Text
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.
И. Бродский.
3 notes
·
View notes
Text
Как любят покойники.
Что я такое?
Душа моя валяется перед диваном,
Как человек с отрезанной головой на путях трамвайных.
Рука во влагалище женщины, с которой нам не о чем говорить.
В другой телефонная трубка, в глотке застывший крик.
Вой сирены доносится с улицы, превращаясь в собачий вой.
Могу набрать номер, связаться с миром,
Где есть еще что-то живое,
Где ты разливаешь кофе, принимаешь душ, ждешь свое такси.
Тянутся неживые губы к лицу.
Мне дрочит рука покойницы.
Могу прилететь в твой город.
Снять там квартиру маленькую.
Наблюдать за тобой сквозь витрину, как за рыбкой в аквариуме.
"Мне этого будет достаточно", говорю я.
Гудки в ответ.
Мертвый шершавый язык с головки слизывает секрет.
Стараюсь не вдыхать трупный запах.
Застываю в нелепой позе.
Последние несколько месяцев провел под глубоким наркозом.
Когда вернешься ко мне с чужими детьми, буду счастлив, как лох.
Кончаю ей в рот, как в мусорную корзину.
И слышу твое "Алло".
Ты заблокировала меня в своем мире, но я доказываю, что реален.
Ломаю архивы с воспоминаниями, обжигаю своим ледяным дыханием.
Когда я кого-то трахаю, я ведь тебя насилую на расстоянии.
Как любят покойники, теперь ты знаешь сама.
Е. Алёхин.
0 notes
Text
Почему это со мной происходит?
Была холодная январская ночь. За окном сверкали одинокие звёзды, плавая по бездонному океану космоса. Свирепый ветер разгонял хлопья снега, стучась ветками деревьев в поросшее инеем окно. В квартире жутко душно. Я сидел на полу, скрестив под собой ноги. Она сидела напротив, подобрав под себя коленки. Улыбаясь, смотрела на меня, в ожидании нового вопроса.
- Так, хорошо, - нарушив минутное молчание, заговорил я. - Тогда скажи мне, что ты понимаешь под словом любовь? - Сделав акцент на последнее слово, я попытался загнать её в тупик этим каверзным вопросом, всё так же не спуская идиотскую улыбку со своей физиономии.
- Ну, - она подняла глаза к потолку, формулируя свои мысли. - Раньше я думала, если человек способен отдать свою жизнь ради кого-то, то это и есть любовь. А если поразмыслить... - она замешкалась на секунду, после чего кисловато ответила. - Есть ведь люди, которые жертвуют собой ради других только из за своего героизма, да?
- Ну да.
- Но ведь не всегда, опираясь на героизм, они жертвуют собой ради любви, понимаешь? - она опустила свои глаза, уловив мой взор.
Такая милая, когда пытается о чём-то говорить серьёзно. Наверно её и правда так сильно волнует моё мнение, раз она пытается дать ответ на мой вопрос, глядя на него не только с одной стороны.
- То есть, если бы я ради тебя сделал героический поступок, это бы не было никаким показателем?
- Ну, я думаю это бы показало то, что ты герой, - сказала она, сменив позу в которой сидела.
Я начал чувствовать, что разговор заходит в тупик. При чём в тупик загнала меня она, а не я её. Но нужно было продолжать подталкивать её к пониманию того, что она и правда нужна мне.
- Скажи, - серьёзно начал я, глядя ей прямо в глаза. - Одел бы я на тебя куртку, когда бы ты стояла я мёрзла на балконе? - сказал я первое, что пришло в голову, указывая пальцем на дверь балкона.
- Да.
- А убил бы человека ради тебя?
Она на секунду замешкалась.
- Убил.
- Но ведь это совсем не героические поступки.
Софи снова задумалась, обняв руками свои колени. "Чёрт, как же я хочу, что бы до тебя по быстрей дошло то, что я как идиот схожу по тебе с ума, дурачка", - разочарованно выдал мой внутренний голос: "И всё же, я должен был прекратить давление. В противном случае, она подумает, либо я идиот, либо я навязчивый идиот." Всё это время я как замороженный смотрел в её глаза. Два подсолнуха, проросшие яркими, жёлтыми лепестками, блестели от влаги.
- Ты устала?
- Немного, - тихо ответила она, чуть наклонив голову на бок.
- Может спать?
В ответ она молча зевнула, прикрывшись ладонью. Я улыбнулся.
- Сейчас вернусь, - сказал я, и, не дожидаясь ответа, вышел на балкон.
Открыв окно, я принялся искать в карманах пачку сигарет. Меня трясло от холода. Руки судорожно бегали по карманам, выискивая отраву. В итоге минуту спустя я обнаружил, что пачка сигарет всё это время лежала на подоконнике. Достав сигарету и закурив, я понял, что у меня трясутся не только руки, но уже и всё тело. Смешивая клубы дыма с тёплым паром, я выдыхал в окно все свои мысли, глядя в бесконечность мёртв��го космоса. Хотя какие там мысли? Я думал только о ней.
Тихо скрипнула дверь балкона. Я не стал оборачиваться. Не хотелось, что бы она видела мои трясущиеся от холода губы, и покрасневший от мороза нос. Я почувствовал, что на мои плечи легла куртка. Да, вот так вот просто она вошла на балкон и надела на меня куртку. И, ничего не говоря, вышла, осторожно прикрыв дверь. "Ну и кто из нас после этого герой?", - подумал я, подкалывая самого себя.
Ночное небо, казалось, было так близко ко мне, что можно было снять руками все звёзды с этого чёрного полотна, и кучкой сложить их в карманы. Ночь была чудесной. Пальцы рук начинало покалывать от холода, и я подумал, что стоит вернуться в дом. Выкинув окурок с балкона, я закрыл окно. Обернувшись, сразу же заметил, что свет в комнате уже не горел. Осторожно отворив дверь, и водя внутрь, я скинул куртку,
после чего так же незаметно запер дверь. Она уже лежала. Отвернулась лицом к стенке, и укутавшись одеялом, свернулась калачиком. Рядом с диваном, на котором лежала она, был ещё один. Он был расправлен, и, судя по всему, был уготовлен для меня. Тихо подойдя к ней сзади, я наклонился. Уверен, она не могла так быстро заснуть.
- Я лягу рядом?
Она ничего не ответила. Тогда я решил себе немного обнаглеть. Осторожно устроившись на самом краю дивана, я лёг позади неё.
- Если ты хочешь что бы я ушёл, просто скажи мн��, - прошептал я.
Снова тишина. Я подвинулся к ней чуть ближе, что бы не упасть с дивана.
- У тебя красивый голос, - еле слышно ответила она.
- Спасибо.
Мне была приятна от мысль о том, что ей и правда хоть что то нравится во мне. Кончиком носа уткнувшись в её волосы, я сомкнул веки. Тишина. Весь мир исчез. Сейчас нет никого кроме меня и её. Всё потеряло свой смысл. А этот запах. Запах её волос. Не было никакого запаха шампуня или духов. Самый обычный запах тела, который сводил меня с ума. Она осторожно придвинулась ко мне спиной, уткнувшись лопатками в мою грудь. Подумав о том, что я делаю всё правильно, я плавно положил кисть руки на её талию, прижавшись к ней всем своим продрогшим телом. И если бы сейчас весь мир исчез, думаю, я бы этого не заметил. Сердце так предательски колотилось, что я начал бояться того, что она почувствует это. Хотя... Даже если бы она и почувствовала, всё равно бы ничего не сказала. Моё воображение начало рисовать какие-то непонятные образы, силуэты, погружая меня в глубокий сон. Тишина. Лишь две души, просто спавшие друг с другом, и ничего лишнего.
- Ты выспался? - тут же она спросила меня.
Я не отреагировал, ссылаясь на то, что этот вопрос мне подкинуло моё сознание.
- Я говорю ты выспался? - вновь раздался этот не приятный голос.
Я совсем запутался. Что сейчас для меня реальность? То, что я вижу? Или то, что мне снится? А может этот голос мне просто приснился? Тогда я могу просто не обращать на него внимание.
- Вставай уже! - закричал голос.
Я резко подскочил. Глаза бегали, как голодные тараканы по кухне. Проснулся.
Д. Белов.
2 notes
·
View notes
Text
Лилии.
Улица, на которой не горят фонари
На которой оконные рамы в домах все обшарпаны,
Сколько вдаль не смотри, всё равно
Не увидишь ты края и света от ламп.
Телефон не бери, смс не читай лучше,
За проспектами лето шумит босоногое.
У меня по артериям кровь
Вперемешку с кофе и пеплом.
Либо люди стали чуть более чёрствыми,
Либо мир стал чуть более строгим.
Я в метро ощущаю себя чужим,
Хоть в толпе муравьёв-человеков
Я не вижу даже людей,
Я в метро ощущаю себя безногим поэтом,
Словно этот бесчинный поток насекомых,
Спешащих по норам,
Обломал всё движение в когах.
Хотелось бы встретить её глаза,
И смотреть до своей остановки.
Мне так хочется видеть рядом
С собой тебя, не откладывать
В дальнюю полку, на которой всё прошлое
Днями копилось; заслоняло небесную синь.
Я тебе подарю те цветы, что ты любишь,
Те красивые стройные линии,
Ведь они словно ты же точь в точь,
Недоступны обычному глазу.
Я хочу доживать свои годы с тобой,
Если нет - умереть значит сразу.
Я тебе подарю и слова.
Ты прекрасна как небо ночное,
Я хотел бы увидеть/услышать тебя,
Когда в жизни наступит плохое,
Чтобы греться осенними днями,
Жадно воздух тобою пить.
Находить тебя рядом и думать -
Как же можно тебя не любить?
Как же можно в метро согреваться
Об холодных промёрзших людей?
Если в жизни бывает счастье -
Оно будет с тобою, поверь.
К. Лермантов.
1 note
·
View note
Text
Ни ночи ни дня
Пустое сердце.
Газовая плита.
Недопитый шкалик.
Бутафорские предметы.
Отсутствие человека зашкаливает.
Я не ищу тебя, я не ищу себя, я никого не жду.
Просто спускаясь за персонажами, заблудился в аду.
Конец привязанной мной нитки обрывается в пустоте.
Как будто прорвав плотину, видения вторгаются в тело.
Нагромождение образов невозможно выкинуть из головы.
И столько бесполезного знания, что кажется все мертвы.
Говорить давно не с кем, но я привязан к понятию мы.
Воспоминанием об оазисе в стране бесконечной зимы.
За лживые картинки памяти и кажущиеся признаки хватаюсь,
Разливаю чай, чтобы пить его с призраками.
Двигаю, как фигурки.
Превращаю кошмар в мелодраму.
Населяю миры статистами.
Громлю их и строю заново.
Путешествую в них, куда нет страховки и минимум смысла.
Изобретаю Бога в пустоте между нулем и единицей.
Вся моя жизнь проносится мимо, как в окошко скорой.
Пока меня везут в карете, где нет шофера.
Ожидание укола, чтобы начать все сначала.
Или лишиться сознания и навсегда замолчать.
Доброе утро, четыре стены, стол, мобильник.
Как будто меня ожидает вечная жизнь в телефонной будке.
Делаю вдох и выдох.
Продолжаю набирать номер, не зная есть ли вообще адресат
Или только мои монологи.
Е. Алёхин.
1 note
·
View note
Text
Бродский.
Сначала в бездну свалился стул,
потом - упала кровать,
потом - мой стол. Я его столкнул
сам. Не хочу скрывать.
Потом - учебник “Родная речь”,
фото, где вся моя семья.
Потом четыре стены и печь.
Остались пальто и я.
Прощай, дорогая. Сними кольцо,
выпиши вестник мод.
И можешь плюнуть тому в лицо,
кто место мое займет.
66 notes
·
View notes
Text
Гость, с мордой шакала.
В подъезде довольно прохладно, я в летней куртке. Зелёные стены ядовито пялятся на меня, точно змеи медные после окисления. Мои колени не дрожат, но я чувствую это животное возбуждение. Чувствую, с какой силой сердце толкает кровь в конечности. Щурясь, вглядываюсь в глазок. Трижды стучу, отвожу взгляд в пол. Советская плитка поросячьего цвета. За дверью слышится шорох. Я делаю шаг вправо, прижавшись к стене-змее, что бы лицо моё угловатое в глазок не заметили.
- Кто там? - раздаётся незнакомый женский голос.
- Почта России, - выдавливаю из себя скрипучим металлическим голосом.
Молчание. Абсолютная тишина. Лишь лампа накаливания раздражающе жужжит, отбрасывая мою кривую тень под дверь.
- Белов, иди нахуй! - кричит другой женский голос. Но этот совсем не чужой. Этот я слышал. Эта интонация. Этот близкий холод. Фраза брошена вскользь, а меня зацепила сильно. Прошла насквозь, кошачьими когтями расцарапав изнанку груди.
Слышу обрывки разговора за дверью. Шёпотом, словно мыши.
Снова стучу в дверь. Упрямо и громко.
Шепот исчез. Осталась лишь эта сраная жужжащая лампочка. Сука, как же она меня бесит!
Поворачиваю голову, красный пожарный щит, как сигнал к действию. Разбиваю рукой стекло. Слышу томный стон в квартире. По кисти течет кровь. Господи, эти руки когда-нибудь заживут?!
Хватаю пожарный топор.
Взмах. Удар.
Деревянная дверь треснула, погнув петлю.
Взмах. Удар.
Топор врезался чуть выше ручки. Голоса начинают кричать в унисон жужжащей лампе.
Нужно целиться в замок.
Взмах. Удар.
В лицо летят щепки и капли крови с руки и обуха топора. Тяну за красный черенок, но рука скользит по алому. Не поддается.
Отпускаю рукоять, два шага назад. Бью ногой, дверь трещит, шатается. Но с петель не сходит. Ещё раз! Внутри полыхает гнев. Этот огонь уже ничем не потушить. Этот огонь сожжет меня и всех, до кого я дотянусь своими руками. К чёрту! Начинаю бить дверь руками. Каждый удар как новогодний привет. Хрустит как косточки в мандаринах. Удар за ударом. Я вижу, что дверь сломана, но я не могу остановиться. Отталкиваю кусок двери ногой. Тот грузно падает внутрь квартиры, засыпав твои вансы щепой. Разворачиваюсь, хватаюсь ладонью за горящую лампочку. Сжимаю кулак. Лопнула.
1:0, сука.
Делаю шаг через дверь. Поднимаю взор.
Перед глазами девочка двадцати лет. Всеми силами сжимает рукоятку кухонного ножа. Руки её трясутся. Скалится. По лицу текут слёзы вперемешку с соплями, а глаза её стеклянные смотрят на меня так, будто на пороге бездна. Она в ужасе и я вижу, что она готова сорваться. Готова попытаться воткнуть в меня нож, как только я шагну ей навстречу.
- Привет! - спокойно говорю я, чинно улыбаясь, задираю подбородок и жмурюсь в самой доброй, нелепой, фальшивой улыбке.
- Убирайся отсюда! - рычит она. Но рычит не естественно. Похоже на рык, но слишком сильно звенит оттенок не своей шкуры. Будто бы в голосе присутствует рёв и всхлип. Этакий диссонанс. Что ж, если ты не собака, то и прикидываться не стоит. Я смотрю на её худые руки, трясущиеся под весом ножа, затем демонстративно опускаю взгляд на свою окровавленную бледную руку, со вздутыми венами, сжимающую рукоять топора, и снова поднимаю взгляд на неё.
- Ты серьёзно? - вырывается рык из моей пасти.
Она взвыла.
Выронила нож из рук.
Шагнув назад, прибилась к стенке коридора. Закатив свою мордашку к потолку, протяжно застонала, сползая по стене на колени.
Я смотрю на эту раздавленную девочку. Меня охватывает чувство превосходства. Чувство доминирования над другим видом. Та склонила голову к полу, как дикая лань, покорно принявшая нового короля этого заповедника. Ох, о чем это я? Нашёл, чем гордиться. Шакал.
Из спальни вышла ты.
На тебе пижама моя полосатая. Волосы мокрые, видно только из душа. Нет косметики. Нет ничего. Только ты. Настоящая ты. Девочка, что худыми руками подбирает растянутые рукава и смотрит на меня так, как не смотрит ни на кого.
- Животное, - шепчешь ты. На лице пусто. Ни страха, ни злости.
Кисти слабеют. Огонь перестаёт полыхать. Топор выскальзывает из руки, глухо стукнув обухом о ковёр с длинным ворсом.
Разворачиваешься. Легкой поступью удаляешься, исчезнув в дверном проёме спальни.
Переступаю топор. Грязными кедами по ковру волочу ноги в твою сторону, выводя ��ончиком пальца линию по стене. Бросаю взгляд на лань, но прохожу мимо. Дверной проём. Кремовые стены. Свет погашен. Лишь в окно проникают отголоски освящения, оставленные уличными фонарями да радиовышками.
Постель занята. Ты лежишь на животе, согнув ноги в коленках, подняв белые голени. В руках держишь телефон. Всё твоё внимание приковано к нему.
Значит это и есть то, что я ищу. Это и есть то, что мне нужно.
Шаг. Два. Не поднимаешь взор. Падаю на кровать. Хватаюсь за телефон. Ты сопротивляешься, пытаешься спрятать его за спину. Связываю руками в узел твою кисть. Ты выскальзываешь. Применяю силу, вырываю из руки телефон. Хочешь ухватить его руками, но я ловко перекатываюсь на противоположную сторону постели от твоих рук, как от автоматной очереди. Ввожу графический ключ, который я откуда-то знаю. Лезу в переписки. Ты бьёшь меня по спине кулаками, что-то кричишь. Я не слышу твоих слов, как не чувствую ударов. Мне просто нужно знать правду.
Натыкаюсь на твою переписку с каким-то муднем. Узнаю, что вы теперь вместе. Читаю слова, в которых я ничтожество и никогда ничего для тебя не значил.
Меня охватывает боль. Низ живота обжигает ревность. По рукам тянется дрожь. Грань между ненавистью и терпением становится всё более бессмысленной. Чувствую удар по голове.
Взвыл. Хотел схватиться за голову, но сорвался и схватил твои кисти. Использовав собственный вес прижал тебя к постели, оказавшись поверх. Этому трюку учат в армии, что бы наиболее эффективно уничтожать противника. Задрал твои руки над головой. Замерла. Не слова. Лишь сбитое дихание и эти карие кошачие глаза, под нахмуренными бровями.
- Я тебя не люблю.
- Я знаю.
Опускаю взгляд ниже. Пижама задралась до пупка. Гладко выбритое тело, как пачка листов а4. Упираюсь пахом в тебя. Чувствую, как ширинка джинс доставляет тебе дискомфорт. Но не отстроняюсь.
Чувствую твой запах. Твоё биение сердца. Чувствую, что ты всё та же.
- Что? Не нравится, когда тебе платят твоей же монетой? - шипишь сквозь оскал, давясь воздухом, - тебя заменили. Катись.
Мне становится страшно. Острое ощущение необходимости своего присутствия в этом сердце становится всё менее ощутимым.
Отпускаю руки. Отстраняюсь.
Толкаешь меня в грудь ногой, сворачиваясь в плед.
Сажусь на пол, пальцы утопив в волосах, хватаюсь за голову. Волосы отвратительно слипаются от пота и крови. Понимаю, что всё это время я просто был посторонним. Просто вредителем.
Вокруг сердца становится слишком мало места. Боль сдавливает, я скрипя зубами бьюсь головой о стену.
Просыпаюсь.
Д. Белов.
1 note
·
View note