rollonda

[rollonda]

...

Все четыре часа полета я смотрела на него. В основном, видела лишь темные волосы и провод наушника, но иногда, когда он поворачивался к соседу, любовалась профилем. За все то время, что мы были в лагере, я никак не могла насмотреться на него. Ведь если бы кто-то заметил мой взгляд, вдруг что-то бы понял? А никто не должен знать о моих чувствах. Аэропорт. Ищу его глазами в переполненном автобусе, ищу на паспортном контроле. Он успел проскочить почти в начале, а до меня очередь дойдет не скоро. Со всех сторон доносятся разговоры и смех ребят, кто-то показывает свои неудачные фото с паспорта, кто звонит родителям и сообщает о удачном полете. А я думаю. Думаю о нем. Попрощаться? Подойти к нему напоследок, сказать пару слов? Придумываю различные диалоги и то, чем они могут кончиться. Но смысл? Я все равно не подойду, просто не смогу. Мы же даже не общались толком, несколько фраз за всю смену и все. Так хочется повернуть время назад и попробовать снова. Но все будет так же, как и сейчас: я слишком слабая, чтобы признаться человеку. Я даже себе признаться не могу. Кажется, это лишь самообман. Самовнушение. А может, так оно и есть? Он и не нравился мне вовсе, просто нужно было мечтать о ком-то, нужна была причина, чтобы наряжаться на вечерние мероприятия и приходить на ночные тусовки в номере? Тогда почему от одной мысли о нем я таю? Почему улыбаюсь как дурочка, вспоминая его фигуру? Почему сохраняю все его новые фотографии на телефон? Не заметила, как подошла моя очередь. Показала паспорт, забрала багаж, зашла в зал. Вот и пришла пора расставаться. Все обнимаются, рыдают, говорят те слова, которые хочет услышать каждый на прощание. Снова ищу его глазами и вижу ту спортивную куртку. Вид загораживает мужчина. А, это тот сопровождающий, что привез нас сюда когда-то. Надо же, казалось это было вчера, а уже прошло 2 недели. Никогда не проходила смена так быстро. Что, уже пора садиться в автобус? Говорю, что нужно еще пять минут, чтобы попрощаться со всеми. На самом деле, пять минут, чтобы посмотреть на него. Будто бы смогу за это время насмотреться. Случайно встречаюсь с ним глазами, и сразу перевожу взгляд. Смотрела бы в его голубые глаза вечность, но ведь это будет странно и подозрительно? Никто не должен знать о моих чувствах. Даже он. Глупо? Очень. Но по-другому не могу. Наша группа направилась к выходу. Я остановилась у самых дверей, чтобы в последний раз посмотреть на него и запомнить образ. Мы же больше никогда в жизни не встретимся, это был наш последний год. От этих мыслей стали наворачиваться слезы. Он не смотрел на меня, он не знал, что какая-то провинциальная девчонка прожигает его взглядом. Он не мог знать, я же не давала никакого повода так думать. Я всегда была осторожна. Наверняка он думает, что я на него ни разу не смотрела. Но я смотрела постоянно, когда мельком, чтобы убедиться что он рядом. А иногда, будучи уверенной, что никто не видит, не сводила с него глаз. Поэтому, если он поворачивался в мою сторону, я сразу переключалась на рядом стоящий цветок или без умолку болтающую соседку. Но правильно ли это было? Не знаю, уже ничего не знаю. Вы когда-нибудь плакали из-за конца смены? Я нет и никогда не понимала тех, кто проливает слезы из-за этого. Лагерь должен кончиться рано или поздно, мне это было понятно всегда, так что насколько бы я ни привязывалась к детям, вожатым или самой лагерной атмосфере, слез не было ни разу. Тогда почему сейчас, когда я покидаю аэропорт и сажусь в автобус, в глазах стоит эта влага, а в горле непонятая горечь. Почему, когда автобус трогается, а здание скрывается из виду, я начинаю беззвучно плакать? Я стала такой сентиментальной, что даже смешно. Да, мы никогда больше не увидимся, но знай ты — лучшее, что произошло со мной за это лето.