history-matters - Tumblr blog

[history-matters]

There is a saying:

“Sex is the most primitive natural need of human beings, as simple and beautiful as eating and sleeping.”

[history-matters]

How Moscow sold out Iranian communists

In August 1941, Stalin personally tasked Mir Jafar Abbas-ogly Bagirov with using the presence of Soviet troops in Iran to spread communist influence. Bagirov was not chosen by chance. Having long served as the head of the NKVD in Azerbaijan and as a trusted deputy to Lavrentiy Beria, Stalin's chief executioner, he had earned a reputation as a master of sadistic torture. By 1941, Bagirov had risen to become the First Secretary of the Communist Party of Azerbaijan. (He replaced Tiflis born Armenian Ruben Mkrtichian, known in Baku as Ruben Rubenov).

To carry out this mission, Bagirov focused on Iranian Azerbaijan and Kurdistan, where Red Army units were stationed during World War II. In Tehran, where Azerbaijanis were a minority compared to Persians, he opted to act indirectly, using secret agents—Abdolsamad Kambakhsh and Noureddin Kianouri, leaders of the Tudeh party, a leftist group covertly controlled by Moscow.

In April 1942, the nationalist organization Tudeh Azerbaijan, which had been created with the tacit approval of the Soviet command, disbanded. Another group, Tashkilat Zahmatkeshan (“Association of Workers”), made up of repatriates who had returned from the USSR in the 1930s, also failed to gain significant influence.

Efforts to establish a regional branch of the Tudeh party in Azerbaijan faced similar challenges. The leadership quickly fractured into two factions: one led by Ali Asghar Sartip-zadeh, who had been expelled from the Communist Party of Iran in 1925 for congratulating the Shah on his coronation, and another by a man named Asadi, who had been ousted from the party in the 1920s for concealing a large estate. Soviet officials were unable to find more suitable candidates to lead the communist movement in Iranian Azerbaijan.

In December 1942, a special commission from the Tudeh party's Central Committee tried to address the situation by forming a coalition regional committee in Azerbaijan. However, this committee lasted only a month and a half before local Tudeh members were again forced to operate in small, scattered groups and cells.

After World War II ended, the Soviet Union was no longer concerned about offending Iran, which had served as a crucial route for receiving food and military supplies from Western countries. This allowed Bagirov to take more decisive action.

To carry out his plans, Bagirov recruited Jafar Javad-zadeh, a longtime member of the now-defunct Communist Party of Iran. Javad-zadeh adopted a new name—Mir Jafar Pishevari. On September 3, 1945, under Bagirov's direction, Pishevari issued the first public appeal from his newly formed Democratic Party of Azerbaijan in Tehran and Tabriz.

Interestingly, one of the main political slogans of the new party was: “Long live Mir Jafar Bagirov—the father of united Azerbaijan!” This slogan made it clear that the party's ultimate goal was to annex Iranian Azerbaijan, with its Azerbaijani population, to Soviet Azerbaijan under Bagirov's control.

On November 26, elections for the National Majlis of Azerbaijan were held. By December 12, at its very first session, this body instructed Pishevari to form a government. In his 12-member cabinet, 10 were activists from the Democratic Party.

The government quickly initiated “democratic” reforms, closely resembling those carried out in Gilan in 1920 when communists, under Soviet control and the direction of Mikoyan and Mdivani, were in power. Pishevari, who had gained experience in Gilan—where he served as Minister of Internal Affairs in the Soviet Republic of Gilan—moved swiftly. He had little choice. According to one eyewitness, Bagirov physically assaulted Pishevari in his office when the latter hinted that the pace of socialist transformations might be too rapid. The Bolsheviks were in a rush to seize full control of Iranian Azerbaijan.

Despite the end of the war, Soviet troops remained in Iran, ignoring the Shah's demands, complaints from the Iranian government to the UN, and protests from Western countries. Likely recalling the 1921 experience when the Soviet government “sold” the Soviet Republic of Gilan in exchange for two international treaties, the Shah's advisors decided to use a tried-and-true method to end the occupation and retain control over Azerbaijan and Kurdistan.

They began by appointing Ahmad Qavam, who was familiar with the events of the early 1920s, as head of the Iranian government. Known as Qavam es-Saltaneh when he served as Prime Minister during that time, Qavam quickly sought to win the Soviet Union's trust by announcing a series of democratic reforms, arresting several of the most reactionary figures, and even temporarily inviting three Tudeh party members into the government.

Yet the main leverage was the “northern oil concession.” Despite the Majlis's ban on negotiating concessions, Qavam traveled to Moscow in February 1946. After talks, he signed the long-awaited agreement in Tehran on April 4. The deal granted the Soviet Union rights to explore for oil in northern Iran, with the price being the withdrawal of Soviet troops. Moscow accepted the terms, and by May 1946, Soviet troops left Iran. Following Stalin's orders, they also removed the National Army of Iranian Azerbaijan, which could have resisted the central government's forces.

The opposition coalesced under the Democratic Party of Iran, which Qavam had established. On November 21, 1946, the Iranian government announced the deployment of troops to the provinces to ensure free elections for the 15th Majlis. By December 10, Shah’s forces had entered rebellious Iranian Azerbaijan and, soon after, Kurdistan. Reports indicate that the punitive forces executed up to 20,000 supporters of the independent national republics without trial.

Pishevari fled to Baku. Bagirov, who also faced a precarious situation, lost his position as ruler of Soviet Azerbaijan in the summer of 1953 after the execution of his patron, Beria, leading to his own repression.

REWARD

In July, 1956, a plenum of the Central Committee of the CPSU was convened. Bagirov arrived in Moscow together with the First Secretary of the Central Committee of the Communist Party of Azerbaijan Mir Teymur Yakubov and the First Deputy Chairman of the Council of Ministers Teymur Kuliyev, unaware of the goals of the plenum. Upon arrival, he informed Malenkov and Khrushchev of his arrival, and then called Beria, but to no avail. According to Yakubov, “having received no answer, he decided to inquire about Beria’s whereabouts from Baibakov, the Minister of the Oil Industry. Comrade Baibakov answered on the phone that he was apparently away. Then Bagirov had a short telephone conversation with Mikoyan.

In 1956, together with Bagirov were executed the People's Commissar/Minister of Internal Affairs of Dagestan in 1943-1953 Ruben Markaryan, Minister of Internal Affairs of Azerbaijan in 1947-53 Khoren Grigoryan, People's Commissar of Internal Affairs of the Turkmen SSR in 1938-41 Timofey Borshchev.

[history-matters]

[history-matters]

[history-matters]

The New Look of Mormons

Lisa Barlow, who describes herself as “Mormon 2.0,” threw “the most extravagant” party for her son Jack to open his mission-location assignment. The news was delivered via text.

Opting for pomp over piety, wealthy Mormons in Salt Lake City are throwin

With more than a hundred high-school students expected to descend upon her house for a party, the Real Housewives of Salt Lake City star Lisa Barlow knew which aspect of planning to home in on: the catering. Her favorite Italian cookies were flown in from New York City, and a local chef prepared caprese skewers and charcuterie boards.

[history-matters]

Sur-realism

The house in Blue Ridge Mountains belonged to Alan Campbell.

[history-matters]

Cailee Spaeny is still figuring out whether she wants to be a movie star.

[history-matters]

ЦРУ о Воронцове

18 апреля 1985 года Майкл Селлерс установил контакт с работником КГБ, который несколько месяцев назад предложил ЦРУ свои услуги, бросив пачку документов в окно автомашины работника политической секции посольства США. Американцы не знали подлинного имени «добровольца», но из его информации было видно, что он является работником КГБ, возможно, контрразведывательного управления, хотя у американцев были разногласия в отношении того, был ли он работником Второго главного управления или Московского управления КГБ.

ЦРУ присвоило ему оперативный псевдоним «Коул» и приступило к организации работы с ним в Москве. Селлерс был вторым работником ЦРУ, кто встречался с «Коулом». Первая встреча прошла неудачно, поскольку вышедший на нее разведчик (сотрудник резидентуры Алекс Грищук) не понимал примитивного языка, на котором говорил русский. В ходе встречи с Селлерсом «Коул» подтвердил, что КГБ использует химический препарат для облегчения слежки за американскими разведчиками. «Коул» побрызгал аэрозолем этого препарата в пластиковый пакет.

Селлерс, который владел русским языком в совершенстве, гораздо лучше понимал «Коула», чем его предшественник, но даже ему было трудно разбирать гортанные звуки русского языка, на котором говорил «Коул». «Доброволец» оказался «крутым» оперативным работником Московского управления КГБ, ион с раздражением относился к американцу, который не понимал его разговорных выражений.

Во время первой встречи с Селлерсом — двухчасовой прогулки по московским тихим улицам — работник КГБ так и не раскрыл своего имени. Он сказал, что знает, как плотно КГБ ведет слежку за работниками ЦРУ в Москве, и поэтому не хочет рисковать своей безопасностью. Селлерс знал его только по имени «Стас», которым они договорились пользоваться. «Коул» был груб, и даже отлично владевший русским языком Селлерс с трудом понимал его. У Селлерса сложилось впечатление, что «доброволец» работает в московском контрразведывательном подразделении. Это был московский вариант «крутого» нью-йоркского полицейского.

Он четко обозначил свои требования. Его интересовали только деньги, и он не боялся показаться циничным. Он нервничал, когда снабженный диктофоном Селлерс просил его повторить или уточнить что-то. Но он много знал о том, как КГБ вел слежку за операциями ЦРУ в Москве.

Пока два шпиона бродили по Москве, «Коул» предупредил Селлерса, что он не будет передавать документы, которые можно идентифицировать как исходящие от него. Он также требовал, чтобы передаваемые ему деньги были «чистыми», то есть брались из источника за пределами СССР и упаковывались в пакеты, которые не вскрывались сотрудниками ЦРУ в Москве. Селлерс и «Коул» тщательно отработали систему связи на будущее. «Коул» дал Селлерсу номер телефона, по которому тот мог звонить в «безопасные» окна продолжительностью 10 минут.

Позже ЦРУ пришло к выводу, что это был номер дежурной службы КГБ, который нельзя было привязать к какому-то конкретному лицу. «Коул» собирался сделать так, чтобы в согласованное время он был единственным человеком у этого телефона и ЦРУ могло обменяться с ним заранее согласованными и безобидно звучащими фразами.

После встречи «Коул» пропал из виду на несколько месяцев. На один звонок он не ответил, но следующий звонок в марте позволил восстановить контакт, и Селлерсу поручили встретиться с ним.

Вечером 10 марта Селлерс решил, что ушел от наружного наблюдения, «позаимствовав» личность другого работника посольства. Позже, оказавшись «чистым» на улицах Москвы, он быстро переоделся в русскую одежду и слился с потоком москвичей, спешивших домой.

Встреча была назначена в жилом квартале сталинской застройки недалеко от Ленинских гор. Селлерс прибыл на место встречи в 10.30, и, когда до места контакта с «Коулом» оставалось метров шесть, он вдруг почувствовал что-то неладное. «Коул» выглядел похудевшим и потерял свой прежний вид «крутого». Стал тенью самого себя. И в тот же момент Селлерс изготовился к тому, что — он знал это — должно было произойти. Внезапно яркие прожекторы осветили улицу, и со всех сторон к нему побежали какие-то люди. Селлерс успел подумать, что арест был поставлен, как в кино. Работники КГБ затолкали его в автофургон, а «Коул» просто «растворился».

В фургоне работники КГБ, видимо, не подозревая, что Селлерс понимает по-русски, свободно говорили между собой. Они, казалось, были смущены тем, кого арестовали. Наконец, когда один из них протянул руку и сорвал с Селлерса его фальшивые усы, по его лицу стало ясно, что он узнал Селлерса. «А, Миша», — воскликнул мужчина, используя уменьшительную форму от «Майкл». Маскировка ЦРУ была лучше, чем они это себе представляли. Заметив грязь на подошвах Селлерса, они стали обсуждать между собой, как он смог незамеченным выйти из посольства, переодеться под русского рабочего и никто на посту этого не заметил.

Автофургон доставил Селлерса и его спутников в пристройку к дому № 2 на площади Дзержинского, используемую для допросов. Допрос продолжался всего несколько часов. В половине третьего утра прибыл консульский работник Стюарт Паркер, чтобы забрать его с собой. Но все эти два часа Селлерс вел поединок с Красильниковым, пытаясь парировать каждый его вопрос.

Обычно работники ЦРУ после ареста отказывались говорить, ссылаясь на дипломатический иммунитет и требуя встречи с консулом. Селлерс знал правила этой игры, но он не мог удержаться, чтобы не вставить русским пару шпилек, пользуясь своим знанием русского языка. Когда Красильников заявил, что арест повредит карьере Селлерса, тот ответил, что это нисколько не повредит его карьере в ЦРУ. Видимо, для того чтобы «разговорить» Селлерса, Красильников попытался перевести разговор на нейтральную тему, упомянув некоторые подробности из личной жизни Селлерса, известные КГБ. Селлерс был вратарем брумбольной команды американского посольства, Красильников стал расспрашивать его, что он думает об американском и русском хоккее. Но, пытаясь раз��язать язык Селлерсу, Красильников сам рассказал кое-что интересное. Стало ясно, что КГБ не знал, как Селлерс в этот вечер вышел из своей квартиры.

У КГБ еще не было четкого представления о применяемой американцами технике «подмены личности», и, обнаружив его на месте встречи, советские контрразведчики были немало озадачены. Пост наблюдения считал, что он находится дома.

[history-matters]

Meantime in Istanbul undermining Ankara swap... Zelenska performs.

[history-matters]

...meantime in Istanbul

[history-matters]

Vadim Krasikov: FROM ANKARA TO MOSCOW. August 1.

[history-matters]

[history-matters]

Marianne Breslauer 1933

[history-matters]

Team USA ferries at Paris Olympics.

[history-matters]

ph <> Kamilla Hanapova