aliceisntdeadrus - Tumblr blog

[aliceisntdeadrus]

Bonus: The Window & The Mirror | Бонус: Окно и Зеркало

Это было сном, но и не было сном. Я бодрствовала, я знал это. Но это было не по-настоящему. Я не могу этого объяснить, я могу только рассказать.

Я на набережной. Я не знаю, на какой именно. Множество элитных магазинов - Луи Виттон и ему подобные - но они есть повсюду. Подобно Старбакс, они не раскрывают своего расположения. Пальмы. Но и они тоже могут быть где угодно.

По ту сторону воды...Реки? Залива? В ряд стоят три небоскреба и расположившееся на вершинах всех трех нечто, кажущееся круизным лайнером. Целый корабль расположился на вершинах трех небоскребов. Но это не сон. Я не сплю.

Я начинаю идти. Я выбираю направление и иду. Кажется, на мне одежда и удобная обувь - ну хоть так. Проходит не так много времени, прежде чем я наконец осознаю, проходя в тени высоких зданий, - я в Сингапуре. Я никогда не была в Сингапуре. Я не помню, чтобы летела сюда, но вот я здесь.

Пока я иду все кажется совершенно реальным. Жара и толпы людей, так непохожие на одинокую трассу, на грузовик с кондиционером. Обычно я вижу мир изнутри капсулы. А сейчас я в городе высоких стеклянных капсул, теперь я - та, кто снаружи.

Я иду по дороге и вижу ряды деревьев. Но вместо листьев на них растут разноцветные зонты. Но это не сон.

Со временем я захожу очень далеко. Думаю, дальше, чем я физически могла бы пройти. Я не помню, как попала сюда.

Я на тихой дороге в окружении густой листвы. Но я могу разглядеть самолеты, идущие на посадку у меня над головой. Желтый знак с красными буквами указывает мне путь к чему-то, названному “Храмом немецкой девушки”. Я следую указанию знака и обнаруживаю, что он верен своим словам. Девочка-подросток из Германии погибла в Первой мировой войне и сейчас почитается как даосское божество. [смешок] Ну, полагаю, мы все оставляем наследие.

Я иду мимо храма, вниз, к воде. Плавучие дома тихонько покачиваются на волнах. Я чувствую запах земли, отсыревшей в местах, где она встречается с  мягким прибоем. Вдали, над водой, я вижу не привязанное ни к какому зданию окно с красной занавеской. Но я не сплю.

Я в коридоре. Кажется, он растянулся на мили, но я думаю, что это обман зрения. Думаю, коридор становится уже и уже, отчего кажется, будто он простирается намного дальше, чем есть на самом деле. Здесь окна во всю стену, и я ловлю себя на том, что смотрю на зеленые холмы. Это могла бы быть Миннесота, наверное. А может, Мичиган. Я не уверена.

Я отворачиваюсь и вижу, что нахожусь в пристройке, выступающей из дома. Похоже, у этого коридора над обрывом нет никаких опор, и потому я пробираюсь в здание. Здесь пусто, но здание выглядит как известная туристическая достопримечательность. Я здесь до или после часов посещения, точно не знаю, потому что не помню, как пришла сюда.

Каждая комната преподносит новый сюрприз. Карусель в натуральную величину, безмолвная и тёмная. Прохожу мимо – как вдруг вспыхивают все её огни. Включается навязчивая карнавальная мелодия, ритм которой я бы описала как весьма агрессивный. Я вскрикиваю. Поблизости, однако, никого нет. Лошадки скачут вверх-вниз в скрипучем марше, а я ухожу.

Другая комната. Лестница, что ведёт вниз, выложена замысловатыми религиозными витражами. Агнцы, кресты и всё такое. Религия переливается на ступеньках пёстрыми пятнами.

Одна из комнат целиком являет собой старинную главную улицу с витринами магазинов и фонарями, но нежилую и покрытую пылью. Внезапно я понимаю, что вот этот дом мне знаком. Как-то раз я прочла о нём в одном романе, но вот в каком именно – не помню. Роман мне понравился – это я припоминаю. Рассказывалось в нём о чём-то жутком, о чём-то, что связано с поездками и странной Америкой. Однако я не могу сказать точное название.

Наконец, выход найден. Там, снаружи, прямо над головой светит солнце, но вокруг – ни души. Наверняка это сон, но я знаю, что это не так.

Через дорогу, прямо перед домом в воздухе повисло не закрепленное ни на каком здании окно с красными шторами. Я шагаю к нему, но мне заведомо понятно, что добраться до него в этот раз не выйдет. Может быть, в другой.

Я стою на краю долины, уходящей вниз, к воде. Солнце светит, но не греет. Цвет у листвы деревьев насыщенно-зелёный – насыщенный или частыми дождями, или талыми снегами, или и тем, и другим сразу. Облака льнут к горам. Они так делают в силу определенных причин, о которых я никогда не удосужилась разузнать.

Я прохожу мимо желтой постройки –отеля, судя по всему, – хоть он и, похоже, уже довольно долгое время не использовался по назначению. Есть в заброшенном здании, где в своё время ночевали люди, что-то особо не дающее покоя. Конечно, заброшенные офисы и склады могут вызвать странные чувства, но вот заброшки, где всё ещё стоят кровати, в которых люди засыпали и просыпались, – их из головы не выбросить. Я вижу, как из окна третьего этажа выглядывает женщина в белом платье. Незаконная поселенка, быть может. Я приветствую её поднятой рукой, и она отвечает мне тем же, при этом грустно улыбаясь. И я иду себе мимо.

Не нужно много времени, чтобы понять, что я в Сегуэй, штате Аляска. Так говорят указатели. Пока иду, пытаюсь размышлять о том, что мне известно об этом месте. Как выяснилось, я знаю об одном странном чуде здесь неподалёку, прямо за границей. Пустыня Каркосс, самая маленькая пустыня в мире. Она расположена на засушливом, что несвойственно Юкону, клочке земли, в дождевой тени близлежащих гор. Опять же, все эти удивительные вещи происходят потому, что горы по-своему влияют на облака. Тот вопрос, по которому я никогда не удосуживалась ничего разузнать.

Я направляюсь в порт, куда причалил круизный лайнер размером с н��сколько жилмассивов и возвышающийся над редко застроенным городком. Я никогда не видела в этих громадинах рекреационной привлекательности. От их размеров меня слегка тошнит. Приглядевшись, я с замиранием сердца понимаю, что в этом круизном лайнере есть что-то странное и что с этим чем-то я вот-вот познакомлюсь.

Один из иллюминаторов в нижней части судна не похож на остальные. На нём старомодная деревянная рама в форме арки и задернутые красные шторы. Я гляжу на них – и шторы шевелятся, словно кто-то задевает их с той стороны

Я стою под аркой, сделанной из костей. Я не сплю. Огромное существо когда-то жило и умерло, а затем мы воздвигли постройку из его скелета. Какие мы странные создания. Я чувствую, как меня кусает океанский бриз, и осматриваюсь. Я на холме над городом. Довольно тихо. Наверное, Ирландия или Британия. Уютно устроились в устье реки. Я совсем не помню, как сюда добралась, но я здесь. Я вытягиваю руку и дотрагиваюсь до арки. На ощупь это камень. Но это не камень.

На другом конце города, на противоположном холме, есть другой скелет. Похож на разваленную церковь. Готический и зловещий. Я направляюсь туда, не сумев найти другого пути. Довольно скоро я прохожу мимо скамейки с табличкой, которая сообщает мне, что вид этого города вдохновил Брэма Стокера поместить часть его романа “Дракула” сюда. Оно и понятно. Прекрасный гостеприимный городок, на который сверху смотрит пустоглазая церковь, и контраст между ними просто поразителен.

Спускаясь с холма и перейдя реку, я сворачиваю налево, на Черч-Стрит, -  это узкая мощеная улица с пабами и магазинами с названиями вроде Белая Лошадь, Грифон или Пастушья Сумка. Напротив Белой Лошади место под названием Черная Лошадь. Интересно, много ли вокруг них споров. Черч-Стрит заканчивается крутым набором ступенек, огибающих холм, и я по ним иду. Они поднимаются всё выше и выше и заканчиваются на кладбище более современной церкви. Я говорю “более современная”, потому что она ещё стоит и в ней хотя бы есть все двери. Ей, наверное, уже сотни лет.    

Современность относительна.

За кладбищем, судя по вывеске, находится аббатство Уитби - одна шелуха. То, что когда-то было полом, теперь - газон. В зависимости от того, какого тона падающий свет, это может быть и красиво, и ужасающе. Прямо сейчас - и то, и то. Конечно, я уже знаю что оно лишилось не всех своих окон. Я смотрю вверх, на высокую стену, и вижу единственную деревянную арку, вделанную в камень. Её прикрывает красная занавеска. Занавеска двинулась. И на мгновение я увидела, как промелькнула рука.

[aliceisntdeadrus]

Live show: The Finish Line | Лайв-шоу: Финишная черта

Итак, в двух словах... Мда.

Хорошо. Я отправилась искать свою жену Элис. Я считала ее погибшей, и это оказалось не так.

Прошли годы. Мы сталкивались с монстрами, проникали в параллельные измерения, я вроде даже как-то общались с привидением. А потом мы с Элис вернулись домой. Вроде бы это все – если совсем вкратце, конечно. Детали не всегда имеют вес, верно?

Вот. И теперь – о том, что случилось после.

Мы иногда теряли покой. Такой вот парадокс: когда все время переезжаешь, то жутко хочешь домой, а когда долгожданное возвращение становится реальностью, ты понимаешь, что пройденный путь стал частью тебя. Тело не желает останавливаться, и торчать на одном месте – все равно что носить неподходящую одежду. Так что остаток жизни приходится мирить эти устремления. Здорово все-таки быть человеком. [усмехается]

И мы с Элис поехали путешествовать, на этот раз без какой-то благородной цели, просто куда глаза глядят. План свелся к этому. Ох уж эти планы...

Мы встретились с Таней. Мы с ним крепко дружим, и не хотелось терять контакт, просто потому что мы больше не принадлежим к подпольной организации, которая сражается за выживание. Вечная история – вроде переписываешься, а потом видишь профиль на Фейсбуке и понимаешь, что уже несколько лет даже не думал об этом человеке. Вот такого не хотелось. Так что мы купили трейлер, и вперед.

Если пару часов ехать на юг от Палм Спрингс, то к востоку от Рейли и неподалеку от Шоколадных гор будет городок с заброшенным шоссе, которое больше никуда не ведет. На нем когда-то проводились нелегальные гонки, и ходил слух, будто гонщики там могут встретиться с Богом. Так что да, туда мы и отправились.

Городок был тощий, как скелет. Перекресток, на одной стороне заправка, на другой бар без особых опознавательных знаков, не считая неонок. Мы остались жить в трейлере: нормально устроить его было негде, но в нем явно было чище, чем в мотеле в нескольких милях в сторону, к тому же туалеты на заправке работали круглосуточно. Обозреть весь городок можно было, стоя на одном месте. Мы так и сделали, а потом отправились в тот бар без вывесок.

Какая-то компания сидела за столиком в углу, еще пара человек – у барной стойки. Эти представились как Лиза и Луис. Бармена не было, но, когда мы спросили, есть ли пиво, Лиза с радостью забрала у нас деньги в обмен на несколько теплых банок из сломанного холодильника. Вряд ли она там работала. Вряд ли там работал кто-нибудь вообще.

Мы спросили про гонки, и оба притихли. В конце концов Лиза сказала:

«Мы в это очень даже верим».

«Нездешним не понять», – добавил Луис.

«Но если хотите посмотреть – никто не запрещает».

«Нездешним не понять».

Я сказала, что мы столько повидали, что они и представить себе не могут. Но ответа не последовало, так что мы просто выпили без разговоров. Что было не так уж плохо: мы и вправду повидали столько, что после этого не мешает послушать и тишину.

Потом мы спросили, когда следующая гонка.

«Сегодня, как стемнеет», – ответил кто-то из угла. Представился как Тито.

Мне пришло в голову, что все местные – в баре, а может, и во всем городке – участвовали в этой гонке. Вроде как это единственная причина, чтобы жить в такой дыре.

«А время? – спросил Таня. – Или вы как-то там нутром ощущаете?»

«Как стемнеет».

Так что на закате мы забрались на крышу трейлера в паре кварталов от, так сказать, места событий и стали высматривать что-нибудь похожее на гонку. Пару часов назад весь городок снялся с места, и куча машин уехала к северу, где пустыня помрачнее. Машины местных были совсем не для гонок – где старые легковушки, где грузовики, которым не мешало бы подкачать шины. Мы не поехали следом, раз это нас не касалось, просто сидели и смотрели туда. Просто ждали, что будет дальше.

Когда стемнело, зарычали двигатели. Огни фар перемещались в темноте. Потом вспыхнул огонь – целый столб, сотни метров в высоту! – и тут же погас. Раз – появился, раз – исчез.

«Что за?»– это Элис.

«Хе, что-то интересное начинается», – Таня сел на корточки.

Раздался звук... скрипки, но размером с весь мир. Он прошел сквозь мои кости. И с тем, как он стихал, гасли фары и затихали моторы.

Я говорю:

«Мы искали странного – мы его нашли!»

Ночь была душной и беспокойной. На рассвете мы отправились в горы, я следила, нет ли вокруг гремучих змей или скорпионов. Мир меня пугает, хотя я и не думаю, что его нужно воспринимать именно так.

Мы увидели пирамиду из камней, метров семь в высоту, покрытую латексной краской и деталями машин, и нам стало понятно, что это алтарь. Место поклонения. Именно здесь, к востоку от Райли и недалеко от Шоколадных гор. В центре композиции был перевернутый набок грузовик, весь разрисованный. На нем было написано: «Мир Дает. Он Берет».

«Черт», - прокомментировала я.

«Да у них тут секта», - сказал Таня.

«Да, кажется, что так», - отозвалась Элис.

В баре после обеда все еще не было ни вывесок, ни обслуги. Лиза и Луис у стойки, Тито с приятелями в углу.

Лиза дала нам по пиву. Я сказала ей, что было круто. Она ответила:

«Мы преподносим себя каждый вечер. Все надеются, что однажды Он нас возьмёт».

«Возьмёт?» - уточнила я.

«Наши гонки – это поклонение, - ответил Луис. – Нездешним не понять».

«Почти каждый вечер мы устраиваем гонки, чтобы преподнести себя, - сказал Тито. – Победителей иногда избирают».

«И что тогда с ними случается?» - спросила Элис.

«Мир дает! - напомнила Лиза. - Он берет!»

Я пораскинула мозгами:

«То есть иногда победители просто растворяются в воздухе?»

«Ничего подобного, - возразил Тито. – Их берут! Нас всех рано или поздно возьмут, и мы ждем, когда наступит наш черед. Мы вступаем в гонки, чтобы Он забрал нас и даровал нам покой».

Таня присвистнул:

«Мне нравится этот городишко!»

Мы вернулись домой и стали сравнивать впечатления.

«Такой захватывающей херни я еще не видел», - уверял Таня. Элис была серьезна:

«Не вижу ничего смешного, не с моим опытом. Они говорят, что победителя иногда принимают, или забирают, или что-то такое. Я им верю».

«Кейша, твой вердикт?» - спросил Таня.

[вздох] «Я не знаю».

В окно ворвался прохладный ветер, напоминая о далеком океане.

«Я просто… просто не знаю».

В тот день мы присоединились к участникам – забились в Танин джип, который до этого таскали за трейлером, и поехали на заброшенное шоссе. На нем от ветра и шин был такой гладкий асфальт... Там, где шоссе исчезало в песках, машины и грузовики выстроились, как на парад. Кто-то подул в рожок, и участники сорвались с места. И никакого огненного столба, никакой скрипки, просто куча старых потрепанных машин. Вроде бы выиграл Луис, но он приехал обратно как ни в чем не бывало.

«Все на месте?» - крикнул Таня. Ему ответил Тито:

«Сегодня никого не избрали».

«Слышите? - Таня обратился к нам. – Что я вам говорил? Чушь несусветная. Восторг!»

На следующий день мы опять оказались в баре. Что еще было там делать? В смысле, мы могли бы уехать... [вздыхает] Это всегда выход, но не для нас. Мы не такие. Мы из тех, кто носится с игрушкой, пока что-нибудь не ломается. И к слову об этом...

«Я тоже хочу, – вклинился Таня. – Пустите меня в гонку».

Все замолчали. В конце концов Лиза ответила:

«Тебе никто не мешает. У всех есть право преподнести дар – если, конечно, понимаешь, что дар может быть принять».

«Вот увидите, на что я способен».

Луис мотнул головой, смял пустую банку, швырнул ее за стойку и вышел.

«Это дурость, – сказала Элис, когда солнце удрало с неба. – А если все правда? Тебе мало, что мы чудом добрались домой?»

«Элис, – возразил Таня, – никакая это не правда! А если и да – быть избранным вроде бы не так уж и плохо. В обычной жизни нас редко избирают».

«Я тоже поеду», – сказала я, прежде чем поняла, что именно выскочит у меня изо рта. Я видела в жизни столько, что во мне проснулась жадность... и я хотела увидеть еще больше.

Элис не ответила. Она знала, что не вправе мне запрещать.

Я села на пассажирское сиденье, мы встроились в колонну и с наступлением темноты присоединились к линии старта. Шоссе ныряло в долину и выползало наружу на другой стороне. Было видно будто бы на три десятка километров вперед.

Запел рожок, и Таня втопил газ.

«Балдеж!»

Мы быстро вырвались вперед, хотя бы потому что мало у кого машины могли выжать приличную скорость. В первых рядах было ощущение, что уже не едешь, а падаешь в долину, что будешь лететь туда целую вечность...

Огненный столб. Такой высокий – но жара я не чувствовала. Он на мгновение осветил весь мир и потом погас... и музыка, звучащая в моих костях, в моей коже... Таня ничего не замечал – он настроился на победу. Я взглянула вверх, а на небе звезды вместо Млечного пути вырисовывали... лицо. Не человеческое, головокружительно странное, но я знала, что это лицо и что его глаза смотрят на нас. Я бы закричала, если бы не побоялась, что оно ответит тоже криком. Впереди замелькали огоньки финишной линии, с нами могла состязаться только Лиза, но она прилично отстала... Таня шел к победе.

Иногда победителя избирают, и пути назад нет... ерунда все это. Такие байки вам расскажут в захолустье, куда никто не удосужился протянуть высоковольтную линию. Но я увидела лицо на звездном небе и знала, что оно до конца жизни будет стоять у меня перед глазами.

«Таня, притормози».

«Два раза! Гоночка у нас в кармане!»

«Таня!»

Он услышал, какое отчаяние звучало в моем голосе, и это сбило ему настрой.

«Таня, пропусти кого-нибудь».

Он замедлился. Лиза вырвалась вперед, пересекла финиш – и мне трудно описать, что было дальше.

На моих глазах звезды протянули лучи вниз и подхватили ее. То есть это не было похоже на руку или конечность, слов для такого просто не существует. Вся вселенная спрыгнула на этот крошечный клочок пустыни, сграбастала машину Лизы и рванулась обратно в бесконечность.

Никто не сказал ни слова. Когда мир выдает такое – разве можно чем-то ответить?

[долгий выдох]

Мы вернулись в бар. Элис сгребла нас в объятия.

«Я думала, вы уже не...»

«Мы уже да».

Гонщики были счастливы. Тито доставал всем пиво из холодильника.

«Ну так где теперь Лиза?» - спросила я.

«Нет! – ответил Тито. - Ее избрали. После такого обратно не возвращаются».

«Будете скучать?»

«Будем пить за нее, вот что мы будем!»

Они чокались, пили теплое пиво и обнимались почти всю ночь. А потом была пора спать, потому что им предстояла завтрашняя гонка. В которой будет на одного участника меньше.

Я вышла на перекресток, все еще пытаясь понять, что за сделку они заключили с... чем-то, что я видела. За мной вышел Луис. Он вел себя очень тихо и не так уж рвался праздновать – в конце концов, он был Лизе друг. Он улыбнулся, похлопал меня по руке и сказал очень мягко:

«Нездешним не понять».

Пожал мне руку и ушел. Я больше не видела ни его, ни остальную компанию.

Интересно, если я снова поеду в Райли, а оттуда к Шоколадным горам, я найду этот городок?

Ох навряд ли. Навряд ли.

Мы сели в трейлер и уехали в наш с Элис дом – там мы жили, там было наше место, и там нас ждала наша дальнейшая судьба.

«Люблю тебя, – напомнила я, когда Таня уезжал. – Не теряйся».

«А то, чёрт его дери! – он обнял меня, как медведь. – В следующую же поездку снова к вам пристану. На вашем трейлере можно доехать в очень странные места, а?»

Мы с Элис стояла рука об руку и смотрели, как его джип удаляется по дороге. Когда мы остались одни, то взглянули одна другой в глаза... и прыснули. Даже не знаю, почему мы смеялись.

Иногда, когда Вселенная смотрит на тебя холодным чуждым взором, самым естественным для человека ответом будет взглянуть в ответ... и засмеяться.

[aliceisntdeadrus]

Part 3, Chapter 10: An Ending | Часть 3, Глава 10: Конец

Кейша: Счастливых концов не бывает. Концов вообще не бывает — что-то всегда продолжается, просто без нашего участия.        

Элис: Сколько же погибших. И это мы повели их на войну и на смерть. Мы виноваты? Но оно ведь того стоило, правда? Нужно было покончить с этим, ведь так?

Кейша: История не кончается. Но кончается часть истории, рассказанная нами. Кажется, пришло время закончить рассказ.  

Элис: После битвы мы похоронили погибших и покинули поле боя. Сильвия исчезла — вернее, теперь она будет везде и всегда, но это уже не Сильвия. Я не понимала, что чувствую по этому поводу. Я вообще не понимала, что это значит.

Кейша: Сильвия выбрала этот путь. Она хотела, чтобы я знала, что это её выбор. Так что я выбрала быть счастливой за неё.

Элис: Мы ехали сквозь ночь.

Кейша: Не говоря ни слова.

Элис: Рассвело.

Кейша: Мы увидели знакомые улицы в утреннем свете.

Элис: Кейша остановила грузовик.

Кейша: Мы открыли входную дверь.

Элис: И вместе…

Кейша: Вместе…

Элис: Наконец-то…

Кейша: Мы вернулись домой.

[звук поворачивающегося в замке ключа]

Кейша: Мы так давно здесь не были.

Элис: Я не узнала запах нашего дома. Когда я жила здесь, мой мозг не воспринимал его как отдельный запах. Теперь я вдруг его ощутила: не неприятный, но незнакомый. Это место принадлежало другим людям. Тем, которыми мы были и которыми больше не являемся.

Кейша: Вечером мы приготовили пиццу. Всё казалось таким естественным, будто мы уезжали всего на пару дней. Мука на ладонях, соус на ладонях, ладонь в ладони. Что-то фоном по телевизору. Нога, закинутая на ногу. Это жизнь, Элис, и вот из чего она состоит: ладонь в ладони, ладонь на колене, сердце к сердцу, мы на диване — как в тот день, когда мы вместе пекли хлеб.  

Элис: Кейша обожает готовить. Для неё это сродни медитации. А для меня медитация – её наслаждение готовкой. Я люблю её удовольствие. Мы включили телевизор, шли новости: пожар п��д Такомой, оползень в Таузенд-Окс, захват заложников в Сент-Джозефе. Я переключила канал. Мы можем позволить себе не думать об этом. На время.

Кейша: Жизнь вернулась в привычную колею намного быстрее, чем я ожидала. Не прошло и пары недель, и наша кровать снова стала нашей. Вот я снова варю кофе по утрам, а Элис делает смузи. Мы ничего не планируем наперёд. Мы заслужили право просто существовать. Хотя бы немного — просто существовать друг для друга и для самих себя. Касаться друг друга, любить друг друга прикосновениями. Сбой происходит лишь однажды: как-то в субботу Элис предлагает приготовить омлет, и мне резко плохеет. Я говорю, что больше никогда не притронусь к омлету, и прошу её не спрашивать, почему.

Все выходные после этого я думаю об Эрле и его смерти. Жизнь. Просто жить простую жизнь. Мы и забыли, что так можно.

Элис: А потом проходит месяц. Проходит год. Никаких новостей ни о Чертополохах, ни о Праксисе. У меня новая работа. У Элис новая работа. Мы снова общаемся с друзьями. И у нас получается — не знаю, что именно, но получается.

Любовь — это взгляд Элис, когда мы обе устали после работы, но нам надо решить, что приготовить на ужин, и мы вместе идём на кухню, упираем руки в бока, хмуримся на содержимое холодильника. Любовь — это ходить в душ перед сном, сначала она, потом я. Мы не можем принимать душ вместе, потому что нам нравится разная температура воды — и это тоже любовь. Я чищу зубы, она идёт в туалет. Пар на зеркале исчезает, и мы видим портрет нас, готовящихся ко сну. Это портрет любви, и мы смотрим на него каждый вечер.

Кейша: Любовь — это запах её шеи. Именно там он чувствуется лучше всего, в изгибе её шеи. Я наклоняюсь к ней и вдыхаю её запах, и вспоминаю, каково это — делить дом с другим человеком.

Любовь — это часы, которые мы проводим под пледом на диване. Любовь — это и те часы, которые мы проводим порознь, зарабатывая деньги, чтобы потом вернуться на наш диван, снова лечь вместе. Любовь — это сердцебиение, это движение воздуха, циркуляция жидкостей, равновесие всех систем, поддерживающих нашу жизнь.

Элис: Любовь — это невысказанные слова Кейши. Любовь — это знать о присутствии боли, но не давать ей нас захлестнуть. Это выбор — не единовременный и надёжно закреплённый, а ежедневный. Каждое утро мы просыпаемся, Кейша держит знание о моём предательстве в ладонях, а потом бережно откладывает его в сторону. И мы продолжаем жить.

Любовь — это не свобода. Свобода не хороша сама по себе: бывает ужасная свобода и сладостный плен. Любовь — сладостный плен. Это узы, в которых хочется остаться навсегда.

Кейша: Любовь утром — это чашка кофе, сваренного именно так, как любит Элис. Любовь в полдень — это то, как солнце играет прядями её волос, и я забываю, как дышать. Любовь днём — это когда я дремлю одна, но при этом знаю, что она тоже дома и чем-то занята. Это её движение рядом с моей неподвижностью. Любовь вечером — это расслабленные руки, потягивающееся тело. Любовь в самый тихий ночной час — это мгновение бодрствования между часами сна, когда я слышу мягкое посвистывание её дыхания и чувствую то, что чувствуют птицы в своём гнезде.

Какие же мы смешные и крошечные.

Элис: Любовь — это действие и чувство, функция тела и череда решений. Это ужин, который мы готовим вместе в нашем общем доме.

Кейша: Любовь — это женщина, которая вернулась ко мне и осталась навсегда.

Элис: Я осталась навсегда.  

Кейша: Прошло два года. Мы вместе смотрим телевизор, и я ловлю себя на мысли: теперь всё так, будто ничего не произошло. Но это неправда. И никогда не будет правдой. Мы никогда не станем теми, кем были до. Но мы так похожи на себя прежних. Так похожи, что почти можно обмануться и забыть о боли и потерях.

И на мгновение я позволяю себе обмануться. Я оставляю воспоминания в прошлом, я чувствую её тепло у себя под боком и позволяю этому теплу заполнить пустоту всех наших непрожитых жизней. Наша жизнь сложилась совсем по-другому, правда?

Сложилась так, как сложилась. И если я попробую вернуться назад и что-то исправить, наверняка всё испорчу. И тогда не будет этого момента. Этого тихого, ничем не примечательного момента, когда не происходит совершенно ничего необычного. Кроме того, что у меня есть моя жизнь и я люблю эту жизнь.

Меня резко захлёстывают эмоции, и я плачу, а Элис спит. Она спит крепко, потому что в этой нашей жизни мы можем вместе уснуть на диване у телевизора. [вздыхает] Такой наплыв эмоций, а ведь я даже не знала, что наши надежды наконец сбылись, что я была беременна.

Элис: Семь лет спустя наша дочка устраивает сцену, потому что не хочет идти в школу. Она еле волочит ноги, и в этот раз очередь Кейши её убеждать. Нам необязательно чередоваться, и, видит Бог, я задолжала Кейше несколько жизней сплошных извинений — но Кейша взялась за дело прощения серьёзно. Она не разрешает мне винить себя или пытаться загладить вину поступками, не позволяет делать больше моей честной половины домашних дел.

«Я простила тебя. Всё. Больше ни слова об этом», — сказала она однажды, и мы действительно больше не обмолвились об этом ни словом. Удивительно, да? Столько всего случилось, а мы больше ни разу об этом не говорили. Но это был единственный способ жить дальше. Нужно было отвернуться от всего, что осталось позади.  

Дочку мы назвали Сильвией. Мы не рассказали ей, что случилось с Сильвией, в честь которой она названа. Не в шесть лет, Боже упаси — но и потом тоже нет. Как мы могли начать, где взять нужные слова? Сомневаюсь, что такие слова вообще существуют. Но мы рассказали ей, что она названа в честь очень смелой женщины, которая отдала свою жизнь, чтобы сделать мир лучше. И сделала. Ещё как сделала, чёрт возьми! Мир стал лучше благодаря ей. А детали не так уж важны.

Сильвия — наша Сильвия — спрашивает, можно ли ей два печенья в пакет с ланчем, и Кейша отвечает, что ни в коем случае. И нам наконец-то удаётся выпроводить её в школу.

Кейша: Прошло двенадцать лет, и мы как наседки без птенчика. Это мы-то! [смешок] Мы сражались с настоящими чудовищами, а теперь печально бродим по дому, ставшему совсем тихим без смеха или воплей (в зависимости от настроения) нашей Сильвии.  

Мне кажется, мы хорошо её вырастили. Мы старались, как могли. Две сломанные женщины, которые себя-то еле смогли собрать — не то что выстроить жизнь другого человека. Теперь она во взрослом мире, начинается взрослая жизнь, и ей придётся разбираться во многом самой.  

Глядя в окно, я вижу человека в капюшоне на другой стороне дороги. Я не узнаю его, лица не видно. Наверное, местный подросток бродит туда-сюда от нечего делать. Но я всё равно приветственно поднимаю ладонь. И улыбаюсь. Когда я снова поворачиваюсь к окну, человека в капюшоне уже нет.

Элис: Закончив университет, Сильвия переезжает в Портленд, потом в Чикаго. Работает графическим дизайнером, заключает помолвку, разрывает помолвку, заключает ещё одну, на этот раз удачно. Я увлекаюсь историческими книгами. Кейша, только представьте себе, начинает играть в гольф. [смеётся] Кейша, подумать только! Говорит, что ей нравится гулять по ухоженной траве в красивой местности, и что гольф — только предлог. Один раз я иду на гольф с ней за компанию, а потом мы начинаем ходить вместе. Почему нет? Гулять и вправду неплохо.

Мне почти каждую ночь снятся кошмары из нашего прошлого. Но на следующее утро — каждое утро — я просыпаюсь рядом с моей женой. Я вижу её и сразу забываю о страшных снах, и мы вместе начинаем новый день.

Кейша: Прошли годы. Мы состарились. Я и не ожидала, что с нами это случится. Я не замечала перемен в зеркале. Там всегда отражались мы, одни и те же день за днём. Старость наступила задним числом, когда мы листали старые фотоальбомы и вдруг поняли: о, а ведь теперь я выгляжу совсем иначе. В моей голове я всё ещё прежняя, но на самом деле я старый человек.

Сильвия часто звонит, иногда приезжает. Хотелось бы, чтобы она навещала нас чаще, но трудно ехать через всю страну, да и разве не ради этого мы сражались — чтобы теперь она могла жить своей собственной жизнью, в безопасности?

Кажется, тут и кончается наше путешествие. Мы вдвоём в нашей гостиной в какой-то день — в любой из дней. Никаких происшествий. Никаких больше поводов для открытий и изумлений, кроме тихих откровений сердца. Они случаются, когда одна из нас поднимает голову, а другая думает «Господи, как я её люблю». Каждый раз этот секрет открывается нам заново.  

Мы, конечно, прожили ещё много таких дней. Мы прожили годы. А потом умерли. Что тут сказать? Это должно было когда-то произойти. Но я ничего не забыла. Ни дня, ни часа, ни минуты. Я не забыла, как мне повезло прожить эту жизнь. И я бы ни за что не выбрала другую.

Наблюдательница: Раньше я как-то не задумывалась о Луне. А потом невольно засмотрелась. Луна красивая. Какое сочетание маловероятных событий привело к образованию этого круглого сгустка бело-серого сияния? Я могла бы смотреть на неё часами. Может, так и поступлю. Время есть.

Извини. Ты думала, я мертва. Наверное, так и было — не знаю точно, как так получается, но очнулась я в кустах у автострады. Я всегда просыпаюсь у дороги. Дорога — мой дом. Основа того, что я делаю. Будь у меня имя, я бы назвалась Чертополохом. Но имени у меня нет.

Позже мне предстояло взять машину у человека, который наивно думал дожить до завтра. Времени было предостаточно, так что я прогулялась вдоль автострады, наслаждаясь ночным холодом — а потом впервые как следует посмотрела на Луну. Красота. Затем я разыскала машину и кров. Можно получить что угодно, если избавиться от прежнего хозяина. Устроившись, я как следует отдохнула. Не знаю, сколько времени у меня это обычно занимает, наверное, годы. По крайней мере, когда я наконец чувствую себя обновлённой, мир сильно меняется. Это наитие. Никаких календарей, только пульсация силы в моём нутре, и я знаю: скоро я снова выйду в мир, и всё начнётся сначала. Я начинаю с парковок грузовиков и придорожных баров. Я встречаю мужчину, чьи взгляды близки моим, и нашёптываю пару идей ему в ухо. И пошло-поехало. Скоро он найдёт меня, с отпечатками его чудовищной половины на изменившемся лице. Но выбор он сделает сам — как всегда.

Чёрт возьми, какая же всё-таки Луна. Мне нравится, что она пустая и мёртвая. У неё даже нет собственного света, это просто камень. Просто большой камень, совершенно случайно оказавшийся в этом участке космоса, но он висит над нами и пылает так, что невольно пересмотришь все наивные мысли о том, что живо, а что мертво.

Бывают взлёты и падения. Скоро настанет взлёт. Я не против падений, но взлёты, конечно, просто волшебны. Я чувствую зуд в ладонях, пульсацию в веках.

Взлёт уже совсем скоро. И после него не так обидно будет падать. Я не сетую на естественный круговорот — он не более живой, чем Луна, или чем я – зависит от определения слова «живой», конечно. Люди так категоричны в этих вопросах.

Иногда я вижу Оракулов в их идиотских капюшонах. Они наблюдают за мной. Праксис.

Мы встречались раньше и встретимся снова. И снова. Я — волна, прилив и отлив, движение воды. Я есть всегда. Один из Оракулов бросается в глаза. Я даже слегка волнуюсь. Он очень могущественный. У Оракулов нет имён, но имя этого я знаю. Ещё как знаю. И мы встретимся снова. И снова.

Но Луна! [смешок] Ох, что за штука! Может, я туда отправлюсь. Посижу там лет триста, глазея на Землю, становясь всё голоднее и голоднее. А потом вернусь. Потому что мёртвые возвращаются. Потому что мёртвые. Возвращаются.

Кейша и Элис больше меня не видели. Один цикл моего существования намного длиннее, чем жизнь любого человека. Кейша и Элис умерли, получив свой счастливый конец. Для них — неизменный. Неизменный, как Земля. Неизменный, как Луна.

Ох, Элис. Хочу начать с того, что… [злобный смешок] [злобный смех] Чёрт.

Джозеф Финк: Напоминаю, не отписывайтесь от ленты подкаста. До выхода книги здесь ещё появится кое-что классное, и здесь я буду объявлять о своих новых проектах. Учитывая, как много у меня проектов, ждать долго не придётся. На сайте aliceisntdead.com вы найдёте информацию о подкасте, а также наш мерч, например, карту Америки по мотивам «Элис не мертва» с рисунками по следам трёх сезонов путешествий Элис. Карта доступна в трёх размерах, а также вы можете приобрести незабываемый логотип «Элис не мертва» на футболке или значке. Всё это на aliceisntdead.com.

        Этого шоу бы не существовало без наших подписчиков на Patreon. Вас так много, а эпизод последний, так что перечислю побольше: Steven Smith, Ann Dean, Mark Standbrook, Kate Tierney, Liz Chrissy, Kellen Moira Connor, Daniel Levin, Brad (Jigair), Emily (Chinewsky), Eva Sun, Courtney (Tayborn), Sarah Furlong, Jacob Barr. Спасибо каждому из вас и всем, кого я не назвал — извините, эпизоды кончились.

        Сегодняшняя цитата: «Каждый предел — это не только конец, но и начало». «Миддлмарч». Джордж Элиот

        Спасибо за прослушивание. До скорого.

[aliceisntdeadrus]

Part 3, Chapter 9: Praxis | Часть 3, Глава 9: Праксис

Кейша: Сильвия лежала на земле и дрожала. И я поняла. Она тоже. Я взяла Сильвию за руку.

«Ну вот и конец», - сказала она.

«Нет, это не правда», - отвечала я, баюкая её голову.

«Правда, правда. Недолгая у меня была жизнь. Теперь вечная будет хотя бы».

Дрожь усиливалась. Это не было похоже на судороги или спазмы. Скорее, будто атомы её тела вибрировали всё сильнее и сильнее. Сильвия становились всё более туманной.

Когда человек во что-то верит, в идею или идеал, в какую-то определённую систему мира, это может его полностью изменить. Сразить напрочь.

Туман рассеялся, и появился точно такой же, как Сильвия, человек в толстовке. Из капюшона на меня смотрело ещё её лицо.

«Ты должна знать, что я сама выбрала этот путь, - сказала она. - Всё могло быть иначе, но я хотела именно так».

И лицо исчезло, осталась лишь тёмная пустота Оракула.

Это всегда люди. Чертополох – люди, и Оракулы – тоже люди. И мы все были просто людьми, пытающимися понять, как быть человеком.

Если люди могли всё это сделать, то мы могли вернуть всё на место. Вопрос лишь времени.

Элис: На этом поле должны были проводиться застройки, ещё в те времена, когда дома строили быстрее, чем возникали просроченные ссуды за них. Но затем всё развалилось, как и компания, строившая эти дома, как и компания, в чьём владении было поле. Началась такая неразбериха с бумагами и деньгами, что эта грязь, этот бетон и поваленное ограждение из сетки простоят нетронутыми ещё лет сто, как минимум.

Поле располагалось в нескольких милях от города, но доехать дотуда было несложно, потому что первое, что сделал подрядчик – проложил дорогу.

В общем, место Люси подобрала хорошее. И когда наша разношёрстая компания верных идеям Праксис прибыла на поле, Люси уже была там. Позади неё бурлила масса из Чертополохов, чуть не наползающих друг на друга в ожидании свежей крови и дико ревущих в приветствие. Мы проигрывали числом, а если сравнить возможности обычного человека и одного Чертополоха, то ещё и силой.

А что мы? У нас был один Оракул, которого когда-то называли Сильвией, а сейчас, ну… понятия не имею, есть ли у них вообще имена. Я не разбираюсь в этом.

Я посмотрела на Люси, на того, кому я когда-то доверяла полностью. На того, кто выдернул меня из скучной, но счастливой жизни и втянул в борьбу за благо человечества. В ложную борьбу.

«Привет, Элис, - сказал она. - Спасибо, что пришла».

Я ничего не сказала. Нечего было говорить.

Кейша: Раннее, как только рассвело, мы ждали отъезда. А что потом? Мы не знали. Но предчувствие было хорошее. Многие полягут на поле битвы, и мы пытались это принять. Притворялись, что всё хорошо. Но хорошо не было.

К нам пришла пожилая женщина. Она раньше работала в офисе шерифа в Покипси.

«Привет, Шэрон», - сказала я.

«Ты нас всех вписала в это дело, да?» – спросила она.

«Кажется, так».

«Я прожила хорошую жизнь. Надеялась, что это что-то да значит. Но теперь мне просто страшно».

«Значит, всё значит, даже твой страх».

Мы немного помолчали.

«Знаешь, я это уже много раз обдумывала, - промолвила она, - И в любой возможной версии я всё равно даю тебе чёртову запись [усмехнулась]. Хм. Показывает мой ум».

Элис: В первую секунду мы не двигались. А в следующую – уже двигались. Я не помню, кто сделал первый шаг, возможно, тот Оракул, которого раньше звали Сильвией. В нём теперь была такая скорость, такая мощь. Все Оракулы такие, но это превращение, совсем недавнее, ещё пульсировало энергией, как открытая рана во времени и пространстве. Я почувствовала это, когда он оказался рядом. Колебание в воздухе, вибрации в моём животе.

И он бросился прямо в армию Чертополохов, а за ним наша маленькая смелая группка Праксис. Да, людей не хватало, но у нас был план, и всё шло совершенно не по нему.

Поэтому мы с Кейшей остановили взгляд на Люси и начали вой. Если бы мы умерли в тот день, мы бы умерли за наши идеалы. Не худший вариант окончить жизнь.

Кейша: Таня веселил их, как обычно. В нём чувствовалась какая-то энергия, от которой можно расслабиться, даже если сам Таня был возбуждён. А в это утро он выглядел больше, чем просто возбуждённым.

«Ненавижу ждать, - сказал он, - Я свою команду по софтболу чуть наизнанку не выворачивал, пока ждал своей очереди на биту. Всякий раз умирал от нетерпения».

Он ухмыльнулся.

«Хороший атлет, но слишком агрессивен для командной работы [смешок]. Это моя жизнь».

«Не вся», - сказала я.

«Да, не вся. Но никто из нас не доживёт, чтобы увидеть всю. И это нормально. Я люблю движение. И ненавижу говорить».

«Ты ненавидишь говорить?» – я ткнула его локтем.

Он засмеялся.

«Окей, ты меня поймала. Но это я просто забиваю время, пока мои руки не могут добраться до тех. Я готов. О да, я готов».

Элис: Первым делом я пошла на Люси, и она была готова к этому. Она поняла по нашей взаимной ярости, что я наиболее остро ощутила предательство. Кейша видела в ней только загадочного командира «Залива и Ручья», для меня же она была другом.

Я ударила её прямо в лицо, и она была готова к этому. Быстрый удар под колено повалил меня на землю, Люси поставила ногу мне на шею. Не надо было, наверное, удивляться, как безжалостно и быстро она приготовилась меня убить, но меня это потрясло. А затем Кейша – ох, Кейша. Она обхватила горло Люси в захвате и потащила в сторону от меня. Люси ответила ударом локтя в почку, и Кейша рухнула, но я к тому времени уже поднялась и пошла в атаку, отвлекая Люси, чтобы Кейша успела поразить её в основание позвоночника и оглушить. Я праздновала победу, но секундой спустя Люси подскочила и зарядила мне головой в живот. Воздух покинул меня.

Люси была слишком сильной даже для нас двоих. У меня не получилось и посмотреть в сторону нашей группы, узнать, как идёт битва. Везде кругом звучали вопли Чертополохов.

Кейша: Даниэль, бывший когда-то на кассе в забегаловке Изи Стоп в Суонси, Южная Каролина. Он не переставал дрожать. Утро было тёплым, а он дрожал и дрожал. Я положила руку ему на плечо.

«Я не боюсь», - сказал он.

«А почему, чёрт тебя дери? Мы тут все очень боимся».

«Я не пытаюсь быть сильным. Я никогда не был сильным. Но я не чувствую страха. Я ничего не чувствую. Мне кажется, это всё превратилось просто в движение. Будто всё, что я должен чувствовать, выходит из меня в виде дрожи».

«Научишь меня этому фокусу как-нибудь?»

Он посмотрел на телефон.

«Осталось три часа для обучения. А потом… Кто знает?»

Я не ответила, просто обняла его и поглотила часть этих интенсивных вибраций. Мы дрожали вместе, и он был прав. Я не чувствовала страх. Я чувствовала движение.

Элис: Мы проигрывали. Я не знаю, как можно это по-другому назвать. Да на другое мы, думаю, и не рассчитывали. Все знали, что рано или поздно этот день настанет. Прошлой ночью нам снились наши последние сны.

Люси выглядела примерно так же, как в начале битвы, мы же с Кейшей еле держались на ногах и стонали. На расстоянии от нас Оракул, которого когда-то звали Сильвией, отбивался от Чертополохов из последних сил. А люди, с которыми мы пришли… На что мы вообще надеялись, промелькнул в голове вопрос.

Но затем я увидела ещё одного Оракула на другом конце поля. И ещё одного, а за ними, расплывчатые из-за моего затуманенного кровью и потом взгляда, сотни людей, может, тысячи. Внутри всё разрастающейся внутри меня боли воскресло счастье. Пришла Праксис.

Кейша: Лорел улыбнулась, и я подсела к ней.

«Что ты будешь делать после всего этого?» – спросила я.

«А у тебя есть планы?»

«О да, есть».

«Хмм».

«Только не начинай про «может, в лучшем мире». Я недавно только перестала мечтать о лучшем мире, я не думаю, что он существует. Мы имеем дело с тем, что есть».

«Я домой вернусь, наверное. Мне нравится жить у себя на мысе. Мне нравится, как пахнет море, омывающее скалы. Мне нравится моя работа».

«Виднеется чёрный корабль?

«Нет. Нет, я думаю, он пропал. Я больше не ищу его. Я бы всё равно ничего не нашла».

Она сжала мне руку.

«Кейша из моего лучшего мира, - сказала она, - Знакомство с тобой было радостью, хоть и разбило мне сердце».

Элис: Среди них были те, кого набрали мы, и те, кого набрали те, которых набрали мы, и так далее. Простирающаяся по всей стране сеть, тысячи рук. А что, если они объединятся? Что, если как один потянутся и схватят? Нас держало вместе видение мира. Мы сказали Сильвии, или Оракулу, что она стала нашим планом, и Оракулы обратились к каждой группе Праксис в стране. Они передавали одну и ту же фразу: время пришло. Здесь было то самое место, и люди сюда пришли. Некоторые, по крайней мере, я не знаю, сколько процентов. Достаточное количество, думаю.

Они даже не знали, зачем они шли. Ими двигала вера и самоотверженность. Теперь же они с ужасом разглядывали поле кровавой битвы, осознавая, что требовалось от них много больше, чем они думали.

А затем…

Они пошли дальше. Кто-то начинал бежать, кто-то уже бежал, и они заряжались друг от друга. Обычные люди из обычных мест, и от них требовалось абсолютно всё. И они говорили «да»!

Кейша: Вот чего, я думала, никогда не увижу. Рамон и Донна, до недавнего времени работавшие в бургерной, которые пошли за мной и Сильвией по всей стране.

«Всегда рада тебя увидеть!» – улыбнулась Донна, а Рамон кивнул и прохрипел приветствие.

«Не ожидала увидеть вас, - сказала я, - Я не знаю, о той ли Праксис вы говорили, но у нас она такая».

«Да Праксис никогда не была централизованной организацией. Это такая же Праксис, как где бы то ни было».

«Мы присоединимся к вам сегодня», - тихо сказал Рамон.

«То, что мы делаем, не очень умно», - предупредила я.

«Ох, мы с Рамоном тоже не очень умные, - рассмеялась Донна, - «Умное» переоценивают. Зато мы две пары рук».

Элис: Эта новая толпа окружила Чертополохов, и те завизжали в замешательстве. Они были сильны, но их теперь оказалось меньше, и арифметика стала очевидной. Люси оглянулась, и я увидела её опавшее лицо. Она, казалось, искала какой-нибудь красноречивый ответ, соответствующий ситуации.

«Блядь», - выбрала она.

Кейша твёрдой, решительной походкой направилась к Люси. Она была намерена закончить всё сейчас.

«Просто потому что у вас толпа, не меняет того, какие вы люди, - сказала Люси, - У меня намного больше опыта. Решишься атаковать – умрёшь».

Кейша гавкающе засмеялась.

«Какая я? Я боюсь, но всё равно сделаю это. Вот я какая».

Я попыталась найти в себе силы, чтобы добраться до Люси раньше Кейши, но вот уже Кейша кинулась на неё. Их руки переплелись, и я даже не сразу поняла, чья была сверху, пока не распознала Люси. Она оседлала Кейшу, в её руке оказался нож, и я должна была наблюдать, как мою жену убивают, и я не смогла вовремя оказаться рядом.

Просто не смогла.

Представьте себе час или несколько часов до шторма, когда свет становится тяжёлым. Представьте себе умирающее без дождя растение, и лёгкий поток воды, стекающий к его корням. Представьте себе бьющееся сердце моей жены, пускающее жизнь по всему телу. И я только хотела, чтобы оно продолжало биться. Пожалуйста, не умирай!

Потом Кейша напряглась и спихнула Люси на землю, и до того, как я или Люси могли отреагировать, Кейша впечатала её голову в бетонный фундамент дома, который никогда не будет построен. Глаза Люси мгновенно опустели, а руки расслабились и выронили нож.

Но Кейша не останавливалась. Ещё и ещё, бух, бух, бух.

Она поднялась, вся в крови.

«Я убила её», - сказала она.

«Ты спасла мне жизнь», - сказала я.

И это было действительно так.

Кейша:

«Я просто хочу быть полезной, - сказала Сильвия, - Я никогда не бываю полезной».

Она сказала это за несколько ночей до того, как изменилась.

«Я думаю, что ты очень полезна».

«Может быть. Или же быть полезным и чувствовать себя полезным не одно и то же».

«Я не знаю, как справилась бы без твоего примера».

«Это сладкая ложь и, прошу, никогда не говори правды».

Она сонно улыбнулась.

Я хотела бы сказать, что мы долго говорили в ту ночь. Что мы прошлись по детству и обещали друг другу того, чего не могли исполнить. Но мы не сделали этого. Мы молчали, нас окружала тишина уставшего удовлетворения.

Как бы я хотела защитить её. Но, наверное, стоит признаться, что это она защитила меня.

Элис: Всё кончилось. Я посмотрела на лежащих мёртвых и не могла никого узнать. Так много незнакомцев, пришедших только для того, чтобы погибнуть здесь, у наших ног. Но не для нас, друг для друга. Я поняла, что мы хоть и запустили механизм, но не были причиной его. Очень важно не путать одно с другим.

Всё же я вру, кое-кого я узнала. Не все из тех, кто пошёл за нами, выжил, и мне жаль. Я не скажу, кто это. Кому-то просто больше повезло. Каждый отдал всё, что мог, и мы почтим память каждого.

Кейша: Оракул, чьё имя мы раньше знали, когда оно у него было, стоял рядом с нами.

«Всё кончено?» – спросила я.

«Для тебя – да, - сказал он, - С ними я ещё борюсь. И я вижу тебя в первый раз. И я в то же вре��я нахожусь на тысячу лет вперёд. Всё, что я говорю – только то, что я уже сказал. Я не могу поменять ни слова».

«А если тебя пощекотать?» – предложила я.

Я не знаю, откуда взялась эта шутка. Когда человек поражён, мозг играет свои игры.

Оракул засмеялся.

«Не стоит, - сказал он, - Я не знаю, что бы случилось, сделай ты это. Кейша, я хочу, чтобы ты знала две вещи».

«Какие?» – спросила я.

«Я чувствую себя полезной. Это была первая. А вот вторая. Кейша, теперь ты можешь пойти домой. Иди. Домой».

Сегодняшняя цитата: «Но даже когда мы говорим или размышляем об орбите Земли и Солнечной системе, то, что мы чувствуем и с чем согласовываем наши движения – прочная земля и меняющийся день».

[aliceisntdeadrus]

Part 3, Chapter 8: To Forgive | Часть 3, Глава 8: Простить

Элис: Тем утром горы в Теннесси были подобны тропическим. Туман над кронами деревьев, озера с низенькими мостами. Не знаю, что я воображала, представляя себе это место, но определенно не это. Полагаю, раньше я и не представляла его. Оно никогда не беспокоило меня.

Кейша: Мы прибыли в Нэшвилл. В панораме любого города есть здание, позволяющее понять, какой город перед вами, ведь иначе любой небоскреб - это всего лишь небоскреб. В Нью-Йорке - это Эмпайр Стейт. В Лос-Анджелесе есть такая круглая постройка. Не знаю, как она называется, и, думаю, никто не знает. Она... ну знаете, круглая. И наконец, Нэшвилл со зданием Бэтмена. Конечно, это не его настоящее название. Уверена, есть некая архитектурная причина в его дизайне, но его вид… это здание в форме головы Бэтмена.

Элис: Пока мы спали, кто-то тихо постучался в дверь грузовика. Я сразу же проснулась и напряглась. Множество тренировок и еще больше обоснованных волнений за все время борьбы с этими тварями, давали осознание, что даже едва различимый звук, подобный этому, мог обозначать все, что угодно. Вот к чему я должна была быть готовой.

В ответ на мой подъем проснулась Кейша. Я приложила палец к губам, подкралась к двери и открыла ее. Где-то кричали дети. Перед нами была девочка, подросток. Мой мозг пытался сложить детали воедино, и я почти выдала «О, да ты должно быть…», как Кейша закричала и бросилась мимо меня.

«Сильвия! Сильвия, ты в безопасности!»

«Ох, ты должно быть Сильвия», - сказала я.

Девушка кивнула, уткнувшись в плечо Кейши.

Элис: Встречи того, что мы называли Праксис, продолжались. Мы собирались каждые три месяца. Быстро решить такую проблему невозможно. Ох, к тому же мы становились старше. Прошло уже полтора года. Битвы никогда не происходят быстро. Постепенные шаги были единственным способом свергнуть власть. Мы медленно и методично вбивали клин, а затем использовали его на протяжении нескольких лет, пока не появлялось достаточно рычагов, способных провернуть все, будто это неожиданный переворот.

Встречи проходили на религиозной основе. Истории Оракулов теперь декларировались как неожиданные встречи с ангелами. Это было как бы не поклонение, но в то же время и оно. И мы не препятствовали этому. Богослужение и ритуалы могут быть инструментами, используемыми во благо или во вред.

Мы осознали, что не можем самостоятельно контролировать целую группу, поэтому пришлось дать людям задание. Вернуться в места своего обитания и основать собственную группу Праксиса. Собирать людей, как это делали мы. Основать сотни групп по всей стране. Мы вбили клин чуть глубже.

Кейша: Сперва я дала Сильвии воду и что-то поесть, а затем усадила напротив себя. Мне было интересно услышать где, черт побери, ее носило все это время и нашла ли она что-нибудь.

«И да, и нет», - ответила она.

Она отправилась на поиски Оракулов, как и обещала. Подобно нам. Как и мы, она быстро обнаружила, что Оракулов можно найти только тогда, когда они сами этого хотят. На них никак нельзя повлиять. Они приходят за тобой.

С тех пор она останавливалась на всех покрытых пылью придорожных остановках, пустеющих с 70-х годов, и пробиралась в подсобки. Она начала понимать, в какие места их тянет.

Как и мы, она обнаружила, что даже если Оракулы и сталкиваются с людьми, им трудно с ними общаться в силу совершенно иного восприятия. Чем больше информации она узнавала и чем больше говорила с ними, тем больше чувствовала, что это было похоже на то, как ее мозг работал в моменты пробуждения. Когда голова была пустая и одинаково воспринимала как реальное, так и вымышленное. Поэтому, чтобы лучше понимать Оракулов, по утрам она медитировала часами, пытаясь удержать и расширить этот способ мышления.

В конце концов она осознала, что Оракулы были первопричиной. Они существовали для борьбы с Чертополохом и всем, что он олицетворял. Они были больше целью, чем созданием. В связи с этим, она осознала, что пока не могла их понять настолько, чтобы помочь, но она могла самостоятельно следовать за своей целью. Это единственное, чего она когда-либо хотела. Эта борьба была ее сущностью и душой.

«И я знала, - сказала Сильвия, - если я хочу участвовать в битве, я должна прийти к тебе Кейша. Потому что, по неизвестным мне причинам, битва заканчивается именно тобой».

В мотеле, где мы остановились, было полно старшеклассников. В этой поездке они должны были узнать, как добиться успеха в музыкальном бизнесе в стиле кантри. Как и любой другой город, посвященный конкретной индустрии развлечений, как Лос-Анджелес и киноиндустрия, или Нью-Йорк и театры, или Лас-Вегас и сильнейшее отчаяние, в Нэшвилле была своя дыра в сердце, к которой склонялся весь город.

Элис: Я находилась там не для этого, поэтому вот все, что мне удалось услышать. Кофейня ��осле закрытия. Владелица позволяла людям пользоваться этим местом, потому что сама была участником. Сейчас здесь собралась одна из сотен небольших групп Праксиса, основанных изначально верующими. Здесь это был Дэниэль, который когда-то работал на кассе в Изи Стоп в Суонси. Он снова рассказал остальным то, что мы рассказывали им, делился нашими историями, насколько мог их вспомнить, и, как и кто-либо другой, придумывал детали, когда нужно было заполнить пробелы. Таким образом, наша история распространялась. Более извилистым путем, не похожим на громогласный заголовок, но так, чтобы люди на самом деле слышали.

Затем другие рассказали свои истории. В тишине этой полутемной кофейни они делились тем, что видели, что было невозможно и определенно неправильно. Но реально. Благодаря вере они чувствовали полное облегчение.

Кейша:

«Скоро все закончится», - сказала Сильвия. И я почувствовала все оттенки хорошего и плохого, которые она вложила в эту фразу. Осознание этого приходило в голову, даже если у нас не было реального способа узнать, что бы это могло значить.

«Я просто рада, что мы можем пройти через все это вместе», - сказала я.

«Дааа, детка, - ответила она. – Мы трое нехило разбежались. Думаю, с этим пора покончить, я права? Когда еще у нас получится собраться в одном месте в одно время?»

«Пока ты была подростком… каким было твое имя?», - спросила я.

«Забудь об этом», - отмахнулась она.

«Скип, да?»

[Смешок] «Никто больше не зовет меня Скип».

«Хорошо», - сказала я.

Она взяла мою руку.

«Можешь звать меня Скип, если хочешь. [Смешок] Вот дерьмо, можешь звать меня как угодно. Я буду знать, что ты имеешь в виду».

Я обняла ее, этого бегущего от всего подростка, о котором у меня никогда не получится позаботиться так, как она того заслуживает. Мы сидели так долго, но нельзя сидеть так вечность. Ничего нельзя делать вечно.

Элис:

«Я не представляю, как все будет, - сказала Кейша. – Я не знаю, что будет после, но что-то явно будет и нам нужно поговорить о том, что будет дальше».

«Хорошо», - сказала я, испытывая настоящий страх.

Мы были вместе, потому что у нас была миссия, потому что у нас была грандиозная борьба, и мы были на одной стороне. Такой вид энергии способен справиться с любой раной и болью. Если мы пройдем через все это, нам, вероятно, не о чем будет говорить. И, возможно, Кейша знала об этом. Я боялась разговора, но я всю жизнь сталкивалась с тем, чего больше всего боялась. Поэтому я просто села и приготовилась слушать. Кейша глубоко вздохнула с закрытыми глазами. И затем посмотрела на меня со спокойной решимостью, подобно человеку, который преодолел нерешительность и смотрел только вперёд, будь там плохо или хорошо.

«Я прощаю тебя, - сказала она. – Прощаю целиком и полностью».

[Смешок] Я почувствовала волну счастья и еще удивления, так как это были не совсем те слова, что я ожидала услышать. Но она отмахнулась от моей руки, когда я подвинулась ближе.

«Я не закончила», - сказала она.

Членам небольших групп Праксиса было сказано создать их собственные группы. Теперь региональное стало локальным. В городах любого размера были группы Праксис. В некоторых было мало, три или четыре, в других сотни встреч в общественных центрах и парках, библиотеках и на званых вечерах. Мы не знали всех деталей. К примеру, мы не знали, что стало с историей. Историей, которую мы рассказали нашей группе, а затем члены нашей группы рассказали своим группам и так далее, и так далее.

История изменилась. Она перестала быть рассказом и стала больше религиозным текстом. Мы теперь были прорицателями или несовершеннолетними божествами. В истории были Оракулы – могучие существа, которым многие стали поклоняться. Но была также история Кейши и Элис, которые контролировали Оракулов, которые могли бороться с Чертополохом в одиночку, и однажды смогут поднять всю страну на борьбу с монстром, который жаждал ее.

Я- я не знаю, что мы могли сделать с этой историей, если бы мы знали ее. Но в конце концов единственное, что можно контролировать, это то, что ты делаешь. В твоих руках то, что другие думают о том, что ты делаешь. И это было в наших руках.

Кейша: Прошло два года медленного роста. Праксис разрослась от слова, которое шептали по углам, в значительное движение людей, тихое собрание, готовое взорваться в открытую. Это то, что нельзя потерять ни из-за Чертополоха, ни из-за «Залива и Ручья».

В той комнате в мотеле Нэшвилла кусочки бумаги упали на пол. На фоне занавески дрожащая тень искаженного человека. Мы приготовились к драке, но долгое время было тихо, и я взяла бумагу.

«Элис, - гласила она. – Мы должны поговорить. Не надо всё усложнять. Встретимся в» и далее указание отдаленной локации в южной Индиане. «Люси», гласила подпись на бумаге.

«Они готовы поставить точку», - сказала Элис.

«Да, - отозвалась я. – Отложи звонок. То, к чему мы готовились. Оно настало».

«Я не закончила, - повторила я Элис. – Я прощаю не ради тебя. Мне нужно, чтобы ты услышала все из того, что я скажу, а не только то, что ты хочешь услышать. Я не знаю, заслуживаешь ли ты прощения и, возможно, мне все равно. Быть может, нет никакого всемирного счёта, по которому можно вычислить вину, пока она не станет одинакова для обеих сторон. И быть может, это именно то, что чувствует человек, которому сделали больно, правильность или ошибочность. И если так, я не хочу думать, о том, чего ты заслуживаешь. Я хочу задуматься о том, чего заслуживаю сама».

Я замешкалась. Самая тяжелая часть позади, и теперь мне ясно виделся конец.

«Я заслуживаю жить счастливой жизнью, - сказала я. – Я заслуживаю жить с женой, которую я буду любить. Я заслуживаю легко просыпаться по утрам и легко засыпать ночью. Я заслуживаю не иметь того, что ты сделала, вторгнувшись в нашу жизнь. Поэтому я хочу, чтобы ты поняла вот что: для того, чтобы иметь то, что я заслуживаю, мне необходимо тебя простить. Но я прощаю тебя не ради тебя. Я прощаю тебя, потому что я этого заслуживаю».

Она кивнула в знак понимания и согласия. И это был напряжённый момент. Но я простила ее, и именно это я имела ввиду.

Я наклонилась вперед, и она сделала тоже самое. Мы встретились где-то посередине и, вероятно, это был лучший поцелуй из всех. Наши тела встретились в притяжении, которое мы обе почувствовали.

Я сдерживала дыхание годы. Я открыла свой рот. Я дышала. [Глубокий вдох] Это любовь. Это то, из чего она сделана.

Ночь перед Индианой. Мне неизвестен план Люси, но я могу предположить. Я не знаю, кто еще на нашей стороне, но я надеюсь, что кто-то есть.

Раздается стук, и Сильвия кричит через дверь. Я открываю и вижу, что она стоит в коридоре мотеля, сама не своя под флуоресцентным светом.

«Я чувствую себя очень странно», - сказала она. Я уставилась на нее. Подошла обеспокоенная Элис. Сильвия выглядела серьезно больной. Я никогда не видела ее лицо таким, как сейчас. Я не знала, что происходит.

И затем Сильвия упала на землю и начала дрожать. Слезы заливали ее лицо, пока она дрожала.

«Понимаю, - сказала она. – Я понимаю».

И в один ужасный момент, я поняла тоже.

[aliceisntdeadrus]

Part 3, Chapter 7: Speakers | Часть 3, Глава 7: Динамики

Кейша: В Сент-Луисе напротив отеля с вращающейся луной на крыше все стоит заброшенная забегаловка для автомобилистов. Не знаю, как давно ее забросили, но окна там заделаны под витраж – может, хозяин закрасил или какой-нибудь художник. Такая церквушка религии фастфуда – красиво и странно. Мы с Элис как-то бродили неподалеку, ну и влезли внутрь ради интереса.

Элис: Там, в общем, все, как и было, хотя меню нет и некоторых деталей тоже. Динамик все еще кренится к проезжей полосе, где когда-то ждали голодные наркоши.

Мы там стоим, и я решаюсь ее поцеловать, а она решается мне это позволить. Отношения у нас идут в гору – мы пережили горькое поражение и нашли новые силы в задании, так что были силы зализать старые раны.

И как только мы целуемся – динамик оживает. И за белым шумом возникают голоса и веселый смех, как будто это сообщение с другой планеты или из мира мертвых.

Я говорю:

«Здесь же никого?» – а динамик все бормочет.

«Я прихожу к мысли, что не бывает таких мест, где бы никого не было», - отвечает она.

Кейша: Мы решили создать организацию. Страну чертовски трудно объединить, но можно начать с людей рядом, так что мы набрали кого могли из сети безопасных домов и из анархистов, с которыми нас связала Сильвия на случай, если нам понадобится передать ей весточку.

Мы всем сказали: если вы побывали в чересчур странном месте, если вы встретили монстров или что-то необычное, будь то на тихой улочке одного города или на шоссе, свяжитесь с нами. Мы назначили время и место – следующий месяц, парк под Нью-Йорком. Почти там же, где я в последний раз видела Сильвию.

Может, я надеялась, что так она заглянет на огонек, но я не разрешала себе об этом думать. Мы постарались ничего не загадывать наперед. Кто бы ни пришел – с ними и надо было работать.

Пришло человек тридцать, в основном местные, но кто-то и с другого конца страны. Там была женщина из офиса шерифа в Покипси, которая отдала нам с Сильвией запись той ночи, когда умерла мать Сильвии. Я улыбнулась этой женщине, она мне тоже, потом отвернулась.

Казалось, нам всем должно быть стыдно, что мы вообще здесь оказались. Что никакие наши усилия не могли дать существенного результата. Это были не сборы ополчения, а детишки в стащенных у родителей тряпках.

Последним пришел низенький мужчина в бейсболке, уверенный такой. Он нам обеим пожал руки:

«Привет, я Таня, мы как-то встречались, когда я передавал словечко от Сильвии. Черт, ну хоть кто-то нас собрал! Я в восторге!» И я наконец тоже позволила себе восторг.

Сильвия так и не появилась.

Элис: В рыбном ресторане около Бэтон Руж мы как-то наткнулись на компанию – цветные волосы, странные шмотки. Они выглядели такими же “дорожными”, как и мы. Театральная труппа. Они сказали, что хотят поехать на юг, потому что там зрители в мелких городках действительно в них нуждаются. Они говорили о том, как важно артисту быть полезным, иначе какой смысл в искусстве?

Кейша: Мы рассказали им про Сент-Луис, и они слушали, затаив дыхание.

«Так вы наткнулись на динамик?» – сказал кто-то высокий, представившийся как Лиан, и больше особо не говорил.

«Динамик?» – говорю я.

«Если это давно заброшенное кафе, – сказал кто-то еще, – и если там оставили систему связи, она-де может связаться с другими мирами».

«Ага, с инопланетянами».

Честно, не думала, что Элис после событий последних лет могла позволить себе такой скепсис.

«Неа, – сказал Лиан, – это больше по Стивену Кингу. Знаете «Темную башню»? Есть другие версии нашего мира, и динамики передают информацию оттуда».

«Художественный свист», – сказала одна девушка, посмеиваясь сквозь длинные волосы, но звучала она не очень-то уверенно.

«Мы их слышали, – это Лиан. – Остановились у заброшенного Бургер Кинга поесть, и там включились динамики. Я подошёл ближе и слушал».

«И что ты услышал?»

Ответа не было, и вся труппа через несколько минут отправилась по делам.

«Что ж», – сказала Элис.

«И это даже не самое странное», - отозвалась я.

Элис: Кейша была за рулем, и я спросила у нее о наболевшем.

Оракулы точно на нашей стороне? Чего они вообще хотят? И если они нам помогают – то какая им с того выгода? Кейша сказала, что могла – а именно «я не знаю». Знать мы и не могли, только верить. А верить не всегда удобно, хотя человеческому мозгу это и естественно.

Я верю. Я верю в Оракулов, я верю, что они хотят нам добра, и я могу ошибаться.

Кейша: К востоку от Лаббока мы наткнулись на Тако Белл с разваливающейся вывеской. Было заметно, что они давно не подают блюд первой свежести. Я посмотрела на Элис и, как только она кивнула, повернула руль.

В пустых окошках висели листки с предложением снять здесь сто сорок квадратных метров площади и вымаранным номером для связи. Мы припарковались около стойки выдачи на вынос и присели на обочину. Мы ждали – не знаю, чего.

Элис: Через несколько минут динамик в киоске прямиком из девяностых замурлыкал сквозь белый шум. Мы наклонились поближе. Послышались голоса, потом опять белый шум. Но когда мы подошли к нему, он будто среагировал на наше приближение, так что сигнал стал четче. Я различила голос – и прижала руки ко рту. Потому что это был мой голос.

«Хочешь, поужинаем сегодня пиццей?» – спросила я из динамика.

«Давай. Сейчас набросаем список покупок», – ответила Кейша оттуда же.

Мы посмотрели друг на друга, не зная, что сказать.

Кейша: Это был разговор, домашний, совершенно обычный. Но там упоминались недавние события, новости, так что можно было понять, что происходит вокруг.

Я поняла, что мы слушали себя из того мира, где Элис никуда не сбегала. А значит, мне не нужно было ее искать, и в нашей жизни не было никакого Чертополоха.

В том мире у нас был совсем другой опыт за плечами, и мы слушали его с обочины в Северном Техасе.

Элис: На третьей встрече народу было раза в два больше. Мы просто предложили людям с первого раза рассказать о нас своим знакомым, и вот результат. Мы встретились на парковке офисного здания на Среднем Западе, народ еще подтягивался спустя час после начала, и мы всех пускали. Наши гости явно приезжали из все более дальних краев.

Кейша: Сильвии все еще не было, но я узнавала некоторые лица. Кое-кто всерьез меня озадачил, пришлось подумать, прежде чем я вспомнила, кто это. Кассир из магазинчика в Суонси, Южная Каролина, которого встретили мы с Сильвией, когда искали обещавшего помочь ей полицейского.

Этому кассиру явно довелось повстречаться с Чертополохами, и он до сих пор не отошел. Мы поздоровались.

«Ты спрашивала, хочу ли я жить в мире, где возможно то, что я видел, – пробормотал он. – Я долго об этом думал и – нет. Не хочу».

Он наклонил голову, что было больше похоже на утверждение, чем согласие со мной, и растворился в толпе.

Еще одно знакомое лицо: Лорел, сотрудница береговой охраны в устье Каролины. Ее брат и племянник пропали без вести, когда отправились взглянуть на загадочный черный корабль у берега, поглотивший прежде того его исследователей. Лорел обняла меня, как только увидела. Я сказала, что рада ее видеть.

Она посмотрела на Элис.

«Может, в другой жизни, в лучшем мире... – она сжала мою руку. – Я так рада, что ты этим занимаешься».

Элис: И кто это был?

Кейша: Когда бы мы ни наткнулись на заброшенную забегаловку – а в экономической ситуации последних десяти лет это бывало частенько, – мы тормозили, чтобы послушать.

Это были мы, мы с Элис – в лучшем мире, как выразилась Лорел. В их мире они избежали известной нам участи.

Я каждый раз плакала, Элис надолго притихала. В дождь и в засуху, днем и ночью мы слушали и впитывали происходящее. Наше задание, работа с группой уходили на второй план, а настоящая жизнь ждала меня по ту сторону динамика, в наших голосах, едва различимых через белый шум отключенных от сети колонок под меню с позапрошлогодними ценами.

Элис: Меня это пугало. Как страшилка с привидениями, но эти привидения и были мы. По ту сторону динамика мы жили, а по эту почему-то нет.

Мы покинули свою прежнюю жизнь и теперь гонялись сами за собой. Один раз, это было в Юте, на юге, мы остановились в городе – одно слово, что город – и слушали себя с другой стороны, как они обсуждают кулинарное шоу. Я тогда подумала, что это не взаправду.

И я имела в виду нас. Нас по эту сторону.

Кейша: Элис была за рулем, и я задала ей главный вопрос нашей жизни.

«Что или кто такие эти Оракулы? Откуда они взялись?»

Безликие путешественники во времени, присутствие которых делало нездешней обычную автобусную остановку. Кому они служат?

Элис рассмеялась и ответила, как могла.

«Хрена с два я знаю».

Элис: В конце концов мы бросили постоянные разъезды. Конечно, на встречи мы еще ездили, но по большей части стояли у заброшенного кафе, да и чем нам еще было заниматься? Мы ели, спали, слушали, и все. Почти не говорили сами. Те, другие, говорили за нас.

Кейша: Только вот как-то вечером... Элис задремала, а я слушала, как мы идем домой со свидания, заигрываем – ничего такого... Когда вы уже несколько лет вместе, вы сами решаете, "искрить” сегодня или нет.

Те мы сели в машину и уехали, но сигнал остался. Звуки парковки, приезжающие и отъезжающие автомобили, пьяные голоса. Сигнал никогда не отставал от нас. Он всегда шёл за нами. Но я продолжала слушать и здорово нервничала – потому что понимала, что мне показывают часть истории, которую я не очень хотела бы знать.

Я разбудила Элис.

Элис: Я понятия не имела, что именно слушаю, Кейше пришлось объяснять. Ничего необычного, но мы сидели и ждали. А потом кто-то закричал, взмолился о помощи. «Посмотри на них, – сказал другой голос, как будто говорящий стоял прямо за нами. Мы аж подпрыгнули. Потому что говорил это Чертополох, которого встретила Кейша. – Рассмотри их хорошенько. Они сидят там в тепле и безопасности, и им невдомек, что ты сейчас умрешь».

Кто-то вскрикнул.

«Тебе никто не поможет», – сказал он и оказался прав. Несколько ужасных минут мы слушали подтверждения его правоте, а потом сигнал оборвался.

Кейша: Я не думала о таком. Или думала, но решила, будто в том мире все славно и безоблачно. Будто там мы жили, не ведая горя, потому что там все лучше. Но в тот момент я все поняла. В мире по ту сторону динамика тоже жили чудовища, с той единственной разницей, что мы обе ничегошеньки не имели против – закрывали глаза на происходящее вокруг, чтобы жить в своей уютной скорлупке. И там мы были ничуть не лучше чудовищ.

Больше мы не слушали, что доносится из динамиков в заброшенных придорожных кафе. Мы живем в этом мире, и значит, этот мир мы должны менять.

Элис: На десятой встрече мы поняли, что не справляемся с таким количеством народа. Люди изголодались, им до смерти хотелось поделиться пережитым и понять, что они не одни, а еще они стремились как-то повлиять на ситуацию. Мы не знали, можем ли предложить что-то конкретное, но говорили себе: если будем работать вместе, что-нибудь придумаем. Для встреч приходилось арендовать усилители звука. Только что воздух не искрил от нашей энергии!

Кейша: Мы начинали с обращения к толпе – просили поделиться увиденным, будь то чужаки с опавшими лицами, или потусторонние существа в скрывающих лица капюшонах, или участок дороги, который не вписывался в окружающий ландшафт. Рассказывая о себе, находишь силы в собственных историях. Даже если казалось, что никто не поверит, мы знали, что нам говорят правду.

Я не понимала еще, что происходит, но оно точно происходило и дышало жизнью. Я чувствовала: это что-то вело нас к концу, каким бы он ни был.

Сегодняшняя цитата: «Разве пылинка перед нашим зрачком не заслоняет от нас все великолепие мира, так что оно становится лишь ободком темного пятна? А более мучительной пылинки, чем собственная личность, я не знаю». «Миддлмарч» Джордж Элиот. Спасибо за прослушивание.

[aliceisntdeadrus]

Part 3, Chapter 6: This Isn’t It | Часть 3, Глава 6: Это ещё не конец

Элис: Не знаю, что сказать. Кажется, это конец истории.

Кейша: Конец? Может, и так.

Элис: Статья для ЛА Таймс, над которой мы работали с Тамарой Левиттс, разоблачающая «Залив и Ручей» и Чертополохов, наконец опубликована. Исчерпывающее расследование. Вскрылись связующие ниточки и хроника событий, о которых даже я понятия не имела, а ведь я годами работала на «Заливе и Ручье».

Кейша: Мы всей стране ввели в вены то, что знали сами. Это конец истории. Неужели действительно конец? [Вздыхает] Может, и так.

Элис: Не знаю, что сказать. Кажется, это конец истории.

Элис: Кейша с улюлюканьем стукнула в потолок кабины. Она посигналила, но гудок грузовика был скорее похож на мычание потерявшего маму телёнка-переростка, чем на радостный клич. Горестный звук, предвестие будущих событий. Но в ту минуту нас будто подхватило и понесло безумное чувство радости.

Кейша не знала, куда деть руки — страшновато, учитывая, что она была за рулём. Грузовик резко качнуло в сторону от её триумфального дёргания. «Осторожно!» — крикнула я, хотя и сама подпрыгивала на сиденье. Мы были слишком счастливы, чтобы быть осторожными.

Кейша: Мы свободны. Вот о чём я думала, что ощущала привкусом на языке, что невольно произносила, даже когда не могла связать двух слов от радостного возбуждения. Мы свободны! И можем отправиться домой. Нас ждёт новая жизнь. Конечно, проблемы не исчезнут вот так, сразу. Даже в минуты опьянения счастьем я не верила в магию бородатых волшебников. Но я верю в настоящее волшебство: в ловкость рук, в человеческую выдумку и целеустремлённость. Фокусник пялится в зеркало усталыми глазами, третий час отрабатывая трюк с монеткой. Я верю в волшебство упорного труда и необходимых жертв, и разве мы не трудились без устали? Разве не пожертвовали очень многим?

Элис: Я включила радио в надежде услышать о последствиях нашего разоблачения. Кто-то пел по-испански под переливы гитары — песня была про лес, но это была метафора брака. Я поискала другую станцию. Наконец, новостная программа. На бирже подъём, а может, наоборот, спад, это сейчас совершенно не важно. «Почему они не обсуждают статью?» — спросила Кейша; я не знала ответа на этот вопрос и продолжила искать. Ага, ещё новости. Последние известия о напряжённых выборах мэра в Филадельфии.

Как такое возможно? Прежний мир раскололся на части, а жизнь продолжалась как ни в чём не бывало.

Кейша: Я съехала с автострады на парковку у забегаловки. Мне нужно было увидеть реакцию людей. Она ведь должна была быть. Реакция.

Мы зашли внутрь, и официантка с улыбкой предложила нам занять любой свободный столик. Телевизоры были включены. По одному передавали свадьбу двух кинозвёзд в прямом эфире. На другом канале президент летел в Феникс на конференцию о рабочих местах.

Ничего про «Залив и Ручей», ничего про Чертополохов. Совершенно ничего про сопричастность правительства и череду убийств.

«Здравствуйте», — обратилась я к мужчине за стойкой. Он поднял на ��еня взгляд с дежурным выражением “какого чёрта ко мне пристаёт эта незнакомка”. «Ага», — сказал он.

«Что скажете об информации, которая всплыла? — спросила я. — Про секретную программу на деньги государства? Про серийных убийц на военных базах?»

Его брови беспокойно дрогнули. Он поднял руки, будто оправдываясь.

«Я- Я не особо интересуюсь политикой», — сказал он.

Я не знала, что на это можно ответить.

Элис: У меня изначально было меньше надежды, чем у Кейши. Мой опыт работы в этой области поневоле готовит к худшему. Но даже я ушам своим не верила.

«Эй! — крикнула я. — Вы что, новости не смотрели? Правительство в заговоре против вас!»

Нас настойчиво попросили покинуть заведение. Возможно, я схватила мужика за грудки и встряхнула, уже не помню. В течение следующего часа я вела себя, как персонаж второсортного фантастического фильма — подбегала к прохожим на улице с требованиями признать тот ужас, что передали в новостях. Они не реагировали. Избегали взгляда, смотрели вперёд, шли дальше.

«Да что с вами не так? — кричала я. — Что со всеми вами не так?!»

Судя по внешней невозмутимости, с ними было всё в порядке. И это они спрашивали у нас, что с нами не так.

Кейша: Я сидела в грузовике. В душе угнездилось отчаяние. Я думала, что им стоило всего лишь узнать правду. «Если бы они знали!» Но нет. В ту минуту, сидя в грузовике, я поняла, что правда была уже всем известна.

Конечно, не конкретные имена и детали, но общая суть дела. Ох, они давным-давно прекрасно понимали общую суть дела. Можно знать что-то, а потом осознанно выбрать этого не знать. И мы все, все вместе знали, а потом выбрали не знать. Так что дать людям информацию значило лишь подтвердить их выбор в пользу незнания.

Мы стали думать. Какие варианты оставались? Это был весь наш план. Запасного не было. Я не видела пути вперёд. Так что мы просто стали двигаться дальше. Двигались месяцами. Разъезжали туда-сюда по стране, понятия не имея, что делаем, почему мы до сих пор в дороге.

Что нам оставалось? Что оставалось тем, кто хотел что-то исправить в этой стране?

Прошёл месяц. Мы в пустыне у Слэб Сити, где что-то страшное дремлет под песком, грузовые поезда с воем рассекают тишину, а среди пустошей виднеются дорожки для гольфа. Здесь алчный гигант Лос-Анджелесского департамента энерго- и водоснабжения расставил свои электростанции и протянул километры проводов, снабжая Голливуд светом, а Малибу — кондиционированным воздухом.

Мы гуляем по пешеходной тропе в землях коренных американцев у Палм-Спрингс. Спустя пару километров вверх по склону замечаем мужчину, присевшего у тропы.

«Здесь так красиво», — говорит он, когда мы проходим.

«Да, очень», — соглашается Элис.

«Этого они отнять не смогут, правда же?» — говорит он и невесело смеётся.

Я думаю о судьбах тех, кому принадлежала эта земля. Но всё равно киваю — а что ещё я могу сделать?

Элис: Два месяца спустя. Восточнее, в Северной Каролине. Не побережье, но и не «Парк исследовательского треугольника». Здесь в основном фермы и пустынные улицы городков, но признаки жизни всё равно есть. Огромный рисунок птицы на стене старого кирпичного здания. Поза и пропорции подкачали, но размер внушительный. Псевдо-ретро мотель с пастельными оконными рамами, памятник цвету среди бесконечной грязи ферм.

Мы остановились пообедать у дороги и наблюдали за одиноким фермером, который при помощи необыкновенного приспособления вспахивал акр за акром земли в поле. Он в наушниках. Интересно, какой подкаст о нераскрытых убийствах он слушает.

Мы впервые заговорили о жизни “после”. Не после нашей победы, а после признания поражения. Мы могли просто сдаться. Найти тихое место и прожить там всю жизнь, подальше от войны, которую невозможно выиграть. Вместе мы бы выбрали незнание о том ужасе, который оставили за плечами. Возможно, сдавшись, мы зажили бы спокойно.

Кейша: Три месяца спустя мы проезжали через Луисвилль, где я не попробовала бурбон и не посмотрела на лошадей, зато отведала прекрасной эфиопской кухни в местечке с белыми пластиковыми столиками в центре города. Нам принесли обёрнутое лепёшкой жаркóе в пенопластовой упаковке навынос. Здесь самый север американского юга — на самом деле, только называется югом, потому что граничит с Индианой, совсем не южным штатом. Луисвилль ближе к Детройту, чем к Алтанте.

Повар выходит перекурить, вежливо кивает нам, пока мы едим приготовленную им еду.

«Очень вкусно», — говорю я. Он улыбается. «Семейный рецепт. Три поколения, — он кивает в сторону этого северного города, одетого как южный. — Двадцать лет назад никто здесь не стал бы есть нашу еду. А теперь требуют максимальной “аутентичности”». — Он пожимает плечами.

Элис: Четыре месяца спустя, в Чикаго. Чикаго похож на прибрежный город, неплохой фокус для Среднего Запада.

Но это озеро! Я выросла, считая “озером” лужу, в которой бултыхалась в летнем лагере, а здесь настоящий простор. Даже с небоскрёба на Великолепной миле не видно другого берега. Глубоко внутри озеро морозное, так что даже в липкий летний зной подойти к нему — всё равно что тронуть лёд. С двадцати футов чувствуешь, как от поверхности поднимается холод.

Женщина резко сворачивает с тропы для пробежки и бросается прямо в ледяную воду.

«Ах-х!» — восклицает она.

«Охренеть», — говорю я.

«Чувство дивное», — сообщает она.

«Правда?» — спрашиваю я.

«Или ужасное, — говорит она. — Но настолько ужасное, что дивное». — Она снова издаёт радостный возглас и бьёт по воде ладонью.

Кейша: Мы едем. Мы едем, и вдруг я понимаю. Мы не одиноки. Все эти люди, которых мы встретили по пути, они ждут шанса стать лучше. Они ждут, чтобы мир стал лучше. Им нужно указать дорогу вперёд.

Дело не в том, что они выбирают не знать. Они просто не знают, что делать со своим знанием. Я думала, им нужна информация, но на самом деле им нужна организация. Нужен Праксис.

Я подумала о женщине, бьющей ладонью по поверхности озера Мичиган, и о мужчине, готовящем эфиопские блюда в городке Бурбон, «ржавый пояс» Америки. О людях, которые переезжают в калифорнийскую пустыню потому, что у них ничего нет, и о тех, кто едет в пустыню, потому что у них есть всё; и о тех, кто едет туда, зная, что в пустыне за автострадами можно творить страшные вещи. Я думала о тех, кто выращивает еду в Северной Каролине, погружая руки в почву, а потом садится за стол с запахом земли на ладонях.

Нашу страну определяет скорее расстояние, чем культура. Но расстояние определено людьми, которые его населяют. Благодаря нам километры обретают контекст. Мы крошечные винтики огромного механизма, толкающего мир вперёд.

Я думала о руках. О тысячах, миллионах ладоней. Они берут кухонную лопатку в гриль-забегаловке, шарят в унитазе в полночь на заправке, тянутся вверх, чтобы поставить банку консервированной фасоли на верхнюю полку в супермаркете, тянутся вниз, чтобы помочь ребёнку перейти дорогу.

Я думала о миллионах ладоней и о том, что они могут сделать, если одновременно протянутся в одном направлении и сожмут кулаки. И тогда я поняла. Всё стало понятным, как воспоминание, естественным и необходимым, как дыхание. Мы организуем движение. Мы начнём с нас самих.

Наша страна состоит из расстояния, состоящего из людей, и их не изменишь срочными новостями. Их надо организовать, одного за другим и за третьим.   Возможно, какая-то часть меня последний год надеялась, что Праксис нас спасёт. Я больше не надеюсь. Теперь я знаю, что Праксис — это мы.

Что же, вот и всё. Вот и всё.

Сегодняшняя цитата: «Известный нам Рубикон на вид — река очень незначительная. Всё его значение заключалось в некоторых незримых обстоятельствах». «Миддлмарч» Джордж Элиот. Спасибо за прослушивание.

[aliceisntdeadrus]

Part 3, Chapter 5: What Happened to Hank Thompson | Часть 3, глава 5: Что случилось с Хэнком Томпсоном

Кейша: Мы столкнулись с неведомым в круглосуточной забегаловке “Denny’s”. Это вышло случайно. Случайно с нашей стороны, по крайней мере. Подозреваю, что хоть мы сами его не искали, оно искало нас.

Тем вечером мы проголодались, вот и всё. Как гласит рекламный слоган “Denny’s”, “Невкусно, зато по пути”. Люминесцентные лампы и жир фритюрницы кажутся такими привлекательными, когда выезжаешь из мрака автострады.

Элис: Мы вошли и почувствовали этот запах. Запах “Denny’s”. Почти еда, но не совсем. Никто не встретил нас, чтобы проводить к столику, официантов не наблюдалось. Но в кафе было несколько посетителей, так что мы решили, что они открыты. Мы сами взяли меню со стойки и прошли в глубь зала.

Оказалось, это намного дальше, чем должно быть. Мы шли и шли мимо столиков, за которыми сидели тихие люди, смотрящие прямо перед собой. Вид у них был нездоровый, будто от качки; казалось, они ждут, пока то, что пошло не так, исправится само по себе. 

Кейша: Мы прошли пару сотен невозможных футов по “Denny’s” и в дальнем углу увидели Оракула. Он сидел за круглым столиком на большом диване и, казалось, образовал вокруг себя гравитационный колодец. Его метафизический вес растянул забегаловку, и мы скатились к самому центру притяжения.

Оракул жестом подозвал нас ближе.

«Присаживайтесь, - сказал он. Его голос звучал приветливо, но отдалённо — как будничное “здравствуй”, выкрикнутое над Гранд-Каньоном. — Я заказал картошку-фри с приправами, но официант, вероятно, не скоро до нас доберётся».

Что было делать? Мы сели.

Обожаю картошку с приправами.

Кейша: Картошку так и не принесли. Он соврал. По крайней мере, у нас был шанс побеседовать с Оракулом. Уже что-то. Не картошка, конечно, но что-то.

«Хорошо побеседовали, — сказал Оракул. — Я так редко разговариваю с людьми».

«Мы только начали, — ответила я. — Ещё неизвестно, как побеседуем».

«Точно, — согласился Оракул. — Только начали».

«У нас много вопросов, на которые нам очень хочется получить ответ, — сказала Элис. — Например, кто такие Чертополохи, м? Откуда взялись эти чудовища?»

«Вы получите ответы на все свои вопросы, — сказал Оракул. — Или уже получили. Или не получите. Всего три варианта».

«Вы видите будущее», — сказала я, игнорируя его шутку, если это, конечно, была шутка.

«У меня особые отношения со временем, — объяснил Оракул. — Для меня всё происходит всегда, одновременно. Я не вижу будущее, а живу в нём точно так же, как живу в настоящем моменте и как живу в прошлом. Мне всё время приходится подкреплять то, что я уже сделал, чтобы оно продолжало совершаться. Это выматывает. Вы не собирались спрашивать, как я себя чувствую, но вот ответ».

«Так что Чертополохи?» — напомнила Элис.

«Ах да, Чертополохи…» — вздохнул Оракул.

Элис: Хэнка Томпсона никто не учил ненавидеть, у него это получалось само собой. Когда он был подростком, большинство его одноклассников выглядели, как он; так и должно было быть, по его мнению. Тогда он не мог объяснить, почему (хотя позже он выработал собственную логику на основе сплава лженауки и сомнительной теологии). Тогда он знал только, что те одноклассники, которые отличались от него, вызывали у него ярость. Он делал всё возможное, чтобы сделать их жизнь невыносимой. Остальные дети в его классе не были так открыто жестоки, но они не мешали Хэнку, и это было по-своему жестоко. 

После школы Хэнк иногда преследовал тех одноклассников, которые были на него непохожи; он шёл за ними до дома, выкрикивая оскорбления и швыряя камни. Он хотел, чтобы они боялись. Не только дома или на улице — всегда и везде. Он ненавидел их и хотел, чтобы они жили в страхе.

Однажды он бросил камень в Теодора, мальчика двумя классами младше. Теодор тут же упал, и струйка его крови потекла по асфальту в сторону Хэнка, как обвиняющий перст. Хэнк ушёл, оставив его лежать. Он так и не узнал, что именно случилось с Теодором — ему было всё равно. Но в школу Теодор больше не пришёл, и Хэнк гордился своим достижением. 

Когда Хэнку было шестнадцать, он брился, глядя в старое зеркало во дворе дома, и заметил что-то на щеке. Кусочек кожи. Хэнк потрогал его, но боли не было. Просто кожа шелушится. Он решил не обращать внимания и понадеялся, что само пройдёт.

Кейша: Однажды, когда мы с Элис уже несколько лет были вместе, нас пригласили на свадьбу в северной части штата Нью-Йорк. Городок Лейк-Плэсид. Мы летели через Чикаго в Олбани, а оттуда несколько часов ехали на машине.

В некоторых областях Америки всегда идёт снег. Например, я ещё ни разу не пересекала границу с Канадой в Мичигане, не попав в лёгкий снегопад. Один раз я была там поздней весной, и даже тогда была метель. На севере штата Нью-Йорк всё не так критично, но чем ближе подъезжаешь к Канаде, тем ниже падает температура. Север Америки в моём представлении такое холодное место, что я с удивлением осознаю, что все канадские города расположены ещё севернее. Для них юг то, что для нас север. Жуть, я бы так не смогла. Предпочитаю мягкий климат. Есть что-то одновременно экзотическое и унылое в посыпанных солью дорогах и гуле снегоуборочных машин.

Проезжая через горы по дороге в Лейк-Плэсид, мы видели замёрзшие водопады, усеянные точками скалолазов в костюмах пастельного цвета. Будто диковинные цветы, распустившиеся на ледяной стене.

«Было бы проще считать Чертополохов монстрами», — сказал Оракул.

«Если они не монстры, то кто?» — спросила я.

Оракул кивнул в ответ на мой вопрос, будто соглашаясь с утверждением.

«Чувство во плоти», — сказал он.

«Почему нельзя нормально объяснить?» — возмутилась я.

Оракул, сложив руки на столе, наклонился ближе.

«Я говорю так ясно, как могу, — сказал он. — Человеческий язык создан для проживающих время линейно. Секунду за секундой, которые не повернуть вспять. Мне сложно приспособить ваш язык к моему существованию. Я не помню, что уже рассказал вам, а что расскажу дальше. С моей точки зрения вы уже узнали всё то, что когда-либо узнаете. Я просто не различаю, что именно вы должны узнать сейчас, а что потом». 

«Кто вы? — спросила Элис. — Кто такие Оракулы?»

Оракул взглянул на неё из теней, скрывающих его лицо под капюшоном. Казалось, он раздумывает над ответом. 

«Вы заказывали картошку? — спросил официант, подошедший к нашему столу с тарелкой картошки-фри с приправами. — Простите, что так долго, я, э-э, не знал, что эта часть ресторана существует. Это странно?»

«Немного, — сказала я, забирая у него тарелку. — Но вы не переживайте. Думаю, всё само собой образуется».

Он кивнул с отсутствующим видом и побрёл прочь по тошнотворно растянувшемуся “Danny’s”. Я попробовала картошку. Она совсем остыла, пока он нас искал.

 Элис: Годы шли, кожа Хэнка продолжала слоиться, как на щеке. Под глазами пролегли тени, кожа припухла и всё больше отвисала, обнажая розовую изнанку век. Белки постепенно желтели. К врачу он не пошёл — не доверял врачам, считая, что большинство из них на самом деле евреи. По его мнению, многие люди были евреями под прикрытием, его это страшно бесило. 

Одна сторона лица обвисла вниз, другая подтягивалась наверх. Хэнк смотрел в зеркало и не узнавал чудище в отражении. Он попытался назвать его своим именем.

«Снэрф, — сказал он. — Флем-мм. — Он постарался напрячь язык и задействовать зубы, чтобы выговорить имя как следует. — Мэрм», — сказал он. После этого зеркал он избегал.

 Прошли десятки лет. Хэнк не старел, хотя его тело принимало всё более странные формы. Он отдавал все силы ненависти, чужой страх давал ему чувство могущества. Однажды ночью он пошёл ещё дальше и убил человека за супермаркетом.

Убивать показалось естественным. Хэнка это разозлило. Он впился в плоть убитого зубами, сам этому ужаснулся и убежал домой.

Окна нашего отеля в ту поездку выходили на озеро Плэсид. Зимой оно полностью замерзает. Кейша была поражена. [Посмеивается] Она настояла на прогулке по льду — почему бы нет? Она никогда раньше не видела такого плотного льда, что он выдержал бы и машину.  

Но даже если знаешь, что лёд прочный, всё равно жутковато. Всегда может оказаться, что он не так прочен, как кажется.

Мы покатались по озеру на собачьей упряжке. Остальные зимние виды спорта Кейше не нравятся, другое дело — сидеть в санях, глядя на собачек. [Усмехается] Могу понять. Собакосмотрение — прекрасный вид спорта.

Она сидела позади, обхватив меня руками. Я берегу это воспоминание. Как было там, как было мне.

Кейша: Элис хотела покататься на лыжах, я хотела попробовать. Может, мне бы понравилось. Кто знает, чудеса случаются. Я нашла тренера, храбро отправилась за снаряжением. Но как только нам начали выдавать костюмы, когда я ещё даже не взяла лыжи в руки, я уже поняла, что будет ужасно. Весь этот инвентарь, крики с вопросами о размере, раздражение в ответ на мой жест “я не знаю, простите уж, не знаю”.

Потом я надела ботинки и поняла, что катание на лыжах подразумевает ношение пыточной обуви, в которой трудно ходить и вообще больно иметь ноги. Но я старалась. Следовала указаниям инструктора. После урока Элис пошла покататься по склонам, а я осталась у базы, карабкаясь на небольшую возвышенность и обильно потея под комбинезоном, чтобы потом съехать вниз, снова и снова. Если уж я беру в голову что-то сделать,

То делаю.

 «Так значит, Чертополохи — чувство во плоти?» — спросила я, возвращая Оракула к разговору.

«Дурных людей проще считать нелюдьми. Мы зовём их животными. Чудовищами. — Оракул пожал плечами. — Это утешительная ложь. Если чудовищные зверства совершает какой-то другой вид, а не люди, то люди непричастны. Избавлены от дурных импульсов. Но ведь это не так. Зло не менее присуще человеку, чем добро».

«К чему вы ведёте?» — спросила Элис.

«То, что бурлит внутри, проявляется снаружи. Можно так глубоко уверовать в идею, что сам изменишься. Чертополохи, — Оракул разразился тревожно звенящим смехом. — Ха-ха-ха. В конце концов, они просто люди».

 Элис: Хэнк снова посмотрел на себя в зеркало, уже другое, в другом доме. Прошло много лет. Он уже не казался человеком, так отличался от себя прежнего. На зубах были пятна крови, под ними проглядывала грязно-жёлтая эмаль. Он завыл на своё отражение. Его голос тоже не был прежним — он звучал гулко, важно. Он внушал страх.

«Хах, — проговорил Хэнк. — Пэп».

Он больше не пытался сложить эти звуки в слова, они точно отражали его мысли.

 Хэнк вышел из дома, оставив дверь нараспашку. Домой он не вернулся. Его исчезновение заметили недели спустя.

Он стал чудищем, волочащим бескостные ноги по автострадам. Когда энергия кончалась, он убивал, неважно кого. Этого хватало, чтобы бродить ещё неделю-две. Он не задумывался о том, что делает, кем стал. Чертополох, Вектор-8. И всё ещё Хэнк Томпсон.  

Наконец, месяцы спустя, инстинкт неодолимо потянул его к авиабазе в южной Калифорнии, к обнесённому стеной объекту внутри неё. В стене открылись ворота, и он увидел подобных себе существ. Так, спустя десятилетия после своего рождения, Хэнк забыл своё прежнее имя и вошёл, шатаясь и что-то выкрикивая, в новый дом, где его всегда ждали.

Кейша: Мы выбрались из “Denny’s”, и спустя два часа езды по ночной автостраде я получила е-мэйл. От Тамары Левиттс из ЛА Таймс. Её статью опубликуют через несколько часов.

Наконец-то всё позади. Скоро все узнают правду.

[Вздыхает] Господи.

Это конец истории.

[aliceisntdeadrus]

Part 3, Chapter 4: Three Nights at the Old Motel | Часть 3, Глава 4: Три ночи в старом мотеле

Кейша: «Почти готова, - сказала Тамара, - статья в ЛА Таймс. Та самая, что прольет правду и расскажет историю всему миру».

«Но мне нужно еще немного времени, - добавила она. – Нужно убедиться в достоверности каждой части».

«Понимаю», - сказала я. И это было действительно так. Я ждала этого так долго. Что по сравнению с этим может значить еще один день, неделя или год?

Что может значить целая жизнь?

«Мы заляжем на дно и подождем», - произнесла я.

Элис: На три ночи мы исчезли с радаров. За это время отношения между нами изменились.

Я до сих пор не уверена в том, что произошло в мотеле. Не получается сложить паззл. Мне не известна история Кейши, и я совершенно точно не понимаю, что видела сама.

Кейша: Мы стали другими после всего, что случилось в мотеле. Я не думаю, что остаток нашего пути стал бы именно таким, каким он был, если бы не эти три ночи.

Кейша: Каждая минута на открытом пространстве несла за собой ответственность. Любой прохожий, встречающийся нам на пути, мог быть потенциальным членом «Залива и Ручья». И кто знает, какие еще, неизвестные нам формы, мог принять Чертополох? Поэтому нам повезло найти Триумф Тики Инн на заброшенном из-за межштатного объезда шоссе.

Мотель напоминал мне один из тех, что я видела в городке под названием Шарлатан. Но я отбрасываю эту мысль. Это не Шарлатан. Все выглядело так, будто нога человека не ступала на территорию мотеля по крайней мере два десятилетия. Мы оставили грузовик на парковке на заднем дворе, распаковали запасы, что у нас были, и приготовились к тому, что придётся подождать.

Той ночью я увидела свет в одной из комнат. Но это невозможно. Сомневаюсь, что кто-то платил за электричество с начала тысячелетия. Я сомневаюсь и в том, что линии электропередач вдоль этого отрезка обслуживались. Но тем не менее свет горел. Хмм. Быть может, местный генератор? Скваттер! Это не пугало меня. Обычно скваттеры не наносят вреда. И в конце концов, мы тоже были скваттерами.

Чуть позже я увидела человека на балконе. Обнаружив, что меня заметили, я крикнула «хей», человек тоже крикнул «хей» и помахал мне. Я отправилась к нему.

Это был мужчина средних лет. Он выглядел так, будто не брился несколько дней, но его одежда была опрятной и в хорошем состоянии.

«Сигарету?», - предложил он.

«Да не», - отказалась я.

Он пожал плечами и закурил.

«Я Говард», - представился он.

«Кейша, - ответила я. – Что привело тебя сюда, Говард?»

[Смешок] «Что вообще приводит людей в места подобно этим?, - спросил он. – Обстоятельства в моей жизни такие, какие есть. Это место не такое уж и плохое, но, по правде говоря, мне бы хотелось, чтобы обслуживание было чуть лучше».

Обслуживание? О чем он говорит?

«Кажется, будто домработница не заходила уже несколько дней», - пояснил он. – «Мне бы хотелось пользоваться свежим полотенцем, скажу тебе».

Я осмотрелась по сторонам. Моему взору открывалось провисшее здание, явно скучающее по оконным рамам и дверям.

Элис: Кейша отправилась на прогулку, я же осталась в грузовике. Мне не нравилось это место. Оно было пугающим. Я знала, чего стоит ожидать от заброшенных мест и мне не было интересно исследовать их больше, чем была необходимость.

Но мне также хотелось, чтобы мы были в безопасности.

Пока Кейша ходила, я заметила движение рядом со стойкой регистрации. Деталей не было видно. Вероятно, опоссум или кто-то типа того. На секунду я подумала, что это человек кружится на месте, но было сложно сказать, что именно я видела.

Аккуратно проложив путь через сломанное окно, я зашла в лобби. Все выглядело так, будто кто-то несколько раз перемешал всю мебель в комнате. Время действительно разрушает все.

Разумеется, в лобби никого не было. И никакого движения. Мои глаза обманули меня. Примерно об этом я думала, когда услышала музыку.

Кейша:

«Все дело во мне и моей жене, - объяснил Говард, покачивая головой. – Обычные трудности, но, кажется, решение переехать сюда было наилучшим. Просто остыть, понимаешь? Я сильно скучаю по детям и это похоже на рану. Физическую».

«Мне жаль».

«Да ну, не переживайте, - сказал он. – Знаете ли, разное случается. [Вздох] Приятно иметь каких-никаких соседей. Обычно здесь очень тихо. Не понимаю, как они не разоряются. Но все изменится достаточно скоро. Моя жена собирается привезти детей, и я отведу их в бассейн. У меня не было возможности сделать этого вот уже несколько лет. Извините, если дети, играя здесь, будут шуметь. Вы знаете, какими бывают дети. Но я надеюсь, вы подумаете о том, насколько я счастлив, и простите».

Я посмотрела на зону бассейна. Он был пуст и сильно разрушен. Одно-единственное кресло для отдыха, на которое ветер уронил забор.

«Не беспокойтесь об этом, - сказала я. – Приятной ночи».

«И вам, - ответил он. – Заходите».

Он затушил сигарету и вернулся в комнату. Свет погас, и весь мир снова стал похож на заброшенный мотель.

Но я все еще чувствовала запах сигарет.

Элис: Струнная, классическая музыка. Пожалуй, это было похоже на балет. Она исходила из бассейна. Музыка сбивалась и искажалась, случайно зацикливалась на самой себе, повторяя последние несколько аккордов, а затем начинала дрожать снова.

Мне не нравится такая музыка, поэтому я решила вернуться обратно в грузовик.

Когда Кейша вернулась, мне так сильно хотелось обнять ее. Но я не стала. Она права: ей не нужна моя защита.

Кейша: На следующий день мы ничем особенно не занимались. Я читала, Элис сидела на одном из наших складных шезлонгов и смотрела на сломанное окно лобби. Это выглядело странно, но я не расспрашивала. Честно говоря, мы не очень много разговаривали.

Той ночью свет в комнате Говарда появился снова, и я могла видеть светлячок сигареты, порхающий перед его лицом. Однако было достаточно темно, чтобы видеть его самого.

Я взобралась по лестнице на второй этаж. Он кивнул, когда я подошла, но ничего не сказал. Просто уставился на пустое парковочное место.

«Все в порядке, Говард?» - спросила я.

Он вздохнул, бросил сигарету и затоптал ее своей ногой.

«Ха. Она должна была привезти детей, но она не сделала этого, понимаешь? Я в ужасном месте, Кейша, скажу тебе правду».

«Нуу.., - сказала я. – Нуу, я уверена, в конце концов она привезет их».

«Я не знаю, - сказал он. – Видишь ли, она первая начала все портить. В этом все дело. Я был прав, понимаешь? Но я слишком долго наслаждался этим. Справедливость - сильный наркотик. Есть нечто опасное, вызывающее привыкание в том, чтобы быть в праведном гневе во время ссоры, понимаешь?».

«Да, - сказала я. – Может быть».

Элис: Я снова услышала музыку. И на сей раз решила посмотреть. Это было моей фишкой: смотреть в лицо страху и быть его свидетелем. Ведь если мы не будем смотреть на то плохое, что есть в нашем мире, как мы сможем это исправить?

Музыка замирала и подпрыгивала, струны тошнотворно скользили вверх и вниз. Я подошла к заграждениям бассейна. От заграждений до него было, наверное, футов двадцать. Я снова заметила движение. Фигуру, вращающуюся на одном месте. Это была женщина в старомодном платье. Платье было порвано снизу и заляпано грязью. Руки та женщина подняла над головой, что смутно напоминало балетную позу. Ее руки были очень длинными, пальцы скрючены, вероятно, сломаны. Она перестала кружиться, сделала прыжок, вытянув ноги, и приземлилась на колени, споткнувшись.

Кейша:

«Я закрылся от нее, - сказал Говард. – Думал, накажу ее так. Но все стало только хуже. Это я, черт побери, облажался. В итоге, облажались мы оба. И что теперь? Нет никаких победителей, никаких достижений. Мы оба проиграли, и теперь я сижу здесь, жду, когда она привезет детей, но она никогда не сделает этого».

«Возможно, лучше поехать домой и попытаться поговорить с ней, - сказала я. – Или по крайней мере поговорить с детьми».

«Надо сделать это. Ты права, Кейша. Я обязан сделать это. Эй, может быть, я и сделаю это».

Он энергично зашагал к двери, но резко остановился, когда дошел до нее.

«Бесполезно, - вздохнул он. – Она не простит меня, и я не собираюсь ее прощать. Кажется, мы застряли. Нет выхода для нас обоих».

Он вздохнул, его дыхание прерывалось от слез, которые он пытался сдерживать.

«Спокойной ночи, - сказал он. – Хотелось бы, чтобы у тебя была более приятная компания».

Он зашел внутрь. Свет мгновенно погас.

Элис: Я сделала тихий шаг назад. Мой рукав зацепился за проволоку от забора и с треском оторвался.

Женщина остановилась, и в тот же момент музыка стихла. Она посмотрела прямо на меня, и я увидела ее лицо.

О Боже, ее лицо.

Говорят, печальный опыт подобен кошмару. Это был не кошмар. Единственное, что я запомнила больше всего, так это реальность происходящего. Вот что я заметила прежде всего. Даже в тот момент, когда все только случилось.

Она упала на четвереньки. Ее руки оказались точно такими же, как и ноги, и она побежала ко мне прямо по краю пустого бассейна. Я развернулась и побежала, не останавливаясь, пока не добралась до грузовика. Когда я обернулась, позади никого не было.

Я снова услышала музыку. Она исходила из бассейна.

Я пыталась поговорить с Кейшей об этом.

«Думаю, нам лучше уехать, - предложила я. – Спрячемся в другом месте».

«А мне нравится здесь, - ответила она. – Давай останемся еще ненадолго. На ночь или две».

Мне не хотелось начинать ссориться. Перед тем как мы пошли спать, я проверила, что наш грузовик закрыт.

Кейша: Однажды я останавливалась в дешевом отеле. Не важно, в каком именно. Все они одинаковые. Все та же ковровая дорожка, все те же вареные яйца на завтрак, по вкусу напоминающие резину. Все тот же Вай-фай, способный загружать лишь три письма в минуту. Мне нужен был душ и приличный сон, поэтому я потратила время на отдых.

По дороге к себе я прошла мимо комнаты, дверь которой была открыта. Заглянув внутрь, я обнаружила, что в ней была такая же планировка и мебель, как и во всех комнатах. Каждая комната в отеле была одинаковой.

Но в этой комнате было полно телевизоров. Ими была усыпана кровать, пол, они ��тояли на столе. На подоконнике. Сотни телевизоров.

Я продолжила идти. Это ничего не значило. И да, я регулярно продолжаю думать о той комнате. Комнате, полной телевизоров. Такие моменты навсегда остаются с нами.

Той ночью, когда Говард пришел, я уже ждала его.

«Привет», - сказал он тихим голосом. Он погасил сигарету и замер пристыженно, как маленький мальчик.

«Извини за вчерашнее. Я был расстроен, но не стоило этого делать».

«Чувак, все нормально, - сказала я. – Как ты?».

«Ох, я чувствую себя нормально, - он прислонился к перилам. – Мне просто нужно быть более терпеливым, понимаешь? Скоро она привезет детей, и тогда я отведу их в бассейн. И это будет прекрасный день. Может, и ты со своей женой присоединишься».

«Завтра мы выезжаем», - сказала я.

«Отстой. Но я понимаю. В этом месте осталось не так много жизни. Уверен, у таких, как вы, найдутся более интересные дела, чем околачиваться в этом захолустье. В отличие от меня, - он рассмеялся. – Лучше всё равно ничего не придумаю».

Элис: Услышав музыку той ночью, я пошла к бассейну, заранее догадываясь, что я там увижу. И действительно, там снова была та женщина, в том же самом грязном рваном платье. Она кружилась и вращалась, а музыка ужасающе затухала и дрожала. В этот раз звук, который я издала, не был случайным. Я сделала глубокий вдох, медленно выдохнула и произнесла обычным голосом: «Привет».

Кейша:

«Приятно было быть твоим соседом, Говард».

«Да чёрт возьми, было чудесно иметь такую компанию, как ты. Эй, будь аккуратна на дорогах, хорошо? Не мне говорить тебе, насколько там может быть опасно».

Было одно имя, которое то и дело всплывало на разных участках дорог, подобно этой.

"Говард? Имя Праксис тебе ни о чем не говорит?"

Он снова улыбнулся.

«Ха! Может быть, - ответил он. – Но это не та вещь, о которой следует говорить. Это больше касается того, что ты делаешь, понимаешь?»

Он пристально посмотрел на меня. «Наверное, нет, не понимаешь. Но я уверен, скоро поймешь».

«С тобой все будет хорошо, Говард?»

«Со мной все будет прекрасно, просто отлично. Скоро приезжают мои дети. Не могу дождаться. Доброй ночи».

Он пошел к своей двери.

«Эй, Говард!», - окликнула я.

«Да, Кейша?»

«Передашь от меня привет детям, ладно?»

Он улыбнулся.

«Обязательно».

Он вернулся в комнату. Свет погас. Я никогда не увижу его снова.

Элис: Еще один раз, она остановилась, и музыка стихла в то же мгновение. Она смотрела на меня и снова ее… О Боже, ее лицо.

Она упала на четвереньки с ее длинными, длинными руками и стала двигаться ко мне. Но я не побежала. В фильмах люди всегда бегут от привидений, и я всегда поражалась, как в действительности они могут тебе навредить? Конечно, они выглядят пугающе, но что будет делать с тобой привидение, когда поймает? Подозреваю, ничего хуже того, что может сделать человек. А я пережила много подобных вещей.

Если задаешь опасные вопросы, рискуешь получить опасные ответы. Но иногда они нам нужны.

Поэтому я осталась на месте. Она перелетела через потрескавшийся тротуар, достигла забора и снова остановилась. От нее пахло старой бумагой. Она стала медленно подниматься, и я увидела, какая она была высокая. На несколько футов выше меня. Вблизи ее лицо было во много раз хуже. Наши взгляды встретились в долгом молчании, и я заметила ее слезы. Она дрожала и тряслась. Она протянула мне свою руку, и я пожала ее. Рука была подобна старой бумаге.

«Спасибо тебе», - сказала она. – «Спасибо за то, что осталась, даже всего лишь на мгновение». Ее голос звучал как старая бумага.

Так мы и стояли. Я и она. В долгой тишине. А потом она убрала руку, завалилась на бок и медленно покатилась обратно к бассейну. Я не слышала, как она приземлилась, и в бассейне ее тоже не было видно. Я направилась обратно к грузовику.

Музыка стихла. Я никогда не услышу ее снова.

Кейша: Следующим утром мы завели грузовик и на рассвете начали движение по стране, определяемой расстоянием и культурой. Тишина, которая так долго висела над нами, по-прежнему сохранялась. Но она стала иной. Вместо стены, что мы возвели между нами, ощущалась общая преграда, которую мы вместе сможем преодолеть.

Я посмотрела на Элис, и она посмотрела на меня. Мы обе улыбались. Я положила свою руку на ее руку, и она в ответ сделала то же самое. Мы долго ехали в тишине, переплетя ладони.

Мы стали другими после всего, что случилось в мотеле. Я не думаю, что остаток нашего пути стал бы именно таким, каким он был, если бы не эти три ночи.

Сегодняшняя цитата: «Время, подобно деньгам, измеряется нашими нуждами» «Миддлмарч» Джордж Элиот. Спасибо за прослушивание.

[aliceisntdeadrus]

Part 3, Chapter 3: Means of Escape | Часть 3, глава 3, Средства спасения

Кейша: За раковиной стоит кровать. На ней сидит кто-то в сером худи с капюшоном. Лицо скрыто в тени, но, думаю, я бы его не разглядела, как близко бы ни подошла.

Он сидит на краю кровати, лицом к нам, руки на коленях. Я ожидала почувствовать мощную волну исходящей от него энергии, но ничего не чувствую.

Элис: Облако закрывает солнце. В трейлере становится тускло.

Кейша: «Мы проделали долгий путь, чтобы поговорить с вами», - сказала я. Ответа нет. У меня в животе ворочается тревога, но я чувствую себя так же, когда заказываю панкейки на остановке или встаю среди ночи, чтобы дойти до туалета. Моей тревоге нельзя доверять.

Элис: Но на небе ни облачка.

Кейша: «Эй?» – сказала я. Глупость. Если бы он хотел ответить, он бы ответил. Я протянула руку, не зная, что делать. Я дотронулась до него. Он упал навзничь. Оракул был мертв.

Элис: Снаружи слышны вздохи и кашель. Можно даже не смотреть в окно, чтобы понять...

Кейша: Трейлер окружен Чертополохами.

Элис: Я не знаю, когда началось это путешествие и что считать началом, но за неимением лучшего я начну с этого. С расписных камней.

Мне нужно было в туалет, и остановиться там было интереснее, чем у придорожного кафе. Вернувшись, я решила взглянуть на камни – почему бы и нет, верно?

Они выглядели лучше, чем когда мы с Кейшей проезжали здесь в прошлом году, но ненамного. Расписные камни остались расписными камнями, красивыми с обеих сторон. Потом я заметила на пригорке над ними движение – кто-то метался, может, подавившись или от сердечного приступа. Нет. Их было двое. Женщина, на которую набросился мужчина.

У меня тоже бывают приступы тревоги – уж не знаю, знает ли об этом Кейша. Но моя тревога обращается не внутрь, а наружу. Весь мир кажется мне таким же испуганным, как и я сама, и я не могу сдержать порыв броситься на защиту.

Так что я взбежала на холм и бросилась на того мужчину. У него была мешковатая кожа и острые зубы. Он был сильный.

Я переоценила свои возможности в этой ситуации, но женщина, на которую он напал, поднялась с земли, и мы стали отбиваться от него вместе. Она достала из-за пояса нож и перерезала ему горло. Он забулькал, из раны потек желтый гной, и тело рухнуло на землю.

Я с места не могла сойти. Мы убили человека. Но та женщина даже не взглянула на труп – она смотрела на меня.

«Меня зовут Люси. Мало кто поступил бы так же, как ты, на твоем месте. Нам пригодилась бы такая компаньонка. Что скажешь насчет работы?»

Кейша: По стенкам шлепали ладони. Гравитация начала барахлить. Они раскачивали прицеп, просто чтобы потаскать нас туда-сюда, повеселиться, прежде чем начнется мясорубка.

Тело оракула перевернулось на бок, потом соскользнуло на пол, легкое и маленькое, будто тело ребенка. Я шагнула было к нему, но зачем? Оракул умер, и скоро мы последуем за ним.

[воет] «Аууу!» - послышался голос снаружи. «Умффф», - ответил ему другой. Чертополохи стали возбуждаться.

Я взяла Элис за руку, не отрывая глаз от тела оракула, - и вдруг он ожил. Тело все еще лежало на полу без движения, но над ним стоял еще кто-то.

[шепчет] «Меня уже нет! Бегите! БЕГИТЕ!».

И перед нами снова оказалось только тело.

Внутренним взором я увидела черную лодку в устье реки, а сама вместе с Элис выбежала из трейлера. Чертополохов было с два десятка, они радостно завопили, когда увидели нас. Я рванула в просвет между ними и побежала к автомобилю – и только в нескольких метрах увидела, что его изуродовали. Шины были изрезаны, руль лежал на пассажирском сиденье.

Во мне смешались безнадежная усталость и адреналиновый скачок от страха; за спиной чавкали и странно дребезжали эти твари, уже направляясь к нам.

Элис: Я приняла ее предложение. Если на свете были такие чудовища, то я не могла притворяться, что все в порядке. Я хочу защищать, и я последовала этому желанию.

Скрываться от Кейши было ужасно – но я и без того постоянно разъезжала по работе. График остался прежним, просто я не продавала барахло для ванных, а вместе с Люси охотилась на Чертополохов.

В перерывах она учила меня рукопашному бою, основам первой помощи, стрельбе по мишеням, тактике – всем маленьким шажкам в работе детектива.

А главное – она учила меня доверять ей.

Поворотный момент настал, когда убили Бернарда Гамильтона. Мы осматривали тело, и я поймала себя на мысли: «Господи. Все так обыденно. Обычный день на обычной работе».

И я просто не узнала себя в ком-то, кто так привык к насилию. У меня чуть сердце не остановилось, я не могла вздохнуть от ужаса перед своим спокойствием. Но мне удалось справиться с собой и ничем себя не выдать – мне нужно было делать свою работу.

Так продолжалось годами и могло бы продолжаться и дальше, но кое-что изменилось, и моя двойная жизнь стала невозможной.

Кейша: Чертополохи нагоняли нас, а мы отпихивались и отбрыкивались, таща одна другую вперед: нас могли вот-вот схватить. На глаза попался старый седан, угловатая машина девяностых, со спущенными шинами – он явно дышал на ладан. Думаю, в нем приехала часть этих уродов. Мы прорвались к машине – ключ зажигания был в гнезде. Элис отбилась от одного жирного и плюхнулась на сиденье рядом со мной.

Я удивилась вслух: «Он на полном приводе. Где они вообще нашли такую машину?» - но времени рассуждать не было, я объезжала колдобины и песочные заносы, на которых машина бы застряла.

Я вырулила по направлению к шоссе, скоро мы оторвались на целую милю, и мне удалось перевести дух.

«Глупо, - сказала я, - как же глупо». Элис возразила: «Мы хотя бы в безопасности», - и накаркала. Я стукнула ее по плечу, когда машина влетела в яму, которую я не заметила, и застряла. Я пыталась завести мотор, но, какие бы темные силы ни двигали автомобиль до этого, им надоело. А вместе с машиной застряли и мы.

Элис: Они охотились за членами семей, и Люси рассказала мне об этом прямым текстом, совершенно спокойно. Она вообще не проявляла особых чувств – не из холодности, просто хотела быть практичной.

Родственников сотрудников «Залива и Ручья» находили и убивали. Сверху никаких указаний не было, никто не хотел паники, но Люси решила, что я должна быть в курсе.

Выбор казался простым: уехать с базы. Я верила в наше дело и считала нашу битву важной, но, кроме Кейши, у меня ничего не было, и я не собиралась рисковать ее жизнью.

А Люси сказала: «Ничего не выйдет. Им наплевать, работаешь ты или нет, им важна резня, а не какой-то смысл. И разве вне защиты базы не будет только хуже?»

Я не знала, что делать, перестала спать и почти перестала есть. Я пришла в дело, потому что хотела защитить Кейшу и таких, как она, а теперь из-за меня ее жизнь была под небывалой угрозой.

Люси продолжала пичкать меня рассказами о том, кого из сотрудников еще вырезали. Начальство паниковало, никто не знал, что делать.

Когда я последний раз уходила из дома, я думала, что вернусь, но в моих мыслях была только Кейша. Ее волновала любая мелочь, а перед таким бескостным чудовищем, она оказалась бы беспомощна. И все из-за меня. Ее кровь была бы на моих руках.

Так что я не вернулась. Это разбило мне сердце, но раз моим выбором было защищать других, то я должна была исчезнуть из жизни Кейши, чтобы она думала, что меня нет в живых. Я не знала, как поступить иначе.

Кейша: Мы прошли уже два часа, но ничего похожего на дорогу не было видно. Я путалась в направлениях, не было никакой уверенности, что мы идем к дороге, а не от нее. Солнце пекло немилосердно, а с собой мы не взяли ни глотка воды, так что нечем было облегчить жажду. Она наваливалась на нас, мы спотыкались и сутулились под ее тяжестью. Отовсюду доносились вопли Чертополохов, их крики, кашель, смех. Мы не в состоянии были понять, далеко они или нет, следуют за нами по пятам или отстают на целые мили.

Я остановилась и оглянулась на Элис. Что мы делали? Если так все и должно кончиться, зачем тратить последние силы на бесцельное блуждание?

Но Элис сказала мне: «Иди». [вздыхает]

Я только и спросила: «Куда?» Вокруг не было никаких ориентиров. Только на горизонте что-то блеснуло – и я направилась туда, еще даже не поняв, что увидела. Мне вспомнилась Долина Смерти и свет в небе над пустошью. Элис облегченно рассмеялась:

«Это блик от машины. Шоссе там. Слава богу, что ты его заметила».

«Да. Слава богу».

Я не знаю, что я увидела.

До шоссе оставалось совсем немного, несколько десятков шагов, и вдруг Элис ахнула. Я обернулась и увидела Чертополоха. На его искаженном обрюзгшем лице была мерзкая ухмылка – и он держал мою жену за горло.

Элис: Мне казалось, будто я уже не человек. Зачем нужен человек без других людей?

Как писала Джордж Элиот: «Для чего же мы живем, если не для того, чтобы облегчать друг другу жизнь?» Без этого я, конечно, могла дышать и есть и все такое, но я перестала быть Элис. А именно ею я и хотела быть.

Внутренняя пустота не утешала, в ней не было ничего привлекательного. Это болезнь, и свое единственное лекарство я бросила позади. Дом для меня воплощался в единственном человеке, и я хотела быть с ней.

«А как ты ей это объяснишь? - интересовалась Люси. – Что ты скажешь насчет того, где была?»

«Не знаю. Что-нибудь придумаю».

Люси не отставала: «Нет, ты займешься этим прямо сейчас. Представь, что на моем месте она. Где ты была и что делала? Мне интересно послушать».

Конечно, я не могла ответить, и на этом разговор заканчивался.

Так прошел месяц. Но я нашла хоть какой-то выход в нашей рутине: новостники собрались на очередное побоище, которое мы расследовали, и я смотрела, как они снимают репортаж, а потом, напрочь не думая о том, что я делаю, протиснулась вперед и заглянула в камеру. Моей единственной надеждой было, что рано или поздно мой взгляд поймает Кейша.

Люси, конечно, была в ярости, но меня это не остановило. Пожар под Тахомой, оползень в Тысяче Дубов, спасение заложников в Сент-Джозефе – я делала то же самое. Знай я, к чему это подтолкнет Кейшу, я бы наверняка бросила это дело: я пожертвовала всем ради ее безопасности, а потом благодаря мне же она очертя голову понеслась именно туда, где было опаснее всего.

Кейша: [едва дыша] «Беги, – умоляла меня Элис, - просто спасайся!»

Чертополох фыркнул – с таким звуком, будто сапог чавкнул в грязи, и булькнул: «Ага. Беги-беги, мышка».

Вокруг хрустели ветки, где-то неподалеку слышались вопли. Элис рыдала и одними губами повторяла: беги, беги, пока ее душили.

К дьяволу предостережения, и к дьяволу всех Чертополохов!

Я взвыла, будто сама была таким же чудовищем, и бросилась к ним. Чертополохи уже приучили меня отвечать насилием на насилие, и я уже знала, как именно это делать. Элис задергалась, ей не хватало кислорода – а я впилась большими пальцами в глаза монстра и давила так и сяк, пока они не лопнули. Он заорал, выпустил Элис и вслепую бросился на меня, зарядил мне по голове.

Реальность вокруг моргнула – я перестала слышать одним ухом и почти ничего не видела.

Элис перевела дыхание и тоже пошла в атаку, но попала под удар и снова упала. Он повернулся к ней – почуял слабину. Я нащупала камень и молотила, пока Чертополох не упал. Он был еще жив, но еле двигался, барахтался в желтой жиже, которая у них вместо крови, выл и фыркал на меня.

Я бросила камень ему в лицо, и он наконец заткнулся.

Я подняла Элис и сказала: «Нам нужно идти дальше».

А она попыталась опереть меня на себя и ответила: «Я тебе помогу». Я почти рассмеялась.

Почти.

«Дорогая, ты едва ползешь, это я тебе помогу».

Рабочим ухом я слышала, что Чертополохи нас догоняют, поэтому мы доковыляли к шоссе, где я стала размахивать руками, чтобы привлечь внимание водителей.  Рядом с нами остановился грузовик. Времени было мало, но мне удалось убедить его, что мы обычные люди и нам просто нужно в ближайший город.

Там мы арендовали другую машину, лучшую, что нашли: поняли, что нам заблокируют кредит, едва наши первые арендодатели поймут, что машину они назад не получат, так почему бы не выжать из счета все, что можно.

Кстати, лучшая машина, что мы нашли, едва тянула на троечку, да и чего было ждать от того городишки. Но на ней мы уехали и вернулись к нашему грузовику.

Уже на подъезде к нему я остановила машину, посмотрела на Элис и сказала:

«Я спасла тебя. Тебя, понимаешь? Можешь и дальше забивать себе голову мыслями, что мне нужна была защита и что такая цель оправдывает любые средства, но запомни – запомни, что это я спасла тебя, а не наоборот».

Я вышла из машины, влезла в грузовик, и мы отправились в Техас навстречу тому, что ждало нас дальше.

Сегодняшняя цитата: «Всегда ли искренна молитва, возносимая к Богу, всегда ли мы чистосердечны, оставаясь с ним наедине? Молитва - речь без слов, а речью мы что-то изображаем: правдиво ли изображаем мы себя, даже перед самими собой?». «Миддлмарч», Джордж Элиот. Благодарим за прослушивание.

[aliceisntdeadrus]

Past 3, Chapter 2: Surroundings | ⁣⁣⁣⁣⁣⁣⁣⁣Часть 3, Глава 2: Окружение

Part 3, Chapter 2: Surroundings  | Часть 3, Глава 2: Окружение

Кейша: Шоссе уже давно позади. Земля здесь до горизонта – вся ровная. Выжженная солнцем, иссушенная. И один трейлер «Эйрстрим»* посреди этой пустоты.

Элис: Слишком далеко от всех границ, чтобы кто-нибудь мог потревожить обитателей этого места своим грубым проникновением. Сомневаюсь, что через эту местность проезжают – в ней либо теряются, либо ищут её намеренно.

Кейша: Западный Техас совершенно серьезно подходит к воплощению всей этой идеи «сухости», «жары» и «одиночества». Эта враждебно настроенная к жизни земля.

Элис: Тем не менее, вот они мы. И вот этот воздух, и вот этот блестящий квадратик матового металла, отражающий солнечный свет на многие километры.* Кого или что мы ищем все это время? Оно здесь.

Кейша: Потому что эта дорога полна предзнаменований.

Элис: Мы надеемся.

Кейша и Элис: [поют] Все так хорошо или это только так кажется? Эта бутылка «Стивенса»* пробуждает забытые чувства.

Кейша: [истерично хохочет].

Элис: [поет] Как отец и отчим, сын утопа-а-а-ет!*

Элис: Во время дороги нам обеим встречалось одно и то же название – снова и снова: ПРАКСИС. Мы практически ничего не знали о них – только то, что они противостоят «Заливу и Ручью» и «Чертополоху». Так что мы сделали то, что сделал бы каждый. Мы погуглили. Потом мы сделали то, что должно делать больше людей: мы спросили библиотекаря, милую женщину по имени Мерси за границами Талсы.* Она просмотрела каталог, и нашла это название в некоторых исторических текстах. С момента существования Америки как идеи, «Праксис» и «Чертополох» мельком упоминались в этих текстах. Однако это не подсказало нам, кто они такие или как нам их найти.

Кейша: Я отвезла Элис на пляж во Флориде, где когда-то была фабрика. В названии фабрики было слово «Праксис». Не могли же они просто взять и заставить фабрику исчезнуть, верно? Только, по-видимому, ещё как могли. Пляж был пуст. Никаких признаков, которые могли бы сообщить нам, что на этом месте когда-то было здание. Я дважды проверила дорогу, чтобы убедиться, что я привела нас к нужному пляжу. И внезапно я поняла. Конечно же, здесь не было никакой фабрики. Кто будет строить фабрику на песке, уходящем в море?

Но я её помню. Я была там. Я помню «Праксис». 

Чувствовать себя хорошо в поездках на длинные расстояния – это умение чувствовать себя хорошим грузом. Чем проще вам почувствовать себя, скажем, картонной коробкой, тем лучше вы справляетесь с большими расстояниями. Картонной коробке не надо справлять нужду. Картонной коробке не надо разминать ноги. Картонная коробка просто сидит и ждет, пока ее перевозят. Именно так человек начинает чувствовать себя хорошо в путешествиях на длинные расстояния. Он сидит и ждет, пока его перевозят. Он принимает мир таким, какой он есть. Дорожные путешествия часто рассматриваются как испытание свободой, но единственный результат этого испытания – смирение.

Элис: Я люблю поездки на длинные расстояния. Это забирает тебя у себя. Есть такая поговорка: куда бы ты ни шел – ты уже там. И это правда: нет такого места, в которое ваши ошибки не последуют за вами. Но я думаю, в этой поговорке отсутствует другое важное клише: путешествие – это не достижение какого-то места, путешествие – это дорога к нему. Потому что пока ты покидаешь одно место, и ты прибываешь в новое, – верно? – между этими двумя точками не всегда находишься настоящий ты. Тот, кто в этой дороге – это другой ты. Ты с гораздо меньшим количеством обязательств. Тот, чей выбор сужается до того, на каком выезде остановиться в следующий раз и какую музыку слушать следующие сто миль. Это освобождает. Забирает тебя у себя и заменяет на твою дорожную версию. Да, это утомительно, когда ты прибываешь в место назначения, и твое измученное, нервное «я» возвращается на свое место. Но эти моменты между? Оно того стоит. Эти часы, проведенные в дороге – это тот небольшой глоток свободы, который мы можем получить. Нам так кажется, именно потому что эти часы, на самом деле, забирают у нас большую часть нашей свободы. Иногда, чем меньше выбора у нас есть, тем большей свободой мы обладаем. 

Кейша: Это непрерывное дорожное путешествие каким-то образом повлияло на меня. Оно изменило мое восприятие времени. Раньше полтора часа езды казались целой вечностью. Ну знаете, такой тип поездок, перед которыми требуются сборы и которые по мере роста своей продолжительности заставляют чувствовать вялость и безразличие. Сейчас бодрости духа хватает на четыре или пять часов движения. Я поняла, что требуется всего лишь сидеть и существовать. Существуй достаточно долго, и все что угодно закончится.

Элис: Мы слышим это снова и снова. Шептали люди, уже выпившие три бокала крепкого напитка в придорожных барах и погребенные в сносках рецензируемых газет. Мы слышим о прорицателях. Говорят, они есть на этих дорогах. Хотя связь недостаточно ясна, везде, где Праксис ведет свою деятельность, также появляются и они. Глашатаи или, быть может, посланники. Кем бы они ни были, мы прилагаем все усилия, чтобы избегать их. Говорят, они живут в придорожных местах, типа туалетов заправочных станций, пригородных парковок и на заднем дворе кафе быстрого питания. Мы оставили их там, в сосредоточении шепота чудаков, фриков и посторонних, таких же, как и мы, что ищут прорицателя.

Кейша: Вместе мы снова проезжаем все места, где мы с Сильвией видели Рамона и Донну с их перемещающимся рестораном бургеров. Тот, что называется Праксис. Но все места по-прежнему пустуют. Что само по себе странно. Разве не арендовала бы хоть одно из них какая-нибудь другая компания за прошедшие месяцы? Но не арендовали. Все они по-прежнему свободны. В последнем месте я провела рукой по окну и почувствовала имя Праксис там, где вывеску сняли со стекла. По шоссе, штат за штатом, преследование этого ускользающего ресторана. В Пенсильвании мы пересекаем рекламный щит, который выглядит знакомым для грумера собак. На нем написано "Декадентские собаки".

Элис: Мы все еще не говорили по-настоящему о том, из-за чего я ушла. Я не знаю, как рассказать ей всю историю, не разбередив старые раны. Поэтому мы разговариваем о других вещах. А часто не говорим вовсе.

Кейша: Она расскажет мне, когда будет готова. А до тех пор у меня достаточно дел, чтобы чувствовать себя загруженной. Я люблю ее, но у меня столько всего, о чём надо беспокоиться. Это похоже те времена, когда мы вместе пекли хлеб. Нельзя заставить тесто подняться. Ты оставляешь его, и оно поднимается. Нельзя ускорить процесс.

Элис: И слова возвращаются сквозь сеть слухов. Нам сказали, что источником может быть сама Сильвия, та самая сбежавшая подросток, подруга Кейши, она исчезла в поисках оракулов и той силы, которую они представляют. Все это нам сообщает Тоня из Омахи.

«Не могу утверждать, что это исходит от Сильвии, - фыркает Таня. – Так говорят, но провидение может стать чрезвычайно изворотливым, пока проходит через много уст. - Его голос меняется, становится более мягким и немного обеспокоенным. – Я не знаю, кто вы и что делаете. Но если вы идете по тому же пути, что и Сильвия, пожалуйста, будьте осторожны. Вы об�� нам нужны».

Я отвечаю: «Я постараюсь. Сделаю все, что смогу».

«Все, что каждый из нас может, - добавляет он. – Хорошо, Элис, а теперь прощай». 

Мы обсуждаем возможные опасности, но мы мало что можем с ними сделать. И поэтому мы направляемся в Техас.

От Далласа до Остина всего двести миль, но это двести миль строительной площадки. Что, по их мнению, они улучшат, проводя эти работы? Они всего лишь замедляют движение транспорта, превращая двухчасовой путь в полдня и больше. Мы едем глубокой ночью, но даже в это время смартфоны прокладывают нам путь, превращая его в увлекательную экскурсию пожилым улицам и дорогам в попытках найти путь вокруг заграждений на единственном шоссе.

Кейша: Один аспект дорожных путешествий значительно изменился. Раньше вы видели некий захудалый придорожный бар или полупустующий бизнес. Вы просто не могли не задуматься и представить, на что он похож изнутри. Что за люди посещали его, кем были владельцы? Это приводило ко всевозможным полетам фантазии.

Однако сейчас можно найти онлайн-отзывы буквально на что угодно. Посмотреть на изображения еды. Может оказаться, что выглядящая заброшенной шашлычная, втиснутая в якобы старую постройку на гравийном участке у шоссе, на самом деле легендарное место, ради питания в котором люди готовы проводить часы в дороге. Вот, что скрывается в покинутых местах и подобных им. Возле Далласа мы проезжаем мимо огромного и захудалого настолько, что захватывает дух, сексшопа. Я уже говорила о том, что для такой ханжеской страны мы весьма осмотрительны с ними. Но в виду того, что мы живем в настоящем, я могу посмотреть интернет-отзывы об этом захудалом секс-складе на окраине ��алласа. Оказывается, людям кажется, будто они берут слишком много за еженедельные свингер-вечера. [смешок] Да уж, недолго им оставаться на плаву с такими отзывами.

Элис: Подобно вратам Рая, перед нами, на техасском шоссе, во всей красе предстает Букиз*. Остановка грузовиков, о которой мечтает каждый. Они производят свои собственные газировку, снеки, чипсы и крендели. Постройка по размеру напоминает небольшой пригород. Акры и акры футболок, мягких игрушек и стены напитков в холодильниках, уходящие вдаль. Билборды на милю вперед и назад кричат: «Букиз – самые чистые туалеты Америки». [смешок] Мне не доводилось бывать во всех американских уборных, поэтому придется поверить им на слово. В каждой уборной есть дезинфицирующее устройство для рук прямо в кабинке. На случай, если женщина «на ходу» не может медлить ради мытья рук. Совершенство американского комфорта в круглосуточных супермаркетах.

Кейша подошла к Букиз, чтобы снова связаться с Тамарой из ЛА Таймс. Она регулярно появлялась в сети. Мы передали ей все, что у нас было, и, конечно, настроена она была скептически. Однако все то, что она могла проверить, подтверждалось настолько быстро, что она сказала отправлять ей все, что мы находим. Что мы и делали. Все, что мы узнаем, попадает в газету, и они делают все возможное, чтобы найти подтверждения этому со своей стороны. Надеюсь, это сработает, потому что иногда мне кажется, что Кейша сочинила все наше спасение ради того, чтобы освободить нас.

Кейша: Шоссе уже давно позади. Земля здесь до горизонта – вся ровная. Выжженная солнцем, иссушенная. И один трейлер «Эйрстрим» посреди этой пустоты. Вот где нас ждал оракул.

Элис: В некотором смысле мне казалось нелепым, что оракул мог жить в Эйрстриме. Но вместе с тем, я не могла придумать более подходящего места для него, чем эти американские дороги. Меня восхищает их вкус.

Кейша: Мы покинули грузовик. Он явно не предназначен для бездорожья. Мне хотелось пойти пешком, но Элис справедливо отметила, что, хоть температура в предрассветные часы и пригодна для ходьбы, было бы неразумно продолжать идти с наступлением дня. Поэтому в Мидленде мы арендовали полноприводный автомобиль в надежде, что с его помощью мы сможем проехать. Нас занесло слишком далеко.

Элис: Прежде чем покинуть машину, я остановила Кейшу. Не знаю, зачем. Некая часть меня знала, что я не смогу совершить еще одно рискованное действие, не рассказав ей все. И поэтому я просто выплеснула все. Я рассказала ей всю историю своего ухода, почему я сделала это, почему не могла вернуться домой.

Кейша: Как только она закончила говорить, я хлопнула дверью и направилась к нашему арендованному автомобилю. «Эй, - завопила она мне. - Эй!» - я дала ей покричать.

Элис: Мы припарковались на окраине Эйрстрима. Кейша потянулась к двери, но я прошла мимо нее и открыла дверь. Она заслужила право первой встретиться с этой загадкой, но я не могу рисковать, если по ту сторону двери есть опасность.

Кейша: Это действительно выводит меня из себя! [фыркает] Она оттолкнула меня так, будто я никогда не заботилась о себе! Если она хотела защитить меня, то она опоздала на много месяцев путешествия.

Элис: Изнутри все отделано деревянными панелями. Около двери есть проигрыватель и куча старых пластинок. Преимущественно фолк, иногда Дэвид Боуи. Каким-то образом пластинки промокли и помялись. Не представляю, как они намокли в месте, где никогда нет дождя.

Кейша: Здесь есть раковина. Я пробую повернуть кран. Разумеется, воды нет. Откуда бы она взялась?

Элис: Но как эти пластинки стали такими мокрыми?

Кейша: За раковиной стоит кровать. На ней сидит кто-то в сером худи с поднятым капюшоном. Лицо скрыто в тени, но, думаю, я бы его не разглядела, как близко бы ни подошла.

Он сидит на краю кровати, лицом к нам, руки на коленях. Я ожидала почувствовать мощную волну исходящей от него энергии, но ничего не чувствую.

Элис: Облако закрывает солнце. В трейлере становится тускло.

Кейша: «Мы проделали долгий путь, чтобы поговорить с вами», - сказала я. Ответа нет. У меня в животе ворочается тревога, но я чувствую себя так же, когда заказываю панкейки на остановке или встаю среди ночи, чтобы дойти до туалета. Моей тревоге нельзя доверять.

Элис: Но на небе ни облачка.

Кейша: «Эй?» - сказала я. Глупость. Если бы он хотел ответить, он бы ответил. Я протянула руку, но зная, что делать.

Я дотронулась до него. Он упал навзничь. Оракул был мертв.

Элис: Снаружи слышны вздохи и кашель. Можно даже не смотреть в окно, чтобы понять…

Кейша: Трейлер окружен Чертополохами.

Сегодняшняя цитата: «Они оба совсем не умели читать мысли друг друга, что случается даже с людьми, постоянно думающими один о другом». «Миддлмарч», Джон Элиот. Спасибо за прослушивание.

* «Airstream Trailer Company» – американская автомобильная компания, которая специализируется на производстве трейлеров. * Под «квадратиком» подразумевается трейлер девушек – так как трейлеры вышеупомянутой компании чаще всего матового серебристого цвета. * Имеется в виду американская марка пива «Стивенс пойнт». * Песня : Weezer – Say It Ain’t So * Американская сеть круглосуточных магазинов и заправочных станций.

[aliceisntdeadrus]

Live show: Los Angeles, California | Лайв-шоу: Лос-Анджелес, Калифорния

30 октября выходит книга «Элис не мертва», история Кейши и Элис, переосмысленная заново, с самого начала. Это самостоятельная история, не требующая предварительного знакомства с подкастом, для всех, кто любит захватывающие и пугающие триллеры. Предзаказ можно оформить уже сегодня. Предзаказы очень помогают авторам, пожалуйста, рассмотрите такую возможность. Большое спасибо!

Привет, это Джозеф Финк. Сейчас вы услышите живое выступление подкаста «Элис не мертва», прошедшее 5 апреля 2018 года в клубе «Ларго» в Лос-Анджелесе. Это новый, не использованный в подкасте материал, самостоятельная история, посвящённая странным и любопытным местам Лос-Анджелеса. Это был необыкновенный вечер, спасибо всем, кто пришёл. Приятного прослушивания.

–

Оу. Извините, я… уф, я не думала, что… хм, я не думала, что кто-то будет слушать. Окей. Эм… когда рассказываешь историю, следует предполагать наличие слушателя, но иногда я совсем не думаю об этом. Я просто рассказываю историю, так же, как дышу, просто выталкиваю жизнь из своего тела. Но вы можете послушать, если хотите.

Меня зовут Кейша. Я дальнобойщица. Не странно ли, мы описываем свои профессии так, будто это наша личность, а не просто средство заработка. Я имею в виду, разве вне капиталистической системы могли бы мы спутать образ себя с тем, что всего лишь оплачивает счета? Извините. Я… я забегаю вперед. История, не полемика, точно.

Я стала дальнобойщицей, потому что… что ж, это долгая история. Я думала, что моя жена Элис мертва. Но она не мертва. И она где-то там, среди скоростных трасс и объездных дорог, и я стараюсь найти ее. Я езжу и езжу на своем грузовике в поисках ее. Вот кто я на самом деле. Я та, что ищет Элис. А Элис – та, что не мертва, но и не здесь.

Я была в Лос-Анджелесе. Деловой центр города – всегда деловой центр, это места, построенные для распределения денег и товаров без какой-либо мысли о человеческих чувствах. Мы столь малы по сравнению с этими монументами и то, что нам позволено быть в их тени – привилегия, а не право. И тем не менее каждый деловой центр несет на себе отпечаток города. Центр Лос-Анджелеса не спутаешь с центром Нью-Йорка или Чикаго, он слишком эклектичен. Его архитектура слишком необычна.

Лос-Анджелес больше, чем фильмы, но они пронизывают самое его естество, ведь кино – единственная история, которую этот город признает. История коренных народов, история Латиноамериканцев – все это отметено в сторону. Будто город взглянул на всех, кто жил в нем, и подумал – ах! Чистая доска! Те, кто пришли, вдохновлялись не культурой габриэлиньо (индейский народ, также известен как тонгва) или чумашей (индейский народ), даже не культурой принимавших участие в миссионерских миссиях испанцев, они вдохновлялись кино. С момента основания ЛА был задуман как город, который мог бы существовать где угодно в мире. Его стиль – это смешение стилей, каждый дом и каждый двор построен до дикости по-разному. Тут и ар-деко, и испанский стукко, и модерн середины века.

В Брэнд парке, на задворках Глендейла стоит огромный дом, преобразованный в общественную библиотеку не столько в средне-восточном стиле, сколько в стиле

киношного среднего востока. Этот дом был построен богатым белым мужчиной, которому когда-то принадлежал и парк.

Ничто в Лос-Анджелесе не кажется стилистически единым, но эта разнородность и создает единство города.

Видишь ли, Элис, в этот город меня привело твоё слово. Не сказанное лично, само собой, а пущенное шёпотом по сети тайных убежищ и посредников, изгоев общества, которым можно доверить передачу таких сообщений, как наши. Кто знает, как слова искажаются, переходя из уст в уста? И всё же, даже сквозь покалеченную суть сказанного, я слышу твой голос как сердцебиение, чувствую твою плоть и кровь.

Твоё сообщение наконец добирается до меня по рации через Таню, идейную соратницу из города Омаха. Ты слышала, что в Лос-Анджелесе будет собрание. Ты не знаешь, что именно за собрание и какова его цель, – кажется, никто не знает, – но говорят, там сойдутся те, кто за всем стоит, кто действительно обладает свободой выбора, кто подталкивает нас к принятию обманчиво самостоятельных решений. Я приехала, чтобы найти место этого собрания. Я найду его, а потом… чёрт, не знаю. Потом решу, что делать дальше.

Тайна передо мной так пугающе огромна, что сдавливает мне грудь и лишает равновесия. Я ищу утешение в загадках попроще, мелких и незначительных. В квартале Пико-Робертсон, в пяти минутах от шести других синагог и модного кошерного ресторана мексиканской кухни «Мексикошер» возвышается странная синагога без окон. Архитектуру ни с чем не спутаешь, типичный пример современного еврейского лос-анджелесского стиля, вплоть до двух арок, выполненных в форме скрижалей Завета. Отличает её только высота в несколько этажей и видимое отсутствие входа.

Что значит замаскироваться, стать незаметным? Что значит выделяться, бросаться в глаза? Это исконно еврейские вопросы. Вопросы народа, которому за тысячелетие гонений и угнетения довелось делать и то, и другое. В этом смысле синагога очень еврейская – потому, конечно, что это вовсе не синагога, а 40 нефтяных скважин, спрятанных в звукоизолированной конструкции, прикинувшейся синагогой. И она здесь не одна. В пяти минутах ходьбы – офисное здание без дверей и окон, там 50 скважин.

Шестерёнки механизмов нашего мира не крутятся под землёй, а спрятаны у нас на виду. Камни - электрические трансформаторы, деревья - сотовые вышки. А тот пустой дом с матовыми окнами, мимо которого ходишь каждый день, – служебный вход в подземку.

Какое здание настоящее, какое – только фасад?

Наверное, это не имеет значения. Именно поэтому мне нравится думать об этом.

Сильвия тоже здесь. Она уже не та потерянная девочка-подросток, которую я подобрала на обочине автострады. Это ты рассказала ей о тайном собрании, Элис? Она одновременно беззащитнее и отважнее нас обеих. Это ты направила её сюда? [вздох] Мы встретились в безлюдном тупике недалеко от аэропорта, в заброшенном районе бывшей буферной зоны.

— Привет, — сказала Сильвия так непринуждённо, будто мы встретились за кофе и круассанами в ресторане отеля, а не на тёмной улице спустя месяцы разлуки.

— Привет-привет, — сказала я. — Зачем ты приехала?

Она пожала пл��чами с деланной беззаботностью.

— Видимо, затем же, зачем и ты.

Сказать по правде, ни одна из нас толком не знала ответа на этот вопрос. Я понятия не имела, зачем я здесь, а главное, кого ищу. Что за организация, тайное братство или древняя секта, подпольно управляющая миром, заседает за столом переговоров где-то в чистеньком закулисье этого засушливого солнечного города?

Я могла попросить Сильвию поделиться известной ей информацией, но не стала. Мне казалось, что тогда я бы играла по написанному тобой сценарию, Элис, а я не хочу, чтобы ты диктовала мне, что делать. Вместо этого я спросила:

— Как ты?

Её долгий и медленный вздох был в разы красноречивее любых слов.

— (Вздыхает) Я в порядке, — сказала она. — Справляюсь как могу, ищу место для ночлега, приветливое лицо по другую сторону обеда. — Она пожала плечами. — Наверное, трудности у всех одни. Но для живущих на дороге всё будто увеличено в масштабе, знаешь?

О, я знаю. Я, чёрт возьми, знаю.

Я не знала даже, где именно в окрестностях Лос-Анджелеса пройдёт встреча. Я поехала на восток, в пустыню, где горы занимали полнеба и были так невозможно идеальны, что казались сценической декорацией. Палм Спрингс - город, убитый дешёвыми авиабилетами. Кто в свой выходной выберет двухчасовую поездку в город неподалёку, если можно слетать в Коста Рику или Гонолулу? Но погибнув, Палм Спрингс продержался достаточно долго, чтобы всё его старьё стало винтажным. Теперь он воскрес, этот рай в стиле модерн середины XX века, со своими стальными балками и каменными оградами, и этими приятными глазу, но безликими деревянными заборами, какие встречаются только в южной Калифорнии. Старые мотели, заброшенные после расцвета 50-х, переделаны в модные курорты с фермерской кухней и фешенебельными гавайскими барами. Город превратился в инстаграмную ленту. Это одновременно сарказм и комплимент, потому что место правда красивое.

Я побродила по городу, чувствуя, что там спрятано что-то стоящее, но не зная, где его искать. Я посетила «Гнёздышко Элвиса для медового месяца», броскую громадину в конце тупика, напоминающую самолёт с крыльями-скатами крыши, праздник китча для редеющих рядов фанатов Пресли.

Несколько лет назад дом был выставлен на продажу за 9 миллионов, теперь цена упала до привлекательных 4, так что предложите хозяевам сделку и станьте счастливым обладателем дома со статусом исторического объекта. Места, где Элвис несколько раз переспал с Присциллой. Хотя там наверняка нет посудомоечной машины, так что…

К югу от Кафидрал-Сити я увидела вывеску, которая показалась мне знакомой. Огромная неоновая слониха розового цвета с распахнутым смеющимся ртом, обрызгивающая себя водой. Автомойка с розовой слонихой. У вывески есть знаменитая сестра-близнец в

Сиэттле. Странно наткнуться на неё в пустыне. Это как ехать по пригороду и вдруг узнать, что 150 лет назад в Помоне построили копию Эйфелевой башни.

Я затормозила и просто уставилась на неё. Я была так рада её видеть. А потом, опустив взгляд, я похолодела. В мою сторону, шаркая, двигалась знакомая фигура. Как будто у него в ногах не было ни мышц, ни костей, и они были тяжёлыми мешками мяса, прикреплёнными к телу. Он шагал, резко переставляя одну мёртвую ногу за другой. Приблизившись, он поднял взгляд, и моё страшное подозрение сменилось ужасной уверенностью.

Это одно из тех существ, которых я называю Чертополохами. Обвисшая кожа свободно болтается на черепе неестественной формы. Жёлтые зубы, жёлтые глаза. Это серийные убийцы, охотящиеся на задворках наших автострад, и один из них был здесь.

Он посмотрел мне в глаза. Звук его смеха был как лязг лезвий. Потом он исчез. Неоновая слониха уже не казалась такой дружелюбной. Казалось, она тоже смеётся.

Что касается нас с Сильвией, мы разделились на день. Просто следили за дорожным движением и людьми, высматривали подозрительные сборища, персонажей, выбивающихся из толп туристов, и красавиц, ставших бариста «лишь на время». Конечно же, мы понятия не имели, как вообще должны бы выглядят эти подозрительные сборища. Серые люди с в серых костюмах, что с унылыми лицами ведут дела в такой утомительной сфере управления миром? Или же, как Чертополох, чудовища омерзительного вида?

Я связалась с подругой, Линн, диспетчером в моей компании. Мы с ней подружились сразу, как я начала работу. Она не терпит всякого дерьма, а мне нет до всякого дерьма дела, так и общаемся.

– Что-нибудь необычное в Лос-Анджелесе? – спросила я, – Странные перевозки, нетипичные маршруты, хоть что-то?

– Ты же знаешь, я не могу ответить на это, – сказала она.

– А если я скажу пожалуйста? – сказала я.

Она фыркнула в трубку.

– В таком случае, конечно, – сказала она, – Мне всегда нравится, когда ты такая вежливая. Сейчас посмотрю, что можно найти.

В этот день мы с Сильвией ничего не увидели. Мы вместе поели в корейском барбекю, встроенном в фасад здания, которое когда-то было рестораном в форме шляпы.

– Мило, – сказала она ближе к концу ужина.

Было мило, правда, очень мило.

Знаешь, люди определяют душу города, но преследуют его призраки руин. Нет города без пустыря и скелетов зданий, многочисленных свидетельств катастроф и провалов. Наш взгляд соскальзывает с них, ведь они рассказывают о городе совсем не ту историю, что мы хотим услышать. Историю о том, что все вокруг может исчезнуть в одно мгновенье. Хоть мы и знаем, что это правда, в Лос-Анджелесе даже больше, чем в большинстве городов.

Однажды этот город сметет с лица земли, он сгорит, или сгинет на дне поднявшегося океана, или задохнется от засухи. Вопрос, как и в случае со всеми нами, не в том, умрет ли город, а в том, как он умрет.

Мне нравится бывать в этих разрушенных местах, где так хорошо видны отбросы современной истории. Это позволяет мне взглянуть на местность иначе, увидеть то, чего не замечала раньше. Где искать тайную встречу, если не в трещинах и разломах? И я заглядываю. Я ищу.

Над автострадой вдоль тихоокеанского побережья, в холмах Малибу, которые так прекрасны, когда не горят и не обваливаются, стоят руины дома. Это особняк, выстроенный в 50-е и сгоревший в 80-е, когда его местоположение всё же дало о себе знать. Теперь есть популярный пеший маршрут, который ведёт прямо к руинам, и кто угодно может посмотреть на место, где всего тридцать лет назад жили люди. Руины не должны быть такими новыми. Римский дом, разрушенный вулканом — окей. Средневековый замок — конечно. Даже каменная лачуга поселенца, которой 100 лет, имеет смысл. Но дом, в котором были телевизор и душ? Кажется неправильным ходить по фундаменту, переступать через основания стен и камина. Не так давно в этом доме жили люди. Теперь он изменился.

Изменения пугают, их легко принять за окончание.

Я встретилась с Сильвией в старом зоопарке в парке Гриффит. Все загоны до сих пор стоят, можно посидеть там, где когда-то животные жили в заточении, а теперь дикие звери могут приходить и уходить, когда вздумается.

Мы с Сильвией сидели в искусственных пещерах и пытались представить себе цель этой тайной встречи. Конечно, говорили, что те, кто нас контролирует, встречаются, чтобы усилить свой контроль над нами, но деталей, как это обычно бывает, не хватало. Сильвия спросила: “Тебе не кажется, что эта история слишком убедительная?” Я могла только кивнуть в ответ.

— Но мы всё равно должны найти место встречи, да? — спросила она. Я снова кивнула.

Солнце зашло за холмы, и стало очень холодно.

— Ага, — сказала она.

— Ага, — сказала я.

Мы обе говорили неискренне.

Благоустройство приходит за каждым из нас. Оставим ненадолго проблемы общин под угрозой исчезновения и резкий рост цен и рассмотрим два примера того, на что люди готовы закрыть глаза, чтобы заполучить недвижимость в Лос-Анджелесе. 6 декабря 1959 в холмах под парком Гриффит жил доктор со своей женой. В их поместье с прекрасным видом стояла наряженная к Рождеству ёлка, под ней лежали подарки. В 4:30 утра доктор встал с кровати, взял молоток и убил свою жену. Потом напал на дочку, но она выжила. Затем проглотил пригоршню таблеток и к моменту приезда полиции был уже мёртв.

С тех пор дом стоял пустым, с нетронутыми вещами семьи: мебель, ёлка, упакованные подарки под ней. Прекрасный особняк в престижном районе Лос-Анджелеса, но кто будет

жить в доме, где случился такой ужас? На протяжении шестидесяти лет — никто. А в прошлом году дом был продан за 2,2 миллиона. Прекрасный вид на город. Кто ради этого не согласится на пару привидений и страшное кровавое прошлое?

В то же время голливудский отель «Сесиль», — место огромного количества убийств и суицидов, где в 80-е жил Ночной Странник, терроризируя округу, где не так много лет назад труп плавал в баке с водой несколько дней, прежде чем его обнаружили, — превратился в бутик-отель «Stay on Main». Смена имиджа для сменившего имидж города. Даже убийства теперь благоустроены.

Может, дело во мне. Не знаю, может, я просто не люблю перемены. Перемены бывают замечательными. Но мы обязательно должны думать о том, что в нас меняется и что значат эти изменения. Нужно хотя бы немного об этом подумать.

[долгая пауза]

Всё ещё ищу место встречи. Я проехала вдоль побережья к Окснарду, не такому модному, как Вентура, и не такому богатому, как Камарилло. Окснард справляется, как может. Ожидая ответа Линн, я бродила по пляжу Сильвер Стрэнд и просто смотрела на сёрферов. Их здесь много даже зимой. Ничто не удержит их от погружения в ледяные течения из Аляски. Я направилась на юг, в порт Чэннел Айландс. На берегу было так спокойно. Океан шумит и волнуется, порт спит. И лишь изредка отправляет разбивающуюся волну вслед прибывшему или уплывающему кораблю.

Гуляя, я заметила вёсельную лодку. Старую, почти разваливающу��ся на части. Что-то в её пассажирах заставило меня приглядеться. Сутулые фигуры в неестественных, казавшихся болезненными позах. Одна из них повернулась ко мне, и, хотя лодка была в 20 метрах от берега, даже на таком расстоянии я увидела двух Чертополохов и услышала звук.

— Ууууууууууууууууу, — мягко и тонко взвыл один из них.

— Фффффффффффф.

Из-за борта лодки торчало нечто, очень напоминавшее человеческую руку.

Я вернулась к грузовику. Не всё моя проблема.

Поклонение божеству - чувство такое всеобъемлющее, что внешнему наблюдателю очень просто неверно его истолковать. Возьмём для примера мексиканский народный культ Санта Муэрте (Святой Смерти): персонификация смерти, наследие доколумбовых традиций почитания, облачённое в одеяние религии колонизаторов. Церковь долго пыталась подавить её культ, но церковь вообще не особо хороша в подавлении чего-либо, и число почитателей Санта Муэрте в последние годы только возросло.

Как и многие персонификации смерти, она символ исцеления и благоденствия. Суть религии часто в сочетании противоречий. Смотрящим извне это кажется слабостью, но для верующих в этом сила. Храм Санта Муэрте в Лос-Анджелесе находится на Мелроуз Авеню, в одном здании с магазином травки, как почти всё в Лос-Анджелесе. Это алтарь, занимающий одну принадлежащую семейной паре комнату, заставленную скелетами в человеческий рост. Посторонним легко сделать эмоциональные выводы на основе собственных ассоциаций со скелетами, но правильнее примириться с противоречивостью

символов смерти. Скелеты, в конце концов, — наша физическая основа при жизни. Отрицать Санта Муэрте значит отрицать наши собственные тела.

Тем временем на другом конце спектра — марионеточный театр Боба Бейкера, воплощающий другой вид поклонения: посвящение себя сохранению традиций театрального искусства, оставшегося в прошлом. Снаружи здание кажется, скажем прямо, жутковатым. Потому что, как и скелеты, куклы приобрели другую коннотацию в глазах широкой публики. Но нужно постараться взглянуть на это изнутри, как на искреннее выражение радости театрального представления.

Хмм. Нет, не могу. Нет, только не куклы. Скелеты — окей. С чудищами с обвисшей кожей чёрт знает из какого мира я тоже имела дело, но куклы? Не-а.

Линн связалась со мной.

— Ты узнала это не от меня, — сказала она.

— Это ясно по умолчанию, — сказала я.

— Вообще-то нет, — ответила она. — Я только что тебе сказала. В базе есть поставки, не принадлежащие ни одной компании. Или информация о компании была стёрта, сама не понимаю. Никакой проверки они не выдерживают, так что думаю, проверки они и не ожидали. Они так бросаются в глаза, это всё равно что огромные красные стрелки, указывающие на адрес в Лос Анджелесе.

Был поздний вечер. Сильвия спала в задней части кабины грузовика. Я понизила голос.

— Где?

Она мне сказала. Я посмотрела на Сильвию, зная, что она бы хотела, чтобы я разбудила её и взяла с собой. Но я этого не сделала. Я оставила её спать и пошла одна. Будет лучше, если одна из нас выживет.

Я приехала в то место, о котором рассказала мне Линн, - вверх по Ла Сьенега, мимо торгового центра и больницы. Приехала по тому адресу, который она мне дала. Ничем не примечательное место. Не будь оно так хорошо освещено, я не обратила бы на него никакого внимания. Я прошла сквозь ворота – и меня встретил пустынный внутренний двор. Воздух будто застыл – никаких звуков, полнейшая тишина. Однако эта неподвижность воздуха казалась временной – словно пауза после акта насилия, словно все застыло в ожидании реакции на это совершенное насилие.

Открыв двери, я попала в темное помещение - не в большой зал, какой я себе представляла для подобных встреч, но в маленькую уютную комнату. Ряды сидений, словно в театре, сцена с красными шторами, с которой рассказчик обращался к толпе. Музыка. Но была ли это на самом деле музыка? Или это был звук движущихся, извивающихся нечеловеческих существ? Потому что в этом месте было что-то нечеловеческое, я чувствовала это. Это чувство шло не от зрителей, сидящих на местах – нет, они были самыми настоящими людьми. Они увлеченно смотрели на вещающую со сцены рассказчицу, следили за повествованием и постепенно погружались в ее историю.

На самом деле, люди, сидящие на местах, тоже выглядели не так, как я себе представляла людей на подобных встречах. Влиятельные ли они люди? Злые ли? Им ли принадлежали

эти невидимые руки, направляющие нас к катастрофе? Внешность может быть обманчива. Все может быть обманчиво. Даже правда. Но все равно эти люди не казались мне монстрами – они казались такими же людьми, как и я. Такими же людьми, которых заманили сюда по той же причине, что и меня – ради правдивой истории. Этот мир именно так и работает – подпитывая подозрения и подогревая интерес, так он привел меня к этому месту. И я думаю, что то же самое случилось и с каждым человеком в этой комнате. Они пришли в это место за тем же, за чем и я – за правдой.

Но почему это желание узнать правду привело их именно сюда? М? Если сама встреча – это не более, чем приманка, что же на самом деле является целью н��шего присутствия здесь?

И вот тогда я увидела их. Затаившихся в тенях по краям от толпы. Мужчины с обвисшими лицами. С ободранной кожей. Желтые зубы, желтые глаза. Мужчины с “Чертополохом” окружили зрителей. (Словно овец, чью шерсть они собираются ободрать; словно кроликов в загоне). Охотники. Добыча. Заметили ли их сидящие на местах люди? Увидели ли они их в тени? Заметили ли эти нечеловеческие глаза, упорно смотрящие на них? Почувствовали ли они этот запах мужчин с «Чертополохом»? Запах гнили, запах грязи, запах гниения, идущий из их нутра? Слышали ли они редкий смех, вырывающийся из их булькающего переломанного горла?

Зрители смотрели на пустующие рядом с ними местами и удивлялись – разве это место не было занято кем-то всего пару секунд назад? Или на нем никогда никого не было? Ну конечно же, не было. Иначе куда они могли подеваться? По краям зала были тени, людей, что когда-то сидели на этих местах, забирали и уводили туда, откуда они никогда не смогут вернуться.

Я поняла. Простой план: расскажи правдивую историю. Расскажи такую историю, которую хотят услышать все, сражающиеся с “Чертополохом”. Историю, в которой мы всегда были правы, от начала и до конца. История, в которой мир настроен против нас, и все так просто, что сражающиеся смогли оказаться в одной комнате. И мы все пришли сюда, чтобы услышать эту историю – и разрешить мужчинам с “Чертополохом” забрать нас. Зачем охотиться на каждого по отдельности, если можно заманить всех в одно место?

Стоя в дверях зала, полного ужасов, я увидела лица мужчин с “Чертополохом”, обращенные ко мне – они меня заметили. Один из них взвизгнул и, подпрыгивая, засеменил ко мне. Я побежала. Внутренний двор, в котором ранее не было ни души, теперь был заполонен этими мужчинами с их обвисшими лицами, с их пожелтевшими глазами. Мокрые губы скрывают острые зубы. Плечом к плечу. Они ждали зрителей, сидящий на своих местах в зале. Голодные, они были готовы съесть любого покинувшего этот театр. Я протолкнулась сквозь толпу. Проскользнула сквозь нее, пользуясь удивленным замешательством мужчин с “Чертополохом”, чтобы сбежать. И я бежала. Бежала до тех пор, пока в моем горле не пересохло, а дыхание не сбилось. Через этот внутренний двор, туда, где огни стрип-клуба загорались и гасли вновь и вновь, вновь и вновь, а затем – в свою машину. А затем – в лабиринт автострад, в котором так легко потеряться.

Я не сводила глаз с зеркал: никто за мной не следовал. Где-то позади меня осталась невинная публика, попавшая в ловушку мужчин с «Чертополохом». И я не помогла им. Я ничем не могла помочь им.

Вместо этого я вернулась к грузовику. Сильвия все еще спала на заднем сиденье. Я села в водительское кресло. Я была так измотана. Солнце уже зашло и я разрешила своим глазам закрыться.

– Привет, – сказала Сильвия. Она сидела на пассажирском сиденье рядом со мной. Было светло. Не знаю, как долго я спала, но уверена, что я не видела никаких снов, словно жизнь в кои-то веки сжалилась надо мной.

– Ты что-нибудь узнала? – спросила Сильвия.

Я посмотрела на неё – она такая юная. Это так неправильно, так нечестно, сам факт того, что она здесь, вместе со мной, в этом бесконечном лабиринте дорог и остановок. Но такова реальность – для меня, для неё, и для многих других.

Она так доверчиво смотрела на меня в ответ – и я сказала: «Нет, я ничего не узнала. Не думаю, что эта встреча вообще была. Давай поскорее уберемся отсюда».

Сильвия потянулась. Зевнула. Кивнула.

– Да, хорошо, – ответила она. – С удовольствием. Жаль, что это ни к чему не привело.

– Очень жаль, – сказала я

Теперь я рассказываю эту историю, оставив границы Ашленда, штат Орегон, позади. Лос-Анджелес сейчас за сотни миль от меня. Но это все равно не достаточно далеко.

Я люблю тебя, Элис. Я смогла продлить свою жизнь еще на день. Сделай тоже самое, хорошо?

Хорошо.

[аплодисменты]

Джозеф Финк: Джозеф Финк: Спасибо всем, кто пришел на наше шоу в Ларго. Мы вернемся через две недели с первой главой нашего третьего и последнего сезона. Это шоу не было бы возможным без тех, кто поддерживает нас на Патреоне – без невероятной Этель Морган, неудержимой Лилит Ньюман, несдающегося Криса Дженсена и потрясающей Мелиссы (Ламм).

Если вы хотите присоединиться к этими людям и помочь нам в создании шоу, пожалуйста, посетите сайт patreon.com/aliceisntdead. За поддержку нашего шоу вы сможете получить такую благодарность как, например, комментарии режиссера о каждом эпизоде, стримы в реальном времени с актерами и командой шоу, бонусные эпизоды и многое другое.

Спасибо, что слушаете. До скорой встречи.

[aliceisntdeadrus]

Part 3, Chapter 1: Cause and Effect | Часть 3, Глава 1: Причина и следствие

Это не рассказ. Это поездка. И как в любой поездке, в конце концов важными оказываются не запланированные остановки, но окольные пути, по которым приходится проезжать. Странности, пойманные краем глаза. Места, в которых вы не ожидали оказаться, и в которые никогда не вернетесь.

Это не тот итог, к которому, как мне казалось, мы шли, но именно тот, к которому мы придем.

Элис, я… нет, не Элис.

Я больше не говорю с ней таким образом.

Потому что я сижу с ней в этой машине день за днем, неделю за неделей. Кому нужно радио, если я могу протянуть руку и положить ладонь ей на руку или на ногу и позволить прикосновениям сказать то, что мы все еще не можем выразить словами? 

Ничего не вернулось на круги своя между нами, пока нет. Но я готова ждать шанса все исправить. Надеюсь, все, через что мы прошли, того стоило.

  Ничто и никогда не может стоить такого. 

«Элис не мертва», Джозеф Финк. Роли исполнили Джасика Николь и Эрика Ливингстон. Продюсер - Disparition. Часть третья, глава первая: «Причина и следствие».

Мы прибыли в Аризону, место сосредоточения скал, окрашенных самым невероятным образом, произведение искусства. Два объяснения в одном названии, если вы, конечно, считаете. Я сомневаюсь, что все это производило хоть какое-то впечатление и пока было открыто, а сейчас, спустя годы запустения, пустыня, похоже, берет свое. Краска на камнях, не важно, какого цвета она была раньше, теперь шелушилась. Выглядело так, будто они заболели, их естественный цвет казался отталкивающе бледным.

Элис выглядела ненамного лучше. Она таращилась на выцветшие камни в бывшей билетной кассе, которая теперь была домом для ящериц. Она смотрела так, словно в этом заброшенном месте ее поджидала засада. 

«Что не так?», - спросила я. «Ничего», - ответила она. «Я уже была здесь раньше, но мне бы не хотелось сейчас об этом говорить». [Вздох] «Конечно, не хотелось», - сказала я. Конечно, она не хочет.

Я не настаиваю. Мне все равно. На сколько еще тайн меня может хватить?

Я осмотрелась вокруг. Ничего особенного. Потрескавшаяся парковка, покрытая грязью. Билетная касса и когда-то раскрашенные камни. Ванные комнаты, к удивлению, все еще были достаточно чистыми, но я сомневалась, что сантехника работала, поэтому пошла дальше. Я не искала слишком внимательно.

Я знала, что в этом месте было спрятано что-то, но мне не было никакой нужды это искать.

 Теперь, когда работы выполнена, мы покидаем Аризону. Необходимо ненадолго покинуть штат. Мы едем к побережью, прямо на запад, к воде, а затем сворачиваем на север. На 101 трассе, к югу от Санта-Барбары есть нефтяные вышки, расположенные на воде. Они поднимаются из глубин как гиганты из фильмов про монстров.

Спрятавшись в холмах вдоль дороги, я вижу огонь нефтеперерабатывающего завода. Он горит постоянно и жарко. На фоне пышной после дождя зелени это выглядит странно.

В этих удивительных раскрашенных камнях было столько всего спрятано. Физически спрятано, но также там была скрыта история, которую я пока не готова рассказать ей. Как я должна объяснить шок от этого места, который чуть не сбил меня с ног, стоило мне выйти из грузовика? Она не сказала мне, куда мы держим путь. Она не думала, что это важно. Она не знала, что если в моей истории было первое предложение, оно было написано здесь.

Мой секрет похоронен здесь вместе со всем, что они закапывают в землю, но ему придется остаться под землей. У нас есть работа, не так ли? И очень мало времени на ее выполнение.

Поэтому мы осторожно достали вещи из трейлера. Мы действительно были очень осторожны. Но именно в тот момент, когда вы на свой страх и риск обретаете уверенность, вы оступаетесь. Вот так все и происходит. Поэтому мы ничего не воспринимали как должное. Мы просчитывали все риски, прежде чем сделать хоть шаг. Мы разделились, обследовали местность по установленным правилам. Во время работы мы не разговаривали. Только указывали пальцем на что-то с лицом, говорящим «да» или «нет», или «откуда, черт возьми, я должна это знать, решай сама».

Я не знаю, могло ли все быть иначе, если бы мы разговаривали. Но мы не делали этого.

 К югу от Санта-Барбары есть городок Ла Кончита, приткнувшийся между трассой и склоном холма. В Калифорнии такое расположение опасно. На протяжении последних ста с лишним лет отсюда поступают сообщения об оползнях. Вероятно, этот участок земли расчистили специально, чтобы отдалить холмы от железной дороги. Но люди всё равно застроили промежуток домами. А потом — городом.

 В наши дни первый большой оползень случился здесь в 1995. Город объявили зоной геологического риска. Местные знали, что это повторится, но остались. Позже, в 2005, обрушилось ещё больше горной породы, убив 10 человек. Цитируя официальное обращение властей, “всем жителям города грозит опасность пострадать от оползня”. И всё же население Ла Кончиты до сих пор составляет более 300 человек.

 Я не должна их осуждать, никто не должен. Все мы часто делаем то, что не должны. Трудно отказаться от чего-то, во что ты вложил всю свою жизнь, даже если в конечном итоге оно может тебя убить.

Как только мы закончили с установкой, еще раз всё обошли и перепроверили. Времени было мало, но всё должно быть сделано как надо, иначе все усилия будут впустую. Мы проверили работу друг друга. Потом вернулись к грузовику, который оставили вдалеке от парковки, потому что ещё не успели понять, какое именно расстояние безопасно. Там мы достали мобильный телефон, который я купила на заправке в двух штатах отсюда. Я спросила у Элис, готова ли она. Она сказала, что готова. Я подумала об Эрле, убитом Чертополохами у забегаловки. Они убивали его, пока я спасалась бегством.

Я никогда не смогу искупить вину. Но, может быть, сделаю несколько шагов в правильном направлении. Я нажала на кнопку вызова. «Невероятные разукрашенные камни, чудо искусства!!» Оба восклицательных знака взорвались. И камни с облезшей краской, и туалеты, каким-то образом до сих пор чистые. И запущенная парковка. И билетная касса, и — да, мне жаль ящериц, но в любой войне будут случайные жертвы.

Мы смотрели, как обломки осыпаются на землю, а потом сели в грузовик и уехали, пока кто-то на трассе не заметил и не попытался сообразить, каким именно органам сообщают о груде камней, взорвавшейся в безлюдной глуши.

 Мы идём по пляжу в Санта-Барбаре. На стенке между асфальтом и песком сидят два старика. Один закуривает, другой говорит: «Они вызывают рак». Курящий отвечает: «Не сигареты вызывают рак, а люди». И долго, долго смеётся.

Через полквартала я покупаю смузи с сывороточным протеином и пью его, погрузив ноги в песок, глядя на воду.

 Я скучаю по дому. Но дом не место, дом — это человек. Я хочу домой, но я дома.

 Иногда люди на экране телевизора говорят о нас как об «Отверженных Террористах». Но чаще всего они не знают, что о нас говорить. Какое сообщение мы передаем, взрывая пустые здания и заброшенные придорожные остановки? Мы никого не раним, а все взорванные нами места – это места, владельцев которых практически невозможно найти; места, в которых давно никого не было.

Нам все равно, что говорят журналисты о том, что мы делаем. Наше сообщение – не для них.

Прошло пять месяцев с тех пор, как я вытащила её с той подземной базы. Пять месяцев такой жизни. Пять месяцев парковки вдалеке от трассы, за деревьями и кустами. Жизнь людей, находящихся в розыске. Людей, никогда полностью не показывающих свое лицо незнакомцам. 

 Мы нашли друг друга. Мы обе здесь. Что теперь? Теперь мы начинаем открытую войну.

Мы провели несколько месяцев за изучением и поиском информации о создании бомб: мы хотели быть уверены в том, что наши бомбы действительно сработают так, как они должны сработать. Не хотим же мы по неосторожности подорваться сами. Мы в этом деле надолго и могли позволить себе потратить время на тщательное изучение того, чем нам предстоит заниматься.

Часы поиска формул в интернете и учебниках по физике, так, чтобы не поднять тревогу среди тех, кто следит за нами. И как только мы почувствовали себя достаточно уверенно, мы взорвали вход на базу «Залив и Ручей». Их базы спрятаны повсюду, и как только ты понимаешь, что ищешь, найти их становится относительно легко. Заброшенное место рядом с дорогой во владении неопределенных лиц, право собственности перенаправлено от одной подставной компании к другой.

Что ждет нас в этих местах? Мы знаем. Тайные входы на тайные базы. Крошечная задвижка, спрятанная где-нибудь посреди очередного придорожного ископаемого, задвижка, открывающая вход на «Залив и Ручей». Но нам не надо её искать. Мы просто взорвем это место, сделаем этот вход непригодным. Не разрушительная атака, конечно, но, надеемся, очень неприятная для «Залива и Ручья». Атака, которая доставит им много проблем.

  Я вижу, что Кейше это надоело. Вижу, что она больше не считает, что этих действий достаточно. Потому что их недостаточно, верно? Недостаточно просто злить их. «Мы словно комары», - говорит она. «Комары убивают больше миллиона людей в год», - отмечаю я, но она фыркает. «Мы не заражаем их малярией», - отвечает она.

«Ну, может тогда нам стоит подумать об этом», - говорю я. Я смеюсь. Она нет.       

 У нас нет малярии. Но у нас есть другое – информация. Мы знаем о «Заливе и Ручье», и мы знаем о «Чертополохе» и правительстве США. Нам нужно распространить эту информацию. Все эти журналисты задаются вопросом – кто же такие эти «Отверженные Террористы»? Мы адресовали свое сообщение не им, но, может, стоило?

Я начинаю звонить всем людям, чьё авторство вижу в статьях – из телефонных будок во время остановок на обеда заправку. Чаще всего, мои звонки сбрасывают. Но одна женщина, Левитц из «Лос-Анджелес Тайм», ответила: «Мне нужны доказательства». И я ответила: «Я могу вам его предоставить».

 Причинно-следственная связь – сложная штука. Сигареты не вызывают рак. Люди не вызывают рак. Но пересечение этих двух – вот из-за чего он возникает.

 Того, что случилось дальше, я не предвидела. Я узнала о произошедшем после и могу только строить догадки. Никто из участников не захочет поговорить со мной, а если случайные свидетели и были, они вряд ли пережили то, что увидели.

Где-то в поле, скажем, в Небраске (это не Небраска, но похоже), человек идёт по траве. С его походкой что-то не так. Может, хромает? Нет, шаги слишком неровные. Его походка шаткая и скользящая, будто он двигается по мокрой грязи. Он приближается, и слышно, как он дышит, сопя и похрипывая. Кожа свисает с его лица. Его глаза жёлтые вокруг зрачков. Зубы тоже жёлтые. На рубашке с коротким рукавом написано: «Чертополох». Его приветствует группа таких же людей. Чудища из ночных кошмаров. На этом удалённом поле их сотни. Когда их город у Викторвилля был обнаружен, их раскидало по автострадам. Но они медленно добрались сюда, по пути уничтожая невинных.

Кровавые следы ведут к точке на карте. И здесь, в этом месте, они собрались.

Подходит последний человек. Она не похожа на остальных. На ней униформа “Залива и Ручья”. Её зовут Люси. Когда-то я думала, что она спасла меня из города Чертополохов. Однажды я последовала за ней до озера Солтон-Си. Однажды она позволила мне уйти невредимой с базы “Залива и Ручья” и заставила поверить, что это был акт милосердия. Теперь она осматривает это сборище монстров-серийных убийц, улыбается и говорит: «Окей. За работу».

 Цитата дня: «Она могла лишь оплакивать громким шёпотом, прерываемым рыданиями, сладкое и смутное предчувствие надежды, что они встретятся где-нибудь, словно не разлучались, и далёкие годы станут близкими, как вчерашний день». -«Миддлмарч» Джордж Элиот.

 Спасибо за прослушивание. 

[aliceisntdeadrus]

Part 3, Prologue 2: "Mérida, Yucatán" | Часть 3, пролог 2: "Мерида, Юкатан"

Привет, Я… хм, Элис. Я… 

Простите, непривычно говорить вот так [усмешка]. Я очень долго была сама себе публикой. Примирилась с тем, что казалось мне единственно верным. 

Я знаю, что должна ответить за многое. И я отвечу. Отвечу за все. 

Есть много мест, куда я никогда не попаду. Почти целый мир таких мест. В мире сейчас 195 стран, в зависимости от мнения того или иного правительства. Как много  из них я смогу посетить за жизнь? Не много. 

Я никогда не отправлюсь в Мериду, колониальную столицу в джунглях Юкатана. Все эти стены, выкрашенные в пастельные тона и в старых зданиях, построенных испанскими работорговцами, и в новых домах, на рынках и в Макдональдсах.  Раскаленный стеклянный лист неба днем и ночной воздух, столь влажный, и горячий, что засыпая ты будто тонешь. 

Я никогда не отправлюсь туда. Не в этой жизни. 

Знаете, у меня ведь есть моя собственная история. Конечно, есть. У всех нас есть истории, не правда ли? Сейчас у меня нет времени рассказывать мою, но я все равно это сделаю. Я попытаюсь. Позже. Я задолжала историю. Но, думаю, не вам. Мне нет дела до вас. Ей. 

Я в долгу перед ней. 

С Аризоны прошло три дня и жара все еще невыносима. Мы отсиживаемся в какой-то глухомани, где нормального движения не видно годов с пятидесятых. Конечно, это тоже может привлечь определенное внимание. Приезжие бросаются в глаза, так что даже здесь мы пытаемся не привлекать внимания. 

Они хотят найти нас,  уничтожить нас. Мы теперь на виду. Война началась и мы намерены победить.  

Мерида, где люди вопреки стараниям колонизаторов продолжают говорить на майяском. Где офисные работники выстраиваются в очередь за сэндвичами с сыром и помидорами  у маленьких окошек Эль Сентро. Мерида, расположенная в нефешенебельной части полуострова Юкатан. В часах езды через джунгли от Канкуна и Плая-дель-Кармен. Целый мир мест, которые я никогда не увижу. 

Но я еще не мертва, вы ведь в курсе? Конечно, это уже в прошлом. До того, как Кейша и я стали тем, чем мы стали. До того, как мы поняли Праксис, до того, что случилось с Сильвией, до всего этого. 

Но оно грядет. Я чувствую что-то тяжелое и тревожное где-то вдали. Хотела бы я объяснить, но быть может, ясность - это еще одно место, которое мне не суждено увидеть. 

«Элис не мертва», 3 сезон. 10 апреля выходит специальный эпизод, 24 апреля - первый эпизод нового сезона. В октябре выходит книга «Элис не мертва», полное переосмысление истории Кейши и Элис с множеством новых увлекательных деталей и подробностей. Если вы заинтересованы, пожалуйста, рассмотрите возможность оформить предзаказ, это очень помогает авторам. Помогите нам записать новый сезон, и вы получите кучу классных штук вроде комментариев авторов, прямых эфиров и дополнительных историй о приключениях на дороге. Заходите на страницу подкаста на сайте Patreon. Мы очень ценим всех, кто нас поддерживает. Ребята из Лос-Анджелеса, увидимся уже через пару дней на живом выступлении «Элис не мертва». С остальными встретимся прямо здесь 10 апреля.

[aliceisntdeadrus]

Part 3, Prologue 1: "Perth, Western Australia" | Часть 3, пролог 1: "Перт, Западная Австралия"

Есть много мест, куда я никогда не попаду. Я побывала в каждом штате в континентальной части США, а ещё в трёх провинциях Канады и, много лет назад во время отдыха, в нескольких странах Европы.

Но большую часть стран я никогда не увижу воочию. Я слушаю о них, смотрю фото. Сейчас я могу запустить Гугл Карты и почувствовать, что я гуляю по улицам этих стран. Но меня там нет. Я никогда туда не поеду.

Я никогда не посещу Перт. Оторванный от мира Перт, обособленно расположившийся на западном побережье Австралии в 1,300 милях до Аделаиды, ближайшего полноразмерного города. Архитектура здесь - это пейзаж мечты южной Калифорнии 70х годов. Всюду решётки, шлакобетонные блоки и штукатурка. Даже в центре пешеходы чувствуют себя далеко от города. На пляже белый песок, в бассейнах голубая вода, а вертолеты в небе поджидают появления акул. Будто край мира.

До Южной Африки почти 5,000 миль прямо на восток по океану. И я никогда туда не поеду. 

Я даже не знаю, с кем я разговариваю. Не с Элис, уже не с ней. Поэтому сейчас я разговариваю с вами. Со всеми вами. 

[вздох] Обстоятельства очень переменились с нашей последней беседы. Теперь я участник этой войны. Мне легче, ведь теперь я ясно вижу свою цель. Но и тяжелее – по многим причинам. Я уже не так свободна.

Свобода может быть как благом, так и проклятием. Мне она недоступна ни в каком проявлении. 

Всё переменилось для меня, когда я стала изучать шотландский рыцарский орден. Потому что я представила так много невероятных возможностей. Летающие тарелки, парящие в небе, красные, яркие и враждебные, присылающие монстров с голой кожей. Или пещера где-то, может в Чили, или в Висконсине, или может в Беринговом проливе. Или раскол в горе, порождающий рыцарей каждые несколько лет. Но мои представления были ложными. 

Я была в Теннеси и Орегоне, и в самом южном уголке Флориды. Но я никогда не поеду в Перт. Я могу зачитать факты, которые собрала интернета, смотря на фото и читая чужие аккаунты. Но у меня никогда не будет дня, достаточно долгого, чтобы увидеть эти белые пляжи. Чтобы смотреть на горизонт за голубой водой и думать: 5,000 миль до Африки. Чтобы прогуляться босиком по теплому цементу до пляжных палаток чтобы купить себе газировку безоблачным днем. 

Еще 50 миль до Аризоны. Взрывчатка на спине и готова к взрыву. Больше - позднее.

Alice Isn’t Dead: part 3 скоро в эфире. Оцените обложку и первую главу Alice Isn’t Dead novel на entertainmentweekly.com прямо сейчас. Вы можете оформить предзаказ на эту новеллу. Предзаказ очень поможет авторам. Поэтому если вы потратите 2 секунды чтобы зайти в интернет или посетите ваш местный книжный магазин и скажете, что хот��те копию, мы очень это оценим. Обсудим Alice вживую в Лос-Анджелесе 5го апреля. Последняя часть нашей истории ждет тебя в этом апреле.

[aliceisntdeadrus]

Part 2, Chapter 10: Why Am I Alive? | Часть 2, глава 10: Почему я жива?

[Голоса в этой главе слегка отдаются эхом, будто записывались в пещере]

Кейша: Знала ли я еще с того момента, когда впервые увидела тебя? Мне кажется, что да.

Но я думаю, что наши воспоминания о таких вещах здорово искажаются. Может, я всего лишь подумала: «Эй, а она симпатичная». Это воспоминание так насыщено нашей любовью, что почти невозможно для меня выхватить его и изучить, как оно есть.

Но вот кое-что, что я помню. Ты не была моей первой, но близко к этому. Я встречалась с Минди Моррис в старших классах. Минди и я были подругами, а потом мы знали, что были больше, чем подругами, и не знали, что с этим делать, и потом мы знали, что с этим делать. Я хотела держать это в секрете, она не хотела. Мы держали это в секрете. Я думаю, многие все равно знали. Я думала, что мои родители уж точно и не догадывались. Однажды мне стало известно, что они знали и были по большей части не против. Позже они полностью примут это. В промежутке была адаптация. Не все может быть хорошо сразу же.

Потом я училась в университете, и мы с Минди до сих пор были вместе, но едва ли виделись друг с другом. А потом мы не были вместе, но до сих пор гуляли во время каникул, когда мы обе уезжали домой. А потом и это прекратилось. И я подумала, что это хорошо. Это хорошо. Пришло время побыть одной какое-то время, узнать себя получше. Я побуду одна хотя бы несколько лет, а потом посмотрим, что будет.

И три дня спустя я оказалась в одной учебной группе со студенткой по имени Элис. И может, я и не думала ни о чем особенном, только что ты интересная и веселая, и мне нравилось, как ты пропускала свои волосы сквозь пальцы, когда говорила о чем-то сложном. Но сейчас в моем воспоминании я помню, как я думала о своем решении побыть одной, смотрела на тебя и думала – вот черт.

Наблюдательница: Кейша. Сконцентрируйся. Ты в плохом положении. Разбегающиеся мысли тебе ничем не помогут.

Кейша: Где?.. [Нервно дышит] Что происходит?

Наблюдательница: Ты в месте, о котором знают только мои… коллеги. Нас никто не побеспокоит. Мы немного поговорим.

Кейша: Почему просто не убить меня?

Наблюдательница: Хаха. Видишь, вот поэтому я и хотела сначала поговорить. Потому что это вопрос, который ты все задаешь себе. Почему я жива? И, мм, я не получилась бы удовлетворения, если бы ты умерла без понимания. Настоящего понимания ответа на этот вопрос.

Кейша: Ты работаешь на Чертополохов?

Наблюдательница: «Работать на» звучит слишком по-рабски. Можно сказать, я работаю с ними, что-то вроде партнерства, в смысле, поверь мне, я много с этого получаю. Работа приносит много удовольствия.

Кейша: Вы все чудовища.

Наблюдательница: Драматично.

Кейша: Нет, в- в смысле, вы на самом деле чудовища. Вы не люди. Вы что-то, уж не знаю, что. Вы хищники.

Наблюдательница: Мм… Что ж, это довольно близко к правде, наверно. Но очень уж осуждающе. Раз уж мы не люди, значит, мы чудовища? Люди могут быть довольно чудовищными.

Кейша: [Фыркает] Оставь свои игры со смыслами тем, кого ты не держишь в наручниках в комнате для допросов.

Наблюдательница: Справедливо. Нам нравится вкус крови, потому что он похож на вкус свободы. Вы, люди, ограничиваете себя во стольких вещах! Для нас нет ограничений. Почему я должна сдерживаться из-за того, что могу ранить кого-то другого? Я что, этот кто-то?

Кейша: Так- так какова цель? Просто убивать людей?

Наблюдательница: В этом-то и вопрос, не так ли? Ты понимаешь, что между нами война, но ты не понимаешь, о чем эта война.

Кейша: Я понимаю желание остановить вас. Я понимаю «Залив & Ручей», желающих остановить бойню. Зло требует противостояния.

Наблюдательница: Именно. Их мотивация ясна. Но что насчет нашей? Чего хотим мы, Кейша, и почему кто-либо, кто не распробовал крови, стал бы нам помогать? Правительство покровительствует нашему кровопролитию. Почему?

Кейша: Я не знаю.

Наблюдательница: Это потому, что ты не задаешь вопрос, лежащий в самой основе, единственный по-настоящему важный.

Кейша: Чего вы хотите?

Наблюдательница: Нет, не этот вопрос! Кто знает, чего мы хотим? Мы – банальная сила ужаса, мы – руки, протянутые из мрака, тянущие вас во тьму. Мы – похитители. Кого волнует, чего мы хотим?

Кейша: Тогда я не знаю.

Наблюдательница: Нет, ты знаешь!

Кейша: [Фыркает]

Наблюдательница: Подумай хорошенько. Я хочу, чтобы ты сама пришла к этому. Я хочу сильно ранить тебя, прежде чем причинять физическую боль.

Кейша: Пр- пр- правительство работает с вами.

Наблюдательница: Да. И вопрос в том…

Кейша: Хм.

Наблюдательница: Именно. Это тот самый вопрос, которым всегда должен задаваться каждый человек.

Кейша: Кому это выгодно?

Наблюдательница: Кому это выгодно, Кейша?

Кейша: Эм, правительству?

Наблюдательница: Да! И почему?

Кейша: Я не- Я- я не знаю! Я не знаю, какую выгоду им приносит спонсирование серийных убийц.

Наблюдательница: Агх, ты подошла так близко. Может, не так уж близко, всегда есть возможность, что ты просто недостаточно умна, чтобы додуматься до этого. В этом дело?

Молчишь. Хм, может, ты все-таки умна. Это тебя не спасет, в любом случае. Из этой комнаты тебе нет выхода. Эти серые стены будут последним, что ты увидишь.

Давай поговорим о чем-нибудь другом. Давай, давай вернемся к вопросу, который ты очень часто себе задаешь в последнее время.

Кейша: Почему я до сих пор жива?

Наблюдательница: Это отличный вопрос. Может бы��ь, единственный хороший вопрос, которым ты задалась за все твое путешествие. И это также вопрос, отвечающий сам на себя. Ты до сих пор жива потому, что ты спросила, почему ты до сих пор жива, и я хочу ответить тебе. Но давай начнем с ответа, к которому пришла ты.

Кейша: Я нужна живой «Заливу & Ручью».

Наблюдательница: Хорошо. И зачем это?

Кейша: Я не знаю, я… я важна каким-то образом, или нет, не важна, у меня есть роль.

Наблюдательница: Ты важна, у тебя есть роль. Что это за роль?

Кейша: Я не знаю. Я пыталась выяснить это, но я- я не знаю достаточно о войне, чтобы понять, что я могу сделать.

Наблюдательница: Никогда нельзя ошибиться, сказав, что не знаешь. Лучше признать, что не знаешь, чем притворяться, что знаешь.

Кейша: Хорошо. Я не знаю.

Наблюдательница: Я люблю умозаключения, к которым ты приходишь, они просто очаровательны. Потому что ты у нас сама скромность, не так ли? Маленькая беспокойная ты. В каком месте это беспокойство, когда ты просто боишься?

Кейша: [Фыркает] Я боюсь темного шкафа. Ветра. Не спеши гордиться собой, если ты на одной планке с ними. Я привыкла к страху.

Наблюдательница: Конечно. Мне кажется, даже твое беспокойство – это своего рода подавленная гордость. Потому что в конечном итоге тебе нравится думать, что ты важна.

Кейша: Я ничего о себе не думаю, я просто хочу быть дома с Элис!

Наблюдательница: [Издевательски] Но Элис этого не хотела, не так ли?

Кейша: Я не знаю, чего она хотела или хочет.

Наблюдательница: Ты говоришь, что лишь делаешь естественные выводы из всего, что произошло с тобой. Все эти странные города, которые ты проезжала. Чертополох в твоем доме. «Залив & Ручей», спасшие тебя в Викторвилле. Огромная подземная база, о которой никто не должен знать. И не смотря на все это, ты все еще здесь. До сих пор дышишь. И поэтому ты, должно быть, важна.

Кейша: Я не говорила, что я важна. У меня есть роль.

Наблюдательница: Позволь мне предложить тебе альтернативный вывод, сделанный на основе тех же данных. Причина, по которой ты до сих пор жива - в том, что ты пока еще не мертва. И все это знают. Ты не важна, Кейша. У тебя нет роли. Никакой загадки не кроется за биением твоего сердца, никакого заговора нет за воздухом в твоих легких, ты попросту мертвая женщина, которая еще не умерла. И я – та, кому, как всем известно, было поручено разобраться с этим, так что никто другой и не волновался. Ты никогда не была чем-то, Кейша. И скоро ты не будешь совсем.

Кейша: Я стояла на своей идее побыть одной, даже когда мы начали встречаться. Я не позволяла себе понимать то, что мы делали, как «встречаться». Мы были подругами, которые иногда занимались сексом. Мы ходили на свидания, но не встречались. Быть с тобой было лучше всего, но всегда могло найтись что-то получше. Не принимай то, что имеешь – тянись за тем, что ты теоретически можешь когда-нибудь обрести.

Я была честна с тобой. «Я не лучший человек, чтобы любить, - говорила я. – Я пока не хочу прочных романтических отношений». «Ясно, - отвечала ты. – Я не против, - отвечала ты. – Эй, поехали на пляж!»

И мы поехали на пляж, и там было холодно и немного ничтожно, но мы все равно решили прогуляться. В какой-то момент где-то между кучей гниющих водорослей и бухтой, где вода лилась из металлической трубы, ты взяла мою руку и закружила меня, и потом повернула назад к себе, так, что мы стояли лицом друг к другу. И потом ты долго целовала меня.

[Счастливый вздох] Я была полностью твоя к тому времени. Может быть, ты знала, несмотря на то, что сама я отказывалась это признать. Ты первой сказала «Я люблю тебя». Мы разговаривали по телефону, и ты шла в класс, и тебе нужно было повесить трубку. «Ладно-я-люблю-тебя-пока!» -  сказала ты. Потом ты написала мне. «Кажется, я только что сказала, что люблю тебя. Я правда люблю тебя!» Я тоже любила тебя.

Это все было, Элис. Я держусь за это. Все это было, несмотря на то, что будет дальше.

Кейша: Причина, по которой «Залив & Ручей» не убили меня…

Наблюдательница: Так?

Кейша: …В том, что они уже знали, что это было поручено тебе.

Наблюдательница: Продолжай?

Кейша: И им не было необходимости это делать.

Наблюдательница: Мм, почти, но твой мозг не может осознать этого. Позволь мне дать тебе визуальную подсказку. [Шорохи, клацанье]

Кейша: [Вдох] О боже мой…

Наблюдательница: Да, удивительное место, не так ли?

Кейша: Но- мы внутри базы?

Наблюдательница: Выговорись, если хочешь.

Кейша: Эта подземная база, ты- ты работаешь на «Залив & Ручей». «Залив & Ручей» все-таки решили убить меня, они проучили тебе сделать это!

Наблюдательница: Теперь ты понимаешь. Ты сделала столько предположений о том, как «Залив & Ручей» относятся к тебе. Мне не нравятся люди, делающие предположения. Мне нужно было освободить тебя от них, прежде чем ты умрешь.

Кейша: Так и Чертополохи, и «Залив & Ручей» хотят моей смерти.

Наблюдательница: Что-то вроде того.

Кейша: [Шепотом] Дерьмо.

Наблюдательница: Да, не очень приятная позиция. Я бы не хотела оказаться на твоем месте. Конечно, если бы я и оказалась, я бы легко могла сбежать. Я бы и тебя убила перед выходом тоже. Фактически, ничего бы не изменилось. Ты умираешь во всех возможных версиях этого момента.

Кейша: То есть ты не с Чертополохами. Ты- ты играешь по обе стороны этой войны.

Наблюдательница: Интересная штука в войне: несмотря на то, что две стороны иметь удобно, выясняется, что это вовсе не обязательно.

Кейша: Чертополохи и ««Залив & Ручей»… работают вместе.

Наблюдательница: Мм, ты еще не поняла даже общей формы конфликта. Чертополохи и «Залив & Ручей» не могут работать вместе, потому что нет Чертополохов, как нет и «Залива & Ручья». В этой войне только одна сторона. Кто, как ты думаешь, выделил деньги на такое место?

Кейша: Кто может сравниться по расходам с правительством США?

Наблюдательница: Верно. Ответом является все то же правительство. «Залив & Ручей» и Чертополохи – актеры в спектакле. Война – очень полезная штука, Кейша. Она позволяет много беспорядка, много свободы, а мы – страна, любящая беспорядок и свободу.  

Кейша: Чертополохи и «Залив & Ручей» притворяются, что между ними – тайный конфликт.

Наблюдательница: Притворяются уже целую вечность. Мы исполняем свои партии. Мы поглощаем. Никогда не забывай самый главный вопрос.

Кейша: Кому это выгодно?

Наблюдательница: Бинго! Много хорошей работы можно спрятать в кровавом хаосе войны. Позволяет скрыть самые разные вещи.

Кейша: И Элис.

Наблюдательница: [Издевательски] Знала ли любовь всей твоей жизни? Насколько ужасно это предательство? Ох, Кейша. Мне бы очень хотелось втереть тебе соль в раны, но я предпочитаю быть честной в своей работе, и я попросту не знаю. Множество людей, работающих в «Заливе & Ручье», искренне думают, что они борются с ужасными чудовищами, бродящими по изнанке этой страны. Иначе было бы совсем непросто сохранить этот секрет. Возможно, она правда думала, что спасает мир.

Но, Кейша, ты должна понимать, что я совершенно честна с тобой. Потому что я очень хочу, чтобы ты почувствовала всю тяжесть, всю боль от этого. Она с таким же успехом вполне могла знать. Многие люди знают. Иначе было бы совсем непросто поддерживать этот фарс.

Кейша: Я знаю Элис.

Наблюдательница: Я бы сказала, опять же, если быть совершенно честными с самими собой, что, может быть, ты ничего толком не знаешь.

Кейша: И что насчет Праксис, а? Как они вписываются в эту войну?

Наблюдательница: Что ты знаешь о Праксис?

Кейша: Я не знаю, можно ли знать что-то о них вообще.

Наблюдательница: Это самая умная твоя фраза за весь день. Возможно, самая умная твоя фраза за всю твою убывающую жизнь. Не волнуйся о Праксис. У меня есть множество вещей, о которых тебе стоит волноваться вместо этого. Я начинаю уставать от разговоров. Я получила, что хотела, я увидела, как ты осознала правду, и это даже оказалось не так здорово, как я хотела, так что – у меня есть и другие дела. Итак, поехали.

Кейша: Годы спустя. Мы с тобой жили в крошечной квартирке в районе Сан-Франциско. Квартирка была, в целом, кухней. У нас была кровать, едва ли способная вместить нас обеих. Она была единственной мебелью в квартире, и мы проводили в ней весь день. Мы спали, ели, разговаривали, все это на самом дешевом матрасе, который можно купить за деньги. Когда мы наконец-то избавились от этого матраса, парень, который забрал его, сказал, что он проседает больше всех матрасов, которые он когда-либо видел. Там была комнатка с туалетом на одной стороне кухни и комнатка с раковиной и душем на противоположной стороне кухни.

Начать жить вместе было непросто. Были ссоры, дискомфорт. Два человека с двумя жизнями, пытающиеся выяснить, как втиснуть их жизни в крохотную кровать в углу кухни. Но постепенно мы поняли, что это было не сужением, а перестановкой условий. В этой крохотной квартирке было бесконечное пространство, если мы переориентируем себя на его поиск.

Вскоре мы привыкли к этому новому стилю жизни, и двое стали единым целым. Это было первым шагом к совместной жизни.

Но осознание того, что эта жизнь может стать бессрочной, может длиться столько же, сколько и жизни наших физических тел, это не приходило до смерти моего отца. Мы остановились в доме моей матери, на гостевой кровати, которая была больше той, что в нашей квартире. Я была до сих пор в шоке, и моя голова как будто не сидела крепко на моих плечах. Мы лежали, повернувшись друг к другу, днем. Я не помню деталей. Мы дремали? Я помню только лучи солнца на твоем лице, и я сказала: «Я могла бы прожить всю жизнь с тобой». И ты сказала: «Это было бы здорово».

Мы не вступали в брак еще в течение нескольких лет, но это был момент, когда возможность «навсегда» предстала перед нами. По крайней мере так я думала. Я никогда не предвидела этой комнаты, комнаты, в которой я умру. Я никогда больше не увижу ту женщину, которая смеялась в учебной группе, которая целовала меня на пляже. Которая взяла меня за руку и прошла со мной в остаток наших жизней.

Наблюдательница: Итак, поехали. Это, эм… это будет неприятно!

Кейша: Я убила Чертополоха.  Я и тебя переживу.

Наблюдательница: Кейша, я тебе обещаю, не переживешь. Все нормально. Иди сюда.

Кейша: Нет! [Испуганное дыхание, звуки шагов] НЕТ! Нет! [Крики, звуки сопротивления] [Стук в дверь]

Наблюдательница: Это случится прямо сейчас. Можешь ли ты определить момент, когда ты начнешь умирать? [Громкий стук в дверь] Секунду! Уже заканчиваю!

[Громкий стук в дверь]

Кейша: Элис? Ты пришла за мной? [Плачет] [Шепотом] Элис!

Элис: Я была неправа, прости меня, я… Пойдем со мной?

А теперь – наша последняя шутка-стучалка.

- Тук-тук.

- Кто там?

- Столько времени прошло.

- Я знаю.

- Я никогда не думал, что-

- Я знаю.

- Я никогда не думала, что увижу тебя снова.

- Я знаю.

- Я так-

- Я знаю.

- Можно, я войду?

- Ты до сих пор не заметила? Здесь никогда и не было никакой двери.

[aliceisntdeadrus]

Part 2, Chapter 9: Prey | Часть 2, Глава 9: Добыча

Этого не было в моих планах. Не думала, что когда-либо пойду на это. [Вздыхает] Ты ничего не услышишь от меня, не услышишь еще долгое время.

Элис, как все дошло от того до этого? Какова была цепь событий? Я вижу каждый момент словно узел на нити времени, и кажется, если я очень постараюсь, я смогу их распутать. Исправить каждую ошибку, пока не доберусь дотуда, где все началось, и наконец-то освобожу нас всех.

Но это не то, что случится. Вместо этого меня преследуют. За мной охотятся. Пока мне ничего не остается, кроме как сделать это.

[Вздыхает] Прощай, Элис.

Может быть, когда мы обе состаримся, твоя рука сможет снова покоиться в моей.

[Смеется] Я бы этого хотела.

Не то чтобы я верю в это. Но я бы этого хотела.

Кентукки весной. Белые почки на деревьях, желтые цветы в полях.

После фермерского домика я больше не видела следов той женщины, но я уж точно не чувствую себя в безопасности.

Не думаю, что я кода-либо чувствовала себя в безопасности за всю свою жизнь, точно не глубоко внутри. А теперь и моя поверхность – бурлящие воды.

Каждая тень, каждый поворот дороги.

Где-то около Лошадиной Пещеры я заметила машину. Тошнотно-зеленый седан, пассажирская дверь чуть более светлого тошнотно-зеленого оттенка. Он плелся за мной несколько часов, и я все больше и больше погружала себя в панику, но потом я посмотрела, и его уже не было.

В этих поездках на большие расстояния не редкость глядеть на товарищей-путешественников часами, только чтобы потом потерять их на их повороте. Я слишком вчитываюсь в обычный ритм дорог.

Я посмотрела про Лошадиную Пещеру, кстати. В смысле, классное название. В этой пещере есть лошадь. Ты можешь задать лошади любой вопрос, и она ответит правду. Но спрашивай осторожно, ибо ты можешь задать только один вопрос.

В Лошадиной Пещере нет лошадей. Но это все-таки настоящая пещера, прямо в центре города. Что в этой пещере есть, так это родник, снабжавший весь город водой, пока в него случайно не вылили канализационные отходы. Так сильно воняло, что жители не могли даже ходить по той стороне улицы. Но название классное.

Пещерам в Кентукки уделяется больше внимания, чем я представляла. Здесь рекламируются разнообразнейшие вещи, которыми можно заняться в пещере. Тарзанки, сплавы… Если это можно сделать во внешнем мире, в Кентукки это можно сделать в пещере.

Я снова заметила зеленый седан возле Бернт Прейри, после реки между Кентукки и Иллинойсом, примечательной железнодорожным мостом, добрая половина звеньев которого затерялась в воде. Седан ехал хаотично, переезжая с одной полосы на другую, но всегда оставаясь сзади меня. Я потеряла его из виду час спустя. «Просто товарищ-путешественник», - убеждала я себя. «Нет причин для беспокойства», - врала я. «Все хорошо», - смехотворно утверждала я.

Фермерские домики с идеально прибранными квадратами газона, окруженными массивными площадями урожая. Считается ли фермерский домик, стоящий у шоссе, хуже домиков, которые кажутся мне лишь точками вдалеке? Где граница между уединением и удобством? Наверное, это зависит от того, как часто ты собираешься покидать дом.

Было бы здорово иметь дом, который можно покинуть.

Зеленая машина то появляется, то пропадает. В течение нескольких часов, иногда – дней. Я снова и снова вижу ее, едущую будто по пьяни или будто ее укусила какая-то бешеная муха.

Потом я вижу ее врезавшейся в дерево, довольно серьезно. Внутри никого нет. Ни скорой, ни полиции. Не могу сказать, как давно она находится здесь.

Это не кажется правильным ни с какой стороны, но что я могу сделать, кроме как ехать дальше? Что я вообще могла бы сделать?

Поведение «Залива & Ручья», сохранивших мне жизнь, и Чертополохов, пытающихся убить меня, оставляет меня с единственным выводом. Что у меня есть важная роль в этой войне, и, должно быть, с ней могу справиться только я, потому что, честно говоря, кто угодно подошел бы лучше, чем я. Я – клубок беспокойства, и если им нужны надежные руки, мои не подходят.

Начнем с этого: идет война. Чтобы понять свою роль в этой войне, мне нужно понимание самой войны, чего у меня нет.

Я понимаю Чертополохов. Они – монстры, коротко и ясно. Они голодны, и они питаются. Их путь – это путь зла. Но почему правительство США их покрывает?

И «Бухта & Ручей». Опять же, с одной стороны их мотив прост и понятен. По этим дорогам бродят в буквальном смысле монстры. Любой хороший человек в такой ситуации захочет дать им отпор. Если есть зло, то где-нибудь добро встанет против него. Но «Бухта & Ручей» влиятельны и богаты. Откуда они берут деньги и ресурсы, чтобы вести эту войну? Кто стоит за ними? Битва между добром и злом, ладно, но я хочу знать, кто за добрых.

Элис, знала ли ты? Или ты просто поверила, потому что знала, как ужасна другая сторона?

Остановилась в Лавс возле Су-Сити. В уборной – стальной автомат без единого пятнышка, продающий подделки духов. По идее, ты должен засунуть деньги, выбрать подделку, и автомат непосредственно брызгает тебя духами. [Фыркает] Боже. Нет уж, спасибо.

Заплатила за душ. В кабинке я краем глаза заметила движение. Я все поворачивалась в этой крохотной комнатке, полной пара, чтобы увидеть, что это, но каждый раз оно ускользало от меня.

Чем больше становилось пара, тем больше исчезали из виду стены, и вот я уже была уверена, что стою в центре огромного пространства, и с другой стороны этого пространства на меня бежала женщина в полицейской форме. Я все время вздрагивала, ожидая удара.

Мужчина в возрасте наполнил кофе походную кружку размером с бочку. Кассир дал ему купон на добавку. Отдых необходим по закону, но наша профессия зависит от искусственной энергии. Нам платят за километры, не за часы, так что каждая секунда без движения - это секунда, проведенная вдали от места, которое ты называешь домом, и от людей, которых ты любишь, бесплатно. Ты ощущаешь это, зуд, напоминающий тебе о том, что все это время, которое ты тратишь, заправляя бак, принимая душ, все это время тебе ничем не возмещается. И вот мы пьем кофе за кофе. Он протекает сквозь нас, пока мы проклинаем пробку за то, что она понижает нашу почасовую ставку достаточно, чтобы означать различие между возможностью оплатить счета и невозможностью этого сделать.

Я видела, как женщина пролила целый стакан кофе на перед майки мужчины. Он зыркнул на нее, но она только засмеялась и пожала плечами. «Эй, мы же дальнобойщики! – сказала она. – Мы и так вечно покрыты этой ерундой».

После этого я вышла наружу и, пока я решала, стоит ли прожечь время еще и на помывку моего грязного грузовика, я посмотрела вверх. Далеко с другой части парковки женщина шла мне навстречу. Я решила, что мне от этого места больше ничего не нужно, забралась в грузовик и начала медленно выруливать к выезду. Женщина продолжила свой неуклонный путь ко мне. Когда я выехала с парковки, я заметила в зеркале, что она изменила свою траекторию вслед за поворотом моего грузовика.

Часами позже, на дороге, у меня было ужасное чувство, что она все еще где-то позади меня. Все еще медленно идет, никогда не отклоняясь от направления своих шагов.

Элис, раз уж я задаю тебе вопросы: ты знаешь хоть что-нибудь о том, почему я им так нужна? Надеюсь, что нет, потому что мысль о том, что ты знала, что я буду замешана в этом, и скрывала это от меня, это самая мучительная мысль из всех. Если бы это было что-то, что я бы уже могла сделать, «Бухта & Ручей» уже бы попытались подтолкнуть меня к этому, так? Так что это должно касаться определенного времени, или я еще не готова это сделать. Или, может, по самой природе того, что я должна сделать, меня нельзя подтолкнуть, я должна сама прийти к этому.

[Стонет] Это бесполезно. Я не смогу угадать, какова моя роль во всем этом. И поиски чего-то, когда ты не знаешь, что это, неотличимы от блужданий наугад. Так что мне остается только одно: я должна ждать. Но я должна ждать сознательно. Искать из всех моментов тот самый, который я, без какого-либо знания, должна опознать.

Я надеюсь, ради себя самой, и ради тебя, Элис, и ради всех нас, что я опознаю этот момент, когда он придет.

Айова выглядит так, как можно представить себе Айову. Я говорю это не в обиду. В жизни, подобной моей, когда что-то оказывается таким, как и обещалось, это уже большое достижение.

Тут есть поля и равнины, дорога, небо. Это незамысловатый пейзаж. Но должно же что-то быть простым в моей жизни?

Я остановилась позавтракать в маленьком ресторанчике в городке, большую часть которого составлял этот ресторанчик. На доске объявлений в зале ожидания флаер конторы, ремонтирующей автомобили, в городке под названием Фертил, Айова, гласил: «Мы говорим на женском». [Фыркает] Беру назад все хорошие вещи, которые я говорила об этом штате.

Часом позже на трассе я заметила собрата-грузовика. Голубой, словно небо, едет хаотично. Он пронесся мимо, и пока он обгонял меня, я оглянулась и с трудом смогла осознать то, что я увидела. Все окно с водительской стороны было покрыто рядами картонных табличек, написанных вручную. Все они гласили: «Я НЕ ПЛАХОЙ МАЛЬЧЕГ». Я не смогла разглядеть водителя из-за табличек. Он снова отстал, но из-за бликов у меня не получилось увидеть и сквозь лобовое стекло.

Он обгоняет и отстает еще пару раз и затем исчезает из виду.

Я до сих пор в восторге от подхода к секс-шопам в местах, считающихся консервативными. Потому что они суют тебе секс-шопы прямо в лицо. Вон один здоровенный прямо у трассы, с огромными знаками, рекламирующими танцовщиц и мужской спа-салон. Как такого рода открытая позиция сочетается с гордой консервативной культурой всего остального? Это странная динамика.

Я проехала мимо магазина фейерверков под названием «Фейерверки Грустного Сэма», его знаком было огромное неоновое лицо плачущего клоуна. Я видела ужасные вещи за время своего путешествия, но не думаю, что я была готова к этому.

Снова тот голубой грузовик. На этот раз все лобовое стекло покрыто такими же табличками. Картонные, рваные. «Я НЕ ПЛАХОЙ МАЛЬЧЕГ». Какого – какого черта? Теперь он висит у меня на хвосте, гудит каждую пару минут. Элис, я… очень, очень обеспокоена.

Перекусила в Крэкер Бэррел. У них есть чизкейк, в одном куске которого 1500 калорий. Я с трудом смогла принять эту информацию своим мозгом.

[Тяжело дышит] Ох черт! Ох черт!

[спокойно] Два дня спустя. Я не вещала по радио. Не хотела говорить, пока не приближусь к месту, куда мне нужно попасть.

Я вернулась в Крэкер Бэррел пописать, и когда я вышла, голубой грузовик стоял там. Каждый сантиметр его окон завешан этими табличками. «Я НЕ ПЛАХОЙ МАЛЬЧЕГ». Двери были открыты, и на капоте кабины стояла женщина в обветшавшей полицейской форме. Ее подбородок был испачкан в крови, и когда она увидела меня, она начала выть. Не как животное, как сирена. Ее глаза остановились, и, без всякого изменения в лице, она начала механически выть, снова и снова.

[Вздыхает] Я бросилась к своему грузовику. Она не побежала за мной. Я завела мотор, начала ехать. Она осталась на грузовике, капая кровью на голубой капот. Воя.

Этого не было в моих планах. Не думала, что когда-либо пойду на это. Нет такого места в этой стране, где она не нашла бы меня. Она может учуять меня, сказала она. И может, так и есть.

Я решила набить всю свою кабину вереском, и от запаха меня немного мутит. Но даже самая малость может помочь. Лучше уж меньше страха и больше головокружения, чем наоборот.

Итак, вот что я собираюсь сделать дальше. Я собираюсь уехать из страны. Я брошу грузовик и оставлю радио.

Пройдет долгое время, прежде чем ты услышишь от меня снова. Я не скажу, через какую границу. Я оставлю все позади. Я оставлю позади свое имя. Я… я растворюсь в городах, где никто не задумывается дважды о незнакомцах.

Моя роль в этой войне станет понятной, если подождать, и лучше уж я буду ждать где-то в анонимности и в безопасности, чем продолжать играть в кости со вселенной, жаждущей моей смерти.

Ты ничего не услышишь от меня, не услышишь еще долгое время.

Элис, как все дошло от того до этого? Какова была цепь событий? Я не знаю точно, когда вернусь. Может, всего через пару месяцев, но более вероятно, лет.

Элис, я верю в то, что ты делаешь. Я не понимаю этого, но если, когда мне будет 70 лет, зов наконец-то придет, я вернусь. Я надеюсь, это будет не слишком долго, но может быть еще дольше.

Я стану другим человеком за то время, пока настанет пора возвращаться. Ты тоже. Мы станем другими людьми, станем старше. Я надеюсь, эти люди понравятся друг другу.

[Вздыхает] Ладно. Ладно. [Вздыхает]

Прощай на долгое, долгое-

[Громкий свист]

Ух. АААААА-

[Открывается дверь машины]

[Приближающиеся шаги]

Наблюдательница: Привет, Кейша. Почему бы нам не пойти в место потише, где мы сможем поговорить?

Тук-тук.

[Голос справа] Кто там?

[Голос слева] Апельсин.

[Правый] Какой еще Апельсин?

[Левый] Апельсин.

[Правый] Ага, эм, какой Апельсин?

[Левый] Апельсин.

[Правый] Вы понимаете, что уже очень поздно? Кто вы?

[Левый] Апельсин.

[Правый] У меня есть ружье. У меня нет ружья, я ненавижу ружья. Иду спать! Уходите и больше не возвращайтесь!

[Левый] [Шепотом] Апельсин.