#ретромания

[khamnamillion]

Хоть на носу 2020-й год, но в душе всегда будет 90-е🤗🇺🇿 #Tashkent #Uzbekistan #90s #retro #ретромания (at Hilton Tashkent City) https://www.instagram.com/p/B6U_GnEAAk1/?igshid=s1v7rt7srm48

[svitki]

Мастерская придаст старый вид любым рукописям, аутентичное состаривание документов. Такие изделия понравятся любителям старины, а также как стильное украшение интерьеров. #рукопись #летопись #интерьер #дизайнинтерьера #дизайнквартиры #дизайнмузея #интерьербара #интерьерресторана #интерьерофиса #интерьербанка #музей #музеи #музейспб #музеипитера #ретромания (at Мастерская "Свитки МСК")

[untergangsshow]

Саймон Рейнольдс — Ретромания: Поп-культура в плену собственного прошлого

На пике востребованности реконструкций Вивьен Гаскин, куратор ICA, начала поиск достойного экземпляра. Она решилась на реконструкцию знаменитого выступления немецкой группы Einstuerzende Neubauten на ICA в 1984 году, которое переросло в митинг. Реконструкция «Concerto for Voice & Machinery» была выполнена британским художником Джо Митчелл. Идея провести мероприятие в стенах ICA, в том самом помещении, где когда-то прошёл концерт, была предельно прозрачным концептуальным решением.

Основная идея «Concerto for Voice & Machinery II» заключалась в том, чтобы максимально точно воспроизвести оригинальное мероприятие, на котором участники группы Einstuerzende Neubauten играли свойственную им музыку (звуки дрели, болгарки, бетономешалки и тому подобного) вместе с другими индастриал-музыкантами, включая Дженезиса Пи-Орриджа. Есть разные мнения, но факт остается фактом: тогда все вышло из-под контроля. Возможно, по вине одного из участников группы, возможно — одного из слушателей, который попытался просверлить дыру в полу. После чего аудитория излишне остро восприняла решение руководства ICA прекратить концерт, встретив его криками и погромом.

Попытка воспроизвести спонтанный мятеж, который за долгое время к тому же оброс мифами и легендами, кажется абсурдной. Когда Митчелл написала своё предложение, она и не догадывалась о недостатке достоверной информации о том событии. «Я была уверена, что найду любительские записи того события. Я думала, что ICA вели тогда запись». Но в архивах ICA ничего не оказалось. Проблема в том, что всё это происходило в те времена, когда не было возможности снимать или записывать всё, что происходило вокруг (сегодня даже самый незначимый концерт фиксируется на видео либо самим музыкантом, либо остается в роликах на YouTube, которые зачастую попадают в сеть ещё до око��чания концерта). Всё, что удалось отыскать Митчелл, — это несколько рецензий из музыкальных газет, которые описывали мероприятие; фотографии, сделанные всё теми же журналистами, и множество противоречащих друг другу историй очевидцев.

В течение года, пока этот проект готовился к запуску, Митчелл искала возможность заполучить нелегальную аудиозапись концерта, и её поиски увенчались успехом. Один из участников группы Einstuerzende Neubauten — Марк Чанг предоставил ей музыкальный ряд, который был исполнен в ходе знаменитого концерта. «На самом деле там всего три трека: вступление, потом вступают перфоратор, гитара и голоса, всё это венчается „Down to the Queen”». Согласно концепции в кульминационный момент мероприятия один из участников группы должен был начать сверлить пол в направлении тоннелей, которые, по легенде, проходили под ICA и соединяли Букингемский дворец с бомбоубежищем, где в случае ядерной войны должны укрываться члены королевской семьи.

Работая с фотографами, которые предоставили ей негативы съёмок концерта, Митчелл пыталась отыскать зачинщиков беспорядков среди аудитории, чтобы подобрать похожих актёров и соответствующую одежду для них (один из активных участников побоища, например, носил ирокез). В реконструкции были задействованы актёры, играющие музыкантов и посетителей концерта, охрана ICA и его руководство, то есть в концерте, который прошёл 20 февраля 2007 года, простая аудитория была перемешана с подставными лицами и двумя категориями сотрудников ICA — настоящими и подставными. Присутствие настоящих руководителей ICA оказало негативное влияние на качество постановки: они постоянно вмешивались в попытке не допустить чрезмерного вандализма по отношению к реквизиту и сценическим конструкциям. Также были предприняты излишние меры безопасности: «Мы не могли себе позволить такого количества пыли и дыма, который был в 1984 году, а сотрудники ICA даже выдавали всем пришедшим беруши. Было установлено ограничение на децибелы и запрет на извлечение искр шлифовальным станком».

Другим нюансом, который невыгодно отличал реконструкцию от оригинального события, стало то, что Митчелл привлекла компанию HSS Tool Hire в качестве спонсора мероприятия. «Такого рода постановки — очень дорогое удовольствие, — объясняет она. — Репетиции, актёры — всё это стоит немалых денег. На фотографиях, которые оказались в моём распоряжении, все инструменты у музыкантов были под маркой HSS — одного из крупнейших производителей. Мне нужно было заполучить инструменты в аренду на три недели, так что мы заключили взаимовыгодную сделку, в противном случае это стоило бы мне 10 000 фунтов».

Бликса Баргельд, главная творческая сила и фронтмен группы, благословил Митчелл в её нелёгком деле и нашёл идею мероприятия «очаровательной». Несмотря на то что он принимал активное участие в буйном концерте 1984 года, музыкант отказался присутствовать на реконструкции в качестве зрителя под предлогом того, что будет привлекать лишнее внимание (и, возможно, разрушит тем самым дух мероприятия). Но я не могу поверить в то, что всё это, вызывающее одобрение у сегодняшнего лояльного Баргельда, не подействовало бы на молодого, напичканного амфетаминами Бликсу как красная тряпка на быка. Для Einstuerzende Neubauten противостояние любым проявлениям ностальгии было намного важней, чем даже для панк-культуры. Вдохновлённая трудами Арто, Ницше и Батая, вся их творческая жизнь была посвящена теории распада (название группы переводится как «разрушающиеся новостройки»), голоду к разрушению истории. «Concerto for Voice & Machinery» был миниатюрной версией прогулки по Темзе Sex Pistols — момента столкновения рок-музыки с властями. Интересно, а чтобы организовать этот бунт снова, потребуется ли разрешение властей?

Я никогда не был свидетелем исторической реконструкции, всех этих исторических костюмов и дыма от пушечных выстрелов. Кажется абсолютно очевидным, что такая форма путешествия во времени не работает на всех уровнях — ты прекрасно понимаешь, что нет реальной смертельной опасности; ты знаешь, что должно произойти дальше. Это просто зрелище. Нет чувства опасности. В реальной истории участники битвы при Геттисберге не знали, что конфедераты в итоге проиграют войну. Так же и реальные свидетели «Concerto for Voice & Machinery» понятия не имели, что концерт превратится в настоящий хаос.

(Simon Reynolds -- Retromania: Pop Culture's Addiction to Its Own Past, 2015. -- Перевод В. Усенко)

[cinemaholicsblog]

cinemaholic | 5 | Ла-ла Ленд

«Бесстрашным мечтателям посвящается…»

Это история любви старлетки, которая между прослушиваниями подает кофе состоявшимся кинозвездам, и фанатичного джазового музыканта, вынужденного подрабатывать в заштатных барах. Но пришедший к влюбленным успех начинает подтачивать их отношения.

Год выпуска: 2016 Страна: Великобритания Жанр: мюзикал, драма, мелодрама, комедия  Режиссер: Дэмьен Шазелл Сценарий:  Дэмьен Шазелл В главных ролях: Эмма Стоун, Райан Гослинг 

Ожидаемо, да? И даже ожидаемо, что я в полном восторге. Честно.  Это действительно было красиво, впечатляюще и приятно.  Наверное, прежде всего подкупает  нетривиальная идея, лежащая в основе этого мюзикла.

Как по мне, сюжет обладает невероятной глубиной, оставляющей после себя приятное, пусть и немного грустное послевкусие, заставляющее задумать о жизни. Как ни странно, но на первый план выходит не любовная линия, как может показаться после просмотра трейлера, а философское размышление о мечтах и о жизненный целях, о неправильно расставленных приоритетах и последствиях этих ошибок.

В общем-то даже название, кажущееся на первый взгляд какой-то бессмыслицей, таит в себе куда гораздо более глубокий смысл. “Ла-ла Ленд” - это не только образное название Лос-Анджелеса, где, собственно, и происходит действие ленты, но и идиома, означающая уход из реальности в мир фантазий и грез.

Однако, несмотря на всю глубину поднятых проблем, фильм воспринимается очень легко, не создавая впечатления монотонности, грузом весящей на шее во время просмотра. Даже формат мюзикла не утяжеляет его, как, например, в случае с “Чем дальше в лес”.  Безусловно, стоит отметить работу композитора, чья музыка действительно создает именно ту атмосферу волшебства, которой пропитан весь фильм. Это действительно потрясающе. 

Огромный плюс операторам. Это  заслуживает похвалы, ведь многие сцены (на��ример, танцы) снимались одним дублем, что, возможно, и придает эту легкость картине. Собственно, это и соответствовало задумке и установке режиссера.

Говоря о касте, стоит сказать, что это блестяще. Герои Райана и Эммы поражают продуманностью характеров, чувственностью, абсолютной логичностью - это действительно профессионализм. Не может не зацепить то, с какой ответственностью отнеслись актеры к свой работе. Все фортепьянные партии в картине исполнены Гослингом лично. Актер специально брал уроки фортепьяно, что позволило снимать без участия дублеров. К этому можно прибавить уроки чечетки - в итоге по-настоящему живой и интересный фильм. Наверное, это их лучшая игра, которую будет трудно превзойти. 

Но наибольшее восхищение у меня вызвала режиссура Дэмина Шазелла, который также является автором еще одного киношедевра “Одержимость”. Его игра с цветом, со светом и тенью, постановка кадров, легкая ретромания, выразившаяся во многих отсылках в ленте, атмосфера - все это делает “Ла-ла Ленд” фильмом, которому, пожалуй, тяжело найти аналог в современном кинематографе.  Это то, что не может не тронуть до глубины души. То, что не может не заставить задумать о собственной жизни. 

Суммируя: это определенно стоит посмотреть. 

10/10

[taezhnaya]

«Первому игроку приготовиться»: Поп-культурная рекурсия Стивена Спилберга// The Village

Сегодня в прокат вышел фантастический экшен о виртуальной реальности «Первому игроку приготовиться» — первый откровенно молодежный проект Стивена Спилберга за много лет. Критики пророчат фильму огромные сборы и настоящую зрительскую любовь: кажется, со времен «Аватара» погружение в другую реальность не было таким увлекательным. Первоисточник фильма — американский бестселлер Эрнеста Клайна о мальчике в виртуальной охоте за наследством цифровой империи: автор популярной книги выступил соавтором сценария, и его текст добрался до экранов без значительных изменений.

Алиса Таёжная рассказывает, почему «Первому игроку приготовиться» — не просто коммерчески удачный Спилберг, а настоящее дитя любви и точное высказывание о цифровых иллюзиях, эскапизме и призрачном будущем.

Будущее без будуще��о

Мир 2045 года рисовали самые разные люди — от Дени Вильнева в сиквеле «Бегущего по лезвию» до полузабытой элегии Вонг Кар Вая «2046». Вселенная Стивена Спилберга и первоисточника Эрнеста Клайна — нищая и прагматичная: после нескольких финансовых кризисов загрязненные окраины больших городов, превратившиеся в трейлер-парки, перепридумали ради эффективного использования территории. Металлические трейлеры поставили один на другой, сложив их в хлипкие высотки из кубиков — и мегаполисы нищеты взмыли к небесам. Пустыри Коламбуса в Огайо ничем не напоминают модернистские ландшафты одноименного американского инди-хита: на каждого нищеброда здесь выделено пять-шесть метров жилой площади, зато по этажам разносят пиццу покорные копеечные дроны. Главный способ отвлечься в Америке, которую трясет одна девальвация за другой, — виртуальная вселен��ая OASIS, где живут улучшенные версии геймеров. Здесь раскинулся фантастический мир всего лучшего сразу — от «Трансформеров» до «Властелина колец», а в световом потоке танцуют в воздухе под «Blue Monday» группы New Order.

Старшеклассник Уэйд (Тай Шеридан, похожий на Майлза Теллера нового поколения) живет в трейлере в городе цвета серого металла и не слышит за день ни доброго слова: родители умерли, родная тетка постоянно орет, зарабатывая гроши, а ее приятель бухает и спускает все деньги на фишки для OASIS. Уэйд прячется в грузовике, чтобы играть и видеть что-то помимо экологической катастрофы за окном. Альтернативный OASIS — место, где очень интересно и возможны неожиданности: например, спускаться на сноуборде с египетских пирамид, ощущать телом вселенную «Звездных войн» или находить единомышленников, не думая, кто они, сколько им лет и кем они работают на самом деле. Для людей типа главного героя под ником Parzifal OASIS — еще и вечные Олимпийские игры. Основатель альтернативной вселенной Халлидей, уходя из жизни, оставил ребус для преемника — раскидал по виртуальному миру несколько загадок и одну пасхалку, найдя которую победитель получает OASIS в свое владение и может распоряжаться глобальным миром как хочет. Новая американская мечта обросла мифологией: для маленького человека типа Уэйда пасхалка — уникальный социальный лифт; других в его обозримой реальности просто не существует.

Глобальное неравенство и способы на этом заработать

Показательно, что Стивен Спилберг, выбравший эскапизм творческой тактикой и заработавший на симуляциях миллиарды долларов, с интересом и вниманием наблюдает за последствиями своих же идей. Режиссер выводит узнаваемый дарвинистский мир начала XXI века, где каждый сам за себя, визуализируя черты виртуальной среды — от зарабатывания неосязаемых денег до компульсивного сверхпотребления. «Потерять виртуальное барахло значит потерять самого себя» — в ситуации, когда миллионы голодных и бесправных ни на что не влияют, бесконечно инвестировать в свои улучшения в сетевом пространстве — единственный способ хоть что-то решать на микроуровне.

Несправедливость объясняют концепцией «ты просто недостаточно хорошо старался», а подавленная коллективная энергия тает в сетевых войнушках, пока беженцы становятся самым многочисленным классом. Армии безработных противопоставлена гигантская технокорпорация IOI, где каждому обеспечен соцпакет и защита ценой чужого рабства и долговых ям. Неэффективные раздутые штаты корпорации, куда нанимают сотрудников просто потому, что некуда девать сверхприбыли, годами бьются над поиском той же пасхалки. «Первому игроку приготовиться» выводит комичного и очень узнаваемого корпоративного босса с комплексом Наполеона: посредственный Сорренто, когда-то общавшийся с основателем OASIS в формате «подай-принеси», сочиняет живучий миф о том, что был назначен правой рукой за талант визионера. Его единственная мотивация — монетизация, и именно такой подход к би��несу и жизни сгубил реальный мир. Главная проблема 2045 года — в том, что в нем нет управляющих, а есть только зарабатывающие: идея IOI для OASIS, когда контекстной рекламой будет занято 80 % индивидуального поля зрения игрока, совсем не кажется абсурдной, учитывая то, во что скатились наши когда-то любимые соцсети.

Будущее Эрнеста Клайна лишено свинцовых тонов «Призрака в доспехах» и пастельной утопии фильма «Она» — это просто наша с вами жизнь, в которой несколько десятилетий никто ничего не чинил, не растил, не поливал и не восстанавливал: мир аварий, хлама, который всем лень вывозить, городов-свалок и тел, которые живут как придется отдельно от всесильного воображения. В таком мире нет ничего демонического и потустороннего: просто квартира, которую не убирали и не ремонтировали 40 лет, ничего в ней не выкинули, не заменили и не улучшили. «Первому игроку приготовиться» — исчерпывающее кино о том, что продавать что-то неудовлетворенным и нереализованным гораздо проще: именно поэтому сверхприбыли глобальных корпораций последних десятилетий совпали с катастрофическим социальным расслоением. Система работает только на богатое меньшинство, а тактильность иллюзий никак не увеличивает в размерах реальный салон заброшенной машины, где ты прячешься от власти и репетируешь трюки очередной игры.

Спилберг — сам часть главной проблемы непрекращающейся мейнстримовой ностальгии. Мы уже не помним другой культурной повестки: герои полувековой давности или в лучшем случае пары десятилетий регулярно и неубедительно оживают на экранах

Ретромания как поле коллективного действия

В книге «Ретромания» музыкальный критик Саймон Рейнольдс выводит исчерпывающую характеристику современного культурного лимба, вынося ее в подзаголовок: «поп-культура в плену собственного прошлого». Спилберг отлично знает про этот плен — во многом он его и создал. Взгляните на режиссерский и продюсерский список планов и достижений: франшиза «Трансформеры», оживление «Парка юрского периода», планы на «В��стсайдскую историю», еще одного «Тинтина», «Гремлинов», отдельный фильм про Бамблби, спин-офф «Людей в черном» и реанимация Индианы Джонса. Спилберг — сам часть главной проблемы непрекращающейся мейнстримовой ностальгии. Мы уже не помним другой культурной повестки: герои полувековой давности или в лучшем случае пары десятилетий регулярно и неубедительно оживают на экранах, впаривают товары и собирают копеечки поколения под очередной латинской буквой: Z, X или Y.

В каком-то смысле «Первому игроку приготовиться» — самый исповедальный и самоироничный фильм Стивена Спилберга, где он подмигивает усталому дедушке Халлидею, который родил что-то волшебное, а воспитал химеру. Халлидей придумал, как совместить десятки миров в OASIS, но обречен на трудоголизм и одиночество: струсил перед девушкой и разругался с единственным другом. Мир, который он придумал, на всех парах покатился к чертям. Экшен о захватывающей компьютерной игре смотрится как искреннее признание Спилберга в собственной инерции: коммерческая машина запущена и несется с бешеной скоростью — и ей так не хватает у руля принципиального человека с воображением. Фильм, в трейлере напоминающий дедушкину дискотеку с песнями Синди Лопер и Van Halen, подводит к выводу «я устал, я ухожу» и грустному пониманию собственной незаменимости: так работать со зрелищем и надоевшей ностальгией принципиально не умеет больше никто. Среди десятков плодовитых наследников Спилберга нельзя найти того, кто пройдет все тесты на изобретательность, чутье и нонконформизм, и со спокойной душой вручить ему пасхалку.

С торжественным видом «мне нечего скрывать» Стивен Спилберг берется за любимое десятилетие — 80-е, время, когда он сам мурлыкал под нос песни Bee Gees и Depeche Mode и снимал «Инопланетянина» с «Индианой Джонсом». Режиссер отлично помнит и ценит коллег и первопроходцев, снимавших одновременно с ним, — делает реверансы Джону Хьюзу и Эми Хекерлинг, цитирует «Трон» и шутит про «Чужого». В его вселенной хватает места и внимания любимому сериалу, концертному костюму Duran Duran, герою Букару Бонзаю и кукле Чаки. И книжка, и сценарий переполнены гиперссылками на дикое и разнообразное десятилетие, где есть игра Adventure и группа A-ha — и Спилбергу удается невозможное: окунуть в классику, вытащить best hits с полки папиных записей и на два часа сделать их твоими персональными хитами. И поставить их для тебя как будто в первый раз — на фоне бездарных реме��ков в каждом первом трейлере музыкальный ряд здесь имеет смысл и будит мурашки на коже.

В 2018 году Спилберг придумывает лучший мемориальный музей всему, что он знал и любил, огромное надгробие и личный OASIS. То, что считалось инфантильным и проходящим — пустяковые игры, герои телешоу, тексты песен, звучавших из каждого утюга, движения Джона Траволты на танцполе, — почему-то продолжает работать даже для тех, кто не видел Кубрика и не играл в Adventure. Казалось бы, в ностальгии вообще нет пространства для перемен, но сам зрительский опыт «Первому игроку приготовиться» в 3D-очках и полном зале смеющихся людей доказывает обратное: фантастическое погружение в трехмерный мир работает, если все исполнено с любовью к материалу и знанием ритма. Общий зрительский слой существует, поп-культура, часто сама того не желая, закрепила архетипы и подарила нам коллективное чувство смешного, а понимание, что от клише никуда не деться и с ним надо работать играючи, — все еще высшая категория творческой интуиции и мастерства.

Лучшее доказательство волшебного таланта Спилберга — то, что он сделал за десять минут экранного времени с «Сиянием» Кубрика. Это канонический пример постмодернистского юмора, где шутнику не страшно пощекотать святое и дойти до конца: прижаться щекой к Джеку Николсону, хлебнуть крови из лифта и вывернуть хоррор в комедию положений. «Я никогда не смотрела фильм. Что тут происходит?» — подруга главного героя наивно открывает дверь комнаты 237: это, пожалуй, самая смешная сцена встречи неофита с могущественной классикой. «Мой мир — это не дедушкино барахло, рассмотрите его хорошенько», — уговаривает нас Спилберг и в конце концов убеждает, снимая в 70 лет энергичный и уморительный фильм о молодости и главном его свойстве — жажде первооткрывательства.

Искусственный интеллект как продолжение нас

«Первому игроку приготовиться» — не просто кино о геймерском сознании и играх, в которые играют люди: это «Аватар» и «Матрица» оптимиста о возможностях искусственного интеллекта. Пока тревоги о цифровом будущем воплощаются в «Черном зеркале» и сценариях зомби-апокалипсиса, Стивен Спилберг говорит про виртуально��ть не как угрозу, а как место и возможность спасения. Аватары — в той же степени бегство от обыденности, что и способ реализовать амбиции. А наши амбиции — неотъемлемое свойство живого: человек, в отличие от робота, способен к мотивации, самокритике и развитию. Смысл мирового соревнования в «Первому игроку приготовиться» — не только в смекалке, скорости и кругозоре, а в этических загадках, которые разгадываются не умом, а бессознательными установками на чувство справедливости. Защитить интеллектуальную собственность от взлома, тщеславия и тирании можно, только придумав проверки наследникам на адекватность. Эмпатия и умение быть людьми — наш капитал XXI века, наш единственный пароль и ключевое слово.

Аватар может обладать частью нашей личности, но никогда не превзойдет ее в мировоззренческой широте. Подросток Эрнеста Клайна — несовершенный, напуганный и уязвимый — заряжен саморефлексией, и это его главное свойство невозможно сымитировать и подделать. Фильм Спилберга повторяет известные истины о том, что на наше качество победителей не влияют ни возраст, ни сексуальная ориентация, ни внешность или раса, а влияет умение прощать, договариваться и исправлять свои и чужие ошибки — и все это вместе невозможно делегировать роботам. Да и не стоит — как говорит главный герой в начале фильма: «Реальная жизнь остается единственным местом, где можно нормально поесть». Поэтому почему бы не отсоединяться от «Оазиса» на пару дней в неделю, чтобы обнять любимого человека, пройтись пешком по трейлер-парку или хотя бы на секунду заскучать, а не компульсивно населять информационный мир лучшими версиями себя.

[heytherestisnoise-blog]

Рок-н-ролл закончится, как только ты захочешь стать музейным экспонатом

Стив Джонс, интервью National Public Radio

[khamnamillion]

Хоть скоро 2020-ый, но в душе всегда будет так как в 90-ых 🤙 Ретромания, для динозавров 😄 🇺🇿 (Mashvarat in Tashkent or "The End Squad Traveling") #ретро #90s #80s #maniac #retroman #Tashkent #Uzbekistan (at Hilton Tashkent City) https://www.instagram.com/p/B6Tp9ggH5rm/?igshid=1f4oacdeltxn8

[taezhnaya]

Книжная полка:  Искусствовед и критик Ирина Кулик о любимых книгах// Wonderzine

Я очень давно не читаю бумажные книги и, увы, не воспринимаю чтение как отдельное специальное занятие. Поэтому для меня разговор о чтении — ностальгический: воспоминания о времяпрепровождении, которому я предаюсь всё реже и реже — разве что в метро и в самолётах. Большинство книг, о которых мы будем говорить, я читала очень давно и с тех пор не перечитывала. Я вообще редко возвращаюсь к книгам, как, впрочем, и не пересматриваю фильмы, особенно любимые: боюсь разрушить магию давних воспоминаний. Набоков где-то писал, что когда он взрослым перечитал «Шерлока Холмса», ему показалось, что ему попалось сокращённое издание.

В моей жизни было два интенсивных периода чтения. Это детство и время, когда я писала докторат в Париже. В советский период запойное чтение было единственным развлечением: фильмы и музыка тогда почти не были доступны, во всяком случае, не так, как сегодня. Я помню, с какой радостью родители читали мне вслух — Пруста, например. Им это доставляло не меньшее удовольствие, чем мне. Следующий период запойного чтения был связан с учёбой во Франции, где я писала диссертацию по литературе: поэзии дадаистов, сюрреалистов и русской зауми. Главным моим развлечением в Париже были прогулки и книги, которые я читала в знамени��ых парках, от классического Люксембургского сада до модернистского Ля-Вилетт, на набережных и даже на Пер-Лашез, а также в библиотеках — таких разных, как библиотека Центра Помпиду и библиотека Святой Женевьевы, с её зелёными лампами и строгими библиотекарями.

Парки и библиотечные книги в Париже — это ещё и бесплатные удовольствия, доступные бедному студенту в этом дорогом городе. Но я полюбила и мир парижских букинистов и книжных распродаж — изобилие было невероятное. Плюс время написания диссертации — раздолье для прокрастинации любого рода: вместе со всем, что надо было читать по теме, я, разумеется, читала очень много того, что к ней совсем не относилось — например, модернистскую фантастику, Берроуза, Балларда, Филипа Дика, Уильяма Гибсона. Но в конечном итоге это тоже помогло диссертации.

Сейчас я чаще всего читаю интернет — вернее, не читаю, а ищу информацию к лекциям. Но я по-прежнему иногда берусь за романы — как простой потребитель литературы, которому нужен мир, куда можно сбежать.

АНДРЕ БРЕТОН

«Надя» («Nadja»)

Экзотическое имя героине основоположника сюрреализма пристало больше, чем привычное. Бретон — как раз один из авторов, с которыми я провела много времени во время написания диссертации. Это очень важная для меня фигура: я люблю сюрреалистическое мировосприятие, и хотя у Бретона репутация харизматического тирана, любившего исключать из сюрреализма, как из партии, всех (Дали и Джакометти, например), меня он всё равно притягивает.

«Nadja» появилась у меня при романтических обстоятельствах: мне её подарил прекрасный молодой француз, с которым мы вместе путешествовали на машине через Польшу, Германию, Голландию во Францию. В Париже друг записал меня в университет, в котором я в итоге и защитила диссертацию. «Nadja» — это книга, документирующая сюрреалистический опыт проникновения в параллельную реальность. Следуя за экзотической и полубезумной славянской девушкой, дрейфуя за ней по знакомому городу, повествователь попадает из реального Парижа в Париж сновиденческий, фантомный и сюрреалистичный. И опыт этот, что очень важно, проиллюстрирован отобранными самим Бретоном снимками Картье-Брессона, Брассаи и прочих великих фотографов — потому что именно камера может запечатлеть потустороннее. Ну, и читая эту книгу в Париже, я во многом отождествляла себя с «Наджей».

ГЕРМАН МЕЛВИЛЛ

«Моби Дик»

Последний великий классический «кирпич», который я прочла в жизни. Зарубежную литературу в нашем институте преподавали фантастически хорошо. В начале девяностых, когда ещё мало что было переведено, наша преподавательница уже читала нам историю классической литературы через оптику структурализма и постструктурализма, пересказывала Мишеля Фуко и Ролана Барта.

«Моби Дик» поразил меня не как приключенческий, но как эпистемологический роман, со всеми этими сведениями о китах, с очень современным и концептуальным смешением приключенческого романа, научной литературы, аллегории — и очень старомодным очарованием науки, всё ещё участвующей в общей картине мира. Это очень похоже на то, чем занимаются некоторые современные художники, осмысляющие ностальгию по очарованию энциклопедического и всеобъемлющего знания.

ГОВАРД ЛАВКРАФТ

Первая книга этого великого американского автора мне попалась на летних каникулах на советском юге — где самым страшным была великая скука той эпохи, когда под рукой не было интернета и даже нормальных книжных магазинов и остаться без чтива было почти как остаться без сигарет. Мне удалось купить сборник Лавкрафта с чудовищным полиграфическим оформлением и ещё более чудовищным переводом — как если бы его сделали не люди, а какие-то на глазах теряющие человеческий облик и речь вполне лавкрафтовские чудища. Меня это очень впечатлило.

Потом я читала Лавкрафта во французском переводе, наоборот, предельно эстетском — он напоминал какие-нибудь сказки Оскара Уайльда. Но лавкрафтовский ужас был неизбывен. Этот писатель уникален тем, что не пересказывает что-то страшное, а заставляет пережить само ощущение ужаса, так ничего и не описав — как во сне, когда ты просыпаешься в холодном поту, не увидев той кошмарной картины, предчувствие которой и заставило тебя проснуться.

ПАВЕЛ ПЕППЕРШТЕЙН, СЕРГЕЙ АНУФРИЕВ

«Мифогенная любовь каст»

У меня есть полустёртое воспоминание — ��е уверена, что оно правдивое, — что я познакомилась с этой книгой в рукописях до того, как она вышла. Это были огромные общие тетради в клеточку с рисунками внутри, очень похожие на подобие «фанфиков», которые сочиняли на задних партах и последних страницах тетрадей мои одноклассники в советской школе — там, кажется, тоже было что-то про войну и «фашистов». «Мифогенная любовь каст» в таком виде выглядела как совершенно аутсайдерская литература.

Несусветный и монументальный первый том меня поразил до глубины души именно своей вдохновенной несуразностью, нежеланием считаться хоть с какими-то литературными правилами. Но без «Мифогенной любви каст» не было бы ни Пелевина, ни позднего Сорокина. Это действительно большая литература — и, как становится ясно во втором томе, самый значительный поколенческий роман для моих ровесников. Это не курьёз, не психоделическая «телега», а русский аналог «Радуги тяготения» Томаса Пинчона — по масштабу и соединению несоединимого.

ФИЛИП ДИК

«Помутнение»

Сам опыт знакомства с этим романом напоминает галлюцинацию или ложное воспоминание. Я долго не могла поверить, что и правда читала его в журнале «Юность», который нашла, кажется, в вечерней школе, где тогда училась. И только потом, выяснив, что этот «глюк» был ещё у нескольких моих сверстников, я убедилась в том, что потрясающий роман Филипа Дика и правда опубликовали в советском молодёжном журнале, судя по всему, в качестве антинаркотической пропаганды.

Опубликовали ещё и с иллюстрациями — странным образом похожими на появившийся сильно позже отрисованный фильм по «Помутнению» Ричарда Линклейтера, хотя, конечно, с поправкой на эстетику журнала «Юность». Тогда я не знала ещё ни Филипа Дика, ни великую традицию литературы о наркотиках — этот опыт был пережит мной с чистого листа. Надо сказать, что это неплохая антинаркотическая пропаганда: в параноидальных бэдтрипах диковских героев нет никакой психоделической романтики.

УИЛЬЯМ ГИБСОН

«Мона Лиза овердрайв»

Меня очень занимают барочные конструкции о границах реального и нереального. И Гибсон, как истинный постмодернист, придумывает мир, в котором это смешение не пугает, но восхищает, — так и должно быть.

Гибсона я читала на французском (английский не мой первый иностранный язык). В тех переводах было понятно, что это не обычная научная фантастика, а нарочито модернистская про��а, отсылающая к Пинчону и Балларду. И ещё у Гибсона мне нравится, что это единственный известный мне фантаст, придумывающий для своего будущего — а в последних романах уже для нашего настоящего — очень убедительное и очень оригинальное современное искусство, которое могло бы стать главным событием многих биеннале, если бы было реализовано художниками, а не сочинено романистом.

САЙМОН РЕЙНОЛЬДС

«Ретромания. Поп-культура в плену собственного прошлого»

Рок-музыка играет большую роль в моей жизни — в том числе и по причинам, которые так блестяще анализирует Рейнольдс, связавший музыку и ностальгию. Любая песня — это немножко пирожное «Мадлен»: книжка, которую я прочитала и полюбила в молодости, не будит те же воспоминания, что любимый альбом.

Книга Рейнольдса написана очень здорово, с большим количеством информации — и при этом очень связная, личная, с пристальным взглядом на поколение. Рейнольдс пишет, как мы упустили идею утопии — мысль о счастливом общем будущем совершенно ушла, и этим активно занимается сейчас современное искусство.

ЖИЛЬ ДЕЛЁЗ

«Фрэнсис Бэкон. Логика ощущения»

Редкое сочетание: это и программный философский текст Делёза, и очень точный и подробный искусствоведческий анализ Фрэнсиса Бэкона. Я очень люблю Бэкона, и люблю искренне — отлично помню его большую ретроспективу в ЦДХ в начале девяностых, на которую я пришла, не зная о художнике вообще ничего, — и «улетела». Делёз внятно объясняет метод Бэкона, проводит очень интересные аналогии с литературой — с Беккетом и Берроузом — и пишет свой философский опус как экспериментальную прозу, очень напоминающую по особому драйву того же Берроуза (кстати, друга Фрэнсиса Бэкона).

ЛЕОНОРА КАРРИНГТОН

«Слуховая трубка»

Недавно переведённый чудесный роман художницы-сюрреалистки, книга, которая которая словно бы всё время претерпевает жанровые метаморфозы: начинается как печальная реалистическая повесть о пожилой даме, которую отправляют в дом престарелых, затем превращается в детектив в духе Агаты Кристи, а потом — в конспирологическое фэнтези в духе Умберто Эко.

При этом это очень женская и, не боюсь сказать, женственная проза: прихотливая, забавная, лёгкая, субъективная и ненавязчиво настаивающая на женской перспективе и женских персонажах там, где мы привыкли читать о мужских фигурах. Проза ещё и восхитительно свободная в своей изобретательности — такому ��ереплетению и переворачиванию знакомых, казалось бы, мифологем и сюжетов позавидовали бы Борхес и Нил Гейман.

ЮРИЙ ХАНЮТИН

«Реальность фантастического мира»

Первая любимая книга о кино, которую я прочитала. Это критик, работавший в советские времена в Институте киноискусства и написавший одну из самых подробных апологий фантастических фильмов, которая была возможна в семидесятые годы: от Мельеса до «Соляриса». Отличный набор произведений — в том числе «Заводной апельсин» и «Дьяволицы» и десятки антиутопий. Неизбежный делавший эту книгу «советский» идеологический подход — с цитатами из Маркса в предисловии — тут нисколько не мешает.

Ханютин писал о фантастике как о критике капиталистического общества — но с ним бы согласились и сами режиссёры, и западные коллеги, левые, как большинство интеллектуалов. В детстве, когда эти фильмы казались абсолютно недоступными, книга Ханютина давала не только информацию о них, но и удивительно передавала очарование. Советский кинокритик писал для читателей, у которых вряд ли была возможность посмотреть все эти картины, — и в совершенстве владел ныне утраченным за ненужностью даром описания фильмов — так же чудесно это делал разве что Михаил Трофименков. Эта книга повинна в моей синефилии, в том, что весь институт я прогуляла в открывшемся тогда Музее кино — с восторгом узнавая кадры и сцены, знакомые не по фотографиям, а по текстам Ханютина.

АЛЕКСАНДР ВАДИМОВ, МАРК ТРИВАС

«От магов древности до иллюзионистов наших дней»

Любимая книжка детства, подробная история искусства фокусников — с древнеегипетских жрецов, индийских факиров и средневековых площадных представлений до Гарри Гудини. Один из авторов книги — знаменитый советский иллюзионист, выступавший под экзотическим псевдонимом Алли-Вад в образе загадочного индуса в чалме.

Автор пишет «изнутри» профессии — и именно поэтому не сдаёт коллег и никогда окончательно не разоблачает трюки. Зато приводит удивительные описания фокусов всех времён и народов и биографии великих мастеров иллюзий: Калиостро, Мельеса, Гудини. Одна из невероятных историй реального фокусника, судя по всему, также легла в основу романа Кристофера Приста «Престиж» и снятого по нему фильма Кристофера Нолана. Для меня эта книга, наверное, связана с современным искусством, также заставляющим нас задаваться вопросом, что именно мы видим и кто и зачем нам это показывает.

[heytherestisnoise-blog]

В сравнении с sex pistols рок-н-ролл и этот ваш зал славы просто брызги мочи. Ваш музей. Ссаньё в вине. Мы не придём. Мы не ваши обезьянки. Если вы проголосовали за нас, полагаем, вы знали, с кем имеете дело. Вы спрятались за маской судей - но вы - все те же люди индустрии. Мы не придём. Это не заслуживает внимания. Настоящие sex pistols не имеют ничего общего с этим потоком говна.

Sex pistols, 2006