#литературные критики

[seoded]

Про исторические источники информации

Интересный такой момент: в России обитают настоящие толпы недоученного в ВУЗах дурачья, которые, что-то слышав про исторические источники, воспринимают любой текст, дошедший из прошлого, как безусловно правдивый документ. При том, что он им, по факту, не является и лишь может стать таковым только после тщательной критики источника, рассмотрения его объективности, степени полноты информации и степени заинтересованности автора в формировании определённой картины.

Приведу пример. Вот есть такая большая книга — «Майн Кампф» (экстремизм и вообще гадость). Её учёные вполне охотно используют для изучения идеологии национал-социализма. Но никто и никогда, в здравом уме, не станет использовать тексты оттуда для изучения ситуации в Германии или Франции в момент написания книги. Потому что эти тексты заведомо недостоверны.

Или ещё пример.

Возьмём тексты современных оппозиционеров и релокантов (экстремисты и те ещё гады). Их вполне можно использовать для изучения этой среды как социально-политического феномена. Но изучать по ним реальность современной России — чуть менее чем бессмысленно. Потому что это — тоже лютая пропаганда, в которой степень достоверности рассказываемого может достигать отрицательных значений.

Или же в них могут содержаться реальные факты, которые, однако, подверглись обработке и трактовке в необходимом авторам ключе. То есть, в этом случае, использовать данные из этих источников можно, но крайне осторожно и только после сопоставления с информацией, полученной из заведомо не пересекающихся источников.

Кроме того, все источники ещё и делятся на группы в зависимости от базовой достоверности.

Наиболее достоверны — законодательные источники. Их можно брать и сразу использовать. Наименее достоверны — литературные произведения. Личные документы (мемуары и пр.), по степени достоверности, находятся ближе к литературным источникам.

https://seoded.blogspot.com/2025/04/istochniki-informacii.html

[books-things]

20 ноября - 155 лет со дня рождения Зинаиды Николаевны Гиппиус (1869-1945), русской поэтессы и писательницы, драматурга и литературного критика, одной из видных представительниц Серебряного века.

Родилась в обрусевшей немецкой семье,  предки отца переселились в Россию в XIX веке; мать — родом из Сибири. Из-за частых переездов семьи (отец — юрист, занимал высокие должности) Гиппиус систематического образования не получила, посещала урывками учебные заведения. С детских лет увлекалась «писанием стихов и тайных дневников». 

З. Гиппиус и Д. С. Мережковский

В 1889 в Тифлисе вышла замуж за Д. С. Мережковского, с которым «прожила 52 года, не разлучаясь ни на один день». Вместе с мужем в том же году переехала в Петербург; здесь супруги Мережковские завели широкие литературные знакомства и вскоре заняли видное место в художественной жизни столицы. Стихотворения Гиппиус, опубликованные в журнале «старших» символистов «Северный вестник» («Песня» и «Посвящение») сразу получили скандальную известность. В 1904 вышло «Собрание стихов. 1889-1893» и в 1910 — «Собрание стихов. 1903-1909», объединённое с первой книгой постоянством тем и образов: душевный разлад человека, во всем ищущего высшего смысла, божественного оправдания низкого земного существования, но так и не нашедшего достаточных резонов смириться и принять — ни «тяжесть счастья», ни отречение от него. 

В 1899-1901 Гиппиус тесно сотрудничает с журналом «Мир искусства»; в 1901-1904 является одним из организаторов и активным участником Религиозно-философских собраний и фактическим соредактором журнала «Новый путь», где печатаются её умные и острые критические статьи под псевдонимом Антон Крайний, позже становится ведущим критиком журнала «Весы» (в 1908 избранные статьи вышли отдельной книгой — «Литературный дневник»). В начале века квартира Мережковских становится одним из центров культурной жизни Петербурга, где молодые поэты проходили нелегкую проверку личным знакомством с «мэтрессой». Гиппиус предъявляла к поэзии высокие, предельные требования религиозного служения красоте и истине («стихи — это молитвы»). Сборники рассказов Гиппиус пользовались гораздо меньшим успехом у читателей и вызвали острые нападки критики. События Революции 1905-1907 стали переломными в жизненной творческой биографии Гиппиус. Если до этого времени социально-политические вопросы находились вне сферы её интересов, то после 9 января, которое, по словам писательницы, «перевернуло» её, актуальная общественная проблематика, «гражданские мотивы» становятся доминирующими в её творчестве, в особенности — в прозе. Гиппиус и Мережковский становятся непримиримыми противниками самодержавия, борцами с консервативным государственным устройством России.

 В феврале 1906 они уезжают в Париж, где проводят больше двух лет. Здесь супруги Мережковские выпускают сборник антимонархических статей на французском языке, сближаются с революционными кругами, поддерживают отношения с Б. Савинковым. Увлечение политикой не отменило мистических исканий Гиппиус: новый лозунг «религиозной общественности» предполагал соединение всех радикальных сил интеллигенции для решения задачи обновления России. Политические пристрастия отражаются на её литературном творчестве тех лет: романы «Чертова кукла» (1911) и «Роман-царевич» (1912) откровенно тенденциозны, «проблемны». Резко изменившаяся жизненная позиция Гиппиус проявилась необычным образом во время Первой мировой войны, когда она стала писать стилизованные под лубок «простонародные» женские письма солдатам на фронт, иногда вкладывая их в кисеты, от лица трёх женщин («псевдонимы» — имена и фамилии прислуг). Эти стихотворные послания («Лети, лети, подарочек», «На дальнюю сторонушку» и т.п.), не представляющие художественной ценности, имели большой общественный резонанс. Октябрьскую революцию Гиппиус приняла враждебно и в начале 1920 вместе с мужем эмигрировала во Францию. За границей вышли ещё два её поэтических сборника: «Стихи. Дневник 1911-1921» и «Сияния».

[salem-schatz]

��ем временем я наконец закончила с прочтением Чумы приобретенная в период коронавируса, масок и безлюдных улиц. Эх, наверное я даже малость скучаю по тем временам, но не суть, суть в том, что ‘Чума’ Альбер Камю считалась, по мнению книжных червей, настолько актуальной в то время, что я попросту не сдержалась, как и не сдержалась проигнорировать ознакомление с кратким содержанием хотя бы или адекватными отзывами.

«Чума» Альбера Камю —это роман-притча. В город приходит страшная болезнь – и люди начинают умирать. Отцы города, скрывая правду, делают жителей заложниками эпидемии. И каждый стоит перед выбором: бороться за жизнь, искать выход или смириться с господством чумы, с неизбежной смертью. Многие литературные критики «прочитывают» в романе события во Франции в период фашистской оккупации.

Первоначально мне казалось, что место и время событий перенесет меня чуть ближе к средневековью, потому что само слово Чума или Бубоны больше ассоциируется с средневековьем. Обнаружив на страницах и машины, и поезда, и какие-то судна - я осознала, что средневековьем тут даже не пахнет… обидно.

Что же из себя представляем Чума на самом деле? Как бы смешно это ни звучало, но роман с первой и до последней странице несет в себе описание жизни в зараженном городе. И все. Больше ничего в себе она не несет. Конечно же в романе присутствуют все ужасы заболевания, вскрытие бубонов, мародерства, карантин и множество смертей, но боюсь история зацикливается далеко не на этих ужасных событиях. Скорее в ней более акцентированы ‘страдания узников чумы из-за карантина’, ‘отрезанных от внешнего мира’. Ограничение для жителей и гостей города в виде полного запрета покидать зараженную территорию - вот что в действительности является трагедией романа. При всем при этом, не смотря на мгновенное распространение чумы, людям разрешено кучковаться, гулять по паркам, посещать рестораны, бары и спектакли. Никаких ограничений в самом зараженном городе как таковых нет, вот действительно пир во время чумы. Правда под конец ввели комендантский час, на это событие выделено меньше страницы. Единственной трагедией стала - отсутствие возможности посетить те же рестораны, бары и спектакли но в другом городе, н-р в Париже. Это стало настолько придурковато для меня, что попросту не знала куда себя деть со своими мыслями. Т.е я все еще помню последние карантины, когда для ‘некоторых’ стран было настоящей трагедией запрет на групповое пожирание водки и шашлыков на природе или в парке, то тут народ самоубивается из-за запрета на выезд в соседнее село. Не знаю, может я неправильно живу? Может мое нахождение в одном месте и нежелание покидать его (даже на время) тратить на дальние поездки, разнообразия ради, огромные деньги - это ненормально? Я хз

Касательно персонажей. На самом деле я была настолько разочарована в романе, что со временем стала равнодушно относиться к героям и их судьбам, даже не смогу точно сказать сколько основных персонажей в романе. Более менее интересным показался доктор с его яростными попытками борьбы с чумой, но в итоге ставший этаким проводником в иной мир. Репортер оказавшийся в зараженном городе и его стремления вернуться на родину. Преступник задержание и поиски которого временно прекратились из-за хлопот чумных. Еще кто-то был, но я так и не поняла или мне было все равно на его значимость.

Хоть и пообещала себе больше не тратить драгоценное время на то, что его не заслуживает, но на руках на тот момент других книг не было. Пришлось дочитать до финального финала чтобы наверняка ��сознать, что книге не место в моей библиотеке. Увы и ах.

[daillyghost]

Гарри Поттер без причины и насколько всем нужны литературные изыскания

Конечно, мы все подвержены тренду так, как если бы сами хотели его уважать за справедливые посылы. Вот только как объяснить то, что никто не может по сути правдиво сказать, зачем один и тот же человек пытается ��ублично сделать вид, что он подставил себя, как человек со звуком.

Мне столько раз приходилось говорить одно и то же, что я забыла, когда я все-таки этого не делала. Я и не доказываю никому мораль. Писатель порядочно вынужден следовать канону, который подчеркивает обстоятельства и завершающий сагу хэппи энд в рамках такого вероисповедания, когда все плохое должно остаться позади. Но это все – условно. В такой ситуации мало кто выживал, потому что нет ничего хорошего в том, чтобы расти «в стороне» от общества, которое не может косо не посмотреть на «порядочность», когда она не связана с деньгами по правилам коммерческого общения. При этом все прекрасно понимают, что личное – это совсем другое. Как-то так еще получается, что нельзя застраховать себя от публичной критики так, как вы хотели бы. Но страховка не гарантия успеха. «Гарри Поттер» опровергает успех своим существованием. А альтернативы до сих пор не изданы крупным планом. Конечно, кому-то повезет найти себя в этой Библии хайпа по-другому. Но я бы не сказала, что надо знать в лицо тех, кто там засветился. Никто бы на эту театральную ноту протеста и внимания не обратил бы, если бы не видимость понимания жизни.

Только что может понимать принц, который обеспечен заранее? Да ничего, наверное. Его делает подвиг, которые нереально совершить, если ты не взрослый человек. Но он как-то умудряется сделать так, что его все уважают за позицию. Почему-то неприлично высмеивать лица, которые опускают на тренде больше, чем роман. Но чтобы им не посмотреть на себя со стороны и не убедиться в своем собственном уродстве? Им бы сказать честно, что забастовка писательница нарвалась на камень преткновения и иллюзию побега из реальности других людей. Почему нужно стесняться того, что ее трогает естественность мышления? Она как писатель не тянет виды, которые привлекают многих, кто пропал в искусстве без вести. Разве она могла себе позволить делать свою жизнь такой, которая бы ее спасла от ненужных интриг? Да нет. Ей бы взять свое по-другому, но никто не дал ей в том числе списать с ребенка порядочность. Только что делать, если она все время унижает за права? Конечно, никто бы ее не посадил, она бы легко откупилась. Публичный скандал продемонстриро��ал бы ее проблемы, а она бы начала мстить за то, что она не поняла правил. Выходит анекдот со средствами, которые все-таки не могут доказать здравомыслие всего колхоза, где бы он не пил, но что поделать с репутацией, не желающей отстать от больного места? Она все равно права и права как женщина очень капризная и богатая. Я не вижу смысла говорить дальше, насколько она всем растрепала пародию. Но мне бы хотелось, чтобы этого вообще не было, а я вынуждена артачиться, потому что надо опровергать тип. И да, есть и другие, кто это сделал, но мне тоже выпала «честь» все ей портить. Я бы не сказала, что нормально так жить, если бы мне не навредили. И какие фейки из сказки все настолько любят, что можно сделать себя на конкретике? Вот и посмотрите свое шоу и поймите, что все ваши нервы и растраты – только ваше личное дело. А я взрослый человек, который тоже вас не понимает. Ваше право распоряжаться деталями «проекта» так, как вам кажется выгодным. И ваш ребенок будет этим наказан, не сомневаетесь, только я все-таки ухожу в другой профиль. И насколько вы там сможете меня, например, задеть или мной притвориться? Не боитесь, что сами станете героями сатирических обзоров? Время легко относится к жизни, вот и все. Почему бы всех не собрать под одни грабли? И причем тут рефлексия? Мстить надо так, чтобы был понятен расчет. Надо убить время – пожалуйста. Только почему обязательно на изысках за чужой счет? Чужие тоже могут за себя сказать. А все «Гарри Поттер» не тот. Кто-то и обойдется, а кто-то и подвержен. Время вспомнить о морали, только как быть с эмоциями?

[technolib]

Как читать «Муму».

Рассказ Ивана Тургенева «Муму» в наше время считается классикой русской литературы и входит в школьную программу. А в середине XIX столетия это произведение снимали с печати по требованию цензоров. Рассказываем, почему рассказ запрещали к публикации, какие реальные люди стали прообразами героев и что думали о «Муму» современники Тургенева — писатели, издатели и литературные критики. История…

[gutherzig-2014]

Дмитрий Захаров - Комитет охраны мостов

Антиутопия мрачного настоящего, в котором уголовные дела создаются из воздуха и неважно, виновен ты или нет. А тем, кто хочет помочь несправедливо обвинённым поступают угрозы сразу весомого характера, а разговоры по душам превращаются в допрос с пристрастием.

Книге, где если вынесенного в название Комитета охраны мостов нет, то «его нужно выдумать».

И наблюдается любопытный процесс: не реальность, которая превращается в выдумку и обрастает сказочными подробностями, а выдумка, которую воплощают в реальность. И это не Идея, вроде коммунизма, а скорее что-то вроде детского бунта: «Ах так! Считаете меня плохим? Тогда я и правда стану плохим.»

Это художественное развитие истории 2020 года, когда подростки расклеили листовки в поддержку политзаключенных и возможно собирались взорвать здание ФСБ в Майнкрафте. Тогда их обвинили в организации террористического общества (главный обвиняемый до сих пор в колонии).

Звучит дико: как можно посадить за игру? Увы, это не вымысел.

Пожалуй, просто рассказать эту историю было бы совсем беспросветно (что близко к истине).

И Дмитрий Захаров добавляет подробностей (например, заинтересовавшим меня противостоянии Красноярска и Новосибирска за право считаться столицей Сибири);

поясняя причины и мотивы произошедшего: как со стороны обвиняемых, так и со стороны обвинителей.

Первые могут быть и пламенно горящими за свою идею, и скромными студентами, просто поддерживающими друзей, и провокаторами из лагеря вторых.

Вторые жаждут повышения, выполнения планов и для этого готовы на всё – тот случай, когда цифры важнее фактов (как в Советском союзе)

Жанр определён как психологический детектив с элементами городского фэнтези.

И вот этот лейтмотив «всё не то, чем кажется» напомнил атмосферу романов Дэна Брауна.

А фантазийная часть сродни книгам Евгении Некрасовой, где это способ справиться в ситуации, когда больше положиться не на кого, и тогда защита от чудовища из бабушкиных страшилок становится соломинкой, за которую цепляются люди уже в реальности.

Непросто писать рецензию на эту книгу: и тема сложная, и непонятно, как описать сюжет. Порой, я задавался мыслью: а нет ли угрозы самому писателю, как его героям-журналистам? Ведь описанное даже с учетом необходимых оговорок (вроде запрещенных в РФ организаций) в книге приводит к жутким последствиям.

В романе много эмоций – как самих героев, так и возникающих у читателя: возмущение, бессилие, надежда и глухая, до зубовного скрежета злоба.

При эмоциональной нагруженности повествования и очевидно антигосударственному тону, писатель всё же оставляет пространство для выбора самому читателю.

Конец вроде бы обещает просвет, а нет, всё тот же автозак.

Я думаю, в будущем это будет такой же неотъемлемый предмет эпохи и арт-объект, как Берлинская стена.

В интервью автор сказал, что „Комитет охраны мостов“ — это анти-„Бесы“: «Если Достоевский в своем романе обличает революционеров, то я в своей книге их не воспеваю, но я бы мог сказать, что в моей книге „бесы“ оказываются с другой стороны.»

Книгу рекомендовала Вера Богданова

О ней также говорили литературные критики Полина Бояркина и Галина Юзефович

[koobaudio]

Стивен Кинг - 11/22/63

Этот роман безоговорочно признают лучшей книгой Стивена Кинга и миллионы фанатов писателя, и серьезные литературные критики. …Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием американской истории ХХ века. Тайна его до сих пор не раскрыта. Но что, если случится чудо? Если появится возможность отправиться в прошлое и предотврати... Читать дальше »

[newssocialite]

Названы победители литературной премии имени Миланы Алдаровой «ДЕДАЛ»

Торжественная церемония вручения наград литературной премии имени Миланы Алдаровой «Дедал» прошла 7 декабря в Брюсов Холле. Премия вручалась впервые. В церемонии награждения приняли участие, литературные критики, писатели, представители книжной индустрии, журналисты и ценители литературы. Организатором премии выступил издательский дом Игоря Сазонова, выпустивший репринт сборника Миланы Алдаровой…

[coolbiscotti]

чем больше вы читаете, тем больше и насыщеннее становится ваш словарный запас. вы лучше владеете языком, красочнее строите предложения, и часто именно в таком стиле, в каком были написаны последние прочитанные вами книги (это я знаю по себе). и не кажется ли вам парадоксом то, что у всех авторов уникальный стиль слова, которым они пишут? и даже многие литературные критики говорят, что для того, чтобы написать хороший авторский текст, долгое время стоит не читать ничего вообще.

чтобы написать что-то стоящее и уникальное, ты должен быть начитанным, но при этом глаза не замозолены чужими текстами.

[books-things]

Мистические детективы с неповторимой атмосферой

1. Диана Сеттерфилд — «Тринадцатая сказка» Маргарет Ли работает в отцовской букинистической лавке. Современности она предпочитает Диккенса, Уилки Коллинза и сестер Бронте. Каково же было удивление Маргарет, когда внезапно «самая знаменитая сочинительница наших дней», автор пятидесяти шести романов, чьи многомиллионные тиражи, кажется, превысили совокупный тираж Священного Писания, таинственная отшельница Вида Винтер предложила девушке стать ее биографом. Ведь ничуть не меньше, чем своими книгами, мисс Винтер знаменита тем, что еще не сказала ни одному журналисту ни слова правды; в любых вопросах газетчиков или потенциальных биографов она видела лишь повод снова блеснуть своей поразительной фантазией, сплести очередную захватывающую историю. И вот перед Маргарет, оказавшейся в стенах мрачного особняка, населенного в буквальном смысле призраками прошлого, разворачивается готическая история сестер-близнецов, которая странным образом перекликается с ее личной историей и постепенно подводит к разгадке тайны, сводившей с ума многие поколения читателей, — тайне «тринадцатой сказки»…

2. Дафна Дюморье — «Ребекка» «Ребекка» — не просто самый известный роман Дафны Дюморье. Не просто книга, по которой с��ят культовый фильм Альфреда Хичкока. Не просто произведение, заложившее стилистические основы всех «интеллектуальных триллеров» наших дней. «Ребекка» — это роман уникальный, страшный — и прозрачный, простой — и элитный. Роман, без ��оторого не существовало бы ни «Степного волка» Германа Гессе, ни «Кэрри» Стивена Кинга.

3. Карлос Руис Сафон — «Тень ветра» Книга-явление. Книга-головоломка. Книга-лабиринт. Роман, который заставляет читателя погрузиться в почти мистический мир Барселоны и перемещает его в совершенно иную систему координат. Читателю предстоит вместе с главным героем встретить зловещих незнакомцев, понять и полюбить прекрасных и загадочных женщин, бродить по мрачным лабиринтам прошлого, и главное — раскрыть тайну книги, которая непостижимым образом изменяет жизнь тех, кто к ней прикасается. Удивительная книга, в которой есть все: увлекательный сюжет, блестящий стиль и будоражащие воображение тайны.

4. Уилки Коллинз — «Женщина в белом» Уилки Коллинз — английский писатель, один из зачинателей современной детективной литературы, признанный мастер интриги, умело сочетавший в своих произведениях таинственное, детективное и романтическое. В основе романа «Женщина в белом» лежит острый, увлекательный сюжет о преступлении, которое было задумано и осуществлено ради денег. Сэр Персиваль Глайд, еще в юности совершивший подлог, чтобы присвоить не принадлежавшие ему по закону титул и поместье, заключает свою жену Лору под именем умершей и очень похожей на нее Анны Катерик в сумасшедший дом. Теперь ничто не стоит между ним и богатством его жены…

5. Эдгар Аллан По — «Золотой жук» Американский поэт, прозаик, журналист Эдгар По — основоположник детективного жанра, автор мистических и научно-фантастических рассказов. До сих пор обстоятельства и причина смерти гениального поэта, создателя зловещих кошмаров и гротескных фантасмагорий остаются невыясненными, с каждым годом споров и легенд становится все больше. Имя опередившего свое время писателя стало культовым в Америке — к примеру, известно, что в течение шестидесяти лет, каждый год в день рождения Э.По некий тайный поклонник в черном оставлял на его могиле три красные розы и бутылку коньяка. В сборник вошли ��збранные рассказы.

6. Стивен Кинг — «11/22/63» Этот роман безоговорочно признают лучшей книгой Стивена Кинга и миллионы фанатов писателя, и серьезные литературные критики. …Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием американской истории ХХ века. Тайна его до сих пор не раскрыта. Но что, если случится чудо? Если появится возможность отправиться в прошлое и предотвратить катастрофу? Это предстоит выяснить обычному учителю из маленького городка Джейку Эппингу, получившему доступ к временному порталу. Его цель — спасти Кеннеди. Но какова будет цена спасения?

7. Чарльз Диккенс — «Тайна Эдвина Друда» Самый загадочный роман великого Диккенса. Роман, который до сих пор вызывает множество вопросов и споров, объединил в себе черты жизнеописания, психологического романа и детектива. Произведение, так и оставшееся незаконченным, неоднократно экранизировали и даже пытались дописать. Однако решить все загадки, заданные автором много лет назад, так никому и не удалось…

8. Джон Харвуд — «Призрак автора» Австралийский библиотекарь Джерард Фриман переписывается с загадочной англичанкой Алисой Джесселл, прикованной к инвалидной коляске… Мать Джерарда хранит какую-то тревожную тайну… А за этой тайной — секреты бабушки… И загадки прабабушки…

9. Сара Уотерс — «Нить, сотканная из тьмы» Cамый знаменитый из ранних романов прославленного автора «Тонкой работы», «Бархатных коготков» и «Ночного дозора». Замысел «Нити, сотканной из тьмы» возник благодаря архивным изысканиям для академической статьи о викторианском спиритизме, которую Уотерс писала параллельно с работой над «Бархатными коготками». Маргарет Прайор приходит в себя после смерти отца и попытки самоубийства. По настоянию старого отцовского друга она принимается навещать женскую тюрьму Миллбанк, беседовать с заключенными, оказывая им моральную поддержку. Интерес ее приковывает Селина Дауэс — трансмедиум, осужденная после того, как один из ее спиритических сеансов окончился трагически. Постепенно интерес обращается наваждением — ведь Селина уверяет, что их соединяет нить, сотканная из тьмы…

10. Айра Левин — «Ребенок Розмари» Больше всего на свете Розмари мечтает о ребенке. Кажется, счастье совсем близко — они с мужем находят чудесную квартиру в старинном доме, Гай неожиданно получает работу. Но будущая мать с ужасом понимает, что за подарки судьбы придется заплатить непомерную цену: она уверена, что ��уж пожертвовал душой их неродившегося ребенка ради карьеры. Розмари не сомневается, что ее соседи — эксцентричная пожилая чета — слуги дьявола, и именно они вовлекли Гая в сатанинский заговор

[eldamaranquendi]

Майкл Шейбон «Подрывное воображение Урсулы Ле Гуин»

В день моего посвящения и первого посещения августейшего учреждения Американской академии искусств и литературы меня провели в портретную галерею литературного отдела и оставили там — одного среди гигантов. Возможно, это был своего рода ритуал-испытание, вроде того, как бросить кого-то у входа в кукурузный лабиринт. Чивер. Болдуин. Рот. Фолкнер. Джеймс. Велти. Моррисон. Это было ошеломляюще. Я чувствовал, что мне нужен клубок веревки, чтобы не потеряться среди этой славы. Поэтому я начал искать в таблице обрамленных фотографий, начиная с эпохи пенсне и до наших дней, писателей научной фантастики и фэнтези. Я не совсем понимаю, почему мои мысли пошли именно в этом направлении. Возможно, я чувствовал себя немного виноватым из–за принадлежности к клубу, в который не были допущены многие из моих личных литературных героев и влияний – Джон Кольер,Джек Вэнс, Г. П. Лавкрафт, Кордвейнер Смит. Прежде всего я искал Урсулу К. Ле Гуин.

Я нашел Джеймса Бранча Кейбелла: да, возможно, он фантаст. Стивен Винсент Бенет, который написал оригинальный постапокалиптический рассказ, который, несомненно, научная фантастика, “У вод вавилонских". Уильям С. Берроуз? Честно говоря, я не мог бы сказать, считается ли он писателем-фантастом или нет; я никогда не был в состоянии понять этого парня. А еще был старый добрый Курт Воннегут, создатель антиутопий, изобретатель глобальной пандемии льда-девять, хартии планеты Трафальмадор. Но когда я остановилась перед его фотографией, то совсем не был уверен, что он не предпочтет, чтобы я просто продолжал двигаться дальше. Так было со всеми этими чуваками, подумал я. Великие американские писатели, если им случалось писать научную фантастику и фэнтези, редко удостаивались самых высоких почестей.Они их были лишены (этих писателей даже не рассматривали внести в списки) — самых престижных наград. В кон��е концов их не приняли всерьез. Как однажды выразился Воннегут:

"Я был безмозглым обитателем картотечного ящика с надписью “научная фантастика”, и мне хотелось бы выйти из него, тем более что многие серьезные критики регулярно путают этот ящик с писсуаром".

Более надежный и легкий путь писател�� к призам (а кто не любит нпграды?) состоит в том, чтобы полностью держаться подальше от жанровой канавы, и если этого нельзя избежать—если человек “родился там”, так сказать,—отречься от нее или отказаться от нее. Урсула К. Ле Гуин проделала это нелегким путем. На протяжении десятилетий она последовательно создавала шедевры, произведения огромной тематической, стилистической, структурной, концептуальной и психологической сложности и глубины, замысловатые узоры, живо воображаемые, прочувствованные, красиво написанные, которые также были откровенно и бесстыдно произведениями фэнтези и научной фантастики. Она редко выходила за пределы жанровых границ, а вместо этого расширяла их. Она никогда не отвергала жанровую канаву, которая питала ее амбиции и разжигала воображение;вместо этого она подтвердила предположение Оскара Уайльда о том, что нет лучшего места для наблюдения за звездами, чем канава.

Я люблю, любуюсь и восхищаюсь столькими ее произведениями: "Резец небесный“, "Левая рука Тьмы", "Обездоленные", "Слово для леса и мира — одно", чудесные рассказы, особенно незабываемый "Те, кто уходит из Омеласа".- Но мой первый опыт чтения Урсулы Ле Гуин был связан не только с восторгом, восхищением или любовью. Речь шла о трансформации. Человек, которым я собирался стать в 1972 году—особая коалесцентная конфигурация синапсов, апперцепций и нервных путей, — не пережил встречи в возрасте девяти лет с "Волшебником Земноморья". Первый том ее Земноморья был помещен в богато реализованную и детализированную воображаемую топографию островов и океанов, где мастерство языка—верное, точное построение и произнесение слов обученным адептом, который знал их историю и понимал их возможности и, таким образом, мог называть вещи своими истинными именами—обладало силой изменять реальность, переделывать мир.

Но что действительно изменило содержание моего черепа, так это то, что сама книга была фрактальной демонстрацией его собственного первичного тщеславия. Не имея ничего, кроме языка — линий на бумаге, правильно настроенных,— Урсула К. Ле Гуин вызвала целую планету к существованию, детальному и правдоподобному, от ее флоры до погоды, диалектов и церемоний ее обитателей. И хотя этот мир исчез в тот момент, когда я закрыл обложку книги, память о моем визите, о жгучей борьбе молодого Геда с его собственной зловещей тенью осталась. В Земноморье обладатели лингвистической силы были известны как волшебники, и они называли свое ремесло магией, но мне было очевидно, даже в девять лет, что истинным именем магии было письмо, и что такой писатель, как Урсула К. Ле Гуин, была волшебницей.

Как оказалось, это было лишь отчасти верно. Письмо было магическим искусством, но магическая сила, питавшая его, по мнению Урсулы, не была языком. Это была игра воображения.

В начале семидесятых годов Урсула написала ряд эссе в защиту одной из двух великих литературных традиций — фантазии, которая была ее страстью и ее хлебом с маслом (хотя она интуитивно чувствовала, что различие между фантазией и другой традицией, научной фантастикой, было тривиальным.) Эти эссе имеют названия вроде “Почему американцы боятся драконов?” и они твердо придерживаются традиции апологии других современных фантастов, таких как Дж. Р. Р. Толкин и К. С. Льюис, считавших себя обязанным защищать свою работу от догматиков прагматизма, практичности, полезности, всех тех суровых людей, которых Беллоу в романе "Герцог" называл “инструкторами реальности"."Фантазия равнялась эскапизму, придерживалась своей догмы: побуждать людей верить, что бегство от нынешней реальности даже желательно, не говоря уже о возможности отказаться о побега, было в лучшем случае глупо, а в худшем — аморально, если не преступно. Подлинной целью этой догмы, утверждала Ле Гуин, была не фантазия как таковая, а сама человеческая способность воображения.

Ле Гуин контратаковала. Так называемая реальность, представленная врагами воображения как материальный факт, была конструкцией, машиной, предназначенной для подчинения женщин, подавления и вытеснения местных культур, превращения человеческого опыта в товар и автоматизации человеческого поведения. В этом свете эскапизм был подрывной силой, даже потенциально революционным актом, а воображение—нашей способностью предвидеть и строить альтернативы нынешнему плачевному положению дел—мощным инструментом ��еловеческого освобождения. Это, заключила Ле Гуин (и продолжал делать выводы в течение следующих сорока лет), было истинной причиной враждебности к фантастике и научной фантастике: она угрожала существующему положению вещей.

Сорок лет спустя Ле Гин все еще защищала свое воображение. Ее представление о враге несколько сместилось, чтобы охватить кооптацию воображения и это ужасное слово,” креативность", которым пользуются корпоративные стратеги и маркетологи, но чувство тревоги только усилилось. Она считала, что под ударом оказались не только жанры фэнтези и научной фантастики, но и вся литературная деятельность, даже сам фундаментальный проект грамотности, определяемый не просто как способность читать текст, но как средство тренировки воображения—и в конечном счете построения подлинного " Я " —через постоянное соприкосновение с литературным искусством. В эссе ” Что нужно ребенку", — она писала:

"...то, что нам всем нужно, — это найти каких-то других людей, которые представляли себе жизнь по линиям, которые имеют смысл для нас и позволяют некоторую свободу, и слушать их. Не слушайте пассивно, но слушайте. Слушание — это акт общности, который требует пространства, времени и тишины. Чтение — это средство слушать".

Современная культурная ортодоксия, часто формулируемая или недоговоренная как "оставайся на своей полосе", постулирует, что писатель должен оставаться центрированным в своем собственном сообществе, писать из своего собственного и своего общественного опыта: оставаться дома. Но Урсула утверждала, что эти места, эти точки происхождения, дом и община сами являются актами творческого воображения. Она начинает свое эссе 2002 года “Инструкции по эксплуатации“, обсуждая детей в специфическом контексте обучения их воображению с помощью литературы: "ребенок, который не знает, где находится центр, где находится дом, что такое дом,—этот ребенок находится в очень плохом состоянии.” Пока что это звучит так, как будто она готовится спорить за то, чтобы остаться на своей полосе, остаться на месте. Но потом она продолжает::

"Дом-это не мама, папа, сестренка и Бад. Дом — это не то место, куда они должны тебя впустить. Это вообще не место. Дом — это воображаемое место. Дом, воображаемый, приходит в себя самоё. Оно реально, реальнее любого другого места, но вы не можете попасть туда, пока ваши люди не покажут вам, как это представить, кем бы они ни были.{} Они могут и не быть вашими родственниками. Возможно, они никогда не говорили на вашем языке. Возможно, они были мертвы уже тысячу лет. Они могут быть всего лишь словами, напечат��нными на бумаге, призраками голосов, тенями умов. Но они могут проводить вас домой. Они — ваше человеческое сообщество".

Понимание Ле Гуин общности было ограничено только временем и забвением. Достижение его требовало от нас смелых, невозможных прыжков, чтобы совершить захватывающие подвиги эскапизма из серых пределов нашего зачаточного "я".

В руках великого художника то, что мы называем фантазией и научной фантастикой, лучше всего понимается не как литературные жанры, а как литература в ее чистейшей форме: призвание к существованию посредством чар языка, подпитываемых маной воображения, миров и сообществ: в какой-то далекой легендарной эпохе, на другой планете, в округе Йокнапатофа или Мерси, штат Мичиган, или в одной из других вымышленных Тони Моррисон версий ее родного города Лорейн, штат Огайо; в колдовстве, с помощью магии, обитателей этих воображаемых домов, вместе с тайнами их сердец и лабиринтами их мозгов. Фэнтези и научная фантастика открыто говорят о том, что так называемая мейнстрим-фантастика обычно пытается скрыть: "смотрите, я все это выдумываю!". И не только это, напомнила нам Ле Гуин: мы тоже выдумываем себя. Придумываем истории о себе и своих общинах не из цельной ткани бытия, а из всех других историй, которые мы слушали и читали с детства. И чем больше мы читаем, чем внимательнее прислушиваемся, тем дальше за пределы нашей собственной личной канавы наши планы побега будут нести нас, тем ближе к звездам.

Урсула к Ле Гуин была принята в Американскую Академию Искусств и литературы в 2017 году

Майкл Шейбон живет в Беркли, штат Калифорния.

перевод — Rinsant

[belskayatanya]

Не склонившая головы (предисловие к "Анжелике в Новом Свете" от издательства "Полымя")Н. А. Скир

Перед вами седьмой роман из десятитомного (тринадцатитомного. - Прим. ред.) цикла Анн и Сержа Голон о превратностях судьбы супруги графа де Пейрака в век Людовика XIV. Цикл рождался в 50-70-е годы нашего столетия - время, называемое эпохой возрождения исторического романа (расцвет этого жанра относится к первой половине XIX века). Обращение писателей Франции тех лет к истории не случайно. Участие в движении Сопротивления в годы Второй мировой войны, борьба против колониальных войн во Вьетнаме и Алжире делали миллионы людей сопричастными судьбе страны и заставляли задуматься о ее будущем. А будущего, как известно, не бывает без прошлого. 

В этот период появляются литературные произведения, в которых осмысливается опыт минувшего, делаются попытки определить общие закономерности исторического движения. Это: "Страстная неделя" Луи Арагона, "Божьи безумцы" Жана-Пьера Шаброля, "Огни гнева" Макса-Оливье Локана, "Великолепная" Андре Шамсона, широко известный советскому читателю цикл Мориса Дрюона "Проклятые короли", ряд романов о Парижской коммуне. Эти произведения, затрагивающие серьезные проблемы движущих сил общественного процесса, роли народа и личности в истории, проблемы власти, увлекали читателя как глубиной философской мысли, так и поэтикой, остротой сюжета.

Возросший интерес к произведениям такого плана порождает в свою очередь целый поток историко-приключенческой беллетристики. Среди них - романы Жака Лорана о Каролине на темы французской революции и империи ("Милая Каролина", "Сын милой Каролины", "Каприз милой Каролины"), роман Жюльет Бензони "Марианна, звезда для Наполеона", цикл романов об Анжелике. Авторы этого цикла не начинали свою деятельность как писатели. Анн родилась в Тулоне, Серж - в Туркестане, где его отец был дипломатом. В молодости Серж интересовался археологией, геологией, химией. Получив высшее образование, он отправился в качестве геолога в Конго, где и встретился с молодой журналисткой Анн. Общий интерес к истории и побудил их написать первый том об Анжелике. Вероятно, удачный сплав научных познаний Сержа и легкости пера Анн, ее знания женской психологии обеспечили роману успех, который превзошел все ожидания ее авторов и повлек за собой многотомное продолжение. Вся серия состоит из десяти романов. Вот они: 1. Анжелика, маркиза ангелов. 2. Дорога в Версаль. 3. Анжелика и король. 4. Неукротимая Анжелика. 5. Анжелика в гневе. 6. Анжелика и ее любовь. 7. Анжелика в Новом Свете. 8. Искушение Анжелики. 9. Анжелика и дьявол. 10. Анжелика и заговор ангелов. (Несколько странной нам представляется трактовка автором статьи названия десятого тома. На русском языке книга выходила под названиями "Анжелика и заговор теней", "Анжелика и заговор теней прошлого", "Анжелика и заговор темных сил", "Заговор теней", но никогда как "Анжелика и заговор ангелов". Кроме того, ни оригинальное название ("Angélique et le Complot des Ombres"), ни ��одержание книги не дают указания на "заговор ангелов", поэтому, скорее всего, у автора статьи имеет место ошибка. Неточность имеется и в названии девятого тома - оригинальное название "Angélique et la Démone" - женщина-демон, пусть дьяволица, но никак не дьявол. На русском языке книга выходила как "Анжелика и демон", и как "Анжелика и дьяволица". Также в списке недостает еще трех романов: “Анжелика в Квебеке”, “Дорога надежды”, “Победа Анжелики”. - Прим. ред.) Переведенная на все европейские, а также на японский, турецкий, иврит, греческий (возможно, речь идет о древнегреческом языке. - Прим. ред.) и другие языки (всего существует 159 переводов), "Анжелика" приобрела себе читателей во всем мире.

Чем же объясняется столь шумный массовый успех? И можно ли вообще причислить "Анжелику" к историческому роману? В чем, собственно, особенности этого жанра и как отличить хороший исторический роман от плохого? Следует ли прежде всего искать в нем достоверность фактов или точное соблюдение хронологии? Тогда к какому жанру следует отнести романы Дюма-отца и Фенимора Купера, влияние которых живо ощущается в произведениях Анн и Сержа Голон? Вопросы, вопросы, вопросы… Трудно дать точные определения историческому "духу времени", который пытались воссоздать в своих произведениях писатели-романтики Гюго, Виньи, Мериме и другие, чтобы, исходя из этого определения, судить о принадлежности того или иного романа к историческому. Каждая эпоха и каждый писатель предъявляют свои требования к этому жанру. Романтики создавали философский роман, стремясь воссоздать в нем "местный колорит" и выявить общие законы и направление движения истории. Дюма пытался доказать, что ход событий зависит не только от царственных особ и великих деятелей, стоящих на авансцене истории, но и тех, кто находится за ее кулисами. В романах Голон проскальзывает аналогичная мысль: Анжелика прячет ларец с ядом, предназначенным для короля, и тем самым спасает коронованную особу. Следовательно, не вмешайся она случайно, судьба Франции могла бы быть иной.

Для многих писателей исторические события важны не сами по себе, а как аллюзии на современность, и, создавая произведения, они нарочито подчеркивают в них это сходство. Флобер под одеждами отдаленных эпох и чуждых религий стремится обнаружить сердце с ощущениями современного ему человека. Голон, как мы видим, тоже разделяют идею о неизменности человеческой природы, что и делает их героев близкими читателю и вызывает сочувствие к ним.

Существует множество определений исторического романа и его классификаций. Одно из них - "роман в истории" /1/. Писатели, работающие в этом жанре, не стремятся быть верными Истории правды, строят свои творения как биографию вымышленного героя. "Роман в истории" - повествование о человеке, воссоздание его психолого-нравственного облика, характера деятельности. История в таком романе составляет фон повествования, но фон достаточно хорошо изученный. В него попадают и реальные лица, но, вступая в общение с вымышленными персонажами, они совершают поступки и произносят речи, в действительности ими не совершенные и не произнесенные. Автор старается передать лишь общий рисунок характера, психологического склада и правдоподобие поступков исторического лица, при этом и описание не обходится без субъективного момента, степень которого зависит от авторского восприятия и отношения к изображаемому персонажу. Так, в третьем романе серии - "Анжелика и король" - Голон старались передать атмосферу интриг Версальского двора. И это им удалось. Но романная мадам де Монтеспан не похожа ни характером, ни поведением на реальную могущественную фаворитку Людовика XIV, да и сам король, обаятельный, любезный и неотразимый в общении с женщинами (по свидетельству его современника мемуариста Сен-Симона) мало имеет сходства с несколько хмурым и довольно неловким Людовиком, каким он предстает в творении писателей. (Но Сен-Симон был его младшим современником, и не видел Людовика в молодости. Кроме того, непохоже, чтобы Людовик в романе был хмурый и неловкий. Анжелика сама имела необычный характер, поэтому Людовик мог вести себя с ней не так, как с другими. - Прим. ред.) Правдоподобно его отношение к графу де Пейраку ("Анжелика"), ибо стремящийся к абсолютной власти король не мог терпеть около себя независимого дворянина. Но не соответствует действительности его зависимость от министра финансов Фуке. (Если эта зависимость имела место, то лишь во времена Мазарини, но так и описано в первом томе. Сам Людовик достаточно быстро с Фуке расправился, кроме того эта быстрая и тщательно спланированная расправа в какой-то степени свидетельствует, что король все же опасался Фуке и его влияния. - Прим. ред.) 1. Флоровская О.В. Французский исторический роман XX века (60-70-е годы). Кишинев, 1989. 

Итак, книги об Анжелике де Пейрак могут быть отнесены к типу "романов в истории". Однако полностью характер героини раскрывается не в рамках одних декораций, а при постоянной их смене: настолько богата приключениями ее жизнь. Значит, это еще и авантюрные романы, построенные по законам жанра, столь любимого французами со времен Средневековья. Действие их представляет собой цепь событий, приключений, в которые попадает герой; число этих приключений может увеличиваться по воле автора до тех пор, пока ему герой не наскучит. Привлекательность авантюрного романа - в особой их экзотичности, некоего романтического флера. Читатель испытывает удовольствие от поэтической достоверности произведения, исторический фон будит воображение. Читательский интерес к приключенческому жанру, как и к детективному, вызван и типом главного действующего лица - человека, способного на активное действие, на поступок. Способность на поступок - столь желанное качество, которым хочется обладать каждому, но которое встречается так редко. Некоторые критики видят в таком герое некий тип супермена, опасного своим ницшеанством. Опасность явно мнимая: в герое произведения следует видеть скорее концентрацию определенных качеств: воли, мужества, благородства, составляющих идеал каждого человека, особенно юного. Ведь и богатыри русских народных сказок тоже в какой-то степени супермены. Необходимо учитывать, на что направлена деятельность таких личностей, во имя чего совершаются поступки. И если цель благородна, а действия - во имя добра, то читатель, сопереживая литературному персонажу, мысленно участвуя с ним в его подвигах и побеждая зло, ощущает в себе прилив сил, энергии, способности на высокий поступок. Вызвать эмоциональный отклик в душе человека, побудить его к гуманной деятельности и дать возможность почувствовать себя личностью - не в этом ли состоит основное воспитательное значение художественной литературы!

Герои "Анжелики" - личности, не склоняющие головы перед судьбой, ценящие превыше всего свою независимость. Через всю серию проходят две основные мысли: защита свободы и прославление разума, противопоставление его мещанству и церковной догме. На протяжении всего цикла Анжелика борется за свою любовь, за свою жизнь и жизнь своих детей: то это сражение за кусок хлеба в среде обездоленных нищих, бродяг и убийц во Дворе Чудес, где она оказалась, лишенная всего имущества после мнимой казни ее мужа графа де Пейрака ("Дорога в Версаль"), то противодействие интригам королевского двора и самого короля, покушавшегося на ее честь ("Анжелика и король"), то преодоление страха перед разбушевавшейся стихией ("Анжелика и ее любовь"), то борьба за освобождение из рабства, куда она попала, отправившись на поиски мужа ("Неукротимая Анжелика").

Анжелика ценит не только свою свободу, но и свободу других, и ставит ее выше религиозных предрассудков: католичка, она спасает потерпевших поражение и преследуемых королем гугенотов ("Анжелика в гневе"). Именно свободолюбие, стремление вырваться из-под деспотической власти короля и церкви привело героев книги в Америку - Новый Свет, который, казалось, открывал перед ними неограниченные возможности деятельности, самоутверждения. Человек стоит то, чего он стоит. В Америке, величавой, но суровой стране, личные качества Анжелики и ее супруга постоянно выдерживают испытания на прочность. Жизнь многому научила графиню де Пейрак: шить, готовить, стрелять, разделывать туши животных, лечить больных и ухаживать за ранеными. (Энциклопедические знания авторов книги сказываются в описаниях сбора трав Анжеликой в лечебных целях. Страницы с этими описаниями могут и сейчас служить справочниками по лекарственным растениям.) Художественный образ героини в романе "Анжелика в Новом Свете" насыщается все более правдивыми деталями, становится более реалистичным. Ее повседневные заботы о еде, больных, жилище - это заботы обыкновенной женщины; ее муки и размышления о судьбах и взаимоотношениях детей понятны и близки любой матери и способны вызвать отклик у каждой женщины.

В Анжелике Анн и Серж Голон воспевают мудрость природы, естественную гармонию человека с окружающим миром. Анжелика наделена интуицией, благодаря которой она ощущает незаметное равнодушному глазу возрождение к жизни в природе и людях; интуитивно чувствует переход к выздоровлению после тяжелой болезни и знает, когда надо экономить энергию и когда необходимо действовать незамедлительно. Она органически связана с природой и, как природа, неувядаема. Граф де Пейрак угадывает в глубоко уставшей после тяжелой голодной зимы Анжелике "истинное недомогание земли, всей природы, которая истощила свои последние силы, чтобы пережить конец зимы, но которая накапливала их, чтобы выдержать бурный натиск приближающейся весны. То была смерть перед возрождением". Индейцы, дети природы, тоже чувствуют в аристократке Анжелике близость к естественным силам земли и называют ее Дамой с Серебряного озера.

Добро и ласка порождают ответные чувства. Зло и равнодушие способны породить только жестокосердие. Душевность Анжелики и рассудительная доброжелательность де Пейрака помогают им приобрести в индейцах союзников и даже победить враждебное французам племя ирокезов, но тупой фанатизм, коварство служителей церкви чуть было не уничтожили их усилия. Чтобы предотвратить трагические последствия жестокого убийства ирокезов-парламентеров, совершенного по указу иезуитов, де Пейраку пришлось принести в жертву плод своих многолетних усилий - форт Катарунк. Мракобесие, клерикализм - основные враги де Пейрака. Они разрушают все, что тот созидает. В схватке вольнолюбивого и свободомыслящего графа с "чудовищем инквизиции" прочитывается борьба прогресса с реакцией, разума с невежеством. Безумная вера мирно уживается с предрассудками; в них человеческая слабость, а не сила. Не случайно массовое религиозное чувство в сочетании с таким же массовым интересом ко всему сверхъестественному, оккультному (вера в дьявола - обратная сторона веры в Бога) проявляется с особой силой в кризисные периоды общества. Человек, утративший веру в способность людей усовершенствовать мир на земле, возлагает свои надежды на потусторонние силы. Этим пользуются власть предержащие и любое проявление разума расценивают не без основания как угрозу своему могуществу. Так и иезуит отец д'Оржеваль видит в ученом де Пейраке опасного врага церкви, преграду утверждения ее влияния в Новом Свете. Чтобы сохранить свою свободу и свободу доверившихся ему людей, чтобы не быть поверженным властью, де Пейрак не имеет иного выбора, кроме как властвовать самому. Однако гуманист старается утвердить свою власть не оружием и интригами, а силой разума, установлением справедливости, примером личного трудолюбия и стойкости. Не попав в силки иезуитов, граф сумел отстоять свое "я", остаться самим собой, в чем ему завидуют люди более слабые - вроде барона д'Арребу, чье сознание еще в юности было затуманено иезуитскими проповедями и чья воля была полностью подавлена. Печальна судьба попавших под влияние отца д'Оржеваля, оказавшихся во власти религиозных предрассудков: роковым образом устремляются они к гибели, как Пон-Бриан, слишком поздно осознавший, что он - "лишь слепое орудие" в руках клерикала. (Проблема религии, церкви и ее служителей занимает немалое место в романе и отражена во всей своей сложности и многогранности. - Прим. ред.) 

Судьбы героев - во власти авторов романа, и они вознаграждают тех, кто взял в свои жизненные проводники разум и стремится к истине, тех, кто добр и мужественен. Анжелика и ее супруг - победители. Они завоевывают Новый Свет. Беспристрастному читателю ясно, что авторы идеализируют своих героев, наделяя их бесчисленными добродетелями. Бросаются в глаза и другие недостатки романов: перегруженность приключениями и подвигами Анжелики, преувеличение достоинств героини. (Но для приключенческого романа это скорее положительная черта. - Прим. ред.) Чувство меры иногда изменяет авторам. Читатель, знакомый со всем циклом, без труда заметит повторение сюжетных линий, особенно в последних томах ("Искушение Анжелики" и "Анжелика и дьявол"), их схематичность, однообразие словаря в портретных описаниях. Тем не менее эти недостатки не заслоняют достоинств: гуманистическую интонацию, живописность, остроту сюжета.

Советский читатель, хорошо знакомый с романами Купера о покорении Америки англичанами, почти ничего не знает о проникновении в Канаду французов. "Анжелика в Новом Свете" в некоторой степени восполняет этот пробел. Благодаря Анн и Сержу Голон мы познакомились с малоизвестными нам страницами истории Франции XVII века, вышли за географические пределы этой страны, в которых удерживали нас произведения Дюма. В романе, конечно, есть фактические погрешности, но любознательный читатель, отложив в сторону книгу, может продолжить знакомство с описываемым периодом, обратившись к научным трудам по истории Франции и Канады. Пробуждение исследовательского интереса и расширение кругозора - тоже о��но из достоинств художественной литературы.

По выражению известных французских писателей Гонкуров, "история - это роман, который был; роман - это история, которая могла бы быть". Могла бы быть ситуация, изложенная в предлагаемом произведении "Анжелика в Новом Свете"? Вероятно, нет. Но к формуле "все жанры хороши, кроме скучного", добавим: лишь бы они пробуждали "чувства добрые", а роман Анн и Сержа Голон их пробуждает. Н. А. Скир

© Голон Анн и Серж. Анжелика в Новом Свете: Роман / Пер. с фр. Г. Сафроновой, К. Северовой; вступ. ст. Н. А. Скир. — Мн.: Полымя, 1991. — 496 с.Источник: http://www.angelique-world.ru/article3.html

[technolib]

О появлении в России литературной критики.

Дмитрий Ивинским рассказывает о том, как в России в конце XVIII — начале XIX веков сформировались литературный язык и литературные институты — и в том числе интересующая нас критика. Божественное и человеческое Разумеется, литературная критика не могла возникнуть раньше литературы, а представление о последней, более-менее соответствующее современному, закрепилось в русском литературном сознании…

[studiyathings]

При упоминании имени Александра Городницкого на память привычно приходят песни «Атланты держат небо», «Перекаты», «Жена французского посла». Честно скажу, я именно по популярным песням знала автора. Жизнь преподнесла сюрприз в виде возможности озвучить великолепный сборник его стихов и песен. Оказалось, даже в моем возрасте можно сделать литературное открытие. Вот к кому без ироничного подтекста можно отнести знаменитое «Поэт в России – больше, чем поэт». Талант и гражданская позиция – меня поразили. Смелость, с которой написаны многие стихи, увы, актуальные сегодня, делают честь мэтру и вызывают восхищение.  

Впрочем, литературные критики лучше меня все расскажут, а я лучше прочитаю. Послушайте: https://drive.google.com/open?id=1SbvKxumSGPCa5kpo0szrLLb7BeQwjToQ

Премьера аудиокниги 13 февраля.

#voloxina_ru #аудиокниги #слушать_книги #александр_городницкий #песни_городницкого #стихи_городницкого

[littledecembrist]

Личность лица русской поэзии первой половины девятнадцатого века покрыта ворохом тайн и загадок, на которые историки не всегда находят правильные ответы. Александр Сергеевич не оставил нам и той малой доли от той личной жизни Пушкина, его взглядов и предпочтений. Однако речь пойдёт не только о самом Пушкине, сегодня я хочу привлечь ваше внимание к личности Кондратия Фёдоровича Рылеева, декабриста, поэта и, по совместительству, одного из друзей Александра Сергеевича. Чтобы поговорить об отношении друг к другу двух равных во многом поэтов разделим эту статью на части – каждая часть будет отвечать всего лишь на один вопрос.

1.  Почему Рылеев, который был старше Пушкина на четыре года, называл своего друга и коллегу во многом и своим учителем?

Кондратий Фёдорович, хоть и был всю жизнь в меру самоуверен и иногда сверх, но всё же переживал за поэта внутри себя, побаивался критики мастодонтов, которые, порой ничего и не смыслив в современных течениях, ругали современников. Ругать всегда было модно, а особенно тогда, когда Россия только-только начала подражать Европе, давая своим дворянам чрезмерную свободу. Вот только конструктивную критику высказывали не все, ведь, собственно, зачем? Уж лучше я его при всех поругаю, чем укажу на ошибки и дам дельный совет. Рылеев, как и любой поэт, скорее всего не терпел именно этой бесполезной ругани, он желал критики от того, кто в его деле давно чувствует себя как рыба в воде. Общие друзья – господа Иван Пущин и Александр Бестужев, каждый в своё время и по отдельности предлагали списаться с Пушкиным, которому Рылеева, к слову, всё же представили весной 1820 года. История одна из интереснейших, но о ней позже.

В начале 1825 года Рылеев впервые пишет Пушкину, в письме он хвалит отрывки из «Цыганов», которые уже дошли до Петербурга и всячески пытается начать переписку. Это у него получается. Рылеев льстит поэту, несмотря на разницу в возрасте, он чувствует себя равным: «Я пишу к тебе: ты, потому что холодное вы не ложится под перо; надеюсь, что имею на это право и по душе и по мыслям». На что и получает желанное пушкинское: «Благодарю тебя за ты и за письмо».

В каждом следующем письме Рылеев просит у Пушкина совета, говорит и о его произведениях, защищает свои Думы. Кстати говоря, именно Думы часто становились камнем преткновения в спорах-письмах между двумя поэтами. Пушкин называл их антинародными, но Рылеев старался замять эту тему, да и Пушкину было приятнее хвалить «Войнаровского», чем в сотый раз ругаться из-за Дум. В конце концов, чтобы не губить поэта, боясь навредить ему чрезмерной критикой, Пушкин становится в своих ответах мягче, нежнее, на что Рылеев в следующем письме сам начинает придираться к работам Пушкина и пишет: «Ах, если бы ты ко мне был так же строг; как бы я был благодарен тебе».

Критика Пушкина рождала в Рылееве страсть и стремление к самосовершенствованию, ведь в 1822 многие литературные журналы ставили Кондратия Фёдоровича рядом с тем же Пушкиным, Жуковским, Дельвигом и другими известными современниками. Он хотел соответствовать, так к кому же обращаться за советом, если не к самому Александру Сергеевичу?