includevmk

[includevmk]

Влияние интернета на поколения (часть 2)

Продолжение истории об интернете в наши дни. В этом переводе Include вы узнаете о том, как подростки находят утешение в виртуальной реальности. Предыдущие части читать здесь: Часть 1

Современному подростку более комфортно в виртуальном мире, чем в настоящ��м. Подросток не понимает реальность, и у него нет связи с ценностями старшего поколения.

Даже вождение автомобиля потеряло свой смысл свободы для нового поколения. В прошлые годы у каждого подростка к окончанию школы были свои водительские права. Сейчас же немногие их получают.

Для кого-то мама и папа — решение всех проблем. «Мои родители всегда отвозили меня до школы и никогда ни в чем не отказывали» — рассказала мне 21-летняя студентка из Сан-Диего. Как мне известно, она получила свои права спустя 6 месяцев после восемнадцатилетняя. При разговоре подростки описывают водительские права как пережиток старых времён (навязываемый родителями).

Невозможно быть полностью свободным от чего-либо, от родителей, например: вам всегда нужны деньги в кошельке, чтобы оплатить газ или купить бутылку пепси-колы. В прежние годы подростки всегда много работали для того, чтобы получить свой первый доллар. Сейчас же чуть более половины нынешних подростков работают летом.

Новое поколение сейчас более безответственное, чем их предки.

Почему же они не готовы к ответственности?

Причины безответственности

Всё дело в экономике и в поведении их родителей. В обществе, в котором высшее образование ценнее развития самостоятельности у подростков, родители заставляют своих детей сидеть дома, вместо того, чтобы они устраивались на временную работу.  Фотография: Creative Commons , CC BY 2.0

Так что же они делают всё это время? Сидят с телефонами в спальнях, ни с кем не общаются и не делятся своим настроением.

Одна из ироничных особенностей данного поколения заключается в том, что, несмотря на то, что они находятся под одной крышей со своими родителями, нельзя сказать, что они с ними близки. Как сказала мне Афина: «Я видела своих друзей вместе с ��х родителями, но они с ними не разговаривают. Они просто говорят: “Ладно, окей, хорошо”, — пока смотрят в свой телефон и не обращают внимания на свою семью». Как и ее сверстники, Афина поступает так же со своими родителями. Она провела большую часть лета, общаясь со своими друзьями (конечно же, только по Snapchat).

В этом также нет ничего необычного. Число подростков, которые проводят время со своими сверстниками на улице, с 2000 по 2015 года упало на 40%. Но разве это не то, что должно делать большинство детей: ботаники и задиры, богатые и бедные? Роликовый каток, баскетбольная площадка, городской бассейн — всё это заменило виртуальное пространство.

Интернет не всегда даёт подростку то, что он хочет.

Исследования показали, что более счастливыми в сравнении с ними считают себя те, кто большую часть дня не пользуется электронным устройством.

Как же тогда классифицируются действия с гаджетами? Вся виртуальная активность приравнивается к грусти, а поведение в реальном мире — к веселью.

Если вы хотите дать совет подростку данного поколения, то он будет простой: положить телефон, выключить ноутбук и сделать что-нибудь, не связанное с экраном электронного устройства. Конечно же, исследования не подтверждают, что именно гаджеты — причина психологических расстройств. Но большая их часть всё же выделяет данную проблему. Больше времени в Facebook — грустнее человеку. Социальные сети обещают воссоединить нас с друзьями, однако, это совсем не так.

Подростки, которые проводят больше времени в реальности, чувствуют себя счастливей, чем те, кто долго сидит в виртуальной реальности.

Перевод и адаптация: Андрей Романов, редакция Include

Оригинал материала: TheAtlantic

Фотографии: из указанных источников

Фотография обложки: Creative Commons, CC BY 2.0

[includevmk]

Открывать новые горизонты? «Почему бы и нет»

Побывать за два года в 15 различных с��ранах от США до Японии? Успеть там поработать, побыть волонтером, поучиться и просто познакомиться с различными культурами? «Почему бы и нет», — сказал Азат Кашапов, блогер-путешественник из Казани.

— Что для тебя путешествие?

— Для меня путешествие всегда ассоциируется с чем-то новым: новой культурой, архитектурой, новыми местами, которые я никогда не видел до этого. Также знакомство с разными людьми, их психологией. В каждой стране люди ведут себя по-разному: вроде те же самые люди, так же у них одна голова, две руки, две ноги, но у них совершенно иная манера поведения, и очень интересно со всем этим знакомиться.

— Почему ты решил начать путешествовать?

— Это было не запланировано, я не хотел целенаправленно начинать путешествовать и не думал о том, что объезжу 15 стран. Просто всё к этому пришло: я занимался общественной деятельностью, ездил на различные форумы, например, «Таврида», «Территория смыслов», посещал академию молодежной дипломатии и академию творческой молодежи в Казани… И вот мне предложили поехать на стажировку в Индию по программе AIESEC. Так, в январе 2015 я впервые поехал за рубеж на два месяца. За то время я очень хорошо выучил английский, был прям такой скачок. После этого и началось всё остальное — благодаря знанию иностранных языков, я в России участвовал в международных проектах, появились другие варианты путешествий. Впоследствии нашел вариант с учебой и работой за рубежом, это как раз то, чем мы сейчас и занимаемся в Global Vision Kazan. Вообще всё, что я испытал сам на себе за последние года: международное волонтерство, работа и учеба за рубежом, — всем этим я сейчас и занимаюсь в нашем агентстве, где мы помогаем студентам, желающим поехать за границу.

— Какую цель преследуешь в своих поездках сейчас?

— Сейчас я больше сфокусирован на работе, нашем агентстве, на его развитии, расширении наших контактов и партнеров, поэтому сейчас я рассматриваю путешествие как бизнес-трип, например, поехать в Англию, чтобы спартнериться с университетами и затем отправлять туда учиться студентов.

Чаттарпур Мандир, Нью-Дели, Индия

— В каких странах ты побывал?

— Всё началось с Индии, потом я поехал в Польшу, путешествовал по Норвегии, Чехии, Латвии, Греции. Ездил в Португалию, Индонезию и Малайзию. Был в США, Казахстане, Таиланде, Японии. Посетил в Китае Гонконг и Макао,

— Осталась ли еще страна, которую хочешь посетить?

— Меня когда в Казани видят друзья, всегда удивляются и спрашивают, почему я здесь, а не где-то за границей. Конечно, мне недостаточно всего того, что уже посетил… Сейчас я очень хочу поехать в Африку, съездить к племенам, которые живут вдали от цивилизации, у которых совершенно другой взгляд на мир и жизнь, совершенно отличающаяся от нашей.

— Каким способом предпочитаешь перемещаться в путешествиях?

— Мне больше нравится самолет. Поездом я ехал последний раз из Новосибирска в Казань, это было не очень. Некоторые люди любят поезда, для меня же двое с половиной суток на дорогу — это слишком, это запредельно. Но с самолетами нужно быть осторожнее, всегда смотреть, из какого аэропорта вы выезжаете. В Таиланде был такой случай, в Бангкоке я перепутал 2 аэропорта. Поехал заранее, выехал за 3 часа до вылета, чтобы спокойно доехать. Приезжаю, стою с чемоданом напротив табло и не могу найти свой рейс, а главное — телефон выключился, и я не могу посмотреть онлайн, где я. Спросил на информационной стойке — оказалось, не тот аэропорт. Пришлось брать такси и гнать на другой конец города, приехал за 20 минут до вылета, и, что удивительно, обычно в это время посадки уже заканчиваются, но меня пустили, и я благополучно улетел в Токио.

Ват Пхо, Храм Лежащего Будды, Бангкок, Таиланд

 “Всех, когда путешествую, приглашаю к нам в Казань. Говорю, вы должны посетить не только Москву и Санкт-Петербург, но и посмотреть на то, что у нас есть и внесено во всемирное наследие ЮНЕСКО»

— В каких городах нашей страны ты был и как охарактеризовал бы Казань в сравнении с ними?

— Я побывал от Владивостока до Питера, посещал и Крым с Севастополем, и Екатеринбург, и Новосибирск с Саранском… Но Татарстан я вообще отличаю от остальной России, и, думаю, многие люди, которые путешествуют, могут это отметить: у нас и суверенитет был, и численность нации вторая по России. Можно заметить это по развитию, сравнивая с другими городами. В городах-миллионниках, таких, как, например, Новосибирск, не всё так развито, как у нас здесь. Я молчу даже про города,  в которых население меньше 500 тыс. человек: нет слов, что там происходит вообще. Мне кажется, скорость развития Казани может превышать только Москва, ну и Сочи в свое время, когда там проходила олимпиада. Мне бы хотелось, чтобы у нас всё еще быстрее развивалось, потому что, посмотрев на темпы развития в Японии и приехав сюда, мгновенно замечаешь разницу.

— Чем учеба на программиста, знакомство с IT-сферой помогли тебе в путешествиях?

— Именно в путешествиях — даже не знаю… Но по жизни, я думаю, мне помогает математика и программирование, которые я изучал в ИТИСе, они научили меня мыслить, что очень помогает в работе, когда необходимо принимать нестандартные решения или просто анализировать варианты действий в разных ситуациях.

— Какие особенности образования ты можешь отметить в тех странах, где учился?

— В Лодзи, в Польше, мы могли выбирать себе предметы и учиться на тех кафедрах, на которых считали нужным. Особенности Цукубского университета, в Японии, в том, что учеба начинается весной, 1 апреля и, как мне показалось, равные каникулы зимой и летом — по полтора месяца, значит, и там, и там одинаковое количество отдыха, а не как у нас — летом большие каникулы, а зимой неделя-полторы.

Street Art Mural, общежитие №XIV Лодзинского университета, Польша

— Какие стереотипы о тех странах, в которых ты побывал, подтвердились или опроверглись?

— Расскажу про те страны, где провел достаточное количество времени. Про США обычно говорят: у людей обманчивая, ненастоящая улыбка. В маленьких городах это спорный вопрос: когда я работал в городке Олд-Орчард-Бич, в штате Мэн, и ехал на работу или просто шел купаться к океану, все американцы любого возраста и пола мне улыбались и желали доброго дня. И там эта улыбка была настоящей, это ощущалось, поскольку у тех людей всё было окей, они счастливы и их ничего не интересует.

О Японии обычно вспоминают закрытость страны, для меня это подтвердилось. Особенно контраст придало то, что я приехал туда сразу после США, произошла такая резкая смена полюсов. После таких открытых людей, которые с распростертыми объятиями тебя принимают, в Токио я встретился с такой закрытой культурой, первые недели для меня были шоком, потом понемногу к этому привык.

Про китайцев говорят, что они шумные, это действительно так. После Японии я летал через Китай в Россию, и опять же на контрасте с Японией, где даже в поездах стоит тишина, поскольку все разговаривают шепотом, в Китае еле можно было разговаривать друг с другом, потому что все шумят.

Подтвердилось также про остроту индийской еды. Когда по твоей просьбе «no spicy» тебе делают еду, ее просто невозможно кушать, даже если очень голоден. Но со временем ко всему привыкаешь, я к концу второго месяца пребывания в Индии стал реагировать на эту еду спокойнее.

— Каково отношение к русским за границей? Какие там бытуют стереотипы?

— Вот куда не ездил, они везде думают одно и то же: что у нас холодно и все пьют. Я с этим не согласен. Не знаю, может, этот стереотип даже искусственно сложили. Я считаю, что другие национальности пьют да��е больше, чем мы. Везде, конечно, есть свои люди, понятное дело, но я жил в Польше: поляки пьют зубровку(польская водка) так, что они нам фору дадут. Насчет холода тоже: я не понимаю, как так можно думать. Ведь если даже чисто логически подумать, просто посмотреть на карту. Россия — огромная ст��ана, как может быть так, что везде холодно?

«Мне кажется, после волонтерских проектов всегда остается хороший осадок в душе, ощущение, что ты что-то сделал для этого мира, что вся эта работа была проделана не зря»

— Можешь рассказать про свой волонтерский опыт?

— В свое время я стал волонтером для получения нового опыта, поскольку волонтерство дает различные возможности, но обычно не требует от тебя чего-то особого, нужно только твое желание. И вообще, ты делаешь доброе дело для улучшения этого мира, помощи другим людям.

В Индии, в Дели я работал с детьми, преподавал им предметы primary school: английский, математику — базовые дисциплины. Причем работал не только с обычными ребятами, но и с немыми детьми.

Также был по волонтерской программе в Польше, городе Щецин. Находится в часе от Берлина. Там я работал воспитателем в детском саду: снова преподавал английский и просто играл с детьми. Опыт был интересен тем, что дети были двух, полутора лет, а я никогда с такими маленькими детишками не сталкивался, именно чтобы они были группой.

В нашей компании мы развиваем как раз направление волонтерства, позиционируем это как то, что люди могут внести свой вклад в развитие этого мира. Много желающих поехать по этим программам, особенно в Японию, поскольку это раньше была достаточно закрытая страна, а сейчас появилась такая возможность сотрудничества.

«Всё самое важное для человека: принципы, взгляды на жизнь, характер и прочее — закладывается именно с детства. Воспитатель развивает в ребенке личность, а еще начинает приучать к труду. Любите детей, и они вас многому научат!»

— Можешь охарактеризовать атмосферу стран, в которых побывал?

— Я опишу фактурные страны. Япония для меня — это умиротворенность. Японцы всегда тихие, сами в себе, спокойные, четкие, знающие, что и зачем делать, кого слушать, куда пойти. США — индивидуализм, постоянная гонка. Ты постоянно в напряжении, постоянно за чем-то гонишься, идешь куда-то, и каждый сам за себя.  Таиланд — улыбки, счастье. Люди не парятся ни о чем, пусть денег у них в разы меньше, чем в карманах у туристов, которые туда приезжают, они всегда счастливы. Вот про Польшу я бы сказал, что это что-то между — и не Россия, и не Европа. Действительно, как она географически находится, у них так и есть: что-то переняли от нас, даже еще от советского союза, что-то у них и от Европы. Комбинирование всего.

— Как бы ты описал менталитет людей разных стран?

— Как я говорил, японцы более закрытые. Ты очень долго будешь добиваться их доверия, но зато, если ты смог его добиться, у них партнерское отношение к тебе останется на долгое время. И если японцы что-то делают, то настолько хорошо, насколько могут. В США же люди вроде и открыты, но по-настоящему с тобой дружить, доверять не будут. Только на первый взгляд кажется, что у них всё так легко. Такие вот два полюса: они как географически находятся, так для меня как-то и сложились.

Про русских я бы сказал, что это душевные, открытые люди. Например, знакомая каждому ситуация — в поезде едут вместе, поговорили, через час уже рассказывают про всю свою семью, что случилось, куда ездили… Причем рассказывают открыто, не как американцы. Потому что мы по-другому не умеем, у нас всё по-настоящему. Иногда, возможно, у иностранцев складывается ошибочное мнение, что русские закрытые, возможно это из-за того, что многие стесняются незнания языка и ничего не отвечают.

«За время своих поездок я часто встречал людей, которые говорят о себе, что они “люди мира”»

— По-твоему, стираются ли в настоящее время границы между различными национальностями?

— Да, уже понемногу стираются. Обычно это происходит когда люди начинают путешествовать, знакомиться с другими культурами, изучать и разговаривать на других языках — не чувствуешь себя уже таким приверженным своей нации, стране. В этом свои плюсы и минусы: в ближайшее время, конечно, никаких особых потрясений не ожидается, то есть в ближайшие годы мы еще всё не потеряем, но пройдет еще какое-то время и всё. Когда я был в Японии, мы проводили исследование и выяснили, что каждый год в мире пропадает около 100 языков и лет через 100–200 останется гораздо меньше языков, чем есть сейчас. Не единицы, конечно, но очень мало. Это происходит из-за доминирования  английского и русского языков, поскольку они прикладные, а все национальные языки потихонечку пропадают из-за ненадобности. Как естественный отбор — остаются языки, которые нужны. Я не знаю, насколько это правильно, но мне бы не хотелось, чтобы наш язык, да и другие, пропадали. С языками уходит и часть культуры, они очень взаимосвязаны.

— Какое место тебе больше всего запомнилось?

— Я бы отметил Таймс-сквер в Нью-Йорке. Я приходил туда, садился на лесенки, где ��бычно все фотографируются, и смотрел на рекламные баннеры. Многие не любят шумные места, где много людей, а мне они нравятся. Для меня это как медитация — забыть обо всем, когда вокруг шум, много света и людей.

Вечер на Таймс-сквер, Нью-Йорк, США

— Какие необычные люди тебе встретились за время путешествий?

— Японец Юта, который изучает татарский язык, его я бы мог назвать уникальным человеком. Я часто рассказываю про него на своих лекциях — он выучил татарский и выиграл по нему международную олимпиаду. Татарский это мой родной язык, возможно, поэтому этот японец так запал мне в душу.

— Какая история из твоих путешествий тебе запомнилась?

— Я люблю рассказывать историю про то, как я потерял все свои документы и деньги в один день два раза. Дело было в США. Я потерял свой портфель, с которым я всегда хожу. Я жил, как я уже говорил, в Олд-Орчард-Бич, в штате Мэн, а столица штата — это Портленд, между ними час езды. Я собирался в офис по делам, взял все свои документы, деньги и поехал до остановки на велосипеде. Там я положил его на автобус, а сам с рюкзаком в руках сел в автобус. Приехал в Портленд, выхожу, беру велосипед и думаю, что мне чего-то не хватает. Тут я понимаю, что портфель остался в автобусе, который уже уезжает. Я погнался за ним на велосипеде. Гнался минут 10 по всем дорогам, полным машин. Еду, стучу в бок автобуса, мне, наконец, открывается дверь, я объясняю ситуацию и благополучно забираю рюкзак. Потом я погулял по городу, зашел в офис, и тут мне дают билет, чтобы доехать до торгового центра. Сижу на остановке, подъезжает автобус, я ставлю велосипед, сажусь и доезжаю до торгового центра. Тут я понимаю, что снова что-то не так: я оставил рюкзак на остановке. К счастью, в американских автобусах есть телефон — стационарный, как у нас раньше в домах был, с проводом. Мне удалось связаться с автобусом, мой рюкзак нашли — кто-то его занес в офис. Меня удивило, что его не украли, не забрали себе, а просто отнесли в офис. Такая ситуация-индикатор показывает, что люди ни в чем не нуждаются.

— Какой у тебя девиз жизни?

— “You see things, you say: ‘Why?’ But I dream things that never were; and I say ‘Why not?” Я люблю эту фразу. Ее сказал Джордж Бернард Шоу, если ее перевести на русский она звучит так: «Люди смотрят на вещи и говорят ���Почему? ”, а ты смотри на вещи и говори: “Почему бы и нет? ”» Это значит всегда делать себе какой-то вызов. Вот даже в Work&Travel очень многие студенты говорят: «Вот может на следующий год или когда-то потом», а нужно остановиться и подумать: а почему бы не сделать это сейчас, почему бы не поехать в эту страну. То есть постараться думать нестандартно и полагать, что все достижимо.

 Мария ��абунец, редакция Include

Все фотографии предоставлены собеседником

[includevmk]

Берем курс на документалистику и хайп

«Вот Вы как музыкальный критик можете сказать, кто все-таки победил: Оксимирон или Гнойный?»

Александр Горбачев привык рассказывать о том, как писать тексты и брать интервью, но формат его давних друзей с фестиваля документальных фильмов «Beat Weekend» развернул его на 90 градусов. Между показами в кинотеатре «Мир» и вечеринкой в «Соли» редактор спецкорров «Медузы» в «Смене» рассказал, как документальное в его жизни победило вымысел.

Александр Горбачев с 2005 по 2014 работал в издании «Афиша». Начинал с концертного обозревателя, а в конце пришел к посту главного редактора. Чтобы подготовиться к новым профессиональным вызовам, взял перерыв и поехал учиться журналистике в Америку по программе FullBright. Там увлекся документалистикой и storytelling-ом (по-нашему, лонгформами и лонгридами). Вернувшись в Россию, предложил друзьям из «Медузы» развивать это направление у них. С тех пор Александр занимается отделом специальных корреспондентов «Медузы».

Тру стори для Голливуда

Художественное никуда «не упало и не пропало» — оно так же стоит на полках магазинов и транслируется на больших экранах. Тем не менее, нельзя не заметить растущую популярность документалистики. Тому пример фестиваль документальных фильмов «Beat Weekend», 8 лет назад начинавшийся как довольно маленькая, но обаятел��ная московская история. Теперь он охватывает всю Россию: Александр Горбачев ведет лекцию в Казани, а его коллега в это же время во Владивостоке.

«BeatWeekend— это про то, как расширить представления людей о документальном кино. Показать, что это может быть что-то странное и удивительное, а не просто похожее на то, что делает Леонид Парфенов»

Фестиваль документального кино о музыке и новой культуре «BeatWeekend» прошел в Казани с 4 по 8 октября

Масштабнее эта история прослеживается и на «Фабрике Грез». Условно, сейчас режиссер имеет два варианта: снять фильм про вымышленную вселенную Marvel или фильм, основанный на реальных событиях. Второй вариант, кстати, стал неплохим источником доходов для американских журналистов. Когда-то два Джошуа (Davis и Bearman) перестали быть просто внештатными или штатными журналистами и создали свой сайт Epicmagazine.com (Extraordinary True Stories). Теперь они зарабатывают на реальных историях, которые впоследствии адаптируются Голливудом. А студия 20th Century Fox ежегодно платит им за возможность первыми увидеть опубликованные статьи.

4 аргумента в пользу документальности

Навигация в современном мире. Десять-двадцать лет назад мы получали информацию примерно из одних и тех же источников: несколько газет, несколько радиостанций и несколько каналов телевидения. Информация походила на цунами: она одновременно распространялась из немногих общих каналов. В 1999 году невозможно было спрятаться от Земфиры — она играла абсолютно на всех радиостанциях. Сейчас все категорически по-другому. Нас окружает огромный пласт информации, никаким образом не отсортированный. В этих условиях работа медиа считается ещё более ответственной: они составляют картину мира из всего этого хаоса.

«Журналистика делает из хаоса окружающего нас мира космос»

Storytelling — один из мощнейших способов преодоления хаоса. Люди мыслят окружающий мир историями: с момента, когда Homo sapiens понял, что может рассказывать истории, и до скачивания на ваш телефон Snapchat. Истории объединяют людей в сообщества: сначала мифы и религия, затем государство. История — инструмент миропонимания.

Когда сегмент реальности начинает вырисовываться в какую-либо историю, мы лучше начинаем его понимать: что творится с абортами в России или с за��люченными в Америке. «Любопытно, что все вещи, которые поставляют нам информационный хаос в головы сегодня — соц.сети и тому подобные сервисы, они в последнее время пытаются мыслить историями, а точнее, нам эти истории продать, – говорит Александр. – Везде появилось то, что мы называем сейчас ”сторис“.  Все создано для того, чтобы представить реальность в виде некого повествования».

Подача информации в виде историй с логическим началом, продолжением и концом — и есть наша навигация в современном мире хаоса. Важный способ уложить в голове то, что есть вокруг, отбрасывая весь информационный мусор. В таких условиях документальная история работает в сто раз эффективнее.

Верификация реальности. Цифровой человек обычно не равен себе физическому и часто смотрит на себя со стороны. Facebook говорит нам, что мы не уникальны: ты запостил, и это сразу пропало в ленте среди других постов и фотографий. Так происходит отчуждение от самого себя. А отчуждение всегда требует эмпатии и сочувствия. Возникает потребность самоидентификации с чем-то реальным, чтобы стать интересным самому себе. История — это способ создать интерес.

Традиционно художественный фикшн похож на романтизм — исключительный человек в исключительных обстоятельствах. Но при этом одни из самых «хайповых» произведений последних лет про то, как рассказать обычную историю про обычных людей. Много шума наделал роман Джона Уильямса «Стоунер»: история про совершенно обычного человека, по большому счету прожившего ничем не примечательную жизнь. Но рассказана история так, чтобы читатель понял её ценность.

Александр Горбачев: «История помогает найти зацепку, сюжет, драму в обычной жизни — от листовки в метро до соседа по школьной парте»

Документальные истории доказывают некую ценность обыденного. В такой истории всегда есть место эмпатии, даже если это максимально объективная вещь. Таким образом, мы налаживаем контакт друг с другом: с помощью нахождения драмы, структуры в окружающем хаосе доказываем себе свою собственную состоятельность.

Постправда — слово 2016 года по версии Оксфордского словаря, обогнало даже таких гигантов, как «селфи» и «тверк». Постправда — это торжество эмоций над объективными фактами. Проще говоря, форма нашей истории.

«У документальных историй особая м��ссия, ведь они превращаются в поле битвы за правду и власть. Мир становится ровно таким, каким мы его рассказали»

Документальная история первая — нашумевший фильм Виталия Манского «В лучах солнца». Рассказывает про некую северно-корейскую семью, которую предоставили съемочной группе. Но группа снимала не только то, что разрешали, но и то, что было под строжайшим запретом: репетиции обеда, разговоры про то, что они никогда вообще-то и не ели такую еду. Фильм получился красивый, но полностью соответствовавший европейским стереотипам про Северную Корею — общество тоталита��ного спектакля, где нет живых людей.

Документальная история вторая — фильм Мортена Тровика «День независимости», который идет в рамках фестиваля «Beat Weekend». Хроника путешествия рок-группы Laibach в Северную Корею, во время которого её участникам на своем опыте приходится проверить, что такое тоталитаризм. У Тровика есть определенная задача — уйти от экзотизации Северной Кореи, когда она становится чем-то инопланетным, закрытым, никак к нам не относящимся. Он показывает страну как не очень приятную, но более живую и реальную для нас.

Так две картины вступили на поле борьбы за правду и власть.

Средства. Журналисты получили больше возможностей для документальных историй: захватывающих, интересных и на сто процентов реальных. The New York Times практикует в своих материалах прямое «погружение» читателя в ситуацию через статью: вы находитесь на месте африканской беженки и переживаете вместе с ней её довольно неприятные приключения.

«Очень мощный фильм “Hot girls wanted” рассказывает про девушек, зарабатывающих порнографией в Америке. Там есть сцена, где одна из героинь без репетиций признается своей матери в том, чем она занимается. Невероятно интимная сцена».

Такую документальность момента мы можем получить просто от того, что вас не снимает огромная камера, которая передвигается по рельсам. С вами лишь несколько месяцев ходит человек с маленькой камерой на груди: даже обычная техника является новым средством для достижения документальности.

Панчи, музыка и хайп

Популярность батлов тоже немного про документальность: «Чем документальнее батл, тем он круче». Нам интересно смотреть на людей, бросающих друг другу реальные факты из жизни, а не просто двух- или трехэтажный мат.

Аудитория была настроена узнать не только про документальность современности, но и про русский рэп

– Вот Вы как музыкальный критик можете сказать, кто все-таки победил: Оксимирон или Гнойный? – спрашивают из зала. «Как музыкальный критик» — уточнение не для красоты, ведь начинал Александр в «Афише» как обозреватель концертов. И именно он руководил проектом «Афиша Волна».

В 2013 году издание «Афиша» запустило три Интернет-проекта вместо сайта «Афиша Daily»: «Афиша Волна», «Афиша Воздух» и «Афиша Город». Издание «Афиша Волна» было посвящено музыке, «Афиша Воздух» — мировым культурным событиям, а «Афиша Город» — происходящему в Москве и других городах. В декабре 2015 года эта реформа была отменена, и три сайта снова были объединены в «Афишу Daily»

Александр Горбачев вместе со своим другом Ильей Зининым в 2014 году выпустил книгу «Песни в пустоту» о русском роке 90-ых. По мнению Александра, мы уже вступили в ту эпоху, когда про русский рэп напишут новую «Песни в пустоту», причем не одну: «Единственная причина, по которой их нет, — унылое состояние российского книжного рынка. Уже миллион книжек можно было написать про русский рэп, включая андеграундный, который как раз-таки вылез на поверхность в связи с Гнойным. Там тоже есть огромная традиция разных групп, как Kunteynir, ”Ленина пакет“ и много чего ещё».

За Медузой замечали и замечают пристальное внимание к русскому рэпу, особенно к батлу Оксимирона и Гнойного: тут и новости про батл, и его краткий пересказ, и биография Гнойного. Похоже на попытку завоевать доверие молодежи: ни для кого не секрет, что доверительные отношения со СМИ у них так пока и не сложились. Через Paint ребята рисуют свои собственные схемы-расследования про то, что Druzhko Show — это проект Кремля. Потом TJournal подхватывает и выясняется, что все дороги ведут к «Газпром-медиа». О каком доверии можно говорить?

«Проблема недоверия к медиа — это, конечно, глобальная проблема. Но не потому, что якобы всё принадлежит «Газпром-медиа». Некорректная схема была у того парня в Твиттере, а TJournal репостнул её, мне кажется, ради хайпа. Точно так же, как и Медуза во многом ради хайпа делает некоторые материалы. Я имею в виду, что это не плохо — делать что-то ради хайпа. Это ведь явление, которое заслуживает внимания, и у нас есть возможность разобрать это с нашей точки зрения. Конечно, когда мы делаем мемы с Оксимироном, это не несет какой-либо смысловой нагрузки. Однако это не способ вернуть доверие, это способ дать понять, что мы говорим на одном языке».

После лекции Александр Горбачев поехал в кинотеатр «Мир» представлять картину «День независимости». А мы отвечаем на вопрос, который вас так мучил с самого начала: Александр полностью согласен с тем, что победил Гнойный.

Ксения Дудкина, редакция Include

Фотографии: Арина Абусева

[includevmk]

Будущее России: взгляд со стороны

Что такое образ будущего, какой будет Россия через год и почему в Казани нет «жизни»? Об этом и о многом другом размышляет Максим Кононенко, колумист изданий «РИА Новости», Lenta.ru, Russia Today, на днях посетивший Казань.

«Образ будущего — это некий штамп, национальная идея», — с этих слов Максим начал своё выступление. У каждой страны свой лозунг, свои цели и перспективы. Почему в России они все печальнее с каждым годом? Максим отметил, что наше нынешнее общество не соответствует образу будущего минувшего века, что мы так и не смогли отойти от диктатуры «товарища майора» и боимся «создавать движуху». Оказалось, большая часть пассионарного населения Казани мыслит в крайне пессимистичном направлении: «Зачем пытаться, все равно прикроют». Именно по этой причине Максим назвал Казань городом, где нет «жизни». По его словам, Ярославль и Суздаль — отличные примеры кипящей жизни, во многом за счет туризма. А вот о Нижнем Новгороде и Перми он отзывается, как о страшно унылых городах.

К чему стоит стремиться?

Приводя в примеры российские города, Максим обращает внимание слушателей на проблему горизонтальной мобильности. А точнее, ее отсутствия в России. «Другое дело — Америка, — с сожалением говорит Максим. — Национальная идея Америки — любой человек может стать миллиардером. Независимо от связей». Максим мечтает, чтобы и Россия обрела такой образ будущего.

Татарстанский медиаменеджер Ярослав Муравьев делится своим видением образа будущего России

Майоры, чиновники, губернаторы и полпреды не волнуют Максима. Он верит в возможности каждого человека.

— Важно ли лично для вас, кто стоит у власти в данный момент?

— Это не обстоятельство нашей жизни — как зовут нашего губернатора. В Москве тоже на Лужкова, знаете, как молились. Думали, если Лу��ков исчезнет, все рухнет. Теперь Собянина все ругают… хором. Но в Москве-то стало лучше. Парадокс.

— То есть ваш образ будущего — это некая сверхидея, стоящая за сверхчеловеком?

— Да нет, не сверхчеловеком. Но пассионарий какой-то, конечно, нужен, который будет двигать этим всем. Должен быть человек, который сможет это все донести так, что до других дойдёт. Не думайте, снимут у вас губернатора или не снимут, это не имеет к вам никакого отношения. Делайте, пытайтесь. Я делаю очень много чего. И большая часть из того, что я делаю, оказывается какой-то фигней, но какая-то часть удаётся», — признается публицист.

Бурная реакция слушателей на размышления спикера

­— Максим сегодня озвучил импульс, которого нет в нынешних студентах. Озвучил многогранность возможностей, которые есть у каждого человека независимо от его образования, от «товарища майора», от цены на нефть, — высказался один из слушателей.

Максим призывает ставить глобальные цели и не бояться их достигать.

«Жить хорошо — плохая цель. Жить хорошо — это следствие поставленной сверхидеи».

— Вы, наверное, ждали, что я вам расскажу образ будущего, а я вам его не рассказал. Но надеюсь, что все-таки какую-то надежду я в вас оставил, пусть призрачную, но тем не менее надежду, — такими словами Максим закончил своё выступление, наведя слушателей на мысль, что образ будущего для каждого свой и его реализация зависит только от нас.

Диана Мухтаруллина, редакция Include

Фотографии предоставлены резиденцией креативных индустрий «Штаб».

[includevmk]

Егор Мостовщиков: «Мы поспорили, кто создаст более идиотское издание. Я победил»

Главред самиздата «Батенька, да вы трансформер» считает, что текст – самое нетворческое ремесло, которое только может быть; выпиливать петушков из дерева и то много поэтичней. Текст – это очень много раз одно и то же повторить, биться головой об стену.

«Открытая планёрка» прошла в резиденции креативных индустрий «Штаб» в последний сентябрьский день.

«Вообще, научиться писать можно, – утверждает наш спикер. – Неправда, что это роскошь только для небожителей – достоевских, чеховых. Главное – постоянно оттачивать своё мастерство. Единственное, что потолка этому нет. Да и определённой формулы тоже».

Что же такое «самиздат»?

Это довольно новая форма для российского медиапространства, относящаяся к категории свободных медиа. Сам по себе самиздат ничего не зарабатывает – это платформа, которая выживает за счёт собственных проектов, а не за счёт спонсоров. Самиздат в России, как работодатель, котируется, его внимательно читают, и, безусловно, его можно отнести к крупному медиа. Появление самиздата в медиаполе – всегда некое изменение представления о журналистике, отклонение от нормы, пусть и не всегда на большой градус, поэтому концепция должна быть абсолютно уникальной, свежей и качественно сделанной. В частности, «Батенька» длительно продумывался, определялся со стезёй, сутью, «проклятием» и идеями. Но изначально он задумывался как газета. Собственно, поэтому и назывался он самиздатом и выходил раз в четыре месяца. А потом уже появились идеи для картинок, видео и звуков.

Что мы знаем о «Батеньке»

Создан он экс-редактором «Сноба» (см. выше) и его командой в 2007 году. Придумывался долго, и, только проходя практику в Киеве, во время игры со своим другом Егор придумал «самое идиотское издание». Название засело в его голове.

Через год он написал логотип для издания. Кстати, эмблема была украдена у «Старбакса», и наш спикер нисколько не стесняется этого.

– Сегодня, десять лет спустя, как появилось название, мне кажется, что мы с ребятами реализовали одну сотую безумных идей, которые у нас записаны в бумажках, – Егор Мостовщиков.

Поначалу «Батенька» долго писал в стол. Но одними из первых текстов были «Правила маньяка Пичушкина» («Абсолютный форменный ад»), «Джеймс Бонд против Рэмбо» («Тогда было модно снимать что-то наподобие “Чужой против Хищника”»)

– В 2008 году очень обсуждался фильм «Бэтмен против Супермена». Мы решили написать максимально идиотский, странный сценарий. Тогда же мы начали писать рубрику «Ванга. Мир будущего», где мы брали реальные предсказания Ванги и трактовали их по-своему.

Тогда вышел и один из ранних текстов Мостовщикова: над «Снобом» в то время все издевались, и Егор переделал текст Конана Дойля «Потерянный мир» под обстоятельства посещения сайта журнала.

– Мы просто развлекались, как умели. Слава богу, этих текстов никто не видел, это всё только на компьютере, – добавляет спикер, – Но мы всегда только и верили в то, что эта маленькая история выльется в большую, и понимали, что это только маленькая часть большой империи, которую мы хотим построить. Те, кто относился к этому, как к развлечению, как фану, очень быстро отвалились. А люди, которые с нами начинали, которые относились к этому серьёзно, остались. Вся команда, которая начинала делать со мной издание, сохранилась со времён студенчества.

Сейчас «Батенька» другой: подход стал более мультимедийным, а действия – решительными. «Мы хотим сделать радио» – через два месяца запускается онлайн-радио (Глаголев.фм).

«Все идеи обсуждаются на открытых планёрках с последующим разбором полётов. Для начала нужно понять, для чего это – только так получаются ценные замыслы. Уже есть и готовится несколько крупных исследований про российскую и международную тюремную систему, экологию и рабство. Три с половиной года спустя у нас появились партнёры, благодаря чему издание живёт. Проблем с мотивацией нет. В издании работают более 40 постоянных авторов (в том числе и из других стран по всему миру) и уникальная команда художников, рисующие иллюстрации для всех текстов.»

Если ты можешь чётко сформулировать для себя, что есть это издание и о чём оно, обрисовать и дать ему какую-то форму и содержание, если ты сам этим делом абсолютно болен и находишься в команде единомышленников, которые такие же отъехавшие, как ты, а может быть, даже хуже, то очень быстро найдутся люди, которые вас читают, которые захотят в этом поучаствовать. Для них деньги – не самая главная цель и задача.

Открытое интервью. Е. Мостовщиков рассказывает об истории самиздата

Разбор текста. Наглядный

Встреча проходила в формате открытого интервью, вела которое выпускающий редактор интернет-журнала Enter Арина Добродеева. Мостовщиков вначале предупредил, что такие встречи проводятся для совершенствования журналистов в их ремесле.

Мы разбирали текст «связного самиздата в Мексике» Карины Абдусаламовой «Урожай женщин: внутри мировой столицы секс-рабства». Он вышел около двух недель назад, и для этой встречи его почти не адаптировали. Это не просто исследование, а часть целого проекта по определённой теме, материалы по которой будут выходить месяц – по ней и только по ней. Эта структура была придумана для более тщательного разбора темы. Самиздат таким образом сам зарабатывает деньги, продавая свои проекты, экспедиции, в которые отправляется.

Исследования – наиболее удобная форма познания действительности вокруг. Нас интересует, как вещи были чем-то одним, а стали чем-то другим.

Рабство «Батенька» решил сделать давно. 46 миллионов рабов сегодня по всему миру, на лидирующих позициях Россия и Северная Корея. Карина Абдусаламова, считает редактор, одно из лучших приобретений самиздата за год. Некоторое время назад Егор сообщил ей о том, что готовится большое исследование по теме, и Карина у себя в Мексике, в Тласкала, нашла то, про что можно написать – центральная улица города буквально «кишит» проститутками. Из-за копания в таких темах журналистов в Мексике часто убивают. Две темы, на которых строится большой бизнес здесь – наркодиллерство и рабство. С самими жертвами Карине пообщаться не удалось – за ними следят, чтоб те не пользовались телефонами и не общались ни с кем. И вообще, единственный, кто согласился ответить корреспонденту – International Organization for Migration. Из всех организаций, занимающихся этим вопросом, на контакт никто не выходил.

– Он имеет полное право, – объясняет Егор. – В таких случаях единственное средство – постараться доходчиво объяснить, для чего всё это и во что оно выльется.

Текст начинается несколько литературной подводкой. Мостовщиков считает, что ничего в этом лишнего нет и что это наоборот очень удобно для перенесения зрителя именно в ту среду, где начинается конфликт. «У нас есть доля секунды для привлечения внимания читателя, – утверждает Егор. – Это репортаж, мы не можем интервью с НКО ограничиться и статистикой» Огромное количество деталей, оборотов – это самое важное, запахи и звуки – это вещи, что в репортаже незаслуженно опускаются. Репортаж существует исключительно для того, чтоб читатель руками, ногами, носом, глазами почувствовал, что находится именно там. Это то же самое, что портрет человека: «человек в жёлтом свитере сидит» – это ничего не говорит. Главное – описать запах, выражение лица, манеры.

Конкретная картинка, улица, женщина, которые корреспондент видит – это, на самом деле, одна из тысяч женщин, одна из тысяч улиц и одна из десятков тысяч историй, что происходит в мире. Изучать что-то большое через маленькое – один из лучших способов что-либо познать. Автор должен стать частью текста.

Такая же ситуация в седьмом абзаце, где очень красноречиво описан сутенёр, пришедший на карнавал: «…На каждом карнавале среди сутенёров более высокого ранга… выделялся плотный круглолицый мужчина с головой, накрепко вколоченной в плечи, так что казалось, что шея его спряталась где-то в районе грудной клетки. На его руках — широкие золотые браслеты; говорят, что на их обратной стороне выгравированы многочисленные имена жертв. На его лице блуждает довольная полуулыбка, он словно император Римской империи, наблюдающий за борьбой гладиаторов, в которой только погибнуть суждено не им, а девочкам-подросткам в коротких традиционных платьях — участницам карнавала на выживание. Его имя — Ромеро Гранадос».

Разбор текста. Егор Мостовщиков ищет «излишнюю литературность»

– Очень много люди заигрывают с литературностью, но я убеждён, что единственна причина её появления у тебя в тексте – у тебя для каждого предложения фактура есть. Ты не просто пишешь красивый стишок, а рассказываешь и включаешь определённый детали, которые помогли бы тебе в этом.

Также абзацы текста, мысли должны быть обязательно связаны друг с другом, иначе в материале нет никакой драматургии, логики. К примеру, третий абзац венчался тремя риторическими вопросами: «О чём они думают? Как они сюда попали? Как вообще попадают в подобные места и есть ли возможность когда-нибудь из них выбраться?» Такие вопросы как раз и передают ту безвыходность ситуации, о которой шла речь в тексте, описать мысли, которые роятся в голове у увидевшего это.

«Я прохожу мимо девушки, которой не больше семнадцати лет: её чёрные волосы заплетены в косы, щёки покрыты густым слоем румян, глаза неровно подведены, маленькие ножки втиснуты в лакированные туфли на высоком каблуке — кажется, все усилия были приложены к тому, чтобы состарить её лет на десять»

Если респондент дал очень обширный комментарий, не стоит засовывать всю эту «портянку» сплошным текстом. В одном случае можно вынести текст как открытую реплику отдельным абзацем (через тире), а в другом обойтись «кавычками-ёлочками».

 «Я нашла информацию о том, что Мексика занимает третье место по количеству жертв, подвергшихся сексуальной эксплуатации, среди стран Латинской Америки. Это правда? Какие первые две?» Рохелио недовольно морщится.

— Мы не работаем с подобной статистикой. Исследования такого рода, с местами и медалями, ты можешь поискать в докладах TIP (Trafficking in Persons Report)…

Абзац восьмой. «Согласно исследованию, проведённому в 2010 году Автономным Университетом Тлакскалы (La Universidad Autónomade Tlaxcala), 71,3 % детей в Тенансинго на вопрос, кем они хотят стать, когда вырастут, ответили «падротес». Единственная фраза, бьющая без промаха, но никакого авторского высказывания оценки. Егор убеждён, что она не нужна. В американской прессе журналисты могут быть настолько независимыми, что когда их на митингах угощают водой, они отказываются и покупают её за свои деньги, чтобы не показать причастность к событию. Но позицию автора в тексты всё равно не включают – за ненадобностью.

«Открытая планёрка». Зрители

О самом спикере

Егор окончил журфак МГУ – это его второй дом. «Проблема журфака по всей стране в том, что люди не умеют учить журналистике», – считает Мостовщиков. А там дают очень хорошее классическое образование: литература, история и прочее. Жива история о том, как студент Мостовщиков сдавал экзамен по ОБЖ.

– Расскажи мне что-то такое, – сказал преподаватель, – чего я не знаю, и я поставлю тебе пять.

– От ядерного взрыва можно спастись в холодильнике «Зил»…

– (пауза) Да? А откуда ты узнал?

– Из фильма «Индиана Джонс и королевство хрустального черепа»…

В итоге сдал.

Как выглядит процесс создания чего-либо вообще? Это долгий, мучительный процесс, потому что будете строить это всё вы кусочками, что-то будет получаться лучше, что-то не будет получаться вообще, но всё это время нужно помнить, что мы строим.

И тут же появятся люди, которые захотят принять в этом непосредственное участие. «Я буду закручивать шурупы, я буду таскать песок, я делаю фотографии в инстаграм». Вот так.

Вопрос от редакции:

– Вы в журналистике с 12 лет. За этот период вы пробовали подражать кому-то? Существуют ли для вас определённые ориентиры в журналистике? Работает ли это в случае с «Батенькой»?

– Хороший вопрос. Наверное, давным-давно были какие-то тексты, на которые я смотрел или авторы. Иногда это принимало смешные формы: есть заметка, и, чтоб скучно не было, ты придумываешь себе какую-то задачу – «напишем заметку а-ля Хемингуэй». Но это какие-то развлечения, от делать нечего. Но это уже ушло, потому что та, привычка, которая меня больше всего интересует в последнее время, – быть самим собой и делать по-своему. Это самая сложная штука. Подражать кому-то для того, чтобы набить руку, можно, но у меня нет изданий, нет человека, автора, на которого я последние лет десять хотел бы быть похожим. Есть такая смешная штука, что когда придумываешь новый проект, нужно обязательно пояснить, наподобие чего это должно быть. И тогда понятно, как оно функционирует. Я не могу назвать ни одного издания, на которое «Батенька» похож. Там есть какие-то разные издания с разными элементами, что в принципе, логично.

Есть ист��рия сериала «Breaking Bad». Когда сценаристы приходили к продюсерам, чтобы получить деньги на съёмки, им нужно было быстро объяснить, что это такое. И они объясняли это одной фразой: «”Breaking Bad” – это сериал, в котором Мистер Чипс (а это герой американский герой ситкомов, добрый, прекрасный семьянин) становится лицом со шрамом (понятно, что это культовый фильм про наркобарона)». И в таком сопоставлении становится всё понятно. Мы иногда шутим меж собой, что делаем New Yorker – апокалипсис, но я не скажу, что мы относимся к этому всерьёз. Поэтому надо учиться быть самим собой. Мне кажется, что это круто.

Алина Валиева, редакция Include

Фотографии автора

[includevmk]

Монологи об искусстве

Свой осенний сезон в «Смене» открывает лекторий цикла «Современное искусство в России: истоки, герои, контекст». Первую лекцию провел социолог, старший научный сотрудник Центра фундаментальной социологии НИУ «Высшая школа экономики» Наиль Фархатдинов. Он рассказал о современном искусстве, его зрителях и об их диалоге в контексте нового времени.

Все наши впечатления от увиденного произведения искусства можно вписать в один портрет — зрителя, читателя, ценителя современной культуры. Правда, самый распространенный взгляд здесь едва ли покажется уместным. Основная  ошибка многих — в очевидных вещах, хотя социология и призвана усложнять не простые истины, а мир.

Главный стереотип современного искусства — «в искусстве только девушки»

Истоки

Простые рассуждения о предмете искусства, о зрителе как таковом могут привести нас к мысли о том, что наше представление об искусстве зиждется в основном на «мифах». Цивилизация, история, та или иная институция может навязать нам его , а мы слепо поверим и будем правы, ведь это опыт, социальный и образовательный, и притом накопленный веками и тысячелетиями. Так, в нашем понимании искусство — нечто сакральное, доступное только элите, созданное исключительным талантом, находящем своё дело ни в коем случае не профессией, а призванием. И если что-то кому-то нравится, а кому-то нет, спорить не надо. И заинтересовавшемуся зеваке пересказывать ничего не стоит, а следует незамедлительно отправлять просвещаться: иди и посмотри, ведь «это надо видеть», ощутить, испытать.

Увидеть, ощутить, испытать. Фестиваль современного искусства

Всё вышеописанное называется привычками мышления. Безусловно, и спорить надо, и пересказать пытаться, а не принимать чье-то мнение о, например, скульптуре единственно возможным и истинным.

Искусство — это чёрный ящик, который мы отдаём на откуп чувствам.

Однако парадокс: сам зритель и его восприятие всегда остаются за пределами творчества. Есть картина, есть инсталляция или перформанс, и всё это живет своей жизнью и не требует какого-то восприятия.

За пределами искусства. «Слепой концерт»

Искусству есть и цена. Кстати сказать, самый популярный стереотип — это то, что оно бесценно. Художник пытается попасть эмоцией в человека, в вечность, в музейную коллекцию. По сути, это не должно иметь никакого отношения к деньгам, поэтому всё чаще современные галеристы, считая денежный эквивалент условностью, сотрудничают с некоммерческими проектами. Это своеобразная попытка покончить с зависимостью цены от ценности.

И по каждой такой привычке можно провести социологическое исследование, определяющее ее корни и истоки. Пока зритель мыслит в этих рамках, его не существует до определенного момента, но он, разумеется, затем появляется в мире искусства, и происходит это по разным причинам.

Одна из тенденций: хотите привлечь больше людей — делайте выставку по импрессионистам.

Современный импрессионизм. Оформление музыкального кафе «Амнезия»

Герои

Харрисон С. Уайт и Синтия А Уайт в 1965 в своей книге «Холсты и карьеры» описывали изменения французской живописи XVIII века и, в частности, становление импрессионизма. Именно тогда, по их мнению, появляется фигура зрителя, отличающаяся от того, что было до. Прихожане церквей и верующие люди, которые и составляли большинство населения в те времена, имели доступ к тому, что мы называем искусством. Открытие же музейных коллекций общественности стало ключевым событием того периода, этапом перехода искусства «в массы» и в более светское выражение. Лувр был в этом одним из первых, в Эрмитаже это произошло в 1852 году. А коллекции Лондонской национальной галереи остались при королевской семье, и для выставки были закуплены новые экспонаты.

И всё это поначалу делалось для двух категорий людей. Искусство для большинства покамест носило религиозный характер, но с другой стороны, это большинство уже понимало, что вокруг них что-то новое и имеющее некую силу. А те, кто занимался коллекционированием, чувствовали искусство как власть, авторитет, некий символ мощи, влияния. А уж после Первой французской революции поводов для соперничества между разными социальными слоями стало больше, ведь буржуазия во всём старалась не проигрывать аристократам и массово скупала большие академические полотна для своих аскетичных, компактных домов.

В 1793 году открывается Лувр, его коллекции становятся общедоступны, появляется волюнтаристский подход — «искусство в массы». Однако все эти открытия музеев были совершены за счет власти, и «верхушки» решили ограничить доступ к галереям, то есть предоставить его отдельным (высшим) категориям населения.

Тем временем процесс становления общедоступности музеев шагал по миру, галереи открывались в Штатах и Британии. Одна из современниц  той эпохи и вовсе в ироничной манере описала ситуацию, возникшую в Национальной галерее после ее становления как общесоциального института. Отныне туда приходили: а) поспать; б) на пикник; в) пообщаться; г) особо изворотливые учили детей ходить. Немного на наш «Циферблат» похоже.

Вскоре по улицам Лондона пройдут настоящие ценители высокого, и музеи будут во многом ориентированы на них. А для тех, кто дале�� от искусства, выставки станут способом уйти от алкоголя, драк и прочих пороков.Сразу вспоминается некрасовский Яким Нагой, который оправдывает пьянство русского крестьянина тем, что он так становится добрей. Стоило бы люду крестьянскому поучиться тогда у продвинутых французских культурных реформаторов.

Музеи должны помогать людям, которые вокруг них — такая формула сложилась и в Европе, и в США. Наставало время, когда люди задумывались, что же должно лежать в основе просветительского пафоса. Культура с большой буквы, любовь к искусству требовали определённых навыков, взглядов…

Так продолжалось до Второй мировой, когда специфика музеев снова изменилась, и искусство опять стало элитным, закрытым. Безусловно, музей диктовал какую-то свою историю, единственно-верную, но появлялся и больший интерес к новым странам и культурам. Усилилась образовательно-воспитательная функция, которая поддерживалась незримой властью. Маятник, переносящий культуру то в разряд «открытой», то в разряд «закрытой», закачался более интенсивно.

Чтобы узнать, насколько популярна картина, посмотрите на пол под ней, насколько он истоптан и потёрт. А индикатор спроса у экспонатов — отпечатки носа на стеклянных колпаках, которым они накрыты. Метод музеев начала ХХ века.

Контекст

Сегодня серьёзные дискуссии возникают на тему того, должно искусством наслаждаться или восхищаться. Эрвин Панофски, историк-искусствовед, создал классификацию восприятия искусства человеком. Первый этап – это простое созерцание, способность отличать предметы — яблоко, к примеру, от коровы. Второй этап – налаживание смыслов, придание связей увиденному — яблоко упало на корову, и последняя в недоумении.

Третий этап же доступен только специалистам в области искусства: восхищение, катарсис, обнаружение многосторонности, скрытых смыслов произведения, умение определить особый почерк автора и его стиль. По сути, импрессионисты эти связи и ощущение реальности разрушили, в отличие от социального искусства. Чтобы достигнуть третьего этапа, человек должен обладать особым эстетическим кодом и образованием.

Такие социологи, как Пьер Бурдье, Ричард Питерсон говорили о том, что чем выше социальный класс, статус человека, тем тоньше он мог воспринять произведение, найти его сокрытые смыслы. Однако что касается того, кто конкретно приходит в музеи, и как эти люди видят современное искусство, известно нам об этом мало. Эмпирических исследований в этой области почти нет, опыты в основном количественные и сводятся к подсчету посетителей музеев.

Аншлаг на лектории «OPENHISTORY»

«Ведь чем больше людей приходит, тем больше оснований просить бюджет и говорить о своей востребованности. Сугубо маркетологическая логика», — констатирует наш спикер и советует всем обратиться к этому вопросу, быть может, лет через десять.

Алина Валиева, редакция Include

Фотографии из архива редакции

[includevmk]

Благотворительность в XXI веке: говорить или помогать молча?

Россия занимает 124 место из 140 по степени вовлеченности граждан в благотворительность. Такие цифры вовсе не givesushope. В Include решили посетить баттл на тему благотворительности в «Штабе» и понять, что творится на самом деле.

Публичность vs. скрытость

На сегодняшний день баттлы популярны как никогда. Баттлят все: от политиков до YouTube-блогеров. Данный формат является одним из основных способов донесения информации, который легко находит своего зрителя. Не удивительно, что «Живой баттл» в «Штабе» также стремительно набирает популярность.

Повесткой дня в этот раз стала благотворительность и вопрос о том, должна она быть скрытой или же публичной. Аудитория собралась разная: от студентов и волонтеров, до депутатов и руководителей благотворительных компаний разного уровня. Оппонентами были Дамир Фаттахов, координатор программы «Добрая Казань», считавший, что легкая публичность не помешает доброму делу, и Светлана Барышева, директор благотворительного фонда «Махеевъ», выступавшая с позицией о благотворительности, как о внутреннем деле компании.

Баттл разделен на три раунда. В начале каждого ведущий задавал вопросы, основополагающие для раунда, и представлял видео или презентации на заданную в рамках вопросов тематику. Оппонентам давали 4 минуты, чтобы «выгрести камушки из своего огорода», то есть ответить на каверзный вопрос ведущего. Кроме того, после вопросов экспертам также дается 2 минуты на выдвижение собственной точки зрения.

Еще в самом начале баттла спикеры сообщили, что могли бы поставить суть баттла под вопрос, и так как они являются представителями одной сферы деятельности, чьи цели исключительно благие, то оппонентами они друг друга не считают. После этого формат мероприятия начал постепенно терять свою былую форму. Зал стал оживлённее, эксперты и оппоненты начали свободно выходить за временные рамки.

По мере развития баттла (если этот термин все еще приемлем) обсуждались основные проблемы благотворительности и причины, по которым люди не стремятся интегрироваться в подобную деятельность. Такими являются низкие доходы граждан (но это тема для отдельного обсуждения), недоверие со стороны потенциальных инвесторов (обычных людей) и их же инфантильность.

Статистические данные, предоставленные зрителям, только доказывали это. Большая часть опрошенных готова заниматься меценатством, если им не придется проявлять излишнюю инициативность. Для этого благотворительные организации предоставляют максимально доступные и неприхотливые способы помочь: акции в торговых центрах, пожертвования при покупке товаров, банки с мелочью в магазинах. Но были также респонденты, которые высказали недоверие к благотворительным компаниям.

Публичность и открытость, а также реклама и легкий пиар, безусловно, больше помогают привлечь добровольцев и волонтеров, нежели отталкивают людей, смущенных отсутствием высокоморальной таинственности. Успешность же проекта как раз таки оценивается числом причастных, неравнодушных людей. Именно поэтому многие благотворительные фонды берут названия своих материнских компаний. Ибо в народе «компания на слуху» эквивалентна «добросовестной».

Мошенничество и способы его избежать

Во втором раунде в основном обсуждалось мошенничество. Выступала руководитель «Добро Mail.ru» Александра Бабкина.

Александра Бабкина. Руководитель сервиса добрых дел. Фотография автора

Она рассказала о трех этапах проверки благотворительных организаций, в которые следует инвестироваться:

как эта организация работает с партнерами (добропорядочность);

проверка службы безопасности;

юридическая проверка (заключение договора).

Александра рассказала и о различиях системной и адресной благотворительностей. Адресная – это помощь ребенку, человеку быстрым сбором денег на лечение, а системная – детям, взрослым с определенным видом заболеваний (обучение врачей, включение заболевания в реестр, после чего лечение обеспечиваются государственной поддержкой и т.д.).

Популяризация

Темой заключительного, третьего, раунда была популяризация благотворительности среди казанцев и жителей Татарстана. Однако в основном говорили только о школьниках. Кто-то выступал за обязательные «уроки добра», кто-то говорил, что детям нужно давать право выбора.

Благотво��ительность – новая форма протеста, несогласие с существующим положением дел.

Также обсуждалась природа филантропии, то, почему люди хотят помочь друг другу. Многие зрители рассказывали свои истории, свои причины: кто-то пытался компенсировать неудачи в жизни, кто-то шел делиться счастьем.

Первые ряды заняли эксперты и приглашенные гости. Фотография из официальной группы креативного пространства «Штаб» в социальной сети «Вконтакте»

Несмотря на то, что мероприятие проходило несколько часов, общая позиция и зрителей, и экспертов была ясна уже к концу первого раунда: публичность важна и даже необходима (конечно, не стоит путать ее с игрой на публику), поэтому явного победителя «баттла» не было. Возможно, это наиболее удачный и верный расклад событий, так как смысл данной дискуссии заключался именно в популяризации филантропии и привлечении внимания общественности к вопросам благотворительности.

Ульяна Демьянова, редакция Include

Фотография обложки из официальной группы креативного пространства «Штаб» в социальной сети «Вконтакте»

[includevmk]

Смертельный огонь

Спустя 40 лет после ухода из Лесной службы США, пожарный вспоминает жаркие годы борьбы с огнем на Западе. Читайте перевод Include о том, как огонь меняет окружающую среду и людей.

Это эссе впервые появилось в Crazyhouse, литературном журнале, который публикуется раз в полгода Чарльстонским колледжем в Южной Каролине. Наша благодарность Майлзу Уилсону и Crazyhouse за то, что позволили нам напечатать это в Longreads.

* * *

Созданный, чтобы гореть

Когда загорелся каньон, они уже были мертвы. В последние минуты своей жизни пожарные и парашютисты Лесной службы продолжали обстреливать пылающую линию огня водой.  Они сражались, несмотря на то, что у них не было шансов. Огонь распространялся со скоростью 32 км/ч, настолько быстро, что догонял птиц в полете. Более того, температура внутри того 76-метрового пламени достигала 982°С, что сопоставимо с жаром крематория.

С такой скоростью движения огня может соперничать только легкоатлет-спринтер мирового уровня, в шиповках, находясь в идеальных условиях, при забеге на 100 метров. А теперь представьте пожарных, которые истощены длительной борьбой со стихией и вынуждены перемещаться по неровному грунту на протяжении двух километров в тяжелых ботинках. Совершенно ясно: в этой схватке они заведомо не станут победителями.

Сорок лет назад пожар под названием «Школьный дом» бушевал в национальном лесу Сан-Бернандино, штат Калифорния. Тогда я работал в отряде Далтон. Тот пожар превратил живую и плодородную землю в кучу золы и пепла. Фотография: Pixabay, CC0 Creative Commons

В то время как мои ровесники стремились попасть в Конвоир и Вьетнам, я еще студентом колледжа начал работать в отряде Далтон, межрегиональной лесной пожарной службе, штаб которой находится в Лос-Анджелесе. Лос-Анджелес, как и большая часть Запада, буквально существует для того, чтобы гореть: пожароопасные топливные перевозки, библейские засухи, суховеи. И при всем этом сами люди бросают сигареты, оставляют тлеющие костры после пикника. Мне приходилось работать на нескольких таких пожарах.

За сорок лет ситуация только ухудшилась. Во-первых, в связи с неудержимым ростом городов добывается, хранится и транспортируется еще больше топлива. Во-вторых, климат изменился − в связи с глобальным потеплением стало еще жарче и суше.

Запад горел, горит и всегда будет гореть. Но сейчас он горит более неистово, чем когда-либо: быстрее, жарче, дольше, охватывая большие территории.

Устранение коренных причин этой проблемы будет стоить немалых денег и повлечет за собой изменение привычного для чиновников и их избирателей уклада жизни. Несмотря на существование современной техники и сложных механизмов, из года в год война с огнем ведется «пехотинцами», выходящими на поле боя один на один со стихией.

Получается, практически все мои усилия были впустую. Потушить пожар − это не главное. Наша важнейшая задача заключалась в том, чтобы предотвратить апокалипсис, способный превратить обжитые людьми пожароопасные районы в пустыню. Фотография: Pixabay, CC0 Creative Commons

Неисправимые ошибки

Хотя кое-что все-таки изменилось. Теперь журналисты преподносят борьбу с пожарами как нечто менее значительное для нашего государства, чем спортивные заслуги скалолазов и других спортсменов-экстрималов, в то время как защита Техаса от огня тоже требует невероятных усилий.

И сейчас, спустя много лет, я всё еще отслеживаю публикации в СМИ о пожарах. К сожалению, плохие новости бывают слишком часто:

«…Четырнадцать пожарных погибло в Южном Каньоне. Девятеро служили в Лесной службе Орегоны. Трое погибших огнеборцев были парашютистами-десантниками из Монтаны и Айдахо».

  Пожары возникают не только из-за ситуаций на местах. Зачастую корень проблемы кроется в неверной политике государства и бездействии чиновников. Фотография: Flickr, (CC BY-NC-ND 2.0)

На каждое поколение борцов с лесными пожарами находится своя решающая битва и свой герой.  За всю свою историю Лесная служба США понесла наиболее значительные потери в пожарах Манн Галч, Монтана, 1949 год − 13 погибших пожарных; «Петля», Калифорния, 1966 год − 12; Южный Каньон, Колорадо, 1994 − 14; Ярнелл Хилл, Аризона, 2013 год − 19.

Кроме того, такие катастрофы всегда влекли за собой расследования, выводы, рекомендации, изменения в политике. Доклад правительства о расследовании пожара в Южном Каньоне составил 220 страниц  с описаниями, диаграммами, чертежами, цветными фотографиями и графиками произошедшего… но так и остался не одобренным членом команды огнеборцев, поскольку он отказался ставить свою подпись под этим документом.  В бюрократии каждый повинен в совершении ошибки. Ошибки действительно были. В Южном Каньоне в качестве факторов, способствовавших возгоранию, были названы погодные условия, связь, структура командования, выделенные ресурсы, засуха, тип топлива, рельеф и решения на местах. Никто не обратил внимания на то, что существовало множество острых проблем внутри самих служб, таких как нехватка кадров, участие женщин и пожилых людей в командах.

Так или иначе, настало время, когда лишь одна проблема была по-настоящему важной: Южный Каньон охватил огонь. И чтобы справиться с ним, недостаточно обладать знаниями классической школьной физики.

Одно дело − потушить спичку: зажечь, сделать несколько взмахов рукой − и она не горит. Здесь же линию огня можно оборвать только при идеальных условиях – при подходящей погоде, на определенной территории, с участием опытной команды, и прибегнув к молитвам Богу огня.

Однажды отряд Далтон помогал в борьбе с пожаром «Петля», который локализовался в Анджелесском Национальном лесу. Я не был там лично, однако слышал рассказы моих коллег. Руководитель отряда отказался отрезать линию вниз по отношению к огню. Он раскрыл парашют, который покрыл более 2000 футов, менее чем за минуту. Благодаря ему, мне было к кому вернуться на следующий пожарный сезон.

В целом, Манн Галч, «Петля», Южный Каньон, Ярнелл Хилл − всего лишь небольшие пожары, едва повлиявшие на статистику: 1800 гектаров, 820 гектаров, 855 гектаров, 323 гектара. Каждый год огонь выжигает более 40 450 гектаров земель Запада. За последние 10 лет, в США в общей сложности выгорели более 2 670 525 гектаров. Пожар в Южном Каньоне был настолько неприметным, что спасательные бригады были отправлены туда лишь спустя два дня после начала пожара. Когда загорелся склон горы Сторм Кинг, изначально он был принят за географическую ошибку, поскольку располагался в неблагоприятном месте.

Танец со смертью

Огонь не совершает ошибок. В то время как министр внутренних дел говорил о погибших как о профессионалах, они в большинстве своём были любителями. Настоящим знатоком своего дела при пожаре является сам огонь.

За 400 миллионов лет он точно узнал, каким образом будут плясать языки его пламени, что ему нужно для этого поглотить, при какой скорости и направлении ветра его удар окажется наиболее сокрушительным. Человеческие возможности выглядят причудливо перед его железной определенностью. Если что-то пошло не так, человек вынужден принять приглашение на танец со смертью.

Когда в Каньон ворвался огненный вихрь, сопровождаемый звуками, похожими на полет истребителя, отряд Далтон был там. Огонь развернулся на хребте. В середине он был белым, и языки пламени, полыхающие по краям, захватывали всё на своем пути и поднимали это в воздух. Его жар чувствовался на расстоянии километра. Сам я не видел, но некоторые выжившие описывают это так: газовые сферы пурпурного цвета, закручивающиеся впереди. За ними постоянные взрывы от реакции с кислородом. Однако немногие встречают свою смерть в таких условиях. В подавляющем большинстве случаев это происходит при обычных лесных пожарах.

Обычно смерть наступает быстро, но не всегда. На Манн Гуче двое обгорели так сильно, что даже не чувствовали боли − их нервные окончания не реагировали. Они скончались на следующий день, после отказа почек. Во время «Петли» трое пожарных скончались по пути в больницу, двое через несколько дней. В Южном Каньоне и Ярнелл Хилле все погибли на линии огня.

Если ты пожарный, будь готов к тому, что на этой работе смерть преследует тебя повсюду. Фотография: Flickr, (CC BY-NC-ND 2.0)

Физиология смерти от огня такова, что человек может выжить, несмотря на то, что его тело было окутано пламенем. Люди выживают, получив даже немыслимые ожоги. К примеру, во время «Петли», у одного из руководителей взрывной волной снесло шлем. Когда он нашел его и протянул руку, чтобы поднять, он увидел, как с его руки, подобно расплавленному воску, стекает кожа. Пока он, замерев, наблюдал за струящейся кожей, его накрыло новой взрывной волной. Мгновенно он потерял способность видеть, поскольку расплавленная кожа лба закрыла ему глаза. В дальнейшем он получил еще несколько ожогов. Однако он смог вернуться к работе спустя год. Огонь настигает в последнюю очередь. Подобно утопающему, который пытается вдохнуть воздух, а заглатывает воду, человек, попавший в эпицентр пожара, поглощает своими легкими огонь. Нагретые токсичные газы и дым наполняют легкие, встают комом в горле. При температуре, при которой плавится металл, не приходится рассчитывать на то, что кладбища не пополнятся новыми могилами.

Конечно, каждый думает, что не умрет. Мы понимаем, что это может произойти, но по-настоящему не чувствуем дыхание смерти. Выходя на борьбу с пожаром, опытнейшие огнеборцы −  крепкие, смелые, умные − уверенно приступают к выполнению своей работы.

Но в конце концов, когда звенит первый колокольчик смерти и появляется чувство уверенности, что она действительно может тебя настигнуть, холодное «Не я. Не сегодня» превращается в «Боже, пожалуйста, нет».

Тяга к жизни

Однажды, работая в Калифорнии, мне пришлось водить машину в каньоне. На первом повороте я думал о том, что огонь вот-вот настигнет меня. На втором, прежде чем я врезался в сосну, которая спасла меня, я вспомнил моменты жизни опаснее, чем моя работа. К примеру, сплав по горной реке в Орегоне, сразу после половодья, − высокой и ледяной. Мой рафт перевернулся, весло ударило меня по голове и я оказался под плотом. Спасательный жилет толкал меня вверх в леденящей темноте. Я пытался вдохнуть, но заглатывал воду.

Оба раза я был на волосок от смерти.

На линии огня, по большому счету, я не знал никогда выживу или нет. Чак Хартли, руководитель Далтонов, спас нас от смерти во время «Школьного дома», точно так же, как и во время «Петли».  Я был абсолютно бессилен: вымотанный после 14-часовой рабочей смены, наглотавшись дыма, после всего времени, проведенного среди углей и пепла. Я был измучен и зол. Несколько минут спустя, я снова вернулся к жизни.

На пожаре я всегда думал о том, что я выживу. Когда мне пришлось защищать лицо шлемом, потому что прямо передо мной загорелся рюкзак моего напарника. Когда наш отряд проснулся, а вокруг был огонь и камни слетали со скал, как пушечные ядра.

Ближе всего к смерти я был не при лесном пожаре, а в своем доме, в порту Орфорд, на побережье штата Орегон. Словно по щелчку пальцев масло превратилось в пламя, когда я возился с засорившейся печью в подвале. У меня обгорели руки. К счастью, мои жена и ребенок успели выбежать во двор до того, как пожар охватил дом. Рукопись моего романа лежала на столе наверху. Я набрал в лёгкие побольше воздуха, и начал подниматься. Мне не хватало воздуха.  «Сейчас», − сказали мои легкие. «Нет», − сказал мой мозг. Я нашел в себе силы подняться.  Услышав пожарную сирену, приближающуюся к моему дому, я нашел в себе силы подняться и покинуть дом. Если бы я дал волю своему страху, те пожарные, что пошли бы за мной, могли бы погибнуть.

Во время работы в Орегонском Национальном лесу, я был управляющим маленьких команд из двух-трех человек. Однажды вечером в соседнем округе начался пожар, и я получил приказ провести там первые мероприятия по борьбе с огнем. Я схватил сумку, в которой было все необходимое для расположения команды в дикой местности, и мы отправились в другой округ. Раньше я никогда не был лидером команды. Тот пожар уже покрыл площадь примерно в 20 квадратных километров. Нам пришлось работать в крайне тяжелых условиях: ночью, на неровной обрывистой местности. У меня уже было достаточно опыта, и я понимал, что я не смогу быть настолько бдительным, находчивым, решительным и сильным для того, чтобы каждый член моей команды остался жив. Поэтому я бежал и громко кричал. К утру мы справились с огнем и направились домой.

Я думал о той ночи и годы спустя, когда поднимался на гору Сторм Кинг. Пол Глисон сказал мне, что искать. Он был моим командиром в Далтоне, и стал легендарным руководителем. Мы снова встретились с ним, когда он вернулся к тушению пожаров в национальных парках. Он знал практически всё о Южном Каньоне.

Долгое время Пол был национальным лидером в обеспечении пожарной безопасности. Он относился к безопасности с пристрастием, как-будто это не просто работа, но личное дело.

В его крайний год в качестве руководителя команды, на пожаре в Аризоне, Пол вернулся в Каньон, чтобы осмотреться. В это время все остальные оставались в безопасной зоне, помогая пострадавшим членам команды. Затем он снова вернулся в Каньон и плакал, когда на его пути встречались мертвые тела, одно за другим. Пятеро пожарных и их руководитель.

Чтобы добраться до места их гибели на Сторм Кинге, нужно подняться на 150 метров вертикально вверх по прилегающему хребту, спуститься на 90 метров в Каньон и подняться на высоту 270 метров по таким крутым склонам, что я прикасался к земле едва ли не животом. Последний хребет я преодолевал буквально ползком.

Через пять лет в Южном Каньоне, который выгорел дотла, из-под слоя останков, возрождаясь из пепла, начали расти дубы.  Я шел по тому пути, где погибли мои коллеги, пытавшиеся преодолеть последние 90 метров этого горного хребта. Теперь на месте их гибели стоят гранитные кресты. Каждый крест стал святыней: ботинки, перчатки, пожарные принадлежности, баночки энергетиков, эмблемы и флаги десятков пожарных бригад. Богатый компост из памяти.

Последние моменты их жизни были клинически восстановлены в докладе о расследовании пожара в Южном Каньоне. Многие эксперты считают, что они знают, что произошло, как это случилось и почему. В своем отчете они опираются на степень повреждения объектов, найденных на телах погибших. В приложении к отчету − душераздирающие подробности:

Пожарные каски: в основном обугленные и расплавленные (300-500º)

Джинсы и рубашки огнестойкие Арамил: не осталось никакой одежды (800-1000º)

Пожарное убежище: расплавленный металл и стекло (1200-1600º)

Кожа: обуглена на большей поверхности тела.

Положение тела: перед холмом — на коленях, ноги, руки и лоб — касаются земли…

В среднем, пожарным было по 25 лет. Пожарным-парашютистам − 36.

Позволив страху взять над тобой контроль, можно только ухудшить ситуацию. Нужно всегда верить в то, что после пожара тебя ждет счастливая долгая жизнь. Фотография: Flickr, (CC BY-NC-ND 2.0)

Я ушел из отряда Далтон, оставив его на одного талантливого парня, с чьим отцом мне довелось работать в одном округе. Мне 68, и у меня счастливая старость. Когда я сжигаю опавшие листья и прочий мусор на своем участке, я надеваю старую противопожарную рубашку, которая уже стала мне мала, и достаю пожарную лопату, которой когда-то я срезал двухдюймовые саженцы. Из всех средств, доступных мне для контроля над пламенем − вода.  Одновременно я чувствую себя молодым и старым. Огонь не очень сильный и необузданный, но всё же он живой. Открытый.

Для меня всё закончится в огне, как и для нашей планеты через несколько миллионов лет. После смерти меня кремируют и развеют пепел в тех местах, где я того пожелаю. Какая-то часть будет рассеяна в горах Запада, где огонь мог забрать меня несколько десятилетий назад. Там, где он отнимет еще много жизней.

Перевод и адаптация: Илана Кочетова, редакция Include

Оригинал материала: Longreads

Фотография на обложке: Flickr, (CC BY-NC 2.0)

[includevmk]

Александр Красовицкий о творчестве, пиратстве и Скриптоните

Мем о 2007-м плотно сидит в русском интернете, и одной из фундаментальных частей образа 2007-го была песня «Три полоски» группы Animal ДжаZ. Фронтмен группы Александр Красовицкий рассказал о том, почему при всей ностальгии к 2007-му возвращать его не стоит.

 – Что вы сегодня приготовили для своих слушателей?

– Сегодня мы играем The Best of Zero People. Мы в Казани не играли предыдущий альбом «Прекрасная жизнь». Это, конечно, упущение казанское, не наше. В этот раз мы решили показать товар лицом и сыграть все лучшее, что накопилось за три альбома. В том числе и из «Прекрасной жизни», которую мы до Казани не довезли. Побольше песен из нее, поменьше из других, но в целом, вот такой винегрет получится.

– Вы играете в «Квартирнике», это довольно небольшая площадка. Не боитесь, что места не хватит всем?

– Мы выпустили ограниченное количество билетов, уже sold out, так что всем хватит. Сколько было мест, столько мы и продали. Больше не стали.

– Сколько ждете гостей?

– Что-то порядка сотни, я не знаю даже. Я не видел даже фотографии заведения, но сейчас поеду и посмотрю, что там да как.

– Александр, расскажите, как люди делают настолько личную музыку. С популярными вещами все довольно понятно – пишется простой, но запоминающийся текст, под него делается модная музыка, и все. А как писать личную музыку?

– Мне просто про другое писать не интересно. Я всегда пишу и пою про личное, даже в Animal ДжаZ. Просто в Zero People я совсем слетел с катушек и пою про все подряд. Захотелось спеть о том, как я нажрался и пошел гулять, и я пою. Так что все зависит от желания. У меня есть желание не прикрывать, а наоборот, чуть-чуть приоткрыть. Небольшой эксгибиционизм, но до определенных пределов.

– Культурный эксгибиционизм, интересно?

– Да, если в характере это заложено, и при этом ты поешь, то почему об этом не петь?

– Все в интернете уже который год форсят тему с 2007…

– Да, я как раз хочу с Animal ДжаZ закрыть ее в этом году, потому что надоело. Kill 2007. Хватит его возвращать. Отпусти и живи дальше.

– Каким был ваш 2007?

–  Я его, честно говоря, не очень хорошо помню. У меня короткая память, и я очень быстро забываю события. Я людей забываю – обижаются. В 2007-м, помню, у нас сгорел компьютер, на котором был альбом “Шаг Вдох”. Пришлось его перезаписывать, то есть альбом, который увидел свет – это не первый вариант альбома. Тогда же, на этом же компьютере хранилась половина нового альбома «Кирпичей». Помню, что в 2007 начались первые настоящие гастроли по стране. До этого были разовые выезд��, а тут волна успеха «Трех полосок», которая была абсолютно неожиданной. Первые концерты в Сибири у нас тогда были.

– Так вы бы хотели вернуть 2007?

– Конечно, нет. Я бы и 2016 не хотел вернуть. Мне прекрасно в настоящем. Вернее, не так. Мне фигово так же, как и было тогда. Зачем мне одну фиговость менять на другую? Я лучше буду жить дальше и смотреть в будущее.

– Самая популярная на данный момент музыка в мире — это рэп. Вам не обидно, что рок ушел на второй план?

– Когда выстреливает какая-то рок-группа с тяжелыми гитарами, не скрою, у меня появляется внутри завистливый червячок. Иногда я просто не понимаю, как говно-группа собирает по 5000 человек.  Когда речь идет о другом жанре, то это как завидовать фигуристам. Со��ершенно другой образ деятельности. Рэп — это особое умение и талант. Например, я не обладаю им. Совсем не просто вот так брать и ритмично фигачить треки на злободневные темы. На данный момент это качественно могут делать только некоторые рэперы и группа «Ленинград». Вся суть рэпа и «Ленинграда» сейчас — это хайп. Убери хайп, и не будет успеха. Но опять же, это не просто – нужно уметь подать. Это талант, такой же талант, как петь, где тоже нужно тренироваться, чтобы стать лучше. Но это совершенно другой стиль, и я рэперам не только никогда не завидовал, но и наоборот, я всегда был рад и ловил крутые группы, как источник вдохновения. Например, Ассаи для меня в свое время им стал. Его альбом “ОМ” 2011 года стал для меня и проекта Zero People просто адским источником вдохновения.

– «Ленинград» – это надолго?

– Конечно, пока у Шнурова хватит энергии ловить хайп. Вот сейчас он выдал песню про батлы. Ментально он молодец. Сережа Шнуров потрясающе умеет держать руку на пульсе и иногда даже этот пульс формирует и опережает, как это было с «Лабутенами». Это показывает, что человек не просто талантлив, а в чем-то даже гениален. Умение уловить пульс времени для рок-музыканта – это просто идеальное качество. Хотя стиль музыки такой я не люблю. Мне не нравится вся эта балканщина и подворотщина. Это я могу простить только рэп-музыке, а вот в роке предпочитаю что-то более серьезное. Но «Ленинград» — это качественное, классное, демонстративное развлечение людей с очень крутым, профессиональным рас***йством. Рас***йство, поставленное на профессиональные рельсы – это просто ноу-хау.

– За кем-то следите из рэп-артистов?

– Недавно послушал Скриптонита.

– И как вам Скриптонит?

– Это эмо.

– Эмо?

– Да, эмо вернулось. Только в рэпе уже. Но я больше поклонник таких рэперов, как Каста, Баста, когда слова можно разобрать нормально (смеется). Я люблю, когда понятно о чем человек говорит. А тут я понимаю, что он страдает, но половины слов не разобрать. Однако подано круто, и стилистически здорово выражено. А так, я вообще слежу за многими, за Фараоном в том числе. Но это ни о чем.

– Почему?

– Просто детский сад. Подростковая хрень, и больше ничего. Чистый хайп. То, что останется на год-два, если он не начнет петь о каких-то более правильных и серьезных вещах, которые не только неудовлетворенных 14-летних подростков интересуют, а могут быть интересными для более широкого круга лиц. Как это делает Каста, например.

– Все-таки Каста взрослее Фараона

– Они такими были и 10 лет назад. Эти ребята вообще Пушкин. Они были первыми, кто пел не только о своих подростковых проблемах из Ростова, но делали вещи, которые опирались на культуру человечества. А люди типа Фараона – это однодневки. Сегодня они есть, завтра нет. Скриптонит – это посерьезнее история. Там чувак не стесняется страдать из-за отношений, из-за непонимания мира вокруг. Естественно, много наркоты в его творчестве.

– Jah Khalib в интервью у Юрия Дудя сказал, что «Вечеринка» – это чуть ли не главная рок-баллада начала XXI века

– Для меня это перебор, как для любителя пострадать — это за гранью пошлости даже немного. Все эти всхлипы. Я предпочитаю более мужской вариант страданий, хотя это тоже имеет право на жизнь, потому что сама песня мелодически крутая и аранжировочно тоже. Я могу не соглашаться с литературным героем, но я все равно не могу не выразить свое уважение. Я бы сделал это более сдержанно, но я не Скриптонит. У меня есть своя музыка, где я более сдержанно выражаю эмоции. Хотя вообще, главная рок-баллада – это наша песня, просто о ней мало кто знает.

– Что это за песня?

– «Джедай».

– Топ-3 лучших русских исполнителя прямо сейчас.

– Земфира, Сплин и «Ленинград»

– В своих интервью вы много приятного говорите о Земфире. Вы познакомились с ней все-таки?

– Нет, я не знаком с Земфирой, и не горю пока желанием. Это должно произойти либо само, либо по инициативе со стороны. Но только не с моей.

– Чем она вас так привлекает?

– Сильная личность, потрясающе талантливая, да и чего говорить, гениальная.

– 4 года назад в интервью вы рассказывали о том, что ваш альбом спиратили. Что это была за история?

– Это был 2009 год. Тогда мы вложили в альбом миллион рублей. Для нас это был пипец. Все, что мы заработали тогда на эмо-историях, в 2007 году мы вложили в альбом “Эгоист”. Мы заключали договор с нормальной конторой, которая развалилась. Как раз был 2009 год, распространился “ВКонтакте”, появились файлообменники, и за год вся лейбловая индустрия рухнула. И вместо того, чтобы продать им альбом за $50 000, нам пришлось продавать все самим, потому что деньги были заплачены. Но в интернете через RuTracker его скачали 50 000 раз за первые два месяца. То есть, по европейским меркам, он стал платиновым сходу. Нам пришлось отреагировать, и мы на сайте повесили заметку: «Кто скачал с трекера, сделайте хотя бы донат к нам на Яндекс.Деньги». Тогда нам удалось собрать потрясающую сумму в 10 тысяч рублей. Я тогда так обиделся на людей. Просто в шоке был. Это называется воровство. Мы не группа «Ленинград» – мы не собираем стадионы, не зарабатываем миллионы. На клип иногда собрать не можем.

Мы реально андеграундная группа и всегда ей были. Миллион мы собирали в течение года, а потом отбивали еще обратно. Это пипец, ребята, вы чего. Вы своих братьев обираете. Тогда у меня такое отношение было к фанатам, которых я не считал фанатами. Очень был обижен тогда, пару лет страдал. Жизнь – это как дождь, чего на дождь обижаться. Он идет и идет. Да, он не вовремя пошел, а ты не взял зонтик. Но он идет, это дождь. Тогда это было более объективно. Сейчас люди уже более сознательные. А потом появился краудфандинг, и все встало на свое место. Я сразу свое отношение поменял, как флюгер. Теперь я людей люблю и уважаю, потому что люди по своей природе не добрые или злые – они нормальные. Если ты им создал нормальные правила игры, то они с удовольствием поиграют в эту игру. Краудфандинг — это нормальные понятные всем правила игры. А то, что делали до этого, было чем-то непонятным: хочешь – плати, не хочешь – не плати. Провоцировать людей очень легко. Главное, делать это правильно.

– Мы живем в эпоху iTunes и Apple Music. Стало легче зарабатывать?

– Стало, в любом случае, хуже, чем это было в лейбловую эпоху.

– Почему?

– Для любого коллектива, не собирающего Открытие-Арену или хотя бы дворец спорта, стало хуже. Раньше была уверенность в том, что если группа чуть-чуть на виду, типа нас, то альбом продастся за 20-30 тысяч долларов. Это покроет затраты на производство альбома, ну и сверху останется на то, чтобы семью в Турцию свозить. Сейчас такой гарантии нет, нет надежности, и краудфандинг единственное, что нас спасает. Когда мы что-то новое выпускаем, ре��улярно залетаем в подборки альтернативной музыки в iTunes, а иногда и в топ-5 по России попадаем. Соседствуем с Биланом, Киркоровым и другими. Но скажу вам так, этих денег нам хватает только на то, чтобы оплачивать нашу репетиционную точку.

– То есть раньше было лучше?

– Конечно. Мы эту эпоху немного застали, и если бы все было так же, как тогда, то мы бы жили и не тужили. Если бы лейбловая эпоха продолжалась и сейчас, то я бы давно имел свою квартиру. А сейчас пришел баланс. Это как с российской премьер-лигой по футболу – никто сейчас в здравом уме не купит Халка за 60 миллионов, потому что нет этих денег. И это правильно, мы не настолько богатые. С музыкой то же самое. Не надо платить десятки тысяч долларов за альбом группы Animal ДжаZ, она этого не стоит значит. Она стоит краундфандинга и iTunes, с которого она оплачивает свою репетиционную точку.

– Сколько вы собрали на краудфандинге последний раз?

– Точно не помню, но мы всегда закладываем в два раза меньше, чем в итоге тратим. Мы заложили 500 тысяч, а нам дали 550, за что мы очень благодарны. А потратили опять миллион, потому что мы не та группа, которая может на коленке записываться. Нам нужно арендовать студию, нужны барабаны, нужно звукорежиссерам отстегнуть, а потом все это свести и сделать мастеринг. А вот Zero People не стоит ничего. Мы записываемся на коленке. Если бы он что-то стоил, то я вообще в подворотне бы ночевал.

– О клипах. Посмотрел утром залпом все ваши клипы и заметил, что стилистически они похожи: похожий серый цветокор, много крупных фактурных планов. Так и было задумано?

– Разные люди делали клипы, разные люди делали цветокоррекцию в разные периоды. Я не смотрел их подряд. Может быть, так и есть. Zero People – это проект одного литературного персонажа, у которого очень много «я», «меня», «мне», «тебя». Очень личностный проект этого чувака, который поет. Даже не второго, который играет, хотя это наполовину и его проект. Все-таки очевидно, что человек рассказывает свою историю, и инстинктивно хочется снимать его именно крупным планом, чтобы все эти эмоции были.

Егор Ярко, редакция Include

[includevmk]

Vogue – танец, не требующий ограничений

  Vogue – это прогрессивный танцевальный стиль. Основан он был в 60-х, опираясь на образы моделей известного одноимённого журнала, их стойку и позы. В Казани одним из крупнейших мероприятий во имя этого танцевального стиля стал Vogue ball.

Сегодня Vogue исполняется как женщинами, так и мужчинами, но за 50 с небольшим лет своего существования стиль претерпел изменения, которые принимались, и отторгались, и вновь принимались. Направление изобилирует подиумными позировками, элементами рук, падениями и выразительной игрой. Даже движение в танце происходит вдоль длинного танцпола и оканчивается самыми динамичными действиями около «трона судьи» — так проходят типичные танцевальные баттлы в этом направлении.

Судьей казанского бала стала Nata Zorra – известная танцовщица и преподаватель, представительница московского дома Vogue-культуры The International House of Zorra, который объединяет профессионалов Vogue в международном масштабе. Ната начала танцевать в 7 лет, в 2004 году она переехала в Нижний Новгород, чтобы продолжить обучение там.

Nata Zorra

Три кита, на коих зиждится Vogue. Old Way и «меховые люди»

— Словами Old, наверное, сложнее всего описать, — объясняет Ната суть представляемых направлений, — потому что Old Way — это самая старая база, более работающая на персоналити, на каких-то сильных элементах. Old Way для меня — это такая небольшая история (с помощью, естественно, определённой техники) о себе или же в рамках описания той или иной категории: нужно изобразить какого-то конкретного персонажа, или человек должен быть в определенной одежде. Мы либо обыгрываем вот этот образ, либо просто показываем себя, если это цветовая или какая-то тема, связанная с одеждой, а не с конкретным персонажем.

Old Way. «Меховые люди»

И действительно, группа участников бал-рума, расположившихся вдоль дальней стены танцпола, пестрит, в прямом смысле слова, разношёрстностью, ведь тема этого вида на балу – «Север», поэтому образы и костюмы, отражающие красоту дикой природы северных стран, буквально очаровывают. Техника Old Way достаточно ярка и эмоциональна, особенно когда «на разогреве» была сама Nata Zorra. Наверное, ввиду такой экспрессивности подстиля Old Way-ем и должны начинаться баттлы. Надежда Матвеева, ведущая вечера, отметила, что всем хочется ещё «меховых людей». Зрители смогли заразиться энергетикой, и атмосфера стала ещё более тёплой и дружественной, а сами соревнования обещали быть жаркими.

Таня Zorra выиграла в номинации Old Way

New Way и ковбойская харизма

Впереди был New Way – номинация чуть более простого направления, по мнению самой Наты, потому что здесь присутствуют элементы рук, более быстрые, более четкие. Вместе с тем это и добавление стрейча (растяжки). Это видно: выступления представителей школы этого подстиля основываются на активных движениях руками и кистями. В последнем случае осью движения становится лицо – танцор прикрывает его ладонью или шляпой. Кстати, она и стала атрибутом номинации, тема которой – «Запад», поэтому кто же ещё, как не ковбои. «Шляпники» показали высокий уровень грации и стрейча, что проявлялся в законченных позах, а особенно в финальной «точке».

New Way. Участники разминаются.

— New way – это более быстрая работа тела под музыку, гибкость и умение всё это сочетать в движении. Но всё это с добавлением, собственно, танца, опять-таки с техникой базы, — утверждает Ната.

Элементы стрейча и активные руки – залог качественного New Way

Femme: полукошки-полулюди

Последнее направление – Femme (читается как «фэм») – было посвящено восточной тематике. Наверное, это был самый подходящий ход, для того чтобы передать шарм самого что ни на есть женственного подстиля, «утрированной женственности, женского представления». Эти образы здесь раскрываются максимально, но не лишаются ��гривости, некого озорства, шаловливости, задора. Например, характерным элементом этого стиля является подпрыгивание в приседе, то есть на носках. В это время руки также выполняют свой утончённо-кокетливый «узор». Кисти могут изображать кошачьи ушки и так далее.

Подпрыгивание в приседе. Руки также выполняют свой утончённо-кокетливый «узор».

Но даже такой, казалось бы, определённый стиль может быть преподнесён по-разному:

— У кого-то женский образ очень мягкий, у кого-то более жёсткий, но при этом всё равно остаётся женственным. У нас есть несколько разделений, — поясняет Ната.

Именно здесь особенно важен такой аспект, как глаза. Выразительный взгляд, считает танцовщица, может решить многое, в том числе и помочь исполнить роль в актёрском плане. Поэтому своим воспитанницам и вчерашним конкурсанткам Ната советует смотреть на судью, в частности в момент кульминации, когда танцор прошёл от одного края танцпола к противоположному, к жюри, и уже «обращается» к рефери напрямую, «говорит с ним» с помощью движений. Мало «делать вкусно»: образы получались выразительнее зачастую у тех танцоров, что не боялись приблизиться к судье и показать ему себя.

Выразительный взгляд важен.

Бал проходил в форме одиночных выступлений и серии баттлов: в каждом направлении сражались тройками, а потом прошедшие в финал участники выходили на танцпол вдвоём, один на один. Однако представителей Zorra House друг с другом не сражались, танцоров одного дома нельзя сталкивать лбами.

Победителем в номинациях Old way и Femme стала Таня Zorra – Татьяна Носова (г. Челны), номинацию New Way  взяла Кристина Хегай (г.Ташкент). Победители получали диплом�� и сертификаты на посещение мастер-классов известных мастеров дела (один из таких будет в октябре) – на танцевальном жаргоне это называется «прокачкой».

После бала мы задали несколько вопросов Нате.

— В чём суть мероприятия?

— Всё это для того, чтобы ученики и те, кто танцует, те, кто любит и изучает эту культуру — именно конкретно культуру Vogue — выходили и показывали себя, показывали свое умение, показывали свое персоналити, рассказывали о себе. То есть, по сути, это подведение итогов того, что мы делаем в зале, как бы работы над собой. Плюс ещё неотъемлемая часть собственно Vogue культуры: чтобы всё у них было именно на балах — все выяснения отношений, все достижения и так далее.

— Для кого оно проводится?

— Для тех, кто этим занимается, и тут разный результат. Кто-то выходит ради победы, кто-то выходит ради того, чтобы получить адреналин, и потому что ему нравится себя показывать, кто-то — чтобы подтвердить свой статус, тот, который вот он заслуживает. Кто-то преподает, кто-то просто побеждает всё время… или не всё время. С профессиональной точки зрения, это не просто выходы на балах – это и тусовка, и подтверждение своего статуса, и повышение своего уровня, потому что мы танцуем здесь и сейчас, соответственно, улучшаем свою импровизацию в данный момент. То есть каждый выходит с разными целями; понятно, что, чаще всего, все хотят победить, конечно.

— А каков, например, средний возраст участников?

— Это очень ненормированно. На самом деле, тут могут заниматься и очень взрослые, и дети, и существуют балы и номинации для детей. Конечно, для очень взрослых нет, но они просто могут выходить в разных номинациях, где уже, собственно, не ограничен возраст (одной из самых юных участниц Vogue ball, Лолите Галимовой, – 11 лет) Есть отдельно чисто детские балы, где выходят только детишки. У нас в России тоже начали проводить и такие балы. А так, в принципе, всё ограничено только желанием, желанием участников танцевать, на баттлах можно выходить абсолютно всем. Единственное, что в некоторых номинациях есть ограничение по возрасту, но это как бы издержки (смеётся).

Лолита Галимова

— Насколько популярна культура Vogue в России? Как она развивается?

— Она, на самом деле, становится очень популярной, особенно благодаря телевидению, благодаря тому, что нам сейчас показывается по каналам.

В этот момент в гримёрку заходит Аня (финалистка New Way, моя, кстати сказать, фаворитка):

— Можно? Я… просто… как сказать… Мне так понравилось, большое спасибо за классы, — расплывается она в улыбке. — Я просто увидела вживую какую-то женственность, харизму, которые не видны ни на фотографиях, ни на видео. Мне так понравилось. Честно сказать, я больше никому такого не говорила, — признаётся она, — ну вот просто что-то зацепило… Спасибо большое тебе за классы!

— Спасибо большое, что пришла, и я кайфанула от твоей женственности, если честно! Надеюсь, мы ещё увидимся?

— Я тоже надеюсь, что мы все встретимся…

После выступления. Разбор полётов.

— Столько эмоций! Так, на чём?.. Если захотелось самим попробовать, это популярность. Vogue в России будет популярен, если будут проводиться мероприятия, если они будут именно на уровне и если участники будут выходить и улучшать свой уровень, показывать, насколько можно развиваться и куда двигаться. Моя методика — это постоянное самосовершенствование, улучшение, прокачивание, потому что ни в одном стиле нет стопроцентного танцора, который умеет абсолютно всё. И мы занимаемся и придумываем что-то новое, преображаем себя, затем выходим и показываем то, что мы умеем.

Алина Валиева, редакция «Include»

Фотографии: Диана Галяутдинова

[includevmk]

Все или ничего. В каком состоянии находится русская легкая атлетика

Когда все говорят о том, что Ричард Макларен снял обвинения с 95 русских спортсменов, не получается не вспомнить о легкой атлетике — самом многострадальном видом спорта в России. Из-за дисквалификации Всероссийской федерации легкой атлетики, сборная России не досчиталась на прошлогодней олимпиаде нескольких медалей, а лидеры команды пропустили полтора года стартов. Но разберемся детальнее, как легкоатлеты закончили этот сезон.

ВФЛА все еще дисквалифицирована

Публикация от Russian Athletics Federation (@rusaf_official) Июн 23 2017 в 8:19 PDT

С апреля 2015 года Юрий Борзаковский стал главным тренером сборной России по легкой атлетике, и в данный момент является далеко не самым последним человеком в ВФЛА

С 2015 года продолжаются разбирательства по делу РУСАДА и ВФЛА. За это время в стране формально сменился министр спорта, а по факту не изменилось ровным счетом ничего. IAAF продолжает срок дисквалификации наших легкоатлетов, и ни федерация, ни министерство спорта ничего особо сделать с этим не могут. Хотя сборная по тяжелой атлетике, которую также отстранили перед играми в Рио, уже успела выиграть чемпионат Европы. То ли дело в принципиальности IAAF, то ли в том, что наши чиновники не умеют договариваться с зарубежными коллегами.

Недавно совет учредителей Российского Антидопингового агентства (РУСАДА) утвердил нового генерального директора организации. РУСАДА возглавил Юрий Ганус. По большому счету, он никогда не работал в спорте (это было одним из условий ВАДА), и сейчас является преподавателем МГТУ им. Баумана, а также имеет большой опыт работы на руководящих позициях.

Послужной список намекает, что он может быть как-то связан с экс-министром спорта Виталием Мутко. Однако это всего лишь догадки.

В конце сентября  статус РУСАДА вновь будет рассмотрен, и если наше агентство восстановят в правах, то вопрос о снятии дисквалификации с ВФЛА будет стоять на повестке конгресса IAAF уже в ноябре. Но для того, чтобы восстановиться в правах, РУСАДА иногда вытворяет полную дичь. Недавно Евгений Слюсаренко на «Чемпионате» написал о том, что они забанили на четыре года барьериста 1999 года рождения за употребление самого православного допинга мельдония. И плевать на то, что на момент употребления препарата спортсмену не было 18-ти и что делал он это по указанию врача, так как болел весь год. РУСАДА беспощадна к своим спортсменам, и делается это для того, чтобы их не дай бог уличили в покрытии своих спортсменов. Четыре года для спортсмена, по сути, являются приговором, и оспаривать его в CAS (спортивный арбитражный суд) — это та еще морока.

Неразбериха со статусом спортсменов

Марии Ласицкене вручали ее золотую медаль в статусе нейтрального спортсмены под гимн IAAF. Иначе нельзя — дисквалификация. 

Самая странная претензия этого лета — это придирки диванных аналитиков к статусу наших легкоатлетов и трем заветным буквам ANA (авторизованный нейтральный спортсмен — прим. ред.) у их фамилии. Как их только не называли и не критиковали за то, что те «отказались представлять Россию-матушку». Спасибо, что хотя бы не делали аллюзии на немецкие листовки времен ВОВ, как это делал Николай Валуев в отношении Дарьи Клишиной во время игр в Рио.

Но люди, вероятно, не понимают, что спортсмены по сути стали заложниками ситуации, и вариант выступления в статусе нейтрального спортсмена — это единственный шанс держать себя в тонусе до тех пор, пока федерацию «не разбанят», а чемпионат России пока, увы, далек от международных стартов как по уровню организации, так и по уровню конкуренции.

Довольно странным представляется то, что даже ВФЛА странно относится к статусу своих спортсменов. На универсиаду в Тайпее были допущены 11 наших спортсменов, и IAAF спокойно допустила их к старту, но в Китай они так и не поехали. РССС и ВФЛА договорились не отправлять их, так как часть из этих 11 спортсменов уже выступила в Лондоне, да и с тем, в каком статусе они будут выступать, оставались вопросы. Но неужели нельзя было заранее договориться с FISU о статусе легкоатлетов, и, как вариант, допустить их в составе сборной, как это было с той же Клишиной в Лондоне. Так или иначе,  выступить на международном старте не сложилось, и это лежит на совести ВФЛА и РССС.

Мордовские ходоки держат марку

Публикация от Russian Athletics Federation (@rusaf_official) Авг 13 2017 в 7:57 PDT

Сергей Широбоков первый русский ходок, который выиграл медаль после бана всей сборной.

Виктор Михайлович Чёгин — это самый главный антигерой всей нашей легкой атлетики. Когда-то мордовская школа спортивной ходьбы была эталоном на все времена, но ряд громких дисквалификаций, связанных с именами воспитанников спустил с небес на землю Чёгина — он был пожизненно дисквалифицирован и теперь не может тренировать. ЦОП его имени переформировали в спортивную школу олимпийского резерва, а место директора занимает сейчас Вера Начаркина.

Однако отдать должное Чёгину все-таки стоит — его спортсмены всегда обладали невероятной техникой, которую могли поддерживать по ходу дистанции, и за много лет своей работы он воспитал достаточно ходоков разного уровня. Часть его спортсменов продолжают работать в Саранской СШОР, но теперь уже чистыми методами.

В Лондоне наши скороходы выступали в очень ограниченном составе: Сергей Широбоков из Удмуртии и Клавдия Афанасьева из Чувашии. Клавдия могла претендовать на медаль, но будучи в лидирующей группе начала ломать технику, за что получила три предупреждения и была снята с соревнований. Сергей же выступил куда успешнее. Шарканский ходок первый раз в жизни выступал на соревнованиях такого уровня и безупречно финишировал вторым, за колумбийцем Эйдером Аревало. Несколько стартов не хватило нашим ходокам, чтобы набраться опыта на крупных соревнованиях. Вероятно, ситуация изменилась бы в лучшую сторону.

У сборной есть новые лидеры

Публикация от Russian Athletics Federation (@rusaf_official) Авг 14 2017 в 2:19 PDT

Все наши призеры на прошедшем чемпионате мира. Довольно неплохо, учитывая, что Александр Меньков остановился в шаге от пьедестала, и ждали медаль от многоборца Ильи Шкуренева

Самыми яркими звездами нашей легкой атлетики являются Сергей Шубенков и Мария Ласицкене. Успешный чемпионат мира за плечами, и победа в «Бриллиантовой лиге» — Все это говорит о том, что наш спорт может показывать высокие результаты и без дополнительной фармакологической стимуляции. Эта история всем давно известная и понятная, хотя в последнее время она приобретает интересное развитие. Не так давно Мария, на правах лидера команды, высказалась с критикой в адрес ВФЛА:

«Вопрос по возвращению россиян на мировую арену легкой атлетики нужно задавать не мне. К сожалению, не видно пока решительных действий со стороны ВФЛА. Но я надеюсь, что скоро это произойдет. Сложно что-то сказать, не хочется, чтобы нашими результатами как-то прикрывались. Мы делаем свою работу, а федерация должна делать свою работу. Надеюсь, она выполняется».

На что тут же получила ответ от главы ВФЛА Дмитрия Шляхтина:

«Оценка работы федерации — это прерогатива рабочей группы Международной ассоциации легкоатлетических федераций (IAAF) и Министерства спорта России. А спортсмены должны заниматься своим делом — прыгать в секторах, бегать на дорожках. Я же не комментирую результаты спортсменов, а только помогаю им», — сказал Шляхтин. Довольно странная реакция, учитывая то, что к снятию дисквалификации и признанию наших легкоатлетов мы идем лилипутскими шагами. Опять же, если посмотреть на тяжелую атлетику, то там нашу сборную почему-то допустили к участию не в статусе нейтральных спортсменов.

Но не одними Шубенковым и Ласицкене едины. Лондонский чемпионат мира открыл нам сразу трех молодых спортсменов, от которых вряд ли кто-то ожидал чего-то серьезного, а также вернул веру в Дарью Клишину. Валерий Пронкин стал вторым в секторе молотобойцев и разбавил компанию поляков. Как заявил сам Валерий, еще несколько попыток, и он бы догнал самого Павла Файдека. Про Сергея Широбокова уже сказано выше. Третьим открытием этого чемпионата стал прыгун в высоту Данил Лысенко, который также стал вторым, уступив только катарцу Муртазу Баршиму. Высота традиционно была нашим видом спорта, и если копнуть в историю, то соберется неплохая компания из достойных атлетов.

Недавно Данил обновил свой личный рекорд, и прыгнул на 2 метра 28 сантиметров — для двадцатилетнего спортсмена приличный результат.

Хочется верить, что все медали наших молодых спортсменов — это не случайное попадание, а планируемый результат, который в будущем получится только приумножить.

Если резюмировать, как дела у нашей легкой атлетики, то в целом все довольно паршиво. Два сезона прошли коту под хвост, и дальнейшая перспектива доподлинно не ясна. Все зависит от того, снимут ли дисквалификацию с РУСАДА в конце сентября, а дальше стоит уповать на милость Себастьяна Коу, чтобы те вернули ВФЛА официальный статус. Эта изоляция прилично почистила состав нашей сборной, что, наверное, хорошо. Однако та ли это цена, чтобы так расплачиваться за чистоту?

Егор Ярко, редакция Include

Фотография обложки с официального инстаграма Сергея Шубенкова

[includevmk]

Всё, что вы хотели узнать об изнанке тюремной жизни, и даже больше

Продолжение расследования о частной тюрьме от репортёра американского издания Mother Jones Шона Бауэра. О «политических деятелях» и самоубийцах, охранниках-драконах и непринужденной «Миннесоте» – в переводе Include. Начало расследования читайте тут: Глава 1, Глава 2.

Глава 3. Путь Корпорации

Добро пожаловать

Большинство заключенных живут в камерах с рядами кроватей, как в общежитии. В каждой камере восемь рядов кроватей и два охранника на этаже.

В конце декабря я пришел в шесть утра на первое трехдневное обучение на рабочем месте: последний шаг к становлению полноправным тюремным охранником. Командир говорит офицеру взять меня в блок «Вяз». Мы медленно идем по дороге. «Я дам тебе один совет: не бери работу с собой в дом, – говорит он, сплюнув табак за забор. – Оставь ее за передними воротами. Если ты не пьешь, то скоро начнешь».

Исследования показывают, что сотрудники исправительных учреждений сталкиваются с высоким уровнем стресса и «выгорания» в процессе работы. Согласно исследованию некоммерческой организации по «избавлению от усталости», тридцать четыре процента тюремных охранников страдают от посттравматического расстройства. Это больше, чем у солдат, возвращающихся из Ирака и Афганистана. По сравнению с гражданским населением, тюремные служащие совершают в два раза больше самоубийств. У них короче продолжительность жизни. Недавнее исследование работников тюремной охраны Флориды и сотрудников правоохранительных органов показало, что они умирают на 12 лет раньше, чем всё население в целом. Одной из возможных причин был стресс из-за работы.

Дорога зловеще тиха. Вороны каркают, туман низко повис над баскетбольными площадками. Тюрьма заблокирована. Все программы отменены. Только работникам кухни можно выходить из камер. Обычно блокировку включают, когда происходят большие нарушения. Но сегодня из-за офицеров, уехавших на выходные, недостаточно людей, чтобы поддерживать работу тюрьмы. (Американская корпорация исправительных учреждений утверждает, что в Виннфилде никогда не включали блокировки из-за сокращения штата.) Руководитель подразделения говорит мне следовать тенью за одним из дежурных охранников по этажу — морским ветераном. Его зовут Джефферсон. Пока мы идем по этажу, один из заключенных спрашивает у него, что такое блокировка.

– Знаешь, половина из этих чертовых людей не хотят работать здесь, – отвечает ему Джефферсон. – У нас настолько маленький штат, что у большинства ворот нет охранников, – вздыхает он.

(В Американской корпорации исправительных учреждений заявили, что «не знают» о неконтролируемых воротах в Виннфилде.)

— Это неправильно, – говорит заключенный.

— Это настолько неправильно, что даже жаль, – отвечает Джефферсон. – Первое, что спросил у меня смотритель: что поднимет боевой дух здесь? Всего два слова вылетели из моего рта: повышение зарплаты, – он глотнул кофе из кружки.

— Им точно нужно повысить вам зарплату, – говорит арестант.

— Когда этот чертов газ стоит около 4 долларов за галлон, чего стоят 9 долларов в час? – говорит Джефферсон. – Это половина, чтобы ты проверил наполненность газом!

Другой заключенный, которого Джефферсон зовет «политическим деятелем», требует Форму процедуры административного устранения. Он хочет подать жалобу о блокировке – почему заключенные наказаны за бесхозяйственность тюрьмы?

— Что происходит потом с этими жалобами? – спрашиваю я Джефферсона.

— Если они чувствуют, что их права хоть как-то ущемлены, то могут написать жалобу, – говорит он. Если капитан отвергает ее, они могут обратиться к начальнику. Если начальник отвергнет ее, они обращаются в Отдел исправлений. Это занимает около года, – продолжает он. – Когда жалоба поступает в Отдел в Батон-Руж, они ее выбрасывают и забывают. Однажды я был в главном управлении Отдела. Я знаю, что эти сукины дети делают там: ничего. (Мисс Лоусон, помощник начальника службы безопасности, позже рассказала мне, что в течение 15 лет ее работы в Виннфилде, она видела только одно рассмотрение жалобы в отношении сотрудников.)

Я делаю пару кругов вокруг блока и затем вижу, как Джефферсон, прислонившись к косяку двери открытого яруса, беседует с заключенным. Я подхожу к ним. «Это ваш первый день?» – спрашивает меня заключенный, прислонившись к решетке.

— Да.

— Добро пожаловать в Американскую корпорацию исправительных учреждений, парень. Ты видел, что говорит надпись, когда заходил за ворота? В ней говорится: «Путь Корпорации». Знаешь, что это? – спрашивает он, делая паузу. – Неважно, что ты сделал, мой мальчик.

— Некоторые из заключенных хороши здесь, – хихикает Джефферсон. – Вот что я скажу. Одни из них ослы. Другие не стоят и взбучки.

— Просто знай, как ты сам себя поставишь, так мы себя и будем вести, – сказал мне заключенный. – Вы пришли с дерьмовым отношением, мы тоже будем к вам дерьмово относиться.

— У меня есть три правила, и они знают о них, – говорит Джефферсон, ухватившись за решетку одной рукой. – Без драк. Без взбучек. Без мастурбации. Но! Чем они занимаются, когда выключен свет? Мне плевать, потому что я дома.

На следующий день меня отправили в «Ясень», основной блок. Руководитель подразделения — черная женщина, которой трудно ходить из-за большого веса. Ее привозят каждое утро в инвалидном кресле, подталкиваемом заключенным. Ее имя мисс Прайс, но заключенные прозвали ее Драконом. Непонятно, то ли из-за челюсти, то ли из-за громкого голоса, то ли из-за своей суровой репутации она заработала себе это имя. Арестанты относятся к ней как к властной мамаше, боясь разозлить, но желая завоевать ее внимание. Она работает здесь с самого открытия тюрьмы в 1991. Один из тюремных охранников сказал, что в свои молодые года она останавливала драки без подмоги. Другой охранник сказал, что на прошлой неделе один из заключенных «вытащил свою штуковину и начал играться прямо перед ней». Она встала с инвалидного кресла, схватила его за шею и подбросила к стене. Затем сказала: «Никогда больше, к черту, со мной так не делай!»

В середине утра мисс Прайс сказала нам протрясти определенные участки. Я следую за одним из дежурных охранников в один из ярусов, и мы поверхностно осматриваем телевизионную комнату и столы, чувствуя на себе взгляды. Я наклоняюсь и холодок бежит по спине: мои руки что-то нащупали. Встаю на колени, чтобы посмотреть. Это телефон. Я не знаю, как мне поступить — забрать или оставить его? Моя работа, конечно, забрать его, но теперь я знаю, что быть охранником — не значит следовать правилам. В основном, это значит учиться прожить день в безопасности, что требует тщательно взвешенных решений.

Заключенный смотрит на меня. Если я оставлю телефон, все в ярусе будут знать, что я заслуживаю их уважения. Но если я заберу его, то покажу своему начальству, что выполняю свою работу. Я смягчу некоторые подозрения, которые у них есть о новеньких. «Те, кто соглашается с ними, будут у меня под наблюдением, – сказал нам �� классе инструктор Такер. — Вас пятеро. Два с половиной будут грязными».

Я беру телефон.

Мисс Прайс взволнованна. Капитан зовет подразделение, чтобы поздравить меня. Другие охранники волнуются не меньше. Как я замечу позже, каждый заключенный на этом уровне смотрит на меня очень суровым взглядом. Некоторые угрожающе идут ко мне, когда я прохожу мимо.

Позже у забора своего дома я вижу мужчину в форме Корпорации и спрашиваю у него, работал ли он когда-нибудь в Виннфилде. «Было дело», – ответил он.

— А я только начал, – сказал я.

Он улыбнулся. «Позвольте дать Вам совет: Вы не захотите это продолжать. Когда Вы начнете работать полные 12 часовые смены, вот увидите, – он затягивается сигаретой. – Эта работа чертовски опасна». Я рассказываю ему о телефоне. «О, они не забудут Вашего лица, — говорит он. — Я только хочу предупредить Вас, что Вы нажили себе много врагов. Если Вы работаете в «Ясене», то у Вас проблема с большую задницу, потому что теперь они знают, что Вы тот парень, который ловит их каждый раз».

Он кладет шары на бильярдный стол и рассказывает мне о медсестре, давшей дозу пенициллина заключенному, умершему из-за аллергии на него. Друзья арестанта считают, она сделала это специально. «Когда он спустился на прогулку, они выбили это дерьмо из него. Им пришлось вытащить его из тюрьмы». (В Корпорации заявили, что не знают о под��бном инциденте.) Он затягивается белой полоской.

Блок для самоубийц

В первый день работы в качестве полноправного охранника меня отправили в блок самоубийц в «Кипарисе». На всю тюрьму с более 1500 заключенных нет ни одного штатного психиатра, только один социальный работник – мисс Картер. На обучении она говорила нам, что у трети заключенных проблемы с психическим здоровьем, у 10% серьезные проблемы с психикой, а у четверти IQ ниже 70. Она сказала, что в большинстве психиатрических отделений в тюрьмах Луизианы, как минимум, три штатных социальных работника. В Анголе порядка одиннадцати. Здесь есть несколько вариантов для заключенных с потребностями в области психического здоровья. Они могут встретиться с мисс Картер, но с ее занятостью с 450 арестантами, лишь раз в месяц. Они могут попробовать назначить встречу с внештатным психиатром или психологом. Другой вариант — попросить дополнительное наблюдение в блоке для предотвращения самоубийства.

Охранник сидит напротив двух маленьких клеток для самоубийц, которые тускло освещены и покрыты оргстеклом. Моя задача сидеть напротив двух дежурных клеток, которые используются во время переполнения суицидниками, наблюдать за двумя заключенными внутри и вести записи в журнале об их поведении каждые 15 минут.

— Мы никогда ничего не документируем здесь за деньги, — говорила мисс Картер месяц назад. — Не нужно записывать в 9:00, 9:15, 9:30, потому что проверка говорит, что мы подделываем документы. По правде говоря, мы действительно подделываем их. Мы не можем добавлять по 15 минут, потому что это ставит вас в затруднительное положение. Добавляйте по 14. Это больше смахивает на время проверки.

Один охранник сказал мне, что записывал в журнал каждые пару часов и не утруждал себя наблюдением за заключенными. (Представитель корпорации утверждает, что компания — приверженец точного ведения записей.)

Для одного заключенного, Скиннера, я записал кодовые слова «сидит» и «тихий». Для другого, Дэмиена Сестри (его настоящее имя), несколько раз «в туалете». Он сидит на комоде, укутавшись в свое одеяло для самоубийц, сделанного из двойного халата. «Черт возьми, ты не можешь сидеть здесь, мужик», – кричит он на меня. Под одеялом он голый, его босые ноги стоят на бетоне. Это все, что разрешено в его камере, за исключением туалетной бумаги. Никаких книг. Ничего, что может привлечь его внимание.

Редкие случаи предназначены для «сдерживания и защиты», – сказала мисс Картер. Некоторые заключенные заявляют, что имеют суицидальные наклонности по одной простой причине: они хотят выбраться из общей спальни. Они не хотят быть задержанными с целью защиты, после чего их обязательно назовут стукачами. Обитатели суицидального блока спят на стальной койке без матраса. Они также получают худшую еду. Официальный рацион — это один сэндвич с мясом, сэндвич с арахисовым маслом, шесть палочек из моркови, шесть палочек сельдерея и шесть кусочков яблока на каждый прием пищи. В сумме такой рацион не содержит пищевых добавок. Я подсчитал, что такое трехразовое питание содержит на 250 калорий меньше, чем ежедневная норма для сидячих мужчин моложе 41 года по рекомендации Министерства сельского хозяйства США. (Корпорация говорит, что питание в суицидном блоке имеет «эквивалентную питательную ценность» по отношению к основному питанию в других блоках. Она также заявляет, что питание в суицидальном блоке «разработано для безопасности обитателей, и не больше».)

Только здесь за двумя заключенными присматривает один охранник. «Если больше двух заключенных находятся под присмотром более 48 часов, то тюрьма запрашивает в региональном офисе Корпорации разрешение на продолжение», — говорит нам Мисс Картер. (В Корпорации говорят, это неточно.) «Иногда в региональном офисе отказывают, — говорит она. — И арестантов помещают обратно в их ярусы».

Посмотрев на клетку справа, я вижу, как Скиннер сидит на своей стальной кровати, уставившись на меня, и мастурбирует под одеялом.

Я говорю ему остановиться.

— У меня есть некоторые проблемы с психическим здоровьем, чувак, – говорит он напряженно, но спокойным тоном, с диким взглядом в глазах.

— Так что подвинь свой стул. Я лишь занимаюсь своим делом, – продолжает он.

Я встаю и хватаю розовый бланк, чтобы написать свой первый дисциплинарный отчет.

— Ты совершаешь ошибку, – говорит он. – Будешь меня доставать, я всю ночь буду заниматься этим.

— Хорошо, – говорю я.

— Напиши эту дрянь. Мне плевать. Я на расширенной блокировке, – он рассказал мне, что пробыл в «Кипарисе» три года. Он начинает петь и танцевать в клетке. – Всю ночь, всю но-о-о-чь, – заключенные катятся по полу от смеха. – Я добавлю это в свою коллекцию. У меня около ста доносов. Мне плевать!

Заключенные заявляют, что имеют суицидальные наклонности, по одной причине: они хотят выбраться из общей спальни. Но некоторые находятся в блоке для профилактики. Фотография: Pexels, CC BY—SA 2.0

Кто-то из нижнего яруса зовет меня. Он не из суицидального блока, просто его регулярно изолируют. «У меня есть некоторые проблемы с психическим здоровьем, мужик, – говорит он спокойно, с диким взглядом в глазах. – Я не самоубийца, но и не маньяк. Но мне трудно быть среди людей». С ним в клетке другой мужчина сидит на верхнем ярусе и бреется. «И, и, и голоса, демоны, как бы вы их ни называли, хотят, чтобы я подождал, пока ты придешь убрать горшок или еще что. Я не хочу этого делать, понятно? – Он хочет быть в блоке самоубийц для профилактики.

— До тех пор, пока я не разберусь, что происходит здесь, – он показывает указательными пальцами на голову. – Мне лучше быть здесь.

Его просьбе отказал руководитель подразделения. С четырьмя обитателями блока мы превышаем пропускную способность.

— У нас тут намечается мексиканское противостояние, — говорит Сестри. – Когда-нибудь видел такое? Я встаю с кровати и падаю вниз головой, — говорит он в психическим приступе, о котором я должен доложить. Я сообщаю дежурной, и у нее округляются глаза. На учебе мисс Картер сказала нам, что «до этого момента он псих и нуждается в инъекции, чтобы удержать его от приступа, а после я только разрешаю им выйти из их системы». Остается шесть часов до осмотра психиатра.

Один из обитателей блока, тихо сидевший до этого момента, начал кричать через продовольственное окошко. «Мировая война! – кричит он. – У меня есть ниггеры, которые хотят кое-что сказать Ц��У: они уже прикоснулись к небу, спутнику, вращающемуся вокруг космической обработки глобальной информации». Его голос дьявольски спокоен, он периодически стучит по стеклу в такт предложениям. Охранник, сидевший прямо напротив его клетки, смотрит вокруг в недоумении.

В соседней клетке Скиннер, уставившись на меня, абсолютно голый, энергично мастурбирует. Я приказываю ему остановиться. Он поднимается, подходит к решетке и ласкает себя прямо передо мной. Я ухожу и возвращаюсь с розовым бланком, а он кричит: «Хватит смотреть так, потому что ты утяжеляешь его!» Я не отвечаю. «Хватит смотреть так, потому что ты утяжеляешь его! Хватит смотреть так, потому что ты утяжеляешь его!» Шизофреник, судя по виду, стучит по стеклу снова и снова. «Вот что делает с вами дьявол, в невидимом мире — вставляет свой невидимый член в вашу белую или черную задницу и трахает вас». Мое сердце колотится. Целый час я смотрю на чашку на полу и изучаю пятна на бетоне.

Спустя несколько часов тюремный охранник приводит мужчину в наручниках. Глаза мужчины плотно закрыты, а с губы капают сопли. На него применили перцовый баллончик из-за того, что он ударил моего старого инструктора Кенни в лицо, когда он сидел в офисе и оформлял документы. Кенни сейчас в больнице — этот арестант отомстил за конфискованный телефон другого заключенного.

Налаживание отношений

Кенни уехал на несколько дней, восстанавливаться после сломанного носа. Письмо, отправленное напавшим на него, было предельно ясным: «Держи свои руки подальше от телефонов». Тем не менее, тот факт, что я забрал телефон в «Ясене», показал мисс Прайс, что я сильный охранник, играющий по правилам. Она спросила начальника, можно ли меня поставить туда ненадолго. Сейчас я работаю там на этаже практически целый день. Я сразу же пытаюсь уладить ту историю с телефоном с заключенными. Я говорю некоторым из них, что взял телефон тогда, потому что у меня не было выбора, и предложил им прятать свою контрабанду получше. «Разве вы не из полиции?» – спрашивает меня один. «Неа, я здесь не ради полиции, – отвечаю я. – Если люди меня не достают, то у меня нет проблем с ними».

«Не будь как твой партнер Бэйкл», – говорят они мне. В некоторых подразделениях и сменах охранники в парах на этажах меняются изо дня в день, но по какой-то причине Бэйкл и я становимся постоянной парой. (Он разрешил мне использовать его настоящее имя.) Я сказал обитателям, что не буду, как он с его бесконечными криками.

По правде говоря, гнев Бэйкла заставляет нас смеяться. Один заключенный спрашивает о его номере Социального страхования каждый день, просто чтобы вывести из себя.  Если бы он не был приземистым, ковыляющим 63-х летним, его периодические фантазии о надевании шоковых ошейников на заключенных или засовывании им ключей в горло, могли показаться не такими уж безобидными. Но он тоже ненавидит компанию. «Все вы чертовы тела для них. Вот что я чувствую», – сказал он. Он считает дни, когда Социальная служба постучится к нему в дверь и ему больше не надо будет работать в дополнение к Береговой охране.

С каждым днем я узнаю его все больше. Он любит читать вестерны и является поклонником демонстраций Гражданской войны. Он часто говорит фразы «Черт побери!» и «полезно, как титьки свиньи». До того, как закрылись хобби-магазины, он любил покупать жене подарки, сделанные заключенными. Однажды он купил сделанное вручную седло для ее игрушечных единорогов. «Когда она увидела это, то покраснела. Мы все еще живы, глупы и счастливы!» Его дыхание постоянно пахнет ментоловым жевательным табаком, который он всегда держит за щекой.

Бейкл учил меня манерам. «Тебе придется иметь, как я это называю, связь с одним из заключенных», – говорит он. В основном, он имеет в виду дежурных: заключенных, выбранных для особых ролей внутри каждого подразделения. Когда дежурный раздает зубную пасту, Бейкл говорит мне следовать за ним. «Я изменил его, когда был на службе. Я мог бы позвать кого-то, но мне не хотелось наступать им на пятки».

Без дежурных тюрьма не сможет работать. В каждом блоке есть вахтер, чья задача держать ключи чистыми и паковать имущество заключенного, отправленного в изоляцию. Дежурные для подсчета комнат доставляют результаты со всего блока в комнату, где они фиксируются. Дежурные по блоку, по этажу, по двору, на прогулке и в спортивном зале поддерживают чистоту в тюрьме. Дежурные поддерживают дружеские отношения с охранниками, но при каждом удобном случае напоминают другим заключенным, что они не стукачи. И они действительно редко ими бывают. Им гораздо проще быть переносчиками контрабанды. Они стараются подружиться с охранниками, которые пронесут ее, их свобода передвижения поможет им распределять товары. За время моего пребывания здесь я увижу, как некоторых из самых проверенных дежурных арестуют.

Бейкл часто отдает свой обед мускулистому главному дежурному. Нам нельзя так делать, поэтому он отдает скрытно. «Это привычка у меня с тех пор, как я оказался здесь», – поясняет он. Бейкл не боится нарушать правила, чтобы поддерживать порядок. Когда один из арестантов начинает ходить вокруг с криками «К черту белых!», и нам страшно попытаться завести его обратно в камеру, Бейкл покупает сигареты у другого заключенного, а затем отдает их взволнованному заключенному со словами:

«Почему бы тебе не покурить на своей кровати и успокоить нервы?» И это работает.

Когда мисс Прайс не смотрит, Бейкл разрешает парню по кличке Корнер Стор («Магазин на углу» – прим. редакции) выходить из камеры и продавать дезодоранты, жевательный табак, сахар и кофе заключенным из других камер. Им запрещено торговать едой, но они все равно это делают. Когда мы позволяем Корнеру заниматься этим, заключенные перестают приставать к нам с уловками, чтобы выйти из камеры, имитируя экстренные ситуации.

Корнер Стор — это 37-летний черный мужчина, выглядящий на 55. У него длинные, неопрятные волосы, рваная одежда и опухшее лицо. У него походка старика, опаздывающего на встречу, идти на которую он не хочет. Он прожил в тюрьме полжизни, но я не знаю, за что. Я редко интересуюсь кто здесь и за что. Мне известно, что он продавал крэк, в свои восемь лет видел, как застрелили его друга, и однажды участвовал в перестрелке с белыми мужчинами в Миссисипи, назвавшими его «нигером». По крайней мере так он мне сказал. Четырнадцать из восемнадцати лет за решеткой он провел в Винне.

 Корнеру приходится выживать. У него нет семьи, которая могла бы его поддержать. Он рано узнал, что лишь немногие попадают в тюрьму без связи с внешним миром.

Корнер Стор не внушает страха до тех пор, пока он уверен. Он говорит, не просит, охране открыть ему дверь блока. В плохие дни он демонстрирует свой статус, садясь на стул охранника с сигаретой. Он разговаривает с нами как с офисными коллегами из других отделов. И в отличие от дежурного по этажу, защищающего свои права громкими криками о крысах, заслуживающих быть заколотыми, Корнеру Стору не нужно устраивать шоу перед арестантами. Его авторитет непоколебим. Когда я прошу его научить меня тюремному жаргону, он вежливо отказывается.

Впервые я увидел Корнера, когда он проходил через металлодетектер блока. Он издает сигнал, но ни Бейкл, ни я не реагируем. Устройство поставили незадолго до начала моей работы здесь, но фактически это просто часть мебели. Мы совсем не используем его, потому что для этого требуется, как минимум, два охранника, чтобы заставить заключенных выстроиться в очередь и пройти через нее, независимо от того, заходят или выходят они из блока. Когда детектер сигналит после Корнера, последний говорит мне: «Эй, смотри! Когда я пройду обратно, он не среагирует». Он прыгает через нее обратно, и детектер не срабатывает. Я смеюсь.

– Этому меня научил мой прадедушка много лет назад, – говорит он. – Всё, что делает человек, всегда можно изменить. Всегда.

Ему пришлось научиться мошенничать, потому что он был без денег и поддержки своей семьи. За его курьерские услуги арестанты дают ему сигареты, кофе и мыло. Он не занимается благотворительностью и рано узнал, что немногие приходят сюда без связи с внешним миром. Сексуальные хищники охотятся только на нуждающихся заключенных, давая им еду или наркотики как подарок, но в конечном итоге отменяя долг. Если у тебя нет денег, единственный способ заплатить — своим телом. «Когда я только попал в тюрьму, мне пришлось драться около пяти раз за свою задницу, – сказал Корнер. – Вот как это начинается: тебе страшно быть в тюрьме из-за насилия или чего бы то ни было. Ты идешь к людям за защитой. Но это первая вещь, которую здесь лучше не делать. Ты должен быть сам по себе».  Он пытается отговорить уязвимых заключенных обращаться за помощью и говорит, что он вступал в драки, чтобы помешать новым заключенным подвергнуться сексуальному насилию.

«Мне просто больно видеть, как это происходит. Они приходят еще детьми, непонимающими жизнь, а здесь ее сразу же портят».

Он говорит, были времена, когда ему приходилось носить при себе заточку. «Иногда это лучший способ. Тебе приходится сталкиваться с упрямыми людьми, не понимающими ничего, кроме насилия. Когда ты показываешь им, что ты можешь быть на их уровне, они оставляют тебя к черту в покое.

«Они всегда говорят о том, как тюрьма перевоспитывает тебя, – говорит он. – Не тюрьма перевоспитывает тебя. А ты сам».

Когда мисс Прайс поблизости, мы с Бейклом стараемся скрыть, что выпустили Корнера, и он старается не попадаться ей на глаза.

Обвинения против Корпорации

Инструкторы вроде Кенни проповедовали против уступок заключенным, но в реальности большинство охранников думают, что с ними надо сотрудничать. Честно говоря, сотрудников недостаточно, чтобы делать иначе. К примеру, у нас с Бейклом нет времени, чтобы присматривать за советником по перевоспитанию, когда она у себя в офисе, в котором нет видеокамер. Поэтому она использует двоих заключенных как своих телохранителей. (В Корпорации говорят, что это противоречило их политике.) Тюремные охранники всегда находятся под давлением, чтобы произвести впечатление у руководства, что все под контролем. Мы также полагаемся на заключенных в этом, позволяя им стоять перед блоком, чтобы предупредить нас о появлении высокопоставленного офицера. Так мы успеваем сами убедиться, что все в порядке.

Но это может быть скользкая дорожка. В 2007 заключенный в одной из тюрем Теннесси, Гарри Томпсон, подал в суд на Корпорацию, заявив, что охранники, включая капитана, периодически приказывали ем�� бить других заключенных, чтобы наказать их. В качестве награды ему давали лучшую работу и привилегии. В одном случае, заявил он, охранники назвали его «крупнейшим негром» и поместили в камеру к душевнобольному, приказав избить его. Когда Томпсон подал жалобу, его посадили в яму. CCA отклонил свои обвинения, но завершил дело.

В Айдахо Корпорацию обвинили в сокращении контроля тюремных банд с целью сэкономить деньги на зарплатах. Иск, поданный в 2012 году восемью заключенными в исправительном центре штата Айдахо, утверждал, что существует «партнерство между ОАС и некоторыми тюремными бандами», в ходе которого члены банды должны были дисциплинировать заключенных. Последующее расследование ФБР показало, что сотрудники фальсифицировали записи и недоукомплектовали обязательные позиции в штате сотрудников. В конфиденциальном отделе по исправлению штата Айдахо, упомянутом вместе с Корпорацией, раскрытой в этом деле, было показано, что к августу 2008 года нападения заключенных на заключенных и другие инциденты насилия «неуклонно увеличивались до такой степени, что на один инцидент в остальных учреждениях всего штата Айдахо приходится четыре в тюрьме Корпорации.» (Корпорация указывает на более поздний анализ независимого наблюдателя, который пришел к выводу, что уровень насилия в тюрьме в течение всех первых восьми месяцев 2008 года не был несоразмерным с показателями других объектов.) Никаких обвинений и санкций не было выдвинуто против Корпорации. Но государство отменило автоматическое продление контракта и выставило тюрьму Корпорации на торги. Но она не стала принимать в этом участие. «То место было гораздо лучше, чем это», – сказал мне внештатный охранник, работавший в штате Айдахо.

В Винне нет банд, но это больше связано с тюремной культурой Луизианы, чем с управлением тюрьмы. В большинстве тюрем по всей стране расовый разрыв является абсолютным, а внутренняя политика определяется расистскими тюремными бандами, такими как арийское братство и мексиканская мафия. Но Луизиана — исключение. Здесь нет тюремных банд.

В тюрьме, на 75% состоящей из черных и менее 25% — из белых, люди разных рас вместе сидят в столовой, гуляют по двору и спят в тех же спальнях.

На протяжении всего моего времени в Винне я встречался с охранниками из тюрем Корпорации по всей стране, которые рассказали о преимуществах банд. Двое охранников из штата Оклахома разговаривают друг с другом на языке жестов Sureño, которому научились от заключенных, привезенных из Калифорнии. «Приток членов банды — «хорошая вещь», – говорит мне один из них. – Потому что культура в бандах высоко дисциплинированна. По их правилам, они должны чистить свои клетки, чтобы поддерживать чистоту. Если они этого не сделают, будут заколоты».

Я быстро узнаю, что нельзя больше оставаться молчаливым наблюдателем, каким был на обучении, поэтому стараюсь найти золотую середину между мягкостью и применением «драконьих» мер. Когда я написал докладную на одного заключенного, убежавшего из блока против моих приказов, я думал об этом все выходные, желая, чтобы его перевели в «Кипарис». Я чувствую себя виноватым и решаю писать докладные только по двум причинам: попыток угрожать мне и отказов пройти в свое подразделение после того, как они зашли в блок. Этаж — место, где происходит больше всего нападений. И если много заключенных находятся вне клеток, ситуация может выйти из-под контроля. Однако я не хочу их писать. Я пишу их, потому что моя основная задача — удержать заключенных на этаже. Если я не смогу установить авторитет, мне придется вести переговоры с каждым заключенным о том, как долго он может бродить по блоку, что очень изнурительно.

Чем больше заключенных находится вне клеток на этаже, тем больше вероятность нападения заключенных на заключенных и других инцидентов насилия. Фотография: Flickr, CC BY—SA 2.0

Я провожу свободные минуты, стоя у решетки и болтая с заключенными об их жизни. Я говорю одному, Брику, что родом из Миннесоты. Он ответил, его друзья оттуда же. «Мы, должно быть, пересекались!» – говорит он. Я развиваю подобные отношения. Иметь хорошие отношения с седыми, очаровательными заключенными помогает мне, потому что молодые арестанты, более трудные, следуют за ними. Я делаю одолжения другим — позволяю убийце-полицейскому выходить на улицу во внепрогулочное время, потому что он, похоже, влияет на некоторых заключенных. Парни вроде него и Корнера учат меня, как завоевать уважение арестантов. Они учат меня, как это сделать здесь.

Я стараюсь решать каждый запрос и отвечать каждому, кто кричит «Миннесота!», мое новое прозвище. Микроволновки в некоторых подразделениях сломаны, поэтому я помогаю, относя кружки с водой для супа или кофе в подразделение Брика, чтобы подогреть. Когда Корнер не работает, и люди просят меня выпустить их, чтобы сбегать обменять булочку с медом на несколько сигарет, я открываю дверь. «Ты крутой, – говорит мне один заключенный. – По-настоящему непринужденный». Я разрешаю людям выйти, чтобы пойти к советнику по перевоспитанию, когда им нужен матрас или звонок их адвокатам. Даже если она говорит мне, что не хочет заполнять эти запросы, что происходит в большинстве случаев.

Брик видит, как �� устаю переходить из одного места в другое в течение 12 часов в день. Он видит, что к концу дня у меня болят спина и ноги, и поэтому я начинаю игнорировать заключенных. Он знает, что двух людей недостаточно, чтобы контролировать этаж.  «Это дерьмо не работает», – говорит он мне. Мы стукаемся кулачками.

Перевод и адаптация: Алла Манина, редакция Include

Оригинал материала: Mother Jones

Фотографии: из указанных источников

Фотография обложки: Flikr, CC BY-SA 2.0

[includevmk]

Важность интернета в настоящие дни (часть 1)

Представителям нового поколения комфортнее общаться через мобильный интернет, чем ходить на реальные вечеринки, по сравнению со своими потомками. Перевели текст The Atlantic, в котором автор рассказывает о том, как иногда зависимые от интернета люди доходят до грани помешательства.

Однажды, прошлым летом, я позвонила своей знакомой по имени Афина. Ей 13 лет и она живет в Хьюстоне, штат Техас. Афина ответила на звонок (свой iPhone у неё был с 11 лет): было слышно, что она только что проснулась. Я обсудила с ней ее любимые песни и ТВ-шоу и спросила у неё, что она любит делать вместе со своими друзьями. «Мы ходим в торговый центр», – ответила она. «Тебя провожают твои родители?» – я спросила об этом, так как помнила, что в мои школьные 80-ые годы я обожала гулять со своими друзьями по магазинам. «Нет, я иду с моей семьей», – ответила она. «Мы идем с моей мамой и братьями, гуляя немного позади них. Мне просто нужно сообщать своей маме, куда я собираюсь и��ти. Необходимо отчитываться каждый час или полчаса».

Эти походы в магазин редки — обычно раз в месяц. Чаще Афина и ее друзья проводят время за своими телефонами, наедине с ними. В отличие от подростков моего поколения, которые разговаривали, глядя друг другу в лицо, они общаются по Snapchat.

Также они много знают о Snapstreaks, данных, отражающих количество дней, проведенных в Snapchat. Иногда они делают скриншоты понравившихся картинок. «Это отличная особенность приложения», – говорит моя знакомая (я не использую настоящее имя Афины, так как оно в данной статье не является важной информацией) Она рассказала мне, что большую часть лета провела в своей комнате, уткнувшись в телефон. Как сказала Афина, это тот путь, который выбрало ее поколение.

Они не знают своей жизни без айфонов и айпадов.

Кроме этого, им часто проще общаться с гаджетами, чем с реальными людьми.

Немного об исследованиях

Я исследую различия между поколениями около 25 лет, и начала это в 22 года, когда была докторантом в области психологии. Фотография: Creative Commons, CC BY 2.0

Обычно характеристики для определения поколения появляются постепенно. Помогают в их определении поведение и характер. Миллениалы, например, глубоко индивидуальные создания, но их индивидуализм не подходит для исследований. Я изучала графики, показывающие изменения индивидуальности. Позже я начала изучать поколение Афины.

В 2012 году я обозначила широкие сдвиги в поведении подростков. Во всех источниках, которые я смогла найти — начиная с 1930 года — ничего подобного нет.

Сначала я подумала, что могли быть ошибки, но такие тенденции сохранялись на протяжении нескольких лет. Самая большая разница между Миллениалами и их предками заключалась в их точке зрения на мир; одно из отличий — способ проведения свободного времени. Новые впечатления об окружающем их мире, которые они получают сейчас, значительно отличаются от тех, что были у их предков.

Что же такого произошло в 2012 году? Это было время после финансового кризиса, длившегося с 2007 по 2009 года, когда большая часть Миллениалов пыталась найти своё место в жизни.

 В то же время, тогда у 50% американцев был свой смартфон.

Чем больше я проходила через ежегодные опросы подростков и разговаривала со сверстниками Афины, тем яснее мне становилось, что это поколение, на которое повлияла популярность смартфонов и социальных сетей. Я назвала это поколение «iGen». Родившиеся между 1995 и 2012 годами, члены этого поколения растут вместе со смартфонами, заводят Instagram-аккаунты до того, как пойти в школу, и не помнят время, проведенное в интернете. Миллениалы выросли также вместе с интернетом, но он не был постоянно у них на руках, утром, днем и ночью. Старшие представители iGen только начинали быть подростками, когда в 2007 году был представлен iPhone, и учениками старшей школы, когда в 2010 году представили iPad. Опрос 5000 американцев в 2017 году показал, что 3 из 4 человек имели iPhone.

Но нужно понять главное: гаджеты изменили мир. С помощью смартфона и интернета подросток в любой точке планеты может получить доступ к любой информации и общаться со своими друзьями.

  Влияние устройств

Для тех, у кого отрочество было связано с гаджетами, общение в реальном мире может показаться странным и проблемным. Фотография: Creative Commons , CC BY 2.0

Цель понимания данного поколения — не вернуться к ностальгии о том, как все это происходило, а узнать, как это происходит сейчас. Какие-то изменения положительны, другие отрицательны, третьи нейтральны. Им более комфортно в своих кроватях, чем в машине или на вечеринке, и этим нынешние подростки отличаются от своих предков. Менее вероятно, что они попадут в автомобильную аварию или же в алкогольную историю.

Но психологически у них больше уязвимостей, чем у Миллениалов, поэтому с подростками данного поколения необходимо общаться в реальном мире как можно больше. Кроме этого, им нужно научиться взаимодействовать друг с другом, не используя при этом гаджеты.

Даже уникальные события — война, технологический скачок, бесплатный концерт — играют незначительную роль в жизни такого поколения.

Стили жизни продолжают меняться, как и культура. Но возвышение смартфонов и социальных медиа создало небывалый всплеск эмоций у подростков. Возникает такая проблема, что смартфоны, помещенные в руки молодых людей, сильно влияют на них и делают их жизнь грустнее.

В начале 70-х годов фотограф Билл Йейтс сделал серию фотографий в скейт-парке во Флориде. На первом фото подросток без футболки стоял с бутылкой шнапса, закрепленной у пояса его джинс. На другом — мальчик старше 12 лет позирует с сигаретой во рту. Каток был местом, куда подростки могли убежать от родителей и их правил, где они могли курить и пить. В чёрно-белом цвете подростки глядели на камеру Йейтса, обладая правом на свой собственный выбор.

Пятнадцать лет спустя, во время моего юношества, курение потеряло всю свою романтику, но независимость всё ещё сохраняла свои позиции. Мои друзья и я планировали как можно скорее получить водительские права, готовясь к экзамену на момент шестнадцатилетия, и пытались полностью насладиться полученной свободой.

Отвечая на вопрос родителей: «Когда ты будешь дома?», мы говорили: «А во сколько нужно?»

Но на нынешнее поколение дух независимости несильно повлиял.

Перевод и адаптаци : Андрей Романов, редакция Include

Оригинал материала: TheAtlantic

Фотографии: из указанных источников

Фотография обложки: Creative Commons , CC BY 2.0

[includevmk]

Мэт Шульц о фестивале Unsound — разные жанры музыки скоро сольются в один

В Казани прошел фестиваль аудиовизуального искусства Unsound Dislocation. В переводе с английского — «неправильная локация». Впервые его провели в Польше в 2003 году, но он успел побывать в Москве, Петербурге, Алма-Ате, Душанбе и других городах. В этот раз андеграундное пространство города открыло и показало новое место. А на фестиваль съехались музыканты из Германии, Польши, России и других стран. Мы поговорили с основателем фестиваля Мэтом Шульцем о том, как им удалось устраивать подобное в католической церкви в Польше и как в будущем может выглядеть музыка.

— Как думаете, электронная музыка — что-т��, что естественно только для Запада, или все люди мира в ней нуждаются? Знаю, что в Душанбе вас попросили играть не в субботу, а в четверг, а людей все равно было много.

— Большое количество человек не всегда цель фестиваля. Например, в Душанбе нам хотелось привнести что-то новое, чего не происходило раньше. И не всегда сразу собирается большая аудитория. Мне кажется, электронная музыка — уже вполне естественное явление. И в скором времени андеграундная музыка позже может стать неандеграундной. В 2008 году мы делали дапстеп на Unsound, но, если бы мы сделали его сейчас, это не было бы таким радикальным решением. То же самое и с техно. Некоторые формы техно — все еще андеграунд. А некоторые — уже нет. В 2017 году электронная музыка становится частью музыки, потому что компьютеры и интернет сегодня — часть жизни. Почему бы им не быть частью музыки?

— Вы также говорили, что хорошо совмещать аудио и видео, но иногда музыку нужно слушать в полной темноте. В каком случае лучше второе?

— В темноте лучше слушать артистов, которые не работают с визуальной составляющей музыки. Они думают, что, когда видео сопровождает аудио, выходит не совсем правильно, потому что видео как бы направляет тебя в понимании этой музыки, а ты должен сам все услышать и понять. Но другие работают с видео: им как раз нравится, что видео помогает аудио. Но когда они играют вживую и идет видеоряд, ты находишься в толпе и слушаешь, тяжело понять, что именно сейчас играет музыкант. Иногда, когда ди-джей стоит на сцене с открытым ноутбуком, это может выглядеть так, словно он проверяет почту. (Смеется.) Когда мы видим традиционные группы, видно, что именно они делают на сцене. Что каждый из них выкладывается. Электронные музыканты пытаются показать, что они тоже выкладываются. Все эти эксперименты возникли от того, что люди задумывались над тем, как они презентуют музыку. Еще один вариант презентовать такую музыку вживую (при этом показать ее более широкому кругу людей) — это работать с рэп-артистами, например, новый альбом Kanye West напичкан такими артистами, которые вполне могли бы выступать на Unsound. Еще есть третий вид слушателя, которого меньше, но который очень хорошо разбирается в истории экспериментальной музыки. Садится в небольшую комнату и на колонках с хорошим звуком слушает музыку. Ему не нужна никакая видео-презентация, потому что он очень хорошо понимает, откуда эта музыка взялась, как она делается и что он сам в ней хочет услышать. Есть еще один довольно важный вид слушателя, которому важно не просто слушать, а танцевать.

— Вы делали фестиваль в католической церкви. Почему именно в церкви?

— Я думаю, что церковь — это сильное духом место и очень хорошее в плане акустики. Например, церковь в Кракове была очень старой, 16 века, в ней была задержка звука в несколько секунд. И по-настоящему мощное пространство. Но мы не играли там рок или клубную музыку. Наша музыка была очень безопасной по отношению к пространству. Это была определенно атмосферная музыка, которая наполняла пространство в интересной манере. Я думаю, что это трансцендентная, абстрактная музыка, также думаю, у нее была духовная сторона.

— Что дальше будет происходить с электронной музыкой, потому что в ней уже и сейчас длина ритма может не совпадать, и звучание зачастую очень ломанное?

— Думаю, вы уже где-то можете ее услышать. Особенно когда мы говорим о жанрах, граничащих с клубной музыкой. Например, на Unsound Kazan приедет Lotic. Он играет в одном из направлений, в котором электронная музыка может быть чуть приближена к поп-музыке. Он делает такую музыку, которая реконструирует и перегружает клубную музыку. Я вижу это как музыку будущего. С одной стороны, в его музыке есть сильно экспериментальные звуки, а с другой — он в ту же музыку включает исполнительницу Rihanna. Это очень интересная комбинация звуков, потому что, когда ты слушаешь в первый раз, тебе кажется, что эти два жанра могут конфликтовать между собой, но потом понимаешь, что под нее вполне можно танцевать и она вполне доступная. Но, конечно, я на самом деле не знаю, какой будет музыка будущего. Сейчас много такой, которая сложная в плане жанра, и в ней можно услышать музыку 20-летней давности. То есть в некотором смысле она уже возвращается, и музыка будущего вполне может стать музыкой, заимствованной у прошлого.

— Вы говорили, что «… люди приобретают больше опыта и понимания, если фестиваль проходит не в обычных клубах». Опыт и понимание чего именно? Музыки?

— Я думаю, фестивали вроде Unsound запоминаются больше аудитории, когда они проходят в каких-то необычных местах. В этом случае всегда есть связь между слушателем, который слушает музыку, архитектурой этого места, воспоминаниями, которые останутся после. Конечно, это еще и сложнее, потому что надо готовиться намного больше: сцены, уборка, свет и так далее. Но это того стоит, потому что ты создаешь опыт, который ты не смог бы создать в другом месте.

Альфия Ляпина, редакция Include

Фотографии Эля Бегишева

[includevmk]

Innovate or die: разбор практических кейсов

Развитие бизнеса сегодня связано с умением быть гибким и адаптированным к постоянно меняющимся условиям. Обязательным условием является внедрение в компании корпоративных инноваций. Пути проб и ошибок во внедрении инноваций были изложены на первой федеральной практической конференции по корпоративным инновациям Innovate or die, которая прошла в Иннополисе.

Что представляют из себя корпоративные инновации, или день первый

Компании могут говорить об инновациях, иногда сами до конца не понимая, что же это такое. Инновации представляют собой итоговый результат работы команды исследователей для последующего их внедрения в корпорацию. В дальнейшем они должны обеспечить рост качества продукции и предоставляемых услуг, а также поддерживать уровень востребованность на отраслевом рынке. Реальные инновации всегда сопряжены с риском, потому что не каждый проект или разработка будут успешными. Такими могут быть и не все, потому что в первую очередь инновации — это процесс исследований.

Понимание смысла инноваций и их трактовки как таковых зависит от сферы деятельности компании. Киберспортивная ниша современного рынка информационных технологий была представлена студией UCC(UCANCOMPANY), которая считает, что инновации в киберспорте позволят увеличить рынок к 2019 году до 1,2 млрд долларов. Сегодня киберспорт является индустрией, открывающей широкие возможности для инновационных решений, а именно создание новых видов оборудования для гейминга.

Чт�� касаемо таких крупных корпораций как «Росатом», то инновации для них  это средства для достижения интеллектуального и технологического превосходства. Путем внедрения результатов научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ «Росатом» не только поддерживает свое место на рынке инноваций, но и старается расширить зону своего присутствия.

Для высших учебных заведений инновациями является возможность внедрения концептуально новых обучающих программ, увеличивающих востребованность их выпускников на рынке. Один из участников, Иван Госьков, поделился своим мнением о том, что такое инновации: «Для меня, как представителя Ассоциации выпускников ГРИНТ (КАИ), инновации — это уникальный подход к обучению, реализованный совместно Россией и Германией, результатом которого являются наши высоко оцененные рынком выпускники. Это целый ряд нововведений которые непрерывно внедряются в вузе что позволяют сделать процесс обучения более комфортным и осознанным».

В работе с инновациями нужно учитывать актуальность проекта с течением времени. Многие хорошие проекты теряли свою актуальность в процессе запуска инноваций. К моменту завершения переговоров между партнерами инновации переставали быть ими.  Очень много случаев отсутствия практического применения инновационной деятельности, именно поэтому  в ходе конференции говорили об инструментах наиболее быстрого запуска инноваций: для создания атмосферы в команде, например, необходимо, чтобы люди прониклись общей идеей дальнейшего движения и развития; хорошие кадры — это те люди, которые хотят развиваться сами и для них необходимо создать почву для дальнейшего продвижения; поддержка различных проектов, которые предлагают сами сотрудники компании; открытое пространство, благодаря которому инновации будут работать гораздо быстрее путем создания продуктов компаниями и предоставлением данных пользователями.

Помимо кейсов инноваций на конференции проходили и мастер-классы, а корпорации и университеты презентовали свои проекты, находящиеся в работе

Игроки на рынке инноваций: пути внедрения

Корпоративные инновации — хороший сегмент, в котором можно заниматься стартапами и различными проектами, потому что присутствует спрос. Компании вынуждены развиваться заново, менять свои корпоративные устои, когда наступает период ослабления бизнеса под влиянием новых технологий, правил рынка и т.д. Тогда компании вынуждены внедрять инновации и проводить акселерацию. Процессом акселерации руководят «бизнес-ангелы»(частные венчурные инвесторы), которые проводят внедрение новых подходов в работу команд компаний или корпораций. Одна компания «бизнес-ангел» также присутствовала на конференции. «ФРИИ» и «Первый БИТ» в своем докладе рассказали как команда акселератора может изменить корпоративный дух крупных компаний и научить их выполнять проекты за три месяца, на которые ранее уходил обычно год.

Еще одним способом внедрять инноватику является взаимодействие со стартапами и мелкими компаниями, которые еще не поглощены меркантильными взглядами. Плюс стартапов состоит в том, что они могут не иметь готовую продукцию, но обладать гипотезой и/или прототипом своего продукта. Это можно назвать своего рода инъекцией извне, обновляющей общую атмосферу крупных компаний и корпораций. Одним из крупных поставщиков стартапов в нашем регионе является Университет Иннополис, который каждый год предоставляет своим студентам возможность заниматься стартапами и поддерживает их путем оказания помощи в разработке. Проекты, разрабатываемые совместно со студентами, привлекают заинтересованные компании, такие как ПАО «Газпром», «Ростелеком», ПАО «Аэрофлот». Что касается «Аэрофлота», так это то, что согласно соглашению с ним, Университет Иннополис будет создавать инновационные решения по оптимизации наземной авиационной инфраструктуры.

Другие же компании избрали путь поглощения меньших компаний. К примеру, компания «БАРС групп» в течение порядка десяти лет занималась поглощением компаний, не все из которых, входя в них, приносили прибыль. Присоединение новых команд, работающих над своими проектами, позволяло успешно внедрять новую технологию в компанию-поглотитель или создавать новый продукт. Одним из поглощений был стартап, руководитель которого обучался работе в крупных корпорациях, параллельно руководя своим проектом, после завершения которого его команда осталась в компании «БАРС групп», а руководитель  стартапа начал работу над новым бизнес-проектом.

Стартапы в свою очередь также нуждаются в заинтересованности корпораций. При неспособности стартапов продавать себя и свои технологии они быстро умирают. Посредниками могут стать технопарки, такие как наш IT—park в Казани.

Кроме технопарков на рынке есть и просто консультанты.  Но без готовности корпораций к изменениям невозможно сотрудничать с проектами, так как все знают о том, что без заказа проекта корпорацией нельзя создать продукт высокого качества. В данной ситуации посредники выступают с экспертизой по акселерации решений для компании.

IT-park ищет проекты под конкретные нужды какой-либо компании, либо под похожие задачи нескольких компаний. Эти акселерационные программы имеют свои преимущества и для корпораций, и для самих стартапов. Вкратце схема представляет собой следующее: корпорация формулирует заказ, посредник обрабатывает заказ, может и помочь корпорации сформулировать его, и ищет решение.

Университеты, в свою очередь, тоже занимаются исследованиями инноваций, благодаря которым, они понимают какой уровень подготовки нужно предоставить студентам, чтобы они могли создавать свои собственные проекты уже в стенах университета во время учебы. Университеты еще одна ниша на рынке инноваций, поставляющая стартапы и исследования на рынок инноваций.

Государство еще один игрок в этой сфере, так как оно должно помогать в сфере инноваций. Совместные проекты государственных структур с корпорациями, университетами и стартапами позволяют оптимизировать огромный механизм работы с документами, финансами.  Государственные структуры являются широким полем для внедрения инноваций: Университет Иннополис сотрудничает с государственным комитетом РТ по архивному делу  и внедряет технологию блокчейна в область реализации приема документов.

Innovate or die: день второй

О корпоративных венчурных фондах рассказал на своем мастер-классе CEO Martal SPB Игорь Рождественский.

Для начала: что такое корпоративные венчурные фонды? Это не «еще один источник прибыли», а инструмент конкурентной борьбы, важный для долгосрочного развития корпорации. Но прежде, чем задаваться вопросом, как создать фонд и внедрить в него инновации, следует ответить себе на вопрос: «Зачем?»

«Когда мы говорим о внедрении инноваций, процессы оказываются очень простыми»

— Есть общество разработчиков, стартап команда и есть «корпораты», готовые инвестировать в них. Но дело в деталях. Здесь процесс внедрения открытых инноваций правильно можно описать, как «попытку пришвартовать каяк к авианосцу», — говорит спикер.

Инновации — новые технологии, нужные для снижения издержек компании при производстве продукта. Здесь есть важное отличие российских от зарубежных попыток их внедрения — культура. Спикер приводит пример итогового продукта: шахтный радар. Это устройство для измерения количества воды в шахте. В Канаде используют это устройство, потому что оно заменяет «человека с веревкой» и снижает затраты на зарплату «дорогому персоналу», работающему в условиях, опасных для жизни. В России, по мнению спикера, этого не происходит в силу дешевой рабочей силы иммигрантов.

У каждой инновации стоит своя техническая задача. Нет смысла покупать микроскоп, зная где он.

Есть два способа ответить на вопрос «Зачем внедрять открытые инновации?» Первый — это искать ответ на поставленный вопрос: «Где можно реализовать новую технологию?» В таком случае процесс внедрения будет успешен на 96% завершится в течение двух лет. И есть второй способ: искать идеи для новых технологий, чтобы решить поставленную задачу. Успешность такого способа 4% и срок внедрения технологии — 10 лет.

По мнению спикера, также стоит всегда помнить, зачем вы открываете корпоративный венчурный фонд: «Вы открыли портал, собрали там инновации, и?»

«Если вы задумали выйти на этот рынок, то у вас не будет второго шанса произвести впечатление»

Также Рождественский затронул тему взаимодействия корпораций с вузами. По его мнению, главная проблема их взаимодействия — коммуникативный диссонанс. Ученые не понимают, что сейчас актуально на рынке, потому что еще с советских времен связь между наукой и производством была разорвана.

Интегрировать или не интегрировать?

Илья Слуцкий — управляющий партнер компании, инвестирующей в проекты развития цифровой медицины. Он также продолжал напоминать слушателям о важности ответа на вопрос «Зачем?» — «Зачем интегрировать компанию в корпорацию»?

Главной проблемой для решения этого вопроса является сложность самого процесса «втягивания» компании в структуру корпорации. Спикер привел статистику, в которой значительная часть поглощений неудачна на 50–85%. То же касается и стартапов, но последствия их интеграции проявляются в меньших количествах. Всегда нужно отвечать себе на вопросы «Зачем мне эта сделка?», «Что я покупаю? Команду, продукт, технологию, компанию, клиентов?»

— Уметь интегрировать в себя разные команды сложно, — говорит спикер.

В качестве примера он привел американскую компанию Cisco, которая смогла очень сильно продвинуться, работая с людьми из интегрируемой компании. Она упростила процесс внедрения компании настолько, что если бы кто-нибудь разбудил ночью инженера из внедряемой компании и спросил, сколько он работает в Cisco?

— Cisco? Да я всю жизнь работаю в Cisco! — был бы его ответ.

Слуцкий считает, что есть два важных фактора успешности процесса внедрения компании в корпорацию: культура и организационный дизайн, т.е. цели и структура организаций.

— Корпорация всегда что-то ценит. Даже если это нигде не прописано, — утверждает спикер.

До заключения сделки о внедрении компании нужно оценить разность корпоративных целей и ценностей с компанией. Также нужно узнать разрыв компетенций сотрудников. Если он большой, то мы снова возвращаемся к вопросу «Зачем?» — «А нужна ли такая сделка?»

Для внедрения необходимо иметь календарный план и прописать требования к необходимым ресурсам (люди, деньги, оборудование)

Как сделать процесс интеграции «спокойным» для сотрудников? Самое главное — постоянно информировать людей о процессе и промежуточных результатах. К началу интеграции нужно иметь четкий его план и осмыслить все возможные риски. Так у самого Слуцкого получился кейс, когда ситуация вышла из-под контроля: CEO компании, парень 26 лет умер в армии. Его девушка-американка, второе ответственное лицо компании, через три дня улетела с онкологией в Чикаго. А третий руководитель ушел в декрет. Тогда Слуцкому пришлось буквально «не вылезать» из аэропорта, чтобы все уладить.

Следующая практическая конференция Innovate or die пройдет в Москве, 15 ноября. По словам одного из главных организаторов данного мероприятия Дмитрия Масленникова, после первой конференции в Москве, в ноябре 2016 года, появилось больше компаний, занимающихся развитием инноваций. Станет ли их еще больше после Иннополиса — время покажет.

Алла Манина, Лия Зайцева, редакция Include

Фотографии: Елена Кошкина, Лия Зайцева

[includevmk]

Святость и греховность людоедства

Каннибализм — далеко не редкость. Ритуалы многих племён включали в себя использование плоти человека. Свидетельства людоедства можно отыскать в Южной Америке, на многих островах Океании и в других регионах по всему миру.

К сожалению, каннибализм не является отголоском из прошлого. Он, как бы вас это не пугало, присутствует и по сей день. В 1980 году международная организация «Врачи без границ» заявила о том, что в Либерии вполне обычна практика людоедства на религиозных празднованиях. Случаи каннибализма были также зафиксированы в Конго, в Сьерра-Леоне и в Уганде, где жертвами стали дети, похищенные для армии Джосефа Кони.

На таких военных территориях, как Уганда, людоеды считают, что человеческая плоть, съеденная во время ритуала, передаёт силу убитого человека, что во время схватки с врагом очень кстати. Такие ритуалы также навевают страх на противников и служат отпугивающим манёвром. В детских же армиях каннибализм представляет собой некую проверку на прочность. Мальчик, успешно прошедший обряд, переходит во взрослую жизнь, заслуживает доверие старших и чувствует себя более защищённым под свистом пуль.

К термину «людоедство» невозможно подобрать единое всеобъемлющее значение. Его лучше рассматривать через призму каждой культуры, практикующей поедание плоти человека. Для древнеегипетских фараонов это служило гарантией вечной загробной жизни.  Для друидов антропофагия скорее ассоциировалось с плодородием. Остальные культуры считали каннибализм инструментов расширения власти, запугивания, а также способом почтить близкого умершего человека. Но в то же время, людоедство выступает как табу.

Мы рассматриваем табу как запрет на какие-либо действия. Например, существует табу на инцест, в некоторых культурах запрещено есть свинину и т.д. В более глубоком смысле «табу» указывает на точки, где сливается священное и нечестивое: половой акт, лишение жизни, деторождение. Представители многих культур рассматривают вышеперечисленное как нечто «грязное», но в то же время и как глубоко сакральное. Антропологи часто определяют «табу» как действие, считающееся слишком священным, чтобы выполнять его в обычных обстоятельствах. Это действие, навевающее огромный страх, так как оно способно призвать сокрытые силы. Каннибализм выступает самым сильным табу из всех, следовательно, это и является причиной того, что обряды с этим элементом считаются самыми священными.

Каннибализм практиковался задолго до того, как появился вид Homo Sapiens. В пещерах неандертальцев антропологи обнаружили очищенные от плоти кости наших предков, возраст которых составляет 600000 лет. Человеческие кости, найденные в Эфиопии, тоже указывают на то, что мясо с них либо срезали, либо сгрызали.

Фактически ритуальный каннибализм продолжал своё существование на Западе вплоть до времён Римской империи. Определённые кланы друидов использовали жертвоприношения человеческой плоти в своих ритуалах в первых веках н.э., а многие римские и греческие писатели упоминали о племенах, практикующих людоедство. Фотография: Unsplash, Ian Espinosa, CC0 Public Domain

Сейчас сложно сказать, почему наши предки практиковали антропофагию. Некоторые антропологи утверждают, что главным фактором мог быть недостаток еды. Кроме того, существует предположение, что люди ели стареющих и больных соплеменников, опасаясь, что разлагающиеся тела могли привлечь таких хищников как леопарды и львы. Но всё же по периоду позднего палеолита становится ясно, что каннибализм служил и более возвышенным целям.

Человеческие останки, найденные в пещере Гов в Англии, датируемые 15 веком до н.э. также выступают свидетельством людоедства. Многие из найденных черепов были использованы как чаши для питья. Это указывает на то, что каннибализм использовался именно в ритуальных целях.

«Каннибализм — не способ выживания, а составная часть ритуала»

Подтверждения о ритуальном каннибализме хорошо сохранились в исторических источниках письменных культур. В 1881 году французский археолог, Гастон Масперо, обнаружил гробницу в огромном египетском могильнике в Саккаре. В конце длинного подземного тоннеля он нашёл галерею с ярко оформленными стенами. На них изображались праздничные церемонии, дни сбора урожая, сцены битв с врагами. Там также присутствовали ритуальные надписи. Оказалось, что это были тексты с набором заклинаний, известные как «Тексты пирамид». Все эти заклинания составляют огромную базу египетской магической литературы, которая передавалась из поколения в поколение.

Самыми странными текстами были те, которые включали в своём содержании отсылки к поеданию плоти не только людей, но и богов:

Фараон это тот,

Кто во плоти каждого бога живёт

Привилегия же его —

Поедать создателей нутро.

Фараоном назовётся лишь тот,

Кто, пожирая людей, живёт на телах богов.   

В первом веке до н.э. греческий историк, Диодор Сицилийский, написал историю, повествующую о том, что Осирис запретил людям Египта есть друг друга. Эта история была популярна в Римской Империи, так как напоминала людям о том, что поедание плоти человека когда-то было священной практикой. Фотография: Unsplash, AussieActive, CC0 Public Domain

Этот «Гимн каннибала» выступает в качестве компонента крайне ритуальной культуры, чьи корни восходят к тем временам, когда не существовало городов и письменности. В то далёкое время где-то у дельты Нила военачальники устраивали пиры на плоти своих поверженных врагов, считая её священной.

Тибетские монахи в 1500-х годах изготавливали «пилюли из плоти жрецов», описав значение данной практики в сакральных текстах. Их письмена довольно обширны и сложны для понимания, но если говорить вкратце, то они сводятся к идее о том, что данные «пилюли» служат неким мостом, объединяющим мир живых с миром мёртвых. Человек, проходящий этот ритуал, способен постигнуть страдание прошлых Будд, а также осознать скоротечную природу живой плоти.

Насколько далеко в прошлом продвинулась идея о том, что каннибализм — есть путь к превосходству? Мы никогда не узнаем об этом. Но всё же на какой-то точке нашей эволюции антропофагия перестала быть лишь способом для выживания или доминирования. Она превратилась в настоящее табу, точкой соприкосновения священного великого и грубого мирского. Мёртвое человеческое тело когда-то содержало в себе сознание, способное превращать разумный организм в неодушевлённый предмет. Но чем же руководствовались племена, практикующие каннибализм? Существует одна идея, способная объединить все предположения: «Каннибалы ели мёртвых людей, не желая уподобиться им».

Перевод и адаптация Лия Аникина, редакция Include

Оригинал материала: aeon

Фотографии: из указанных источников

Фотография на обложке: Unsplash, Sandro Katalina, CC0 Public Domain

Читайте также: Сакрализация. История новой России

[includevmk]

Саратовская нативка

Есть в славном городе Саратове центральная пешеходная улица — проспект имениКирова. За день по ровно выложенным плиткам проходят тысячи и десятки тысяч человек. Второй раз на ней замечаю ярко одетого человека, который без устали бегает. За время пребывания в городе все чаще стала слышать о нем. По слухам узналось, что «бегающий чудак» — Александр Фридман — активно рекламирует свои занятия по йоге способом нативной рекламы. Мы решили узнать, как ему это пришло в голову и не устает ли он от такого количества внимания.

На том самом проспекте вижу Александра впервые в статичном положении. Прохожие не перестают оглядываться.

— Ой, вон он! Помнишь его? Это тот, который все время бегает, — теперь внимание обращают и на меня. Хороший способ обрести популярность — идти рядом с городской звездой.

Идем в торговый центр, в котором располагается «Дом счастья» — здесь Александр ведет занятия по брахма-йоге и именно «с улицы» приходят клиенты. Идут заниматься после знакомства с ним на Проспекте.

— Хей! Моя мама на тебя подписана! — кричит девочка-подросток, а тот машет приветливо в ответ. И так почти каждый день.

— Бегаю по 6 часов в день примерно. Почему и зачем? Началось все давным-давно, лет 12 назад. Я вел образ жизни такой светский, клубный, «дуракаваляльный». Все как у людей. Но в какой-то момент мне это жутко надоело. Более позитивных альтернатив не было, при этом внутренне я чувствовал, что йога поможет мне как-то увеселить мою жизнь. И вот на очередной пьяной вечеринке мне в руки попалась книга некоего мистика с христианским уклоном Энтони Домаро «Свобода и любовь». Книга как таковая ничем не впечатлила, но главы назывались «Медитация 1», «Медитация 2» и так далее. Ассоциативные связи сложились именно в этот момент, и я понял, что нужно заняться йогой. В 2014 году решил, что пора учить санскрит, потому что все, что переведено на русский, я уже освоил.

— И как же ты ��зял и вышел на Проспект?

— Дело в том, что реализация наших устремлений зависит от достаточного количества присутствия в теле и уме энергии. На санскрите она называется «прана». Если ему не хватает энергии, он забирает ее из другой сферы своей жизни. В норме у человека должно хватать энергии на все. Встает закономерный вопрос: «От чего зависит количество жизненной энергии в организме?». Оно зависит от широты и масштабов желания человека. Если у человека есть крупномасштабные желания, то предполагается, что ему должна поступать в большом количестве жизненная энергия. Но нужно учитывать момент, что если тело и ум недостаточно развиты, то тело, как сосуд, недостаточно вместительно для таких объемов. В таком состоянии желай-не желай, строй планы-не строй — все равно ничего не получится. Когда я это понял, подумал, что бы такое пожелать, чтобы у меня все начало здорово складываться. Попросить денег? Узкомыслие какое-то. И я решил: «Хочу, чтобы как можно больше людей узнали, чем я занимаюсь».

— Выходит, это и есть твоя энергия? Потому что о тебе начинают больше думать?

— Да, — довольно кивает. — Желание большое, и в Саратове почти миллион человек. Чтобы обо мне узнали, требуется большое количество энергии. Чтобы было много энергии — нужно сильное тело. Так, благодаря сильному телу, энергии много для того, чтобы обо мне больше знали. И в то же время привлекая внимание, я тоже прибавляю количество энергии. Получается, что я поймал два зайца. Почему я бегаю именно по Проспекту? Тут люди очень много энергии растрачивают. А я пробегаю через нее.

— Через энергию? Это не паразитизм?

— Я бегаю под мантры. За счет того, что я их слушаю, энергия сублимируется. Становится положительной. Поэтому и люди начинают приходить на занятия.

Иной раз прохожие, которые просят сфоткаться, отвлекают от мантр, но внимание здесь превыше всего

— Не напрягает ли, если многие считают тебя чудаком?

— На каждом шагу. Этого полно. Так или иначе обсуждают. Но и это тоже энергия.

Просто когда люди наслаждаются, делают какие-то покупки, сидят в кафешках, она в любом случае из них выходит и в больших количествах.

Между зимой и летом я не чувствую особой разницы. Помимо всего прочего я еще делаю энергетические массажи.

— 6 часов в день — довольно много. Не мешает работе?

— Если я не буду в форме, то не смогу качественно преподавать.

— В какой момент люди стали к тебе тянуться? Или стараться о тебе узнать?

— Не так давно. Чаще всего, да, подходят. Просят сфоткаться. Я могу вам показать. Однажды был потрясающий пост: я с утра захожу в «ВКонтакте», и мне пишет какая-то женщина, мол, очень рада, что нашла меня. Оказалось, она даже не из Саратова. Говорит, что провела здесь 2 дня и заметила меня. И такое бывает.

— Выходит — это не столько реклама, сколько обмен энергией?

— Это приятное с полезным. И работа, и форма, и здоровье. Все включено. За счет этого развивается физическое тело, и я могу огромное количество энергии в себя впускать, а значит, и выпускать при занятиях.

— Как ты решил, что именно так будешь получать энергию?

— О, это была очень сказочная история. Однажды я был наставником для одной девушки, которая была не замужем. А еще у меня был неженатый друг из Прибалтики. Мы с ним решили, что ему пора жениться, и со временем они познакомились с моей местной подругой. В итоге именно на ней и женился. Во время его пребывания здесь мы много разговаривали, и он объяснил мне, что именно бег — самое гармоничное занятие для получения этой самой энергии. Правда, сначала очень устаешь — много отдаешь. Зато и получаешь много. Столько же энергии можно получить, медитируя в тихом месте, когда тебя никто не видит. Я — экстраверт, и мне это ужасно скучно. А тут! Постоянное движение и люди, много внимания. В социуме я чувствую себя в своей тарелке. Но суть в том, что и в этом, и в другом случае нужно быть сосредоточенным на одном объекте медитации. У меня это мантры. Когда я бегаю, сосредотачиваюсь на ритме мантр и повторяю их про себя. И когда происходит некая синхронизация, ты вливаешься в объект медитации, — случается огромный всплеск блаженства, и ты абсолютно не замечаешь, что вокруг тебя происходит. Тебе некогда. Ты в блаженстве, — жестикулирует и смеется.

Бегает Александр по главной улице города почти год. Известность пришла к лету. За это время местное телевидение уже делало сюжет о нем

— И каковы результаты такой рекламы? Сколько у тебя занимающихся?

— Сейчас на постоянных занятиях 3-4 человека.

— Этого хватает, чтобы зарабатывать?

— Нет, не особо. Основной доход приносят энергетические массажи и определение психотипов. Один массаж

— 1500 рублей. Иногда все проходит за один раз, если есть всего один блок болезней. Я сразу называю количество блоков. И определяю количество сеансов. Определение психотипов в текстовом формате стоит 1500, а живое общение — 2000 рублей.

— Что приводит людей к тому, что им хочется проверить свой психотип?

— У людей обычно огромное количество психологических проблем из-за незнания или непонимания себя, какие у них слабые стороны, сильные стороны. Очень многое навязано им извне, и они думают, что это для них естественно. А психотип может подсказать, что естественно на самом деле, на что стоит делать упор в жизни, а на что не стоит. Когда человек ведет себя неестественным ему образом, он быстро истощается. Даже Карл Густав Юнг описания свои взял из философии йоги. Он, кстати, знал санскрит.

— Почему ты никогда не хотел уехать из Саратова?

— Хотел поступит в один ашрам, но не прошел отбор и пришлось вернуться. Во многих крупных городах России такие есть. Теперь уже не пробую — приобрел все знания, которые необходимы.

— А сейчас ты бегать?

— Да, пора!

Альфия Ляпина, редакция Include

Фотографии предоставлены собеседником