#француз

[uri-simka]

Пробежимся по династии Мурэ? :)

5 поколение - Вэлори Мурэ

[panmikola]

"Диана" 1867 г.

Пьер-Огюст Ренуар (француз, 1841 - 1919)

[heghogsblog]

всё очень просто, @mir-and-estel ) за свою долгую жизнь бабуля имела двух мужей. первым был русский, второй француз. и поэтому она свободно говорит на французском, а также на русском и английском конечно же. обоих своих мужчин она пережила, и сама сейчас очень очень старенькая. ��оэтому иногда она ведет себя как ребёнок, вдруг начинает говорить на любом из этих языков, забывает, кто , что, зачем и почему. это очень грустно ( . но это ни как не влияет на отношение к ней близких и знакомых, все её любят, я, её очень люблю .

[anadesired]

Сегодня я какая-то рассеянная. Перепутала количество уроков у дочери, отчего приехала на час раньше, и книгу, которую должна была сдать в библиотеку. Я торопилась, думая, что опаздываю, и свою оплошность заметила только в машине.

Дочь досиживала час на английском, сын спал дневной сон прямо в машине, а я гуляла по отмеченным страницам и выделенным абзацам романа дорогого Сноба «Человек, который плакал от смеха». Когда роман только вышел, я прочла его залпом на обоих языках. И теперь, вернувшись к тексту спустя четыре года, я снова могу сказать только — браво!

Я как-то писала длинный пост, частично объясняя свою любовь к Бегбедеру, и там была фраза — Фредерик говорит, пока другие думают. Многое о том, что пишет француз мне откликается: хоть наш жизненный опыт диаметрально противоположный, мироощущение, мышление и восприятие чувств, особенно любви, довольно схожи.

Пока я листала страницы, меня сильнее чем в прошлый раз зацепили некоторые отрывки — про дом мечты в Грузии, про Лару и детей, про обручальное кольцо, про жизнь с ее быстротечностью, про свободу слова и, наконец, про счастье.

«Почему тебе так стыдно быть счастливым? Думаешь, это глупо? Нелепо? Смешно?» — спрашивают главного героя книги.

Я помню, какое впечатление оказали на меня эти строчки четыре года назад. Я смеялась, а потом плакала, закрывая рот ладонями, чтобы не закричать и не разбудить мужа.

Всего за несколько недель до этого, мы стояли у обрыва, грозящим бесповоротным финалом нашей истории. Мне было очень плохо, я хотела уберечь его от самой себя, не спросив его мнения. Той холодной ночью мы многое друг другу сказали: пытались спасти нашу любовь, ведь она ни в чем не виновата, это мы жестокие.

«Почему ты так боишься быть счастливой?» — кричал он обессиленным голосом, перекрикивая шум моря. Я оцепенела, но ответ был до боли простой.

Потому что я считала, что не заслуживаю счастья. А значит и его, ведь он олицетворение этого чувства, а еще тепла, надежности, безусловной любви... и безопасности.

В конце концов эта установка потерпела крах, и сейчас я могу сказать — да, я заслуживаю быть счастливой и любимой. Как и любой другой человек на планете Земля.

Я не боюсь быть счастливой. И не стыжусь жить той жизнью, которая порождает во мне это сильное, неукротимое чувство и заставляет улыбаться с раннего утра и до поздней ночи, смеяться, танцевать и любииить, отдавая всю себя мужу и детям, без остатка!

Как и Фредерик. Мы оба нашли свое счастье в тот самый миг, когда прекратили его поиски. В тихой жизни на берегу моря, в семье.

[chifar]

О нет, грязный француз поймал вашего Чифара... помогать ей не нужно 👀

[elistenshi2]

«Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, — подумал князь Андрей, — не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, — совсем не так по��зут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба.»

[pom-pomu]

У нас с подругой случайно появился тупой хэд на то, что Кевин очень сильно завидует Жану из-за его отношений с Джереми. Тип он регулярно бьётся в истерике "ПОЧЕМУ ФРАНЦУЗ, А НЕ Я??!?!?"

Причём его истерика выглядит как истерика маленького ребёнка, который дрыгает ногами и руками на полу в магазине.

[another-21]

Джо Джо 3 сезон 18 серия

СПОЙЛЕРЫ!

Отправились как-то в Египет

Школьник японец

Дядька абдул монах

Дед американец

Школьник японец, но �� другом костюме

И француз со шпагой

И всё же, они смогли исправить косяки

Вернули хамон, вернули фишки Джозефа

Придали смысл французу, дали реплик зелёному школьнику

И исправили всё же мораль Джотаро

Стенды пусть и скучные, но я не виню автора

Злодеи идут стабильно, настолько, что шаблонно, но кринж даёт возможность продлить просмотр

[books-things]

25 июня 1857 года  вышел в свет сборник стихов французского поэта Шарля Бодлера «Цветы зла»

Французский писатель Шарль Бодлер никогда не считался образцом добропорядочности. Но, даже несмотря на его дурную славу, никто не ожидал, что из-за поэтического сборника «Цветы зла» он предстанет перед судом.

20 августа 1857 года состоялось судебное заседание, на котором Бодлер был признан виновным в нанесении оскорбления общественной морали и добропорядочным нравам.

«Аморальная» книга

На момент судебного разбирательства тридцатишестилетний Бодлер едва ли был известен широкой публике, зато интеллигенция уже зачитывалась его томами искусствоведческих работ и переводов. Над своим же главным трудом — сборником стихов «Цветы зла», где лирический герой разрывается между идеалом духовной красоты и красотой зла — француз трудился долгие месяцы. Даже в готовую вёрстку писатель вносил всё новые и новые правки, из-за чего издатель сокрушался, что «Цветы зла» выйдут из печати, «когда будет угодно Господу Богу и Бодлеру».

Им было угодно, чтобы книга тиражом 1100 экземпляров увидела свет 25 июня 1857 года. «Этот том, со всеми его достоинствами и недостатками, останется в памяти образованной публики наряду с лучшими стихотворениями В. Гюго, Т. Готье и дажеБайрона», — был уверен Бодлер. Но вскоре после выхода книги понял, что вместо славы его ждут неприятности: Главное управление общественной безопасности подало на автора и издателей «Цветов зла» в суд.

«Разжигателем» судебного процесса стала газета «Фигаро», где одна за другой стали появляться критические статьи за подписью господина Бурдена (согласно самой распространённой версии, под псевдонимом скрывался главный редактор изданияЖан Ипполит Вильмессан), в которых автора стихотворений обвиняли в порочности. А уже 17 июля генеральный прокурор дал согласие на возбуждение дела против Бодлера и издателей, потребовав конфисковать все нераспроданные экземпляры книги. Общественность была убеждена, что «книга господина Бодлера — одна из тех вредных, глубоко безнравственных книг, авторы которых рассчитывают на скандальную славу. „Цветы зла“ бросают вызов законам, защищающим религию и нравственность. Такие стихи, как „Отречение святого Петра“, „Авель и Каин“, „Вино убийцы“ — сплошное богохульство. В „Окаянных женщинах“ автор воспевает позорную любовь женщин к женщинам, в „Метаморфозах вампира“ — рисует самыми грубыми выражениями картины непристойные и похотливые».

Безумье, скаредность, и алчность, и разврат И душу нам гнетут, и тело разъедают; Нас угрызения, как пытка, услаждают, Как насекомые, и жалят и язвят

Современные читатели, взяв в руки книгу Бодлера, даже не поймут, в чём состоит ужасающая безнравственность, в которой обвиняли поэта. Но для буржуазного общества того времени «Цветы зла» звучали неприемлемо. Более всего цензоров раздражало название сборника, ведь оно давало повод думать, что автор сочувствует изображаемому в нём «злу».

«Опозоренный» автор

Напрасно Бодлер просил знакомых критиков писать положительные рецензии: вскоре ему понадобился адвокат. К суду над Бодлером готовился и прокурор Пинар, за плечами которого уже была неудача с судом над «возмутительным» романом Гюстава Флобера «Госпожа Бовари». «Обвинять книгу в оскорблении общественной морали — дело тонкое,  — говорил прокурор. — Если из этого ничего не выйдет, автора ожидает успех, он окажется чуть ли не на пьедестале, и получится, что его просто-напросто травят…»

К большому разочарованию Бодлера, суд над ним пошёл иным путём. 20 августа во Дворце правосудия, в 6 палате исправительного суда департамента Сена, где обычно рассматривали дела мошенников и проституток, автору вынесли обвинительный приговор. Его признали виновным в оскорблении общественной морали и добропорядочных нравов. А вот по пункту «оскорбление религиозной морали» вину писателя так и не доказали.

Бодлера приговорили к штрафу в 300 франков, его издатели должны были выплатить по 200 франков. Кроме того, из скандального сборника потребовали изъять шесть стихотворений: «Слишком весёлой», «Украшения», «Лету», «Лесбос», «Метаморфозы вампира» и «При бледном свете...».

Писатель был обескуражен подобным решением, до последней минуты он ожидал, что вместо обвинительного приговора ему принесут извинения за «попрание чести». Но, как это часто бывает, общественный скандал вокруг произведения стал его же успешной рекламной кампанией. На следующий день после суда толпы любопытных спешили скупить редкие «Цветы зла», которые ещё можно было раздобыть в Париже, а друзья автора с удовольствием декламировали запрещённые (и от этого модные) стихи Бодлера в кафе и ресторанах.

Сперва «опозоренный» ��одлер собирался подавать апелляцию, но, после того как парижские газеты опубликовали скандальный приговор, передумал. О судебном решении из газет узнал Виктор Гюго, литературная звезда. Он написал своему коллеге: «Я кричу изо всех сил: „Браво!“ Ваш мощный дух восхищает меня… Вы только что получили одну из редких наград, которые дают наши власти. То, что у них называется правосудием, осудило вас во имя того, что они называют своей моралью. Вы получили ещё один венок. Поэт, я жму вашу руку».

Бодлер умер в 1867 году, но ещё 82 года его осуждённые стихотворения оставались запрещёнными к публикации и продаже во Франции. Только 31 мая 1949 года Кассационный суд по просьбе сообщества литераторов пересмотрел дело Бодлера и аннулировал решение 6 палаты исправительного суда.

[panmikola]

"Водоносы"

Виктор Рено де Гравье (француз, 1816 - 1904)

[marta-krasina]

Этьен Розье

Слизеринец, один из Вальпургиевых рыцарей, однокурсник Тома Реддла

Старший сын в основной линии рода, чистокровный француз. Папа Эвана Розье

[galerienoirchic]

«День, когда я перестану доверять тебе, станет последним в моей жизни», – эту реплику из фильма «Кристина» Роми часто повторяла. Она доверяла Делону до конца своих дней. Зимой 1981 года зрители назвали Роми и Алена лучшими актерами французского кино.

После смерти Роми Шнайдер Ален Делон сказал: «Это счастье, что она умерла, она сделала это вовремя, она не пережила бы своей старости». Они были вместе 6 лет, и говорят, что после смерти Роми Делон не может смотреть фильмы с ее участием. В этой актрисе есть что-то неразгаданное: красота, талант, судьба. Ее творчество было неповторимо и блестяще.

Через неделю после похорон актер опубликовал открытое письмо к Шнайдер под заголовком «Прощай, моя куколка».

ParisMatch № 1724. 11 июня 1982 г.

Письмо Алена Делона на смерть Роми

Перевод Инги Балаклав и Тани Голик

"Я смотрю на тебя спящую. Я рядом с тобой у твоего изголовья. На тебе длинная черная с красным туника, вышитая на корсаже. Я думаю, это цветы, но я их не вижу. Я говорю тебе прощай, самое большое прощай, моя Puppele. Это так, как я тебя называл. Так хотел сказать Куколка на немецком. Я не вижу цветы, но вижу твое лицо и думаю, какая ты красивая и что наверное, никогда ты не была такая красивая. Я думаю также, что первый раз в моей жизни-и в твоей-я вижу тебя безмятежной и расслабленной. Какая ты спокойная, какая ты чистая, какая ты красивая. Словно какая-то рука осторожно стерла с твоего лица всю напряженность, весь ужас твоего несчастья.

Я смотрю на тебя спящую. Они говорят мне, что ты мертва. Я думаю о тебе, обо мне, о нас. В чем я был виноват? Задают этот вопрос тому, кто любил и всегда любит. Это чувство вас переполняет, потом отступает и затем говорят, что нет, не виноват, но несет ответственность. Я. Из за меня в Париже в ту ночь твое сердце перестало биться. Из за меня, потому что 25 лет назад ты выбрала меня быть твоим партнером в "Кристине". Ты прибыла из Вены, а я ждал тебя в Париже с букетом цветов, который не знал, куда деть. Но продюсеры фильма говорили мне: "Когда она спустится по трапу самолета, вы подойдете и вручите ей эти цветы." Я ждал с этими цветами как дурак, смешавшись с толпой фотографов. Ты спустилась. Я продвинулся вперед. Ты спросила мать: "Кто этот парень?" Она ответила: "Должно быть Ален Делон, твой партнер…" И потом ничего, никакого удара молнии, нет. А затем я поехал в Вену, где снимался фильм. И там я безумно влюбился в тебя. А ты влюбилась в меня. Часто мы задавали друг другу этот вопрос влюбленных: "Кто влюбился первый, ты или я? Мы считали: "Раз, два, три!" и отвечали: "Ни ты, ни я! Вместе!" О, Боже,как молоды мы были и как счастливы. В конце фильма я сказал: "Приезжай жить со мной во Франции" и ты мне сказала: "Я хочу жить рядом с тобой во Франции." Ты помнишь? Твоя семья, твои родители в ярости. И вся Австрия, вся Германия относится ко мне как … к захватчику, похитителю, обвиняет в похищ��нии "императрицы". Я, француз, который не говорил ни слова по-немецки. И ты, Puppele, которая не говорила ни слова по-французски.

Мы любили без слов вначале. Мы смотрели друг на друга и смеялись. Puppele… А я был "Pepe" . Через несколько месяцев я все еще не говорил по-немецки, но ты говорила по-французски, благодаря чему мы играли в театре во Франции. Висконти был постановщик. Он говорил нам, что мы были похожи и что у нас между бровями была та же V, морщинка гнева, страха жизни и тоски. Он называл это V Рембрандта, потому что у этого художника на всех автопортретах была эта V. Я смотрю на тебя спящую. V Рембрандта стерлась… Ты больше не испытываешь страха. Ты больше не боишься. Тебя больше не преследуют. Охота закончена и ты отдыхаешь.

Я на тебя смотрю снова и снова. Я знаю тебя столь хорошо и столь сильно. Я знаю, кто ты и почему ты умерла. Твой характер, как говорят. Я им отвечаю, "другим", что характер Romy был её характером. Это все. Оставьте меня в покое. Ты была необузданная, потому что ты была цельная. Ребенок, который стал очень рано и чересчур рано звездой. Итак, с одной стороны , капризы, гневы и настроения ребенкa, всегда оправданныe, конечно, но с непредусмотренными реакциями; с другой стороны, профессиональный авторитет. Да, но ребенок, который не очень хорошо сознаёт, с чем он играет. С кeм. И почему. В этом противоречии, через эту брешь, поглощаются тревогa и несчастье. Когда ты Роми Шнайдер, и обладаешь такой чувствительностью на уровне кожи и таким темпераментoм как у тебя, как объяснить им, кeм ты была и кто мы есть, мы - "актеры ". Как сказать им, что чтобы играть, "интерпретировать", быть тем, кeм мы действительно не являемся, мы становимся потерянными и сумасшедшими. Чтобы устоять, как им сказать, что это столь труднo, нужна такая сила характера, такое равновесие… Но это равновесие, как его найти, в этом нашем мире, нам жонглерам, клоунам, воздушным гимнастам этого цирка, чьи прожекторы освещают золотой славой.Ты говорила: "Я не могу ничего сделать в жизни, но все в кино… ". Нет, "другие" не могут понять это. Что чем больше становишься большим актером , тем больше не "умеешь" жить. Гарбо, Мэрилин, Рита Хэйуорт… И ты. И я кричу, в то время как ты отдыхаешь и в то время как я плачу возле тебя, что нет, нет, нет, эта ужасная профессия- нe женская профессия. Я это знаю, потому что я тот мужчина, кто тебя знал лучше всех, который тебя лучше всего понял. Потому что он тоже актёр. Мы были одной расы, моя Куколка, мы говорили на одном языке. Но я, я - мужчина. Они не могут нас понять, "другие". Актеры, да. "Другие", нет. Это необъяснимo. И когда являешься женщинoй, как ты, они не могут понять, как мы можем умереть от "этого". Они скажут, что ты былa мифом. Конечно… Но да… Но "миф", он, знает что он такое. Фасад. Отражение. Внешность. Oн - король, принц, герой, Сисси, мадам Ано, чайка… Но он, миф, возвращается к ceбe вечером. Тогда он не кто иной как Роми, только женщина, с плохо понятой жизнью, плохо встреченная, плохо oписанная в газетах, атакованная и гонимая. Тогда oн устаёт, миф, в своем одиночестве. Он встревожeн. И чем больше он это осознает, тем больше попадает, в болeе или менeе повторяющихся дозах, в блаженство алкоголя и транквилизаторов. Это становится привычкой, затем правилом, затем потребностью. Затем это становится незаменимым и изношенное сердце останавливается, потому что слишком устало биться. С ним слишком грубо обращались, его опрокинули, это сердце, которое принадлежало женщинe, вечером сидящей со стаканом…

Говорят, что отчаяние, которое у тебя вызвала смерть Давида, тебя убило. Нет, они обманываются. Оно тебя не убило. Он тебя прикончило. Это правда, что ты сказала Лорану, твоему последнему и чудесному компаньону: « У меня впечатление, что я прибываю в конец туннеля ». Это правда, что ты хотелa жить, что ты любилa жить. Правда однако, что ты прибыла в конец туннеля, в субботу, на рассвете. Что ты была единственной кто знал, когда твое сердце разбилось, что это был там конец настоящего туннеля.

Я тебе пишу наудачу. Беспорядочно. Моя Куколка , столь агрессивнo, с содранной кожей. Ты никогда не смоглa принять и понять правила игры этой профессии публичной женщины, которую ты выбралa и которую ты любилa. Ты не понималa, что ты былa общественным персонажем и что у него была такая значимость. Ты отклонялa игру, все игры, которыe эта профессия выносит на всеобщее обозрение. Ты чувствовалa себя атакованнoй, пронзеннoй, оскверненной в твоей личной жизни. Ты былa всегда настороже, как преследуемое, затравленное животное, как говорят o лани. И ты, ты зналa, что судьба одной рукой отнимала у тебя то, что она тебе давала другой.

Мы прожили более пяти лет друг с другом. Ты со мной. Я с тобой. Вместе. Затем жизнь… Наша жизнь, которая не смотрит ни на кого, нас разделила. Но мы созванивались. Часто. Да, это в точности так: мы бросали "призывы". Затем в 1968, это был " Бассейн ". Мы встретились, чтобы работать. Я поехал тебя искать в Германии. Я познакомился с Давидом, твоим сыном.

После нашего фильма, ты - моя сестра, я - твой брат. Все чисто и ясно между нами. Больше нет страсти. Лучше, чем это: наша дружба крови, сходства и слов. И затем твоя жизнь и по твоим следам ходят несчастье и тревога, тревога… Они скажут, "другие": « Какая актриса! Какая трагедийная актриса! ». Они не знают, что ты - эта трагедийная актриса в кино, потому что ты ею являешься в жизни и потому что ты за это будешь очень дорого платить . Они не понимают, что драмы твоей личной жизни повторяются позже на экране, в твоих ролях. Они не могут восхищаться тем, что ты "хороша " и "гениальна" в кино, потому что ты проживаешь трагедию , и ты волнующа, потому что тебя озаряют отражения твоих личных драм. И ты сияешь только потому, что они тебя сжигают. О! моя Куколка этo работа боли! Я пережил с тобой или рядом с тобой? До смерти Давида однако, это " профессия ", которая поддерживала тебе голову над водой. Потом Давид ушёл. И профессии не стало больше хватать. И я не удивился , когда я узнал, что ты тoже ушла. Чем я был удивлен? Твоим не-самоубийствoм. Не тем, что твое сердце разбилось, нет. Я сказал: « Это был конец туннеля ». Я смотрю на тебя как ты спишь. Вольфи , твой брат, и Лоран входят в комнату. Я говорю с Вольфи. Мы вспоминаем о том доме, который у меня был за городом. Доберманы, которые тебя так пугали . Мы об этом вспоминаем еще… Это было двадцать пять лет тому назад в Баварии, в маленькой деревне. Вольфи было четырнадцать лет, мне двадцать три, тебе двадцать. Мы смеялись, когда нам сообщили о визите президента Фан Клуба Роми Шнайдер во Франции. Мы увидели, как прибылa крупная девушка в очках, робкая, которую звали Бернадетт. Когда мы возвратились в Париж, мы ей позвонили. Онa была нашим секретарем на протяжении шести лет. Она до сих пор остается моей ( секретаршей) , уже двадцать два года.

Я смотрю на тебя спящую. Вчера еще ты была живой. Это было ночью. Ты сказала Лорану, когда вы возвращались домой: « Иди спать. Я к тебе присоединюсь чуть позже. Я остаюсь немного с Давидом послушать музыку ». Ты говорила об этом каждый вечер… Что ты хотела остаться одной с воспоминанием о твоем мертвом ребенке, прежде чем ложиться. Ты села. Ты взяла бумагу и карандаш и ты принялась рисовать. Для Сары. Ты рисовала для твоей девочки, когда твое сердце пронзила боль так внезапно… Такая красивая. Красивая, богатая, знаменитая, что тебе было нужно ещё? Покоя, немного счастья.

Я смотрю на тебя спящую.. Я снова один. Я говорю себе: ты меня любилa. Я тебя любил. Я сделал из тебя Француженку, французскую звезду. За это да, я чувствую себя ответственным. И эта страна, которую ты любилa, из-за меня, стала твоей. Франция. Тогда Вольфи решил - и Лоран ему сказал, что ты хотелa это - что ты здесь останешься и что ты навсегда отдохнешь в земле Франции. В Boissy. Где через несколько дней, твой сын, Давид, присоединится к тебе. В маленькой деревне, где ты только что получила ключи от дома. Там ты хотелa жить, рядом с Лораном, рядом с Сарой, твоей дочерью. Там ты заснёшь вечным сном. Во Франции. Около нас, около меня. Я занялся твоим отправлением в Boissy, чтобы помочь Лорану и твоей семье. Но я не пойду ни в церковь, ни на кладбище. Вольфи и Лоран меня понимают. Ты, я тебя прошу меня простить. Ты знаешь, что я не мог бы тебя защитить от этой толпы, от этой бури, столь жадной до "спектакля" и которая тебя так пугалa, которая тебя заставлялa дрожать. Прости меня. Я приду увидеть тебя на следующий день и мы будем одни.

Моя Puppele, я на тебя смотрю снова и снова. Я хочу поглотить тебя всем моим взглядом и еще сказать тебе снова и снова, что ты никогда не была столь красива и столь спокойна. Отдохни. Я тут. Я научился немного немецкому языку, рядом c тобой. Ich liebe dich. Я тебя люблю. Я тебя люблю моя Puppele. "

…Спустя много лет после смерти Роми Шнайдер Ален Делон скажет: «В моей жизни были работа, сын и только одна женщина — Роми Шнайдер».

[goshminherz]

В мечети Парижа зверски убили имама. Убийца выкрикивал оскорбления в адрес Аллаха

Во французской Окситании исламофоб-атеист 24-летний молодой француз пришёл в мечеть, чтобы научиться молиться и принять ислам. Имам пригласил его на личную молитву, парень воспользовался ситуацией и зарезал имама, нанеся 50 ударов ножом снимая всё на телефон. После содеянного он скрылся, 2 дня его искала вся Франция, а на 3 день он добровольно пришёл в полицию.

[mantikora09]

"Любовь для ворона"

Первое время Джереми абсолютно не знал, как подступиться к Моро. С этим парнем был что-то очень сильно не так. Он походил на забитую собаку, которая шарахалась ото всех, потому что жестокие дети кидали в нее камни.

Жан всегда был предельно вежлив, уступчив и находился на расстоянии вытянутой руки ровно на столько, чтобы его нельзя было схватить сразу. Нокс бы никогда не приметил подобное поведение, но Альварес, жившая в сомнительной семье, однажды прошептала это наблюдение.

Джереми не старался заработать славу лучшего капитана, но всегда предпочитал идти навстречу своим сокомандникам, а уж Моро и вовсе хотелось уберечь от невзгод.

Поначалу сблизиться получается плохо, Жан смотрел настороженно, словно ожидал оплеухи. Пришлось объяснять ему, как маленькому, некоторые вопросы, просить довериться не словами, но поступками. В какой-то момент Нокс идет к психологу, чтобы просить чужих советов и это наконец-то начинает срабатывать. Месяц, второй и Жан перестает превращаться в камень, находясь рядом. Он проявляет боязливое любопытство и увлеченность.

Задать лишний вопрос на тренировке, попробовать оладьи, которые Нокс испек специально для их компашки. Позволить убрать с плеча опавший волос, не вздрогнув при этом, как от удара.

Моро оказывается весьма интересным собеседником, когда перестает так скрупулезно следить за своей речью и расслабляется в компании Джереми.

Жан красив, пусть и не верит этому, когда Нокс в очередной раз восхищается его внешностью вслух. У него тонкие пальцы в шрамах, с крупными, местами, кажется, когда-то ломаными фалангами. Волосы завиваются в тугие кудри и черны, как самая темная ночь. А глаза в противовес этому яркие, холодные, внимательные. Этот парень куда выше самого Джереми, тощий и какой-то угловатый, но в этом Нокс тоже видит свою красоту, потому что чем дольше они рядом друг с другом, тем чаще Жан держит ровно спину, не пытается сжаться, понуро сводя плечи.

Конечно Нокс влюбился, как иначе-то? Он смеется над сказанной шуткой друга и вдруг порыв любви так сильное его поглощает, что парень тянется к чужим губам, но Жан дергается.

— Не надо, ты замарае��ься. —произносит он тихо, сипло, с ноткой колючей горести.

Джереми хмурится, берет друга за руки, пытается выяснить, откуда такие дурные мысли. Многого Жан не рассказывает, но и того, что есть хватает, чтобы понять, как хреново этому хорошему парню было в чертовом гнезде. Нокс тут же притягивает его к себе, обнимает, целует в висок и щеку, не переставая говорить, какой Жан хороший, лучший и уж точно не грязный. На язык липнут слова о влюбленности, о восхищении и Нокс чувствует, как тело в руках мелко трясется в беззвучных рыданиях.

Они с этим обязательно справятся. Возможно, потребуется еще несколько месяцев, или полгода или много-много оладий, которые Джереми печет каждое воскресное утро, потому что француз их очень полюбил. Потребуются усилия, но они справятся. Ведь Жан потянулся к нему, целовал боязливо, осторожно, марая слезами чужие щеки. Его нежный, красивый мальчик доверился Ноксу и теперь Джереми сделает все, чтобы каждый день для Моро светило солнце.

[bonnja24]

😂😂😂 предатель-🇮🇹,а Рейх ему доверял.

А та английская двойка и один француз как те подакивалки, лишь бы дакнуть что-нибудь.

[marshalllir]

Бернард (Бьёрн) Рид. Его отец француз, всю жизнь утопил, не в бутылке, но в работе в армии, имел сомнительный моральный компас относительно человеческих жизней. Мать немка, довольно строгая женщина с тяжелой рукой, юрист. Семья жила не в Вилледоре, но в той же стране. И Бернарду пророчили путь в юристы/адвокаты по знакомству, поэтому история и оценки должны были быть на высшем уровне. Также спорт и стрельбище - по стопам отца.

Что не мешало Бернарду ввязываться в проблемы - неспокойный район, либо ты отобьешься, либо тебя запинают ногами в грязной луже. Полиция не справлялась, дети сбивались группами, чтобы дойти от школы до дома. У Бернарда развивалось желание обладать достаточной властью и силой, как отец, чтобы давать отпор, и одновременно он учил законы, чтобы при полицейской облаве знать свои права.

Отец будет вспоминать подростковый период Бернарда и говорить, что у него были 50/50 шансы вместо правосудия закона выбрать самосуд и уйти в банду. Несмотря на строгость отца, именно с ним он проводил больше времени, с ним можно было отдохнуть душой и разумом, разряжая обойму в мишени на стрельбище.

Мать выбивала дурь из головы единственного сына физически, в то время как отец умел стыдить одним лишь взглядом. Бернард считает женщин такими же опасными, как и мужчин, если не больше, потому что они хитрее. В общем, не недооценивает противника просто из-за пола.

Бернард ввязывался в драки только защищая кого-то. Он был довольно крупным и сильным. То, что ему самому доставалось до кровавых соплей я просто бережно не упоминаю. Кто надо, те знали этого бешеного, который с каждым годом становился умнее и сильнее. Штопать свою форму и одежду он научился рано - нести ее матери драную и грязную было суицидальной миссией.

Благодаря дисциплине и среде знакомых отца, к выпуску Бернард Рид все же загорелся пойти против матери и поступить в полицейскую академию. Через два года, в свои двадцать он выйдет на службу в патрули, и закомые, сотни раз битые рожи бандитов все чаще будут мелькать в полицейском участе за решеткой - офицер Рид расправлялся с ублюдками по закону. Власть и неприкосновенность опьяняла - можно было скрутить бандитов за препятствование аресту или грязное ругательство в свою сторону. Напарник, Джон, подтрунивал, что они буквально перевыполняют план по арестованным, и скоро мест не останется, придется реально вместо камер по бутылкам рассаживать.

После необходимого года обучения Бернард подал документы на повышение квалификации в спецназ (переобучение заняло около пяти месяцев) - группа охраны границ (за основу взяла GSG-9, Германия). В этом отрезке времени он совсем разделяется с семьей, списываться списываются, но отношения становятся все более прохладными и мать начинает намекать на женитьбу и детей, потому что уже пора. Бернард еще в подростковом возрасте встречался и с девушками, и с парнями, но ничего серьезного не вышло, а потом с учебой и работой в полиции вообще не до того было, да и он не спешил приковывать себя к дивану и бутылке пива, с тиром по выходным и орущим младенцем в люльке.

В спецназе на охране границ страны Бернард Рид проведет девять лет. Если не пускать террористов и сомнительных ублюдков, то полиции сразу становится меньше работы. Оснований всегда достаточно, просто многие берут взятки. Бернарду есть что рассказать, за девять лет успеваешь наслушаться и надышаться чужими жизнями и историями, нет да нет думаешь о чужой жизни, планах на будущее и слушаешь пасту о больных детях, которые без отца то никак не проживут, а у мужика семь килограммов наркоты под днищем машины.

Падение Бернард встретил в свои тридцать лет, слухи ходили за несколько дней, что что-то будет, но подготовиться к такому было невозможно. На границе сто человек личного состава - маловато для апокалипсиса. Много кто дезертировал от страха за себя, за семью, нашлись и те, кто пытались, смешаться с гражданскими и эвакуироваться, сразу вскрылись и крысы, идущие по головам и герои-смертники, у кого-то просто не выдержала психика. Граница страны это самое страшное место в период ввода ЧС. Еще страшнее приказ сверху - держать позиции до последнего солдата.

После первой волны был небольшой перерыв просто продышаться от криков гражданских. Командир, австриец Грэхэм, в один из этих дней положил на стол пачку контрактов. Можно было отказаться, перейти под другое командование или на несколько месяцев принять участие в экспериментальной программе ВГМ (и они были далеко не единственными, кто получил приглашение). Благодаря командиру они все еще были живы, хотя и устали до смерти. Вторая волна скорее всего накрыла бы их с головой и утопила в мертвых телах, хотелось продохнуть. Хотя бы поспать больше пары часов, сидя у стены в обнимку с автоматом. Командир первым поставил размашистую подпись. Это не было побегом, это было обещанием вернуться, чтобы защищать с новыми силами.

В итоге в лабараториях ВГМ они провели далеко не несколько месяцев, а почти целый год.

"Самонадеянные идиоты, жажда выжить, мир падал и разваливался, не сегодня, так завтра ебаный апокалипсис и конец человечества"...

"Вальц экспериментировал не только на детях. Целей было две - вакцина и сыворотка. Одна на благо мира, вторая на благо правительства"...

"Обещали сделать из нас суперсолдат, типа этого, звездно-полосатого из комиксов"...

"Казалось, мы прошли через ад, что нам какая-то сыворотка... пиздец. Это состояние даже словами не описать. Блять, мы, прожженые солдаты умирали в ебаной агонии каждые четыре дня, это был беспросветный пиздец без права соскочить. Нас тогда почти сломало. Они чем-то подобным детей обкалывали, а тут двадцать здоровых мужиков и дохли как мухи ебаные"...

"А потом начались последствия. Сила, слух, зрение, вот это все, что наобещали, даже либидо встало обратно"...

"А потом случился пожар. Диверсия, точно тебе говорю. Мы детей оттуда выносили, черным ходом. На улице хаос, ад на земле - ученых забивают насмерть битами, вздергивают на фонарных столбах, везде журналюги эти ебаные. А нас тринадцать мужиков и выводок детей разных возрастов. И мы абсолютно не ебем, что происходит, и что делать. В итоге нашли забившегося на край парковки копа, он связался с кем-то, и детей увезли. А мы остались, в форме и с оружием наперевес, только с полигона, с грузом ответственности в виде Вальца, с ожогами черт знает какой степени, и его больной дочурки"...

"А там ебаные ракеты, "черный понедельник", химикаты на город, гражданка, разделение на фракции. Хотели быть супергероями? Бойтесь своих желаний, блять"...

"Чертовски повезло, что нас вместе с доктором Вальцем загребли военные, Полковник Уильямс, если быть точным. Забавно, что с нами даже разбираться особо не стали, людей не хватало критически. Снова служба, благо на тот момент расформировывать нас не стали, так и были спецотрядом с зашкаливающими показателями, которых можно было кидать в пекло - и выживали же ж"...

"Как встал на ноги, Вальц в полной мере продемонстрировал нас как результат экспериментов ВГМ, к тому моменту в комплексы уже стекались, как мухи на мед и другие выжившие солдаты из программы ВГМ"...

"Мы были личным, блять, отрядом наемников-телохранителей, верными Вальцу псами, оттуда и зародилось название Вальцевы Псы, считай, что бешеные звери на поводке. Мне повезло вытянуть короткую спичку, стать новым командиром и сблизиться с Вальцем достаточно, чтобы мое слово имело для него вес. Теперь понимаешь, почему ты все еще жив, Хакон?"...

"За военными была сила, мощности, которые и не снились полиции и добровольцам, будущим миротворцам. Мы остались на месте, не рыпаясь. Кто занимал высокий чин, знал, что за совершенным стоит майор, ублюдок-психопат, дорвавшийся до власти"...

"Когда дела стали совсем плохи, Полковник согласился на воссоздание сыворотки для своих солдат. Ага. Вот только той же сыворотки сделать у Вальца не вышло. Ты видел этих ренегатов. Черные вены, искривленные голосовые связки, шарики за ролики еще похлеще, чем у нас, сдвиг на силе и возбуждение иного характера. И чем дольше обкалываешься этой дрянью, тем меньше мозгов в черепной коробке остается. И все же я уважаю Вальца за его умение создать целую фракцию суперсолдат, бешеных и тупых, но пиздецки сильных."

В тот период Грэхэм, их командир, попытался второй раз подписать их на сыворотку Вальца. Они и так сдавали свой биоматериал для воссоздания сыворотки, появлялись в лабораториях, кто-то успевал перекинуться парой фраз с тяжело больной Мией на больничной койке, пристегнутой к аппаратам, Вальц выглядел живым мертвецом, возможно где-то в формуле допустил ошибку. Грэхэм обратился прямо в лабораториях. Бьерну, Джону и остальным, срочно вызванным по рации, пришлось убить собственного командира, с которым они служили больше пятнадцати лет. В погоне за большей силой Грэхэм переоценил свои возможности, и никто из отряда не повторил его ошибки.

Когда подобие сыворотки все же получилось создать и вскрылись нелицеприятные последствия, было принято решение сформировать больше отрядов из солдат, получивших сыворотку еще до Падения. Название взяли существующее от отряда Бьерна - Вальцевы Псы, вне системы званий, со своей системой меток, карт, шифрами, нашивками и паутиной связей по городу. Десять отрядов из солдат под ингибиторами или старой версией сыворотки должны были контролировать ренегатов в городе, не допускать нарушений дисциплины и устранять "бешеных собак".

Незадолго до событий канона Вальц собрал всех Псов, чтобы отдать приказ о поиске ключа ВГМ, чтобы вскрыть Х13 как консервную банку и включить там питание для медицинского оборудования. К тому моменту Вальц уже начал эксперименты на себе. Он игнорировал риски, мирился с новым ударом ракет по городу и считал это необходимым злом ради всеобщего блага. Бьерн, положивший всю свою жизнь во спасение людей мгновенно пришел в ярость - с горя потерявший голову Вальц готов был уничтожить последний уцелевший город.

Бьерн ударил первым - в челюсть, Вальц же схватил его за грудки и приложил спиной и затылком о стену. А дальше все было как в тумане - адреналин запустил эффект чистой звериной ярости от сыворотки. С трудом, но их смогли разнять. Вальц оказался сильнее, и Бьерн был на грани жизни, но все равно не отступал от мнения, что план хуйня и подписывать себя и своих людей он на это не собирается. За неподчинение приказам и нападение Вальц мог добить Бьерна на месте или прилюдно казнить, но не стал. И Бьерна и Вальца буквально собирали и сшивали как паззл, обоих спасла только регенерация.

Вальц не отступил от приказа о поиске ключа ВГМ, но изменил конечную цель (когда один из твоих лучших и доверенных людей бьется с тобой насмерть за город и его жителей, это заставляет задуматься). Новая цель заключалась в том, чтобы вскрыть Х13 и вынести оттуда все оборудование, генераторы, припасы и прочее, что полтора десятка лет пылилось на складах. А ключ ВГМ следовало найти только для того, чтобы он не попал не в те руки, как например ублюдку-психопату, майору Мэтту.