akira-fishhh

[akira-fishhh]

cappello di feltro.

Театр золотой розы переполнился шумом и страхом; несчастный случай – смерть знаменитой на всю Англию Леди Беллы, - казалось бы что может быть хуже? Для кого как. Дамский угодник - Рональд Несский, кой совершенно не переживал по этому поводу, провел Смарти Пэнтс к служебному помещению. Бедная девушка был�� слишком замучена беготней по театру, а вкупе со смертью главной актрисы женских ролей, была и вовсе побита горем. Как же актер может не помочь своей хорошей коллеге?

После выхода из служебного помещения, Невского тут же перехватила под руку девушка из детективного агентства. Блондинка очень быстро и решительно задавала вопросы, а Рональд же вкрадчиво отвечал.

– Ох, эта дама с крашенными волосами да размазанным макияжем никогда мне не нравилась, – Рональд чуть отвернулся в сторону от Леди Правды, проводящей небольшой допрос актеру. Взгляд карих очей опустился на собственные рукава, выглядывающие из-под длинной накидки.

– Помпезная пошлость и напыщенность, никакой грации, – Несс чуть улыбнулся, осматривая театр и огромное количество людей из детективного агентства.

Бегающие как пчелы мелкие детективы в похожей форме, как и блондинка сбоку, – взгляд ни за кого не цеплялся.

В глаза тут же бросается один из величайших детективов истории – Мистер Инференс. Несский невольно ловит себя на мысли, что узнает своего успешного товарища со службы, а потому отвлекается от допроса, вовсе игнорируя блондинку рядом.

***

– Все именно так, как я обещал - я выложу вам все что знаю, – Несский снял с головы шляпу и поклонился под снисходительный взгляд мистера Вывода.

– Не досаждай мне, Рональд, – губами в очередной раз зажав загубник трубки, детектив отвернулся и выдохнул дым в сторону. До сих пор помнит о проблемах с лёгкими и непереносимости табака у актёра.

– Что это значит? – Возмущённо воскликнул мужчина, наклоняясь к чужому лицу. Как актер, тот абсолютно точно знал как лучше всего свести брови к переносице, поджать губы или расслабить взгляд, — однако Инференс единственный, кто сможет увидеть и почувствовать истинный спектр эмоций бывшего товарища.

Осторожно отложив трубку, прежде сделав последние выдохи клубьев едкого дыма, руки осторожно зацепились за край чужой шляпы, снимая ее. Обычная фетровая шляпа с пушистым пёрышком сбоку. Просто и изысканно. Однако Вывод не из тех, кто разбирается в нынешней моде и будет уделять этому особое внимание.

Дождь надвигался издалека с протяжным шуршаньем. Сумерки опускали багряное небо всё ниже, и если взглянуть наверх, казалось, будто точно чистейшая кровь прыснула на полотно над головой. Теплые капли стучали по крыше балкона, тут же на землю ниже.

Несс не стал задавать ненужных вопросов по поводу действий Инференса. К чему это? И без того понятно.

Он скучал.

Как бы не было трудно выражать эмоции на покрытом мелкими шрамами лице, звучание его сердца напоминало жалобную мольбу об исповеди. Именно то, чего он и хотел за последние несколько лет, — вот он, покой и спокойствие рядом с Несским.

Рональд, съежившись над Выводом как кошка, почти позабыл как дышать, когда теплые губы коснулись собственного шрама на лице, а руки в перчатках зарылись в копну рыжеватых волос, пододвигая чужое лицо ещё ближе.

Лёгкое движение рук и вот, ленточки маски развязаны, а та с характерным стуком падает на пол. Выцветший оттенок голубых глаз устремился на лицо своего товарища, такой же оборванец как и был в годы службы. Эта мысль заставила Инфи чуть приподнять уголки губ в полуулыбке.

Лохматый Рональд выглядел как игривый котенок, неряшливо всколыхнувшиеся волосы и его непонимающий взгляд делали его вид по истине забавным.

Глаза детектива зацепились за почти полное отсутствие ресниц на чужих веках, где был огромный шрам. Даже это не мешало ими насаждаться и утопать в темно-карих очах любовника товарища.

Прикосновение кожаных перчаток ощущалось как что-то самое теплое и родное, что-то примерно на одном уровне с прикосновениями любимой матери к своему чаду.

Руки актера со всей возможной нежностью коснулись чужих, чуть огладив сквозь ткань. Покуда эти руки были в крови и в шрамах, оставленных от ужасающего военного прошлого. Лишь Рональд видит рисунки на теле детектива сквозь одежду; будто чувствует где болит и ноет больше всего, а именно какая рана.

Душа. Изран��нная судьбою и временем, та скулила глубоко внутри детектива. Актер будто и впрямь мог слышать ее мольбы.

Несский успел прикрыть один глаз, как его тут же отпустили.

– Пора возвращаться к работе, – Инференс поспешно хватает трубку и уходит прочь, пока Рональд продолжает стоять, согнувшись в три погибели, – убийца сам себя не найдет.

Маска так и продолжала лежать на бетонном полу. А ее обладатель, наконец вставая ровно, ещё раз рукой прошелся по месту недавнего поцелуя со стороны детектива, будто стараясь ощутить своей огрубевшей кожей тепло чуть дольше чем доли секунды.

***

В Детективном агентстве с утра, как и всегда, царила суматоха. Наконец удалось вытащить достаточное количество улик с загадочного убийства в театре, а потому Леди Правда бегала за бумагами и вырезками из газет, да что-то старательно чиркала перьевой ручкой на листах. Старательно выстраивала логическую цепочку, а Вывод тем временем занимался своими такими же важными, как и у остальных, делами.

И только под конец рабочего дня, Вывод, зажевав очередную сладкую конфету, завидит странного рода письмо-приглашение. На нем стояла золотая сургучная печать с розой, а внутри лежал билет в театр на премьеру неповторимого Рональда Несского.

Однако в этот раз Ронни встретит Инфи как директор театра.

[akira-fishhh]

Viole del pensiero.

Как-то Нортон выучил, что лучший подарок – тот, кой выкован собственными руками. Якобы, он самый ценный и дорогой.

Геолог сколько себя помнил – всегда на каждый праздник дарил своему возлюбленному что-то особое. То будь самый осторожно ограненный драгоценный камень, кой после отправится в минималистичное и простое золотое кольцо; огромный букет, неровно, но так любовно срезанных, солнечно-желтых роз; или вовсе выструганное из железа подобие одного из инструментов бальзамировщика. Последний подарок вызвал у Карла не более, чем сдержанный смешок и кроткую фразу о том, что шахтер сделал инструмент слишком большим для использования. Все же, как бы Эзоп не скрывал свои эмоции от подарка – Нортон был слишком доволен своей работой, чтобы принимать хоть какие-то упрёки в сторону собственного творения. Геолог так и не узнает о том, что его чудо из железа будет покоиться на одной из полок с инструментами бальзамировщика.

Креативности и впрямь не было предела, а потому Кэмпбелл каждый раз придумывал что-то все более изощренное и необычное. В этот раз, когда Эзопа удалось уговорить купить себе что-то помимо повседневной одежды, Кэмпбелл и увидел перед собой скромный зеленоватый пиджак с такого же оттенка штанами.

Неожиданно проснувшийся в нем дизайнер подсказывал геологу, что это чудо не стоит не то что носить, но и взор свой обращать. Слишком блекло и тускло, а они договаривались купить праздничную одежду! Разумеется, не было вещи коя могла не подойти его возлюбленному, однако в этот день хотелось добавить больше цветов.

Вбирая в руки иголку с нитками, Кэмпбелл жестоковыйно на протяжении нескольких часов беспрерывно мучал хлопковый платочек, параллельно ругаясь от того, как грубую кожу наровилась проткнуть острая игла. Шипя и матерясь, Кэмпбелл старательно учился «рисовать» нитями на ткани.

Разумеется, когда ты ранее ни разу не держал нитку с иглой в руках даже чтобы элементарно зашить дырку на носке – неимоверно сложно научиться всему за несколько часов. Однако Нортон и отличается своей упертостью в любом деле, а потому сдаваться явно не собирался, намереваясь потратить все свои силы на роспись пиджака Эзопа.

Постепенно, цветочек за цветочком, ниточка за ниточкой – стали вырисовываться лепестки.

После того, как на платочке вырисовались несколько, на удивление, аккуратных цветов, Нортон воскликнул свою радость. Платочек будет идеально подходить для нагрудного кармана повседневной формы Эзопа.

Постепенно, цветочки рассыпались по ткани пиджака, а Нортон на каждый из них самодовольно улыбался и часто осматривал работу; вроде ровно и четко. На зелёном фоне разноцветные ��иалки смотрятся поистине нежно, что несравненно подходит изящности и грации Карла.

– Ты шутишь? – негромкая фраза проскочила от Эзопа, осматривая и щупая в руках нежно вышитые цветы на недавно купленном пиджаке, – фиалки?

– Я думал это анютины глазки, но фиалки тоже неплохо, – шахтер отворачивается в сторону, - тебе любые цветы к лицу.

Неожиданный комплимент. Эзоп лишь молча поправит полосатую маску на лице, сщуря глаза. Разумеется, он заметит преимущество жёлтых анютиных глазок на ткани; что за мелочь, а так радостно. Теперь этот пиджак будет его парадным. Прямо как сегодня, в столь нежный влюбленный праздник; надеть его будет лучшим решением.

Любовь влетает в окно, а в лёгком воздухе белым облаком парил аромат, кажется, фиалкового корня.

[akira-fishhh]

Grande passion.

Usually, Kreiburg took the best out of life and enjoyed it in the spring, but not this year. Too many contracts have been signed, and only a fool can get away from the desired bills.

Although age takes its toll.

Frederick is a man with an ideal actor's face with wrinkles already gradually standing out. Not a single layer of makeup can hide the fading youth. However, even so, his power of take ladies breath away with his beauty did not fade away in him.

No matter how much time has passed, the memories of his youth will never leave him: thin-lipped wisdom spoke to him from a worn armchair preaching prudence, quoting the book of cowardice, posing as common sense. Kreiburg never listen. However, he'll never admit to himself that he admires his father's speeches, as well as his magnificent music playing.

The lady was grinning, looming in the doorway of the dusty dressing room and talking pretentiously while Frederick stood in the hallway. When she saw the actor, she began to persistently call him a "genius of pure acting." Oh, well. She's not destined to know the truth and get dirty in the "purity" of acting.

Later, a new nickname was heard. "The merciful patron of art". Frederick drew his eyebrows to the bridge of his nose and, holding a battered cane in his hands, walked cautiously on.

As always, there was chaos on the film set. Makeup artists, actors, cameramen, directors rushed around the set and were flat out like bees in a hive

Frederick is too used to such a work fuss, so none of what is happening causes any reaction.

A sultry wind of passion swept over the lady and stirred the graceful folds of her dress with an apron. That's ridiculous. Wherever the rumors about Frederick slipped, all the ladies only sighed in love, their blood rushed up, and their cheeks blushed. A brush with shadows slid over his eyelids, and another makeup artist carefully arranged his pure snow-white hair.

When his eyes opened again, he saw how the makeup artist's gaze was clouded by a dreamy haze.

Unpleasant personalities with dyed hair and faces with tons of makeup swirled around. Eternal turmoil and nothing more. It's as if they're not filming another episode of the series, but rushing to help everyone get ready for their last journey.

The two actors next to him looked as grotesque as the scenery, as if borrowed from a rural farce. But he! Kreiburg is too confident in himself, because he is able to take the whole frame to a new level just by smiling at the camera.

Makeup artists loved to have small talk with Frederick where they could pour out their heart or instead they could share their happiness with him. As now, the pianist does not mind at all and he is happy to join the conversation

The lady who had neatly styled Kreiburg's hair walked away and examined her work, modestly finishing it all with the final spray of varnish. After giving a couple of instructions on how to deal with such a hairstyle, she began to put things in a bag.

"You're always bothering me with good advice!" the pianist grunted with a slight friendly smile, straightening the sleeves of his cuffs.

The girl who was putting makeup on his face decided to share her own heartbreaking love story, to which Frederick just chuckled.

"You will always be loved and you will be in love with love. Grande passion¹," Frederick cooed before disappearing with the necessary clothes behind a dressing screen.

"What love allegories are you singing, my dear colleague," one of the actors as famous as Frederick strolled through the dressing room with an imposing gait. "Orpheus". The actor's real name is unknown because of his past as a writer, which made curiosity itch under the skin of the former musician.

A statuesque figure in a white jacket appeared in front of Frederick. Brown-haired with perfectly tousled hair, casting sly glances with a special squint, he is a real ladies' man. There was something about him that caused Frederick to have an overly diverse range of emotions: the desire to once again pull away, but at the same time continue caressing his own ears with the sweet speech of this man. Attractively hateful is the best description of Frederick's attitude towards Orpheus

He is perfect in everything from speech to a perfectly ironed jacket that fits exactly over his shoulders. Seam to seam, arrow to arrow, everything in it is marvelous and there is nothing to complain about.

"Eavesdropping is not good," a sharp remark flew out of the mouth of the white-haired man, who finally vanished from prying eyes behind a screen. In his hands was an elegant black suit with red gloves and a white shirt.

The nimble gaze of green eyes flashed behind the monocle, and their owner himself moved to the mirror to appear at full height. Another reminder of his perfect appearance. Wiping off his lip pencil, which had slightly leaked during his time on set, Orpheus snorted something under his breath.

"What a pity that the dressing room is common for all the actors."

The voice went down almost to a whisper at the end of the phrase.

Frederick pulling on red gloves looked at them. They look unacceptable stylish. Such bright accents in clothes are unusual for him, but it looks very lovely.

Coming out of the screen, Kreiburg hastily fastens a silver chain on his belt and fastens a shirt with openwork elements along the button line. The recent styling held firm, not a hair out of place . It was also good that the hair stylist expertly disguised some bald spots in Frederick's hair. After all, against the background of eternal staining and lack of proper care, the hair began to fall out heavily.

"What the…"

Going up to the mirror, the composer shushed the non-clinging brooch and crumpled collar with displeasure. What do the employees of the film set allow themselves? Frederick, as the protagonist of the series, should be in the frame any minute, and now he has to suffer with a wrinkled collar and a tangled chain? It sounds stupid, but in fact it is even more worse.

"I see you have some problems," a sly grin spread across the lips of the novelist, who leaned on the table near the mirror, which is littered with various brushes, bottles and jars, "May I help a dear colleague?"

The chain of the monocle moved slightly in the air and collided with the writer's cheek, and Orpheus slightly shaking his shoulders began to wait for an answer.

"…Please," Frederick contemptuously agreed to a polite phrase, handing his colleague a silver brooch with a scattering of stones in his hands. Due to his haste, he does not manage to attach the accessory properly at all, so Frederick decided to trust Orpheus.

The dexterous hands of the other immediately placed the brooch in the right place and adjusted Frederick's collar with special care. What could be better than being in the hands of a skilled and obviously experienced man who knows exactly how to help?

The whitish eyelashes narrowed, and Frederick's gaze was fixed on the novelist's clothes. He had a special scattering of stones on his tie and on his breast pocket, and a raven mask hung on the back of his belt. After all, it's not for vain that he has the role of the main antagonist of the entire series.

"It seems that you're already in your heyday, but still have problems with clothes," the novelist chuckled softly, finally removing his hands from the clothes of the other. However, the hands didn't plan to move away from Frederick further; they moved to the slender hips of the blonde, slightly squeezing them.

"Being experienced is far from you, isn't it?"

"I would recommend you to be careful what you say, Orpheus."

Kreiburg's anger is a real delight for the novelist, who enjoys every furrowed muscle and prominent wrinkle on the musician's face.

"Experience does not represent any ethical value."

"In your opinion, is experience an absolutely unnecessary thing?"

The writer's breath only gets closer to the composer's face, and his hands slid to Frederick's waist, stroking the musician's protruding ribs through his jacket. And after all, Frederick has not been a teenager for a long time and is not even quite young, but he is still distinguished by his aristocratic thinness.

"It's just a name that people have given for the mistakes they've made," Frederick whispered right into the novelist's lips, before feeling the audacious movement of the other's face towards his own. A very light touch of lips, but so many emotions. Orpheus, as if sensing a certain confusion of the other, only leans forward more strongly, kissing too harshly for the composer.

Hands in blood red gloves wrap around the torso and neck of the other, mercilessly ruin such an ideal novelist's hairstyle. What a pity. However, in a careless way he looks stunning.

Finally pulling away from each other, Orpheus abruptly grabs his colleague by the hand and pulls him behind the dressing screen, hearing the screams of the film crew from the set. The screen creaks on the floor and now they are already closed on all sides, and the novelist's hands are still holding Frederick by the hips.

"We're going to have a little trouble after this," Orpheus whispers softly into Frederick's lips, putting a red–gloved hand to his lips, leaving a weightless kiss before clinging to it with his teeth and taking it off. What a scoundrel.

– Maintenant, il y a un gros problème dans la grande passion entre nous, Orphée².

/ ¹ - Great passion ² - Now there is a big trouble in the great passion between us, Orpheus.