theviolettsky

[theviolettsky]

Истории для неба.

Долгий путь домой.

Как странно идти по тихой проселочной дороге, которая ведёт к дому и не произнести ни слова. Пытаясь составить свои мысли в слова, мой мозг не нашёл ничего стоящего, кроме недосягаемой темноты. Жаль, что в полях не водятся люди, возможно, я бы смогла рассказать им о том, что думает мой мозг. Жизнь в среди полей вынуждает меня постоянно обращаться к цветам, деревьям, птицам, стихиям- ко всему, что не имеет человеческого тела.

Пожалуй, настал тот момент, когда я должна остаться одна и подумать о том, что я пережила. Мне некуда спешить-это будет долгий путь, а мой дом ещё даже не показался на горизонте.

Покатые поля, глиняная полоска дороги и бесконечное небо. Когда я смотрю на него, то вспоминаю о своем друге, который когда-то ходил со мной под этим небом. Но он предал меня и теперь я должна одна разобраться со всеми воспоминаниями, которые он оставил после своего ухода.

Я уверенна, что мой друг сейчас смотрит в серый потолок своей квартиры и очень счастлив, ведь он может полностью отдаться своей депрессии. Но я слишком сильная, чтобы найти в потолке душевное успокоение; он это понимал, поэтому выбрал удобную одинокую коробку, а не меня.

Несмотря на всю боль, которую принёс мой друг, я расскажу о нем все-все, ведь этому человеку я отдала кровь своего сердца, мысли своего мозга и такую мелочь как душу.

Когла настало время моей исповеди, со мной рядом нет священника, родителей или близкий друзей. Меня слушает лишь только моё Я и на этом все. Что ж, Я отличный слушатель.

Меня часто посещала мысль: "Было бы лучше, если бы я вообще не встречала своей друга". Сердце отвечает мне нет. Мозг ему вторит. Я же сама ничего себе не говорю.

Сейчас я вглядываюсь в темноту своего сердца и вижу, что оно продырявлено, но не один раз, а несколько. Я знаю точно-первая дыра оставлена моим другом.

Первое моё воспоминание о нем: я сидела за партой, возле доски стоял мой будущий друг. Он был робкий и худенький. Из больших окон струился солнечный свет и обвалакивал его тоненькую фигуру. Он был обычным за исключением глаз. Они были большие в отличие от его сердца, как я поняла позже.

Мы не начали общаться сразу. Когда он пришёл в мой класс нам было по 9 лет. Тогда я жила только мозгом, моё сердце было для меня неизвестно.

Пожалуй, я и сама не сразу воспылала к нему симпатией. Я просто увидела его, стоящего возле доски, и это воспоминание до сих пор стоит у меня перед глазами.

До него у меня была подруга, первая инфантильная влюблённость и полное отсутствие интереса к учёбе. В свое оправдание могу сказать: всю жизнь, начиная от бесознательного детства и до сознательного юно��ества, я искала кого-то, кто мог бы быть моим миром.

Если начинать с подруги, то она была из того типа детей, которые учатся на отлично и живут с мыслью о том, что они особенные. Всю нашу недолгую дружбу она показывала мне все свои блага: отличные оценки, много карманных денег, понимающие родители и зачатки красивой внешности. Но чем могла похвастаться я? Я не умею хвастаться. Если сравнивать её жизнь с моей, то можно начать с наших родителей. Мои родители как и её - врачи. Я помню как приходя домой со школы, до самого вечера я сидела на полу кухни и смотрела на часы. Шёл телевизор, к окну примыкала темнота позднего вечера, на часах было почти 7 часов. Приходила мама, отец дежурил сутками. В её семье отец уезжал в командировки, мама тоже работала до поздна, но если с приходом родителей в квартире не прекрашалась тишина, то в её стоял гул родительских голосов. Бывало я ходила к ней домой и видела, что в её семье рады гостям. В моем доме гостей никогда не было, впрочем как и хозяев. В её доме всегда горел свет, а в детской комнате было много игрушек, компьютер и брат. В моей было окно, маленький шкафчик для пластилина и карандашей, насколько любимый мягких игрушек на кровати. Находясь у неё в гостях я всегда получала много конфет, несколько ласковых слов от её матери и отца. Дома я не могла есть конфеты или слышать вообще какие-либо слова. У меня были немые рыбки, которые моя мать через год смыла в унитаз.

В классе, как я уже говорила, она была отличницей. На физкультуру она была первой из девочек по спортивным достижениям, на контрольной по чтению на скорость она читала больше всех слов, у доски всегда отвечала правильно. Я сидела за своей партой и думала, о том, что написанное на доске - это всего лишь что-то написанное на доске. Кто сказал, что это правда жизни? Кто сказал, что это то, что я должна понять? Мне никто не ответил, да я и не спрашивала ничего вслух.

Если хорошо подумать, то я не завидовал ей и даже не ненавидела ее: я просто молчала, только потому, что думала о том, что же на самом деле делает человека особенным. На протяжении нашей дружбы, каждый раз, я как бы вставала перед двумя дорогами: дорога наблюдателя или дорога творителя. Я выбрала дорогу наблюдателя. Дорога творителя, которую выбрала моя подруга, для меня была ещё сложной. Да и разве человек может что-то творить, если он правильно отвечает у доски и считает себя особенным. И вообще были ли мы кем-то особенным друг для друга. И ответ пришёл со словами моей подруги: " Что ж, Виолетта ты - троичница, я-отличница и на этом все". Мы с ней продружили до 4 класса. Мы расстались без ссор, я просто оставила её, потому что её особенность была для меня не особенной, или, возможено, её особенность была для меня слишком мала, чтобы быть особенной.

Всё же - это не самое основное: в пору младших классов я все же попыталась познать, что значит симпатия. В классе был мальчик, который нравился всем девочка. Но свое внимание он уделял в основном отличницам или же как выразился Набоков - нимфеткам. А таких нимфеток у нас в классе было как минимум две. Были они и вправду сексуальны для своих малых лет. Этот мальчик был смуглым брюнетом, высокий и тоже отличник. Всё же моя к нему симпатия выражалась лишь у меня в голове. Внешне я этого никак не показывала. Я сидела за партой, пока все играли на перемене и смотрела в открытую дверь, как девочки играют с мальчиком, который мне нравится. В моей голове была одна мысль: "Моя симпатия, хоть и обращена на него, но принадлежит она мне и останется при мне". Не могу сказать, что я панически боялась показать, что он мне нравится, но и смелым моё молчание не назовёшь. Когда меня начал задирать однаклассник, слывший в классе разбойником, я не знала как мне избежать его нападок. Тогда я спросила маму как мне поступить в этой ситуации. Она ответила:" Просто проигнорируй его и он поймёт, что ты не собираешься отвечать на его придирки и больше не полезет". Я так и сделала. Больше ко мне не лез задира. Но правило, сказанное моей матерью, распространилось на всех людей.

Было много моментов, когда я могла проявить свои чувства, но передо мной стоял барьер. Возможно, это был и к лучшему, что я не пыталась его преодолеть. Ведь чувства были обманчивы, их вообще могло и не быть.

Для младшиклассников устраивали новый год в столовой. Убирали столы и стулья, вешали гирлянды и включали светомузыку. Я была в каком-то пышном светлом платье и на голове у меня были закручены кудри. Моя подруга была накрашена и облачена в сиреневое платье, серебристый газ спускался с её плечь до самый туфелек. На голове была замысловатая прическа в виде пучка, в который была вдета диадема. Вообще она была красива для ребёнка. Нас позвали водить хоровод вокруг ёлки. Когда дети взяли друг друга за руки я увидела, что мальчик, который мне нравится, сейчас держит ��еня за руку. Начали водить хоровод. Все то время, что я держала его за руку, моё сердце замерло в груди, рука вспотела, а в голове не было не единой восторженно мысли. Это рукодержание не было трепетным, оно был пустым. Он же в свою очередь иногда смотрел на меня. Но я не овтечала на его взгляд. Кто-то скажет, что я упустила свой шанс на сближение. Я же, сейчас, смотря на эту ситуацию трезвым взглядом, могу скать, что мой шанс ещё не наступил, ведь это была всего навсего ланодь мальчика, который никогда не обращал на меня внимание. Тот предновогодний вечер кончился тем, что я пошла домой с полным пакетом конфет и глубокой думой о том, что же я должна была чувствовать от этого неожиданного знака внимания. Тогда я пришла к выводу, что чувствовать я должна ничего, так как это всего лишь рука мальчика, и моя симпатия к нему никак не связана с его неожиданным знаком внимания.

После этого, я все также сидела на уроках и видела, как этот мальчик перешептывается с девочками о чем-то или посылает им маленькие записки. Я как-то сама посылала ему такую записочку, засунув её в карман его куртки, пока никто не мог меня увидеть. Ответа я так и не дождалась. Ну это было очевидно.

Всё же шло время и мальчик, который мне нравился так и не узнал о том, что он мне нравился. В 4 классе, блуждая в одиночестве между осенних деревьев я посмотрела на небо и симпатия к этому мальчику, которую я носила у себя в сердце 4 года, просто вылетела в неизвестном мне направлении. Домой я летела точно воздушный шарик-легко.

Всё же, имея в распоряжении малое количество людей, я старалась проникнуться к ним глубокой симпатией, но, наблюдая за ними, я понимала, что глубоко проникнуться не получится, ведь они сами неглубокие (в худшем случаи я могла бы удариться о их дно).

Что касается учёбы, то, она научила меня не как зарабатывать оценки, а как стать сильным человеком. И этому меня не обучили учителя или учебники, этому обучила меня моя мать. С самого первого класса я не стремилась познать то, о чем говорит учитель или учебник, поэтому по русскому и математики я получала самую удовлетворительную оценку, что не могло не злить мою мать. По своей природе - педантичная немка, она жутко стыдилась моих оценок. Читать я научилась в 6 лет. Моя мать дала мне книжку. Я помню как сидела и смотрела на страницы и не понимала почему слова пишутся через множество черточек и как это вообще можно читать. Объяснения я так и не дождалась. Мать довела меня до слез и до вечера я была вынуждена использовать свою фантазию, чтобы хоть как-то научится читать. Позже она начала учить меня, как вычислять время. С этим я справилась на отлично. До сих пор время - мой друг по одиночеству. Но все же, если быть честной, то я не ненавидела учёбу. Я познавала мир так, как требовал от меня мой мозг. Всё же в мире не принято то, чтобы человек учился познавать мир так как ему хочется. С меня брали цену. И цена моей вольности было насилие. Нет ничего сташнее испытать предательство от родителя, особенно от матери. С приближением конца семестра, моя мать, узнав, что я получила неудовлетворительные оценки, прикладывала свою руку к ремню, он же прикладывался ко мне. Сначало она пыталась выяснить причину моей плохой успеваемости путем разговоров. Когда я ничего ей не отвечала, она начинала кричать. Я помню, что я плакала, но рот мой молчал. Тогда она начинала угражать расправой и тогда я все же отвечала что-то. Что-то, а что не помню. Но она все равно распралялась со мной. Я помню, как сидела на стуле, а на до мной возвышалась моя мать. Я слышашал её вечный вопрос "Почему ты так учишься?", а что ответить на него я не знала. Да и что я могла ответить. Я учусь так, потому что так велит мне мозг. Тако��а моя природа.

Бывало, что за мою вольность следы оставались на видных местах. Как-то раз синяк расплылся на руке и однаклассница спросил меня откуда он у меня. Я со смехом ответила, что напоролась на ветку дерева. Когда я показала этот синяк матери она ответила, что некоторых детей бьют ещё сильнее и каждый день. Мне ещё повезло, -она меня щадила.

Но все же, я не могу сказать, что она меня сломала. Как-бы это не было смешно я сломала её. В 7 классе она положила ремень в шкаф и сказала :"Я устала с тобой бороться, я умываю руки". Провожая её взглядом, я подумала, что боролась она не со мной, а с собой. Ведь это она желала иметь идеальную дочь, а не я. Да и то, что в детстве она сама была тихой девочкой из бедной семье и без отца, сейчас отражалось на мне в виде её недовольства моими оценками. Она говорила, что всегда хотела гордиться мной. Но на самом деле она хотела гордится собой.

Я хорошо плавала и даже имела медаль, училась в художественной школе и хорошо лепила из пластилина. В тайне от неё а сочиняла сатирические стишки, читала пошлые анекдоты, мастурбировал на сови неоформленные эротические фантазии, смотрела порно отца и как обычные дети каталась на горке с друзьями. Куда быть лучше я в свои 9 лет понять не могла.

Конечно от предательства моей матери остался след. Ещё некоторое время я вздрагивала от резких звуков и взмахов. Мне было неловко, когда передомной однаклассник взмахнет резко рукой и я уже вжала голову в плечи и зажмурила глаза. Я знаю, что они замечали мои ужимки. Но чтобы избавится от рефлексов мне понадобились годы, -тело человека оказалось очень ранимым, чем душа, оно очень долго отходит от боли.

Вообще, все, что я рассказала сверху и вело меня к сложному пути, начало которого проложило моё сердце.

Но самое удивительное то, что хоть и тело моё было закалённое, а душа не лишена любопытства к миру, я была самым настоящим увольнем. А если точнее, то неуловимой тенью. Мой мозг все ещё не доверял миру и поэтому я была вынуждена таится от общества, от родителей. И дело было не в страхе, я интуитивно чувствовал, что мир не примит меня такой, нужно подождать взросления, чтобы быть на ровне с другими людьми. Всё что я не говорила не было понято никем. Дети пародировали своих родителей, говорили и думали как они. Я же не знала своих родителей,а значит пародировать я не могла. Мне приходилось призывать все свое воображение, чтобы сделать из себя личность и это у меня получалось. В классе я слыла хорошей девочкой, спокойной и доброй. Однако сама я так не считала. Я сказала бы про себя, что я была наблюдателной и выжидающей.

Бывало мне в голову приходила мысль: "Есть ли точное мерило для правды? " Я проверила. Я зашла в раздевалку (она представлял из себя деревянную перегородку внутри которой была раковина, и крючки для курток. Я зашла в неё и начала искать деньги в куртках. Набрав мелочи я положила её себе в карман школьного сарафана. Через день однаклассники пожаловались учителю на пропажу денег. Я помню, как сидела в классе, шел урок и учитель смотрел на детей и задал вопрос:"Кто взял деньги?" Стояла тишина, и тогда кто-то начал шептать, что это мог бы быть мальчик, который слыл в нашем классе задирой. Могу честно сказать, что грешок воровства за ним водился. И вот учитель, услышав шёпот, поднял его с места и спросил он ли вор. Задира ссутулился и стал отрицать. Дети протистующе зашумели. Никто ему не верил. Я же сидела и смотрела на все шоу. В итоге его обвинили в воровстве. Идя домой и гремя мелочью, я думала про то, что в мире люди вершат суды над грешниками, даже не думая про то, что он может и не грешник уже, а грешник сидит среди них - добрый, тихий и спокойный. Этот тихий наблюдатель не может быть грешников, ведь он хорошая девочка. Так все-таки есть ли мерило правды? Думаю оно есть, но оно точно не действует в обществе. Все-таки задира заработал себе правду, хоть и в конце она его и подвела.

Да, это был жестокий ��ксперимент, но, согласитесь, у меня не было учителей, которые могли бы рассказать о истинной жизни, я сама была себе учителем. Может я училась изощренными методами, но любое знание и есть изощренность-оно лишает невинности.

Я могу вспоминать многое, но суть останется одна, я все ещё не все рассказала про своего друга, который меня предал. Я со стольким боролась в жизни:одиночество, насилие, свобода, но любовь оказалась дял меня непосильным противником.

Сейчас я устала и мне нужно отдохнуть, чтобы продолжить эту цепочку бесконечных событий, которые вели мое сердце к самому великому бою, к бою любви.