#самостоятельная жизнь

[harossa]

Делюсь своими планами на будущие несколько месяцев:

- я все-таки поступаю в магистратуру, на следующей неделе экзамен, но я уже думаю сдавать его в августе, что делать???

- если я поступлю на бюджет - отлично, буду учиться, если нет, то тут спорный вопрос. Сама готова платить, но я категорически против, это довольно дорого… плюс деньги нужны на операцию для меня (не горит), но я бы хотела все-таки копить на неё

- скорее всего я устроюсь на работу или хотя бы подработку возможно даже по специальности, но тогда август нужно будет плотненько поработать над языком, вспомнить все правила, получить слова, мне очень нужно побыстрее накопить на операцию..

- я бы ещё хотела съехать от родителей, у нас есть вторая квартира недалеко, но её сейчас снимают, вот думаю, что делать… мне нравится с ними жить, но я понимаю, что я прям нюня, я ничего не могу, сижу под крылом, хотелось бы больше самостоятельности, плюс отец постоянно устраивает скандалы с ничего, мне уже надоели его психи…

Пока так :)

[vannaraf]

финансовая безграмотность

тинькофф выложил инфографику, сколько я трачу на продукты в месяц

что за ораву воинов я кормлю? я студент нах, маленькая (пухленькая) девочка - откуда 15,5к в месяц? цены сейчас тоже, конечно, не ахти, но мне определенно стоит завязать с тратами. все деньги уходят на жрачку и компульсивные переедания

очередной повод сесть на диету - экономить деньги))) КП тратят много эмоциональных и физических ресурсов. сколько бы я могла купить других ништяков: одежда, косметика, мелкие приятные подарки, комиксов - если бы не КП. Чувство упущенной выгоды в действии

сегодня отварила гречку. нужно всего лишь запариться с готовкой, и я буду более экономной. очень люблю гречку, но очень не люблю мыть посуду после готовки....

[ekk-kateee]

Меня очень радует тот факт, что моя почти самостоятельная жизнь сейчас, практически полностью соответствует тому, как я представляла еë в 10-12 лет

[basma-sama]

Позади выпускные экзамены и старшая школа, впереди ещё половина лета и новая самостоятельная жизнь.

(Возможно стоило бы начать со старшей школы, но мне хочется больше свободы)

начало | назад | вперёд

[anaella]

Поняла фишку этого мира..

Мужчина может "любить", хотеть стараться для слабой женщины. Пока она находится в уязвимом или слабом положении, что он может с ней играться, как ему вздумается. Это называется, что она рабыня его эгоизма. Именно рабыня. Она миленькая, слабенькая, бедненькая и ему хочется о ней заботится и давать ей. На самом деле это называется "подачки". Потому что если она себя повела неудобно для его эгоизма, то он захотел дал, не захотел не дал (нормальное отношение, внимание, средства). У меня так было..

И он терпеть не может, когда женщина от него не зависима и самостоятельная, когда она может сказать своё правильное слово и так и будет, потому что так лучше для всех! Он терпеть не может, когда у него нет над ней контроля и узд управления. Ведь тогда он не может играться с ней и приструнить. У него нет стимула быть с такой женщиной. Она его бесит и он не умеет работать с этим. А если она ещё и требует что-то и он обязан считаться и выполнть, то конечно тут уже конец и развод. И бежит туда, где меньше требуют и ноги раздвигают.

Есть тонкая грань определения независимой женщины. Независимость может быть и в собственном доме и при муже, для этого не нужно его далеко посылать, топтать или не считаться. Если я мать и жена я выполняю своё предназначение, я могу требовать лучшего отношения, вот и всё. И не быть рабыней мужского эгоизма, не позволять себя плохого отношения.

Не быть рабыней, как раз и проблема. Быть независимой, это не значит срать на всех с высокой вышки. Быть независимой, это брать ответственность за свои полномочия, знать его, заботиться обо всех и защищать от урона! И если этот урон причиняет муж, то и от него самого. И если я стою на своём и я права, моё требование на благо семьи, то мужу серьёзному мужу придётся попотеть. А несерьёзный убежит.

Эта очень ёмкая тема. Я пока не знаю, как верно её раскрыть и на каком языке. Но это мой курс на жизнь и это то что я буду мусолить ближайшее время. Хочу быть самостоятельной, независимой, любящей мамой, женой и женщиной и чтоб меня не смели пинать, причинять ущерб семье и детям и угнетать.

И с божьей помощью, я проложу этот путь и помогу в этом каждой женщине и семье. Только при верном взаимодополеннии счастливы оба и дети.

[simmingwithira]

Ричард и Элис приняли решение не задерживаться у родителей на долго и переехать. Самостоятельная жизнь невозможна под родительским крылом. Особенно с такими грандиозными планами на будущее как у Ричарда...

[yourcaptainnancy]

«Для того, чтобы отделиться, нужно сначала кем-то стать».

Я чувствую, что уже перешла в тот возраст, когда готова оставить свою детскую версию и сделать это. Стать кем-то. Быть отдельным и обрести личную свободу, которая сейчас оказывается для меня важнейшим фактором для собственного ментального здоровья.

Раньше я не слишком задумывалась о приоритетах (оно и понятно, я была младше и у меня были другие моменты на «подумать»), ставила во главу любовь или творчество. На данном же этапе жизни эти двое остались, но важнее всего для меня становится личная свобода.

Мне важно быть кем-то отдельным и крепко стоять на собственных ногах. Мне важно быть независимой финансово. Мне важно быть мобильной и не застревать на одном месте, если мне не хочется, а также не отчитываться за те действия, которые я совершаю, чтобы стабилизировать себя эмоционально. Мне важно не давать другим людям негативно действовать на мое эмоциональное состояние или тем более на мою жизнь в глобальном плане. Мне, блин, важно держать под контролем даже такие штуки, как чистая посуда с утра. Знать, что я ее помою с вечера и проснусь утром в чистоте.

Иногда личный быт, рутина, обязанности по работе/учебе – это очень сложно, и может ��азаться, что нахрен эту «личную свободу». (Да, Полин?) А потом понимаю, что как бы сложно не было – это все еще свобода. Я живу отдельно, могу делать штуки и не отчитываться за это; я сама – отдельная личность. И это прям… вау?

Да, я все еще (отчасти) завишу финансово от матери, потому что не работаю, но половина имеющихся денег все равно моя личная. В каких-то мелочах я тоже еще не супер самостоятельная – типа похода в магазин за одеждой или оплаты коммуналки, хотя первое я не делаю сама, потому что вдвоем ходить веселее. Ну и всякие остальные «взрослые штуки» в эту категорию относятся. Но в общем и целом, на 80-85% я уже живу сама.

Однако я понимаю, что все еще не дотягиваю, чтобы действительно обрести личную свободу.

Для того, чтобы отделиться, нужно сначала кем-то стать.

[lisystrata]

Abramov's booklet on Conrad Veidt

I have already done this material in the Veidt Facebook community, and I will probably do the same here. This is a small russian-language booklet from a hundred years ago, dedicated to Conrad. Spreading the screenshots, I will supply each of them with a translation into english. I hope this is at least clear. You can notice a very funny imprint of the Soviet era in this text. The author of this critical review, as they say, praised the Conrad so that it looks like a curse.

Из всех фигур немецкого экрана — одна особенно резко возникает перед глазами. Из всех явлений актерской талантливости она требует особенно тщательного диагноза.

Конрад Фейдт.

Тонкая и высокая фигура. Величаво-спокойная изысканность позы. Подчеркнуто-музыкальная гибкость движений. Пластичность со всеми оттенками замаскированного кокетства. Мягкая, но хищная, почти кошачья грация. В этой фигуре больше всего поражают лицо и руки. Огромный, высокий лоб мудреца страдальчески сжимается впалыми висками мученика. Виски набухают темными венами. И вы неуловимо ощущаете, как тяжело и страшно работает вспыхивающая в холодных, безжалостных глазах такая же, не знающая жалости, мысль.

------------------

Of all the figures on the German screen, one appears most sharply before one's eyes. Of all the manifestations of acting talent, it requires a particularly careful diagnosis.

Conrad Veidt.

Slim and tall figure. Majestically calm sophistication of the pose. Emphasized musical flexibility of movements. Plasticity with all shades of disguised coquetry. Soft, but predatory, almost feline grace.

In this figure, the face and hands are most striking. The huge, high forehead of the sage is painfully compressed by the sunken temples of the martyr. Whiskey swells with dark veins. And you imperceptibly feel how hard and terribly the same thought flashing in cold, ruthless eyes, which does not know pity, works.

Эти глаза как будто бы всё видели и всё узнали. В них нет ни радости, ни смелости, ни дерзаний. Они холодны и мертвы. Так смотрели, вероятно, глаза вымирающих цивилизаций. Так смотрят и осколки современного человечества, не верящие ни в прошлое, ни в будущее и ничего не знающие, кроме пресыщения.

У Конрада Фейдта играют больше всего губы. Эти губы работают с тончайшим техническим мастерством. Они дают все переливы настроения, все оттенки страдания и жестокости. Кривая, тонкая, почти змеиная улыбка Фейдта живет на этом лице своей самостоятельной жизнью, создавая порой почти незабываемую трагическую маску. И эта улыбка дает тон, резкий, чеканный тон всему лицу. Она оживляет рисунок, кладет отпечаток на все образы Фейдта. Она окрашивает все контуры его ролей.

Улыбка и руки. В этом — весь облик Фейдта. Руки, запоминающиеся больше всего, больше сюжета, больше названия картины. Тонкие, изящные, почти изысканные руки пианиста. В этих руках какой-то неуловимый излом хищности, жестокости, злорадства. Породистые руки аристократа могут внезапно стать руками душителя. В них тоже своя своеобразная и самостоятельная жизнь. И эти руки дают порой такие тончайшие оттенки переживаний, что всё остальное кажется лишней и ненужной деталью.

Кто же не знает этой фигуры? Кому не знакомо имя, популярность которого блестяще конкурирует с плеядой имен от Фербенкса до Валентино? Кому неизвестен образ раджи Эшнапура, мистически-жуткий абрис Сомнамбулы или болезненно-хищная, жестокая маска Борджиа?

От блестящих экранов на Фридрихштрассе до убогих полотнищ чухломских «иллюзионов» так часто возникало лицо, в котором, казалось, застыли все черты декаданса, в котором скрестились все пути человеческой дегенерации.

Фейдт пришел в кино из театра. Он из той плеяды театральных актеров, которые почувствовали кино не параллельной, а основной стихией. Театр стал параллелью.

Судя по отзывам немецкой прессы, Фейдт в кино во много раз сильнее, ярче, убедительнее Фейдта в театре.

Но и в театре Фейдт оказался в рядах пожинателей успеха и славы. Он еще у Рейнгарта был сразу замечен, когда выступал на вторых, почти случайных, эпизодических ролях. О нем часто говорили больше, чем о первых актерах.

Но Фейдт в театре — это только дополнение к Фейдту в кино. В кино он вырастает в проблему. В проблему искусства декаданса, искусства умирающей цивилизации. Он — самое острое ее проявление. Ее наиболее могучая и яркая манифестация.

Мы знаем Фейдта довольно хорошо. Мы просмотрели уже значительное количество его картин. Среди них много сравнительно слабых, но ряд и поистине блестящих, чеканно и талантливо сделанных ролей. Таковы: Сомнамбула («Кабинет доктора Калигари»), раджа Эшнапура («Индийская гробница»), Лорд Нельсон («Леди Гамильтон»), Чезаре Борджиа («Лукреция Борджиа»), О’Коннор («Ужас»), и более слабые, менее удачные роли: Христиан фон Шафф («Жемчуг, кровь и слезы»), Паганини, в картине под тем же названием, Арпадо Чарлзло («Любовь художника»), поэт («Ню»). Из других его картин довольно популярны на Западе «Граф Калиостро», «Елизавета и Дон Карлос», «Руки Орлака» и «Кабинет восковых фигур».

--------------------

Those eyes seemed to see everything and know everything. They have no joy, no courage, no daring. They are cold and dead. So looked, probably, the eyes of dying civilizations. This is how the fragments of modern humanity look, who do not believe in either the past or the future and know nothing but surfeit.

Conrad Veidt's lips play the most. These lips work with the finest technical skill. They give all modulations of mood, all shades of suffering and cruelty. Veidt's wry, thin, almost serpentine smile lives its own independent life on this face, sometimes creating an almost unforgettable tragic mask. And this smile gives a tone, a sharp, chased tone to the whole face. She revives the drawing, leaves an imprint on all the images of Veidt. She paints all the contours of his roles.

Smile and hands. This is the whole existence of Veidt. Hands that are remembered the most, more than the plot, more than the title of the picture. Thin, graceful, almost refined pianist's hands. In these hands there is some elusive kink of rapacity, cruelty, gloating. The thoroughbred hands of an aristocrat can suddenly become the hands of a strangler. They also have their own unique and independent life. And these hands sometimes give such subtle shades of experience that everything else seems like an unnecessary and excess detail.

Who doesn't know this shape? Who doesn't know a name whose popularity rivals a plethora of names from Fairbanks to Valentino? Who does not know the image of the Raja of Eshnapur, the mystical and terrible outline of Somnambula, or the painfully predatory, cruel mask of Borgia?

From the brilliant screens on Friedrichstrasse to the wretched panels of Chukhloma "illusions", so often a face appeared in which, it seemed, all the features of decadence were frozen, in which all the paths of human degeneration crossed.

Veidt came to cinema from the theatre. He is from that galaxy of theatrical actors who felt the cinema not as a parallel, but as the main element. The theater has become a parallel.

Judging by the reviews of the German press, Veidt in the cinema is many times stronger, brighter, more convincing than Veidt in the theater.

But even in the theater, Veidt found himself among the reapers of success and fame. He was immediately noticed by Reingart when he acted in second, almost random, episodic roles. He was often talked about more than the first actors.

But Veidt in the theater is only a supplement to Veidt in the cinema. In the movies, he grows into a problem. Into the problem of the art of decadence, the art of a dying civilization. It is its most acute manifestation. Its most powerful and brightest manifestation.

We know Veidt quite well. We have already seen a significant number of his paintings. Among them are many relatively weak, but a number of truly brilliant, minted and talented roles. These are: Somnambula ("The Cabinet of Dr. Caligari"), the Raja of Eshnapur ("The Indian Tomb"), Lord Nelson ("Lady Hamilton"), Cesare Borgia ("Lucretia Borgia"), O'Connor ("Horror"), and weaker, less successful roles: Christian von Schaff ("Pearls, Blood and Tears"), Paganini, in the film of the same name, Arpado Charleslo ("The Artist's Love"), poet ("Nu"). Of his other paintings, “Count Cagliostro”, “Elizabeth and Don Carlos”, “Hands of Orlak” and “Cabinet of Wax Figures” are quite popular in the West.

Лучшие роли Фейдта — это образы, навеянные мистицизмом, болезненными кулонами воображения, сексуальными изломами психики. Таковы роли Сомнамбулы из «Кабинета доктора Калигари» и О’Коннора из «Ужаса» по роману Стивенсона «Тайна доктора Джекилла и мистера Хайда». Фейдт охотно черпает свои образы и в мрачных эпохах Средневековья. Таков его Чезаре Борджиа, весь в тонах кватроченто. Таков и Иван Грозный в «Кабинете восковых фигур» — образ, в котором до болезненности заострена мрачная жестокость эпохи.

Привлекает Фейдта и экзотика. Но экзотика с явным болезненным упадочным уклоном.

Индия колонизаторов и рабов, Индия, задушенная петлей поработителей, Индия Тагора и Махатмы Ганди для него не существует. Она заслоняется мистической фантастикой факиризма и болезненной силой страстей в экзотической оправе.

Экзотика исторических эпох, экзотика «великих побед» и завоеваний приводит его к «Леди Гамильтон». Но историческая окраска событий и здесь растворяется в неврастенической страсти однорукого Нельсона, для которого Фейдт находит все краски «великой любви» и «великих страданий».

Таков отчасти и Христиан фон Шафф, сын миллиардера, владелец несметных богатств, влекущий за собой страшную цепь: «Жемчуг, кровь и слезы». Неврастенические уклоны психики приводят Фейдта здесь к какому-то подобию непротивленчества, толстовства. Но и тут в его палитре оказывается еще достаточно красок.

Отсюда естественный скачок к натурализму. И Фейдт приходит к образам богемного художника Арпадо Чарлзло и салонного поэта из «Ню».

Но и художник, и поэт отдают шаблоном и фальшью. Они слишком приторны. При всей рафинированной техничности Фейдта, при его изощреннейшей цивилизованности, при всем блеске его тончайшего артистизма, у него нет средств для передачи самых простейших оттенков самого элементарного натурализма.

От романтической жути кровавых эпох до фантомистики почти мейрингского толка Фейдт самое совершенное воплощение этой линии развития. Самая изысканная ее арабеска.

Но герой-любовник современных салонов — эта законченная демонстрация духовного убожества, этот апофеоз лакированной пошлости — не в артистических средствах Фейдта.

Его графика сексуальна, но не скабрезна.

Его рисунок уродлив, но не прозаичен.

В нем упадочность, но не пошлость.

Каждый актер лепит свой кусок жизни на экране так, как он ее видит и воспринимает. У Янингса она дышит почти первозданной силой и плотоядностью. Реалистичность Вернера Краусса окрашивается гротеском и гиперболичностью. Фербенкс наполняет жизнь динамикой и движением. Москвин ищет ее в переплетении смешного с трагическим.

Конрад Фейдт дает сексуальный рисунок, дает причудливую графику вырождения. Его типы — это разнообразнейшие симптомы дегенерации. Его образы — лишь различные эффекты упадочности.

Фейдт — питомец определенной социальной среды. Эта среда породила в литературе патологию и мистицизм, а в жизни — гомосексуалистов и «пресыщенных». Именно эта среда выдвинула мысль о «закате Европы». И это в ее тайниках родилась философия Шпенглера.

Конрад Фейдт — плоть от плоти ее. Он одно из самых ярких ее проявлений. Его творчество — это логическое завершение той линии развития, которая привела буржуазную цивилизацию на грань вырождения. Это наиболее яркий штрих культурной дегенерации, сделавшей искусство лишь удобрением для европейского капитала.

Каждая роль Фейдта — это осколок определенного миросозерцания. Так мыслит и чувствует человек, у которого уже нет ничего за душой.

Каждый облик Фейдта — это заботливое культивирование симптомов упадочности. Сознательный и убежденный гимн человеческой дегенерации. Образы «великих любовников», линии «великих страстей», в которых звучат все оттенки — от престиссимо до фуриозо — в сущности последний взмет культурного декаданса.

Бессильный крик человека, у которого уже нет никаких путей.

Игра Фейдта спокойна, подчеркнуто спокойна. Движения экономны, медлительны. Он играет линиями своей тонкой фигуры. Играет поворотами, замедленными с��ибами конечностей. Его сцены сознательно удлиняются.

В «Индийской гробнице» и «Лукреции Борджиа» есть моменты, когда он из глубины экрана медленно движется на первый план. Кажется, нет конца этому движению. И это сознательно рассчитано, продумано. Образ, двигающийся на зрителя с какой-то медлительной величавостью, внедряется в сознание, застывает, не забывается.

Фейдт живописен. Он любит сочетания черного с белым. Он играет этими сочетаниями как ни один актер в мире. Его фигура во фраке и белой чалме в «Индийской гробнице» исключительна по композиции. Сомнамбулу в черном трико с бледно-белым лицом-маской мы тоже никогда не забудем.

А складки черного камзола Чезаре Борджиа? Фейдт комбинирует эти складки, растворяется в них, «одухотворяет» ими каждый изгиб, каждый поворот корпуса. Фейдт почти всегда играет крупным планом. Он заполняет всё пространство экрана часто только одними руками. Эти руки дают куда большие переливы настроений, чем плачущее лицо Мери Пикфорд. Руки Чезаре Борджиа — это симфония, это целая поэма страдания, страсти, переданной только одними кистями тонких болезненных рук.

-------------------------

Veidt's best roles are images inspired by mysticism, painful pendants of the imagination, sexual fractures of the psyche. Such are the roles of Sleepwalker from The Cabinet of Dr. Caligari and O'Connor from Horror, based on Stevenson's novel The Secret of Dr. Jekyll and Mr. Hyde. Veidt willingly draws his images from the dark epochs of the Middle Ages. Such is his Cesare Borgia, all in the tones of the Quattrocento. Such is Ivan the Terrible in The Cabinet of Wax Figures, an image in which the gloomy cruelty of the era is painfully pointed.

Veidt is also attracted by the exotic. But exotic with a clear morbid decadent bias.

The India of colonizers and slaves, India strangled by the noose of enslavers, the India of Tagore and Mahatma Gandhi does not exist for him. It is obscured by the mystical fantasy of fakirism and the painful power of passions in an exotic setting.

The exoticism of historical epochs, the exoticism of "great victories" and conquests leads him to "Lady Hamilton". But the historical coloring of events here, too, dissolves into the neurasthenic passion of the one-armed Nelson, for whom Veidt finds all the colors of "great love" and "great suffering."

This is partly Christian von Schaff, the son of a billionaire, the owner of untold wealth, entailing a terrible chain: "Pearls, blood and tears." Neurasthenic inclinations of the psyche lead Veidt here to some semblance of non-resistance, Tolstoyism. But even here there are still enough colors in his palette.

Hence the natural leap towards naturalism. And Veidt comes to the images of the bohemian artist Arpado Charleslo and the salon poet from "Nu".

But both the artist and the poet give off a template and falseness. They are too cloying. With all the refined technicality of Veidt, with all his most sophisticated civility, with all the brilliance of his most subtle artistry, he does not have the means to convey the simplest shades of the most elementary naturalism.

From the romantic horror of the bloody eras to the almost Meiringian phantomism, Veidt is the most perfect embodiment of this line of development. Her most exquisite arabesque.

But the hero-lover of modern salons — this complete demonstration of spiritual squalor, this apotheosis of lacquered vulgarity — is not in Veidt's artistic means.

Its graphics are sexy but not smutty.

His drawing is ugly, but not prosaic.

It is decadent, but not vulgar.

Each actor sculpts his piece of life on the screen the way he sees and perceives it. In Janings (Emil Jannings), she breathes an almost primordial strength and carnivorousness. The realism of Werner Krauss is colored with grotesque and hyperbolicity. Fairbanks fills life with dynamics and movement. Moskvin is looking for it in the interweaving of the funny with the tragic.

Conrad Veidt gives a sexy drawing, gives a bizarre degeneration graphics. Its types are the most diverse symptoms of degeneration. His images are only various effects of decadence.

Veidt is a pet of a certain social environment. This milieu gave rise to pathology and mysticism in literature, and in life to homosexuals and the “blasé”. It was this environment that put forward the idea of the “decline of Europe”. And it was in her recesses that Spengler's philosophy was born.

Conrad Veidt is flesh of her flesh. He is one of the brightest manifestations of it. His work is the logical conclusion of the line of development that brought bourgeois civilization to the brink of degeneration. This is the most striking stroke of the cultural degeneration that has made art a mere fertilizer for European capital.

Each role of Veidt is a fragment of a certain worldview. This is how a person thinks and feels, who no longer has anything in his soul.

Each character of Veidt is a careful cultivation of the symptoms of decadence. A conscious and convinced hymn to human degeneration. Images of "great lovers", lines of "great passions", in which all shades sound - from prestisimo to furioso - in essence, the last wave of cultural decadence.

The powerless cry of a man who no longer has any way.

Veidt's acting is calm, emphatically calm. Movements are economical, slow. He plays with the lines of his thin figure. Plays with turns, slow bends of the limbs. His scenes are deliberately lengthened.

There are moments in The Indian Tomb and Lucrezia Borgia when he slowly moves from the depths of the screen to the fore. There seems to be no end to this movement. And this is deliberately calculated, thought out. The image, moving towards the viewer with some kind of slow majesty, takes root in the consciousness, freezes, is not forgotten.

Veidt is picturesque. He loves black and white combinations. He plays these combinations like no other actor in the world. His figure in a tailcoat and white turban in the "Indian Tomb" is exceptional in composition. A somnambulist in a black tights with a pale white face-mask, we will never forget either.

And the folds of Cesare Borgia's black camisole? Veidt combines these folds, dissolves in them, “spiritualizes” with them every bend, every turn of the body. Veidt almost always plays in close-up. He fills the entire screen space often with only one hand. These hands give much more play of mood than the weeping face of Mary Pickford. The hands of Cesare Borgia are a symphony, a whole poem of suffering, passion, conveyed only by thin, painful hands.

В фильме «Руки Орлака» он передает тончайшие оттенки душевных переживаний только скрюченными пальцами или пассивно опущенной кистью руки.

У него играет даже ладонь, даже локти, даже предплечья. В «Леди Гамильтон» он играет Нельсона даже отсутствием руки. Целой серией тончайших приемов он подчеркивает это отсутствие, заостряет его, растворяет весь образ именно в этой однорукости.

Его средства воздействия на зрителя необычайно просты, но в то же время тонки. И именно этой простотой и тонкостью ему удается добиваться порой колоссальных эффектов. Он умеет передать всю силу страсти только одной страдальчески поникшей фигурой. Кто не помнит этой фигуры, бессильно распростершейся на ступеньках мавзолея в «Индийской гробнице»?

Несомненно, Фейдт талантлив, исключительно талантлив. Но эта талантливость еще более заостряет проблему его творчества. Даже манера игры его, даже самый стиль его артистических созданий носит характер всё той же упадочности.

Он сексуален. И эта сексуальность органически в его манере. Она сквозит в каждом жесте Чезаре Борджиа, в каждой улыбке раджи Эшнапура, в каждом движении О’Коннора. И разве не чувствуется она даже в одном только сгибе наклоненной (над постелью девушки) фигуры Сомнамбулы?

Фейдт — крупный, исключительно крупный, исключительно талантливый актер. Но этот талант не дар, а проклятие. Это ярчайшая символика распада буржуазной культуры. «Закат Европы». Талант, который мчит вперед лишь сила инерции. И мчит по путям, которые уже никуда не ведут.

--------------------------

In the film "Hands of Orlak" he conveys the subtlest shades of emotional experiences only with twisted fingers or a passively lowered hand.

He plays even the palm, even the elbows, even the forearms. In "Lady Hamilton" he plays Nelson even without his arm. With a whole series of the most subtle techniques, he emphasizes this absence, sharpens it, dissolves the whole image precisely in this one-handedness.

His means of influencing the viewer are unusually simple, but at the same time subtle. And it is precisely this simplicity and subtlety that he manages to sometimes achieve colossal effects. He knows how to convey the full power of passion with only one sufferingly drooping figure. Who does not remember this figure, prostrated helplessly on the steps of the mausoleum in the "Indian Tomb"?

Undoubtedly, Veidt is talented, exceptionally talented. But this talent sharpens the problem of his creativity even more. Even his manner of playing, even the very style of his artistic creations, bears the character of the same decadence.

He is sexy. And this sexuality is organic in his manner. It shines through in every gesture of Cesare Borgia, in every smile of the Raja of Eshnapur, in every movement of O'Connor. And isn’t it felt even in the curve of the figure of the Somnambula tilted (above the girl’s bed)?

Veidt is a large, exceptionally large, exceptionally talented actor. But this talent is not a gift, but a curse. This is the brightest symbolism of the collapse of bourgeois culture. "The Decline of Europe". Talent that rushes forward only the force of inertia. And rushes along paths that no longer lead anywhere.

[utoshi-san]

"Злюки бобры" (62 эпизода)

Я начала смотреть этот мультсериал ещё в январе, но у меня прям реально не было времени досмотреть быстрее.

Двух Бобров — Дэггета и Норберта выкинули из дома, когда у их матери появилась вторая двойня. Они совместно построили дом на берегу озера. Бобры жить друг без друга не могут, хотя часто ссорятся. Самостоятельная жизнь Дэга и Норба непроста, теперь их в любую минуту может затянуть новое событие (так обычно и бывает) — и тогда хорошие �� душе бобры показывают свою плохую сторону.

Очень люблю этих двух отбитых братцев-бобров - и их приключения ещё с детства. Помню как могла на весь день залипнуть на просмотре Никелодеона (а ведь там реально было очень много крутых мультов). К сожалению четвёртый сезон вышел в прокат не весь, но всё, что показывали по телеку я в этот раз снова пе��есмотрела.

Теперь ещё думаю "Настоящих монстров" глянуть, тоже очень их люблю.

[ggondae99]

мне интересно. а люди которые называют меня дитятком? ребенком и тд?? знают вообще мой возраст?? не, я понимаю, что я сама себе создала образ подростка, потому что мне так намного проще, учитывая, что у меня даже манера писать и разговаривать более такая несерьёзная, и мои интересы остались такими же, какими были у меня в 15 лет, но это всего лишь мой образ. увы в реальной жизни мне действительно приходится решать много проблем. я давно уже живу за собственные заработанные деньги в доме без родителей, и вроде бы в кайф, да? но это несет за собой много неприятных вещей, вроде оплаты за коммунальные услуги, ремонт, бытовые проблемы. а ещё я постоянно тусуюсь в банке блин, потому что постоянно нужно делать какие-то денежные вложения я хз. иногда ощущение, что я всё это делаю, только чтобы влиться во взрослый мир, но нет. это действительно моя жизнь. образ инфатильного человека - это тоже одна из моих масок, но на самом деле я легко могу разрулить любую серьёзную бытовую проблему или ещё какую-нибудь. самостоятельная жизнь - это то ещё выживание 🤟

[katian13]

Вопреки хэдканону о том, что Эрик бы не хотел много друзей, канон книги говорит о том, что он в любой удобной ситуации сам пойдёт в толпу (Маскарад), сам познакомится (с Кристиной через зеркало, он первым заговорил). Кристина – задира. В детстве это не слишком заметно, как и позже, но, хоть Кристина и ведёт себя благовоспитанно, за словом в карман не лезет, на откровенные манипуляции и давление виконта не ведётся совсем, личный нагибатор Эрика. Именно не непоседа, что на месте не может усидеть, а задира, дерзкая и упрямая, у которой всегда есть своё мнение. Виконт – бунтарь (побег на флот имеется в виду моральный побег, желание отделиться от семьи), манипулятор, а вовсе не благородный и милый.

Крис всегда выбирала виконта, Эрик маньяк, а Крис и виконт оба инфантильны – откуда такой бред? Кристина никогда не выбирала виконта. В детстве его не замечала, потом старалась от себя оттолкнуть, а в Опере устно и письменно посылала прямым текстом, пока не сменила тактику, но ни разу это не было из любви. Про маньяка имею�� в виду книжного. Я понимаю, если б про фильм или мюзикл – на первый взгляд кажется, что Эрик действительно причастен к гибели Буке и Пьянджи, что люстру свалил он, что он всё это хотел, но потом понимаешь, что Буке хотели убить все, Эрик не убивает просто так, да и если это был такой способ навредить Карлотте – тоже как-то слишком. Эрику и Крис она неприятна, но не до такой же степени, чтобы убить Пьянджи; и что рычаг на мосту никак не связан с цепью люстры. Но в чём маньяк Эрик книжный, если он только всех стебёт, оттачивает свои фокусы на директорах и балуется чревовещанием? Про камеру пыток, Буке и сирену я уже говорила, но даже в наше время гибель Филлипа в такой ситуации сочли бы преступлением, совершённым в состоянии аффекта (не имеет значения, отчаянье от предательства, или Эрик и/или Крис слышали, что тот хотел её, и Эрик так защитил жену). Инфантильность частичная присуща Эрику, что стебёт всех, и Кристине, что флиртует с мужем, даже если устала после маскарада. Но в виконте это где? По всей книге он только манипулирует, давит и газлайтит, что на инфантильность никак не смахивает. Словно бы стараются оправдать насильника – зачем парню жизнь портить? То, что этот парень испортил жизнь своей жертве, сам, намеренно – это замалчивается. Как и здесь. Виконт просто молод – вся причина, серьёзно? Значит, можно так оправдать и тех, кто уже в молодом возрасте распускает руки на жену просто потому, что он молод, а не потому, что ему хочется возвышаться над теми, кто слабее? Молодостью можно оправдать, что он вообще никак не реагирует на отказ, не даёт ей просто повеселиться на маскараде, скорбеть на кладбище; и не прочь продать её жизнь, если это спасёт его? Да и называть это молодостью вряд ли можно. В том веке двадцать два года для парня – жена, как минимум, двое детей, и несколько любовниц – личность вполне самостоятельная и взрослая, так о какой молодости вообще речь?

[cubzikbuilds]

Автор поборол свою лень и сделал семейные фотографии А теперь предлагаю вернуться к тому, на чём и закончили Дом Эммета в ДСВ продали и на вырученные деньги был построен новый в Честнате Как-то поздновато у Хантера со Скарлетт самостоятельная жизнь началась х)

В этот раз главным помещением в доме стала кухня, а то зря каталог выходил, что ли? Своё мнение по этому поводу я уже кучу раз говорил и в телеге и в видео, но скажу в очередной раз, каталогом в целом я доволен Так что теперь Скарлетт начинает строительство своей кулинарной империи Верните мне Дилана с его пекарней

Типичный симс

Версаля вы уже видели. Ночь тоже на месте

Вместе с пристрастием к кулинарии алкольвица Скарлетт взялась за приготовление винишка в своём винном погребе

Эммета только не стало, а семейка уже начинает болеть

Эммета может и нет, зато картина, которую он дарил Майе на месте

Наготовили всякого, пора бы и заняться продажей

Одним из покупателей стал Лу и он церемониться не стал, а просто пошёл есть в дом х)

Версаль теперь стал старичком, казалось, что у лошадей очень долго идут возрастные стадии, а уже всё :(

/не обращайте внимание на снег, который то есть, то его нет, потому что погода в Честнате очень странная/

У меня с выходом ранчо бзик с тем, чтобы устраивать симам вечера под вино Скарлетт с бутылкой в руках просто 10/10

[heartgirrl]

Я ещё никогда так много не бегала во всякие фирмы по поводу ремонта. Мне приходится делать это самой, потому что я в городе, а мама нет. Все эти дни у меня продолжается ремонт, беготня насчёт счётчиков и наконец самостоятельная жизнь. Теперь я понимаю выражение "кручусь как белка в колесе" 😶‍🌫️

Foryourheart 🌿

[evendash]

Два Клэренса: Где проходит грань между вымыслом и реальностью?

Друзья, хочу напомнить вам о важной детали, которая поможет лучше понимать мои посты и истории. Давайте вместе учиться разделять двух Клэренсов: династийного персонажа и реального, которого я люблю.

Хотя их личности могут показаться похожими, это совершенно разные люди, каждый из которых идет своим уникальным путем.

Династийный Клэренс — это вымышленный персонаж, существующий в контексте истории. Он — часть моих творческих замыслов, и его жизнь полностью зависит от меня как от автора. Я не испытываю к нему личных чувств, он для меня как любой другой персонаж, созданный для сюжета. Очень важно понимать, что я НЕ одержима этим персонажем, вопреки тому, что некоторые могут думать. Он для меня - не более чем мое творение, часть моего творчества.

Реальный же Клэренс, которого я люблю, — это отдельная, самостоятельная личность, как и все мы. Он не связан с выдуманным миром и сюжетами династии, не зависит от моих фантазий и творческих решений. У него есть свои эмоции, чувства и способность к осознанию. В отличие от династийного персонажа, которого я контролирую, Клэренс в моей жизни развивается и принимает решения независимо от меня. Это делает его полноценной личностью, а не просто вымышленным героем.

Таким образом, Династийный Клэренс ≠ Клэренс, который важен для меня на личном уровне. Надеюсь, это поможет вам лучше воспринимать мою историю и отделять вымысел от реальности.

И приготовит вас к тому факту, что Клэренса в династии тянет к совершенно другому человеку😬

[anaella]

#самостоятельная, независимая и свободная будучи в отношениях

Быть независимой это быть независимой от эго эгоизма. Т.е быть зависимой от положительного взаимодополнения, но независимой от его эгоизма. Это знать что лучше для блага семьи(!), при условии это верная необходимость, а не кулинка и стоять на этом требовании!

Чаще твердые просьбы им воспринимаются в штыки и нежеланием. Вот, не впечатляться от его обидных слов и поступков, не боятся быть убитой его стрелой, а продолжать далее быть вовлеченной в процесс это и называется быть независимость от его эгоизма.

Я свободна в своём желании, решении, правах и возможностях требовать лучшего отношения без страха быть наказанной морально/физически/финансово или же брошенной/оставшейся без условий на жизнь. Да, мужчины именно так подавляют, а мы дурочки ведёмся и плачем, комплексуем, обижаемся, ломаемся.

Умная женщина, заранее обезоруживает и забирает стрелы, а сама тем временем как и прежде занимается делами, выжидая и поглядывая одним глазом, когда же его внутренний ребёнок перебесится и будет готов по взрослому выйти на разговор и в действие.

А после его согласия она сама поддерживает его достичь нужного результата.

[text-dump]

Купи мой рот

Я смотрю ютуб круглосуточно, точнее, когда сплю не смотрю, конечно. Если ещё точнее, то ютуб я чаще всего слушаю. Почти всегда в наушниках разнообразные ролики сопровождают мою жизнь фоном.

До работы и обратно добираюсь с ютубом, на работе, когда делаю что-то не особо умное, тоже слушаю. Интервью и подкасты, тру-крайм и кино-обзоры, стендапы и психо-разборы, науч-поп и астро-прогнозы, иногда даже музыку. Короче, всё, что ютуб мне подсовывает я слушаю.

У меня ютуб премиум, разумеется. Но иногда, очень редко, но всё-таки в мою голову попадают-таки рекламные нативные (!) интеграции. Курсы айти или онлайн-игра какая-нибудь, или сервис тоже какой-то онлайн. При этом я слышу тот же голос, что секунду назад вещал мне куда более интересные вещи. Вещал вещи мда...

У меня есть кабельное телевидение на тысячу триллионов каналов. Я его практически не смотрю. У меня там только один канал включается с ужасами, иногда, очень редко. В сравнении с ютубом просмотр телика занимает минимальный процент времени моей жизни, считайте, погрешность.

В пятницу мне захотелось включить телевизор. В телевизоре шёл какой-то ужас. А через десять минут ужаса показали какую-то рекламу.

И...

Мне так понравилось! Представляете? Ого! Отдельная, самостоятельная реклама, никак нативно в ужас не интегрированная. Уже забылось даже — каково это.

Самостоятельный отдельный визуальный продающий контент!

Не произносимая ртом блогера, а самостоятельная, настоящая, ЧЕСТНАЯ!

И мне понравилось, а рекламы блогеров мне не нравятся.

Должен же блогер как-то зарабатывать, скажете вы. Должен же он как-то отбивать затраты на кольцевую лампу и камеру. Пусть хотя бы и продажей своего голоса. Арендой своего рта.

Конечно должен зарабатывать, скажу я. Конечно, должен.

Я не знаю, почему мне эти мысли пришли в голову. Я не знаю, почему у меня такие вот чувства возникли.

Не знаю. Просто делюсь.