clocks-which-stopped-the-time - Tumblr blog

[clocks-which-stopped-the-time]

Часть 1 (Сонный лес)

[clocks-which-stopped-the-time]

Глава 1 (Хрустальный звон над пустотой)

Джулиан очнулась в лесу. Холодный мох окутывал ее волосы, затягивая спутанные пряди мятной влагой.

В воздухе колебались волны торфяных озер.

     Несмотря на обилие живых растений, все казалось обесцвеченным искусственными красками. Сквозь их призму светились кристаллические капли росы на душистых листьях черники, темнела кора деревьев, чьи кроны заплетались в вышине оттенками корицы.

     Сделав по утопающей земле несколько пробных шагов, Джулиан услышала, как лесной воздух разрезал чужеродный спектр человеческого голоса.

    - Кто здесь? – повторил кто-то громче. Из-за деревьев приблизилась фигура знакомых, но пока что неидентифицируемых очертаний. Человек остановился на другой стороне болота, затянутого маслянистой тиной, и настороженно всмотрелся в лицо Джулиан. Спустя несколько мгновений она узнала его первой.

     Одно из самых болезненных испытаний – находиться рядом с кем-то и наблюдать за тем, как волны мыслей и чувств разбиваются о скалы чужого равнодушия.

     Это чувство Джулиан в полной мере испытала с тем, кто застыл на той стороне зацветшего родника.

     Прошлое их дружбы, затопленное сериальными субтитрами, постепенно всплывало на зыбкую поверхность мыслей.

    - Сэм? – крикнула она, все еще надеюсь, что перед ней не настоящее, а призрак, нарисованный отравленным воздухом леса. Осторожный человек кивнул и предпринял попытку перейти болото, окончившуюся провалом ноги. Толстые губы искривились в досаде.

    Оглядевшись, Джулиан с щемящим чувством, какое бывает в неуправляемых снах, осознала, что у болота нет краев.

    Горечь предчувствия захлестнула ее. Взглянув на еще далекую, но уже четко различимую фигуру Сэма, вытащившего ногу из тины и бродившего теперь по побережью в поиске способа перебраться на другую сторону, Джулиан прочитала в ломаных жестах незнакомое отчаяние.

    - Как ты здесь оказался? – спросила она, поддавшись жалости. Сэм имел привычку принимать во время разговора вид каменной статуи – так ему лучше удавалось понять, в каком состоянии находится собеседник. Он застыл и сейчас, напряженно улавливая слова с другого берега и пытаясь определить, настроена ли Джулиан на мирные переговоры – та, в свою очередь, следила за ним, как сфинкс. – Давно ты здесь? – отчетливее повторила она.

  - Не помню, - донесся растерянный голос Сэма. Он нашел какую-то ветку и пытался соорудить из нее мост. – Может неделю, может месяц.

    В отражении тины Джулиан удалось разглядеть свое уставшее лицо с подтеками.

   - А ты? – донеслось от Сэма.

    - Не знаю, - отозвалась Джулиан. Он не расслышал, но ей было все равно. – Давай идти в одну сторону, пока это болото не закончится!

    Сэм кивнул, и они двинулись вдоль берега, переступая острова вод, вышедших из болотистой бездны, обходя тысячелетние деревья, обтянутые паутиной, и растения с экзотическими листьями.

   В пряном воздухе запах брусники смешался с ароматом незнакомых ягод. Сэм время от времени бросал с того берега вопросительные взгляды – но Джулиан была увлечена изучением странных ягод, встречавшихся ей по пути.

   - Как думаешь, это джунгли?

   - Я смотрю, - ответила Джулиан, неохотно отведя взгляд от фиолетовых тростников пальмы, блестящей в свете то ли утреннего, то ли вечернего света, – Ты изменил своему решению не разговаривать со мной?

   - Тут больше не с кем говорить, – усмехнулся Сэм. Джулиан воспринимала происходящее как сон и не удивилась, когда мимо пробежал заяц цвета спелого граната.

- О господи, ты видела?! – воскликнул Сэм, указывая пальцем вслед убегающему зверю. – Красный кролик!

    Пройдя еще несколько сотен метров вдоль болота, которое стало напоминать рукав застывшей реки, они заметили вдалеке серебристую лань, скользнувшую в прыжке с одного берега на другой. На мгновение Сэм и Джулиан застыли, взглянув друг на друга в сму��ной догадке – но она тут же канула в горечи прошлого, которое всколыхнула внезапная встреча взглядов.

    - Ну так что, - произнес Сэм, решив идти напролом, - значит, ты все-таки поссорилась с Кевином?

    Джулиан потемнела, слившись с мглой, просачивающейся сквозь кроны. Жаркий день сменялся теплым вечером, свет листьев преломлялся сквозь черно-белый фильтр. Цветы отбросили тени.

- Нет, - отрезала Джулиан. – Я хотела это с тобой обсудить, но ты пресек любую возможность нашего общения.

  - А как насчет Айриса?

   Джулиан чуть не споткнулась.

  - Все, что связано с Айрисом, – гневно сказала она. – Тебя не касается. Я не знаю, как мы здесь оказались и почему – но, предполагая, что это мое осознанное сновидение, я сейчас развернусь и уйду. А ты утонешь в этом болоте.

    Ненависть, смешанная с презрением, всколыхнулась в ней мертвым морем.

- Не оставляй меня здесь, - глухо сказал Сэм.

   Обернувшись и невольно встретившись с ним глазами, Джулиан увидела отпечаток немого ужаса и инстинктивно сжалась. Перед ней был не тот человек, которого она знала.

   - Что здесь произошло? – спросила она.

  - Это место опустошает.

 - Или заставляет почувствовать себя самим собой?

    Сэм впервые посмотрел на Джулиан без сарказма и недоверия. В его глазах сквозила пустота, освещенная искрой надежды.

    Джулиан впервые предположила, что она находится не в белом царстве снов, а в какой-то неконтролируемой реальности.

   - Ты точно думаешь, что нам это не снится? – спросила она. Сэм надрывно рассмеялся.

    - Здесь не сняться сны. - сказал он. – Я уже пытался освежиться в болоте, чтобы проснуться – в итоге два дня ходил и мерз.

   - Но… Ты же не чувствуешь голода или жажды? – Джулиан опустила руку в затягивающую тину и тут же отдернула, завязнув в холоде.

   - Не чувствую, - озадаченно подтвердил Сэм, - Мне достаточно наесться черники и еще… Вон тех фруктов… - он указал на куст смородины – так можно было бы ее назвать, если бы ягоды не были ядовито-бирюзового цвета. – И голод пропадает. Тут повсюду не только болота, но и родники, пить можно сколько угодно.

   - Дикие звери есть? – деловито поинтересовалась Джулиан, решив на время забыть о ссоре.

    Сэм сбивчиво поведал о том, как он несколько дней бродил, сталкиваясь с несуществующими животными, которые только пугали его, не причиняя физического вреда, и, наконец, рассказал, что он видел своих родителей и их смерть.

   - В таком же болоте, - сказал он. – Это было так правдоподобно. Я не мог добежать до них, а они медленно тонули. Это был как в кошмаре… Но я все равно не верю. Еще несколько дней назад я видел их в Казани живыми и здоровыми.

     Джулиан узнала о том, что в лесу живет “ведьма” по имени Клара. Услышав ее имя, она насторожилась и вспомнила Айриса.

     - Это хорошая ведьма, она спасла меня от одного из духов, - пояснил Сэм, - но я потерял дорогу к ней.

    Они уходили все дальше в необъятный лес, и сумеречный свет шел за ними вслед. Из-за крон опустился багровый закат, а на горизонте закругляющегося болота мерцало светлое пятно.

   Звери перестали им попадаться. Когда болото закончилось, на полуострове, соединяющем два берега, светлым пятном оказалось едва различимое в сгустившейся темноте тело.

   Предугадывая его безжизненные очертания и боясь оказаться точной, Джулиан бросилась к лежащему человеку. Сэм в ажиотаже догонял ее.

  - Кто это? – кричал он вслед, словно учуяв приближение чьей-то беды и испытывая от этого прилив сил.

   На земле с мерцающими, как хрусталь, глазами лежал Мартин.

[clocks-which-stopped-the-time]

[clocks-which-stopped-the-time]

Глава 2 (Последний штрих)

«Привет, Айрис!

        В том приторно-древесном антикафе, где мы встретились, события разворачивались по воле недоумевающего случая, сквозь призму моих отрывочных мыслей. С Нового года на их обесцвеченных краях вырисовывался образ хтонического существа, живущего в вечно меняющемся потоке между жизнью и смертью. Жаждущего нового и находящего в нем только старое.

        Измерение, в котором пересеклись наши взгляды, породило призрака полубога-получеловека, существовавшего до этого на кончике электронного пера. Он ожил и спрыгнул на землю, задвигался, научился мыслить и говорить. Научился петь. Он посмотрел на меня из глубины твоих глаз удивленно и восторженно – и взметнувшаяся в ответ буря жизни вдохнула в него ветер, приблизив меня на шаг к зоне смертельных недугов.

       Ты был похож на провинившегося ангела. На концерте после нашего знакомства у меня дрогнула рука и основная линия в подробно расписанном образе оказалась неровной – у тебя пропал голос; выступление было сорвано, существо вырвалось из-под моей кисти. Я рисовала беззаветно, хотя мои мыслительные способности окончательно распались от столкновения с собственным бессознательным, отлитым в форме твоего существования.

       То ли судьба забрала твои нити, то ли ты сам научился ими водить – но гармоничный образ стал приобретать угловатые черты портящегося портрета. В характере и поступках ты отдалился от найденного мной существа. Между вами обнаружилась разница в виде реакций на уверенные мнения слабых людей и предложения сделок со стороны очередной фабрики звезд – шоу «Голос».

     Что такое это шоу? магазин кукольных лиц, черный рынок ломких голосов и тел. Там таких как ты – море, Tokio Hotel и Radiohead уже существуют. Властолюбцы и подставные лица в зрительном зале не видят между ними и тобой качественной разницы - в отличие от случайных слушателей улицы и тех, для кого музыка - спасение от боли и вины, а не источник богатства и самодовольства. Твоя молодость и энергия – единственный ценный дар на черном рынке, именно его шоумены спустили в трубу выгодных сделок. Тебя тешит иллюзия, что это сделано с твоего хладнокровного разрешения, по твоему собственному расчету - но на деле он внушен теми, кто сильнее, умнее и гораздо хладнокровнее. Теми, в чьем плотном извращенном графике твоя жизнь заканчивается с истечением срока телесной притягательности.

      Картина мира написана у человеческих творений на лице. Что ты читаешь в глазах покровителя, который оплачивает твою гостиницу, такси, ресторан? Старческую вдохновленность силой юности, желание поглотить ее неуловимую прелесть, высосать душу в обмен на деньги, славу и статус среди таких же стариков и их искусственно оживленных молодых копий. На его плотском лице выведена цена свободы.

      Вы выступаете перед миллионами человеческих кукол, как роботы из той серии «Черного зеркала». Вы несете музыку, дополняя ее флером воображаемой чистоты - у вас ее отнимают и продают, лишая права сказать “нет” на предложение подыграть застывшим химерам и ожившим сиренам.

      И вы согласились, изменив внутреннему идеалу настоящих музыкантов - свободе и бесценности артистического мига, проживаемого и разделяемого со слушателями независимо и назло богачам и тиранам. Этот идеал отличает божественных творцов, до сих пор спасающих своими песнями заблудшие души. Согласие на продажу вечной ценности стало первым знаком того, что мое перо больше над тобой не властно, Айрис.

      Вторым знаком оказался Сэм – призрак прошлого, фальшивый черновик которого я давно разорвала и бросила на кладбище воспоминаний.

     Восставший из мертвых, Сэм не властен над жизнью и исчез с первым проблеском рассвета. Но в ночи он попытался затмить твой образ, который потерял краски и стал вычурно-костлявым источником моей разочарованности. Сэм пытался забрать тебя с собой в царство теней, превратив яркий лист, на котором блуждал твой растушеванный взгляд, в слабое отражение на витрине счастливых лиц.

     Сэм – звено одной из тех авторитарных семейных систем, в которых мать предъявляет детям завышенные требования, не соответствующие их стремлениям и призванию, а отец испытывает скрытое презрение к чувствительности младшего ребенка и, сам того не замечая, поощряет наглость старшего. Такие дети мстят матерям, перенося неразделенные чувства на отвергающих их женщин. Сэм проследил наше знакомство и написал тебе про меня все, что только способен вообразить о женщине угнетенный и озлобленный ребенок.

      Ты не поверил ему из любви ко мне - а из внушенного страха стал относиться ко мне с осторожностью, окончательно лишив меня власти над когда-то нарисованной картиной. Хтонический полубог стал сам себе хозяин, превратившись в человека. Он совершил ошибку, поддавшись земным соблазнам и слабостям, и лишился своей божественной сущности. Стал по-человечески простым и предсказуемым, продав душу в обмен на черное зеркало шоу-индустрии, отказавшись от преображающей силы любви ради безопасности и полезных связей в обществе Сэма, отвергнув бескорыстную дружбу ради материальной выгоды. Променял содержание на пустую форму, воплощенную на обманчивых виртуальных просторах и в текстах песен, рассыпчатых и пресных, как песок.

- Ты какая-то грустная, - сказал ты, когда я метнула в разговоре ироничный взгляд. И добавил в ожидании откровения, - Сэм как-то странно к тебе относится.

- Но вы ведь уже обсудили мое «черное сердце», разве не так?

      В ответ ты вежливо по-человечески солгал и отвел взгляд. В тебе осталось что-то и от «образа» – ты не сел в такси с Сэмом, который должен был увезти вас с концерта на корпоративную вечеринку позолоченной молодежи, разъедаемой скукой. Ты остался на ночном асфальте, окруженный защитным слоем фанаток, дышащих тебе в лицо преданностью. Я в засасывающе-синем пальто оказалась отрезана от тебя, но не от своего творения. Чем дальше ты от него отдалялся в своем человеческом поведении, тем сильнее оно становилось само по себе, обретая неповторимые черты, превращаясь во что-то новое и свободное.

       Я плакала иссиня-черными красками. Ты вырвался на волю из мира моих представлений и бродишь по земле, пока я смываю дороги мартовскими чернилами.

     Когда они закончатся, твои выцветшие черты расплывутся и станут частью черно-белого пространства страничных лепестков. Ты превратишься в строчку из романа, наполненного иссушенным ветром южных морей. Каково это - ожить и почти сразу уйти в пустоту?

      Краски высыхают и тебя уже не видно в луже их крови. Небрежная линия рта и пятна жестких волос еще проступают на обратной стороне листа – но и их унесет песчаная волна времени.

     Прочитав это письмо, ты в последний раз вдохнешь кислород трехмерного пространства между строк. Запах неостывших чернил коснется твоих мыслей, разъест рисунок души, опустошенной призраками, и тогда я нанесу штрих для нового наброска.

  Джулиан

� край егƁ�O6�)

[clocks-which-stopped-the-time]

Глава 3 (Шахматный принц)

“Здравствуй, Джулиан.

        И грустно, и весело было читать твое письмо. Из него мне показалось, что ты считаешь меня романтичным некрофилом, воинственным Макиавелли. Так же, кажется, я - заносчивый нарцисс, жаждущий славы.

      В твоих глазах моему выскобленному образу нехватает только значка “лучший ученик Принстона» и надписи помадой на лбу “heartbreaker”.

      С твоей стороны такая позиция очень мила.

      Бесплотная связь должна дышать лишь воздухом электронных чернил. Я вывел из твоего письма, что именно такой должна быть наша дружба.

      Мне тоже было интересно познакомиться с тобой. Жаль, что это произошло в день, когда у меня сел голос – в противном случае я бы пел гораздо лучше.

      Ты шла тогда, наверно, одна по белому мосту домой, ночью, было темно и никто из опьяневших ребят не сподобился проводить тебя.

      У меня сахарный диабет. Я тогда вколол себя инсулин и меня против воли унесло в царство морфия.

     Еще про бесплотность.

     Есть такие люди, которые посланы нам с неба.

     С первого проблеска, который я увидел в твоих зрачках, мне стало ясно, что ты одна из них.

     Хоте��ось бы мне думать иначе. Ведь это значит, что я проклят – и мне необходимо противоядие.

      Ты описала «нити», которые управляют моей судьбой. В момент “проблеска” я добровольно отдал их в твои руки.

       Читая про несбывшийся поцелуй, я пережил чувства более яркие, чем школьные страдания.

      То, что с первого касания возникло между душами, может исчезнуть, но в нужный момент всегда вернется - теперь я хорошо это знаю.

       Мы не виделись уже месяц.

       Я не мог написать тебе, потому что мой телефон часто оказывается в руках Клары. Наш с ней роман сильно испортился с тех пор, как ты появилась. Правда, Клара всегда была груба, но теперь это стало слишком заметно. Из-за этого я почти потерял вдохновение и перестал сочинять песни. Из-за нее – из-за тебя – и снова из-за нее.

      Если бы мог, я бы каждый день виделся с тобой на белом мосту.

      Я хочу, чтобы ты верила, что я не призрак и не дьявол, явившийся проводить тебя в могилу.

     Ты никогда не потеряешь то, что обрела на том концерте.

     Теперь насчет Сэма. Славный малый, и он действительно жаловался мне, что ты его оскорбила, переспав на новый год с его другом. Я ему не поверил - и не думай, что его детская злость на тебя передалась мне.

      В моих глазах ты осталась такой же ясной, какой я увидел тебя в первый день.

     Cкорее завершу письмо, пока не зависла страница.

          Айрис»

       В последний раз перечитав последнюю строку, Айрис нажал на значок конверта с миниатюрными крыльями, и письмо вылетело в просторы сети.

        Джулиан ехала с репетиции в вагоне метро, когда вздрогнул телефон. Побледневшими пальцами Джулиан раскрыла сообщение от Айрис.

- Все в порядке, Джулиан? – вежливо поинтересовался басист Джек, ехавший рядом. – Интересная книжка?

    Джулиан не ответила, притворившись, что не слышит из-за наушников. Из них доносились, гармонично перекликаясь с подземным лязганьем колес, отголоски вич-хауса, и Джек возобновил разговор с виолончелистом.

[clocks-which-stopped-the-time]

[clocks-which-stopped-the-time]

Глава 4 (Нефритовые брызги марта)

Милый Айрис.

       От твоего письма веет земным превосходством над летящим.

       Уже 30 дней, пока я езжу на репетиции, просыпаюсь на собственных концертах с зеленкой на руках из-за того, что их расцарапала кошка, играю на фортепиано, закрашивая клавиши, - мою душу разъедает черная меланхолия. Я потемнела – вряд ли ты увидишь меня такой же светлой, какой я была в первый день этого горького месяца.

       Как я уже писала, ты и нарисованное мной существо – одно и то же явление. Если хочешь остаться в реальности – я этого не допущу. Пусть лучше медицинская краска разъест мне кожу, чем ты своим черно-белым присутствием – цветные страницы моего сознания.

       Строка о Кларе вызвала всплеск черноты внутри меня. Я разделю с тобой одну из ее волн и, может, тогда ты станешь чуть более стертым и отдалишься. Количество пролитых мной слез не заслуживают тех сухих слов, которые ты удосужился начиркать для меня в перерыве между съемками и болтовней Сэма.

      Черная меланхолия – это спектр состояний от неразделенной любви до расставания.

     Сопровождается она ощущением ватного тела и пустого сознания: когда ходишь, как мертвец, неважно где - по паркету или асфальту, это в принципе теряет значение. Это стадия переживания горя, равносильного смерти близкого, на которой чувство голода дает о себе знать лишь спазмами в животе. Если от обычной хандры в дурную погоду оберегает домашний зверь, ласковое слово или спокойная песня, то от черной меланхолии не оживляет ни музыка, ни свет, ни живое рядом. Легкое дыхание прерывает удушье, блеск в глазах заволакивает облачная пелена.

       Сонливые песни Ланы дел Рэй больше не уносят от меня бессонницу, а только усиливают ее; энергичные смс не прибавляют самоуверенности, а расстраивают нервы и вызывают стремление отдалиться; речные волны не смывают горе с лица, а лишь тревожат его холодным потоком.

       Наверно, тебя никогда не касалась рука черной меланхолии, раз ты так легко пишешь о чувствах.

      Душа, которую накрыл темнеющий отлив, никогда не станет прежней. Он навсегда уносит ее за горизонт чистого сознания.

      Ты напишешь великие песни только если тебя коснется такая рука, только если ты попадешь в отлив творческого поиска - в ином случае ты не напишешь ничего такого, что было бы невозможно оценить, измерить, купить и продать. Ничего бесценного.

      Не я - твое проклятие, Айрис, а твоя незапятнанная память, твое незамутненное сознание, штиль в твоем двухмерном сознании. Спокойная жизнь, полная моральных задолженностей.

       Краски времени должны оставить в сознании темные пятна – только тогда оно сумеет отразить характер людей и передать им что-то в мелодии или тексте. Только тогда ты услышишь чистую ноту в неисчерпаемом пространстве, которое раньше для тебя не существовало.

       Не чистая и незамутненная душа, а познавшая реальность, выстрадавшая ее, может передать что-то невычурное. Может создать новое и оживить чужие души - и таким образом пройти очищение и ожить самой.

       Любое творение – это обновление, заполнение пустоты. Оно возможно только по отношению к чему-то устаревшему, испытанному, переполненному. А если душа ничем не заполнена – зачем ей меняться? Она пройдет мимо засасывающего потока искажений, появится еще одна пустая коробка с набором ��от и букв.

      Я хочу, чтобы ты это услышал: тот, чье сознание не испытало гибель и возрождение, силен для материального существования, и слаб в пространстве акустических и текстовых параллелей.

      Ты – в вакууме. У тебя нет ни музы, которая была бы окрылена, ни земного источника вдохновения; ни размывающих мыслительные границы идей, ни заразительных интуитивных заключений. У тебя есть только амбиции и нежный голос, эхом отзывающийся в микрофоне и лабиринтообразном сознании пресытившихся демонов.

      Чтобы голос ожил и обрел божественную сущность, дарящую спасение другим, – нужно перейти через свою пустоту. Нужен моральный голод, нужна опустошительная страсть, нужно мучение и осознание непреодолимой тщетности или безграничной радости.

     Существуют лишь два этих крайних пути к источнику вдохновения и творческой полноте: путь смертных – сквозь Аид страданий – или же небесная лестница богов, не знающих печали. Лишь пройдя по одному из них, возможно достигнуть мира формулируемых грез, выразимых через голос, слова и ноты.

       Только опыт непереносимой боли или недоступного блаженства позволит найти путь из вакуума довольства к выражению божественного.

     Раз ты хочешь жить – ищи боль и ищи безграничный источник восхищения, не довольствуйся малым, средним и неполным.

      Пусть божественное не погаснет в тебе и окажется в заполненной чаше смыслов бытия, из которой каждый, кто ищет, сможет сделать исцеляющий глоток.

      Вот моя рука, Айрис. Окунись на глубину разлитого перед тобой чернильного моря и держись за край его акустической волны.

        Джулиан»

  “Привет, Джулиан

         Вчера и сегодня мне снилось что-то гнетущее. В одном сне ко мне явилась твоя мать, оказавшаяся сердитой и властной женщиной, и велела, чтобы я с тобой не общался. Вернее - она сказала, чтобы я тебя “не любил”. Как-то так.

      Надеюсь, твоя мама не такая на самом деле. Просто не может быть такой.

     Интересно, то, что я вижу сны, доказывает мою реалистичность или лишь подтверждает то, что я не освободился от оков и все еще представляю результат твоего вымысла?

    Сегодня во сне я принес тебе фрукты. Мне до сих пор мерещатся их густые краски (в снах цвета ярче). Помню, в комнате была Клара. Может, это был не сон, а на самом деле произошло в одном из твоих рассказов? Комната, блюдо с волнисто-зелеными, как лес, яблоками,  тигриный оскал Клары, твои солнечные глаза - все было таким настоящим, что когда я проснулся, на губах теплился пьянящий вкус нефритового винограда. Или то были лишь его брызги на твоем рисунке?

    Завтра у меня концертная премьера новой песни. Скоро я окажусь в сознании многих - и заживу своей жизнью, и мне больше не нужно будет твое перо.

Айрис”

t-i���/[�)

[clocks-which-stopped-the-time]

Глава 5 (Эхо туманного леса)

“Привет, Айрис

      У меня нет власти над тобой – я всего лишь знаю секрет твоего существования. Едва возникнув на чистом листе моего воображения, ты стал захватывать его соседние страницы.

    Песня твоего вчерашнего концерта  - эхо с чердака моих воспоминаний. Мне было и радостно, и горько услышать секундное отражение январского рассказа про путешествие с дьяволом в загробный мир. Ты будто прочитал мои мысли и облек их в песенную форму.

    Но роман моего сознания не имеет края – а человеческая форма жизни, которую ты предпочел черно-белому бессмертию, конечна. Наверно, легче всего познавать несовершенство мира, будучи отражением некрашеных глаз.

    Я смывала дороги чернилами, но они превратились в море, уносящее твой призрачный корабль за чистый горизонт сияющего разума. Не утонешь ли ты до того, как чернила закончатся? А когда все-таки закончатся, там ли ты окажешься, где хотел?

Джулиан

P.S. Фрукты были настоящими. До сих пор помню чернично-морской оттенок слив и так точно описанного тобой винограда. В моем последнем сне я заблудилась в туманном лесу. Что я там искала?

 “Джулиан!

у меня закончились слова - все ушли на новую песню. Шлю тебе вместо монолога ее цветущую первую строку

 Айрис

“

при�S���6�

[clocks-which-stopped-the-time]

[clocks-which-stopped-the-time]

Глава 6 (Карточный лабиринт)

“Дорогой Айрис,

   Только что закончился день дураков, и я пишу тебе утром из твоего праздничного замка.

   Сегодня я вела сюжетную строку ночи до тех пор, пока мы не оказались за пиршественным столом. Строчная линия дрогнула и проступила в серебряном блюде с гусем. До сих пор помню фиолетовые пятна, бросившиеся в глаза нескольким внимательным гостям.

   Ты стал отвечать невпопад, задавал вопросы и не слышал ответ. Я, как оглушенная, прислушивалась к пустоте слов, перебрасываемых над тарелками и бокалами, ты смотрел на гостей ослепленным боковым зрением.

   Заиграл оркестр, начался бал. Ведьмы с раздвоенными языками танцевали в коридорах, освещенных факелами, задевая руками призраков, татуированные зомби играли в карты на души, немые русалки до омертвения пили из деревянных кубков. Ты следил за происходящим, прячась под занавесом табачного дыма, оттеняя мысли розовым вином. Я растянула в тронном зале невидимые сети и ты попался в них, сметая со стола опустошенную посуду, пока сон не забрал тебя в свою спасительную темницу.

  Казалось, мое перо снова потерялось, - я тщетно искала его в карточном лабиринте замка – но зато я случайно встретила там твоего друга Мартина, похожего на привидение. Он одиноко бродил, сочиняя стихи, напоминая немного тебя. Мартин рассказал мне половину своей жизни – красочной и странно переплетенной с твоей судьбой - а я спела песню, предназначенную для твоего исцеления.

   Он внимательно слушал. В комнате похолодало, за окном гранатовой акварелью окрасились паруса рассвета.

  Перо я так и не нашла.

  Появление Мартина осталось для меня загадкой. Может, ты – всего лишь скелет, а Мартин и есть – твое человеческое воплощение, со всеми присущими людям мыслями и чувствами?

 Джулиан”

«Джулиан!

 Вопросы задает тот, кто не знает ответов.

 Отвечая на первый - про сон:

 Мне снилось то же самое, и это меня уже не удивляет. Мы искали в том лесу ключ от какой-то двери, который на самом деле был у меня в кармане – а я об этом и не знал…

 В ночь после бала мне опять снился сон про ключи - на этот раз про другие, от комнаты, где я храню свои тексты (да, есть такая). Я потерял их и искал один в «замке», как ты метафорично описала нашу мраморную квартиру.

 Во сне оказалось, что они у тебя.

 Мне было страшно, что явь окажется не менее осязаемой - и действительно, проснувшись, я обнаружил пропажу ключа от той самой комнаты. Я допрашивал у Мартина, не отдавал ли он его тебе, но он угрюмо отнекивается.

 Можешь придти и забрать свое перо, если хочешь. Оно лежит на столе на кухне. Ты, кажется, просто его забыла.

Но не забудь вернуть ключ.

 В ту ночь, кстати, не ты одна оказалась забывчивой - Шарлотта, «ведьма с раздвоенным языком», как ты ее описала, оставила сборник анекдотов. Кстати, Андрей, который теперь работает нашим менеджером, действительно похож на зомби.

Пиши еще!

 Айрис»

[clocks-which-stopped-the-time]

[clocks-which-stopped-the-time]

Часть 2 (Противоядие высохших роз)

[clocks-which-stopped-the-time]

Глава 1 (На дне запылившегося зеркала)

- Он без сознания, - сказал Сэм, проверив пульс. Мартин не шевелился, в его зрачках отражалось свинцовое небо, заслоненное кронами. В сжатой руке белел конверт - Джулиан непослушными пальцами открыла письмо.

   “Дорогая Джулиан,

   Кто-то оставил у нас на вечеринке черное зеркало.

   Говорят, оно предсказывает будущее.

   Когда я смотрю в него, на запылившемся зеркальном дне отражаются слезы счастья и горя, обрамляющие твое лицо.

   У меня нет возможности вживую узнать, почему ты плачешь – на утро после того, как я с тобой разговаривал, ребята устроили мне разборку. Выпытали, что я взял тебя за руку, после чего Айрис осмеял меня.

   Мне, в принципе, неважно его мнение - но все происходящее сильно отражается на моем продвижении в группе. Вопрос моего участия в ней сейчас в принципе под вопросом. Есть вероятность, что вместо меня на роль барабанщика возьмут сына продюсера.

  Я ни в коем случае не хочу обвинять тебя в том, что происходит. Наоборот – я хочу только подчеркнуть, что ради тебя я, кажется, готов даже на то, чтобы отказать ребятам в сотрудничестве.

   Но, в любом случае, нам пока что лучше не общаться. Пока что - помолчим.

…

…

…

   Только хотел отправить тебе письмо, как почувствовал, что засыпаю. Краем глаза я увидел сон… В котором нашел какой-то ключ. Не знаю, откуда он – похож на ключ от той кладовки, в которой что-то держит Айрис (он никому не рассказывает, что там). Все смеются, что он прячет там женскую одежду. Его никогда не бывает дома ночью - и никто не знает, куда он уходит.  Я вообще никогда не видел его спящим (в Москве).

  Но не суть. Этот ключ оказался в лесу, я его нашел и спрятал… А что было потом, я не помню. Мне кажется важным сказать тебе это – потому что в том сне была и ты тоже. Ты искала меня.

  Прости, что так долго не пытался тебя найти.

  …

  …

  …»

    Письмо запестрило перечеркнутыми строками и оборвалось.

   Джулиан вернулась из ночного лабиринта давней встречи и спрятала письмо в карман. Затаив дыхание, прислушалась к лесу, который обрел очертания живого существа. Протянула руку к цветам, распускавшимся рядом с Мартином, и тут же отдернула – на одном лепестке ядовитой гуашью пробежала капля крови.

  Джулиан выпрямилась, оглядевшись, и впервые ощутила надвигающуюся опасность, окончательно связавшую происходящее с реальностью – и в то же время отрезавшую от всего, что нельзя назвать сном. Сэм следил за ней, настороженным видом напоминая размытый вопросительный знак.

   - Мы в ловушке, - тихо сказала она, наконец, - нам надо найти ключ.

   - Это твой друг? – спросил Сэм, вглядываясь в неподвижное лицо Мартина.

   - Сама не знаю, - неопределенно ответила она.

   - Надо отнести его куда-то, не оставлять же здесь.

   - Ему это не поможет. Придется ему нас здесь подождать…

    Джулиан еще раз вникла в письмо.

    - О чем там говорится? – спросил Сэм.

    - Не суть… Главное, что надо найти ключ, который позволит нам отсюда выбраться.

     Найдя цель, Джулиан поняла, что лес перестал напоминать шкаф с монстрами, будто она с Сэмом снова перенеслась в контролируемое сновидение.

     - Мартин пытается что-то объяснить, но часть письма уничтожена, - заключила она, пытаясь разобрать буквы на зачеркнутых строках, - Он попал сюда, видимо, как и мы, - заснув. - и спрятал ключ. После чего, предположительно, подвергся нападению – или проснулся. Не знаю, что означает его состояние.

     - Ты все еще надеешься, что это только сон?

    - Может, не только. Может, это наркоз или кома. Мартин пишет, что он засыпал и видел, как прячет ключ и как я его ищу… Очевидно, он описывал именно это место.

    - Что ж, может, тогда поищем у него в карманах?

    - Скорее всего, он поступил более хитро… Даже слишком.

    В карманах нашлась только пустая сигаретная пачка. Сэм и Джулиан ходили кругами вокруг островка, на котором лежал Мартин, в поисках проблеска, который мог бы оказаться заветным ключом.

    - Зеркало, - рассуждала вслух Джулиан, - он видел меня в черном зеркале…

   - А, “предсказатель”? – откликнулся Сэм, - забавная штука.

  - Ты знаешь, что это? – удивленно переспросила Джулиан.

  - Приложение. Некоторые всерьез верят в него, но оно выдает рандомные результаты.

  - Возможно… - задумчиво отозвалась Джулиан и обратила внимание на мерцающую гладь болотного озера. На мгновение ей показалось, что там – на дне – ключ.

   Водная гладь окрасилась в хроматические тона, растения дышали теплым ветром. В темноте нитью светилась тропа, ведущая  от болота в изумрудную неизвестность.

  Сэм и Джулиан шли по ней, не оглядываясь, пока ночь не накрыла лес невесомой вуалью.

ght:115%;fontW��ى�)

[clocks-which-stopped-the-time]

Глава 2 (Капсула огневых часов)

Дорога петляла и ветвилась на русла, которые затем вновь сливались в единое сияющее течение.

    Сэм изредка прерывал шелестящую тишину вопросами, но Джулиан сосредоточенно молчала, и они проваливались в оглушительную темноту, как искры света - в воронку мертвой звезды.

    Первым полусловом, произнесенным Джулиан, было восклицание, когда она заметила на дороге золотистый блеск. На тусклой мшистой земле сияла капсула, освещенная горящим фитилем. Ее стеклянная поверхность была окаймлена серебряной цепочкой. Золотистое свечение, окружавшее странный предмет, усилилось под удивленным взглядом Сэма.

    - Ого, - воскликнул он, взяв капсулу за серебряную цепочку и поднеся ее к глазам, - это же древние огневые часы!

  - Странно, - сказала Джулиан, вглядываясь в ровное горение фитиля, закрученного спиралью, – Как определить по ним время?

  - Судя по печати, фитиль рассчитан на 12 часов, - сказал Сэм. - Видишь?

   На одном из цепных колец были выбиты римские цифры “XII”.

   Сэм достал мобильный телефон и сверил время.

  - У тебя все это время был телефон? – воскликнула Джулиан.

  - Смысла в нем нет, - вздохнул Сэм, - здесь все равно нет связи.

   Приглядевшись к пламени, Сэм подождал несколько минут и выдал ответ:

   - Сантиметр сгорает за 5 минут. Фитиль рассчитан на 12 часов, как я и предполагал,… Значит, его зажгли всего.. О! не больше получаса назад…

      Джулиан выдохнула:

   - Возможно, мы успеем догнать того, кто это сделал. Скорее.

    Сэм убрал миниатюрную капсулу в карман и бросился вместе с Джулиан по тропе, отбрасывая в сторону листья и темноту, режущую глаза.

    Они бежали в погоне за неизвестным, пока деревья не расступились, открыв пустынную поляну, окаймленную линией ручья. Остановившись на пороге открывшегося вида, Джулиан перевела дух. Сэм припал к воде.

    С края поляны белел неприметный дом, городским видом не гармонировавший с диким окружением. Он казался вырезанным из бесцветного картона и неловко приклеенным к пустоте поляны.

           - Кем бы ни был тот, кого мы ищем, - он может быть там, - предположила Джулиан, с надеждой глядя на дом.

           - Я бы не загадывал, - заметил Сэм, опасливо оглядывая пространство, пестреющее зеленью. В лунном свете она отливала ядовитым оттенком. Сэм втянул воздух. - Здесь какой-то странный кислород - я чувствую неорганический запах.

Джулиан, давно убедившаяся в трусости Сэма, решительно направилась к дому. Сэм заметно отстал.

   Джулиан с презрением ускорила шаг и, подойдя к бесцветной двери, постучала.

   - Открыто! – раздался звонкий голос.

    Помещение оказался просторнее, чем можно было предположить снаружи. В конце светлого коридора с закругленными углами, нагнетающими иллюзию бесконечности, мерцала точка – она росла, превратившись в фигуру женщины, стремительно приближающейся к Джулиан. Хозяйка оказалась блондинкой в длинном красном платье, усыпанном драгоценными камнями. Их свет перекликался с платиновым сиянием стен.

   - Здравствуй, дорогая, - прошелестел голос, напомнивший голодных костистых докторш из поликлиник, которые на время обретают человеческий облик при виде подарочной коробки конфет в руках пациента.

    Джулиан убрала руки в карманы, нащупав в одном их них обжигающее письмо.

     - Здравствуйте. Мы с другом немного заблудились - не подскажете, что это за местность?

   Эхо вопроса исчезло под невидимым потолком.

   - Меня зовут Терция, - сказала блондинка, словно не услышав. – Добро пожаловать в мой дом. Теперь вы - мои гости.

   Сэм просочился в дом на звук голосов.

   - Дождь пошел, - буркнул он, закрыв за собой дверь, и испуганно взглянул на улыбающуюся хозяйку. Она напоминала чеширского кота - словно угадав мимолетное сравнение, Терция сказала:

   - Кстати, познакомьтесь с котом, - из белизны выступил пушистый платиновый, не сводя магнетического взгляда с Сэма.

     - В Вас есть какая-то нечистая сила, молодой человек, - улыбнулась Терция, - он всегда это чует… Но что-то мы здесь застряли, друзья, – пойдемте.

     Она повела удивленно переглядывавшихся Сэма и Джулиан в конец коридора, где они перешли в зеркальный зал. Стены и потолок заполнили отражения гостеприимной улыбки, недоверчивого взгляда Джулиан, которая так и не услышала ответ на свой вопрос, и восторженного лица Сэма при виде сервированного стола. Терция парила в зеркалах, быстро перемещаясь от бара к столу, расставляя перед гостями яства, разливая душистый чай, рассказывая про способы приготовления творожного пирога и особенности породы американских кошек. Ее насыщенный голос сочетал властные интонации с переливчатым смехом. В ее манере говорить, распевая фразы, и в долгом гипнотизирующем взгляде было что-то от сирены.

    Спустя полчаса светского общения, во время которого Джулиан, как и Сэм, забыли о том, зачем они здесь, - опомнившись, возможно, от резкого чувства жажды, Джулиан (она не притрагивалась к чаю) поинтересовалась, сколько времени.

     - Здесь нет времени, - безмятежно ответила Терция. Снежные волны ее локонов покачнулись в такт словам, как маятник гипнотизера. Сэм доел бутерброд и откинулся на спинку утопающего кресла.

      - Как так? – переспросила Джулиан, стараясь не смотреть на предложенный десерт. Тарелка с пирожными, вылепленными из превосходного песочного теста, начала двоиться в глазах.

     - Скажем так, - сказала Терция, приветливая светскость в ее голосе поблекла, - те, кто попадают в этот лес – они как Алиса из американской компьютерной игры. В реальной жизни - сумасшедшие в припадке, или же здоровые, находящиеся в коме. Поэтому все, что тут происходит, полностью зависит от силы воображения – то есть, непосредственно, от тебя, Джулиан.

    Руки спящего Сэма повисли вдоль кресла.

    Джулиан выпрямилась, выдержав пронзительный изучающий взгляд Терции.

    - И Вы – тоже в моем воображении? – спросила Джулиан.

    - А разве ты меня не помнишь? – улыбнулась хозяйка. Джулиан стала перебирать в памяти знакомых с тяжелыми белокурыми волосами и высоким голосом, но вспомнила лишь отдаленно похожий образ школьной подруги.

    - Нет, - честно призналась она, - я Вас не помню.

    Терция, совмещая безмятежность с ноткой досады, мягко сказала –

   - Я – архетип твоего бессознательного. Помощница.

    Неожиданно в голове Джулиан всплыли образы, являвшиеся к ней на помощь в кошмарах. Джулиан отмахнулась от этой мысли – ей стало казаться, что она внушенная.

    «Старая ведьма», - подумала Джулиан, незаметно оглядывая сложное зеркальное пространство зала, в котором не было видно ни выхода, ни входа. Вслух она произнесла:

    - Подождите… Кажется, я все-таки вспомнила. Ну да, конечно… - бросая взгляд на стену, где когда-то была дверь, через которую они прошли, - Кажется, в том сне, где я падаю в пропасть. Вы меня вытащили оттуда. Ну конечно, Вы – архетип феи.

    Терция, довольно кивая, подлила в чашку Джулиан кипятка. На потолке отразился платиновый кот, привлекший внимание Джулиан к черной дыре темнеющего люка. Кот запрыгнул на стол, едва не сбив блюдо с пирожными.

    - Кыш! - бросила Терция, взмахнув длинным рукавом, усыпанным гранатами. Кот исчез в отражениях на зеркальном полу.

   - Знаете, пожалуй, уже поздно, - тихо сказала Джулиан, начиная расталкивать Сэма. Терция с фарфоровым лицом наблюдала за ее попытками. – Пора идти - нас ждут.

    Сэм проворчал что-то сквозь сон, мотая головой, и перевернулся на другой бок.

   - Он не проснется, - спокойно сказала женщина в красном.

   В воздухе раздался звук удара по стеклу - на пол скатилась капсула огневых часов. Фитиль догорал, превратившись в искру, почти касающуюся дна.

   а вƇ�I6�)

[clocks-which-stopped-the-time]

Глава 3 (Мозаика гранатовых зерен)

Не выпуская Терцию из поля зрения, Джулиан подобрала часы и спрятала в карман. Судя по фитилю, за время их пребывания в доме наступил рассвет - а казалось, что пролетело не больше получаса.

    Джулиан поднялась из-за стола.

   - Спасибо за гостеприимство, - сказала она Терции, внимательно следившей за ней, и решительно вытащила Сэма из кресла. Кое-как взвалив его на плечо, Джулиан смогла сделать лишь несколько шагов.

   Ей пришлось взглянуть в спокойные глаза Терции, которые стали напоминать взгляд убийцы из старых фильмов ужасов, о чьем существовании зритель узнает по голосу из-за кадра и чьей-то внезапной смерти.

   Джулиан отогнала крадущийся страх, но, словно ему на помощь, свет в зале изменился, приобретя красноватый отлив. Отражения в зеркалах померкли так, что удавалось различить лишь сияние платинового кота, время от времени мелькавшего в разных углах.

   Терция молчала, зловеще улыбаясь; Джулиан выпрямилась, догадываясь, что сейчас, как в кошмарном сне, она не сможет пошевелиться и вокруг начнется хаос.

   Однако произошло нечто иное.

   Черты Терции начали расплываться, сливаясь с переливами платья, пока не превратились в чистое пурпурное сияние, растворившись в гранатовых переливах зеркал. Cтол пропал, тарелка с фруктами канула в отражениях.

   Джулиан оказалась в пустом лабиринте, состоящем из зеркальных осколков. Как будто платье Терции превратилось в сплетение коридоров, окруживших Джулиан, а камни с его рукавов стали лазерами, освещающими пространство. В одном из зеркал затерялся Сэм – было видно лишь его спящее лицо, в гранатовом ультрафиолете казавшееся пластиковым. Джулиан сделала шаг, едва не упав – осколочные отражения в бесконечных коридорах дрогнули, исказив пространство. Отражение Сэма перетекло из одного зеркала в другое. Взглянув на себя в одно из них, Джулиан вновь с трудом восстановила равновесие - из-за бликов гранатового света показалось, что она в крови.

     Джулиан закрыла глаза. Когда головокружение прекратилось, она увидела в конце лабиринта возраставшую точку – как тогда, когда пришла в дом.

   На этот раз точка оказалась не Терцией, а платиновым котом.

   Он пробежал мимо, сверкнув золотыми глазами, и Джулиан, стараясь на поскользнуться на гладкой поверхности зеркал, пошла за ним.

   На стене мельком пронеслось знакомое лицо – Терция вела Сэма, у которого все еще были закрыты глаза, за руку. Джулиан ускорила шаг – кот напал на их след.

    Наконец, он замер и обернулся.

    Джулиан поняла, что необходимо что-то предпринять – однако вокруг по-прежнему мерцало, переливаясь рубинами, зеркальное пространство, заполненное отражением ее тревожного лица. Потом в зеркалах началось мелькание - Терция перемещалась от одного зеркала к другому, молча, улыбаясь, словно водя хоровод вокруг Джулиан. Кот сначала следил за ней взглядом, потом начал делать броски.    

    Улыбка Терции смыкала вокруг Джулиан кольцо.

    Глядя на кота, пытавшегося поймать отражение хозяйки, Джулиан достала из кармана огневые часы – фитиль окончательно превратился в искру – и, прицелившись, бросила капсулу в зеркало, следующее после того, в котором только что мелькнул зловещий оскал. Лицо Терции исказилось, торжествующее выражение сползло с него, покрывшись трещинами. Зеркало рассыпалось градом осколков, а за ним треснули и распались другие зеркала. Кот взлетел в охотничьем броске и побежал дальше по коридору - Джулиан кинулась за ним.

  За ее спиной искра разбившейся капсулы подожгла пространство – Джулиан бежала, слыша свист осколков, рассекающих воздух. В бегстве от багрово-зеркальной волны она не смогла увернуться от одного осколка, вонзившегося ей в плечо. Джулиан не прекращала бег.

   Становилось темнее, пока не стало видно ничего, кроме мерцавшего вдали кота. Языки пламени уже подбирались к ногам Джулиан, но вот показались расступающиеся кроны деревьев, за которыми развернулся утренний лес. Еще один рывок - и Джулиан оказалась на поляне, где раньше был белый дом.

  Обернувшись, она увидела, как волна горящего стекла отступила, вернувшись в зеркальное море. Она вдруг осознала, что на его дне остался Сэм – и осколок в плече отозвался на эту мысль режущей болью.

  Кот умывался рядом. Джулиан смотрела на руины, охваченные пламенем, и корила себя за то, что не попыталась найти Сэма.

  Догорающие зеркала почернели, окрасив сметанное небо в цвета сепии. Лес замер в безветрии, безмолвно наблюдая за пожаром.

  Джулиан не плакала, но внутри нее будто исчез пазл, связывавший все части души в единое целое эмоциональной жизни.

  Она испытывало чувство, которое могло быть свойственно призракам, если бы их жизнь была где-то описана. Каждый раз, когда оно возникало, тело тяжелело, так что земля под ногами начинала проваливаться, а глазам становилось удивительно легко ощупывать реальность. И сейчас во взгляде Джулиан возникла невесомая пустота, опускающая на лицо сетчатую вуаль равнодушия.

   Из-за закоптившихся облаков выглянуло солнце, осветив оживающий лес. Бросив последний взгляд на обломки белого дома, Джулиан склонилась, чтобы взять кота на руки – но когда она коснулась шерсти, подернутой дымкой пожара, ее ударило током. Кот подскочил, бросившись к груде обломков, из-под которых вылезал Сэм.

  Пелена смертельной бледности спала с лица Джулиан, забрав пустоту в свой необитаемый мир.

  Спустя несколько секунд она помогала Сэму, измазанному сажей и кровью, встать на ноги и сделать несколько шагов до ручья.

  - У тебя осколок, - заметил Сэм, придя в себя. Джулиан только сейчас заметила на водолазке алые капли.

  - Сейчас, - сказал Сэм и аккуратно вытащил осколок из тонкого, как лист бумаги, плеча Джулиан.

  - Ничего себе, и ты все это время была с ним? – удивился Сэм. – Даже я не так сильно поранился… Ого, да это «черное зеркало»!

  - То самое, о котором писал Мартин!

     Заглянув в осколок, Джулиан увидела отражение космического вакуума, в котором мерцали звезды.

  - Руины позади нас, тьма впереди нас, - задумчиво сказала она, вглядываясь в отражение. - Сохраним его.

   - Давай лучше выбросим, - предложил Сэм, - Снова нет? А вдруг опять что-то случится – помнишь, это ты уговорила меня зайти в этот дом!

   - Как ты очнулся? – спросила Джулиан. Сэм потер ушибленные колени.

   - Я ничего не помню, - сказал он, - кроме того, что мы хорошо поели в хорошей компании, а потом… Какой-то провал. После этого я просыпаюсь, ничего не вижу и чувствую, что весь в крови, мне больно. Я выбирался наощупь, а потом появился белый кот – тот самый, который вначале был – он-то и вывел меня наружу.

   - Ты тоже видел кота? Он кстати где-то здесь.

   Джулиан обернулась в поисках зверя, но того нигде не было.

Вместо него рядом с обломками стоял незаметный Мартин, установив магнетический взгляд на Джулиан и Сэме.

   Они вскочили.

  Платиновые волосы Мартина на миг заслонили от Джулиан лесной мрак. Яркие глаза смотрели с болью и радостью.

    - Ты вернулся!

    - Наконец-то! Познакомься, это Сэм.

    - Очень приятно - Мартин.

  - Ну и потрепало тебя… Как ты поднялся на ноги?

 - Кот… Это ты был котом? - перебила Джулиан. Возвращение друга окончательно унесла омертвляющие чувства.

  - Да, - устало ответил Мартин, - я как будто восстал из мертвых.

  - Но так и есть! – восторженно закричала Джулиан, разглядывая осунувшегося Мартина. – Ты шел за нами все это время?

   - Я очнулся в лесу давным-давно - искал ключ, о котором писал тебе… И спрятал его в этом доме. Потом мне пришлось бежать от Терции – но она догнала меня. Я провел здесь не меньше года, будучи котом.

     Джулиан в усталости опустилась на землю. – Мы же нашли тебя около двух дней назад…?

   - Это заколдованное место, - улыбнулся Мартин. – Время течет здесь медленнее. Терция забрала мою душу, тело оставив там, у болот, где вы меня и нашли – я это понял, т.к. очнувшись не нашел письма. Мою душу Терция обратила в белого кота. После того как рухнул лабиринт, кот убежал в поисках меня – и когда нашел, душа соединилась с телом, и вот я здесь.

   Джулиан и Сэм молчали. Сэм смотрел на Мартина недоуменно и восторженно, Джулиан испытывала смесь жалости и смертельной усталости.

   - Терция - ведьма? – спросила, наконец, Джулиан.

   - Она – дух леса, заманивающий людей в свой лабиринт и превращающий их в зверей. Все звери - белые. Этим они отличаются от местных животных.

    Джулиан вспомнила белоснежную лань, перепрыгнувшую болото, еще в начале пути.

  - Лес – система. Все, что в него попадает, превращается в часть его самого. В животных, растения, деревья. В реки и болота.

   Джулиан в ужасе огляделась и вновь поразилась экзотичности некоторых цветов. Она вспомнила, что на дне болота ей показались чьи-то глаза.

  - Значит, все живое, что здесь есть – это люди?

   - Не все, но многое. Я рад, что вы отыскали часы, которые я потерял по дороге сюда. Я знал, что вы меня найдете - но когда вы пришли, не мог подать виду, что узнал тебя, Джулиан. Терция тогда бы от меня избавилась – ведь проклятие перестает действовать на тех, кто покидает ее дом. Да, - обратился Мартин со смехом к побледневшему Сэму, - ты бы превратился в ее верного пса, не иначе, если бы не Джулиан.

   - Не без твоей помощи, - поправила Джулиан, - откуда у тебя огневые часы? И как ты написал мне письмо? Почему в нем все перечеркнуто и что это за “ключ”, про который ты писал?

   - Я оказался здесь, заснув в то время, как писал тебе письмо… И я оставил его на столе. Тут я оказался с часами и “ключом”. Я как будто знал, что надо делать. Ключ я спрятал в доме Терции – пока еще не зная, что она не человек – а сейчас он у тебя в кармане, Джулиан.

   Та достала осколок, и он осветил замкнутое лицо Мартина звездным мерцанием.

   - Как так? – удивилась она, - Это же черное зеркало?

   - В этом доме осталось только то, что было в нем изначально. Все остальное - я, ты, Сэм, этот осколок - вместе с разрушением дома освободилось от проклятия. Я специально назвал в письме черное зеркало “ключом”, чтобы никто не мог найти его до тебя. Мы должны найти зеркало, частью которого является этот осколок – и сделать это как можно скорее, пока не превратимся в местную флору и фауну. Никому не удавалось выбраться отсюда… Как бы сказать… Людьми.

   - Что же это за место?

   - Пока не знаю. Кстати, покажи мне письмо. Я тебе написал почти все, про что только что рассказал – в частности, предостерег от белого дома.

   - Там многое зачеркнуто.

  - Действительно, - усмехнулся Мартин, проглядев зачерненные строки, – Значит, кто-то еще читал его.

  - Кто же мог это сделать, если учесть, что письмо осталось у вас в доме?

 - Только Айрис, - сказал Мартин, и в его неподвижных глазах всколыхнулось пламя.

[clocks-which-stopped-the-time]

[clocks-which-stopped-the-time]

Глава 4 (Трещины отражения)

В палате было душно от лесной жары, просачивающейся сквозь решетку.

     Молодой человек в пепельной одежде, со смольными, словно выращенными в южных странах, волосами, разглядывал за железными прутьями дороги, уводящие в глубину больничного сада. Не отрывая взгляд от изумрудного горизонта, он взял со стола лист бумаги, на котором аккуратной бисерной линией было выведено женское лицо, и продел его сквозь решетку. Сверкнув на солнце, лист пролетел несколько этажей и повис на расцветающей весенней ветке одного из деревьев.

   Лицо молодого человека искривилось от усмешки, с недавних пор ставшей привычным прикосновением для нитевидных черт.

    Еще месяц назад он был музыкантом, подающим большие надежды – выступал на главном телевизионном канале и жил в центре Москвы под покровительством известного продюсера.

    Потом он перестал писать музыку, которую от него ждал продюсер – и стал чаще рисовать. Расторгнул несколько многообещающих контрактов, распустил группу, оставив рядом только друга детства, с которым они стали создавать новый художественно-музыкальный проект.

   Его необъяснимое поведение вызвало беспокойство не только продюсеров, вложивших в юное творчество инвестиции и расчеты, друзей и бывших участников группы, но и родственников, узнававших о сыне – брате – племяннике по телевизионным новостям и интернет-рекламе, которая вскоре прекратились, по настоянию музыканта.

    Однажды, когда продюсер приехал  к нему домой под видом деловой встречи, – ему никто не открыл.

   Квартира принадлежала продюсеру, поэтому он без труда открыл дверь своим ключом.

    Художник был найден без сознания среди груды полотен с набросками, письмами и текстами. Гитара его оказалась сломана, по квартире были разбросаны битые стекла, зеркала и обрывки испорченных картин. Продюсер, как рептилия, брезгливо прошелся по разрушенным апартаментам и мысленно представил счета.

   Друга детства, с которым музыканта видели в последний раз, так и не был найден.

   Продюсер использовал прочные медицинские связи и договорился о лечении в клинике, находящейся в подмосковном лесу.  Судебное дело о порче имущества было решено отложить на несколько месяцев – до тех пор, пока обвиняемый не поправится. А до этого времени все оплаты продюсерская компания взяла на себя.

  Первым, что произнес художник, очнувшись в палате, был вопрос о том, где его материалы.

  - Дело в том, что в вашей квартире провели уборку, - начал пояснять доктор, разглядывая ожившее точеное лицо. Голубые глаза вздрогнули и померкли. Улыбка, когда-то освещавшая впалый овал, обратилась в надменную усмешку - вечный источник раздражения для медбратьев.

   - Представьтесь, пожалуйста, - мягко сказал психиатр.

   - Принц Айрис, - почти не раскрывая рта, ответил пациент.

    Непривычные к остроумию врачи многозначительно переглянулись, негласно подтверждая гипотезу об основном диагнозе.

   С тех пор Айрис жил в клинике уже месяц, принимая нейролептики, вызывающие долгие сны.

    Естественно, он никому про них не рассказывал. Никто не знал, что Айрис на самом деле состоял в переписке с девушкой по имени Джулиан, живущей в миле от него – и что он почему-то никак не мог дойти до нее. Что он поссорился с другом детства, которого звали Мартин и который вскоре после ссоры ушел из их общего дома.

   Он оставался в клинике, в перерыве между приемом медикаментов и беседами с врачом дописывая новые песни, рисуя, чтобы не забыть лица знакомых. Айрис продолжал писать Джулиан письма, которые нельзя было отправить (в современной клинике не было «устаревшей» системы почтового сообщения). Поэтому он бросал их за окно, надеясь, что ветер магическим образом донесет листы бумаги до адресатов.

   Айфон, подаренный продюсером, - как и гитара – были сломаны. Айрис не помнил, как.

   То, что продюсер позволил выбросить его тексты, ввело Айриса в продолжительную творческую кому.

    Потом вдохновение и желание создавать вернулись, периодически, правда, подавляемые нейролептиками и психотерапевтическими сессиями.

   Когда Айрис выбросил за решетку лист с наброском портрета Джулиан, было раннее утро – время вспышки вдохновения, когда мозг еще свободен от воздействия медиаторов.

  Последнее, что он помнил, очнувшись в стерильной больничной одежде, был взгляд Мартина, полный ненависти, брошенный им из-за захлопывающейся в двери. После его ухода комнаты глаза застил огненный дым бешенства. Айрис принялся бить ювелирные зеркала, заботливо расставленные арендодателем по шкафам из черного дерева, сметать хрустальную посуду с едой, приготовленной нанятой экономкой, рвать картины и резать обои старинным ножом, подаренным продюсером в знак почтения и покровительства. Айрис сжег письмо, написанное Мартином для Джулиан, и выгреб все свои черновики и рисунки из чулана, зарывшись в них поиска одного, самого первого. Он метался по квартире, не в состоянии найти из нее выход, в болезненной жажде художника написать поэму, замысел которой мучил его давно, но лишь в минуту гнева на Мартина потребовал немедленного воплощения.

   Внезапно Айрис вынырнул из омута воспоминаний – свет из окна палаты заслонила субтильная фигура человека в черном.

   Художник похолодел, решив, что это его первая галлюцинация. Человек в черном повернулся, и Айрис с ужасом увидел лицо, как отражение в треснувшем зеркале, напомнившее его самого.

- Привет, - сказал человек с безжизненным оскалом.

- Ты – это я? – хмуро спросил Айрис, на свое удивление, не испытывая страха. Тот прошелся по комнате, показавшейся Айрису удивительно тесной в присутствии неизвестного.

- Именно, - ответил он без тени улыбки. – Я – это ты. Точнее, скоро буду тобой.

- Это как? – наивно спросил Айрис.

- Как в сказках, - просто ответил посетитель.- Как в аду. Как в раю. Как тебе угодно.

Все было сказано без малейшего мимического движения или изменения интонации, на одном выдохе, вызывающе спокойно.

Айрис с волнением отметил, что санитары, обычно приносящие лекарство в полдень, задерживаются.

- Ты – моя смерть? – задал Айрис первый вопрос, пришедший ему на ум.

- И да, и нет. Джулиан знает меня лучше, чем ты.

Сердце Айриса упало.

- Она думала, что писала мне – а на самом деле, писала тебе. Или ты решил, что это такая художественная форма флирта – обвинить тебя в том, что ты «сошел с ее полотна» и был создан ею?

Незнакомец выдержал паузу, следя за Айрисом - и напоминая ему его самого в ситуациях, когда надо понять, ощутил ли собеседник достаточно боли.

- Джулиан писала мне, - властно продолжил незнакомец, отбросив блестящие черные фалды замысловатого костюма, чтобы сесть на советскую кушетку, служившую Айрису постелью. – Не тебе. Но ты отвечал ей именно так, как я хотел – витиевато и неопределенно. Заставлял ее писать снова и снова, описывая меня. Создавая меня.

Меня ведь еще не было, когда вы познакомились.

Но Джулиан способствовала моему воплощению, приложив силу своего воображения к тому, чего она еще не знала. Она создала сгусток энергии, который вселился в тебя и превратился в слепок твоей натуры. Забрал часть твоих творческих сил и стал самостоятельной, как сказали бы древнегреческие философы, монадой. Я – это то, каким тебя представляет Джулиан.

Незнакомец вновь выдержал паузу и повернул маскообразное лицо к Айрису. Тот с тревогой смотрел в мертвое море глаз – копию его глаз, следил за ухмылкой рта – копии его собственного рта.

Незнакомец был точным изображением его самого – таким, каким он боялся стать.

- Я отделился от тебя, Айрис, - словно продолжая мысли художника, сказал незнакомец, -  Я – твоя темная сторона – и темная сторона любого творца - воплотившаяся благодаря письмам Джулиан.

Чем больше она писала тебе, описывая меня, тем больше она придавал мне сил - сама того не ведая.

Я стал достаточно могучим, чтобы явиться к тебе в твоем воображении – но, например, доктора твои меня не увидят.

По мановению монотонных слов дверь отворилась, и в комнате появился психиатр. Не обратив внимания на гостя, доктор уверенной походкой сангвиника прошел к окну.

- Как сегодня самочувствие?

Доктор осторожно уселся на кушетку.

Медсестра, зашедшая вслед за ним, прикрыла дверь и, как и шеф, не обратила внимания на усмехающегося гостя.

- Вы что, не видите его? – воскликнул Айрис, указывая на своего двойника, с сочувствующе-ироничным видом склонившего голову.

Доктор оценивающе оглядел место, на которое указывал Айрис, и снова перевел взгляд на пациента.

- Вижу-вижу, - пропел доктор, - подушку и скомканное одеяло. Вы снова не застелили кровать, дорогой.

Айрис схватился за голову и закрыл глаза.

«Галлюцинация», - с горечью подумал художник.

- Александра Петровна, принесите, пожалуйста, воды и фенилатаминина нашему поэту, - велел доктор сестре.

- Как ваше самочувствие, повторюсь?

Открыв глаза, чтобы взглянуть то место, где был страшный незнакомец, художник дрогнул – кушетка была пуста.

- Он исчез, - проговорил Айрис облегченно и, в то же время, почувствовал, как что-то изменилось. Как будто за ним кто-то установил неусыпный контроль. Айрис вжался в стену.

Доктор, следивший за ним внимательными глазами из-за лупообразных очков, прошел к двери, приговаривая -

- Вот и хорошо. Сейчас мы дадим Вам лекарство.

Сестра держала поднос с лекарством и стаканом воды, которую, по слухам, брали прямо из лесного ручья.

- Выпей, - мягким непреклонным голосом сказала сестра.

Проглотив таблетку, Айрис почти сразу погрузился в беспокойный сон, насыщенный ядовитыми красками.

- Вот и хорошо, - эхолалично сказал доктор, прикрывая дверь.

За решетчатыми окнами темнело, густой воздух просачивался сквозь занавески, обдувая сосредоточенное лицо больного.

p>