pposya

[pposya]

Byron Adams and Louis Garcia-Renart

When you have the horrific fight with your program note, writing of simple and non-commital blog entry is a true blessing. 👾

Elegant and witty: professor Adams For the final meeting of curatorial course Chritopher Gibbs invited to speak his colleague Byron Adams, a leading American scholar on British music. His contribution to Bard Music Festival is immense. As a an expert on Edward Elgar he consulted the the Festival Team in 2007 and collaborated with Bard ever since. His witty remarks, explosive laughing and inimitable intonations made his furious speech against the banal way of designing programs unforgettable. His suggestion to enhance the concert programs with pieces, written by woman composer, made me think how many women composers do I actually know. In an instant I remembered the article abot 35 female composers which I recently found in the Washington Post. 

Few minutes later I find myself fussily thinking about any famous female composers I’ve ever heard (except avangard pieces of Sofia Gubaildullina and some fragments of Kirja Sariaho performance in Met my knowledge was nothing but an empty black hole). Ok, so I shall proceed to the terra incognita inhabited by Nadia Boulanger, Elena Gnesina and Francesca Caccini.

  Louis and Curtis, the opera dragon Tatiana Orlova, our supervisor at Bard, has arranged another great encounter. We met Louis Garcia-Renart at his home, 5 minutes walk from the Olin hall. The student of Pablo Casals and Mstislav Rostropovich, Louis is a great teacher himself. As musically ungifted person I was wondering how does he work with people who have no musical skills. There  is no such a thing, – he said firmly. As I’ve seen later, it wasn’t  an ambitious jactitation, but  a strong conviction that anyone can play music even despite the  physical limitations. Listening to his stories about international touring and his choracl conductiong epxerience, I was containing myself  from unstoppable photoshoot as his house looks like museum (but the very vibrant and lively one) . The European art mingles at Louis’ hall with South American (the immense part of it came from Mexica, where Louis  lived in exile with his parents for several years). The tare foliants, jungle-like tapestries, Ayacucho retablos and cuckoo-cuckoo clock that chimes the wrong hour don’t look contradictious. Later in the evening, looking through my notes, I found his quotation «The dissonance doesn’t sound bad, it just has another energy”. 

Crazy cuckoo-cuckoo clock

And here are some photos from my promenade at Tivoli Bay the day before.

[pposya]

Summer studies in Bard: notes

I’ve never been idealistic about American educational system, which allows you to pick up the subjects you are highly interested in. Typically it allows to raise a professional craftsmen with a limited mind.  It is as dubious as Russian practice to grind knowledge in pupil’s mind which allows to raise a well-informed and easy manipulated person.

Searching for equilibrium in my self-education, I always pay attention to helpful practices, and at Bard I’ve already learnt a lot. Especially during Alexandria Jamieson’s lessons, which help to reveal one’s creativity. Among my Russian friends this term has a very specific connotation of something exalted, but at Bard it reflects to very normal and essential thing. Here the diversified and human-oriented approach towards teaching is encouraged, so we try to practice different techniques of writing. Release your idea’s flow in free-writing. Look through the original review of Anthony Tommasini and then compare it with version whith scored adjectives so you can physically realize how to make your text descriptive and vibrant. The side-by-side work with tutors, Jackie and Luc, is awesome and very helpful. I leave here this snapshot to remind myself how much should I improve so far. ATTENTION: very R-R-R-R-ough draft.

The selection of texts for reading is dazzling. We were discussing above dozen articles related to art. Here are three of them that I enjoyed the most: 

Leon Botstein’s article Why music matters? where he proves the universal essence of music by different cases and striking philosophical conclusions.

John Cage’s Diary: Emma Lake Music Workshop 1965. Fascinating story of his staying at art residence in California, very amusing and still profound.  

Catalysis: Interview with Adriana Piper by Lucy Lippard.  Great conversation between two legendary females, the artist and the curator. I’ve never heard about Catalysis performances, so it was my personal revelatio.

During the program we are assigned to write several papers about music  – review, program note and ”umbrella” article (the last one sounds funny when translated to Russian, something like “zont-statia»). Last week, after the premiere of Dvorak’s opera Dimitrij, I have been working on review. Writing in foreign language not only provokes you to rebuild your writing skill. It shakes your mindset, makes you think about strategizing and attentive polishing your final draft. Even if imitating the New Yorks Times style of writing seems to me an impossible mission, I still can get lots of practical advises from professor Christopher Gibbs. A great specialist of Schubert, he is guiding us to a brave new world of American criticism.

A glimpse of nostalgia: informal meeting at Christopher's house. Such small-group conversations are not considered for curatorial course of Leon Botstein designed purposefully for TON students (The Orchestra Now). As the audience consists mostly of musicians, It explains the principal message Botstein is trying to transmit during the sessions. Accordingly to his philosophy, every musician should act as the agent of discovery and set up his own, distinctive repertoire to help spectators experience the spontaniety. One of his lectures was dedicated to Bard Music Festival’s ideology and mechanics, and his comprehensive explication is apparently a ready-made guide for young curators. From our first meeting in Olin I was impressed how extensive is Botstein’s erudition. I’m not flattering, this is something very inspiring I just cannot skip. With his help, I discover such cultural phenomena as festivals in Cooperstown and Aspen or significants venues like Tanglewood arena (the summer residence of the Boston Symphony Orchestra). 

Learning outside the classrom: Katia is working on her review

[pposya]

Hello, Bard

Bringing my blog back to life wasn't as hard as I imagined. So many things are happening to us there, in Bard College, that I even need more platforms to share everything I see and feel.

Great news about my lost luggage – my old silver friend is finally here, with Pusheen the Cat and cigarettes alongside.

As i don’t fell myself stressed anymore, I would be glad to share some few impressions from Bard sites.

The Blithewood Mansion

The very first great scene I’ve discovered on campus was Blithewood Mansion with magnificent flourish garden. Once it was used to be the girls’ dormitory, but then administration decided to preserve it for official events. Though the access to the building is limited, the garden is opened for everyone who want to find himself in a green shelter with a great panoramic view on Hudson River.  Parliament of Reality by Olafur Eliasson

Every time I come to internship somewhere abroad, I meet Olafur Eliiason works. Last time it was 2 years ago, in Fondation Louis Vuitton in Paris. In Bard, Eliasson’s installation marks the entry to the quiet desert pond – the silver whips are forming the marvellous arch leading you the stony ground. The best place for reading Johnathan Franzen’s Purity. The John Cage Archive and meeting with Laura Kuhn

Yesterday we visited Jonh Cage Archive, located in a modest white house 5 minutes far from our dormitory. Laura Kuhn, the executive director, and her colleague Amy gave us a whole giftbox full of extremely interesting things. The most curious object was calendar, issued in 2012, full of Cage's notes about the food. I loved this one:

"There's no indication in any of his writings that Thoreau ever ate a mushroom".

[pposya]

Эти каштаны из Перовского парка не просто привлекают внимание, а как бы еще намекают на то, что я все-таки еду на свою клевую двухмесячную стажировку в Париж. #каштаны #стаж-вояж

[pposya]

Those lips that love's own hand did make.

[pposya]

У меня в голове давно жил и томился «проект о проектах». Живописные прогнозы о  том, как круто придумывать себе большое интересное дело и потом его выполнять, могли бы зависнуть и ни во что не превратиться. Так бы и было, если бы я не наткнулась на несколько описаний, которые превратились в архитектурный комментарий к роману Тынянова.

 Я редко встречала простые описания крутых доходных домов, церквей или фабрик-кухонь, поэтому решила составить рабочий вариант такой инструкции (текст и мультики). Первая серия – о дворце Апраксиных-Трубецких на Покровке.

 «Неподалеку жили  Трубецкие-Комод.  Так  их звали  по  архитектуре дома. Действительно, грузный квадратный  дом Трубецких,  стоявший посреди  пустого двора,  несколько напоминал комод. Москва  всех  людей метила по-своему. Дом был комод, и Трубецкие стали Трубецкие-Комод, а старика Трубецкого звали уже просто Комод.  Этой  кличкой он  отличался от  другого Трубецкого,  которого звали  Тарар, по  его  любимой  опере, и третьего,  которого звали Василисой Петровной.  Трубецкие-Комод жили  в  своем  доме-комоде  тремя  поколениями; старик,  крепконосый,  сухой,  был уже  очень  дряхл  и глух;  всем  в  доме распоряжалась дочь,  сорокалетняя девица Анюта. Александр часто  встречал на прогулках    Николиньку   Трубецкого,   гулявшего   с    гувернанткой.   Они познакомились,  тетка прислала Сергею Львовичу любезное письмо,  и Александр стал бывать у Трубецких.»

 Нет ничего странного, если вы, фаворитка короля, получаете в подарок комод. Это очень галантно – особенно если для вас его сделал один из лучших королевских краснодеревщиков, подбирая под цвет ваших новых покоев в королевском замке. Мари-Анн де Майи́-Нель стала любовницей Людовика Пятнадцатого вслед за своими тремя сестрами – и, как водится, получила свой заслуженный комод. Потом, правда, умерла от гнилой горячки.

 Такие комоды во Франции называли «прыгающими» - из-за странного впечатления, которое производит хрупкий каркас с изогнутыми ножками.

Дворец Трубецких вызывал у москвичей неоднозначные чувства – особенно после того, как новый хозяин пристроил к основному зданию два просторных флигеля. Перегруженный лепниной фасад смотрелся вызывающе на фоне скромных двухэтажных домиков Покровки, а монументальность дворца давала понять, что никуда он не сдвинется еще много-много лет. Так и получилось – «дом-комод".

 По легенде, дворец принадлежал графу Разумовскому – архитектор Растрелли по просьбе Елизаветы Петровны строил «комод» для тайного супруга императрицы. На самом же деле дом решил возводить двадцатилетний Матвей Феодорович Апраксин, который почему-то выбрал не модный классицизм, а ретроградное умирающее барокко.  Через несколько лет он продал дворец Трубецким, которые пользовались им с умом и даже сдавали на лето чужим людям.

 По другой легенде, которая немного больше похожа на правду, Александр Пушкин вместе с сестрой Олей приезжал к Трубецким на танцевальные занятия. Вместе с Николинькой Трубецким, пухленьким сластеной, гуляли они по зданию с  раскрепованным антаблементом над спаренными и одинарными колоннами коринфского ордера, окнами-люкарнами, картушами и гирляндами, украшающими замковые камни. 

[pposya]

Моя новая тематика Это вы и математика

[pposya]

Шлемы-бургиньоты миланского оружейника Филиппо Негроли. 

[pposya]

"Wendingen" (Перемены) - голландский иллюстрированный журнал про архитектуру, изобразительное искусство и дизайн. (Амстердам, 1918 - 1932).

[pposya]

Год 2013. Торопец, Бри-Ком-Робер, Мышкин, Милан, Фонтенбло, Пафос

[pposya]

Дж. Уотерхаус, "Одиссей и сирены". 

В. М. Васнецов, "Сирин и Алконост"

[pposya]

К вопросу о том, как складываются отношения выдающихся личностей и их жен:  " Не сумею выразить, что сделалось со мною! Точно во мне оторвалась вся внутренность. Вот они, угрозы, под которыми я теперь постоянно живу! Я тихо сказала: "Только второй день, как я стала немного поправляться" - и ушла к себе. Потом оделась и вышла пройтись, но вернулась, отозвала мужа и тихо, почти шепотом, ласково ему сказала: "Если можешь, Левочка, погоди еще ездить к Черткову, мне ужасно тяжело!" В первую минуту он не рассердился, сказал, что ничего не обещает, но желает сделать все лучшее,и, когда я повторила свою просьбу, чувствуя себя невменяемой от внутреннего страдания, он уже с большей досадой повторил, что не хочет ничего обещать. Тогда я ушла, лазила по каким-то оврагам, где меня трудно бы было когда-либо найти, если б мне сделалось дурно. Потом вышла в поле и оттуда почти бегом направилась в Телятинки, с биноклем, чтобы видеть все далеко кругом. В Телятинках я легла в канаву недалеко от ворот, ведущих к дому Чертковых, и ждала Льва Н-а. Не знаю, что бы я сделала, если б он приехал; я все себе представляла, что я легла бы на мост через канаву и лошадь Льва Ник-а меня бы затоптала." Софья Толстая, дневник 1910 года.