#бормочет мысль

[mumblingstudent]

[whisperfiree]

Признание в любви

Юный герой долго не мог выбрать подарок для своего лучшего друга, может фигурку? Нет уверенности что Каччану понравится такая ерунда? ��ли может рассказать то что давно бьётся под рёбрами, разгоняя кровь по венам… доводя до нервного бормотания, не хотелось об этом думать, прикрыв рот рукой, ходит по комнате, быстрым шагом.    - не смогу, он меня пошлёт…не поверит в то что скажу, и что тогда делать? Может подарить и правда фигурку и не пытаться себя мучить? Смущенно краснеет, сжимая футболку на груди, решая в голове не так долго, подходит ко столу приступая на большом листе к рисунку на котором будет изображён блондин, в своем великолепии когда он его видел. Картина получалось яркой, блондин в костюме героя и он рисует себя в его руках, во время поцелуя, среди множества звёзд…рука выводила линии нервно, но с любовью выделяя брови и ярко-красные глаза, что так напоминали алую кровь. Отодвинувшись от листа рассматривает рисунок, ощущая волну смущения что расползалась по лицу, нарисовал буквально что, желал..какой стыд!… Продолжая выводить новые линии обдумывал. "Меня он ведь убьёт за такое? Или просто взорвёт как то что его бесит, как только рот открывал?" Слышится звук шагов и удар двери об косяк, человек стремительно врывается в комнату оказываясь около брюнета, и ощутив страх прячет ладонями рисунок, что почти закончил, подняв голову встречается с глазами красного оттенка, что так напоминали кровь, и начав говорить, его перебивает громкий голос Кацуки.  - Йо! дурик ты что так долго возишься тебя весь класс давно ждёт! Деку чем ты так долго занимаешься в своей комнате?!. Направляет взгляд на стол замечая кусочек где видно детализированный край костюма героя его собственного, и удивлённо подняв взгляд.  - ты что там прячешь, может уже покажешь или боишься? Трус Деекуу..  Брюнет не понимая что происходит, пытается плотнее сжать руки пряча рисунок, где они были вместе в страстном поцелуе…в голове уже показывалась сцена как блондин взрывает лицо, и страх холодными мурашками пробежался по спине.  - нне смотри, пожалуйста… прошу тебя.  Смущённо краснеет, и пропустив момент когда сильная рука сжимает его запястья убирая от рисунка, сталкивается с художеством ощущая жар по телу… Не мог этот идиот в него влюбиться, как и он в него… это же совпадение?   -  Нет ты точно лжёшь! Не может такого быть. Схватив за плечи, поворачивает к себе лицом брюнета замечая на нём смущение ничуть не меньше…и он положив ладонь на грудь бормочет.  - это был тебе подарок… я тебя…люблю… Заикаясь договаривает, смотря в глаза. От удивления блондин не знал как выразить то что думал о тех словах, и недолго думая берёт его за руку уводя на улицу, в окне увидев то место что так было похоже на рисунок что увидел на рисунке, и пришла дикая мысль посреди ночи это исполнить. Утаскивая во двор, где цвели множество цветов и сакура, взяв за обе руки опускается к губам брюнета в своем первом нежном поцелуе, опустив одну из рук до поясницы прижимает к себе, оба закрыли глаза отдаваясь в неожиданную ласку Заканчивая поцелуй, блондин смотрит на Изуку и хриплым голосом шепчет.  - тоже  тебя люблю…у тебя нет выбора кроме как принять мою любовь…

[pelmeshki-pp]

Окей, Тамблр.. ты победил битву, но не выиграл войну! Я просто буду разбивать свои записи на более маленькие посты! ДОООБРОЕ УТРО!ОО!!!!!!!![]~(￣▽￣)~* Пока я пытался разобраться, почему тамблр не даёт нормально опубликовать пост о Бакуго, я задумался над одним очень рукастым парнем.. ( •̀ ω •́ )✧

TW: омораши, мокрая одежда

Из-за своей причуды Шигараки не может прикоснуться всеми пальцами к своей одежде (простите, если это работает не так, я не хочу лезть на вики.. я очень боюсь словить еще споллеров, как с Даби). Кхм, так вот: он не может прикоснуться всеми пальцами, иначе сотрёт в порошок свою одежду. За долгое время он привык не использовать один из пальцев, чтобы не разрушать. Но при сильной усталости или при сильном стрессе, бывает забывает об этом и случайно берётся за ручку двери, стирая её в порошок. Главное, чтобы это не была ручка двери в уборную. φ(゜▽゜*)♪

О, просто представьте, как он раздражён чем-то. Фыркает, встаёт со стула. Он махнул рукой, "удачно" задевая всеми пятью пальцами свою ширинку, а точнее ползунок молнии. Он сыпется прям на обувь. "Это какой шанс то должен был быть?" - усмехается кто-то рядом. Шигараке прыгает на большой, железный ящик и скрещивает руки на груди, оттопыривая мизинцы в сторону. Перекидывает ногу на ногу и сидит с недовольным лицом, оглядывая всю лигу злодеев, будто это все они виноваты в его неаккуратности. Он бы оценил своё состояние на 4/10. Отводит взгляд в сторону, меняя ноги местами. Очень тихо что-то бормочет себе под нос, чувствуя каждую капельку пота, скатывающуюся по одежде и делая кожу липкой. О, это теперь просто неудобно. Шигараки немного беспокоиться о том, как бы случайно не стереть в порошок всё остальное. Белая рука с двумя толстыми красными проводками закрывает настороженное лицо. Раставляет ноги и дергает одной ногой, потряхивая кроссовком. Так сильно, что кроссовок слетел с ноги в лицо Твайса. Рука одна рука соскальзывает с груди на бедро и сжимает его четырьмя пальцами. Конечно, очень плохо, что он решил посидеть и потерпеть, на первый взгляд, ожидая неизвестно чего. Он просто ждёт возвращения Курогири. Разве не лучше просто посидеть и немного подождать, когда он вернётся и сможет своей причудой открыть портал для голубоволосого прямо в уборную? Всё равно на базе максимально какой туалет есть - кусты. Просто не хочется случайно наткнуться на Даби в них. Он начинает тереть ляжку об ляжку. Колени чутка дрожат. Твайс легонько трогает ногу Томуры и встаёт на одно колено, подавая его кроссовок. Было бы это кольцо - выглядело бы как предложение жениться. Шигараки чутка пинает ногой в носке по руке Твайса и нагибается вперёд, уже потянув руку к кроссовку. Жидкость внутри бурлит, заставляя зажмуриться и прикусить губу от дискомфорта. Как резко состояние ухудшилось на 6/10. Рука, которой он тянулся к обуви, начинает дрожать. Он медленно разгибается и вновь перекидывает ногу на ногу. Он всё ещё пытается казаться человеком с властью. Негромко говорит, поворачивая голову в сторону: "Надень его сам". Твайс потихоньку потирает затылок свободной рукой, пожимает плечами и надевает кроссовок на ногу Шиги, как-то долго возиться со шнурками. Томура замер на месте, задержал дыхание и напряг мышцы таза, как мог. О, сейчас он точно не мог позволить себе извиваться. Он нервно сглатывает слюну и краем глаза наблюдает, как Твайс пытается завязать красивый бантик из шнурков. Он дернул ногой, ударяя мужчину этим же кроссовкам по лицу. Опять. "Достаточно", - тихо говорить Шигараки и подтягивает обе ноги к себе. Он сел по-турецки и положил руки у промежности. Твайс фыркает и уходит подальше. Один палец касается промежности и пытается её сжать. В голову пришла мысль расслабиться всего на секундочку. Он принял решение раньше, чем успел подумать. Нижнее бельё моментально взмокло, а до штанов добралась отвратительная влага с секундным и тихим шипением. Томура быстро напрягся, смог вновь взять ситуацию под контроль. Держал себя в руках. Он зажмурился: "Курогири, чёрт бы тебя побрал, где ты ходишь?". Стояло только подумать о нём, как варп-портал прямо перед голубоволосым открылся. Он дёрнулся, хотел моментально спрыгнуть с ящика и забежать в портал. Продолжение выложу прямо сейчас!! (*￣3￣)╭ изменю и ссылку прибомбашу на след.. да

[pandychaan-blog]

Фрид/Лексус

Ночь нависла над Магнолией плотным чернильно-синим покрывалом, усыпанным мириадами искристых звезд и довольной круглобокой луной. Ни облач��а не было на небе этой ночью, и ничто не могло скрыть красоту неба.

Фрид с тихим ворчанием подбросил пару поленьев в камин, и веселое желтое пламя, тут же заплясало по коре. Поленья потрескивали от огня вокруг них, добавляя какого-то уюта в пустой дом, казавшийся сейчас продрогшим и одиноким.

Он вернулся на диван, заворачиваясь в мягкий флисовый плед со странным пурпурно-мятным узором, когда-то подаренный ему на день рождения, и открывая старую пыльную книгу. Фрид хотел бы с головой погрузиться в сложную теорию множественных вселенных, не обращая никакого внимания на окружающий мир. [Потому что если он этого не сделает, то будет, как говорит Эва, "дуться на мир за вселенскую несправедливость в их песочнице". А он не дулся, по крайней мере сейчас. Просто не хотелось проводить вечера в одиночестве.] Но вместо увлекательных расчетов и новых знаний, его клонило в сон, и мелькала маленькая предательская мысль: "Пока ты спишь, время пролетает быстрее". Он, конечно, не был маленьким мальчиком и знал, что это не так. Требовалась очень старая и могущественная магия, чтобы заставить время двигаться с несвойственной ему скоростью. И сам Фрид, к своему сожалению, такой магией не владел, а как было бы здорово. Одно заклинание, и все это время уже прошло. Очень здорово.

Лексус вернулся поздно. Задание выдалось не очень приятным, скорее утомительным, исчерпав весь его запас и так небольшого терпения. Он остановился перед домом, подняв взгляд к окнам своей квартиры и улыбнулся, заметив горящий в гостиной свет. Возвращаться, когда кто-то тебя ждал, было намного приятнее, чем когда этого никто не делал.

Он не спеша поднялся на третий этаж и тихо открыл входную дверь. С длинным довольным выдохом скинул свою шубу, повесив ее на кованый крючок рядом с дверью, снял ботинки, наступая на задники и прокрался в гостиную.

Фрид спал, уютно устроившись на диване с уроненной на грудь книгой, в камине догорал огонь, а на тумбочке стоял еще теплый стакан пряного вина. Лексус прислонился к косяку на долгое мгновение, впитывая в себя эту картину.

Длинные волосы Фрида были заплетены в свободную зеленую косу, упавшую на пол, его молниеносные рожки-пряди, топорщились вверх. Лицо было спокойным и расслабленным, а родинка под правым глазом манила прикоснуться к ней губами.

Лексус с трудом подавил в себе желание, просто улечься рядом с диваном и уснуть. Его спина с самого утра не сказала бы ему спасибо за подобное решение, а Фрид бы кривил губы и закатывал глаза за его спиной. И Громовой с трудом отдирает себя от косяка, уходя вглубь квартиры. Найти что-то в холодильнике пожевать, принять быстрый душ, расправить постель.

Он возвращается в гостиную полчаса спустя, уже готовый отправиться на боковую. Тихо подходит к дивану, умудряется не разбудить Джастина, поднимая его на руки. Несет зеленоволосого в кровать.

- Лексус? - бормочет Фрид в полусне. - Вернулся?

- Да, - выдыхает Лексус в зеленую макушку. - Все хорошо, спи.

Фрид бормочет что-то невнятное: "вернулсярадлюблю", еще больше расслабляясь в его руках, и Лексус тихо хмыкает, опуская свою ношу на кровать. Тот тут же сворачивается в клубок, сонно сопя, и Дреяр решает оставить его так, вместо того, чтобы тормошить и заставлять снять одежду. Он ложится на свою сторону, привычно сворачивается вокруг Фрида, целует его в макушку и закрывает глаза.

[megakimathi]

fanfic idea auntabysmal

Idea

@auntabysmal

На русском ага. Я надеюсь, что вы это поймете

 - О, да ладно тебе, это будет весело!

Скидс смеётся, держа в своих руках человека, раздумывающего над словами своего друга. Y/N не особо нравилась мысль заблудиться в вентиляции чертовски огромного корабля....Но если Скидс в этом разбирается и там ориентируется, то наверное можно сыграть?

Y/N вздыхает, кивает, трансформер довольно улыбается, успокаивающе касаясь своим пальцем ее щеки. Она может ему доверять! Он знает что делает.

.....

Y/N определенно устала. По вентиляции она не ползает - ее человеческие размеры позволяют ходить не сгибаясь, в отличие от самого Скидса, но его это не смущает. Ноги болят от многочасовой ходьбы и девушка хочет отдохнуть.

- Y/N ты в порядке?

Трансформер останавливается рядом, проверяя ее самочувствие, девушка с улыбкой кивает, прислонившись к прохладной стене.

- Можешь идти дальше, я догоню. У меня есть телефон и твой номер, я позвоню если потеряюсь.

Y/N хмыкает, наблюдая за сомнением своего друга, но тот кивает и уходит дальше. Она собирается сесть на поверхность "пола", но заслышав звуки откуда-то снизу, под вентиляцией, останавливается, осматривается и видит вентиляционную решетку, тихо подходит чтобы посмотреть и не показать себя. И тут же закрыла рот рукой, чтобы никто не услышал ее крайне громкого вздоха - она стояла прямо над жилым помещением Ранга! Он сидит в неопределенной позе на своем стуле, тяжело дышит и дёргает рукой. Девушка сперва подумала что он пытается построить новый корабль и он недоволен что у него ничего не получается, но приглядевшись получше и особенно когда психолог повернулся в ее сторону, открываясь достаточно, она обнаруживает что он мастурбирует. Одна рука дёргает спайк, вторая играется пальцами во влажном клапане с хлюпающими звуками, Ранг довольно рычит и стонет.

В первое мгновение прикрыв руками покрасневшее лицо, девушка все таки сквозь пальцы поглядывала на дрочку ее любимого и дорогого друга. Долгое наблюдение стонущего мокрого месива внизу жилого отсека постепенно посылает жар не только в лицо, но и дальше во все тело, ниже, останавливаясь между ног и человек сводит ноги вместе, прикусив нижнюю губу. Сладкая и горячая вспышка в паху заставляет тихо застонать.

Ранг уже получил свою перезагрузку, когда человек уже думал поиграться с собой под стоны трансформера. Y/N застыла, в испуге думая что психиатр закончил, но тот лишь меняет позу. Она следит как он встаёт, расслабленной, но не менее возбуждённой походкой, подходя к одному из шкафов, роется там, и достает один из дилдо-вибраторов, с улыбкой целуя его. Девушка чуть воздухом не подавилась и не закашлялась от такого, раскрыв бы свое местоположение. Но быстро придя в себя, она, осмотревшись на возможное появление Скидса и его отсутствие, крайне быстро снимает и скидывает с себя свои штаны и нижнее белье, вставая на колени, разводя их в сторону, касаясь пальцами своего клитора. Ох, как давно она не занималась этим приятным делом?....

Y/N понимает, что она уже мокрая. Пальцы от клитора двигаются дальше, поглаживая влажную киску, девушка стонет в свободную руку, раздвигая складки, и чуть прикусывает руку, проникая в себя. На какой то момент она останавливается, боясь упустить хоть какой то момент из мастурбации Ранга. Сам Ранг в это время, сняв с себя очки, оставляя их на столе, удобно разлегся на своей платформе, со стоном провел головкой вибратора по своему клапану, задевая набухший узел, дергая бедрами вверх. Еще немного поводив дилдо по сетке своего клапана, мех медленно вставляет его в себя, начиная его двигать. Вторая рука возвращается к спайку, продолжая мастурбацию. Отсек вновь наполнился вскриками и стонами. ��х как Y/N сейчас хотела быть там, между его ног и отлизывать ему.

Пальцы Y/N задвигались и она на какой-то момент пожалела что тут ничего из того, обо что можно было бы потереться. Затуманившимся взором она наблюдает как дергаются бедра Ранга, расплескивая смазку и трансфлюидную жидкость, как яростно и жадно горит его открытая голубая оптика, как громко работает вентиляция его разгоряченного корпуса. Как он тихо что-то бормочет, выкрикивая это все громче и громче. Она смогла разобрать свое имя. Он выкрикивает его имя. Имя своего любимого человека.

Y/N качается навстречу своим пальцам, под крики Ранга, запрокидывает голову, жмурится, закусив нижнюю губу, чувствуя как кончает. Девушка приостанавливается чтобы перевести дыхание и сглотнуть накопившуюся слюну, облизывает искусанные губы. Она понимает что ей не помешал бы глоток воды. В промежности все еще сладко пульсирует, требуя вернуть свое внимание.

Во время короткой передышки, она с глупой улыбкой смотрит на пол, видя следы ее жидкостей, припоминая как Ранг кричал ее имя. Девушка чувствует новый прилив сил, понимая что готова ко второму раунду, качает пальцами внутри себя, поднимает взгляд чтобы дальше наблюдать за Рангом. Который кажется уже закончил со своими делами - девушка на первый момент испуганно смотрела как оранжевый трансформер ходит по отсеку, помыв большой вибратор от своих жидкостей и убирая его на место. Он буквально оставил ее одну! Но ее взгляд скользит ниже, она замечает что Ранг не закрыл свою интерфейс систему и он ходит с открытым капающим клапаном и спайком, видимо остывая. Ох, это тоже выглядит возбуждающе, особенно когда он наклонился, чтобы поднять что-то с пола. Прекрасный вид.

Этого как раз хватило чтобы снова кончить. Y/N сжалась от удовольствия, тело дрожало, и она чувствовала легкость. Тяжело дыша она смотрела как Ранг к этому моменту уже закрыл интерфейс систему и расслабленно отдыхал на убранной и чистой платформе. В голове промелькнули смутные подозрения что он знал что она прячется в вентиляции, и устроил и вместе с этим и закончил свое удовлетворение одновременно с ней. Она встряхнула головой, осматривая себя. Вспомнив что в кармане ее штанов был платочек, достала ткань, вытерев свои мокрые пальцы и немного бедра, пряча ткань обратно в карманы джинс, чтобы потом выбросить. Надела обратно свои трусики и штаны, приведя волосы в порядок, и пошла по коридору вентиляционной трубы дальше, отходя от отсека Ранга, чтобы позвонить Скидсу и выйти обратно на корабль вместе с ним.

Она не знала, что когда она ушла, из очеред��ого поворота вышел Скидс, проползая мимо отсека Ранга. Глянув на пол, замечая пятна чужих жидкостей, синий трансформер вытащил из внутреннего кармана маленькую ткань, осторожно вытер то, что еще не впиталось в металл и не высохло, и с усмешкой просунул через вентиляционную решетку в жилой отсек Ранга, с тихим звуком проведя пальцем возле решетки, покидая эту территорию.

Рыжий психиатр отреагировал на звук, обернувшись. Он был терпеливым. Посмотрев на вентиляционную решетку, скользнул взглядом вниз, замечая брошенную тряпочку и подходя чтобы поднять. Губы расплываются в хищной улыбке и он нюхает ткань, вдыхая запах жидкостей своего человека.

Скидс оказался прав. Его девочка пришла вовремя.

[mozgoeb]

Я тебя похоронила..

Я тебя похоронила поздно ночью за рекою Месяц плакал и смеялся, обезумевший от горя Положила тебя в землю, проводила долгим взглядом Нарвала тебе рябины и легла послушно рядом Спать

Земфира

Еду в говенной электричке. Шатаюсь. Нет, не я шатаюсь, а электричка бешено несется куда-то вдаль, лучше бы с пути сошла. Вагон насквозь пропитан удушливым ароматом. Это твой запах, запах белого лилейника. Задыхаюсь. В вагоне нет никого кроме двадцати детей в черной одежде. Никто другой не смог вынести зловоний этой отвратительной могильной лилии. Молчим, не в силах выдавить из себя хоть слово. Втыкаем наушники, на репите завывает Земфира и когда-то казавшаяся веселой песня Гаги «Alejandro».

«Станция Купавна». Выходим. Идём на остановку через железнодорожные пути. Везде ориентировки. На каждом дереве, на каждом столбе, мусорке, магазине-твоё лицо. Красивое такое, модельное лицо. Смотришь. Не смотри лучше, и без того тошно.

Люди на остановке шутят, смеются. «Что за праздник?»-издеваются. Один мужик так вообще, «мне цветочки несёте?»-спрашивает. Да лучше бы тебе, друг, вот только день сегодня не твой. Такси берём на станции. Садимся. У деда нет оплаты по карте, наскребаем с горем  пополам какую-то мелочь из карманов, расплачиваемся. Рыбохоз. Водоемы проезжаем, все ещё по-всюду маячит твоё лицо. Отворачиваюсь. Не могу смотреть, тело словно само по себе воды напитало. Дождь полил. Проливной. Это небо плачет по тебе. Выходим. На здании виднеется надпись «ПХоронный дом». Вот и славно, что не похоронный. В душу закрадывается надежда, что все это чья-то злая шутка. От запаха ли��ий уже невозможно дышать и голова становится ватной. Глотаю таблетки. Стою. Дождь все ещё льёт, но заходить во внутрь не хочется, так легче, слез не видно.

Пора. На пороге появляются твои родственники. Красивая молодая девушка раздает нам носовые платочки. Друг твой пришел, держит в руках портрет, опоясанный черной лентой. Сидит в неестественной позе и что-то все время бормочет. Прощения у тебя просит. Все мы вовремя просим, когда уже поздно и некому прощать. Глупые. 

«Заходите проститься»-говорят. Не заходим. С места не сдвинемся. Пропускаем вперед твою семью, а сами за дверью. Обещали, что крышка будет опущена. 

Проходим. Вижу твой профиль, идеальные брови и аккуратные черты лица. Все еще такой же красивый. Красные розы вокруг твоей головы создают сильный контраст и подчеркивают белое лицо. Слышу крики отчаяния и всхлипы твоих родителей. Не подойду. Никто не подойдет. Мы лучше в конце самом цветы положим и уйдем. В голове только одна мысль «быстрей бы уехать отсюда и нажраться до беспамятства». Последняя минута и крышку закроют, решаюсь. Подхожу и смотрю тебе прямо в лицо. Лучше бы не смотрела, ей богу. Опускают крышку, закрывают на ключ. Проворачивают несколько раз, чтобы каждый успел это запомнить. Только сейчас приходит осознание, что больше никогда тебя не увидим. Никто уже не старается сдержать слезы.

Черный катафалк выезжает со двора. Провожаем его взглядом. Обратно на электричку. Молчание. Снова Земфира и снова гробовая тишина. Закрываю глаза, вижу твое лицо. Замечаю, что все видят одно и то же. Сейчас домой и бутылку водки, залпом. Забыть. Скорей бы забыть все это.

[mooritha]

bad religion

Любить Бога, думает Тэхён, все равно что любить того, кто никогда не полюбит тебя в ответ.

Тэхён не хочет влюбляться в сына пастора. Если влюблённость в мужчину —это святотатство, то влюблённость в сына столь святого человека — грех высшей степени. Его могли бы исключить из церкви.

Но нежный и добрый Чон Чонгук, уверенный в себе и в благоразумности выбранного Тэхёном пути никогда бы так не поступил. Они вместе росли, стали соседями с того момента, как Тэхён переехал в соседний дом, с белым величественным домом пастора. Они вместе играли в грязной песочнице за церковью, ходили в воскресную школу и пели гимны, держались за руки в детском саду, когда аккуратным строем направлялись на прогулку. Худощавый мальчик с высоким голосом, которого знал Тэхён, с каждым годом становился всё более уверенным, его плечи стали настолько широкими, что о таком Тэхён мог только мечтать — результат капитанства футбольной командой, а голос упал до глубины пускающей вверх по спине Тэхёна дрожь.

Тэхён — другое дело. Когда ему исполнилось пятнадцать его плечи остались узкими и единственное упражнение, которое он делает, не считая занятий в спортзале, — это ежедневная пятиминутная прогулка до мини-маркета. Ему должно быть стыдно, когда Чонгук идёт с ним рядом и его возмутительно широкие плечи касаются его костлявого тела каждую секунду, но вместо раздражения, он обнаруживает, что слишком долго задерживается взглядом на кадыке Чонгука. Щёки заливает румянец, когда его взгляд опускается на красивые ключицы и широкие плечи, и он идентифицирует это как восхищение.

— Нравится то, что видишь? — весёлый голос Чонгука выводит его из прострации и заставляет покраснеть ещё сильнее. В последнее время он так неконтролируемо смущается очень часто. Он стукает Чонгука по затылку, потому что если и есть что-то в чём он бы мог быть возвыситься над Чонгуком, то это его возраст. Чонгук отвечает сердитым взглядом и сердце Тэхёна бьётся быстрее.

— Когда ты стал таким большим? — бормочет Тэхён, хрустя невинными листьями под ногами. Чонгук берёт его ладонь в свою и начинает размахивать их сцепленными вместе руками — это его старый метод успокоения Тэхёна, который в очередной раз доказывает свою эффективность. Это ничего не значит, напоминает себе Тэхён. Они лучшие друзья и нет ничего необычного в том, что они держатся за руки.

— Это называется тре��ировки и ты тоже можешь их выполнять, — шаловливо говорит Чонгук, для большей выразительности сгибая руки. Тэхён закатывает глаза от столь тонкого сарказма, но потом взгляд всё равно задерживается на чонгуковых бицепцах даже после того как он их расслабляет.

Трудно оторваться.

После многих лет посещений церкви Тэхёну нравится думать, что он знает всё, что можно знать о Боге. Иногда он приходит к нему во сне, иногда он разговаривает с ним в качестве просто голоса, иногда — тепло, распространяющееся по телу и заставляющее чувствовать, что всё будет хорошо. Но Тэхён не может не спрашивать себя каждый раз, действительно ли его взаимоотношения с Богом существуют или это просто результат богатого воображения? Может быть, сны, голоса, тепло — всего лишь часть его подсознания.

Его пугает мысль о том, что его вера колеблется, и это мучает его неделями. Тэхёну не с кем об этом поговорить, потому что он боится разочарования во взгляде своего пастора и обвинительных взглядов других членов конфессии. Все осудят и никто не виноват. Он до сих пор помнит замечание своего пастора о том, что мужчины, которым нравятся мужчины, отвратительны.

По окончании двух параллельных служб Тэхён смотрит на свою открытую записную книжку и понимает, что сегодняшняя страница пуста. Он листает предыдущие страницы и вздыхает. Они заполнены аккуратным чёрным письмом слов пастора, соответствующими отрывками из Библии и его собственными откровениями. Он пытается записать хоть что-нибудь, всё, что мог бы вспомнить. Его разум тускнеет и единственное, что он помнит, это то, что Чонгук сегодня впервые возглавил молитву. Гордость, заполняющая грудь не является чем-то новым и незнакомым.

— Тебе понравилась сегодняшняя служба?— помяни дьявола. Глаза Чонгука сияют, а лицо красное, когда он пытается справиться с волнением. Он ждёт сбоку, пока Тэхён собирает свои вещи и соскальзывает со скамьи. — Ну? — снова спрашивает он, молчание совсем не убавляет его энтузиазма.

Тэхён доверяет Чонгуку больше, чем кому-либо.

— Могу я поговорить с тобой кое о чём?

Чонгук должно быть видит смуту, творящуюся в тэхёновой голове, потому что его черты смягчаются в нежном взгляде, который в последние дни заставляет Тэхёна внутренне кричать от разочарования.

— Конечно, — отвечает он, сжимая тёплыми пальцами тэхёново запястье. Он тянет его к задней части церкви, вверх по старой деревянной лестнице, чьи скрипящие звуки греют сердце Тэхёна с момента, как он ступил на них. Они направляются в третью справа комнату, одну из музыкальных комнат, опустевших с тех пор, как закончилась служба.

— Так о чём ты хотел поговорить? — ласково спрашивает Чонгук, когда они удобно устраиваются на деревянном полу. Цвет дерева значительно потемнел с тех пор, как тут проводили уроки воскресной школы, больше переходя в теплый оттенок, из-за чего пол выглядит почти оранжевым. Тэхён рассеянно обводит линии, случайные круги и завитки, которые когда-то были частью живого дерева. Теперь они всего лишь часть мертвого этажа, Тэхён задается вопросом, хотели бы они, чтобы их увековечили в этом святом месте?

Тогда Чонгук подталкивает его, и Тэхён нервно поднимает взгляд.

— Хм. Я просто, думаю, у меня проблемы. Я его не чувствую. — В доверии своему лучшему другу хорошо то, что он автоматически понимает о чем вы говорите, без каких-либо вопросов. Никаких пояснений и оправданий не требуется.

— Может быть, ты думаешь, — осторожно начинает Чонгук, — это потому что ты не веришь, что он там? Я имею в виду, помнишь, как в воскресной школе нам говорили, что только когда мы искренне верим он показывает своё присутствие?

Знакомые слова, их перефразируют и повторяют бесчисленное количество раз, на службах для тех, кого одолевают сомнения. Это пустые слова, которые ничего не значат для Тэхёна, который никогда не оказывался в ситуации, где ему требовался бы совет, потому что его вера не колебалась ни разу за десять лет.

Чонгук смотрит на него с такой надеждой в своих светлых глазах, он настолько наполнен жизнью и ожиданиями, что однажды станет таким же святым человеком, как его отец, и Тэхён бросает эту затею. Он улыбается Чонгуку так будто его проблема решена, будто Чонгук — тот, кто заставил раствориться его заботы. Улыбка, которую он получает в ответ — и подарок, и проклятие, что одновременно и согревает и колет его сердце. Тэхён знает, что ему придётся справиться с этим в одиночку.

Как иронично, думает Тэхён, что именно сын пастора тот кто отделяет его от Бога.

Чонгук вступает в свои первые отношения с девушкой, когда ему семнадцать, а от веры Тэхёна осталось только посещение еженедельных служб, на которые он почти не обращает внимания. Она всё то, чего Тэхён и ожидал — нежная, добрая, христианская женщина. Когда Чонгук представляет её, ему требуется четыре кружки кипящего чая, чтобы сжечь ненавистные слова, грозящие вывалиться изо рта. Ему ничего о Йерин неизвестно, но он знает, что она та, кем он никогда не станет.

«Может быть, в другой жизни он мог бы стать красивой девушкой», — думает Тэхён, когда Чонгук клюёт Йерин в щёку, излучая счастье, которое Тэхён не может с ним разделить. Его могли звать Тэхи или Тэри, он был бы милой христианкой, принадлежащей Чонгуку. Он бы мог быть с Чонгуком, а не быть другом детства Чонгука или церковным другом Чонгука, или лучшим другом Чонгука, потому что эти роли уже недостаточно хороши. Они были бы союзом, заключенным на небесах.

В другой жизни, в другой вселенной, может быть в аду.

Что-то раскалённое пузырится в тэхёновой груди, вскипая и поднимаясь с удвоенной силой, каждый раз, когда Чонгук бросает на Йерин полный восхищения взгляд. Оно жжётся так же сильно, как в первый раз, оставляя свежие раны на каждом сантиметре тэхёнового сердца. Он вытесняет его, топит со всей решимостью, чтобы не потерять Чонгука. Тэхён ненавидит то, каким злым и утонувшим в ненависти стал, когда всю жизнь его учили всегда прощать и забывать.

Но всё обернулось именно так, и если Тэхён уже проклят, он может с тем же успехом прекратить бороться. Нет смысла верить в того, кто не верит в тебя, даже если это не менее чем другие важная часть.

— Я гей, — заявляет Тэхён на службе, перед людьми, с которыми бы не рос, и чьей заботы бы не чувствовал, если бы ещё в утробе матери знал, кем будет. Честно говоря, Тэхён никогда не был бунтарём, никогда не пытался оспорить чей-то авторитет перед лицом власти. Но его пастор — гомофобный придурок, который шутит над гомосексуалистами, а остальная часть его церкви — ещё большие придурки, потому что смеются вместе с ним.

Тэхёну достаточно.

Он не ведёт и бровью, когда его пасторы врываются к нему, требуя объяснений, не падает на колени под снисходительными взглядами людей, что были членами его семьи, не оборачивается, чтобы увидеть шок и неодобрение отразившееся на лице Бога.

Как выглядит Бог, спрашивает себя Тэхён, выходя с воскресной службы под палящее солнце. На ум приходит лицо седого бородатого мужчины, лицо, которое Тэхён так часто видел на иконах. Но длинные светлые волосы становятся короткими и чёрными, а пряди с подбородка выпадают. Его лицо превращается в Чонгуково, отражающее разочарование и отвращение, которые он успел заметить, после своего признания.

Тэхён горько смеётся, потому что безответная любовь — плохая ре��игия, не имеющая в себе ничего, кроме культа одного человека и цианида в чашке из пенополистирола. Сегодня он потерял две части себя — ту, что любит Бога, и ту, что любит Чонгука, но сохранил ту, что любит себя, и это единственное, что имеет значение.

Конец на удивление прост.

https://archiveofourown.org/works/4139436

[saltatio-crudelitatis]

"Утром он просыпался со светом, и вместе с ним просыпались: тоска, отвращение, ненависть. Ненависть без протеста, ничем не обусловленная, ненависть к чему-то неопределенному, не имеющему образа. Воспаленные глаза бессмысленно останавливаются то на одном, то на другом предмете и долго и пристально смотрят; руки и ноги дрожат; сердце то замрет, словно вниз покатится, то начнет колотить с такою силой, что рука невольно хватается за грудь. Ни одной мысли, ни одного желания. Перед глазами печка, и мысль до того переполняется этим представлением, что не принимает никаких других впечатлений. Потом окно заменило печку, как окно, окно, окно... Не нужно ничего, ничего, ничего не нужно. Трубка набивается и закуривается машинально и недокуренная опять выпадает из рук; язык что-то бормочет, но, очевидно, только по привычке. Самое лучшее: сидеть и молчать, молчать и смотреть в одну точку. Хорошо бы опохмелиться в такую минуту; хорошо бы настолько поднять температуру организма, чтобы хотя на короткое время ощутить присутствие жизни, но днем ни за какие деньги нельзя достать водки. Нужно дожидаться ночи, чтобы опять дорваться до тех блаженных минут, когда земля исчезает из-под ног и вместо четырех постылых стен перед глазами открывается беспредельная светящаяся пустота."

[ssmsterek]

Сумасшедший

🎧 Rhye -  Taste

AU: Сумасшедший.

ㅤㅤСумасшедший.

ㅤㅤЭто бы ответил он, если бы его попросили описать себя одним словом. Стайлз даже не делает скидок на свой СДВГ. И на адреналиновый выброс, который стал постоянным спутником его жизни. Слишком частая угроза подохнуть здесь – тоже совершенно ни при чем. И то, что почти все его друзья встречаются с кем-то, находятся в шаге от этого или только что расстались – тоже не в счет. Это не соревнование. Стайлз никогда не был завистником. На него эти феромоны не влияют, нет. Абсолютная вина лежит только на совершенности одного хмурого козла, который и не виноват-то ни в чем. Так что, по сути, он и не козел вовсе, этот объект его обсессии. Ну, то есть, как кто-то может быть ответственным за то, что занимает слишком много мыслей в чужой голове? Или в том, что кто-то вспыхивает, как спичка, от одного прямого взгляда в глаза (прямо в душу). Ну, или в том, что вместо испуга вспыхнувшие алым радужки и клыки оборотня вызывают дрожь совсем иного характера. А когда кто-то вдруг оказывается прижатым спиной (лицом) к стене – то ему нужно приложить все свои силы, чтобы подавить безумное рефлекторное желание раздвинуть ноги пошире.

ㅤㅤИз-за всего этого Стайлз, ведь это про него сейчас, дергается еще больше и жестикулирует еще размашистее, чем обычно, слова глотает, обрывая фразу на середине, и мысль теряет, потому что она как вода сквозь пальцы просачивается. В такие моменты он сжимает челюсть так, что кажется, будто зубы раскрошатся на мелкие осколки; может быть, оборотни даже слышат, как они трескаются. Это помогает прийти в себя.

ㅤㅤВсё, приехали, ку-ку.

ㅤㅤСтайлз думает, что это его край. Дальше – только психушка.

ㅤㅤОн ведь обожает Лидию. С детства любит ее, наверное, это чувство в нем живет даже дольше, чем способность влипать в неприятности. И, кстати, как-то целовался с Хизер. Он их хочет – девчонок. Наверное? Фиг его знает. Теперь он уже ни в чем не уверен.

ㅤㅤСтайлзу уже не смешно, когда он наконец принимает тот факт, что Лидию он любит совсем не так, а Хизер и вовсе не вспоминает. Он лежит на кровати, раскинувшись звездой. Еще слишком рано, чтобы вставать, но сна ни в одном глазу, несмотря на то, что он не выспался. Утренний стояк такой сильный, хоть гвозди им заколачивай. Какое тут заснуть. Когда рука привычно скользит под пижамные штаны, он видит не Мартин, не Рейес, не Анжелину-офигенские-губы-Джоли. Перед ним яркой картинкой лицо Дерека Хейла.

ㅤㅤВот же блять.

ㅤㅤЕго прежний мир рушится где-то между «это частная территория» и «я разорву тебе горло своими зубами». Стайлз думает, что губы, выговаривающие эту угрозу, стоят того, чтобы рискнуть.

ㅤㅤИ он рискует. Нарывается. И позволяет себе мечтать (тайно, дома, глотая стоны).

ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ*ㅤㅤ*ㅤㅤ*

ㅤㅤКогда ему надоедает играть в игры «попробуй сегодня не сдохнуть и никого не потерять», Стайлз сдается уговорам Дэнни. Он идет в «Джунгли», надеясь встретить там кого-то похожего на Дерека, заменить его. Выбить. Даже, если для этого придется подставить зад. Потому что он заебался.

ㅤㅤСумасшедший?

ㅤㅤТочно псих.

ㅤㅤОн, не считая, вливает в себя стопки текилы, потому что это надежно, как выстрел в голову. Коктейли не помогут настолько забыться. Сначала соль, как игра: оближи свою кожу, подумай, что это е г о; потом – текила, горькая, она забивает его принципы в уголок «до завтра»; последним штрих��м – лайм, который заглушает горечь. Даже душевную. Странный механизм, но у Стайлза всё странное. Он идет на танцпол и успевает рассмотреть несколько заинтересованных взглядов, парочку откровенно пошлых, и это окончательно расслабляет. Сегодня ему повезет. Главное – побольше текилы.

ㅤㅤТанцевать пьяным с закрытыми глазами оказывается очень приятно. Ни единой мысли (мысли о Дереке не в счет, они стали привычным белым шумом в его голове), ни тени сомнений. Двигаешь бедрами, гладишь себя, скользишь ладонями по телу, – хватает нескольких минут, чтобы почувствовать на себе еще и чужие. Чьи-то робкие, спрашивающие позволения, легко скользят по груди, останавливаются на животе, снова поднимаются вверх, задевая соски, пальцы щекочут изгиб шеи. Танец становится интереснее. Особенно, когда он чувствует, как к нему прикасаются еще одни: сзади, к лопаткам, с нажимом ведут по плечам, словно прогоняют конкурента, и Стайлз чувствует, как его тянут за шлевки джинсов назад. Эти руки настойчивые, Стайлзу нравится – этот человек знает, что нужно делать. Он не хочет видеть, кому они принадлежат, чьи движения такие уверенные, подчиняющие. Пара робких исчезает, оставляя за победителем право на этот танец.

ㅤㅤСтайлзу надежно. Он танцует, прижавшись спиной к незнакомцу, пока не поворачивает голову, внезапно ощущая слишком знакомый запах любимого Хейлом геля для душа. Он резко вырывается из кольца рук, поворачивается и – блять! – этого он точно не ждал. Спасибо алкоголю, разбавившему его кровь, он может произнести почти спокойно:

ㅤㅤ– Не знал, что ты захаживаешь в «Джунгли», Дерек.

ㅤㅤ– А я и не хожу сюда.

ㅤㅤ– Но ты же здесь? – Стайлз удивленно поднимает бровь.

ㅤㅤХейл берет его за локоть, притягивая ближе:

ㅤㅤ– Я за тобой пришел.

ㅤㅤНаверное, кто-то сверху его проклял. Стайлз сомневался, но теперь почти уверен, что где-то перешел дорогу кому-то из небесной канцелярии.

ㅤㅤ– За мной? В смысле? То есть, Дерек. – Он хватает воздух, как рыба, чувствуя сердечный ритм где-то п��чти в горле. – Ты же Хейл – суровый мужик в кожанке на охуенной «Камаро», покоритель дамских сердец. Что тебе тут делать? А зачем я тебе? И твои руки...

ㅤㅤСтайлз всхлипывает на вдохе, раскрывает свои и без того огромные глаза, мечется взглядом от рук Дерека, которые лежат уже на его талии, к глазам Дерека, в которых отражается море, небо и что-то, чего Стайлз не привык там видеть. Если по правде, Стайлз и не видел, чтобы кто-то на него т а к смотрел. Дерек мутными, шалыми глазами смотрит, не моргая, и, кажется, прожигает в нем сотни дыр. Безнадежно. Насквозь. Кожа горит, покалывает. Под руками, которые шарят под майкой, оглаживают, сжимаются на ребрах, пальцами, которые впиваются ногтями, вызывая сотни мурашек. Стайлз облизывает вдруг пересохшие губы:

ㅤㅤ– Эм... Дерек? Ты в порядке?

ㅤㅤ– Нет, совсем нет, – Дерек хрипло выдыхает ответ прямо на ухо Стайлзу и захватывает зубами его мочку. Он опускается короткими поцелуями по шее, прижимая его бедра к своим. – Определенно нет.

ㅤㅤ– Окей, ладно. – Стайлз не железный. Если он и металл, то очень мягкий, его будто раскалили в печи, где температура больше тысячи градусов, и он расплавленный, вытекает из формы, приобретая другую.

ㅤㅤОн думал, его край – дрочить по утрам на мужика со щетиной? Он жестоко ошибался. Его нулевой меридиан – пытаться удержать колени так, чтобы они, ослабевшие, не подогнулись, чтобы не грохнуться ими на пол в жесте полного подчинения. А он готов. Упасть прямо тут перед Дереком, стукнув коленными чашечками, разбить их и не почувствовать боли, потому что невозможно чувствовать так много за раз. И хрен его только знает, для чего: чтобы тут же отсосать или просто обхватить руками его ноги и никогда не отпускать. Вот где его пропасть. Стайлза нет, он уже вплавился под кожу Хейлу, потому что тот уже давно под его собственной. И Стайлзу только и остается, что, поскуливая Дереку в ключицы, подаваться бедрами и стараться не кончить прямо посреди танцпола. А тот с силой сжимает его ягодицы, оставляя на доверчиво открытой шее бордовую метку.

ㅤㅤКажется, они сошли с ума. Вызовите санитаров...

ㅤㅤ– Только попозже, – шепчет Стайлз.

ㅤㅤ– Что? – Дереку не слышно. Но это неважно.

ㅤㅤ– Ничего, ничего, я не знаю, что на тебя нашло, но пусть это пока не заканчивается. Я буду краснеть завтра... – Стайлз бормочет ерунду, пока Дерек ��едленно ведет его (скорее тащит, потому что ноги не слушаются) к выходу.

ㅤㅤСумасшедший.

ㅤㅤСтайлзу не надо придумывать диагноз – он Дерекозависимый, Дереком-Хейлом-одержимый. Он хочет попросить у того разрешения написать губами стихи на его коже. На всем его теле, без пропусков, может быть, без пробелов. Услышать, как тот будет отзываться на каждое оставленное междометие. Стайлз хочет попросить позволения создать рифмы языком на каждом квадратном сантиметре его тела. Узнать его вкус, запомнить, а потом умереть. Это вам не Париж, тут всё равноценно. У Стайлза космос рождает под веками новую вселенную имени Дерека Хейла, он не открывает глаз – а вдруг всё-таки сон. Тогда пусть он продлится дольше, а лучше – совсем не заканчивается.

ㅤㅤДерек стискивает его до хруста, толкает его в «Камаро», оглушая, заставляя очнуться.

ㅤㅤ– Дерек? Черт, я... – Стайлз учится дышать заново. Это не просто, когда тебе закрывают рот поцелуем, который одновременно и кислородная маска, и вакуумная камера пыток. До искр, до невесомости. – Что ты творишь?.. – стонет от укуса в открытое плечо, майка бесстыдно растянутая, не прикрывает от уверенных губ. – Я же Стайлз, привет...

ㅤㅤ– Стайлз, заткнись уже, – от голоса Дерека, сейчас почти незнакомого, прошибает током, он заставляет Стайлза выгнуться, прижавшись к бедрам. Дерек трется о его пах, мозги плывут и хочется лишь скулить, прося большей ласки, вымаливая более смелые действия. Стайлз буквально чувствует – Дерек его х о ч е т.

ㅤㅤ– Обожемой, – выдыхает горячим воздухом, – ты правда… Ты уверен? – Стайлз закусывает припухшую от поцелуев губу, всё еще сомневается, что это не фантазия.

ㅤㅤ– Никогда не был в чем-то более уверенным, – Дерек запихивает Стайлза в машину, захлопывая за ним дверь.

ㅤㅤОн тоже сумасшедший. Стайлзопомешанный, охваченный Стайлзо-безумием.

ㅤㅤТочно псих.

Любое копирование материалов группы запрещено.

©SSM [Sterek и ебушки-воробушки 18+]

[wolf-359-rus]

Вольф-359, Эпизод 12 - Дышите глубоко

Эйфель: Бортовой журнал офицера связи Дага Эйфеля, запись из узла связи АКС Гефест. 580 дней с отбытия с Тверди земной. Вы заста��и меня, друзья, в час печали. В момент мрачных и горестных дум. Час волка, час тьмы и павших знамен. Это… 

Минковски [по громкой связи]: Внимание всем, говорит Командир Минковски. Общее напоминание, что Рождественский ужин состоится в 22 часа. По такому поводу я подготовила последнюю настоящую индейку, так что постарайтесь явиться вовремя, пока она еще горячая. А еще у меня кажется получилось намешать что-то, относительно похожее на гоголь-моголь, хотя я была бы рада независимому мнению, если у вас есть время, доктор Гильберт. До скорой встречи и счастливого Рождества! Эйфель: Окей, ладно, а еще в разгаре вот это вот все. Без разницы. Чёрт… Сегодня ведь не только этот стерилизованный языческий ритуал, Командир. Не то чтобы вы помнили об этом… не то чтобы хоть кто-нибудь когда-нибудь помнил… 

Эйфель [откашливается]: В любом случае, как я и говорил — беспросветная мгла. Я… я остался с последней сигаретой. Она одна пережила местные гестаповские рейды. Одна последняя аппетитная канцерогенная палочка палочка старого табака, мой единственный лучик солнца в этом мире. Но все в порядке, не плачь по мне, Аргентина! Быть может это и час великой потери, но отнюдь не время сдаваться. Мы не уйдем покорно в сумрак ночи! Нет, мы повеселимся! И еще повеселимся! Повеселимся, докуривая эту чертову сигарету! 

[звон интеркома] 

Гильберт [по громкой связи]: Офицер Эйфель, могли бы вы спуститься ко мне в лабораторию? Мне нужна вторая пара рук для проведения эксперимента…

 Эйфель: Не сейчас, доктор Гильберт! У меня минутка личного ада, перезвоните позже.

 Гильберт: Боюсь, я вынужден настоять — вы должны спуститься немедленно.

 Эйфель: Гильберт, дверь закрыта и на ней табличка «Не беспокоить». Я разберусь с уборкой номера в другой раз, спасибо. Пока-пока. [отключает связь] По правде говоря, эта идея пришла мне в голову благодаря убийственной встрече с тем пауком пару недель назад. Ну хоть что-то хорошее из этой истории все-таки вышло. [поднимает что-то] Я стащил эту супер-пупер полезную кислородную маску из нашего экстренного запаса. С минуту на минуту Гера, по моей просьбе, выкачает кислород из комнаты. Я буду время от времени затягиваться из маски и без излишка О2 во��руг смогу зажечь сигарету, не поджигая при этом воздух. Как и задумал малыш Иисус. 

Гера: Эмм… Офицер Эйфель? 

Эйфель: Безупречный тайминг, Гера! Готова взяться за наше дельце?

 Гера: Вы все еще меня не слушаете! Я повторяю, что это не сработает по целому ряду причин, например …

 Эйфель: А я не и не хочу слушать.

 Гера: А как насчет самых разных опасностей для здоровья? 

Эйфель: В худшем случае я проведу следующую неделю прикованный к койке в лаборатории доктора Гильберта, непригодный для всей этой рождественской мишуры Минкауски. Само блаженство! Ну что, готова повеселиться? 

Гера: Эээ… конечно, но прежде чем мы начнём «веселиться» – мои сенсоры только что зафиксировали кое-что, что может вас заинтересовать. Я только что уловила сигнал на самой границе чувствительности датчиков. Можете проверить? 4 часа 9 минут 15.6 секунд по прямому восхождению, -53 градуса 22 минуты 25.3 секунды по склонению. 

[Эйфель бормочет себе под нос и вбивает цифры в консоль] 

Эйфель: ...25.3 секунды. Так, хорошо, сейчас всё будет. Посмотрим… [Щёлкает выключателем. Помехи, затем классическая музыка – «Планеты» Густава Холста] 

Эйфель: Привет, красотка. Откуда ты? Хороший улов, Гера. 

Гера: Я так и думала, что на этой частоте что-то странное. Считайте, что это мой подарок.

 Эйфель: Хех, что ж, с этим ты поторопилась. Ты разве не слышала, что сказала Командир? Рождественские подарки после обеда. 

Гера: Нет, я не это имела в виду. [пауза] С днём рождения, офицер Эйфель. [пауза] 

Эйфель: О. Спасибо. Я… я думал

Гера: Я думаю, вам стоит попробовать почистить эту передачу, пока она не пропала. 

Эйфель: Да. Точно. Хорошая мысль. Так, посмотрим… Ну-ка иди сюда. [музыка немного изменяется, пока Эйфель возится с настройками. Открывается дверь]

 Гильберт: Офицер Эйфель, я не потерплю, чтобы меня бесцеремонно отсылали как какую-то горничную!

 Эйфель: Вы не очень вовремя, док. Подождите секунду?

 Гильберт: Я занят исключительно тонкой процедурой и я не могу стоять здесь и ждать просто потому что вам захотелось послушать… Что это вы слушаете?

 Эйфель [занят консолью, а не Гильбертом]: А, это одна из этих старых передач с Земли. Давно их не было, но Гера только что нашла одну. 

Гильберт: Вот это передачи, которые вы принимаете? Они все такие? 

Эйфель: В смысле «такие»? 

Гильберт: Это всегда классическая музыка? 

Эйфель: Ээээ…. Нет, было немного джаза, немного бальной музыки, какое-то старинное банджо- 

Гильберт: И это всегда старые передачи?

 Эйфель: Что? А, ну да, это никогда не Топ-40 хитов. Большинство как будто из десятых-двадцатых годов. А что? [пауза] 

Гильберт: Эйфель, мне нужно, чтобы вы прекратили своё занятие. 

Эйфель: Почему? 

Гильберт: Потому что эта передача не с Земли. [пауза]

 Эйфель: Что? Конечно, с Земли.

 Гильберт: Подумайте.

 Эйфель: Я подумал, доктор. Радиосигналы всё время уходят в космос, им просто нужно время, чтобы докуда-то долететь. Мы просто слышим отражение оригинальной передачи. 

Гильберт: 7.8 световых лет.

 Эйфель: Что? 

Гильберт: Семь и восемь десятых. Расстояние от нас до Земли. Радиоволны движутся со скоростью света. Если бы мы принимали сигналы с Земли, это были бы передачи восьмилетней давности. Откуда бы не шла эта, это место гораздо дальше, чем Земля. Эта передача не отражается, Эйфель – она возвращается обратно.

 [долгая пауза. Затем Эйфель включает интерком. Звучит гудок]

 Эйфель: Командир, поднимайтесь на узел связи.

 Минковски: Не сейчас, Эйфель, у меня куча дел до рождественского ужина

Эйфель: А у нас тут самая настоящая чрезвычайная ситуация. Срочно сюда. [гудок] 

Эйфель: Ладно, давайте это обсудим.

 Гильберт: 1910-ые или 20-ые... Время туда, время обратно, значит, минимальное расстояние до звезды – пятьдесят, возможно, сорок световых лет. 

Эйфель: Ещё одна станция? Ещё кого-то отправили сюда в дальний космос? Надо как-то проводить время, играть в старинного космического диджея – не самый плохой способ. 

Гильберт: Невозможно. Мы одна из самых удалённых станций и связь ограничена. Где данные по этой передаче?

 Эйфель: Ээ, вот. Ладно, тогда, может быть, они просто отражаются от какой-то большой планеты? Что-нибудь с достаточной концентрацией металла может работать как естественный транзистор.

 Гильберт: Единичный случай? Может быть, всё ещё исключительно маловероятно. Но вы принимаете сигналы постоянно. Математически несостоятельно для природного феномена. У вас есть измерения частоты для прошлых передач?

 Эйфель: Сейчас найду. Вы же не имеете в виду то, что я думаю? 

Гильберт: Отбросьте все, что не могло иметь места, и останется один-единственный факт, который и есть истина. [открывается дверь] 

Минковски: Ладно, я здесь. Что стряслось? 

Эйфель: Ээ, не то чтобы стряслось, Командир, но… вы лучше присядьте. Помните эти радиосигналы, которые я ловил последние пять месяцев? 

Минковски: Старые радиопередачи с Земли? 

Эйфель: Да, ээ, так вот с ними такое дело. Эээ, доктор Гильберт тут перепроверял мою работу и я, ��озможно, был несколько неправ насчёт них.

 Минковски: В чём конкретно?

 Эйфель: В том, что они с Земли.

 Минковски: Что?

 Эйфель: Гильберт считает, что судя по возрасту передач эти звонки более междугородние, чем мы думали. 

Минковски: Насколько более? 

Гильберт: Примерно на 40 световых лет.

 Минковски: Стоп, что? Подождите, вы на что намекаете? 

Эйфель: Прямо сейчас ни на что. Нужно всё проверить и пересчитать, прежде чем делать какие-то выводы о том, что тут происходит. Предварительно можно только сказать, что мы нашли очень странную аномалию в дальнем космосе.

 Минковски: А не предварительно?

 Эйфель: Ну, есть маленькая вероятность, что

Гильберт: Эйфель, возможно, установил первый контакт с внеземным разумом. [пауза] 

Минковски: Да вы издеваетесь. 

Эйфель: Оказывается, я, возможно, очень хорошо делаю свою работу. Не нужно аплодисментов.

 Минковски: Ладно. Ладно. Ээ… ты говорил что-то насчёт проверить? В чём это состоит? 

Гильберт: Отследить сигнал. Возможно, с помощью процессора Гефеста получится триангулировать местонахождение источника. 

Эйфель: А если определитель номера совпадёт? Что тогда? Гильберт: Тогда- [сигнал обрывается, помехи]

 Минковски: Что ж, видимо

Гильберт: Шш. Подождите секунду. 

[сигнал возвращается, снова играет музыка, но тише] [три вздоха облегчения] 

Минковски: Окей, как нам отследить эту штуку?

 Гильберт: Нужно будет провести расчёты на центральном процессоре. Эйфель, можете подключить вот это к мостику? 

Эйфель: Будет сделано.

 Гильберт: Хорошо бы ещё настроить спутниковую антенну, чтобы лучше принимать сигнал. 

Эйфель: После прошлого раза? Я лучше воздержусь.

 Минковски: Я этим займусь. Давайте, за дело, пока у нас всё ещё есть этот сигнал.

 [конец записи]

 [запись продолжается] 

[Эйфель и Гильберт стучат по клавишам] 

Минковски [через передатчик в скафандре]: Гефест, как слышно?

 Гильберт: Мостик Гефеста, Командир. Слышим вас хорошо. 

Минковски: Я возле спутниковой тарелки, начинаю настройку. Эйфель: 47 градусов на правый борт должно быть нормально.

 Минковски: Хорошо, сейчас. [пауза] Сделано.

 [Эйфель щёлкает переключателем и начинает играть музыка, гораздо громче и чище, чем раньше] 

Гильберт: Звучит гораздо лучше. Эйфель: Не десять из десяти, но должно быть достаточно, чтобы навестись.

 Минковски: Отлично. Возвращаюсь к шлюзу.

 Эйфель: Боже, тут порядка 90 янских. У этой штуки силёнок хватает.

 Гильберт: Гера, есть результаты?

 Гера: Заканчиваю предварительные расчёты, доктор. Похоже, источник находится… где-то в созвездии Золотой Рыбы. 

Эйфель: Насколько это далеко?

 Гильберт: Далеко.

 Гера: Ближайшее зарегистрированное небесное тело – Дзета Золотой Рыбы. Чуть-чуть мен��е сорока световых лет отсюда.

 Эйфель: Чёрт побери.

 Гильберт: Гера, можно это как-то уточнить?

 Гера: Уже в процессе, доктор, но для триангуляции нужно учесть множество факторов, так что потребуется время. Но все углы траектории указывают в направлении, противоположном Земле. 

Эйфель [сам с собой]: Чёрт побери… Они были правы, они знали… 

Гильберт: Что такое, Эйфель? 

Эйфель: Да просто...знаете, полтора года слушать помехи по четыре часа каждую ночь, никаких признаков, что там кто-нибудь есть. Начинаешь себя чувствовать... [вздыхает] 

Эйфель: После этого фокуса Командования с Пустым Человеком я стал думать, может, моя работа – это ещё один их чокнутый психологический эксперимент. Знаете, «если засунуть человека в дальний космос и сказать ему слушать пустоту пару лет, будет ли он настолько глуп, чтобы правда это выполнять? Сколько времени пройдёт, прежде чем он психанёт и отрежет себе левое ухо?» Однако вот она. Настоящая передача из дальнего космоса. Знаете, это моя

Гильберт: Хм, Эйфель, а это что?

 Эйфель: Где? [пауза] 

Эйфель: Похоже, какие-то небольшие помехи на альфа-канале. Подождите, я сгоняю на узел связи, может, получится их убрать.

 Гильберт: Хорошо. [открывается и закрывается дверь, Эйфель уходит] [пауза]

 Гильберт: Гера, запусти протокол блокировки 24C. 

Гера: Ээ, а разве офицер Эйфель не

Гильберт: Просто выполняй. Код разрешения Индиго 39. 

Гера: Эээ- [она начинает что-то говорить, но её голос сильно заедает, как пластинку]

 Гера: Так точно, доктор Гильберт. Запускаю. [все двери на мостике закрываются с характерным звуком] 

Минковски [всё ещё через передатчик в скафандре]: Ладно, Гера, я возле шлюза. Открой, пожалуйста, внешний люк.

 Гильберт: Гера, отставить это. 

Минковски: Что? 

Гера: Я… боюсь, я не могу, доктор Гильберт. Это прямой приказ командующего офицера космической станции

Гильберт: Экстренный код Альфа Виктор. 

Подтверждение голоса: доктор Александр Гильберт. [компьютерный звук, как будто запускается жёсткий диск] 

Гера: Так точно. Приказ открыть люк отменён. [её голос звучит очень напряжённо и заедает гораздо сильнее, чем обычно] 

Минковски: Гера... открой люк. Впусти меня.

 Гера: Я... Я не могу это сделать, лейтенант. 

Минковски: Гильберт, что вы делаете? Впустите меня на станцию. Сейчас же.

 Гильберт: Извините, но я не могу исполнить эту просьбу.

 Минковски: Просьбу? Это приказ! [долгая пауза]

 Минковски [холодная ярость]: Гильберт, что ты творишь?

 Гильберт: Боюсь, отвечать на этот вопрос долго и сложно, лейтенант, а у нас не так много времени.

 Минковски: Это измена. Ты предаёшь своего командира. 

Гильберт: Ммм... при прошлых обстоятельст��ах, возможно, да, но это открытие кардинально меняет миссию. Теперь у меня довольно жёсткий график, так что придётся принять крайние меры. 

Минковски: Гильберт- 

Гильберт: Прощайте, лейтенант. Наслаждайтесь вашим оставшимся получасом кислорода.

 Минковски: Гильберт ВПУСТИ МЕНЯ СЕЙЧАС ЖЕ ИЛИ Я- [Щёлк! Гильберт выключает передатчик]

 Гильберт: Я по-прежнему слышу помехи на альфа-канале, так что, полагаю, вы слышали по меньшей мере часть этого разговора, офицер Эйфель. 

Эйфель [через интерком]: Что вы творите?! Вы с ума сошли?! Гильберт: Вы вольны так думать, если хотите. Это ничего не меняет.

 Эйфель: Гера, какого чёрта ты его слушаешь? Впусти Минкауски, пока не поздно!

 Гера: Я пыта-пыта-пыта-пыта- АРГХ. 

Гильберт: Это не поможет, офицер Эйфель. Я запустил несколько строчек кода, которые встроил с матрицу личности Геры на случай подобной ситуации. Она совершенно неспособна противиться моим командам. Не так ли, Гера? 

Гера: Верно...Командир Гильберт.

 Гильберт: С машинами всё так просто. Всё дело в том, как они запрограммированы. 

Эйфель: Вы всё ещё убиваете своего командира! Командование вам голову оторвёт!

 Гильберт: На случай, если вы не заметили: и вы, и Минковски многого не понимаете про «Командование». Уверяю вас, когда я сообщу им о вашем открытии через несколько минут, они вполне одобрят мой план действий. 

Эйфель: Минут? Ха! Вы просчитались, доктор Кеворкян. Потребуется не меньше недели, чтобы связаться с Землёй.

 Гильберт: Может быть, с вашими примитивными инструментами. К счастью, моё начальство снабдило меня запасным импульсным маяковым ретранслятором на случай, если произойдёт что-то важное. Я послал им сигнал перед тем, как мы поднялись на мостик, скоро они должны выйти на связь. 

Эйфель: Это мы ещё посмотрим. [пауза] 

Эйфель: Я так понимаю, меня вы тоже убьёте? 

Гильберт: Конечно, нет. Между нами слишком много незавершённых дел. Было бы лучше, если бы у меня было больше времени для исследований, но в нынешних обстоятельствах придётся обойтись грубым подходом. 

Эйфель: Стоп, что- чёрт, вы и вправду-! 

Гильберт: К счастью, ваше маленькое посягательство на наши запасы средств гигиены полости рта предоставило отличный способ разрешить это положение. Гера, пожалуйста, активируй резервуары с галотаном, которые подключены к узлу связи. 

Эйфель: Нет, подожди

Гера [сквозь зубы]: Так точно, доктор, активирую. [шипение газа. Эйфель кашляет.] 

Эйфель: Гера, не делай…

 Гильберт: Дышите глубоко, офицер Эйфель. 

[Эйфель громко кашляет. Гильберт выключает интерком]

 Гильберт: Скоро увидимся.

 [конец записи]

Перевод: https://vk.com/wolf359radio

[mumblingstudent]

Зачем циклы без тела?

Хз, на самом деле. Просто хотел показать весьма интересный способ найти среднее значение, где и используется цикл без тела:

Вывод:

Одно число уменьшается, а второе увеличивается, пока они не станут равны, или пока второе не станет больше первого.

Правда, когда одно число нечётное, программа просто найдёт два ближайших к середине числа:

(числа были 301 и 100)

Да даже так это где-то может пригодиться.

[hitowashi]

KnB, Teikou arc, MuraMido

Название: Близость. Жанр: повседневное PWP, немного драматизма на фоне Пейринг: Мурасакибара х Мидорима Рейтинг: неуверенная в себе R Варнинг: драббл откровенно слабоват и смысл его где-то затерялся, так что вот вам все мои сорряны на случай, если соберётесь кидаться в меня тапками (ждёт их); возможен ООС Саммари: Мурасакибаре катастрофически мало Мидоримы.

— Ну и что мы здесь делаем? — скептично оглядывая крышу школы, Мидорима медленно переводит взгляд на своего одноклассника, что уже успел пристроиться возле перил. — Урок биологии, если ты не заметил, вообще-то уже начался. — Ну-ну~, Мидо-чин, не нуди~, — лениво тянет Мурасаки��ара. — Терпеть не могу биологию, — он на секунду кривится, но быстро нацепляет на лицо привычное бесстрастное выражение и, раздвинув согнутые в коленях ноги пошире, несколько раз мягко хлопает ладонью по еле тёплому бетону между ними. — Лучше иди сюда. «Ну что за ребёнок…» — мелькает в голове Мидоримы, и он обречённо вздыхает. Он медленно подходит к Ацуши, на ходу по закладке открывая книгу (он машинально взял её с собой, когда Ацуши, внезапно появившись перед ним, бесцеремонно схватил его за руку и куда-то потащил), и присаживается почти вплотную к однокласснику. Тот придвигается ещё чуть ближе и опускает голову на плечо Шинтаро. Мидорима косится на него несколько недоверительно, будто ожидает какого-то подвоха, но уже через пару мгновений всё-таки возвращается к книге, чувствуя, что Мурасакибара полностью спокоен и расслаблен. Проходит необычайно тихих и приятных пятнадцать минут, как Ацуши приподнимает свою голову и трётся лбом о шею Мидоримы, словно капризный ребёнок или большой недолюбленный кот, которому явно не хватает внимания. — С Мидо-чином так хорошо, — тихо бормочет Ацуши, но Шинтаро, казалось, и не слышит его вовсе. Мурасакибара хмурится и буквально сжигающим взглядом уставляется на книгу. — Мидо-чин, убери её, — недовольно сопит сладкоежка и только сильнее прижимает юношу к себе. — Что? — Шинтаро всё-таки отрывается от чтения. — Книга, — чеканит Ацуши, а Мидорима готов поклясться, что секунду назад он отчётливо слышал нотки ревности в чужом голосе. — Убери её, — вновь повторяет Мурасакибара, чувствуя некое подобие не то раздражения, не то злости. — Ха? С чего бы мне это делать? — баскетболист пытается скрыть усмешку, но получается это у него не очень хорошо. Мидорима снова утыкается в текст, а Мурасакибара уже чуть ли не хнычет: — Мидо-чин, убери её. Убе-ери-и~, — и снова трётся лбом о шею фанатика. — Прекрати, ты ведёшь себя как ребёнок. — Мидо-чин… — Ацуши несильно кусает возлюбленного за нежную кожу на шее и тут же зацеловывает укус. Мидорима тихо охает, но быстро отмахивается, уворачиваясь от дальнейших поцелуев. — Хватит, ты мешаешь. Грубый тон заставляет Ацуши прекратить сейчас же, и он даже отодвигается, облокачиваясь на перила. Мидорима только бьёт себя мысленно по лбу и понимает — переборщил. Однако в голову тут же лезет новая мысль: «Сам напросился», но Шинтаро быстро отгоняет её прочь. В любое другое время он бы не обратил на это внимание, но сейчас оправдание почему-то кажется ему так себе, а угнетающая тишина стремительно отбивает всё последующее желание читать и дальше. — Эй… — несмело начинает он. — Ты прости, мне стоило говорить… так. — Всё в порядке, — слишком быстро отвечает Мурасакибара, и Мидорима понимает — ни черта не в порядке. — Я не со зла, — снова бормочет фанатик, стараясь подбирать слова настолько осторожно, насколько это вообще возможно. Шинтаро даже откладывает книгу в сторону, ведь знает как никто другой: не уступить этому ребёнку — себе дороже. Мурасакибара, что до этого довольно пристально наблюдал за всеми действиями Шинтаро, отрывается от перил нарочито медленно, будто бы специально мучая фанатика, и аккуратно прислоняется грудью к его спине, вскоре и вовсе наваливаясь на Мидориму чуть ли не всем телом. Укладывает голову у него на плече и, приобнимая за талию, довольно прикрывает глаза. — Ты тяжёлый, — как бы между делом замечает Мидорима. Ацуши мычит в ответ что-то нечленораздельное и притягивает юношу ещё чуть ближе к себе, а Шинтаро только с облегчением выдыхает. Однако уже в следующую секунду буквально давится воздухом. — Что ты… делаешь?.. — с трудом произносит Мидорима, чувствуя, как большая горячая ладонь Ацуши, соскользнувшая с его талии на пах, приятно мнёт немного возбуждённую от недавних поцелуев-укусов плоть через не сильно плотную ткань. — Тс-с-с, Мидо-чин… Тихо, — шепчет Мурасакибара, расстёгивая сначала ремень Мидоримы, а затем и ширинку его брюк. Запускает руку под нижнее бельё, обхватывает полувставший член Шинтаро, еле ощутимо массируя, и вновь припадает губами к чужой шее. Мидорима, точно в первый раз, вновь пытается отстраниться, но тут же прекращает все свои попытки выбраться, стоит Ацуши провести языком по ушной раковине и в следующий миг весьма ощутимо прикусить чувствительную мочку. Шинтаро невольно дёргается и шипит. Шипит от невыносимо-сладостной боли, закусывая губу, но в итоге сдаётся, отдаваясь во власть приятных и желанных прикосновений Мурасакибары. Низ живота скручивает в приятной истоме, а в паху уже давно ноет от болезненного возбуждения. Мурасакибара словно издевается над ним, словно мстит ему за случившееся совсем недавно. Одной рукой водит по изнывающей плоти слишком, слишком медленно, второй же исследует тело под пиджаком и рубашкой чересчур тщательно, надавливая на особо чувствительные участки, да так умело, что у Шинтаро перед глазами чуть ли не искры сверкают. Вот так вот, фырчит Ацуши, у Шинтаро там фейерверки, понимаешь ли, взрываются, а он себя чуть ли не из последних сил сдерживает, лишь бы не завалить его прямо здесь и сейчас, лишь бы не отыметь его в какой-нибудь развратно-пошлой позе прямо на этом пыльном, еле тёплом бетоне, лишь бы… Мурасакибара утробно рычит и рывком разворачивает фанатика лицом к себе, устраивая его ноги поверх своих, придвигаясь к нему совсем вплотную, так, чтобы пахом касаться паха Мидоримы. В глазах нещадно рябит от яркого солнечного света и острого возбуждения; мысли путаются, разбегаются. Глубокий вдох и выдох, вдох и выдох… Правильно, он не должен терять голову. Их и так однажды чуть не поймали по его вине (Мидорима тогда сказал, что отныне секс в школе — табу). Сегодня они обойдутся лишь дрочкой, а уж когда доберутся до дома… Мурасакибара встряхивает головой, отгоняя так искушающие сейчас фантазии. Он смотрит в поддёрнутые дымкой зелёные глаза и чуть склоняется над их обладателем, мягко целуя того в губы. Поцелуй выходит на удивление нежным и неторопливым, отчасти даже трепетным. Лизнув напоследок чужие чуть припухшие губы, Ацуши спешно расстёгивает молнию на своих штанах. Руки у него трясутся, а потому ничего не выходит. — Не спеши, — негромко бросает Шинтаро и тянет ладони к ширинке Мурасакибары, в одно мгновение помогая с ней разобраться. Фанатик неспешно оттягивает резинку чужих трусов и слегка подрагивающей рукой аккуратно обхватывает налитый кровью член, тут же делая пару резких движений. Мурасакибара с глухим стоном сгибается над Шинтаро, полностью облокачиваясь на него, снова умещая свою голову у него на плече, обжигая его шею судорожным горячим дыханием. Рукой тянется к члену Мидоримы, грубо обхватывает и начинает надрачивать в такт его же движениям. Замечает стекающую капельку пота с шеи любовника и просто не может не слизнуть. Языком ведёт от впадинки над ключицей, поднимаясь всё выше, по пути несильно прикусывая пульсирующую венку, и останавливается возле уха. Придвигает Шинтаро к себе до конца, накрывает его ладонь своей, заставляя обхватить их горячие, возбуждённые органы вместе и чуть сильнее, быстрее двигать рукой вверх-вниз. Губами в это время Ацуши обхватывает мочку Шинтаро, слегка посасывая её, чем выбивает из него сдавленный стон, но на этом не останавливается. Наоборот, только больше распаляется и юркает языком сначала за ухо Мидоримы, облизывая чувствительный участок от мочки до самого виска, а затем в ушную раковину, вылизывая каждый миллиметр солоноватой от пота кожи. Мидорима заходится судорожным стоном, сжимая ладонью их напряжённые, требующие разрядки органы сильнее обычного, и Мурасакибара хрипит, чувствуя, что оргазм совсем близко. Баскетболист начинает надрачивать чуть быстрее и кончает почти что одновременно с любовником. А приходя в себя, понимает, что мало. Этого ему чертовски мало — хочется чувствовать друг друга, ощущать прикосновения и касаться самому такого восхитительно-желанного тела. Ацуши поднимает голову и где-то с минуту смотрит фанатику прямо в глаза, после чего медленно тянется к его лбу и едва касается его губами. — Мидо-чин, — тихо зовёт он, наблюдая, как тот всё ещё пытается привести дыхание в норму, — давай уйдём с уроков? Шинтаро, казалось бы, даже удивляется такой просьбе, взирая на Ацуши с лёгким недоумением, но уже через секунду утвердительно кивает. — Только приду в себя немного, — тут же добавляет он и глубоко вздыхает. А Ацуши просто обнимает его в ответ. Молча, без лишних слов, и умиротворённо прикрывает глаза, довольствуясь в этот момент и такой близостью между ними.

[loony-lovengood-blog]

Кулстори про мейнкунов. По утрам кот поёт. У большинства котов его породы не мяв, а убедительное воркование. В нём слышны невозмутимые интонации гостя, которому нет нужды быть грубым с деревенской хозяйкой. Хлеб давай, милая. И млеко. И яйки. Всё давай, только без резких движений. Кот Матвей не таков. Едва стрелка часов добирается до пяти, в воздухе раздаётся плачущий голос. О, детка, солнце почти взошло! – поёт кот (йоу, мамми, йоу). – Но миска моя пуста! И через час она будет пуста, и через два. Жизнь тяжела, мамми (йоу!) Разве для этого был я рождён? Давай спросим у господа, мамми, пусть он ответит мне! В этот момент раздаётся звук, в котором любой владелец домашнего животного безошибочно определит удар кроссовки об кота. Песнь обрывается. Некоторое время Матвей осмысливает поразительное открытие: эти люди не любят блюза. Проходит десять минут. Тишину спящей квартиры вновь нарушает плачущий голос, и голос этот стремительно набирает силу. Я спросил у господа, мамми! – поёт кот. – Я спросил у господа, отчего миска моя пуста. Господь заплакал, мамми, о да, он зарыдал. Моя миска пуста, как моя жизнь, и до скончания моих дней будет так (йоу!) – Урою, тварь, – говорю я. Кот некоторое время молчит, а затем берёт на октаву выше. – У смерти всегда облик белого человека! – надрывается он. – Я слышу её поступь, мамми. Но лучше умереть быстро, чем тянуть эту лямку, йоу! Я встаю. Подхожу к миске. Она наполовину полна сухим кормом. – Ты совсем ума лишился? – говорю. Кот под столом флегматично играет на губной гармошке. Я досыпаю в миску еще две пригоршни корма и возвращаюсь под одеяло. Из кухни доносятся хруст и чавканье. Затем они смолкают и наступает тишина, которую в романах принято называть благословенной. Тихо. Тихо. Тихо. Бог мой, какое счастье: тихо. – О, чудный день! – прорезает тишину жизнерадостный голос кота. – О, чудный день! Когда господь утолил мои печали! Йе, мамми, йе! Кто утёр мои слёзы? Кто насытил мою утробу? Да будет славен он во веки веков! Я воззвал к нему, и он услышал. Йе! Раздаётся звук, наводящий любого владельца домашнего животного на мысль, что кроссовок было две. – И спиричуэлса они тоже не любят! – бормочет кот, убираясь под стол. – Господи, прости этих варваров.

[freewalkingguy-blog]

Приснилось мне как-то... Ведь каждый видит сны? Может не часто, но видит, может после пробуждения забывает, но все же видит. Наверняка у тебя есть сны, которые с определенной периодичностью появляются во время сна. Промежутки между двумя такими снами могу составлять неделю, месяц, вероятно даже год. Есть и такие сны, которые ты отчетливо, детально помнишь, даже диалоги во время сна. Вероятно, помнишь сны, которые ты увидел с десяток лет назад, как фильм, отложившийся на пыльной полке в дальнем уголке длинных извилистых коридоров твоего разума... Помню, месяцев 5 назад, видел я сон, который, собственно, и сподвиг меня написать этот пост. "...постапокалиптический мир, разрушенные дома, окраина какого-то города: я и несколько выживших из моего отряда решаем остановиться на ночлег в одном доме. Отряд у нас не сказать мощный: женщина с ребенком лет шести, которых я встретил на дороге, и пожилой мужчина. Оружия нет, ровно как и провианта. Затягиваем окна тканью, чтобы в темноте не выдавать себя парой зажжённых свечей. Последние приготовления закончены, начинает темнеть, дверь заколочена, готовимся ко сну. Ребенок смотрит в небольшую щель между тканью и оконной рамой, что-то по-детски бормочет.. Закрываю глаза. Ребенок вскочил и подбежал ко мне, говорит, что на улице кто-то есть. Аккуратно подхожу к окну, вижу человек с пять взрослых мужчин, с оружием, видно рейдеры какие-то или бандиты, не знаю, как выследили - начинают ломать дверь, мы прячемся под кровати, в комнату входят два человека, слышу шаги, разговор, вижу ботинки прямо возле кровати, слышу опускается, направляет оружие на меня... " Я проснулся. Я не мо�� понять, что произошло, что вообще это было. Может это был не совсем сон? Что если, когда мы спим, мы видим параллельный нашему мир, где все не так, где нет понятия о месте и времени, где ты можешь быть кем захочешь и когда захочешь. Что если, когда они спят, они видят мир через наши глаза... Как всегда, я не знаю, зачем я это писал, может кто-то найдет этот пост интересным, может нет. Ведь если эта мысль крутилась в моей голове, значит это кому-то было нужно.

[belozor]

Елена Михалкова

Елена Михалкова По утрам кот поёт. У большинства котов его породы не мяв, а убедительное ворко��ание. В нём слышны невозмутимые интонации гостя, которому нет нужды быть грубым с деревенской хозяйкой. Хлеб давай, милая. И млеко. И яйки. Всё давай, только без резких движений. Кот Матвей не таков. Едва стрелка часов добирается до пяти, в воздухе раздаётся плачущий голос. О, детка, солнце почти взошло! – поёт кот (йоу, мамми, йоу). – Но миска моя пуста! И через час она будет пуста, и через два. Жизнь тяжела, мамми (йоу!) Разве для этого был я рождён? Давай спросим у господа, мамми, пусть он ответит мне! В этот момент раздаётся звук, в котором любой владелец домашнего животного безошибочно определит удар кроссовки об кота. Песнь обрывается. Некоторое время Матвей осмысливает поразительное открытие: эти люди не любят блюза. Проходит десять минут. Тишину спящей квартиры вновь нарушает плачущий голос, и голос этот стремительно набирает силу. Я спросил у господа, мамми! – поёт кот. – Я спросил у господа, отчего миска моя пуста. Господь заплакал, мамми, о да, он зарыдал. Моя миска пуста, как моя жизнь, и до скончания моих дней будет так (йоу!) – Урою, тварь, – говорю я. Кот некоторое время молчит, а затем берёт на октаву выше. – У смерти всегда облик белого человека! – надрывается он. – Я слышу её поступь, мамми. Но лучше умереть быстро, чем тянуть эту лямку, йоу! Я встаю. Подхожу к миске. Она наполовину полна сухим кормом. – Ты совсем ума лишился? – говорю. Кот под столом флегматично играет на губной гармошке. Я досыпаю в миску еще две пригоршни корма и возвращаюсь под одеяло. Из кухни доносятся хруст и чавканье. Затем они смолкают и наступает тишина, которую в романах принято называть благословенной. Тихо. Тихо. Тихо. Бог мой, какое счастье: тихо. – О, чудный день! – прорезает тишину жизнерадостный голос кота. – О, чудный день! Когда господь утолил мои печали! Йе, мамми, йе! Кто утёр мои слёзы? Кто насытил мою утробу? Да будет славен он во веки веков! Я воззвал к нему, и он услышал. Йе! Раздаётся звук, наводящий любого владельца домашнего животного на мысль, что кроссовок было две. – И спиричуэлса они тоже не любят! – бормочет кот, убираясь под стол. – Господи, прости этих варваров. http://ift.tt/2n5yLY2 

Елена Михалкова

По утрам кот поёт. У большинства котов его породы не мяв, а убедительное воркование. В нём слышны невозмутимые интонации гостя, которому нет нужды быть грубым с деревенской хозяйкой. Хлеб давай,...

[via ]

[ktootamtakoy]

Таракан

Обнаружил вчера заметку. Занятная мысль. Могу заметить, я слегка не согласен с мнением автора заметки.

Привожу кусочек статьи :

Николай Олейников 1934 Таракан попался в стакан... Достоевский Таракан сидит в стакане. Ножку рыжую сосет. Он попался. Он в капкане И теперь он казни ждет. Он печальными глазами На диван бросает взгляд, Где с ножами, с топорами Вивисекторы сидят. У стола лекпом хлопочет, Инструменты протирая, И под нос себе бормочет Песню «Тройка удалая». Трудно думать обезьяне, Мыслей нет — она поет. Таракан сидит в стакане, Ножку рыжую сосет. Таракан ...........

Взято отсюда: Таракан.