olivcoedd

[olivcoedd]

И снова я здесь, в этой точке схождения координат. Мой ветхий дневничок, о котором я забыл. За время случилось столько, что эта маленькая жизнь словно и не мной была прожита, а осталась эмоциональной дочитанной книгой. О ней:

Жанры: драма, повседневность, романтика, биография.

Краткая аннотация: «Переполох настигает каждого, и меняет всё в секунду. Всего один вечер перевернул жизнь Январь с ног на голову, больную голову, которую предстоит вылечить. Встречи случайны и герои не имеют ничего общего с реально существующими личностями, да ведь?».

Начну рассказ я с майского вечера. Жаркого, волнительного, смущенного. Антон-Январь, которому проще сократить имя до второго, по обыкновению болел. Так ему это надоело, что он просто сказал болезни «Нет» и болезнь ушла. А Январь ушёл в бар, на отборочный тур музыкального фестиваля. Считающий себя небинарным и использующий местоимения по настроению, в ярком полосатом пиджаке и с подругой под руку, Январь вошёл в прежде незнакомое ему место. Мужчина на сцене читал стихи, а через минуту по ушам ударил громкий гитарный риф. Энергетика стала бешеной. Пол-часа выступления измотали, а впереди ещё несколько. Январь с Аней курили у входа, старались поймать лицом хотя бы один маленький поток ветра. Вокруг мельтешили незнакомые люди. Так и хотелось найти интрижку на один вечер, да никто не привлекал внимание. А затем, выбившись из клина друзей, напротив Январь как вкопанный встал молодой человек. Невысокий, на сантиметра два выше, с осветленными волосами, носом-клювиком, умилительно кривыми зубами, голубоглазый. Через очки пристально старался выцепить чужой взгляд, тоже прикрытый очками. И Январь замер, так они и пялились друг на друга. Тридцать секунд, а казалось - вечность. Наконец паренёк вдруг выпалил, неожиданно: «Привет!» и юркнул в клуб. А Январь, как-то черезчур надменно, протянул ему вслед: «Ну здравствуй.», и тут же задумался о том, были ли они знакомы. Вроде бы нет, такого колор��тного юношу было бы сложно забыть. А вроде и да, ведь глаза какие-то родные и голос слишком тепло отозвался внутри. Молодой человек был похож на птичку. Маленькую жёлтую канарейку. Канареечный смотрел на Январь отовсюду, оказывался рядом, но сказать что-нибудь не стремился. Неужели смелости нехватает? Как назло, он исчез, когда Январь решил сделать первый шаг. И нигде больше не попадался на глаза, ещё целых сорок минут. А потом возник на сцене, стучал по барабанам, отдавал музыке всего себя. Теперь упустить эту птичку было бы преступлением. Когда выступление закончилось, Январь схватил своего незнакомца за руку, поймал в толпе, и в ухо крикнул: «Ты куришь?! ». В ответ кивок. «Пойдём покурим!» - и снова кивок. От громкой музыки уши заложило так, что свой собственный голос едва получалось расслышать. Лихорадочно размахивая руками, Январь выражал свой восторг, параллельно затягиваясь сигаретой «Богем». Уже достаточно всполошившись друг от друга, они вдруг поняли, что не знают имён.

– Январь. – смело протянутая рука, в дружеском жесте к тому, кого уже хотелось поцеловать.

– Иннокентий. – рукопожатие с тем, чью руку не хотелось отпускать.

И в этом запале прошли восхитительных пол-часа. А затем к Кеше прибились люди. Целая толпа. Критиковали его выступление, за неполадки с аппаратурой, в которых он вовсе не был виноват. Январь чувствовал себя скованно, но его грел неотрывный взгляд нового знакомого; иногда казалось, что он даже не моргает. И всё было замечательно и будто по волшебству, пока к Кеше не подошла рыжая девушка, - тут же получила замечание плохому подбору одежды, - и поцеловала его. «Это моя девушка» - слова, разбившие идиллию. Ну и мудак, разве нет? На свою рыжулю не смотрит и делает мученический вид, когда она лезет обниматься. А на Январь смотрит с нежностью и интересом. «Музыканты» - брезгливо буркнул себе под нос он и ушёл проживать разочарование в одиночку. А взгляд провожал его везде, даже там, где обычно никто не ходит. Январь уехал домой и практически забыл, но в три часа ночи получил сообщение от своего злополучия. Так началась их история.

История, длящаяся всё лето. Холод, эмоциональная встряска, а затем спонтанное тепло. Крепкие объятия, бесконечные разговоры, творчество, влюблённые взгляды. Вечные взгляды. Они говорили больше слов, Январь выучила этот оптический язык. Десятки песен, спетых в глаза. Кеша стоял на сцене, перед кучей людей, но в углу всегда пританцовывала Январь, для которой он пел с улыбкой. А затем крепко обнимал и они восторженно болтали до расхода по домам. Переписки были чуть реже, но обязательно с фотографиями и записями из будущего альбома. Особенная связь чувствовалась не только Январь. Даже не только им двоим, всей компании, успевшей полюбить человека-месяц. Вот только девушка его никуда не девалась, хоть и не появлялась ни на одном концерте. О ней напрочь забывал и Кеша, и остальные. У Кеши была отдушина. Чувства оживляли. В начале июня они сподвигли Январь дойти до психиатра и начать курс лечения депрессивного расстройства. Они позволили ей, дышащей влюблённостью, открыть себя с новой стороны. Надевать одежду, которую раньше запрещала себе. Музыка стала понятнее, терпение крепче, а социальные навыки ещё лучше. Подарили ценную, глупую фотографию. Лицо Январь перекосилось в удивлении от того, что её приобняли. А позже она зметила, что Кеша встал на носочки, чтобы на фото казаться выше. Так расслаблен и счастлив. Как же глупо. Очаровательно.

Однако ближе к концу лета, Январь поняла, что неопределённость съедает её и отнимает всё время, заполоняет все мысли. А ей бы скорее брать себя в руки, впереди переезд. В августе она решила признаться и исчезнуть в случае отказа. К её удивлению, так и случилось. Со всем трепетом, нежностью и поддержкой, но отказ. Да что за бред?! Чуть ли не врос в неё, а теперь это! Разве хуже она, чем рыжая стерва, вечно раздражающая его и пытающасяся уязвить Январь? Видимо, в глазах Кеши, так и есть. Январь покинула его, а он просил однажды вернуться.

Годом прощания две тысячи двадцать четвёртый был назван не напрасно. Даже с огромной любовью пришлось расстаться. И с квартирой родителей. Январь жила в ней не одна, с котёнком Орфеем, младшей сестрой Рикой и попугаем Винстеном. Жили все четверо довольные и улыбчивые. В пестром интерьере, совмещавшим в себе советский домашний уют, чёрный минимализм и разляпистое бохо. Вкусные блюда Январь готовила без проблем, варила кофе и показывала мелочи фильмы. Рика училась в школе и работала, отчаянно не желая быть «бесполезной». Кот мяукал, попугай чирикал. Новая страница жизни стала глотком свежего воздуха. Вдоволь надышавшись, отрефлексировав Кешу тысячу раз, Январь позволила себе распластаться на матрасе и сладко спать. Практически вернулась на круги своя.

А дальше всё, как она мечтала: нашла работу, начала завтракать, гуляла осенними вечерами. Работу неожиданную. Тьютор в детском саду для аутистов. Вполне приятные коллеги, начальница только сука. Удивительные дети. Стабильный график. Множество приколов и шуток Январь тащила с работы домой. А одним рассеянным днём встретила Дашу. Молодую коллегу, светловолосую, зеленоглазую и в веснушках. Что-то заискрило в момент их знакомства. Что-то затянуло Январь в забытое в быту чувство. Что-то заставило её вышить на чужой перчатке сердце розовыми нитями. Что-то вырвалось изнутри и пригласило Дашу на свидание. Она такая спокойная, светлая и плавная. С Январь смотрелась до комичного контрастно. Но согласилась. Так начались поцелуи. Неловкое чувство. Отношения. Сон на одной кровати. Знакомство с родителями. Совместная жизнь. Откровения. Секс. И понимание, ленивые ночи, игра в «Три в ряд». Чувственная любовь.

Год закончился в кругу друзей, восемнадцатый День Рождения - тоже. А несколько дней спустя в гости приехал товарищ из Питера, и уже вторую неделю живет в этой чудаковатой компании.

Маленькие факты:

С Сашей я подружилась заново. Очень этому рада и с его парнем нашла общий язык.

А вот с Аней больше дел не имею и не хочу. Менять лучшего друга на левых парней - всё тот же моветон.

Покрасила прядь под седину по приколу и теперь привязалась к ней.

Чинила миллион поломок ржавыми гвоздями и непечатными ругательствами.

Спасала Ри от неадекватного таксиста и послала его нахуй.

Подписалась на отца в твиттере и перестала от него прятаться.

Вынужденно сменила психотерапевтку, но отлично с ней поладила.

Снова учу цыганский.

Неиронично словила экзистенциальный кризис.

Мучаюсь от всех четырёх зубов мудрости сразу.

Нуждаюсь в смене лекарств и, судя по всему, получу новый диагноз.

Снова подружилась с Кешей, но теперь смотрю на него объективно. Ну и раздолбай.

Начала писать стихи.

Ищу новую работу и совершенно не понимаю, куда двигаться дальше.

Весь этот беспорядок меня куда-то ведёт, и надеюсь, куда-то в хорошее место. Вот так, Дорогой Человек.

[olivcoedd]

Посты не грузятся упрямо.

[olivcoedd]

Давно я не возвращался к тебе, дорогой человек.

[olivcoedd]

Пришёл апрель. Принёс тепло солнечных лучей, которые перестали быть декоративными, с дорог сошёл снег во дворе, всё наконец-то стало таким, каким должно быть. Весенним. Постепенно кончилось моё окоченение, в котором я лежал клубком, не имея сил ни на какие коммуникации. Я выбрался из чёрной одежды, ровно настолько, насколько выбираюсь с приходом тепла. Где-то на одну третью. Но выбрался же! Внезапно наладил режим сна и стал просыпаться по утрам, гулять чаще. Сидеть на асфальте и пить холодные энергетики. А в любимой кофейне появилось весенне-летнее меню, и я снова стал заходить почти каждый день. Сегодня в одном клубе, в котором мне не доводилось бывать, выступают эмо-группы. Аня позвала меня, и я согласился. Долго выбирал наряд. Ощущение сложилось такое, будто за четырёхмесячную хандру я полностью разучился вычурно одеваться. Остановился на симпатичной китайской рубашке бордового цвета и широких джинсах. И.. Не поверишь что, Дорогой Человек, я заболел! Снова.. Черт возьми, снова! Как и в начале этого дневника. Но, на сей раз, не ангиной, за что благодарю мироздание ежечасно. Всего лишь ОРВИ. Кашляю как чумной, сопли забили голову и рвутся изо всех щелей, а температура тела не дает мне почувствовать себя человеком. Обычно я где-то на градус холоднее остальных. И вот я, такой оживший, лежу-болею. Ну что за чушь?! Всю зиму мне не болелось, а тут такое. Отопление отключать не собираются, а погода за окном такая, что в комнате уже невозможно сидеть. Жарко. Выхожу на улицу - тоскливо и плохо, прилечь бы. И так по кр��гу. То бежать, то прилечь. Здоровая схема жизни тревожного человека, если без контекста.

Естественно, человеку моего характера, быстро становится скучно. Даже если сил нет, нельзя же сидеть и вот совсем ничегошеньки не делать! Ничего не делают только мертвецы, а я живой пока. Пересмотрел все любимые концерты, интервью, переслушал весь плейлист. Потянуло писать. На книгу мыслей не хватает, всё вытеснили сопли, поэтому сел писать про детство. Очередной текст, полный печали и странных воспоминаний. Не годится! А мои друзья-товарищи, привыкши к ожившему мне, перепугались. Апри завтра зайдёт. Ну, а мне что же? Хочется его порадовать! С температурой 37,8 встал, потянулся и побежал готовить творожные сырки с лавандой. Вышли вкусные; один попробовал, как повар. Удивится Апри знатно, жду не дождусь. И всё равно чудовищно много времени до завтрашнего вечера.. Чем бы мне себя занять? Вот тут-то ты и находишься, Дорогой Человек, на моменте, когда мне стало настолько скучно, что я вспомнил про дневник. Много же я пропустил.. Или ты пропустил? Ну давай по списку!

С Юрой, тем бариста, о котором я писал в декабре, вышла какая-то нелепица. Всё у нас было чудесно, почти душа в душу! Сказал мне, что влюблён, и я ответил, что он прелестный, но к отношениям я не готов ещё. Он принял. И снова душа в душу. Сходили на гиг, поцеловались, пофотографировались. Оставались у меня с ночёвкой, танцевали на кухне ночью. А где-то с пару недель назад он пригласил меня пройтись. Мне от чего-то не хотелось, но я всё равно согласился. И не зря не хотелось! Просто бросил меня в торговом центре, убежав с какой-то знакомой, и больше мне не писал. Что это было? Понятия не имею. Не то что бы я сильно страдал по этому поводу, но вышло как-то некрасиво. Привязаться не успел - и ладно. И всё же, кто так делает? Не люблю спонтанных людей.

Про Аню я сюда, кажется, ничего не писал. Вернее, писал, но под другим именем и, как оказалось, о совсем другом человеке. Бывало же такое, что кто-то давно покинул твою жизнь, но желание вернуться, хотя бы ненадолго, не покидало? Вот и меня одолело это желание, но в немного ином виде. Заметив, что она удалила нашу переписку, мне стало страшно любопытно, что послужило тому причиной. Моя агрессия? Буллинг в окружении, который тоже за мной? Как она жила, чем была? Вот я и спросил. Без обстоятельств, уверенный в том, что она зла на меня так же, как был зол я. Так же без обстоятельств мы встретились, и я снова заглянул в её щенячие глаза. Такие же, как год, а то и два назад. И вся она словно сбросилась до заводских настроек, только губу проколола. Мы несколько часов неловко обсуждали нашу повседневность, а затем я всё же спросил о главном. Что это было всё? Нацизм, слухи эти, алкоголь? Про алкоголь поговорили, всё я понял. А вот остальное.. Она сама не была в курсе, что про неё так говорят, потому что компанию покинула ещё в августе и с тех пор ни с кем не общалась. Мы вдоволь посмеялись над всем этим, про шнурки она мне тоже объяснила. Боже, ну придёт же человеку в голову так шутить над значимостью шнурков? Я почувствовал себя настоящим идиотом. Но с того дня наши отношения постепенно оттаяли, и сейчас я рад ей. У неё всё хорошо. Так, как могло быть хорошо у Ани. Не у Лëли. Честно говоря, я безмерно рад тому, что она отбросила это прозвище и вернулась к своему имени. Ко мне вернулась та девушка, с которой я был безмятежно счастлив. А к ней почти вернулся я, только чуть более спокойный и тихий. Но это уже никак не отменишь, да и желания нет.

С Сашей я тоже поставил точку. Кажется. Я осознал для себя важную вещь, которая вскружила мне голову. У меня мания гипер-контроля. Я и раньше так говорил, но только недавно стал это понимать. И я, весь на эмоциях с такого открытия, написал ему разбор своих ошибок. Уточнил, что это не извинения, а мысль вслух. Он обещал ответить чуть позже. С месяц назад. До сих пор ничего не ответил. Я не сержусь. Уже давно я не читаю его новости и не слежу за жизнью, но у него, кажется, всё хорошо. А будь у меня всё хорошо, я бы тоже на такой текст не ответил. Но! Это послужило мотивацией для психотерапии, я донес всё это до психолога и работаю над проблемой, а не нервно отшучиваюсь, как всегда и было.

Я съездил в Дзержинск! Аж дважды, второй раз совсем недавно. А первый.. В феврале, кажется. Взял и уехал за город, ничего не сказав семье. Чувствовал непередаваемую свободу, какую чувствуют, когда вырываются из унылых будней и взлетают высоко над землёй. Целый пригород, с целыми улицами и кафе, и всё незнакомое. Фотоаппарат на холоде быстро устал, поэтому и запечатлеть многое мне не удалось. Но как же там хорошо! Тихо, медленно, чисто. Люди приветливые, а общественный транспорт расписан граффити. И в магазинах продаётся такая странная еда, какой в Нижнем нет. Полноценный туризм. И пол-часа на электричке в одну сторону, всего-то. Но так атмос��ерно! До чего я поездов боюсь, и то прикипел к стуку колёс. Фото прилогается! И меня красивого в электричке, и расписного троллейбуса.

Громкие события на этом закончились, но по мелочи ещё кое-что расскажу. Прочитал несколько новых книг, посмотрел экранизацию "Мастера и Маргариты". Понравилась. Перетипировался по MBTI. Несколько дней ходил счастливый, от осознания того, что наконец-то знаю свой тип. INFJ - если интересно. Срастил все крашенные волосы и впервые за пять лет нравлюсь себе с натуральным цветом волос. Правда, летом собираюсь краситься в тëмно-синий, но могу и передумать. Синий у меня - цвет года, почему-то полюбился мне очень, а купить что-нибудь синенькое не могу. Ничего не нравится. Купил необходимые вещи в квартиру, потихоньку разбираю её. Научился элегантно вышагивать с тростью. Налепил на дверь кучу всего. Фотография двери тоже прилогается.

Вот так вот я убил скуку! Целых два часа писал, отвлекаясь на всякую дичь. И на приём лекарств. Боже, скорее бы эта напасть прошла! А сюда надо бы писать почаще. Так что не прощаюсь, Дорогой Человек, береги здоровье и не заболевай в самую солнечную погоду.

[olivcoedd]

За минувшие семнадцать лет жизни, совсем недолгие и неумелые, со мной случалось всякое. Как натура эксперементаторская и вполне влюбчивая, я встречался со многими людьми. С девушками больше, чем с парнями, но, как я уже говорил, случалось всякое. Начиная с двенадцати лет, я старался найти любовь в окружающих меня людях. В школе меня били, дома почти не замечали, а друзей у меня было ничтожно мало. Задачка, не так ли? Девочка из Москвы, с которой я пол-года встречался в интернете. Лучшая подруга, которая постеснялась мне отказать, вследствие чего мы поругались аж на четыре месяца. Какие-то девочки с чата для знакомств по городу. И первый парень, с которого и началась история "осознанных отношений". Ричард - сын маминой подруги, старше меня на год, учился со мной в одной школе. Я боготворил его, а он просто забыл обо мне. После чего долго использовал мою верность и восхищение, просто так, а-ля "Мы же друзья". Почему так вышло? Я долго думал и понял, вместе с ним рассуждая, что он просто был любопытным подростком и ему не чужд нарциссизм. После него была странная девушка, которая звала себя Олег. Не транс-персона, именно цисгендерная девушка, занимавшаяся косплеем. В этих "отношениях" я осознал свою окончательную асексуальность. Потому что более заигрывающего и сексоцентричного человека я не встречал и точно понял, что больше не хочу. Но и после неё меня не ждало "долго и счастливо", хотя, казалось бы, я разобрался в причинах двух предыдущих неудач. Шарлотта - девушка абсолютно никакая. Холодная, безэмоциональная, пассивная и закомплексованная. Но ей была нужна помощь и она иногда поддерживала интересные диалоги, это было весомой причиной для влюблённости в пятнадцать лет. Смесь Ричарда и Олега, только в худших проявлениях. Эгоистичная и не умеющая рефлексировать, при этом до невозможного равнодушная, умудряющаяся приставать в сексуальном плане. Причиной расставания стал я. Мне не понравилось то, что происходит и я понял, что эти отношения меня никуда не приведут. Она до сих пор ненавидит меня за это. Хорошо, вот он, набор состоявшейся личности: бросили, а потом использовали, просто исчезли из моей жизни и я сам ушёл от кого-то. Чего ещё мне не хватало? Саши. Человека, в которого я влюбился рационально. Всё казалось идеальным, строились планы и крепчало доверие. Мне посвящались красивые слова и жесты заботы. Я видел в нём того самого партнёра, которого наконец нашёл. А он видел во мне бывшего, которого любил. Которым был брошен очень некрасиво. И мы действительно похожи внешне, но внутренне.. Нет. Саше было достаточно этого. Ведь я его любил и похож. А когда бывший вдруг объявился снова и сказал, что всё ещё его любит - чудо кончилось и я оказался слишком другим. Я оказался не нужен. Вот и четвёртая составляющая набора состоявшейся личности: быть заменой больной любви. Четыре всадника апокалипсиса, четыре литературных сюжета и всё в этом духе. Теперь-то, может, я заслужил хэппи энд? Скорее всего нет. Скорее всего дальше будет что-нибудь новое, но не менее неприятное. Значит ли это, что я возненавидел человечество и больше никогда не влюблюсь? Нет. Однако я стал осторожнее. Все-таки, в краткой выжимке всё это звучит просто и непринуждённо, а на деле мне было плохо и очень долго. От Саши до сих пор плохо, просто времени на это не много. Он обещал мне доверие, обещал внимание и помощь, даже после расставания. Чувствовал вину. Но быстро перестал и забыл обо мне вовсе, когда понял, что теперь снова взаимно любит того самого. Я прекратил общение официально, ничего плохого не сказав, но при последней встрече, он даже не поднял на меня глаз. Он протянул мне поздравительную открытку и убежал. Спустя месяц, я получил поздравление с Днём Рождения. Красочное и эмоциональное, отданное с холодным равнодушием. А вот чего-чего, но равнодушие - худшее, что только можно испытывать по отношению ко мне. Писатель во мне корчится от злобы, Человеку больно. Ну как можно ко мне, такому мне, ничего не чувствовать? Просто. Я всё это время был для него иллюзией другого человека. И наказан за то, что не стал им.

Но хочется верить, что годам к тридцати, я буду счастлив с кем-нибудь другим. Что будет у меня дом, с уютным кабинетом, будет кошечка, и не одна, будет Имя. И будет тот человек, про которого я не напишу подобный текст куда бы то ни было.

[olivcoedd]

Мы так схожи. Два бледных лица, две пары узких карих глаз, прикрытых очками. Носы чуточку разные, Мать Природа так повелела. Выраженная глочка над верхней губой, та, которой я восхищался в себе, оказывается есть и у тебя. И сами губы. Красивые, не слишком пухлые, но и не тонкие словно нить, с острыми уголками. Растягивающиеся в хитрую улыбку. Волосы, будто кофейная гуща тёмные, аккуратные брови. Может, ты тоньше меня, легче. Поднимаешься с буйным ветром и взлетаешь вверх, смеясь или молча. Может, ты выше меня, длиннее. Тянешься к небу, стремясь дотянуться руками до птиц и облаков. Может, ты тише меня. Шепчешь отчётливо, вместе с течением времени дышишь по счëту, совсем беззвучны твои шаги. Может, ты нежнее меня. Ласков прищур твоих глаз, а руки мягкие и вечно танцуют пальцы, поглаживая и отдавая любовь. А может, ты проще меня. Податлив и мил, с обожанием принимаешь жесты и речи, о чем бы они ни были. Я не такой. Я твёрдо стою на земле и даже уроган не оторвёт меня от почвы, в которую я пустил корни. Я невысок, ловко проскальзываю под ограждениями и уклоняюсь от ветвей, замечаю маленькие кусочки стекла на асфальте. Я звонкий и резкий, как полицейская сирена. Нежность моя груба, двойственна и понятна не всем. Со мной тяжело совладать. Такие схожие внешне и совершенно разные внутри. Но и я старался быть летящим. Как пёрышко качаться, не касаясь земли, подниматься выше. Я тоже хотел тянуться к облакам и поймать солнечные лучи руками, ощутить их жжение. Я тихо пел, переходя на сонный хрип, когда расплывался в спокойствии летнего утра. Пытался быть самым бережным, даже укусы мои были едва ощутимы, лишь бы показать, как я ломок в секунде. А проще стать у меня бы не вышло, мне это было не нужно. Это ценилось. Как черные глаза и глубокая галочка над губой. Как отражение тебя в кривом зеркале, запертое по ту сторону. В него приятно смотреть, ведь так похоже, едва-едва отличишь. Но коснувшись его - не ощутишь ни тепла, ни родства, ни любви. Холодная, гладкая пластина. Лишь отражающая свет, который в ней искали. Всего-то отражение, быстро утратившее свои чары, стоило в комнате появиться тебе. Только тогда становится ясно, поставив нас рядом, что никакие мы не близнецы. Что во мне твоего ничтожно мало, даже если очень постараться вообразить. А чего там во мне много, разбираться уже не хочется, да и незачем. Ты здесь. Ты уйдёшь - и всё не станет как прежде, зеркало треснет и рассыпется мерцающей крошкой по кафелю. Не будет ценно больше, ничего не будет. Ни чёрные глаза, ни глубокая галочка над губой. И я буду наказан за то, что не стал тобой.

[olivcoedd]

Их всегда двое. У обоих есть друзья. Ценность - то, чем их окрестил Писатель. Любовь - то, чем ласково их назвал Человек. Это одни и те же люди. Мною ценные и любимые. Они живые. Не похожие на куколок, движущихся по приказу всепонимающего мастера. Их поступки невозможно продиктовать, лишь постараться предугадать. Бывает, они шутят и играют, бывает и безутешно рыдают, утыкаясь в моё плечо. На них смотрят две пары глаз. Одинаково черных, блестящих. Глаза Человека блестят от слез. Глаза Писателя горят любопытством.

– Ну вот ещё штришок! Пусть скажет ещё пару слов - и полно! – упрямствует Писатель, жадно выцепляя чужие чувства, помещая их в толстый блокнот.

– Нет, хватит! – молит Человек, – Ему больно, и я ему нужен! Это совсем не красиво!

– Твоя красота - твоя правда.

И ведь действительно: ему больно. Друг живой. Ему не прикажешь замолчать и начать испытывать умиротворение. Писатель морщит лоб. Ему становится совестно. Он убирает блокнот, смиренно поддаётся Человеку, разрешая побыть. Человек гладит друга по голове, шепчет наивные глупости, искренне веря в них. Писатель слушает. Запоминает и так. Ему больно - значит ему нужно помочь. Но как чудно он болит, потому что живой. Без Человека Писатель бы тоже пропал, утопив себя самого в попытке повторить то, чего он без Человека понять никогда не сможет.

Один организм.

Человек хрупкий, невесомый. Его основа - душа. Она состоит из тонких, серебистых нитей. Это его воспоминания, желания, страхи и мечты. Он умеет любить, смеяться, восхищаться и поддерживать. Но так же он умеет ненавидеть, рыдать, разочаровываться и не понимает слова "нет". Он бесконечно нуждается во впечатлениях, людях, разговорах и историях. Он хочет получать всё вкусное и лакомое, не хочет ничего другого. Только так, как хочу, иначе не нужно.

Писатель строг и неприклонен. Его основа - разум. Схема, четкий план, чертёж, который превращается в каркас, фундамент благодаря красному слову. Нули и единицы превращаются в овалы и отрезки, затем в буквы. Он этим живет. Процессом преображения. Он капризен, честолюбив и раним. Он - король своего мира, который написал сам. Но в нём всегда пусто. Он обожает страдания, самые едкие и омерзительные мгновения, потому что быстро перекраивает их в гордость. Его не заботит то, что происходит в его жизни, за пределами цели.

Они заперты в одной клетке. Они - сиамские близнецы. Они вынуждены делить каждую мелочь на двоих. Что бы писать нужно две руки, но левая, та, что со стороны Человека, всегда будет занята чем то другим. Что бы ходить по комнате, в раздумьях, нужно две ноги. Но левая всегда будет идти в ненужную сторону, к двери. К выходу в свет. Писатель злится. Он хочет свободы, хочет собственное тело. Посвятить работе себя всего. Он всегда прав, потому что сам написал вселенную, в которой живет. Человек плачет. Он тоже хочет собственное тело, но не способен выжить в одиночку. А его так часто ранили, и только Писатель помогал превратить его боль в чудо. Но он же и заставлял его вспоминать эту боль чистой, не отфильтрованной, что бы выжать из неё что-то ещё. Человек мечтает вальсировать, плыть по течению, как фарфоровая балерина. Писатель идет напролом, широкими уверенными шагами, останавливаясь в любой момент, что бы увидеть новую деталь. Их походка смешивается в храмую суету. Это не красиво. Это не понравится другим. Оба они хотят признания больше всего. Писатель - признания своего гения. Человек - признания своих чувств. Они стараются ради этого. Но ссорятся, непристанно. Им не суждено стать полноценными, пока они не угаснут в бесконечности. Потому что один из них никогда не сможет жить без другого, но рядом им тесно. Человек это понимает и мирится, настолько, насколько может. Писатель нет. И каждый одинок. А когда рядом со мной есть человек, одинок только один из них. Зависит от того, чья очередь говорить.

[olivcoedd]

Один организм.

Человек хрупкий, невесомый. Его основа - душа. Она состоит из тонких, серебистых нитей. Это его воспоминания, желания, страхи и мечты. Он умеет любить, смеяться, восхищаться и поддерживать. Но так же он умеет ненавидеть, рыдать, разочаровываться и не понимает слова "нет". Он бесконечно нуждается во впечатлениях, людях, разговорах и историях. Он хочет получать всё вкусное и лакомое, не хочет ничего другого. Только так, как хочу, иначе не нужно.

Писатель строг и неприклонен. Его основа - разум. Схема, четкий план, чертёж, который превращается в каркас, фундамент благодаря красному слову. Нули и единицы превращаются в овалы и отрезки, затем в буквы. Он этим живет. Процессом преображения. Он капризен, честолюбив и раним. Он - король своего мира, который написал сам. Но в нём всегда пусто. Он обожает страдания, самые едкие и омерзительные мгновения, потому что быстро перекраивает их в гордость. Его не заботит то, что происходит в его жизни, за пределами цели.

Они заперты в одной клетке. Они - сиамские близнецы. Они вынуждены делить каждую мелочь на двоих. Что бы писать нужно две руки, но левая, та, что со стороны Человека, всегда будет занята чем то другим. Что бы ходить по комнате, в раздумьях, нужно две ноги. Но левая всегда будет идти в ненужную сторону, к двери. К выходу в свет. Писатель злится. Он хочет свободы, хочет собственное тело. Посвятить работе себя всего. Он всегда прав, потому что сам написал вселенную, в которой живет. Человек плачет. Он тоже хочет собственное тело, но не способен выжить в одиночку. А его так часто ранили, и только Писатель помогал превратить его боль в чудо. Но он же и заставлял его вспоминать эту боль чистой, не отфильтрованной, что бы выжать из неё что-то ещё. Человек мечтает вальсировать, плыть по течению, как фарфоровая балерина. Писатель идет напролом, широкими уверенными шагами, останавливаясь в любой момент, что бы увидеть новую деталь. Их походка смешивается в храмую суету. Это не красиво. Это не понравится другим. Оба они хотят признания больше всего. Писатель - признания своего гения. Человек - признания своих чувств. Они стараются ради этого. Но ссорятся, непристанно. Им не суждено стать полноценными, пока они не угаснут в бесконечности. Потому что один из них никогда не сможет жить без другого, но рядом им тесно. Человек это понимает и мирится, настолько, насколько может. Писатель нет. И каждый одинок. А когда рядом со мной есть человек, одинок только один из них. Зависит от того, чья очередь говорить.

[olivcoedd]

Как давно я сюда ничего не писал.

Прошёл месяц, наполненный событиями и переживаниями. Я работал, каждый день боролся с омерзительным соседом по помещению, но не справился и уволился. Опыт чудесный, если не считать травлю Олега. Я ищу новую работу, всё в той же сфере, уж слишком мне нравится варить кофе. Чем ближе становились праздники, тем быстрее пустела моя голова. Творческие муки, размышления о вечном? Да куда уж, если вокруг всё трясёт, а подарки близким нужно откуда-то взять? Носился, лихорадочно, выбирал. Вместе с матерью и отцом ходил в квартиру, разбирать кухню. Холодильник, стоявший там задолго до моего рождения, сгнил подчистую. Ещё в последний мой визит, дедушка разводил в нём какую-то плесень, а было это в конце июня. Холодильник мы окрестили Лениным, под стать квартире и его разложению. Поставлен он был абсолютно нечеловечески, в проем, который был уже самого холодильника. А потому и извлечь его было невозможно, убив на это целый вечер и с сотню нервных клеток, мы решили вызвать грузчиков через пару дней. Этот заход окончательно опустошил меня и всё, кроме тоски, улетело прочь. Тогда, дабы не потерять себя с концами, я решил съездить в Муром. Родители часто бывали там проездом, забирали Лику и ехали обратно. Я же не бывал там с две тысячи двадцатого года, с последней поездки в гости. И вот, я мчался по трассе под русский рок, ощущая себя маленьким мальчиком, едущим праздновать Новый Год. Как в детстве, много-много лет подряд. И действительно, два часа, проведённых в таких родных местах, вернули меня к жизни. Носился, как восторженный идиот, и фотографировал каждый уголок.

Несколько дней после этого, Лика гостила у нас. Я старался успеть купить подарок и ей, бегал по Покровке, в поисках чего-то стоящего. Забежал в неприметную кофейню, подкрепить силы сладеньким напитком с кучей сиропа. Бариста оказался чудесным, мы болтали и обменялись номерами. Вот уже почти три недели мы общаемся ежедневно и гуляли несколько раз, быстро нашли общий язык. Юра, так зовут этого чудика, исключительно болтливый и творческий человек. Ничего не напоминает? Я точно такой же. На этом и сошлись, судя по всему, а уже хотим съехаться. Во всей суматохе, непрестанной тенью за мной ходил Страх. Страх декабрьско-январского перехода. С первого числа декабря до самого Дня Рождения, я чувствую как мои дни подходят к концу. Каждый миг, не занятый делом, я думал: у меня осталось так мало времени. Будто бы я исчезну, невидимый таймер прозвенит и всё кончится. Никакой аварии, трагедии или детальной смерти, просто исчезновение. Становление меня прозрачным и неуловимым, позабытым близкими. Существуя бок о бок со Страхом много лет, я привык, научился принимать. Словно восьмидесятилетний старик с неизлечимой болезнью, знающий, что его не станет в следующем году, но выбирающий последние подарки близким. Попутно фиксирующийся во всём, оставляющий следы и записи, творящий безумные вещи. Это повышало шансы, что пропажу всё же заметят. И Его Величество Страх гнал меня вперёд, толкал в спину, напоминая о количестве важных дел, которые я могу не успеть. Чистая кухня, спланированное меню, скачанные на флэшку фильмы. Тридцать первое декабря, в квартире дедушки, принадлежащей мне. Посуда из шкафа, занавески, ковры и лампы - всё было в моей власти, но напоминало о том, чего уходящий год меня лишил. Близкого человека, укрытия и беззаботного смеха. Даже во всём этом мраке, я резал салаты и пел песни, Апри начинял тарталетки станной смесью из сыра и моркови. Ночь прошла странно, смешанно. Апатичное молчание сменялось нервным хихиканьем, старыми сигаретами, а затем радостью. Крепким, глубоким сном. А подаркам я был рад без исключения, что редкость. Уже пять лет не было такого, что получать приятнее, чем дарить.

Пережив Новогоднюю ночь, я спровадил мелкого и остался один. Рефлексировал, покрывался пылью. Сростался с квартирой, пытаясь подчинить себе её несносный нрав. Наконец-то собрал воедино мысль, приходившую достаточно давно. И звучит она так:

"..Написав об этом маленький фрагмент зимой прошлого года, упомянув его в "терапевтической" зарисовке о смерти матери Дани, спустя несколько дней после кончины дедушки, я просто размышлял. Фантазировал и создавал образы, необходимые для повествования. Тогда я ещё не знал, что каждый визит в квартиру будет вызывать во мне ноющие, навязчивые ассоциации. Поначалу я не различал их, считал за тоску и горечь утраты. В момент, когда я с головой опустился в работу над книгой, избегая реальности - редко оказывался там. В октябре всё же пришёл, не один, одному было страшно. Неожиданно компаньон меня покинул, а я не смог уйти. Сел в кресло, посмотрел в зеркало, начал крутить педали. Выпал из происходящего конкретно, часа на два. Копался в себе, слушая эту навязчивую мысль. Тогда понял, что некоторые чувства, описанные мной в мимолетных сценах "квартиры Дани" - калька на мои собственные "выпадения" на Красносельской. Размытая картинка, любопытство, лёгкий страх. Непривычность интерьеров, попытки выловить из памяти воспоминания на грани дереализации. Вседозволенность, вследствие которой возникают опасные идеи, желание изменить всё прямо сейчас. Тогда задумался, почему так вышло. Ведь Даня и его мама никогда не были близки, а его персонаж не отличается сентиментальностью. Арка была утверждена ещё в марте, когда я и помыслить не мог, что моего близкого человека скоро нестанет. Даня чувствовал, терзался и рефлексировал раньше меня, а может и одновременно, но не в той концентрации. Я, как автор, проживаю каждую эмоцию, что жалую герою, но лишь на уровне текста. Редкое исключение оставляет отпечатки на дальнейшем времяпрепровождении, но и они рано или поздно конвертируются в текст. Получилось так, что я "попробовал" эмоции раньше, чем они пришлись на мою долю. Поэтому я не различал их, из ложного дежавю. Последние несколько визитов я впадаю в транс осознанно, краду из него капельки для текста. Возвращаю туда, откуда взял, грубо говоря."

Оставалась всего неделя. Семь последних дней Антона-Января и семь последних дел. Время стало быстрее, утекало из рук и выбивало из колеи. Я ничего не успевал, не замечал, как день сменялся ночью. Даже Страх был бессилен, импульс кончился и я выгорел, принимая неизбежный побег. В ночь с шестого на седьмое я сидел в подъезде, слушал музыку и смотрел в окно. Моя любимая ступенька на пятом этаже, привычное место размышлений. Только вот тогда, смотря в окошко, меня навязчиво тормошила страшная мысль. "Выйди. Заберись по перилам, открой раму и шагни. Лучше разбиться за пять минут до проклятого таймера, чем бесследно исчезнуть! Так твои близкие точно узнают, что тебя больше нет." Я отбивался, делал музыку громче и закрывал глаза. С облегчением выдохнул, когда увидел на циферблате 00.00, а в наушниках звучало: ".. Young and sweet, only seventeen.. ". И я ушел домой, получать подарок от родителей. Фотоаппарат, новенький и красивый, как я и мечтал последние три года точно. Так как я старался придумать что-то абсурдное, что точно запомнилось бы, в отличие от предыдущих лет, попросил всех, кого пригласил, прийти на мой День Рождения в стиле эмо и повел их в гончарную мастерскую, расписывать чашки. Апри, Юра и я, в самых странных нарядах, несколько часов мучили глину, смеясь и иронизируя. На улице собачий холод, мы бежали подрагивая, все трое в узких джинсах и с накрашенными глазами. Поехали ко мне домой, есть торт и греться. Нежданно-негаданно явилась Диана, с которой я давно не виделся. Был счастлив обнять её и посплетничать малость. Улыбался, не переставая, ведь мой кошмар кончился. Мне семнадцать лет и я не умер, не исчез и не растворился. Да к тому же обзавелся новым енотовым другом, которого мне связал Апри. Даже ботиночки слепил, с красными шнурками, точь в точь как у меня. И ещё одним ловцом снов, который сплел Юра. Спать я теперь должен как младенец, раз у меня их аж четыре.

Теперь мой кошмар точно кончился, Страх ушёл, а творческий запал вернулся. Чего ж мне желать ещё? Оказалось, радости на этом не кончились. Позавчера Апри приезжал в гости и вручил мне ещё один подарок, который не поспел к дате. Я обомлел, держа его в руках. Прочитав эту книгу ещё в сентябре, где-то на левых сайтах, два раза, я не думал, что когда-нибудь заполучу её в бумажном виде. На русский официально переведён только первый том и в издательстве, продукцию которого сейчас практически нигде нельзя купить. Уж точно не эту книгу, её было сложно найти даже до принятия людоедских законов. Я фиксировался на ней с сентября, начитывал Апри и Саше, пытался разделить хоть с кем-нибудь. Ведь её читало так мало людей. И вот, через тридцать три кочки, Апри её добыл. Не распечатанную, никем не тронутую, и протянул ��ично мне. Ещё несколько часов я просто смотрел и мямлил, в восторге. Боялся открыть, но очень хотел, только первозданный вид ничем не хотелось менять. Не пожалел, в итоге, ведь в ней есть дополнительный рассказ, который мне не удалось найти в интернете. Я пищал, смеялся и даже плакал, до того ценный подарок. Последний раз такое восхищение от вещи я испытывал пять лет назад, держа в руках концертный мерч Noize MC.

И Диана хочет на днях заехать, остаться с ночёвкой. И с Сашей я наконец-то увижусь, то он в Финляндии был, то болел. Пусть он и причинил мне боль, сейчас мы друзья и он остался близок мне, по-своему. Не так, как раньше, совсем, и я больше не страдаю без него, не завишу от сообщений. Я жив и свободен, впереди у меня последний год подросткового возраста и много решений, путешествий и трудностей. Волнительно, чувственно и любопытно. Первый переход, который не просто кончился спасением, а запомнился тёплым и ярким. Счастливым. Подающим надежды и заставляющим смело смотреть в глаза Страха. Две тысячи двадцать третий забрал у меня так много, лишил последних козырей и выбил из рук костыли. Я остался храмой собачкой на винтовой лестнице, но моими перилами стали люди. Мои близкие, что вели меня за руку, когда я совсем не мог плестись дальше. Мама и папа, которые проживали потерю и горе вместе со мной. Мама, которая отвлекала меня на дурацкие сериалы, готовила любимые блюда и советовала книги. Папа, который катался со мной на машине, обсуждал музыку и рассказывал истории. Апри, который героически выслушивал мои тирады обо всём на свете и привносил свою каплю красок в мою картину мира. Делился своим творчеством, поддерживал моё, оставался на ночь, когда это нужно было ему и когда это нужно было мне. Встретил со мной сложные дни, самые сложные в году, и подарил аж две книги, которые я мечтал заполучить. Подарочное издание "Дом, в котором.. " на Новый Год и "Пленённый принц" на День Рождения. Саша, который поддерживал меня во всём и был моим верным спутником целый год. Лика, которая приезжала чаще и украшала дом, делала его уютным и семейным, живым. Диана, которая оставалась моим первым другом и советником, даже не смотря на редкие встречи. Сквозь всё на свете, она блестит жемчужиной в моей шкатулке уже седьмой год. Модя, которые пишут мне каждый день, приземляя, возвращая к повседневности. Радуя, слушая и озадачивая. Обмениваясь посылками, письмами. Рядом через тысячу километров. Спасибо каждому из них за то, что не дали мне споткнуться и вдобавок к ногам сломать позвоночник. Держась за них я поднимался, медленно и печально, но боль не унималась. Лекарством мне стало собственное творчество. Переживания сплелись с фантазией и на свет появилось девять глав книги, которую я не мог начать полтора года. Я с головой нырнул в писательство и поселился в выдуманном мире, подружился с персонажами и поместил их в множество ситуаций. Рассказы, черновики, разгоны. Рисунки, шуточки, смешные картинки и альтернативные вселенные. Я признал себя, признал себя как писателя и позволил делу жизни наконец встать на законное место. Как личность я стал сильнее, лучше и ярче. Гордо, несгибаемо тянется моя линия жизни, туда, куда я сам её веду. Позарез набитый эмоциями, событиями и потрясениями, прошлый год закалил и без того твёрдый характер. Уважающая себя и своё время личность теперь готова сражаться и получать всё желанное. Искренее счастливый я улыбается себе прошлому и любопытно щурится в сторону себя будущего. А каким я буду, станет ясно сильно позже. Верю, что потрясающим. На этот раз точно.

Спасибо и тебе, дорогой человек, что следишь за моим маленьким рассказом. Надеюсь, что ты тоже найдешь своё счастье и поймаешь попутный ветер, ведь впереди ещё столько всячины. Пройдешь этот путь вместе со мной?

[olivcoedd]

Голова моя болит от всего, что проходится делать сейчас, но моя душа однозначно хочет оказаться дома у дедушки. Там душно, пахнет деревом и специями, очень светло и просторно, но на каждом сантиметре поверхности лежит какой-нибудь предмет, потому что дедушка - хламушник. Всюду висят плакаты и календари, фотографии членов семьи и вышивки, которые ему подарила моя мама или бабушка. На фоне всегда бубнит телевизор, либо новости, либо дурацкие шоу, бурлит масло на сковороде, вот-вот будут готовы котлеты. Воздух ощущается теплым и нежным, будто он сам немного масляный, даже если открыть окно зимним вечером. А дедушка сидит на кухонной табуретке, на столе рядом с ним лежит очечник, несколько таблеток, полотенце и обязательно дощечка, на которой либо пустая рюмка, либо бутерброд с салом. Он военный человек, потому он скомандует мне, с порога: "Разувайся, мой руки, ставь чайник, рюкзак оставь на кухне. ", и я сделаю. А потом он меня обнимет, скажет, что я стал выглядеть живее и лучше, спросит, что нового. Я буду долго говорить, смеяться, жаловаться, удивляться его реакции, а он положит на большую тарелку пару котлет, булгур, морковь с луком, обязательно добавит какой-нибудь подливы, которая есть во всех его блюдах, включая супы. Нальëт себе рюмку водки, в мою рюмку выжмет апельсиновый сок и мы чокнемся. Чай я сделаю сам, и себе, и ему. И мы будем есть. Молча, под бубнеж ведущей из телевизора и тиканье часов. Я помою посуду, начнёт рассказывать он. Много всего, в основном о молодости или поре, когда моей маме было лишь двенадцать, а он пытался прокормить семью в девяностые. Я всё это уже слышал, но каждый раз по-новому задавал вопросы, восхищался и запоминал каждое слово. Очередной раз я помогу ему разобраться с проклятым телефоном, или компьютером, который не даёт ему писать новую свою книгу в ворде. Уже темно и мне пора домой, тогда он насыпает мелочь мне в карман, а в руку кладёт крупную купюру, я делаю вид, что не заметил номинал в пять тысяч рублей и говорю "спасибо", быстро сую в тот же карман. Я буду жить на неё несколько недель, он это знал, а ещё знал, что я стесняюсь таких подарков, но так он проявлял любовь. Мы обнимались и я уходил, не забывал обернуться посреди двора и помахать рукой, из окна он махал мне в ответ и не отводил глаз, пока я не скрывался за углом соседнего дома. Каждый раз после этого на душе было так тепло, я был готов бежать дальше и бороться со всем, что на меня бросает жизнь. Приходил я со сломанными ногами, подбитым глазом или разорванной душой, из дома дедушки я выходил здоровым и сияющим, потому что целых два часа мы просто друг-друга любили. Уже пол-года я прихожу в эту квартиру и слушаю тишину. Сам включаю свет и прохожусь по всем комнатам, всё ли в порядке? Пахнет в ней так же, так же тепло, но уже ничего не наполняет её жизнью, потому что теперь она моя. Я в ней пока не живу, не могу. Просто прихожу, сажусь в его кресло и подолгу кручу педальки, что-то вроде ленивого велотренажера. Однажды я заполню её собой, переделаю всё под свой вкус, но никогда не забуду всех тех вечеров, когда я был совсем мал и мог потеряться в трехкомнатном логове писателя-коллекционера. Я теперь и сам писатель-коллекционер, но совсем другого толка. Больше всего я сейчас мечтаю о том, что однажды я туда приду, а он посмотрит на меня, укоризненно, и скажет: "Ну и где ты был? Почему не отвечал на звонки? Шпана. Иди руки мыть, потом жду отчёт. Мороженое будешь? " и я снова буду любим. Может, лет через шестьдесят, так и будет в этом вашем "Раю"?

[olivcoedd]

Я не знаю как теперь буду жить, но буду. Если моя же страна не убьёт меня раньше, чем я снова найду хоть что-то, за что зацеплюсь. Без него я ничего не могу. Слишком часто этот год меня ломал. Я снова десятилетний мальчик, запертый в клетке со своими страхами. Совершенно один. Преданный тем, кого любил больше всего на свете. Что теперь будет? Не знаю. Уже ничего не знаю. Лишь бы только дожить до чего-нибудь хорошего. Ни о чём больше не прошу. Пережить и только.

[olivcoedd]

Саша закончил наши отношения. Я разбит на части и теперь мои глаза совсем не блестят. Больше у меня никого не осталось.

Вчера я купил себе пальто. Обычное, черное пальто, как и хотел уже несколько лет. Много иронизировал на тему своей индивидуальности, мол в этом пальто я точно не такой как все. Но оно мне так нравится. Ещё мерил оправы в оптике, заранее, убедился что мне правда подходит то чего я хочу. Сегодня у меня стрижка, я наконец-то стану выглядеть как человек. Вроде бы жизнь наладилась совсем, я пишу, думаю, плету фенечки. В эти выходные хочу испечь яблочные слойки, удивить Сашу. У меня в целом огромные планы: показать ему мой любимый сериал, например. "Голяк", кстати, если интересно. Моя любимая комедия, мгновенная серотониновая яма, лекарство от любой хандры и всё в этом духе. Апри застебал меня за то, что я иду работать в общепит, высказал своё тринадцатилетнее мнение что он в общепит не хочет и не пойдет никогда. Вспомнил себя в его возрасте и улыбнулся. Я тоже не хотел в общепит и собирался поступать в театральный. Надеюсь у него получится, я изменился и больше не хочу. Честно говоря я рад работе с людьми, хоть какой, в том году я работал продавцом в книжном магазине и это было лучшее лето что я помню. А ещё я очень люблю кофе. Да, все эти сладкие, жуткие напитки тоже. Всю зиму питался только латте с апельсином и грейпфрутом, до сих пор скучаю..

Вот такой вот у меня пока план, меня устраивает. Побежал собираться. Я, как истинный хаотичный, капризный принц, пожелал поехать завтракать в кафе и лучше мне туда не опаздывать, Саша может замерзнуть.

[olivcoedd]

Так странно, но прошло чуть больше трех дней, а всё уже иначе. Работа мне ужасно нравится, а ещё она вдохновила меня на писательство.

Точка не большая, находится внутри магазина с товарами для курения. Я заходил туда почти месяц назад, покупал очередную жидкость для вейпа, заодно захотел кофе взять. А эта сеть кофеен очень интересно называет свои напитки, в честь писателей. Концепция забавная и приносит узнаваемость, но мне очень смешно каждый раз, как кто-то заказывает Пушкина, например. Я пошутил об этом бариста и слово за слово выяснилось, что им позарез нужны сотрудники. И вот, почти месяц спустя, эта же бариста написала мне, что будет стажировать. Мари - очень милая, невысокая, на вид даже хрупкая девушка, с очаровательными карими глазами и тонким, выразительным носом. Учила она меня отлично, я чувствовал себя смертельно усталым, но за два дня научился всему, что от меня требовалось. Из-за небольшой проходимости мы очень часто болтали, выходили на перекур или просто сидели на складе несколько минут, что казалось мне особенно приятным, потому что я люблю рабочие помещения. Первый день стажировки я учился открывать смену, варить эспрессо и настраивать помол.. К последнему отношусь с лютой ненавистью, потому что проливать две-три порции эспрессо, просто что-бы метеозависимая кофемолка начала выдавать адекватную порцию помола, очень долго. Особенно, если ты стажёр, который и так ничего не делает быстро. И ведь сбивается, скотина, только когда приходят гости. И вот вроде торопишься, а вместо положенных тридцати трёх миллилитров эспрессо кофе машина выдает шестьдесят, и пахнет всё это дело горелым деревом. Но в целом, было весело. Тогда я купил блокнот, в который записываю всё, что нужно запомнить. Вчера меня учили взбивать молоко, готовить напитки и закрывать смену. Готовясь к тому, что я буду нещадно лажать, я купил две коробки молока. Не хотел тратить рабочее, выручка кофейни и так не вот хороша. А в итоге я с первого раза смог сделать всё отлично, как и все последующие разы. Из-за этого у нас осталось много свободного времени и мы снова говорили обо всём на свете. Мари очень вдохновила меня тем, что несмотря на болезнь, которая в один момент может её парализовать, она строит планы на жизнь и добра по отношению к окружающим, усердно работала и действительно любит то, что делает. Она живет с осознанием того, что ей очень повезло получить шанс на жизнь, с её болезнью дети обычно умирают года в два. Человек, ценящий жизнь, любящий новое, чудесно улыбающийся и доброжелательно относящийся к другим, вне зависимости от их собственных недугов - самое вдохновляющее для юного автора, который пишет о людях. Она верила, что меня возьмут с того дня, как мы пересеклись, потому думала как меня учить и рассказала обо мне нашим "соседям" из магазина. Она откладывала списанный помол, что бы я тренировался на нём, написала мне подробные инструкции по всему, чему учила и ни разу не спросила про моё паспортное имя. Мне повезло с наставником, но ещё больше мне повезло встретить такого удивительного человека на своём пути. Как и любой интересный персонаж, она отразилась на моём восприятии мира и однажды её тень промелькнет в какой-нибудь моей книге. Я искренне рад, что моя работа связана со сферой услуг, общение даёт мне самое желанное, что есть. Идеи. Возможно, я был рожден, что бы стать бариста или продавцом, кто же знает? Цени окружающих, дорогой человек, каждый новый знакомый может стать причиной размышлений и ценных выводов.

На этой неделе начинаю стажировку в кофейне у дома, дома отвратительная атмосфера, а в творчестве у меня застой. И всё это под декабрь, Новый Год. Не чувствую праздника, не чувствую желания делать хоть что-нибудь. А у меня дедлайн до января на две главы. Вот и как себя вести, дорогой человек?

[olivcoedd]

На этой неделе начинаю стажировку в кофейне у дома, дома отвратительная атмосфера, а в творчестве у меня застой. И всё это под декабрь, Новый Год. Не чувствую праздника, не чувствую желания делать хоть что-нибудь. А у меня дедлайн до января на две главы. Вот и как себя вести, дорогой человек?

[olivcoedd]

Прошлым летом я работал в магазине, который принадлежал другу моего отца. Я очень хотел найти любую работу и был рад, что меня возьмут хоть куда-то, совсем не интересоваться куда. Думал, что это и не важно, пока не пришёл в первый раз.

Вова, как первый начальник, был лучшим, что могло мне достаться от вселенной. Да, он как таковым и начальником то не был, но я предпочитал уважительно думать о нём. Он же ненавидел официоз, поэтому в день "собеседования", он сразу сказал, что никаких Владимиров Владимировичей тут нет. Есть Вова, или Лис. Я привязался к нему, как отцу или старшему товарищу, потому что он был очень образованный человек. Говорил красиво, с выражением, будто вслух читал книгу. Голос у него был не очень низкий, а сам Вова был не очень высокий и с добрым лицом, поэтому я отдал этому магазину своё сердце. Очень хотел не болтать лишнего, казаться старше и умнее, чем был, но не мог, до того он распологал к себе.

Я почти не читал тогда, знал о литературе достаточно мало и по авторам не мог понять жанр, даже приблизительно, поэтому меня приходилось учить всему. Но я старался. Я старался делать все правильно, помогать в чем только можно, расставлял книги ровнее каждый день, протирал пыль. С упованием смотрел на то, как Вова оценивал новые книги или ремонтировал старые, рассказывал мне всё о их строении и оценке на рынке. Я слушал внимательно. Однажды он сказал мне, что обожает, когда ему приносят самиздат. Когда это какой-то местный автор, которого почти никто не знает. Такая книга - редкость. Мне захотелось принести ему свою, через много лет, когда Улисс получит свою долю. Я бы и принёс, специально для него сам издал бы несколько копий, но Улисса больше нет. Но есть моё желание, применить полученные знания в жизни. И воспоминания.

Я часто ошибался поначалу, но Вова меня не ругал. Он только смотрел на полку, с улыбкой, и переставлял несколько книг, после чего говорил:

- Молодец, только Бальзак - это зарубежная классика, не ставь его к русской, пожалуйста.

Я краснел и извинялся, но больше не ставил. Он уходил почти сразу, как я приходил на смену, давал мне ключи, со смешным помпончиком вместо брелка. В мою смену постоянно случалось что-то такое, из-за чего я звонил ему, не мог решить сам, но и тогда он не ругался. Только потом, в конце смены, когда приходил закрыть магазин. Но ругался не на меня, вместе со мной, потому что какое-то быдло повело себя плохо. Он иногда матерился, делал это красиво, как подобает образованному человеку, сразу извинялся и старался таких слов не говорить. Мне было комфортно, что бы он ни сказал. Помню день, когда он поехал встречать отца, который приехал из Волгограда. Через несколько часов смены, я услышал знакомый голос и вышел к стойке, встречать командира. Он шёл с пожилым мужчиной, решил показать магазин, тут же представил нас друг-другу. Назвал меня по имени, по настоящему имени, и его отец пожал мне руку. Я готов был захлебнуться слезами, от благодарности за это. Так же было и с его женой, дочерью и друзьями. Он никогда не звал меня по паспорту, хоть и знал, что в нем написано.

Иногда я спрашивал его о какой-нибудь книге, что привлекала моё внимание, он давал отзыв. Казалось, он знал всë. Каждый журнальчик или фотоальбом, трехтомник или советский букварь. Поговорить он обожал, особенно о работе. Я с детства знал его, когда они с отцом работали вместе в Бугрове. Отец мечтал уйти в айти, ему это удалось, Вова мечтал открыть магазин. Я был счастлив видеть как он любит своё дело, как старается и каждый день дышит им. Я был разбит, когда понял, что Улисса больше нет. Вова сам красил стены, делал ремонт, не смотря на дальтонизм, все полки и шкафы искал или делал сам. Теперь на том месте пекарня, какая-то глупая пекарня, на месте моего волшебного Улисса. Я привык игнорировать своё самочувствие, если был чем-то занят. У меня обострился гастрит, я не мог спать и меня постоянно тошнило, но я работал, значит это не имело значения. Я почти не ел, что бы не будоражить желудок, и в день перестановки полок, чуть не свалился без сознания. Кое-как я убедил Вову не отправлять меня домой, объяснил ситуацию. Он сказал что у него тоже гастрит и отсыпал мне своих таблеток, послал за едой и приказал нормально питаться. Я плакал, пока шёл в магазин, потому что обо мне заботились. Я протер новый стеллаж так, что он блестел, заполнил его весь, даже почти без ошибок. Когда Вова сказал что у него не очень хорошо идут дела и платить он мне больше не может, я умолял меня не выгонять и попросил работать просто так. Он очень обрадовался. Когда я стал "волонтерить", переписка стала выглядеть иначе, он всегда добавлял "Если можешь" к "Приходи в три". За это отношение ко мне я готов был забить кого-нибудь насмерть, лишь бы всё было так до самой моей кончины.

Не каждому выпадает шанс побывать в таком месте, ещё реже выпадает шанс там работать. Я безмерно счастлив, что стал частью замечательной истории и узнал просто огромное количество полезной информации. Даже дедушка однажды пришёл туда, ради меня, но пришёл. Он успел увидеть Улисс прекрасным, летним и живым. Если бы я возвращался к детской практике, где тихо выдыхал и представлял себя в безопасном месте, я бы перенесся в Улисс. Раньше это были горы, берег моря, где были мои альбомы и карандаши, спасавшие меня от нервного срыва, сейчас это были бы бирюзово-бордовые стены, с фотографиями и картинами, огромными стеллажами и благотворительными открытками. Внутри меня навсегда останется память об этих днях, когда я сидел в подвале, набитом книгами, и старался быть лучшим помощником. Он всегда будет в этом дворе, в слове "Варвáрка" и в моём сердце, в каждой строчке моей книги. Потому что Улисс - это мой второй дом, который я никогда не покину, даже если его уже нет.

Никогда не знаешь, что поменяет в твоей жизни одно маленькое место, дорогой человек. Берись за любое дело, что бы найти своё.

[olivcoedd]

Шесть дней сигареты не курил, а тут резко захотел. Я, вроде как, бросаю, поэтому пачку покупать вообще мимо. Думаю, ну, я в центре города, сейчас стрельну. Да ни черта. Я минут пятнадцать всех донимал, пока какая-то усталая девушка не стрельнула мне тонкий винстон. Говно то ещё, но я удовлетворен. Надеюсь брошу.

[olivcoedd]

Иногда мне очень хочется написать сюда что-нибудь такое, что я хотел бы рассказать множеству людей. Что бы это кто-нибудь внимательно слушал. Запомнил. Но это как раз такое место, куда я пишу всё, что не хочу показывать другим сейчас. Может, через много лет, покажу. Но не сейчас. И даже в таком случае я не уверен что кто-нибудь будет заинтересован в этих мыслях. Вот так вот, дорогой человек.