть? Ты бы приехал к ней любой любым, в каждом из возможных вариантов. Тогда почему так больно, когда встречаешь что-то, что готово вывернуть наизнанку – это же просто риски?

Хочется закрыть голову руками, совсем как в детстве, когда на тебя замахиваются, чтобы ударить. Хочется убежать за угол, закрыться и попытаться отдышаться, как когда за тобой гонятся собаки. И она встает. Поднимается с кресла напротив, чтобы обнять. Не кого-то, а именно здесь и сейчас меня. Это всепроникающе. И это не просто, когда кто-то берет тебя за плечи, касается спины или еще чего-то. Ребенок, подросток, сегодняшний ты и завтрашний – все это чувствуют. Эти все и есть именно ты…

День бежит часами, которые мне хочется ухватить. Мы снова просто говорим, как когда-то в прошлом. А я ведь мечтал об этом больше года. Просто сидеть, видеть, как она пишет конспект, вести беседу, пить кофе или чай. В моменты, когда L ложится на плечо, кажется, что это предел счастья. Что большего для тебя не делали ни терапия, ни полеты.

Кто-то переворачивает лист, я жду ее на пластиковом стуле в торговом центре. На столике лежит букет цветов. Она ведь просто мимоходом сказала про ирисы и вот, они вперемешку с белыми розами ждут своего часа, чтобы вызвать хоть тень улыбки. Еще хотя бы раз, прежде чем поезд увезет меня. Начинается метель и даже в помещении слышно, как снег бьется об окна.

Она приходит уставшая и потрепанная, обнимая с полуоборота, а время течет сквозь пальцы. И когда мы сидим вместе, все, что возможно, это попытаться запомнить еще пару мгновений. Как она склоняется к бумаге, пишет очередную букву, а потом отодвигает мой рюкзак, чтобы обнять. Я невольно смотрю на часы в страхе.

-Уже хочешь сбежать от меня поскорее?

-Нет, я боюсь то��о, что мне скоро придется уйти.

P.S. Когда поезд трогается, я выкидываю ингалятор в урну, потому что впервые за долгое время могу дышать свободно.

А когда Саша увидел ее, то сердце его стало подобно той широкой двуспальной кровати с той лишь разницей, что простыни на ней были абсолютно белого цвета, и с ним случилось кислородное отравление, потому что кислородное отравление бывает с теми, у кого случается кислородное голодание.

©Кислород Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 168. Интерлюдия 0,444. ΟΞΥΓΌΝΟ. ЧАСТЬ I.

И вот чтобы иметь право жить на этой земле, нужно научиться дышать воздухом, иметь деньги на покупку этого воздуха и ни в коем случае не подсесть на кислород, потому что, если ты плотно подсядешь на кислород, то ни деньги, ни медицинские препараты, ни даже смерть не смогут ограничить ту жажду красоты и свободы, которую ты приобретешь. ©Кислород Стоя над раковиной в Питере, думаю, что выводы сделал. Что теперь все под контролем. Она не хочет держать, а значит, все предельно ясно – мои доспехи будут снова целыми, теперь их ничто не сломает. Ну, чувства случаются. Теперь уже глупо их отрицать, хотя очень хочется. Это от боли. Когда нам делают больно – мы закрываемся. Когда же делают больно мне, то получаются фатальные вещи. Кажется, она это чувствует. Попытки себя убить, вперемешку с болью, отчаянием, ненавистью к себе за свои чувства заканчиваются каждый раз, когда она говорит что-то теплое, понимающее, такое нужное мне. И возобновляются снова от резкого приступа боли. Я окисляюсь. У меня не получается быть машиной и исправно выполнять свои функции. Эти чувства съедят меня, если уже не съели. Но упорные попытки кормить своих демонов по расписанию продолжаются. Она говорит, что любит и это первое непростительное заклятье. Пишет, что нужен и это второе. Произносит, что, скучает и оно последнее и самое фатальное. Всё на свете происходит от двух вещей — от жажды воздуха и безумной любви. ©Кислород Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 167. Интерлюдия 12,68. हरि.

��е слова, как дикая кошка, обходят меня сбоку. Подбираются к моему тылу. Чем холоднее становится на улице, тем хуже становится с самозащитой. Последний рубеж – это боль, засохшая кровавой коркой сверху. Инстинкт. Не бери – спалит к чертям. 12,68 кДж/моль и твои доспехи начинают плавиться и налипать на кожу. Орать от боли и позволять этому происходить. Я обещал себе полюбить снова, обещал же? Она доб��ая, слушающая, понимающая. Диалоги с ней обволакивают, вводят морфий прямо в кровь. Но нужно держать дистанцию. -Я вижу, что ты ее все еще любишь. -Нет…Но даже если так, это не имеет значение. Что мне делать с этой нежностью? Бегу к ней, ведь я нужен. Но рука не может протянуться ближе, встряхнуть, сказать, эй, я здесь, рядом, помогаю. Да это и ни к чему. Придет новый день и новая рана. А пока температура вокруг движется к абсолютному нулю по кельвину. Все умирает. И мне кажется, что солнце тоже гаснет. Выбираю ее, по наитию, предрасположенности, судьбе… собственному желанию в конце концов. Руки колет от мороза. Я не чувствую. Нет-нет. Эта температура меня спасет. Но в один из вечеров она берет меня за руку, чтобы провести по льду, а я с удивлением замечаю, какие у нее теплые и мягкие. Лед заканчивается, но все еще боюсь упасть. Однако теперь уже в нее. Мне давно не 15, но вот беда, вижу ее и робею. Это, конечно, все такое себе. По крайней мере, так себя удается успокоить. А она почему-то не отпускает. Доспехи еще есть. Но от нее пахнет моим 15ым летом, от нее греет солнцем моего 18ого лета, она – лучшее лето, что у меня было. Самое теплое небесное светило, самая живая вода. Но шаг влево или вправо и также легко она меня уничтожит. Нет, нет. Ничего не чувствую. Это просто наваждение. Говорю про себя, Боже, если ты есть подари мне ее улыбку навсегда, позволь это носить в своем нагрудном кармане, но ведь это блажь? И когда я еду, чтобы поздравить ее с новым годом, это, конечно же, тоже просто допущение. Не чувства, не эмоции, не судьба. В какой-то момент приходит нестерпимая боль. И ни одни доспехи не могут от нее защитить, потому что она идет изнутри. Фантастическая сверхспособность взяла верх. Я снова полюбил всем своим существом. Того человека, которого мне не положено любить. Того, которого любил всю свою жизнь. Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 166. Интерлюдия 2,09. CAESIUS.

Кто сказал тебе, что Мне просто отпускать тебя За пределы видимости двух перекрестков? Шаг направо, сотню налево. ©Арбенина Мы встречаемся осенью. Я замечаю ее за сотню шагов. Те же движения, тот же полуоборот. Твержу себе, что нет. Что все не так. Держу дистанцию, когда она собирается обнять, но кто лучше меня знает, что на расстоянии выстрела видно также хорошо, как на расстоянии поцелуя? Нет, я ничего не чувствую и вовсе не наблюдаю за тем, как она пьет, перебирает пальцами. Совсем не замечаю, что время над ней не властно. Не вижу, как она неуловимо щурится, как делает затяжку. Мне не интересно. Нет. Разговор течет медленно. Очень странные ощущения после всего. Еще пару месяцев назад тебе говорили, что ты не имеешь право знать, жива ли она, а теперь сидят напротив.  Пару лет назад вы были ближе, чем зеленка и коленка ребенка, а теперь ты с ужасом повторяешь себе, что это только твоя фантазия. Осторожно подбирая слова, строишь свою оборону. В тебе же ничего нет, да? Ничего. Повтори себе это. И еще раз. И еще. Не дай ей снова пройти все линии твоей обороны. В районе нашем БТР бороздят атмосферу и это тоже во имя мира меры. Не умей любить. Не чувствуй. Это спасет. Лучше не иметь эмоций, чем снова из-за расставаний лезть на стены в одной из местных психушек. Тебе нельзя. Ты же умный, найди в себе силы придумать, как выйти из этой ситуации. Как не прикоснуться. Даже если чувствуешь, кому не плевать? Даже если больно, кому не все равно? Не замечай ее грусти. Не обращай внимание на нее. Но ты смотришь и она, отражаясь в твоих глазах, снова пытается поселиться в твоей голове. Давай, ты знаешь правила, как ничего не чувствовать. Не прикасайся, не думай, избегай, отрицай. Это же никогда не помогало, но вдруг поможет теперь. И когда вы расстаетесь, ты обещаешь себе не оборачиваться. Ты пришел сюда попрощаться. Но ты выдерживаешь только десять секунд, прежде чем посмотреть и увидеть, как она исчезает в дверях входа в метро. Ты пришел попрощаться. Но ты никогда этого не хотел. Ты ловишь последнюю секунду видимости, позволяя рухнуть всем своим доспехам за ее удаляющейся спиной. Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 165. Интерлюдия 1,74. NEON.

Любовь, и гнев, и ненависть оно, Вобрав в себя, забыло про усталость. И все, что стерлось в памяти давно, Все это в нем отчетливым осталось.

Но я не знал об этом ничего. Какое мне до сердца было дело? Ведь я совсем не чувствовал его, Оно ни разу даже не болело...

©Константин Ваншенкин. Я обещаю себе, что полюблю. Полюблю по-настоящему, всем, что от меня осталось. Постараюсь. Хотя бы еще один раз. Эти слова растворяются во мне в автобусе. Люди делают больно, так бывает. Но если у меня нет сердца, то и разбить его больше не получится. Больше нечему болеть. Некому страдать. Мне хочется верить в это. Такие мысли успокаивают. Хотелось быть машиной, отслеживать все процессы, или хотя бы большинство. Уметь на них влиять. Подстраивать под нужды. Логики бы больше. 1.  Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред. 2.  Робот должен повиноваться всем приказам, которые даёт человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону. 3.  Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому или Второму Законам. В баре после джинтоника на голодный желудок, меня начинает немного вести. Cu улыбается и я наклоняюсь к столу, чтобы поцеловать ее запястье. К нам подходит подвыпивший мужчина и тормошит меня, на что приходится поднять глаза. Но вместо удара или ругани, слышу только, что мы красивая пара. Мне смешно. В России уже бы отчитывали с диким возмущением, а здесь который раз я встречаюсь с интересом, а не негативом. Может, от точки в пространстве все-таки много изменяется? Она протягивает мне коробочку с подарком на день рождения. Позже, целуясь в переходе на станцию, чувствую, как из-под моих ног резко уходит пол и начинается приступ. Можно было бы сделать что угодно и как угодно, но программа дала сбой и теперь я сижу на полу, пытаясь прийти в себя. Она целует меня, находясь рядом. Спрашивает что-то на своем медицинском, но вокруг только темнота, в которой мои руки пытаются нащупать поверхность, чтобы не упасть глубже. -Все будет хорошо. – я говорю это, как заклинание, но ничего не проходит. Мне помогают подняться, но ноги слабо слушаются. Одежда налипает на мокрое тело, хочется блевать и обратно на пол, но нужно успеть. У меня последний билет в будущее. Я еще раз полюблю? Пускай мне даже разобьют сердце, но я постараюсь…

Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 164. Интерлюдия 0,72. STICKSTOFF.

Существуют страшные вещи и явления. Во сне я вижу, как мать плачет и держит меня за руку. В следующем сне вижу, как L сидит рядом, смотрит на меня так тихо и испугано, пока я задыхаюсь. Как V вытаскивает меня из пожара, с такой иступленной тревогой, будто не успел этого делать. Как мой лучший друг тащит меня к скорой не понимая, что случилось. Как отец говорит, что проведет на подводную лодку, пока я лежу в реанимации и не могу даже дотянуться до его руки. Мы все такие сильные и гордые, молодые, убежденные, что непременно справимся с очередной волной, но вот она приходит и протаскивает нас под водной толщей, увлекая кубарем глубже. А за ней приходит новая, не давая выплыть. Отец учил нырять под них, чтобы они не задевали. Выплывать вовремя, вдыхать, нырять заново. Не бороться со стихией, а обходить ее. -Ты гордишься мной? -Конечно, я всегда тобой гордилась. -говорит мать, готовя ужин. – Пускай и не умею этого показывать. -А почему гордишься? -Ты храбрый и сильный человек. Но слишком добрый. Тебя это разрушит. Если честно, я не понимаю этого. Вечно стремишься всех понять и оправдать. -Мне одиноко, мам. Мне страшно. Иногда я готов опустить руки и перестать бороться. Раньше казалось, что, если чувствуешь, что это твое –стоит попытаться. Снова и снова. Сейчас же нет сил. Будто работаю в долг, на какой-то «божественный» банк энергии. Этот кредит сложно вернуть. - она смотрит на меня очень грустными глазами. Ненавижу, когда так. –Что, если будущее, к которому я так стремлюсь, невозможно? -Я бы сказала, что стоит сдаться и попробовать что-то другое. Может, ты ошибаешься. Возможно, тебе нужно что-то совсем другое. Но ты не отступишь. Поэтому могу пожелать тебе только поддержки, которая необходима. -Скучаю по ней… -Ты знаешь, как я к ней отношусь, но… - на пару секунд мать замолкает, о чем-то задумавшись. -… вы были хорошей парой. -Хах, не думал, что ты когда-то такое скажешь. -Иногда мне казалось, что вы в друг друге растворяетесь. И что вы все друг для друга. -Тем не менее все это время ты говоришь мне все, кроме этого. -Ты мог месяцами лежать не вставая, почти не есть, не двигаться, но стоило ей приехать, как ты поднимался с постели, начинал что-то есть и даже улыбаться. Но есть чувства, Ю, с которыми нужно уметь сосуществовать. Многие взрослые люди не могут правильно строить общение, а что уж говорить о подростках. Возможно, стоит попробовать заново. -Что заново? Я вижу ее слезы и вспоминаю одно из самых старых воспоминаний детства. Стоит ночь. Меня забирает скорая с приступом. Пока врачи натягивают маску, смотрю на мать, такую испуганную и плачущую, которая, будто бы, прощается со мной. Я не понимал, что со мной происходит. Просто не получалось сделать вдох. Мне бы хотелось ей сказать, мол, мам, послушай, все будет хорошо, но сил не хватает на это и меня хватает лишь на слабую улыбку ей из-под маски, которая приводит ее только в больший ужас. В самом конце улыбнусь, как всегда, чтобы сказать, что все будет хорошо и исчезнуть навсегда.

Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 163. Интерлюдия 11,5. YTTRIUM.

В темноте я слышу, как в соседней комнате плачет ребенок. Проблема в том, что никого, кроме меня, здесь быть не может. После почти часа прослушивания этой пластинки, послушно сдаюсь, встаю и иду на звук. На самом полу сижу я, но совсем маленький. Ребенок тихо всхлюпывает, прижимая к себе колени и вытирая рукавами красные от слез глаза. Присаживаюсь рядом, обнимая за плечи, но моя копия никак не успокаивается. -Никто из них не вернется, да? Они обещали. Обещали прийти. -Да, никто не вернется. -Я хочу домой. Хочу к родителям… - ребенок вжимается ко мне в плечо. -Мы им не нужны, прости. -Я всегда хотел быть нужным. Быть с семьей. Друзьями. Хоть где-то. Почему же сейчас ты здесь, в этом чертовом городе? -Мы не нужны. Но это не важно. -Почему не важно? Они все обещали остаться. -Да, я знаю… -Они только находят оправдания. Всегда находят оправдания. Что со мной не так? -Все с тобой хорошо. Ты – прекрасный ребенок. А взрослые часто врут и дают обещания, которые не собираются исполнять. К тому же смерть – это далеко не всегда выбор, Ю. -Я хочу к ней. Верни меня к ней, пожалуйста. Плевать на всех, но она же обещала. Она же пришла. Просто верни меня…-дальнейших слов я не слышу, за тихим плачем в мою рубашку. -Не могу. Прости. -Я никому ничего не обещал, в отличии от тебя. Никому ничем не обязан. Зачем же от твоей попытки сбежать и стать «нормальным» страдаю я? -У тебя есть я. Я тебя не о��тавлю. -А остальные? -Нам пора научиться отпускать. -А что, если отпустить равно обречь себя на страдания? Что, если страдать для нас – это не быть с теми, кого мы любим? -Тогда…Нам придется полюбить себя, потому что мы единственные, на кого можно рассчитывать. -Я тебе не верю. -А кому же ты веришь? -Ей. И ты тоже поверь. Еще один раз. Ради меня.

Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 162. Интерлюдия 2,51. ΦΏΣΦΟΡΟΣ.

Свет медленно умирает, сходясь в одну точку на небосводе, которую не могу рассмотреть. Я снова вижу ее везде, слышу. Оборачиваясь на улице, невольно ловлю себя на мысли, что она где-то рядом, но гоню эти мысли от себя. Мне ничего не нужно. Все нормально – это моя мантра на сегодня. Но, вопреки всему, на улице снова оборачиваясь, слыша ее голос за своей спиной. -Привет. -Привет. Что, не меня надеялся увидеть? -Да нет. -Не ври мне. Я прекрасно знаю, кто тебе снится и кого ты периодически слышишь в своих галлюцинациях. -Конечно же только тебя и некоторых других умерших. Я же фанат спиритических сеансов – ты не знала? – усмехаюсь на слова Zn. В свете луны она выглядит неестественно белой и только глаза предательски блестят, как и раньше. -Шутки шутишь? Это хорошо. Значит, ко мне присоединиться не собираешься пока. -Зачем ты пришла? -Затем, что, кажется, ты стал забывать самые простые вещи, что я оставила тебе в наследство. -Уйди, пожалуйста. -Не говори мне только, что ты опять думаешь о своем. Ты же согласился попробовать быть обычным. -Я и пытаюсь, не видишь? -Вижу, что ты снова залезаешь в свои мысли, отгораживаясь от мира. -Zn, что если я не могу и не хочу быть, как все? Что, если меня делает это несчастным? Что, если врать себе дальше нет смысла? -А ты посмотри вокруг. Чувства никогда не делали людей счастливыми. И не сделают никогда. Большинство врет себе, да, но это делает их жизнь терпимее. Не на грани. Неужели ты не хочешь также? -А думаешь, что кто-то отказался бы стать глупее, выбрать человека, которого просто можно терпеть и, вроде бы, интересно поживать? Создать семью. Успокоиться в конце концов. Стремиться к тачке, дачке и собачке? Универсальная формула такого химического соединения, как ЧЕЛОВЕК, верно? -Верно. Но тебе тошно от этого? Тебе нужно что-то посложнее? Хочешь понимать всех и себя в первую очередь, делить влюбленность и любовь, а последнюю, в свою очередь еще подразделять на десятки видов и вечность искать ту одну самую-самую? -Не планирую я никого искать. -Уже нашел? Посмотри вокруг и смирись. Нет ничего идеального и кому об этом знать лучше, чем тебе? -Какая разница, что снаружи? Разве не важнее то, что внутри? И да, возможно, нет ничего идеального, как и абсолютного, а если все относительно, значит, можно подобрать себе уникальную формулу. -Это не просто. И путь этот не простой. А своим существованием, ты подталкиваешь людей к подобному. В какой-то неповторимой манере тебе удалось собрать вокруг крайне странных людей. -Глупости все это. Я обычный и все вокруг тоже обычные. -Нет, в тебе есть какая-то искра, которая что-то пугающее будит. Пугающее тем, что это почти невозможно контролировать. Это сильно и слишком много. Если бы не это, я бы не продержалась так долго. – говорит Zn, становясь все тише. – Это помогло пережить собственную смерть. -Ты преувеличиваешь. -Преуменьшаю. Я говорила все это тебе не раз при жизни и скажу еще не раз после смерти. Тебя любят. Многие. Очень по-разному, но так, как тебе это нужно. Хочешь, коня на скаку остановят, хочешь, в горящую избу войдут – тебе только выбрать нужно и успокоиться, а не искать свой паршивый философский камень. Остается только один вопрос. -Какой же? – обреченно спрашиваю ее я. -Сможешь ты еще раз не влюбиться, не просто почувствовать что-то, а действительно полюбить? Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 161. Интерлюдия 0,51. FLUERE.

-Ты же не будешь с ней говорить? -Тебе не о чем беспокоиться, она сама не станет. Я действительно в этом уверен на тот момент. Что после всего сказанного просто прийти и начать общаться, даже не извинившись, просто нельзя. Разве смогу взять и простить все? Но ведь прощаю. Понимаю и прощаю, обещая сохранить дистанцию. -Ты ее все еще любишь? – спрашивает нервно Cu. -А когда-то было важно, что и к кому я не чувствую или чувствую? Ей не нужен я – она это столько раз и в таком количестве форм повторяла, что сбился со счета. -Но она пришла, и ты не послал ее, хотя так бы сделал любой нормальный человек. Но моя удельная теплота плавления уже пошатнулась вместе с нажитой «нормальностью». Ко мне и тому, чем я занимаюсь, проявляют интерес, со мной человечны, открыты, участливы. И это всегда подкупает. Ночью я вижу сон. Она, как во многих ранних снах, стоит на остановке. Подхожу к ней ближе, но ровно так, чтобы девушка меня могла слышать. -Привет. -Привет.- отвечает, смотря в даль. -Давно здесь стоишь? -Такое…Ты хотел поговорить? -Хотел, да. -О чем? -Очень многом, но вряд ли я решу, что действительно готов к этому. -Что предлагаешь? -Мы можем поговорить на другом языке? -Если тебя устроит украинский, тогда да. – девушка оборачивается ко мне и слабо улыбается. -Давай поговорим на французском или итальянском о том, что нас обоих волнует? -Я их не знаю. -Тебе и не нужно. Называй мне марки вина на французском или итальянском, вкладывая в это смыслы, которые захочешь, а я тебе буду отвечать также… Хорошо? -Договорились, но давай хоть раз в этом сне уйдем с этой чертовой остановки? -Давай. – отвечаю ей, ступая на дорогу к центру города. - Chateau Bellevue la Mongie Domaine Anne Gros. Rene Engel Charles Heidsiek? – у нее дррожит голос, когда она это произносит. - Chateau Bellevue la Mongie Domaine Anne Gros. – только и отвечаю на это я.

Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 160. Интерлюдия 2. FRANCIUM.

Все течет и изменяется. Мне пора бы привыкнуть, но никак не получается. Постепенно я перестаю видеть галлюцинации и сны. Не знаю, хорошо это и плохо. Но это «нормально». «Нормальные» люди не тратятся на психиатров, на терапию, на саморазрушение. Никаких таблеток. Никакой умышленной физической или моральной боли себе. Работа перебирается в более постоянное и осмысленное место. Жизнь превращается в стабильность. Счастлив ли я от этого по-настоящему? Предпочитаю о таком не думать. Лучше думать о проектах и настоящем, потому что тогда в тебе не будет противоречий, с которыми вся моя жизнь до этого была на ты. Из homo disceptatione превращаюсь в homo duis. Cu называет это перепрошивкой. Дозволяю себе то, что хочу дозволить. Иду туда, куда хочу идти. Подвергаю все сомнению, как и раньше, но глушу критическое мышление, если это касается личной жизни, собственного состояния, семьи и дальше по списку. Так завещали нам великие psychotherapists. Бездна ведь не будет пугать, если ты сделаешь вид, что никакой бездны нет и не в помине? Будь как все – игнорируй. Надевай не одежду, а улыбку. Во все 32. Так ведь проще жить? Проще, я знаю. Вот, учись. Солнце светит – это хорошо. Тебя ценят – это хорошо. Назови это любовью и дружбой. Сыграй со своим умом в шутку с подменой понятий. Не сомневайся. Замени все верой. Лучше, если слепой. Тебя что-то гложет? Усложни и приди к выводу, что такую сложную проблему и так не решить. Не будь старательным и упертым как всю свою жизнь. А все сложное упрости до первой ступени пирамиды Маслоу. Люди называют такое существование счастьем? И ты назови. Научись ходить по ресторанам и барам по пятницам с друзьями. Будь проще, ведь так много людей вокруг говорит тебе, что ты слишком сложный, что ты слишком много думаешь, что ты слишком стараешься понимать. Давай. Упрощай себя дальше и люди потянутся. Но… разве ты был интересен не потому, что ты сам по себе очень сложный и разный? Не думай об этом. И ты не думаешь. И обнаруживаешь себя вполне жизнеспособным. Почти как все. Только что-то тебя все равно выдает предательски, потому что, возможно, ты не с этой касты блаженных. Поэтому ты едешь к ней, чтобы немного побыть собой. Возможно, не сложным и разным человеком, но, как минимум, тем, кто готов идти на риск. Тебе не нужно великой любви, всепрощения и бежать за кем-то на край света. Тебе достаточно сейчас и здесь целовать ее рядом с выходом на крышу в центре Харькова в ее вузе. Тебе все равно, найдут ли вас, потому что другие люди – ты их даже не пытаешься разглядеть. И она берет тебя за руку, утягивая куда-то за собой в темноту. Через час, выглядывая в окно, я думаю, что Харьков чертовски красив с этого ракурса ночью. Но Cu в этой полутьме явно выигрывает у него. Времени нет. Скоро ты это поймешь. Очень скоро. Когда тебе придет сообщение от человека, от которого ты думал, что больше никогда ничего не получишь. Ни единого слова. И вся твоя «нормальность» спадет с тебя. Потому что ты всегда был другим. Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 159. Интерлюдия 17,61. KUPFERNICKEL.

Становится холоднее. Зима начинает совать свой нос в дела осени, пока я пью ночью кофе из мака на автозаправке в Полтаве. На мне зимняя куртка и ботинки, но ног не чувствую уже часа два. Замерзшая рука взбалтывает содержимое картонного стаканчика.

Cu посадила меня на маршрутку часа три назад, но сохраняется чувство, будто прошла целая вечность с тех пор. Абсолютно не спится, хотя уже далеко за полночь, да и дороги здесь совершенно неосвещенные. Водитель слушает Лазарева вперемешку с Лободой на бесконечном повторе, при том, что я пытаюсь спать прямо на колонке, потому что так теплее. И вдруг, впервые за долгое время, мне снова хочется писать стихи. Безосновательно, возможно, но очень сильно.

Когда я возвращаюсь в родительский дом, у меня почти все написано. Остается пара штрихов. И слова появляются так естественно и органично, как бывает крайне редко в моей жизни. Меня возвращает в мои 13-14, где еще практически нет ничего фатального и ужасного. Выглядывая из окна, думаю, что надо бы сделать домашнюю работу и собрать рюкзак на завтра, но ведь школа закончилась так много лет назад. Создается ощущение, что часть прожитого времени выпала снова, и теперь, сидя на подоконнике, можно подумать, что вчера мы с подругой ходили за мармеладом, прогуливали алгебру и я объяснял ей биологию на перемени.

Этого, конечно же, не было. Вчера был насыщенный день, да, но ни алгебры, ни биологии в нем точно не было. А из всех перемен за последние недели явно не отыскать ни одной связанной с пиццей в школьной столовой. «Участок памяти недоступен, для разблокирования нужного отрезка, пожалуйста, соберите все флаги на карте.» С небольшим ужасом наблюдаю, что могу вспомнить только свою фамилию, но не имя. Если я не помню, значит, не было? Как меня зовут? Люди называют Ю, но ведь раньше меня звали только по фамилии… В школе звали только по фамилии, в детском саду по фамилии, а дома никогда до определенного возраста вообще никак не звали.

Превозмогая себя, пишу Cu сообщение на немецком с извинениями, потому что не смог сдержать обещание, данное ей. Я влюбился, а, значит, проиграл. Она отвечает, что не знает немецкого. А потом отвечает на французском. И в этом есть некая магия. Вы не сказали друг другу ни слова на языке, который ваш общий, но при этом обсудили так много на других языках. Вопрос на немецком, ответ на французском и так по кругу. Сде��аем вид, что друг друга не поняли.

Никто ведь не проиграл, если кто-то ничего не сказал вслух, а кто-то другой ничего не понял? Или хотя бы сделал вид.

- Meine Sonne ... Ich werde so tun, als würde ich nichts sagen.

- Pourquoi?

Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 158. Интерлюдия 9,2. STRONTIAN.

Смерть отступает. Распадается на атомы. И мертвые, которые преследовали, остаются только на табличках в разных городах. Мне приятно думать, что они просто уехали куда-то, без возможности связаться. Хочется думать, что они счастливы, сыты, довольны, но вот одно но – я не думаю. Теперь есть вещи проще и необходимее. Но покоя не дает мысль, что если ты всматриваешься в смерть вокруг, то рано или поздно, она взглянет на тебя. Осень снимает стресс после летнего зноя, Cu снимает с меня рубашку. Снова Харьков и поразительное внутреннее спокойствие. Все мысли запрятаны в долгий ящик, который забит ногой куда-то под кровать и остается только она. Она, комната с обоями под гепарда, мой крестик, висящий на изголовье кровати, то и дело падая куда-то за. Минутная стрелка ползет очень быстро, но мне не успеть даже за часовой, что уж до минут. В моменты перекуров на балконе они становятся доступнее, потом снова куда-то пропадают, пока я не обнаруживаю себя на привокзальной площади ночью в поисках выпечки с вишней. Самое приятное в этом то, что приходит осознание, что бояться нечего. Можно оступиться. Ошибиться. Никто не осудит. Можно уйти не туда, опоздать, потеряться, позволить себе быть человеком. И тебя примут, а если нет, то можно уйти и не испытывать никакой боли. Но пока уходить не нужно. Можно просто возвращаться, в особенности по четвергам. Можно не думать ни о ком. Можно не волноваться. И погода такая прекрасная, что внутри, что снаружи. Мы снова играем в игру, надеясь не на выигрыш, а лишь отсрочить поражение. -Я тебя ненавижу. -Мне противно от тебя. -Ты худший человек на планете. -А ты невыносима. И все эти улыбки, все это безумие красоты – невыносимо. -Мерзко от того, какой ты добрый, умный и заботливый. И она душит меня до следов на шее, целуя при этом так, будто я бог этого мира. И смысл в этом всем очень прост: играй в игру, потому что если ты скажешь, что влюблен по уши – ты проиграешь. Но уши уже закладывает, потому что где-то в тебе взрывают фейерверки. Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 157. Интерлюдия 2,2. RUBIDUS.

Что является точкой покоя? Максимальной отметкой жизненной стабильности и может ли этой самой отметкой стать что-то взрывоопасное? Я разжимаю руку и отпускаю, думая, что так будет всем лучше. Думая, что раз от меня так сильно этого требуют, значит, возможно, мнение мое не так уж важно и нужно подчиниться, тем более, когда поражение становится настолько сладким. Улыбаться – не моя привычка. Совершенно. Хотя бы потому, что терпеть не могу не искренность, а поводов для действительного счастья вижу, как минимум, редко. Но тут абсолютно фатальная судорога лицевых мышц, встречи с друзьями, которые не понимают, что происходит, однако в удивлении обнаруживших радость за меня. Возможно, не так важно будущее, которое всегда безумно волновало. Вероятно, с людьми вовсе не нужно желать провести всю жизнь. Как вариант, все минущее, но от этого такое настоящее, а в своем поиске вечного, сильного, непреложного я совсем об этом позабыл, и теперь, когда все эти цепи собственных убеждений пали, стало вдруг так непривычно легко и просто. Любви нет? Ну и пускай. Дружбы не существует? А что это меняет? Даже если мы обречены жить без реального отражения этих понятий в собственных жизнях, от этого ни на грамм не изменится то, что с нами происходит, и то, что мы чувствуем. Cu непривычно тихая, когда спит. Стянув с меня одеяло и повернувшись ближе к стене, она досыпает последние часы до отъезда, в то время, когда я чувствую себя совершенно фатально счастливым и это ощущение настолько неизученное, что отчасти пугает. С большим страхом приходят в голову мысли о том, что так действительно может быть, а вместе с этим приходит ярое отрицание и отторжение, потому что боль должна уйти. Просто обязана. И вот она, твоя невыносимая легкость бытия, с достаточным количеством денег, путешествий, друзей, впечатлений и девушкой, которая тебя старается принимать, которая как из какой-то безумной мечты ранней юности, которая по неопределенному порядку событий нравится твоим родителям, друзьям и далее по списку. Ты останавливаешься и понимаешь, что если не барахтаться, то вода сама выталкивает на поверхность, а твои мельтешения только мешали такому естественному процессу и вот он свет, но кислорода же все еще нет? -Я люблю тебя. – говорит Cu очень буднично впервые за все время. -Мне бы не хотелось, чтобы ты говорила это только потому, что нужно. -Я говорю это, потому что именно в этот момент это чувствую. Отдавая ей в подарок учебник по физике, вызывая такси и уже возле автовокзала в часов шесть утра, пока Cu садится в автобус, а я потираю фиолетовую от засосов шею, в голову приходит мысль о том, что, наверное, пора выдохнуть.

Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 156. Интерлюдия 13,01. MADA.

Осень красит Харьков в оранжевый, но небрежно, оставляя зеленые участки. Мне нравится этот город. Здесь спокойно. А ведь я мало где чувствую себя спокойно. В школе мне хотелось влюбиться, потому что я ничего не чувствовал. Не особо умел. Совсем не мог. Пока у всех были «серьезные» отношения с пятого класса средней школы, у меня был английский, скрипка, шахматы, курсы, книги. Друзья? Да, возможно и они. Помнится, каждый вечер мы раскачивались до стука на качелях, а потом прыгали в песок, пока моя одноклассница в метрах восьми целовалась в засос с парнем старше ее года на три. Сколько ей тогда было? Лет 12 где-то. И каждый раз она говорила о замужестве, любви и детях, а я думал о том, что со мной, возможно, что-то не так, если мне этого не хочется. Представить рядом с собой человека у меня не получалось и не хотелось. Но казалось, что влюбись я, найди достойного человека, и все магическим способом поменяется, но у меня никогда не было стремления к простому. Хотелось найти девушку, которая будет не банально красивой, но и интересной, а значит играть на нескольких инструментах, читать, иметь музыкальный и художественный вкус, говорить на нескольких языках – план минимум, так сказать. Но поняв, что в моем окружении подобных людей нет, мне удалось закрыть на это глаза и успокоиться, а теперь, открывая глаза, вижу ее с очередной сигаретой. До конца не понятно, что именно меня в ней цепляет: французский, то, что она присылает мне, как мое имя можно было бы проиграть музыкой, ее связь с искусством и медицинское образование или то, что она вспыхивает, как спичка, обжигая пальцы, и целует меня наотмашь, как последний раз, совершенно не смотря на окружающих. Сидя в сквере на скамейке я думаю, что она безумно красива, пока меня сжигает от желания ее поцеловать прямо здесь и сейчас. Целовать ее запястья, пока Cu зарывается в мои волосы и целует их, потом опускается ниже к шее своим теплым дыханием. После снова разговоры и все по кругу. Но он оказывается незамкнутым. В кинотеатре посреди зала на каком-то артхаусном украинском фильме, ее руки расстегивают мои джинсы. Я запоминаю только музыку и ее слова, взгляд, температуру тела. -Пообещай мне одно. – говорит мне она, прижимаясь ближе. -Что? – отвечаю, срываясь на излишне резкий вдох. -Что ты в меня не влюбишься. -Но я не могу тебе этого обещать. -Просто пообещай, потому что я себя знаю. Если ты в меня влюбишься, то у меня пропадет весь интерес. -А ты? Тоже пообещаешь? -Не уверена, что это все еще актуально…

На пару мгновений помещение становится темнее, и я обещаю ей на ухо, что не влюблюсь, но даже если бы она сейчас попросила ее наоборот полюбить, то мне бы пришлось сделать все возможное для этого… Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 155. Интерлюдия 8,54. CARBO.

Лето сменяет осень. Старые раны затягиваются, но на их место приходят новые. Уже плевать, кто в списке на выбывание следующий – все это можно пережить. Все, кроме единственного имени, о котором тебе бы хотелось знать больше, но ты недостоин даже узнать, все ли в порядке с этим человеком. Находясь на площади Сковороды, стою на коленях, пьяный в хлам. Был откровенно тоскливый разговор, после которого не осталось ни сил, ни смысла сопротивляться. Я сдаюсь. Стоя здесь и извиняясь перед подругой, которая из этого всего меня тянула слишком долго. Нет смысла задавать ей вопрос о том, слабость ли любовь, ведь она скажет, что моя любовь – самое слабое во мне место. -Плакать – не порок, Ю. Тебе же просто больно. -Мне не «просто больно», но дело в другом. Я виноват перед тобой. Виноват в том числе и в том, что ты меня каждый раз вытягивала, а я все равно во все это лез. -Но ты не мог иначе. – она встает н�� колени и обнимает меня. –И в этом одна из причин, почему мы общаемся. Потому что тебе важнее другие. Потому что даже сейчас ты стоишь и извиняешься передо мной за свои чувства, хотя тебе самому по себе сейчас невыносимо, а ты все равно беспокоишься обо мне. -Ты прекрасный человек. -Нет, но с тобой у меня не получилось иначе. А вот ты слишком добрый. К середине вечера я уже плохо помню, что пил и курил, но мысли прыгнуть под поезд куда-то медленно отходят. К концу празднования отмены самоличной смертной казни, телефон начинает тихо жужжать от входящего сообщения. По лицу расползается улыбка.

-Это она? -Да, это Cu. -Что, попробуешь снова, как я тебя и просил? - отвечает хороший друг. -Хорошо. -Обещаешь? -Обещаю.

Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG

[monomir]

Запись 154. Интерлюдия 24,44. ЗАРНИК.

Она стягивает длинные черные волосы в высокий хвост, пока я растерянно сижу на вымокшей от пота кровати. Легкий макияж, белая наглаженная рубашка, тугая юбка-карандаш. U ведет бедром в мою сторону, подзывая, чтобы помог ей застегнуть цепочку. -Ты обещала. -эта фраза в ее адрес срывается с губ очень тихо, но этого хватает, чтобы она услышала. -Я не зависимая, Ю. В любой момент можно остановиться. -Но ты не останавливаешься. -Пока ты рядом, я не употребляю. -Но стоит мне уснуть или уйти, как все начинается снова. -Я не сильная, Ю. И никогда не была. Это ты у нас можешь стиснуть зубы, выть, но идти дальше. Но мне не зачем жить. Ты все, что осталось. Ты и таблетки. Только вот тебя нет. Такое чувство, что не люди вокруг тебя погибали, а ты медленно исчезал из этого мира. И теперь сидишь здесь, позади меня, а вот прикоснись к тебе и станется, что другой это вовсе человек. Я больше не знаю где ты и с кем, о чем думаешь, куда идешь, с кем засыпаешь. И нет, мне действительно интересно, что в твоей жизни, но вот только кажется, что ты решил надеть маску и сбежать. -Это усталость, а не маска. -И от чего же усталость. -От того, что на самом деле это никому не нужно. Тебе кажется, что ты хочешь услышать о моей жизни, но на самом деле тебе лишь хочется почувствовать себя нужной и важной мне. Нет никакого смысла в том, что будет сказано, если ты не будешь чувствовать себя необходимой, а открываться, делиться сокровенным – это трудно, на это силы нужны, U. Так скажи, зачем тратить свои силы на рассказы вещей, которые заведомо тебе не интересны, на то, что ты, как и многие, обесценишь? Не проще ли промолчать и сказать вовремя что ты важна мне? -Сделай кое-что для меня. – она поворачивается ко мне и достает коробочку с таблетками. – Если ты думаешь, что мне нужно от тебя только то, чтобы знать, что я тебе важна, то раздели со мной это… -Не хочу в следующий раз встретиться с тобой на похоронах. Я устал от всех этих смертей. -Тогда прими меня также, как принимаешь всех, и мы встретимся еще не раз. – она кладет таблетку на язык и подходит ближе, чтобы поцеловать.

Читать меня в телеграм - https://t.me/immortalityBLOG