#а у меня этюд в прозе

[time-s-noise]

Этюд по-ерофеевски

Просыпаюсь я ��ак-то от заливистого лая собаки, в полном недоумении, какое сейчас время суток, и отчего все-таки лает четвероногая. Пришлось вставать, угомонить разбушевавшуюся нечисть, как никак дом спит, видит третий сон. А это моя святейшая обязанность сейчас — угомонить нечисть; точный удар подушкой — раз, и она смиренно притихла. Ложусь обратно, нога моя задевает что-то волосатое. И на секунду от страха кровь в жилах стынет. Как это собака под одеялом, если только что притихши засела она на полу. Мамочки, инородные существа — может, и не существа вовсе — уже внедрились среди нас. От страха быстрее трогаю это что-то под одеялом. Да нет же, это всего лишь неуклюжая нога моего братка Мишки Мишарина. Браток он мне, хоть моя фамилия вовсе не Мишарина. Я все лежу, и ворочается голова на подушке. Как вдруг замечаю, что из окна яркий свет льется. А я и недоумеваю, вроде, только-только глазки-то прикрыла, а уже светло. Неясно, это солнце всходит, или фонарь упрямо тычет мне в окно. Смотрю, а в двух других окнах тоже светло. Значит, утро наступает. Нет, какое утро, это со всех трех сторон дома фонари понаставили, дорогу освещать. Пытаюсь прислушаться к стуку секундной стрелки на стене. Жалко, что так, по одному только звуку, никак нельзя определить время. Но я не сдаюсь и все вслушиваюсь в темноту, стрелка должна громче проходить по той части окружности часов, что ближе ко мне и измеряет тридцать секунд. Слушаю, а стук все громче и громче, затихать ни на децибел не собирается, будто стуку этому нет предела. Ну, иди тогда, иди, коли нет предела. А тут и кошка под боком нашла время по-тихой слинять. Я ее как прижала к себе, так она успокоилась и размякла сильнее былого. Ей ведь только надо показать, что она нужна мне, что она не навязывается мне, горделиво устроившись на плече. А я чешу ей брюхо и радуюсь. И кажется мне, что это чесание брюха составляет единственную мою радость.