#ли. та. напоминание

[li--ta]

Отвыкай бояться.

[beard-and-bonnet]

НФОС по-немецки

Что ж, вышел немецкий дубляж, и я хочу рассказать, как там решен вопрос формальной/неформальной формы обращения персонажей друг к другу, потому что это действительно интересно.

(Предисловие: все это имеет отношение лишь к тому как мы, современные люди, используем эти формы обращения. В самом 18 веке неформальное обращение между любыми взрослыми было очень редким, даже между близкими друзьями. Но тут используется подход Дженкинса)

(rocketrouquine писала о том, как это обыгрывается во французском дубляже , что тоже очень интересно!)

Конечно нужно понимать, что формальные и неформальные местоимения второго лица это маркер вежливости, но это лишь очень общее понимание. Разумеется, нужно соблюдать формальный стиль в общении с людьми, которых вы не знаете, но то, чему вас не научат на уроках иностранного языка в старших классах, — это та информация, которую вы получаете от адресата. А именно, какая дистанция между людьми. Близость отношений, на каком уровне вы взаимодействуете, насколько далеко вы готовы впустить человека в свою жизнь.

Все члены экипажа «Мести» называют друг друга Du (неофициально, ты), кроме Стида, к которому все обращаются Sie (официально, Вы). Du для друзей, а Стид им не друг, он их босс. Внутри команды есть товарищество и солидарность, к которому Стид не может присоединиться. Sie в этом случае похоже на барьер, который вы воздвигаете, чтобы не дать кому-то стать слишком дружелюбным с вами и напоминать этому человеку, какого рода ваши с ним отношения (а именно, чисто профессиональные).

Это подчеркивается тем, что экипаж явно и открыто считает Стида идиотом, а сам Стид называет всех Du. Не потому ли, что он считает себя вышестоящим в обществе, человеком, который может обращаться к людям неформально, но настаивает на формальном обращении к себе? Это лишь один из способов интерпретации! Намного интереснее и правильнее, на мой взгляд, читать это как попытку Стида сделать себя частью их коллектива. Особенно это становится очевидным, когда Стид приглашает Олу и Джима сесть с ним на диван в первом эпизоде; он использует Du, в то время как Олу очень жестко настаивает на Sie. Это подчеркивает, насколько явно некомфортно Олу находиться там, пытаясь объяснить Стиду, что люди выбирают преступную жизнь по необходимости, в то же время как поведение Стида становится еще более рассеянным и неуместным.

Интересно, что и сам Стид использует обращение на Вы, чтобы установить профессиональную дистанцию ​​между собой и кем-то еще. Например, со старейшиной племени из второго эпизода, к которому он обращается официально. В знак уважения? Конечно, у него есть склонность использовать Sie по умолчанию. Но это больше напоминает мне то, что было бы обращением на Вы с врачом или психотерапевтом; как напоминание о том, что это строго профессиональные отношения. Легче быть открытым и уязвимым с кем-то, кто, как вы знаете, эмоционально не заинтересован в вашем благополучии, не так ли?

Стид пришел из среды, в которой предполагается, что каждый будет обращаться ко всем остальным на Вы, если не будет получено разрешение перейти на Ты. Это знак уважения. Точно так же люди из низшего класса в этом сериале используют обращение Du в знак солидарности; а вот на корабле Найджела все офицеры обращаются друг к другу Sie. Поэтому, когда Найджел использует Du по отношению к Стиду, это добавляет еще один слой неуважения, несмотря на то, что в целом это обращение вполне приемлемо, поскольку они знали друг друга с детства. Еще более очевидно все становится с Чонси, который, как мы видим, общается и с другими пиратами; когда он хочет что-то от кого-то получить (Иззи, Испанка Джеки), он использует Sie без проблем, в то время как команда Найджела даже не пытается проявить уважение во время чаепития в первом эпизоде.

А еще у нас есть Иззи. Иззи и Стид обзывают друг друга всеми оскорблениями на свете, но также все время обращаются друг к другу формально, что является самым забавным моментом. Мне это нравиться. Я не знаю почему «Sie Arschloch!» звучит в 1000 раз стервозней, чем «Du Arschloch!» но это так. И это выводит игру в расстояние и близость на совершенно новый уровень: Я настолько тебя презираю, что никогда не допущу даже мысли о том, чтобы быть с тобой настолько дружелюбным, чтобы говорить Ты в лицо. Sie Wichser . Еще смешнее тот факт, что для Стида использование Sie гораздо более интуитивно, чем для Иззи. Кажется, что Иззи должен приложить гораздо больше усилий, чтобы следовать обращению Sie, но, черт возьми, он не будет первым, кто потеряет контроль.

Наконец (потому что это действительно интересно, да?) Эд. Изначально, в третьем эпизоде, Стид говорит Эду Siе, потому что, конечно, он делает это рефлекторно, когда лежит там полумёртвый и истекающий кровью. Эд отвечает ему тем же, потому что он полон решимости «сделать все правильно», произвести хорошее первое впечатление, и мне казалось, что так они и будут выкать друг другу до самого поцелуя, как это часто делают при переводе с английского. Ладно, думалось мне.

Но затем.

Когда Эд будит Стида, он сразу же переходит на Du. Никакой прелюдии, никакого знакомства друг с другом. И это здорово! Во-первых, потому что Эд, конечно, относится к тому типу людей, которые просто называют всех Ты, но также и из-за того, что происходит дальше: Стид тоже говорит ему Du. Это первый раз, когда ему протягивают руку, и о, он так взволнован, принимая это предложение.

(Другие люди тоже говорили Стиду Du: Испанка Джеки, вождь племени, но это не было дружелюбным приглашением)

Стид встречается не с Черной Бородой, а с каким-то парнем по имени Эд. С кем-то, с кем он мгновенно подружится; с кем-то, кто уже видел его в худшем состоянии, и поэтому, с ним он может быть самим собой. Это кто-то, с кем не нужно притворяться или беспокоиться о правильном поведении. Эта сцена потеряла бы так много, если бы они решили сохранить Sie.

Помните тот дух товарищества, который упоминался ранее? Солидарность команды, которую Стид пытается разделить, но не может? Вот оно! Вот парень, который будет играть с ним в переодевания, который будет радоваться его увлечениям, который будет его другом.

Да, иногда необдуманное Du может быть неуважительным. Но иногда это как: Эй. Я тебя вижу. Хочешь дружить?

Источник: https://bookshelfdreams.tumblr.com/post/719333749604679680/so-the-german-dub-is-out-and-i-would-like-to-offer

[luriem-14027]

а нужен ли моему блогу закреплённый пост? я не знаю ответа. вроде хочется чтобы что-то было, но я терпеть не могу, когда открываю свою страничку и первым делом вижу, что там пост недельной и не дай бог месячной давности, хоть это и закреп, но мне не нравится. создаётся ощущение, что я опять пропала надолго и желание что-то писать пропадает, но с другой стороны, хочется чтобы было какое то напоминание и объяснение кто я и что здесь делаю. есть конечно вариант раз в некоторое время обновлять его, но мне же день будет. я ещё та лентяйка

[me-as-an-answer]

Атеистические мечтания (5)

Автор: Валентин.

Передо мной лежит бумажка с вопросом: «Есть ли Бог?». На ней нет подписи, поэтому мне остаётся лишь гадать, у какого негодяя хватило наглости задать мне этот каверзный вопрос. Честно говоря, я бы с удовольствием смял эту бумажку и спрятал в карман, сделав вид, что такого вопроса никогда не было. Я больше люблю говорить о простом — о праздниках, комплиментах, невежестве, чтении и т.д. Только вот мой добрый друг, который принёс бумажку с вопросом, видел этот вопрос и теперь ждёт, что я на него отвечу. По своей доброте и наивности он почему-то решил, что я знаю ответы на все вопросы и ничего не боюсь. А ещё он выдумал, что хотел бы быть таким же, как я. Поэтому я и не могу избавиться от вопроса, ведь тень разочарования в глазах доброго друга станет для меня самым мучительным наказанием.

Первым делом отдаю дань мудрым мужам, принесшим свои гостинцы, а затем приступаю к ответу:

Ламетри: Не будем теряться в бесконечности: нам не дано составить себе о ней ни малейшего понятия. Для нашего спокойствия, впрочем, совершенно безразлично, вечно ли существует материя, или она сотворена, есть ли бог, или его нет. Безумием было бы мучиться над тем, что невозможно узнать и что не в состоянии сделать нас более счастливыми, даже если бы мы достигли этой цели.

Гольбах: Существу, чувствующему и мыслящему, совершенно достаточно чувствовать и мыслить, чтобы понять, что он должен делать ��о отношению к самому себе и к другим. Я чувствую, и другой чувствует, так же как и я: вот основа всякой морали.

Вольтер: А я как человек хотел бы предложить вам религию, приемлемую для всех людей. Это религия библейских патриархов и религия всех мудрецов античности, она вменяет нам в обязанность единобожие, справедливость, любовь к ближнему, терпимость к чужим заблуждениям, благотворительность, благотворительность всегда и везде. Вот единственная религия, достойная бога, и ее лишь одну запечатлел он в наших сердцах.

Толстой: Такая религия [общая для всех] всегда была и есть: она есть и в Ведах, я в Конфуцианстве, и в таосизме, и в учении римских греческих мудрецов, и в христианстве, и в магометанстве, и в бегаизме, и в учениях Руссо, Паскаля, Канта, Шопенгауэра, Эмерсона, Рескина, Ламене и многих и многих других, и главное в сердце и разуме каждого человека нашего времени. Религия эта очень легко может быть определена. Положения ее суть те, которые одни и те же во всех религиозно-нравственных учениях мира, до их извращения, и все они очень ясны, коротки и одинаково понятны безграмотному рабочему, ребенку и ученому старцу. Все они в одном - как сказано не одним Христом, но всеми величайшими учителями мира - в том, чтобы, сознавая в себе божественное начало и признавая его во всех людях, любить всех и не делать ни одному человеку того, чего не хочешь себе. В этом всегда была и есть одна общая всем людям религия.

Вопрос «Если ли Бог?» звучит для меня не иначе, как «Есть ли это?». В ответ сразу же хочется уточнить: «Что это?». Каждый человек под этим словом разумеет что-то своё, поэтому на вопрос «Есть ли Бог?» нельзя ответить, минуя вопрос «Что ты имеешь в виду под словом Бог?».

Если под словом «Бог» имеется в виду та сущность, описание которой приводится в Библии, то нет, в подобного Бога я не верю. Может быть, три тысячи лет назад, успешно расправившись с хищником, я бы и поднял к небу свою дубину и вскричал бы «Верую Господи!», а после, свежуя добычу, бросил бы лучшую часть в огонь, в качестве жертвы, чтобы и Бог мой покушал вместе со мной.

Если под словом «Бог» имеется в виду та сущность, служение которой происходит за стенами храмов, то нет, в подобного Бога я не верю. Может быть, если бы Бог наделил меня втрое меньшей способностью мыслить и ��увствовать (и как неизбежный результат втрое большей любовью к себе), я бы и занимался оправлением ритуалов, выбивая себе укромное местечко в Царствии Небесном.

Если под словом «Бог» имеется в виду та сущность, которая по своему подобию сотворила человека, которая чутко следит за жизнью каждого человека и после смерти вершит над ним суд, то нет, в подобного Бога я не верю. Может быть, если бы я не догадывался, что мир представляет собой бесконечное пространство, в котором существует бесконечное число форм жизни, я бы и считал человека Венцом творения (особым творением Божьим).

Если под словом «Бог» имеется в виду первопричина, то да, в такого Бога я верю, потому что не только знаю его, но и являюсь его частью.

Если под словом «Бог» имеется в виду мир, то да, в такого Бога я верю, потому что не только знаю его, но и являюсь его частью.

Если под словом «Бог» имеется в виду жизнь, то да, в такого Бога я верю, потому что не только знаю его, но и являюсь его частью.

Все эти ответы очевидны. Как мыслящее и чувствующее существо я не могу дать других ответов. Как не могу не видеть того, на что направлен мой взгляд. Как не могу не чувствовать тепло, которое воздействует на меня. Как не могу не слышать звук, который звучит у моего уха.

***

Вместо того, чтобы разыскивать Бога в метафизических далях, не стоит ли поискать его рядом с собой. Вместо того, чтобы гадать о Божьей воле, строя химерические предположения, не стоит прислушаться к себе. Вместо того, чтобы заботится о мифической будущей жизни, не стоит ли обернуться на свою реальную жизнь. Вместо того, чтобы бросаться от одной нелепой догадки к другой, не стоит ли остановиться на том, что знаешь наверняка.

Наверняка я знаю следующее:

Бесконечно долго меня не было в мире, сейчас я живу, затем бесконечно долго меня снова не будет.

Я ничего не помню о бесконечности, проведённой вне жизни. Жизнь моя началась рождением. Сейчас я живу. Затем моя жизнь закончится смертью. После которой я перестану существовать и личность моя станет ничем.

Я чувствую себя частью бесконечного живого мира.

Я нахожу этот мир прекрасным. Я чувствую тесную связь с этим миром. Я нуждаюсь в этом мире. Я прихожу в состояние умиротворения, когда растворяюсь в этом мире.

За возможность быть причастным к таинству жизни я испытываю чувство благодарности к Создателю этого мира.

Моя благодарность высказывается посредством той любви, которую я проявляю к Создателю.

Любовь к Создателю я проявляю делясь любовью с его творениями.

Этим миром руководят постоянные законы.

Всё живое родится, существует и умирает.

Во время своего существования всё живое подчиняется строго определённым законам.

Жизнь моя складывается из удовольствий и страданий. Когда я поступаю так, как должно, я испытываю удовольствие. Когда я поступаю не так, как должно я испытываю страдание.

Вместе со мной существуют миллиарды подобных мне существ, называемых людьми, ��оторые также как и я способны чувствовать удовольствие и страдание.

Из всех живых существ наибольшую связь я чувствую с существами наиболее похожими на меня — людьми.

Делясь любовью с ближним, трудясь для счастья ближнего, я испытываю ни с чем не сравнимое удовольствие.

Относясь к ближнему без любви, насилуя ближнего в своих интересах. я испытываю ни с чем не сравнимое чувство страдания.

…

Выводы, которые я делаю из того, что знаю наверняка:

Я живу в прекрасном мире, в котором созданы идеальные условия для моего существования. Для того, чтобы чувствовать себя хорошо (комфортно, спокойно, в гармонии с миром), мне нужно прилагать минимум усилий. Но и те усилия, которые я прилагаю для того, чтобы чувствовать себя хорошо, приносят мне радость. Я знаю, что причастен к благу жизни лишь на короткий срок. И благодарен миру за возможность быть живым. В ответ я чувствую себя обязанным (это радостная обязанность) трудиться для блага этого мира (всеми возможными способами делиться любовью с созданиями, вместе со мной этот мир населяющими). Так же я знаю, что все мы живём накануне смерти. Смерть не страшит меня, как не страшит ничто естественное. В смерти я вижу прощальный подарок любящего меня мира — вечный покой.

***

Для того, чтобы помнить о Боге, мне не нужно носить крест на груди, ведь само моё тело это лучшее напоминание о Боге. Для того, чтобы общаться с Богом, мне не нужно заходить в определённую постройку и говорить определённые заученные слова, ведь моё дыхание это лучшая молитва Богу. И для того, чтобы знать, что любовь к ближнему это божественный закон, мне не нужны никакие специальные учения, ведь этот закон запечатлён в моём сердце.

***

На этом всё.

Лев Николаевич Толстой ещё кое-что имеет сказать на дорожку, а я уже прощаюсь.

Так вот это-то, милые братья, мне хотелось сказать вам на прощание, сказать то, чему учили вас все святые и мудрые люди и Христос и все мудрецы мира, а именно тому, что жизнь наша бывает несчастна от нас самих, что та сила, которая послала нас в жизнь и которую мы называем богом, послала нас не за тем, чтобы мы мучились, а затем, чтобы имели то самое благо, какого мы все желаем, и что не получаем мы это предназначенное нам благо только тогда, когда понимаем жизнь не так, как должно, и делаем не то, что должно. А то мы жалуемся на жизнь, что жизнь наша плохо устроена, а не думаем того, что не жизнь наша плохо устроена, а что делаем мы не то, что нужно. А это всё равно, как если бы пьяница стал жаловаться на то, что спился он оттого, что много завелось трактиров и кабаков, тогда как завелось много трактиров и кабаков только оттого, что много развелось таких же, как он, пьяниц. Жизнь дана людям на благо, только бы они пользовались ею, как должно ею пользоваться. Только бы жили люди не ненавистью друг к другу, а любовью, и жизнь была бы неперестающим благом для всех.

[laxana-week]

Три танца для султана Часть первая. Часть вторая. Часть третья. Часть четвертая. Часть пятая. Финал.

Внезапный порыв ветра, ворвавшегося в шатер, сдул алую пыль с ладони Каны. Она горько смотрела вслед унесенным частичкам цветка. Подарок от повелителя — слишком горькое напоминание о прошлом и ее чувствах. К тому же он все равно завял и засох. Потому одновременно хотелось плакать от обиды, что собственноручно уничтожила это воспоминание, и радоваться правильно принятому решению.

��ана прилегла на подушку и закрыла глаза. Каждой клеточкой кожи хотелось ощутить на себе теплоту прикосновения рук Лаксуса. Та ночь еще долго будет стоять перед глазами. Горячее дыхание и крепкие объятия. Огонь страсти и неутолимая жажда. Ощущения будто бы в едином порыве слились их чувства и ритмы. Ритм — одно из основ танца. А Кана любила танцевать с детства, но никогда не представляла, что мужчина может сравняться с ней на этом поприще, да еще и обойти. Но султан доказал ей обратное. — Лаксус… — простонала во сне Кана и обняла себя руками.

 Буря утихла, задержав путников всего на ночь, и караван вновь отправился в путь. Бесконечные песчаные дюны сливались с горизонтом и перед глазами стояло лишь раскаленное алое марево. Путь кочевников лежал в северные провинции.

 Кана одернула занавес и задумчиво прикрыла глаза. Ей непременно хотелось знать: подумал и почувствовал ли Лаксус хоть что-нибудь после расставания с ней. Значила ли она для него что-то? Хотя совершенно зря позволяла появляться подобным мыслям в своей голове. Они беспощадно теребили и без того раненное сердце.

 — Зачем терзать себя? Кому от этого станет легче?

 Она откинулась на спинку неудобного паланкина и прислушалась. Уже какое-то время ей мерещился странный звук и свист, но никто из охранников не бил тревогу. Стоило ли волноваться?

 Спустя десять минут верблюд пошатнулся и, потеряв равновесие, вместе с наездницей кубарем покатился по раскаленному песку. Кану едва не придавило тяжестью животного, но ее траектория падения удачно сместилась в сторону. Не успел пройти шок от случившегося, как темными тенями над ней нависла новая угроза. 

***

— Фрид! — разгневанно прокричал Лаксус.

— Что пожелаете, повелитель?

— Где Кана?! Еще вчера она была в моих руках, а теперь все утверждают, что ее и след простыл! Как такое возможно в моем дворце?! Что же это получается, любой, кто захочет может покинуть его без моего на то позволения!?

Фрид покраснел. И хорошо бы ему придумать оправдание сиюминутно. Очевидно они с Бикслоу просчитались. Повелитель не внял гласу рассудка и отказался от свадьбы с дочерью великого визиря. Что же будет узнай он еще более плохие вести?

— Мне не известны обстоятельства ее исчезновения, но я…

Лицо Лаксуса искривилось от гнева. Фрид кожей ощущал на себе злость и это чувство пробуждало первобытный страх. Но рассказать всю правду государю так и не решился.

— Сейчас же отправляемся в путь! Сегодня с плеч полетят чьи-то головы, казню всех причастных! И тебе лучше не быть среди виновных, — угроза султана далеко не шутка.

Фрид нервно сглотнул и тут же вышел из покоев, чтобы отдать нужные распоряжения.

***

— Убить ее! — скомандовал кто-то из воинов.

Кана испугалась и тут же осмотрелась — бежать некуда. Даже если спасется от меча и стрел, то непременно погибнет под беспощадным солнцем.

— За что?! — в отчаянии крикнула она.

Сверху вниз по склону, находившемуся за спиной, прокатился окровавленный труп ее товарища, затем еще один и еще... И так, пока каждый свободный человек их каравана не стал непреодолимым барьером для Альбероны. Кана обернулась и хотела закричать от горя, но голос предательски пропал. Стоявшее все это время молчание напрягало.

— Приказ повелителя, — усмехнулся наконец-то один из них.

Кана окаменела. Несколько солдат стремительно понеслось к ней навстречу с оголенными саблями. В легких застыл воздух. Пожалуй, сейчас разочарование и огорчение настолько сильны, что несправедливое наказание, уготованное повелителем мира, безропотно принималось. Кана опустила голову, чтобы солнце не слепило глаза и осела на землю. Вина за случившееся лежит полностью на ней. Все кочевники мертвы из-за женской слабости. Хуже быть и не могло.

Приготовившись встретить свой конец, она резко уловила гудение рожка, что раздавался вдалеке. Приближалось войско повелителя. Сердце затрепетало не то в надежде, не то от страха.

— Султан, это султан! — вдруг вскрикнул кто-то из воинов.

Спустившиеся к Кане убийцы замерли, опустили оружие в песок и склонили к земле головы в ожидании появления государя.

Больше всего ее мучала жестокая правда — она отдала свое сердце мужчине, который приехал лично проконтролировать ее казнь. Так горько, но виновата сама.

Позади, вдоль кромки дюны, вставая в линию, выстроилась конница. Лаксус, выехавший вперед колонны, громко издал приказ:

— Убить!

Сердце сжалось. Но на удивление, ни спустя мгновение, ни через несколько секунд, Кана не почувствовала боли. Зато стоявшие рядом с ней воины упали навзничь, пораженные стрелами.

— Кана! — раздался злой крик султана.

Послышался шорох движения песка. Он приближался, но Альберона не шелохнулась. Слишком страшно ей было в тот момент. И смелости посмотреть на султана она в себе не нашла. Однако, когда тот отбросил на нее свою тень, скрыв от жгучего светила, и помог встать с колен, ей пришлось поднять глаза.

— Повелитель, — едва сдерживая слезы прошептала она.

— Кана, путеводная звезда моя, как же напугала ты меня! — Дреяр обхватил ее лицо ладонями и стер большими пальцами скатившиеся слезинки.

— Повелитель, если я провинились перед вами, тогда, прошу убейте своими руками, не мучайте.

— Провинилась? Да… Как смела ты покинуть меня, оставить одного?

— Но как же, вы же женитесь и к тому же велели казнить меня…

— Кто сказал тебе подобную глупость? — разозлился он и обернулся в сторону Фрида.

— Эти воины, им отдали приказ… — выглянув из-за спины султана, чтобы посмотреть на трупы мужчин в черном, ответила она.

— Полагаю, это все проделки великого визиря, повелитель, — вмешался Фрид, чтобы спасти свою голову.

— Что, как такое вообще возможно? Как смеешь ты говорить подобные вещи бездоказательно!

— Множество раз я спасал жизнь госпожи Альбероны, пока она находилась во дворце. И каждый раз мои расследования приводили лишь в одному человеку, которому была на руку смерть вашей любимицы. Слух о том, что вы решили не жениться на его дочери, распространился слишком быстро. А великий визирь не привык проигрывать. К тому же я частично услышал его разговор с начальником охраны. Он приказывал своим людям преследовать караван, — Фрид дождался, когда повелитель осмотрит трупы нападавших и улучил момент, чтобы подмигнуть Альбероне.

Сейчас его жизнь зависела от нее. Впрочем, он ни капли не соврал. Хотя и скрыл свое намерение выгнать Кану, как только понял, что повелитель может вступить в выгодный политический брак. Ей же на пользу, если согласиться с ним. Ибо, догадайся повелитель, что она трусливо сбежала, узнав про соперницу, вряд ли будет доволен.

— Меня действительно пытались пару раз отравить, повелитель, об остальных случаях я могла и не знать, — призналась ��на.

Лаксус прижал к себе Кану и, пристально осматривая единственного оставленного в живых мечника, приказал:

— Тщательно допросить. К завтрашнему утру я должен знать имя предателя, покусившегося на мою женщину! А тебе, Кана, приказываю всегда быть рядом. Никого кроме меня не слушай и никому не доверяй. Ты поняла?

— Да, мой господин.

***

— Султанша! Какая честь видеть вас! — улыбнулся Фрид.

Спустя неделю после казни великого визиря, чье место Фрид заслужил верной службой, он наконец-то смог перекинуться парой фраз с Альбероной. Своим молчанием она спасла его жизнь, за что он непременно желал выразить свою признательность.

— Приветствую великого визиря, — беззаботно ответила Кана.

— Я хотел поблагодарить вас.

— За что?

— За то, что промолчали о случившемся и за то, что помогли выиграть в споре, — хитро улыбнулся он.

— Выиграл? Нет, увы, это не так.

— Три танца, разве вы их не исполнили? — Не три, а четыре. Последний на пару с повелителем, — рассмеялась она. — Так что вместе с Бикслоу готовьтесь исполнять мои желания.

— Какая жестокость!

— Хитростью высылать меня из дворца тоже жестокость, Фрид.

— Еще раз приношу свои глубочайшие извинения!

— Конечно, конечно, что было, то прошло, — Кана смело улыбнулась и скрылась за поворотом в султанские покои.

текст @raadrush

[yesibreakmirrorswithmyface]

беседы с башкой

я слишком идеализирую твой образ. свой тоже, кстати, но только у себя в голове, и о нём никто не знает. и кстати от этого образа потом страдаю, потому как он ничего общего с реальностью не имеет. иногда, конечно, они соприкасаются, но от того и происходят тогда такие взрывы внутри.

интересный факт: за время загрузки ноутбука, открытого для того, чтобы вылить это говно в текстовую форму, все мысли разбегаются и прячутся. так происходит всегда при разговоре с тобой. какой бы неидеальной ты ни была, с самого начала у меня сложился образ совершенства. возможно, в какой-то момент мне необходимо было поставить себе цель снова, так как поступление во мглу завершено. и я выбрала тебя. 

что бы ты ни делала, всегда знаешь, как правильно. и делаешь. может, ты просто честна с собой настолько, что эта транзакция между мыслью и действием поэтому и не составляет труда. я не знаю. и не хочу сейчас знать. дальше нужно идти самой, иначе я никогда так и не повзрослею, если со мной всегда будет мой учитель.

весь этот день у меня непонятная злость к тебе. всплеск инфантильности это или ещё что - я без понятия. ты настолько безупречна, что любая твоя ошибка - не ошибка. ты настолько идеальна, что являешься единственной подругой, с которой он общается. ты настолько осознанна, что все твои действия подвластны контролю, ровно как и желания. ты о них знаешь, спотыкаешься и идёшь, пока я сижу и плачу. ты настолько ты, что мне ��тыдно, насколько я - я. 

пришлось открыть твои сообщения, чтобы снова собрать мозаику мыслей. причины для моей ненависти к себе могут быть и ненастоящими. я не имею в виду, что я их выдумала (хотя это тоже может быть. когда становится(а иногда становится) хорошо, думаешь, что выдумал всю жизнь, в принципе). проблема моей впечатлительности вкупе с инфантильностью в том, что мне особо много не надо, чтобы охуеть. часть меня, говорящая “всё хуета, будь спокоен” избивает ту, которой хочется, чтобы её пиздили, как в детстве. может, меня не так уж и пиздили в детстве, как я это воспринимала - здесь я уже не знаю точно. я в какой-то момент и начала людям об этом рассказывать, чтобы по их реакции понять, с семьёй у меня проблемы или всё-таки с собой. вариант “оба ответа верны” присутствует. 

теперь песня про нытьё, таблетки и отсутствие изменений. ты никогда не думала, что я больше ганка, чем ты думаешь? больше диана, чем сама диана? может, конечно, и думала, но, как выяснилось сегодня, не сказала бы. а стоило бы. хотя на каком-то уровне я и сама это знаю, но пока не получается это исправить. все три персонажа этого абзаца - дети, которым пора, но они так и не выросли. требуем от мира всего и сразу, чтобы как у других, а потом плачем, когда получаем записку “пососите, пожалуйста, писос”. и что ещё хуже: бесконечно ноем своим жертвам об этой трагедии. я сейчас подумала, что я настолько не люблю в себе эту ганкодиановую кислоту, что не общаюсь с ними, хех. но проблема таблеток в том, что я их не просто так пью. мне настолько не хочется испытывать эти отрицательные эмоции, что я их глушу. мне больно от истерики. от раздражения. от беспорядка в мыслях. от несоответствия с миром, в котором мне нужно было быть дочерью своих родителей, дружить с тобой, встречаться с сергеем, быть нормальным соседом для тётки, ответственным работником, компетентным учителем, весёлым другом, уверенной незнакомкой, собой собой. и от того, что я в каждом из пунктов проигрывала, я плюю в себя каждый раз, оставаясь одна. и захлёбываюсь слезами. хочется кричать и рвать на себе всё. разбить все вещи в комнате и раствориться. а моё “сегодня по ночам поедает “завтра”. поэтому я пью таблетки. у меня слабоконтролируемая агрессия к своим действиям, мыслям и чувствам. на днях она отправилась гулять по окружающим. вчера ехала в автобусе домой и понимала, что я на грани. а с хуя ли? сама себя довела сюда - будь готова и назад провести, пожалуйста. 

то есть, теперь ты видишь эту борьбу нанайских мальчиков, что я это всё понимаю, но почему-то не делаю? я тоже вижу. но причину прокрастинации я пока не выяснила. и дальше надо идти одной.

я не понимала своей злости на тебя вчера, и позавчера, и сейчас. а может и понимаю, но себе лгу, потому что это больно принять. так ведь гораздо проще делать. если выпить много таблеток, начинаются приколы, которые глушат эмоции. мысли тогда немножко в ряд выстраиваются и их легче ловить, как детишек в лагере. ну, а о каких изменениях может идти речь, если я - вода в кипящей кастрюле. изредка выплёвываю этот зловонный кипяток окружающим людям, которые, кстати, достойны большего. ты знаешь всё, что я смогла рассказать. всё остальное мне не даёт покоя и находится внутри. или его нет вовсе. 

но я устала. и ты тоже. поэтому пора заканчивать. 

а ты почему резала себя? хотя в этот раз у нас и вправду разные причины. и с ганкой тоже. ты у полины сама сказала, что это красиво и тебе нравится, поэтому я не совсем понимаю вопроса. я резала там, и режу(я добавила это слово, потому что это такими моментами резкими накатывает, что не знаю, ёбнет ли мне ещё раз моча в голову) там, где не будет видно, когда мне больно. это позволяет перенести боль и оставить физическое напоминание о том, какой ты хуесос, чтобы в момент полной незащищённости, когда тебя никто не видит, когда на тебе нет одежды и скрывать больше нечего - ты вспомнил. но на самом деле, это очень тупая хуйня. то, что я вырезала недавно мне нравится. я смотрела на себя в зеркало, и мне хотелось почувствовать себя красивой. провела лезвием. кровь стекала. я улыбалась и танцевала. не хотела, чтобы люди знали, потому что адекватно я понимаю, что так не принято делать, но это был один из самых красивых моментов моей жизни наедине с собой. мне хотелось утонуть в этих красных красках, но не хотелось слишком ярких шрамов. потому что они породят вопросы. со стороны людей, которые ну никак не поймут. да мне и не нужно, чтобы понимали, я хотела этим поделиться с тобой. и когда начала, поняла, что это не примется. и с альжбетой тоже. и снова провал. думаю, вы обе вносите в моё поведение толику адекватности. но тогда я танцевала и кружилась на стуле. слушала музыку и мешала её с происходящим. и это было красиво. и я засыпала с приятной мыслью о том, что у меня есть маленький секрет с собой. и эта приватность меня утешала. проснувшись, я увидела эти красные линии, и поняла, что приватность придётся разрушить. было снова грустно. 

но ты воспринимай это как угодно. я просто сказала, что не хотела этим никакой боли показать. привлекаю внимание? извините, закройте глаза. посыл был в другом и адресатом была я. хотела бы привлечь внимание - покончила бы с собой. 

про пары даже и говорить не хочу. смотри пункт, где я слишком идеализирую тебя.

повзрослеть реально пора. хотя никто же вправду не взрослеет и не живёт, если так подумать. проблема в том, что если бы я так просто могла отключить эти руминации и начать, как ты говоришь, жить (что это вообще? какой смысл ты вкладываешь в это понятие? ты живёшь?), то я, вероятно, так и сделала бы. но мне кажется, я впервые тебя услышала. жаль, что пришлось так долго ждать. и это забавно, что ты презираешь ганку и диану, однако дружишь со мной. я-то, понятное дело, лицемерная и завистливая хуила, но к тебе вопрос, конечно. с другой стороны, тебе же тоже зачем-то дружба со мной нужна. меня весь вечер атаковали мысли насчёт твоего отношения к указанным выше дамам. я и сама понимаю, что мы похожи в том, что долбоёбки, причём схожего вида. и поэтому мы дружили, и поэтому у меня неподдельное чувство твоего презрения ко мне, и поэтому у меня тоже. всё выливается в очень интересную форму. 

всё кажется такой выдумкой. большой шуткой, от которой хочется плакать. нет ничего настоящего. от этой мысли хочется выкопать себе яму и лечь в неё. но в этой яме буду уже лежать одна.

я поняла, почему закидываю себя ответственностью, с которой не могу справиться. я поняла, почему и змагарка, и диана лезли в жывебеларусь движ. почему нам обязательно нужно добавить самим какую-то въёбанность в свою жизнь. а то, получается, у меня же ни грехов, не подвигов - один только стыд. и если всё такое бессмысленное, каким кажется(и является), необходимо добавить пикантности. 

самое тупое, вообще, что у меня внутри идёт постоянная радиопередача. днём приходится приглушать звук, чтобы слышать других, но своей информации столько, что сложно запомнить и пересказать. радио же идёт непрерывно(поэтому я в последнее время записываю что-то). и ночью, когда ничего не отвлекает, оно включается на полную громкость и я с ним говорю. часто оно пересказывает ситуации, где я не могла нормально сформулировать ответ(или не посчитала возможным его давать). и тогда я кричу. кричу на людей. на себя. на всё. я та ещё озлобленная сука, кстати. и ненавижу себя за это. и за то, что торможу и не могу сразу вмазать аргументами и добиться того, чего хочу. и по многим причинам ещё. каждый день сотню найти готова. правда, я не уверена, что это ненависть. может, это букет из злости, презрения и обид. очень вонючий, пёстрый, ядовитый букет, который я дарю себе каждую ночь.

потому что я же всё-таки себя... люблю(?). „И зачем меня Бог послал на эту землю — такого ласкового, нежного, заботливого, но совершенно беззащитного со своими слабостями…“ — Андрей Романович Чикатило

[whale13]

исповедь перед самим собой

[лонгрид. четвертый и последний личный. прочти, здесь всё]

к самому себе.

прив��т, дружище. для начала ебашу тебе подзатыльник за наивность, недостаток силы воли и аутизм. затем по-братски хлопаю по плечу в знак понимания, сочувствия и поддержки в это хуевое прекрасное время. наконец, жму лапу за уже проделанную тобой работу.

знаю, не всегда получается отгонять отвратительные мысли [возвращающие туда, куда не стоит], но хуй там. не-а.

смог полюбить наконец пиздатые утренние часы. дорогу на работу [время, которое тоже принадлежит тебе], новую музыку, людей.

тяжёлую, нужную сейчас, наконец-то по твоим навыкам и способностям работу.

обратная дорога [выбираешь другой путь, другой транспорт или на своих двоих]. час в базилике на невском, где абсолютно безлюдно и есть время привести в порядок путающиеся мысли.

[смешно, а вы приходите. и ты приходи. правда. я там практически в любой день после семи, когда в городе]. 

вечерние не менее продуктивные для тела и ума часы. перед сном успеваешь разобрать нужные тебе медицинские статьи, что-то пишешь. перед сном у каждого своя рутина. эта однообразна или скучна. делаешь инъекцию, гасишь белый свет настольной лампы, ложишься.

даёшь себе отдохнуть в выходные [этот пост]. при этом наконец-то перестал проебывать время бездарно. 

[оцелот, спасибо нам за лошадей. в эти моменты я не одинок].

время. живее чувствовать каждый момент. [твое первое, самое раннее в жизни воспоминание, которое со смехом отрицают родные, "ты не можешь этого помнить" - песочные часы в больнице, когда тебе было ещё только два года]. ты сам управляешь временем, чувак. грёбаный супермен. измени угол, замедли падение песка из одной части стеклянного сосуда жизни в другую. или переверни и обрати время вспять. так и сегодня они стоят на столе в напоминание. и сейчас - с трудом, но вспомнил, как это - чувствовать себя живым каждый ебучий момент своей жизни. каждый.

"крестовый поход" всех заебал и закончился. ты дошел до финальной точки. увы, вместо Иерусалима ты обнаружил Содом и Гоморру, а дева Мария в образе оказалась обычной дешёвой шлюхой. вера оказалась ложной. но раз уж прошел такой путь - з��чем идти обратно? добро пожаловать в реальный мир, дружище. добро.

спасибо, что перестал обманывать себя. ты такой, какой есть. лучше или хуже кого-то в их худших или лучших начинаниях. неправильный, сломанный, никогда не останавливающийся механизм. до конца. плевать. люди не меняются. усвоено. не меняешься и ты. лишь перестаешь играть в того, в кого не смог, и притворяться тем, кем не являешься. простите меня те, кого этим подвёл. будем помнить, но вместе закопаем эту историю как можно дальше, забудем до лучших времён или насовсем.

та самая точка отсчета. знаешь, что будет через год, два, десять. что-то из этого ждёшь, чего-то - боишься. но знаешь, когда это придет и как это будет. знаешь и всё. скорее, прошу тебя.

давай скажем с тобой спасибо всем, кто был рядом в этом походе. тем, кто пытался, и тем, кто не очень. попытаемся понять всех, отпустить и стать немного чище. перестанем винить себя в поступках других. выбор всегда выбор. жертвовать ценным ядом готовы не все [или не готов никто]. оставим бессмысленный гнев [твоей собственной субъективной] справедливости. хотя бы на время. медленный выдох.

несколько часов назад. тусуясь в одиночестве на берегу ледяного ещё в это время года [..] моря, где ты в последний раз был десять лет назад. сейчас было всего два дня, и через семь часов обратный самолёт, но успел добраться до побережья на какое-то время. сумерки. твои уставшие и больные глаза уже неважно работают, но замечаешь, когда казавшееся невозмутимым море начинает меняться. холодные, несущие с собой на камни берега песок и морскую соль волны в десятке метров внизу. разбегись, упади и вода поглотит тебя. вряд ли человеку удалось бы продержаться дольше минуты-двух.

ты ведь и сам по глупости дважды был в открытой воде в шторм. помнишь, каково это. первый раз, чувствуя свою [очень обманчиво] силу и связь с природой. и второй, когда лишние несколько секунд кислорода и удача решили, что тебе ещё рано съебываться отсюда.

сегодня, когда смотришь туда, в идеально ровную линию горизонта с ее зияющей пустотой, мир кажется гораздо больше. все эти маленькие прибрежные городки. вз��есившийся ветер, в момент уносящий дым и с характерным звуком раздувающий пламя тонущего в песке костра. счастье, которое мы все пытаемся найти, приходит [ко мне] именно в такой миг. мне жаль, что не смогу разделить его с тобой.

многому научился, просто наблюдая тёмную, солёную воду волн. ведь сколько всего можно обнаружить, рассматривая наши жизни таким же образом. всё, чего мы хотим - всегда было здесь, рядом. на самом виду. прямо перед нами.

[invisible-wise]

Ты снилась мне

Итак... Тут есть один человек... Что ж... Круто! Лично для тебя (так как больше не для кого) я вкину сюда одну историю. Я тип написал её в депрессии, но она выглядит прикольно, да и читается быстро.. так что... Это тебе Стейси!

Глава 1

Наш первый сон был осенью. Я помню. Тогда меня избили прямо на уроке, ведь я посмел высказать своё, никому ненужное, мнение. У меня был разбит нос и заплыл глаз, но... Я не пошёл в травм. пункт. Они сказали молчать, я и молчал.

Когда я вернулся домой, я прорыдал весь оставшийся день и вечер, просто от безысходности. Мне было больно, меня разрывала изнутри, ярость, ненависть, грусть, одиночество, это всё, что я чувствовал тогда. Я не заметил как уснул.

Как там Пушкин писал? "Передо мной явилась ты, как мимолётное виденье, как гений чистой красоты"? Ты была не гением красоты, ты и была красотой. Белокурые, короткие волосы, милое лицо, что я не забуду теперь никогда и добрая, тёплая улыбка. Ты заговорила и твоя речь показалась мне ветром в знойный летний день, тёплым какао, зимой. Я хотел слушать тебя вечно! Но... Реальность резко вырывает меня из твоих объятий, таких родных и таких нужных...

Я плетусь в школу как на катогу. Там снова говорят о важности 10 класса, о ЕГЭ, экзаменах, и остальном, а я хочу к тебе. Я надеюсь, что в следующий раз ты придёшь и так же нежно приласкаешь меня, по этому я лечу домой на крыльях, ложусь и засыпаю. Но тебя нет. Мне снова снятся кошмары.

Глава 2

Второго твоего сна, я ждал месяц. За это время меня успели избить раз десять, наверное... Но я всё ждал, и каждый раз засыпая, мечтал увидеть тебя. Когда ты пришла, выпал первый снег. Я помню. Я был так счастлив. Ты любила меня и гладила по волосам, говоря, как я мил. Я не верил, но подставлялся под твои прикосновения как кот, как самый настоящий бродячий кот. Хотя... Может я им и был? Да, наверное.

Ты говорила мне, что я должен быть сильным и я верил тебе, обещал, что буду. Ты улыбалась.

Когда я проснулся, оказалось я проспал весь учебный день. Мне было всё равно я был счастлив. На следующей день я пошёл в школу. Там на меня смотрели странно. Как на призра��а.

Позже я понял, одна из моих прядей побелела. Она стала совершенно белой. Та прядь, что ты нежно перебирала в своих, поистине музыкальных пальцах. Я знал, что ты не просто моя фантазия!

Я еле протерпел до конца уроков и сорвался домой. К тебе!

Но... Но тебя вновь не было! Ты снова, словно Золушка сбежала от меня! Но я терпелив, я подожду. Я подожду пока ты не вернёшься и вновь не обнимаешь меня. Я не схожу с ума, но я жду свой сон, что стал глотком жизни в моей жизни полной грязи. Ты мой воздух, и я готов ждать тебя.

Глава 3

Я ждал и вот, ты пришла. Была уже глубокая зима. Меня уже не били на улице, там теперь оставались следы, теперь меня били в подвалах. Но мне было всё равно! Я ждал тебя. И ты пришла.

Тихий шум ветра и твои развивающиеся волосы. Боже, я так люблю тебя! Я впервые говорю это вслух. А ты улыбаешься и говоришь, что знаешь. И потом молчишь, но так уютно, что мне нравится даже это, хотя ты и не ответила на мои чувства, ты их и не отвергла. Я снова льну к твоим рукам, только уже как приручённый кот. Ты приручила меня своими взглядами, голосом и теплом. Ты солнце. Ты пахнешь солнцем. Я говорю тебе это. А ты звонко смеёшься и говоришь, что солнце не пахнет, а я, как последний дурак, твержу, что ты пахнешь им. Я наверное ненормальный. Ты не смеёшься больше. Ты смотришь в даль и говоришь, что тоже любишь меня. Моему счастью нет придется. Любишь.

Я просыпаюсь от резкого запаха медикаментов. Я в больнице. Но почему? Мама говорит я не просыпался четыре дня. Я был в коме. Мне всё равно. Я подхожу к зеркалу и вижу ещё несколько белых прядей. Напоминание о тебе. Я забываю сколько спал, забываю о волнении матери, обо всё. Ведь ты со мной, ты рядом. Я буду ждать тебя вновь.

Глава 4

Я дождался. Когда ты опять вернулась ко мне. Была весна. Я был окрылён счастьем, и в моей побитой печени порхали бабочки. Жутко, не так ли? Но это было напоминание. О моей бесконечной любви к тебе.

В этот раз ты была мила как никогда, ты дарила мне нежные поцелуи везде где только могла дотянуться, висок, глаза нос. Но не губы. Ты ждала, ждала моего согласия и разрешения. И я был не против. ��ёгкое копание твоих губ, высвободила всех моих бабочек. Она взорвались ярким фейерверком среди девственно голубого неба. Это было моё счастье. Я больше не хотел просыпаться. Только не туда где серость, ненависть, зависть, злоба и остальные прогни��шие грехи. Не туда. Я хочу остаться с тобой. О, любимая Элли.

Я был глубоко несчастен, мои глаза искали луч света, а запястья зудели, от желания резаться, но я жил. Ведь... ты иногда снилась мне...

С этого дня я буду с тобой.

Эпилог

Весной 2016 года, по старому городскому кладбищу, продвигалась маленькая процессия из женщины и двух рабочих, несущих на своих широких плечах чёрный гроб. В белой, атласной ткани лежал, словно мраморный, парень. На вид ему было не больше 16. Такой молодой, он был полностью седым, его белые волосы растрепались по подушке, из-за мерного покачивания гроба. Казалось он спал. Вечным сном. Но он был счастлив, ведь на его, уже побледневших, губах красовалась, прекрасная, своей невинностью и робостью, улыбка. Когда гроб уже поместили в могилу, над кладбищем раздался тихий смех, будто звон маленького колокольчика, а после нежные слова "Не плачь по мне, мама. Я сейчас счастлив".

Женщина испугалась, но спустя минуту нежно улыбнулась и смахнув одинокую слезинкк, прошептала:

"Не буду, сынок, не буду".

Она развернулась и ушла, оставив за спиной могильную плиту, с красиво выведенной надписью.

"Питер Стоун

2000-2016

Счастье мимоётное как сон,

Таилось в глубине далёких волн"

[lecoindelecrivain]

Медуза | 7

Ворс ковра мягок и пушист: сижу в позе лотоса перед стеной. Чёрно-белые кадры — раз, два, три, четыре… девятнадцать. Три моих. Вот тот, сделанный, по-видимому, в магазинчике Палермо, куплен на выставке. Молочный, кудрявый пудель сидит посреди расписных плит, огромных цветочных горшков и фарфоровых фонтанчиков — всё под бело-голубую гжель и немного жёлтого, так я представляю. Цветов всё-таки не различишь. Вот тот кадр, в углу, в странной пятиугольной рамке — привезён мной с блошиного рынка. Где-то в кончиках пальцев ещё зудела та страсть, с которой я когда-то бродила под палящим южным солнцем по маркетам, гаражным распродажам, приезжим ярмаркам, рыночкам рукоделия и выставкам — выставки, правда, всё чаще проходили в помещениях с голыми однотонными стенами. Иногда я долго копила, чтобы позволить себе приобрести понравившуюся работу.

Долго смотрела на кадр с завихристым сигаретным дымом на фоне зелёных гор и пыталась унять ноющее сердце. Однажды искусство проиграло любви, выиграет ли сейчас? Простая тонкая чёрная рамка. Простые сочащиеся шрамы.

Спокойными руками сняла фото со стены — на стекле отпечатки пальцев. На фото — отпечатки нас. Медленно разжимаю железные уголки с обратной стороны и вынимаю фотографию. Рамку в сторону. Оглядываю стену в поисках других отпечатков нас. Или его. Прохожу по дому и возвращаюсь с ещё шестью рамками. То ноющее, что уже давно не смолкает, что, кажется, вросло в меня, начинает вопить. Сажусь на пол и там, вопреки воплям, не поддаваясь изо всей мочи, размеренно оголяю каждую рамку. Освобождаю вас. Освобождаю.

Освобождаю себя.

Рву каждое фото на клочки — из кучки ровных прямоугольных кадров рядом вырастает горка чёрно-белых хлопьев.

Мой дом покрыт толстыми коврами. Я — пальцами в ворс. Сжимаю в кулаке. Я вечно мёрзнущая ногами, вечно нуждающаяся в тепле. Ян всё говорил мне надеть толстые носки.

Сгребаю порванное, проигравшее бой искусство и высыпаю в мусорное ведро. У стены высится башня из опустевших рам. Ничего. Ничего, я тоже как вы. Это не навсегда.

Я всё растеряла, всё-всё растеряла, как будто дырявая насквозь, как будто вся в дырах и ранах, через которые сыплется наружу всё скопленное, бережно взрощенное, в себе открытое и воспитанное. Оттого вопит внутри всё пуще и горше, оттого ноет тягучее, невыносимее. И хочется лишь лечь, увязнуть в своих коврах, просочиться сквозь ворс в самую глубь, изойтись на слёзы, чтобы солью захлебнуться, чтобы кроме тебя и боли на этих коврах ничего больше не осталось.

Башня из голых рам смотрит на меня упрямо. «Мы такие же, как ты. Ничего. Это не навсегда.»

Смешно. Глупость какая — не навсегда. Скажут же, тоже мне. Моими же словами бьют. Не навсегда — а на сколько же, рамы? Насколько это не навсегда?

И пустые рамы глядят на меня из своей башни, пристально, цепко, впившись. «Это ты нам скажи, насколько».

И мне хочется башню их разворотить, измельчить в пепел, чтобы спокойно дали лечь на ковёр и раствориться в его глуби. Без вопросов, без взглядов. Без борьбы. Но вот оно — напоминание, что сдаться я свой шанс упустила. Когда потянулась за первой рамкой; когда впервые вбежала в лес и взглянула на тёмный узор крови на коре, когда стала задыхаться и просидела на тропе два часа тридцать семь минут четырнадцать секунд; когда выстелила комнаты коврами и научилась заново носить о��крытые вещи; когда ��ринесла домой пакеты с вишней и, срываясь на плачь каждое мгновение и утирая истёртые красные щёки кухонным полотенцем, варила своё собственное вишнёвое варенье; когда решилась, пусть и не сразу, зайти в кофейную лавку.

Башня из рамок чуть кренится, и я, сама не осознавая, в порыве их поддерживаю и устанавливаю на место. Теперь я отстраняюсь и смотрю на них — таких разных, цветных и чудоформенных. Не навсегда — это в любой момент, когда будешь готова. И они кивают. И снова кренятся. И я снова удерживаю их от падения — уж на это-то я способна.

Я поднимаюсь сама. Меня некому удержать от падения. Накидываю джинсовку, надеваю шесть колец из всей горсти, что лежит в пиале на комоде. Беру старенькую мыльницу с загодя заправленной плёнкой на всякий случай (или, скорее, на случай совсем определённый), беру и чувствую, будто сустав встал на место, будто верёвочка, обхватывающая теперь запястье, легла в точно нужное, зияющее ранее пустотой место, и уже на пороге оглядываюсь на башенку из рам: выглядывает из кухни.

Снова одержала верх любовь, на этот раз — к себе. Не знаю, может это закон жизни такой, неоспоримый, может закон тот ненарушаем, неприкасаем, несломим — любовь побеждает всякого. И всякий отчаянно желает любовью победимым быть.

эпизод от 31.03.19

[girl-assassin-book]

Уродливая любовь

-  Не спрашивай о прошлом и не рассчитывай на будущее

  Книга, которая закрепилась в моем сердце с начала 2015 года. Закрепилась так, что спустя 4 года я снова взяла ее в руки. Помню, как долго ждала экранизацию, но к сожалению, она так и не увидела свет. Тогда я читала ее в любительском переводе и отходила очень-очень долго. А недавно вспомнила, что Эксмо когда-то выкупали права на ее издание. Проверила и сразу побежала ее покупать.

Тейт Коллинз девушка, у которой нет времени на серьезные отношения. Ее задача – найти  работу и закончить магистратуру, для этого она на некоторое время приезжает пожить к своему брату, пока не устроится на новом месте.

Майлз Арчер за��адочный пилот с сомнительным прошлым. Волей судьбы они пересекаются. Притяжение между ними растет, но все что они могут предложить друг другу – секс без обязательств.

Сможет ли Тейт держаться установленных правил Майлза: не спрашивать о прошлом и не надеяться на будущее?

 Я крайне редко перечитываю книги, почти никогда, но это именно та история, к которой хочется возвращаться. Я посмотрела на нее с другой стороны, более трезво и осознанно. Она так четко вписалась во все события, что со мной произошли за четыре года, что я просто не могу дать этому нормального объяснения. (Лирическое отступление закончилось)

  Читая Уродливую любовь впервые многих вещей я не понимала (сейчас эти моменты стали намного ближе). Возможно для кого-то сюжет покажется предсказуемым, но есть в этой истории что-то цепляющее. Колин Гувер удалось раскрыть персонажей всего в одной книге (некоторым это за серию не удается). Она не оставляет за собой никаких вопросов. Повествование идет постепенно. С каждой страницей напряжение только накаляется, а чувства обостряются. Оба раза я не могла сдержать слез.

☆ Тейт – моя личная супергероиня. За ее душевное состояние я искренне переживала. Она вела внутреннею борьбу, пытаясь убедить себя, что не может любить Майлза. Но любила. Пусть эта любовь и не была здоровой, она хотела забрать всю его боль себе, при этом ничего не зная о его прошлом.

☆ Историю Майлза нам рассказывают на протяжении всей книги, выдергивая из основных событий, погружая в прошлое героя. Это не мешало, наоборот, помогало с каждой главой погрузиться в историю и все больше понимать причины, почему Майлз стал таким. (Тут без лишних слов, это нужно прочувствовать самому)

☆ Приз зрительских симпатий в моем сердце занял второстепенный, но наверное самый важный персонаж этой книги. Старичок, который зовет себя Кэпом. С ним вы знакомитесь прямо с первой страницы. Это тот персонаж, который в самых опасных моментах всегда разряжал обстановку и не побоюсь заявить, что он является одним из двигателей сюжета.

- Боль не уйдет. Никогда. Но если ты позволишь себе полюбить, то будешь испытывать эту боль лишь изредка, вместо того чтобы позволить ей поглотить жизнь целиком.

  Я влюбилась в эту историю, что в первый раз, что во второй. "Уродливая любовь" – это про чувства, но не светлые и добрые, а противоречивые и болезненные. Про борьбу с самим собой, про важность осознания, что необходимо отпускать, не цепляться за прошлое, учиться жить дальше и не переставать верить в любовь. Эта история входит в мой личный топ любимых книг, как напоминание о том, как важно переступать через себя и двигаться дальше, ради своего будущего счастья.

Несомненно, 10/10 и место в моем сердце.

 Всегда ваша, Девушка ассасин ☆

[li--ta]

Энергетик с начос почти на тощак — очень плохая идея. Животик бо-бо.

[beard-and-bonnet]

Страшная история Стида

«Он не целуется, его никто не любит» — учтите, что страшная история Стида говорит о Стиде столько же, сколько рассказ Эда о Кракене о самом Эде.

Принимая во внимание, что Стид был необычным мальчиком в детстве. учитывая, что его отношения с Мэри были формальными и, скорее всего, лишенными страсти - это ожидаемо. Ясно, что в их отношениях не существовало никакой привязанности.

Он не целуется. Его никто не любит.

Может быть, он сделал это один или два раза. Однажды в свою первую брачную ночь, скривившись от тревожного выполнения супружеского долга с тем, кто тоже не хочет быть рядом, потому что так он себе это всегда представлял, как в сказках - влюбиться, провести первую брачную ночь и всю оставшуюся жизнь вместе.

Это не та история.

Так что вот оно как в действительности. Стид взрослеет, становится старше и понимает, что единственные его мечты, которые могут сбыться, это лишь те, что он может воплотить для себя сам.

Он строит корабль, чтобы стать капитаном, потому что знает, что иначе никто бы его не взял на это место. Он нанимает команду с регулярной зарплатой на всякий на случай, если не сможет вызвать у них лояльность. Он приносит с собой свои истории, потому что знает, что это единственное, что он может знать о любви или романтике.

Он не целуется. Его никто не любит.

Когда вы уверены в чем-то про себя настолько глубоко и так долго, это действительно становится частью вас. Становится правдой. Вы забываете, что есть другие возможности. Самое страшное, что может придумать Эд Тич, — это Кракен. Самое страшное, что может придумать Стид - это мужчина, который не целуется и которого никто не любит.

Стоит ли тогда удивляться, что Стид изумлен, когда Эд целует его? Тому, что это немного неловко, немного неуклюже, немного неуверенно? Что Стид забывает обо всем в этот момент, но вскоре после этого начинает паниковать? Ведь он знает себя. Он несостоятельный отец, и муж, и капитан пиратов, и к тому же он убийца. Осквернитель красивых вещей.

Есть причины почему он не целуется. Никто и _не должен_ его любить.

Это не очень большой шаг, не так ли, вернуться к тому, чем он должен быть. Все изменилось, однако, и он прекрасно понимает, что не вписывается, но он уже привык к этому. Так и должно быть. Он становится немного озлобленным только тогда, когда застает Мэри с Дагом - напоминание о том, чего он не может иметь.

Он не целуется. Его никто не любит.

Но затем Мэри рассказывает ему о любви, и Стид понимает, что он не просто влюблен в Эда. Он ��акже понимает, что Эд влюблен в него.

Это легко. Как дышать. Они понимают особенности друг друга и даже находят их очаровательными. Они знакомят друг друга с новыми вещами и много смеются. Они так хорошо проводят время вместе.

Он не целовался. Не совсем. Но Эд любит его. И это не страшная история, это был тот вечер, когда он сидел в одиночестве на пляже и смотрел, как Эд мчится сломя голову в будущее Стида, которое он не предполагал даже, что сможет когда-нибудь иметь.

Однако теперь он знает, что будущее реально. Оно возможно. И он будет за это бороться.

Источник: https://forpiratereasons.tumblr.com/post/686545160390262784/he-doesnt-kiss-nobody-likes-him-consider-that

[laboratoryofdjisa]

Си. Рядом с тобой

«Here's to us, here's to love»

Утром приходит напоминание от хозяина квартиры об ��рендной плате. До конца этой недели придётся выплатить всю сумму да ещё и с учётом грабительской надбавки. Ну, или найти другое жильё. Хочется разве что закрыть глаза и провалиться обратно в безмятежный сон, но жгучий ком в горле не позволяет сбежать от безжалостной реальности. Хуна вытаскивает себя из кровати и голодная едет на работу.

Покривив душой и совсем отчаявшись, она всё же решает обратиться за помощью к друзьям. Ей всегда непросто просить их о чём-то подобном, к вопросу денег Хуна в принципе относится весьма болезненно и старается всегда сама решать свалившиеся проблемы.

По пути на работу она пытается взять себя в руки, мучительно раздумывая, к кому ей сначала стоит обратиться: к Чонсону или к Юне. Но их угрюмые лица лишь сильнее загоняют её в тупик. И, судя по тому, что эти два заклятых врага вдвоём заваливаются к ней в жральню и заказывают одну бутылку соджу на двоих прямо в разгар рабочего дня, что-то не так.

— Поверить не могу, что он вот так с нами поступает из-за какой-то херни, — буркает Юна, лихо влив в себя стопку и даже не закусывая.

— Просто у него маленький член, — Чонсон выпивает следом.

— Откуда знаешь? Проверял?

— Чутьё.

— Что у вас случилось-то? — настороженно интересуется Хуна, расставляя на столе закуски. — Не каждый день увидишь вас выпивающими вместе.

— У нас новый долбанутый управляющий, — кисло поясняет Юна.

— И он конченный дегенерат, — подвякивает ей Чонсон.

Хуна пихает ему тарелку с редькой, чтобы тот не наклюкался раньше времени.

— Он наорал на меня за то, что я, видите ли, слишком долго была в туалете.

— А меня штрафанул за то, что я зависал в телефоне, когда в баре не было ни души! Как тебе такое?!

— А ещё мы все в этом месяце без премии, — отчаянно стонет Юна, уронив голову на руки. Хуна сочувственно поглаживает её по спине.

— Тогда вам обоим лучше не напиваться в щи, — ворчит Хуна, забирая соджу. — Принесу-ка я вам чай.

Чонсон опрокидывает в рот последнюю стопку, но бутылку покорно отдаёт и принимается уныло жевать редьку.

— Прошло только полдня, а он уже бесит меня в десять раз больше, чем ты, — жалуется он Юне.

— Я уволюсь, — отчаянно вз��ыхает та.

— Даже не думай! Он только и добивается того, чтобы нас выгнать и набрать людей по знакомству.

— И почему такие красавчики всегда оказываются на деле конченными мудаками, — причитает Юна, забирая из рук Хуны тёплую чашку чая. — Работать рядом с ними просто невыносимо!

— Ух, я ещё устрою тебе тяжёлую жизнь, Ли Хисын, — грозится Чонсон, захлёбываясь на первом же глотке.

В общем, свесить свои проблемы на друзей Хуна так и не решается. К тому же она и так уже занимала у Юны, совесть не позволит ей поставить подругу в ещё более затруднительное положение.

Спустя два дня Хуна отчётливо понимает, что не успеет собрать нужную сумму денег. Ну никак. Кроме арендной платы ей всё ещё надо оплачивать проезд, что-то есть и тратиться на мелкие бытовые расходы. Как бы она ни пыталась их сократить, они всё равно вылезают её кошельку назло. Приходится платить за телефон, воду и пачку прокладок. Потому что, как по закону подлости, на пороге те самые мерзкие дни.

Всё, чего она хочет, — покупать для Соны подарочки и водить на свидания. А они всё ещё так и не поговорили о том, что между ними происходит. И нужно ли им обеим, чтобы это продолжилось. Или же лучше пусть оно закончится, так и не начавшись.

Вечером, обдумав все возможные варианты того, как быстро найти деньги, взвесив все возможные «за» и «против», Хуна всё же переступает через свои бесполезные прямо сейчас принципы и спрашивает у соседа, нужна ли его другу модель. Самодовольная улыбка топчет её задетую гордость, но Хуна лишь кивает, соглашаясь приехать куда и когда надо.

Сосед возвращается к ней на следующий день, диктует время, адрес и телефонный номер, который Хуна абсолютно точно не собирается добавлять в свой список контактов, так и оставив запись на листочке. Чтобы как-то унять свои переживания, с утра она принимает холодный бодрящий душ, дарящий телу потрясающую лёгкость. Приехав по нужному адресу, немного медлит на входе, но, к счастью, встречает девушку-визажиста, и это дарит надежду на то, что всё будет в порядке.

— Хён не обманул, что ты красивая. Точно раньше никогда не снималась? — интересуется фотограф, а Хуна лишь утвердительно мычит в ответ, стараясь игнорировать его оценивающий взгляд.

И у неё почти получается, пока визажистка наносит ей лёгкий макияж и поправляет волосы. Выданные короткий топ и безразмерно широкая рубашка, кажутся инородными. И заставляют чувствовать себя раздетой. А яркий блеск тяжёлой и пошлой липкостью обволакивает губы. На Соне похожий оттенок смотрелся совсем иначе: желанно и сексуально. На себе же Хуна ощущает его чужим.

Прежде чем выйти под лучи студийного света, она делает глубокий вдох и на всякий случай застёгивает ещё одну пуговицу на рубашке, отчаянно веря, что это может как-то ей помочь.

Импровизированная съёмочная площадка выглядит так себе. Кресло, хрустальный бокал с водой, белый фон. Как-то пусто. Но Хуна старается отбросить сомнения, напоминая себе, что на самом деле ничего не смыслит в фотосъёмке, чтобы как-то оценить обстановку. Она неловко встаёт рядом с креслом, ожидая указаний.

Фотограф жестом просит её опуститься в кресло, помогая принять нужную позу. Хуна лишь неразборчиво растерянно угукает, чувствуя себя задеревеневшей куклой. Ну, или окоченевшим трупом. В зависимости от того, что приятнее для фантазии.

— Я скажу тебе, что делать, просто расслабься, — заверяет фотограф, похлопав её по бедру. И желание вывернуть ему руку за подобную развязность шевелится глубоко внутри. Но Хуна держится, как бы неприятно ей ни было.

Она просто напоминает себе, что живёт в мире тупых мерзких мужчин. И прямо сейчас ей некуда бежать.

Вспышка ослепляет. Хуна потерянно моргает, пытаясь привыкнуть к яркому свету, неподвижности и идиотской, вычурной позе, и послушно поворачивает и наклоняет голову так, как ей велят.

Нужно просто расслабиться. И войти во вкус. В средней школе ей нравилось фотографироваться. Фотоальбомы, что, возможно, всё ещё хранятся в доме её родителей, всегда были заполнены снимками и стояли на полках, плотно прижавшись друг к другу. Но старшая школа полностью стёрла из неё любовь к фотоснимкам, оставив лишь ненависть к себе.

— Можешь наклониться в другую сторону? Чтобы было видно шею, — механически следовать указаниям, оказывается, не так уж и сложно. — Мики! — зовёт фотограф, и стилистка тут же выбегает вперёд. — Поправь рубашку. Расстегни пуговицу наверху и сдвинь ворот на левое плечо.

Хуна хотела бы возмутиться, что не согласна на такой элемент эротики. Но благодарна, что прикасается к ней хотя бы девушка. Это вызывает намного меньше негативных эмоций.

И всё же она чувствует себя отвратительно открытой. И очень уязвимой.

— Да, да… Вот так лучше.

И, чёрт возьми, как же сильно она устала быть слабой и зависимой.

— Думаю, всё на сегодня, — наконец звучат спасительные слова. Хуна торопливо поднимается, запахнув излишне открытый ворот рубашки. Она просто хочет как можно скорее получить свою любимую удобную одежду обратно, замотаться в неё, словно в защитный кокон, и уехать домой. Но ей всё ещё нужно забрать то, ради чего она сюда пришла, — деньги.

Наконец переодевшись обратно в собственные вещи, Хуна стирает с губ липкую помаду в тесной уборной. И снова чувствует себя собой. И в глубине души чуть ли не плачет от счастья, что всё закончилось. И её даже не убили.

— Ну как? Понравилось? — липнет вопрос со спины, Хуна хочет поморщиться, но изо всех сил старается не выдать себя и просто поправляет родную к телу растянутую футболку. — Не хочешь выпить со мной кофе?

— Пожалуй, не в этот раз, — отвечает она как можно отстранённее, но не грубо. По крайней мере до тех пор, пока не получит деньги.

— Стесняешься, что ли? — хмыкает фотограф. — Ладно, держи сколько обещал, — и протягивает небольшой конверт. — У меня много идей для фотосессий, которые можно было бы попробовать. Приходи ещё, и я заплачу в два раза больше.

Пальцы крепче сжимают бумагу.

— Я передам твоему другу, если буду не против.

— Ты такая холодная, аж дух захватывает, но мне это нравится, — признаётся он, явно очарованный её неприступностью. — Тогда дай знать, если заинтересуешься.

Деньги, к сожалению, не придают кошельку приятной тяжести. И, получив их, Хуна ничуть не чувствует себя лучше. Скорее, даже хуже. Потому что мысль вновь получить их вот так просто селится на задворках её сознания, отказываясь испариться и никогда больше не возвращаться. Потому что позировать перед камерой не так уж и сложно, нужно просто привыкнуть. Хуна ведь как-то привыкла обслуживать и пьяных, и грубых, и наглых посетителей, управляться с нарезкой мяса в одиночку, если потребуется, таскать тяжёлые коробки от поставщиков и отдраивать все залитые маслом плиты по окончанию смены. Привыкнуть можно к чему угодно. Даже к тому, что неприятно или вызывает полное отвращение.

Мысли притупляет тягучая головная боль. Усталость берёт верх над каждым нервным окончанием, стоит опуститься на сиденье в метро. Хуна пытается сопротивляться, потому что знает, что обязательно пропустит нужную ей станцию, если сейчас отключится. Но глаза слипаются, как бы она ни пыталась удержать их открытыми, раз за разом всё больше погружаясь в удушающую дремоту.

В центре снова людно, несмотря на ранний вечер. Как всегда, много иностранцев, что без стыда и совести пялятся на неё на эскалаторе. С трудом Хуна доползает до работы, очень сильно жалея, что отказалась от выходного ради каких-то шестидесяти тысяч вон, на которые либо сможет наконец купить себе еды, либо покрыть долг. Одно из двух.

На телефоне высвечивается сообщение от Юны, которая приглашает заглянуть после смены в бар и угостить едой или чем-нибудь покрепче. Но Хуна не успевает ответить, потому что её, как назло, зовут на кухню. На самом деле она очень хочет прийти в бар. Пожрать, выпить и, может быть (читать как «обязательно»), увидеться с Соной. Возможно, после стопки водки набраться смелости для важного разговора. Или хотя бы издали услышать её голос. Она на всё согласна. Но прямо сейчас, всё ещё продолжая утопать в долгах, Хуна хочет лишь скорее стать свободной, чтобы, вновь почувствовав почву под ногами, решиться стать для кого-то кем-то больше, чем просто интрижка.

Вечер ничуть не отличается от предыдущих. Пропитанный потом и въедающимся в кожу запахом шипящего жира, звоном нескончаемой в раковине грязной посуды и лёгкой ноющей болью в пояснице. Хуна даже забывает о разломавшем всю её рутину утре. Только вот оно само решает напомнить о себе.

Очередной заказ мяса и пива. На самом деле Хуна валится с ног от усталости и с трудом держится перед посетителями, старательно игнорируя всё, на что пришлось бы попусту тратить остатки жизненных сил. Например, исходящий от недовольных клиентов негатив, чрезмерную болтовню, косые взгляды или мужское внимание. Всё, что может вывести из равновесия её изнеможённые тело и дух. Но в этот раз слух почему-то вылавливает из общего гула зала негромкие, но цепляющие комментарии, когда один из парней наклоняется к своему другу и, не отрывая от неё взгляда, спрашивает:

— Разве это не та девушка с превью на канале Чарли?

— Что? Покажи!

— Это точно она. Я уже купил её фотки.

— Эти?.. Ну не знаю… Разве она похожа? Да и фотки не очень… Обычно Чарли снимает что-то погорячее, — разочарованно комментирует кто-то ещё из компании. Хуна не видит, кто, лишь слушает, застыв на месте.

— Она новенькая модель, наверное, поэтому.

— Просто это была эстетичная фотосессия, вы ничего не понимаете, — отзывается первый. — Но люди хотят увидеть её снова, я уверен, что Чарли обязательно загрузит что-то ещё…

— Может, познакомимся с ней?

В это самое мгновение внутри Хуны что-то щёлкает, запуская безвозвратный неконтролируем��й спусковой механизм. Ненависть к этому прогнившему миру мужчин всегда слепит ярче фар несущихся по встречке машин.

— Что за фотки? — бесцеремонно спрашивает она, нависнув прямо под обсуждающими её посетителями.

Явно не ожидая ничего подобного, парни за столом молча пялятся на неё. И лишь один из них поражённо и восторженно произносит:

— Точно она...

Именно у него Хуна и выхватывает телефон.

Руки начинают крупно дрожать сорвавшейся с цепей злостью. Она не жила иллюзией, что фотограф не будет пускать на неё слюни. Да и сама фотосессия хоть и не была эротической, но казалась весьма откровенной. Только вот одно дело использовать эти снимки для портфолио, и совсем другое — выставлять их в своём блоге в интернете, чтобы потешить своё эго и эго таких же озабоченных подписчиков. И уж тем более продавать…

— Значит, Чарли… — шипит она.

А один из парней наконец отмирает и громко возмущается:

— Слышь, ты что это себе позволяешь?

— Заткнись, — рычит Хуна, из последних сил сдерживая в ��ебе желание разбить чужой телефон или влупить кому-нибудь со страшной силой. Ведь у неё всё ещё красный пояс по тхэквондо. И она в отличном настроении, чтобы сломать кому-нибудь руку.

Парень, что сидит к ней ближе всех, резко встаёт, оказавшись выше почти на голову.

— Эй, малая, ты ничего не путаешь? Принеси наш заказ поскорее, или мне позвать хозяина?

— Сам себе принеси, — огрызается она, швырнув телефон на стол. Лимит обслуживания отбитых уродов на сегодня подошёл к концу.

Ей кричат что-то унизительное в спину. Другие посетители взволнованно оглядываются. Напарница крутит пальцем у виска. А из комнаты персонала выскакивает управляющая, чтобы узнать, что происходит. И Хуна знает, что извинения «за счёт заведения» сегодня будут справедливо вычтены именно из её без того отвратительно маленькой зарплаты, но ничто из этого её не останавливает. Она пулей проносится в кладовку, громко хлопнув за собой дверью.

Единственное, что ей сейчас жизненно необходимо, — это найти свой кошелёк, вытащить из него полученные утром грязные до тошноты купюры и порвать их. Или сжечь. Нет, лучше она швырнёт их этому козлу прямо в лицо.

Кошелёк. Хуна ищет его в сумке. В карманах джинсовки. В фартуке. Под столом. Под стульями. Осматривает всю кладовку. И зло рычит, когда прямо под руку начинает настойчиво названить Пак Чонсон.

— Да что такое?! — недовольно чуть ли не гавкает она, поставив звонок на громкую связь, продолжая по кругу перетряхивать свой и без того пустой рюкзак.

— Слушай, Хуна, — напористо начинает друг, явно не уловив, что момент не самый подходящий. — Извини, что лезу не в своё дело, но между тобой и Соной что-то случилось? Ты не собираешься к нам наконец прийти? Она спрашивает о тебе целую неделю.

— Чонсон, давай не сейчас? — раздражённо просит Хуна, отчаянно перерывая свой рюкзак в который уже раз, всё ещё цепляясь за последнюю надежду.

— А когда? Зная тебя, ты можешь откладывать это до бесконечности! — возмущается друг. — Сначала ты устраиваешь в клубе сцены ревности, а затем вовсе пропадаешь. Что опять за хрень начинается?

Это невыносимо во всех смыслах. Голова начинает кружиться, а рот наполняется чуть резковатой горечью. Хуна внезапно чувствует себя такой безвольной и бессильной, словно из неё разом вытащили все кости, оставив тело растекаться бесформенным желе. Она сейчас либо кого-то убьёт, либо сдохнет от накатившего отвращения к самой себе. Так ещё и Чонсон, как всегда, в очень подходящий момент начинает капать на мозг своими нравоучениями.

— Отстань от меня, пожалуйста! — срывается Хуна. — Прекрати уже пытаться устроить мою личную жизнь за меня!

— Хуна…

— Не сейчас, сказала же!

Она не швыряет телефон только потому, что купить новый сейчас уж точно никак не сможет и вынуждена беречь этот постоянно лагающий кусок железа, как исторический трофей.

В голове в хаотичном порядке мелькают фрагменты из воспоминаний о сегодняшнем дне. Хуна ненавидит своё худое, желанное другими тело, ненавидит то, как выживает в тесной метр на метр квартире, ненавидит то, что не может отложить хоть немного денег на своё будущее, да и вообще, сам факт того, что у неё даже нет шанса на передышку. И каждый раз стоит попытаться перешагнуть через свои принципы, она вязнет в этой отвратительной реальности ещё сильнее.

Ей нравился её кошелёк, а теперь придётся купить новый. В нём осталась и наличка, которую Хуна так и не успела внести на карту через банкомат. Но похер на это. Похер на то, что за свои унизительные мучения Хуна в итоге не получила ни копейки. Хуже всего то, что в кошельке была банковская карта, на которой Хуна пыталась скопить хоть какую-то сумму денег побольше своей зарплаты, а теперь ей придётся пойти в банк и в полицию, и все эти проблемы свалились на неё просто потому, что она согласилась на лёгкие деньги. Вселенная явно приготовила достойное наказание. Ведь God is a woman.

Ноги дрожат, когда Хуна с трудом выползает из кладовки на кухню и, едва контролируя тело, шатающееся из стороны в сторону, выходит на улицу через чёрный вход. И, слава богу, повар проявляет высшую степень человечности и понимания, просто сделав вид, что он её не заметил. Хотя, возможно, он просто очень занят срочным заказом.

В висках стучит. И тяжело дышать. Хуна сползает по стене в грязном закоулке за рестораном и роняет голову на колени. Одна часть её неугомонного сознания в панике кричит как можно скорее во всём разобраться, найти выход из этой экстренной ситуации. Другая часть просто хочет сдохнуть. Лишь бы не чувствовать себя до крайности жалкой хотя бы пять минут.

В конце концов, эти пять минут растягиваются в час, пока Хуна сидит, провалившись в бесконечный поток мыслей и сожалений. О том, что согласилась продаться за фотки, что не положила деньги на карту сразу же, что не спрятала кошелёк в рюкзак и плохо следила за своими вещами... Она до сих пор не может понять, выронила ли где-то его сама или же всё же стала жертвой редких, но метких карманных воров. Нужно было просто набраться смелости и занять немного денег у друзей. Тогда Хуна смогла бы сразу закрыть вопрос с жильём и просто бы продолжала корячиться на работе, зарабатывая на долг. Теперь же придётся решать, что делать дальше. Забить на выплату аренды? Или попроситься на ночлег в ресторан? Или, может быть, Чонсон пустит её пожить к себе на чердак? Нужно ли пойти в полицию и заявить о пропаже кошелька? Закрыть в банке действующую карту и оформить новую? И снова искать деньги. Без права на отдых.

Хуна ненавидит капитализм. И не прочь переродиться в любой антиутопии.

Либо просто оборвать эти мучения и больше никогда не рождаться.

— Онни?

Застывшее время отмирает. И если до этого Хуна верила, что сгинула во временной дыре, то нет, вот она, всё ещё здесь и просто прогуливает свою рабочую смену, отсиживаясь за мусорными баками.

Подняв голову, она видит в проходе неловко переминающуюся с ноги на ногу Сону с небольшим пакетом в руках.

— Я нигде не могла тебя найти, — растерявшись, начинает та, — сначала подумала, что твоя смена закончилась, но управляющая сказала, что твои вещи всё ещё на месте, так что я решила поискать тебя поблизости.

Отвернувшись, Хуна быстро проводит ладонями по щекам, стирая с них литры пролитых слёз, которыми оплакивала свою никчёмную, бесполезную жизнь. И теперь ей ещё хуже от мысли, что её буквально застали врасплох. Один этот факт заставляет чувствовать себя ещё более жалкой.

— Что-то случилось? — взволнованно спрашивает Сона, явно почуяв неладное.

— Всё нормально, — глухо отзывается Хуна, изо всех с��х стараясь не шмыгать носом, чтобы не выдать себя. Но слёзы и сопли, как назло, стекают к кончику носа.

Сона мнётся, но всё же, словно собравшись с духом, решительно шагает вперёд, поставив пакет на землю.

— Точно? Я слышала, что вы поругались с Чонсоном, — продолжает она уже настойчивее, желая то ли подбодрить, то ли вывести на честный разговор. И Хуна жалобно фыркает от досады, потому что уж кто-кто, а Чонсон — самая последняя из проблем в её бесконечном списке. И предательские слёзы опять наворачиваются на глаза, размывая границы реальности. Она торопливо прячет лицо в ладонях, чтобы хоть как-то скрыть масштабы своего позора.

— Боже, онни, прости, я сказала что-то не то? — перепугано шепчет Сона, не упустив из вида ни малейшей детали. Она застывает на несколько мгновений, в которые Хуна пытается сморгнуть слёзы, а затем садится на корточки прямо напротив, чтобы заглянуть ей в лицо, словно они всего лишь играющие в песочнице дети, а не увязли во взрослой жизни по самые уши.

— Онни, послушай… Я волнуюсь за тебя, — от столь встревоженного признания Соны на душе ещё тяжелее, потому что Хуна совсем не хотела, чтобы кто-то вдруг чувствовал себя виноватым в её проблемах. — Я же вижу, что у тебя что-то случилось. Может быть, я тебя чем-то обидела?

Хуна так и не научилась разговаривать словами через рот. Было особо не с кем. И, возможно, она уже никогда не научится, слишком уже многое в себе придётся менять. Поэтому всё, что она может, — это отчаянно покачать головой.

— Тогда что?

Ладошка Соны поглаживает её по колену. Хуна уже и забыла, каково это — показывать кому-то свою слабость, самое уязвимое место из всех возможных. Она из тех, кто привык сам решать все возникающие проблемы. Она одна проживает свои резкие взлёты и постоянные падения. Даже когда рядом друзья или же просто кто-то тёплый и мягкий, к кому можно прижаться как можно ближе в поисках призрачного утешения. Она со всем научилась справляться сама.

— Ты можешь мне рассказать, я выслушаю, — Сона несмело стискивает ладони Хуны, сжимая подрагивающие пальцы и прогоняя окутавшую их дрожь. — Или можешь ничего не говорить и просто поплакать, если хочешь.

Оказавшись в её объятьях, Хуна вдруг чувствует, как надломленный во многих местах, едва удерживающий её изнутри стержень окончательно ломается. Потому что невозможно всё время терпеть это ледяное безжизненное отчаяние. Сона аккуратно укладывает её голову себе на плечо, обнимая, словно маленького ребёнка, именно так, как Хуне и было нужно, но так, как её никто и никогда не решался обнять.

Она всегда была той, кто умел давать отпор, она в любой ситуации старалась быть примером стойкости и выдержки. И быть для других тем самым крепким, надёжным плечом, в котором всегда нуждалась сама, но не знала, как попросить.

Хорошо, что Соне оказались не нужны никакие просьбы.

Хуна просто беспомощно плачет ей в плечо, а внутри так гадко и тошно, что мутит, и во рту всё ещё горько от обиды и злости настолько, что хочется просто навсегда исчезнуть из этого конченного мира. Но сладкий аромат цитрусовых духов Соны, особенно ярко ощущающийся в изгибе её шеи, ласковые прикосновения её рук и убаюкивающее дыхание окутывают спасительной пеленой, приглушая губительный коктейль всех отравляющих чувств.

— Всё наладится, — обещает мелодичный голос и, словно ингалятор, помогает Хуне вдохнуть как можно глубже.

— Деньги, — шепчет она всё ещё надломлено, но чуть более смиренно, решаясь на маленькое, но столь непосильное прежде откровение. — У меня снова проблемы с деньгами. Мне нужно оплатить аренду комнаты, иначе меня выкинут на улицу.

Пальцы Соны легко и ритмично постукивают по её плечу, словно играют беззвучную мелодию по чёрно-белым клавишам.

— Почему ты никому не сказала?

— Я не хочу снова влезать в долги, у всех достаточно и своих проблем, — признаётся Хуна, шмыгнув носом, и ладонями стирает оставшиеся дорожки слёз с опухших щёк, но, кажется, рано. — Ненавижу свою жизнь. Совсем не знаю, что мне делать, — вырывается следом. — Я больше не могу. Я так сильно устала. Моя жизнь буквально ничего не стоит, в ней нет ничего хорошего. Нет денег, нет нормальной работы, нет времени на учёбу, нет никакой надежды на то, что всё обязательно наладится, — и только узоры, которые пальцы Соны выводят на её плечах, помогают не захлебнуться в новой волне накативших слёз. — Я просто выживаю. Каждый день выживаю как получится. Но всё… Всё, я больше не могу.

Сона укладывает подбородок ей на макушку. На мгновение Хуне даже кажется, что теперь она полностью спрятана в пуленепробиваемой броне вместе со шлемом.

— Онни, ты так много работаешь… — прерывая её негромкие всхлипы, Сона осторожно прикасается к лицу Хуны, вынуждая отклониться назад и поднять на неё взгляд. — Может быть, тебе нужно немного отдохнуть?

Хуна вот-вот окажется на улице почти без денег, а может быть, и работы лишится. У неё нет времени на отдых, ей нужно как можно скорее придумать, как выжить завтра.

— Хочешь пожить пока у меня?

А Сона не даёт и секунды, чтобы перевести дыхание.

— Далековато от центра, но зато рядом с метро, — быстро продолжает она, явно считав на лице Хуны замешательство от столь внезапного предложения. — И тебе не нужно будет платить за аренду. Если хочешь, можешь взять небольшой отпуск и отдохнуть сколько тебе нужно. Или остаться насовсем. Я не против, всё равно я сама нечасто бываю дома, ты мне не помешаешь.

Хуна садится прямо, смаргивая оставшиеся в уголках глаз слёзы и убирая с лица выбившиеся вперёд и прилипшие к щекам волосы.

— Что?

— Что? — так же растерянно повторяет Сона.

Лисьи глаза широко распахнуты. Едва-едва напуганы и капельку смущены. Прямо как в тот первый день, когда они встретились в вагоне метро. Или когда Хуна бессовестно пялилась на неё в баре, потягивая коктейль. И в парке. И на станции метро. И между жадными поцелуями под градусом алкоголя.

— Ты серьёзно? — хрипит Хуна, кое-как разлепляя губы.

— Да, а что такого? — прямо отвечает Сона, и её взгляд становится ещё более ясным, чётко давая понять, что она сказала именно то, что хотела. Не ради красивого слова. Не из жалости. И уже точно не под влиянием момента.

И губы Хуны трогает безнадёжная усмешка.

— Просто ты предлагаешь мне жить вместе, когда мы даже не встречаемся.

— Ну, кому-то же из нас нужно делать первый шаг, если ты не можешь.

Тихий смешок оседает на губах. Хуна была той, кто украдкой ухаживал, одаривал мимолётными знаками внимания, но они всегда были настолько несмелыми, их никогда не было достаточно, чтобы добиться чего-то большего. И чтобы сохранить это большее. В отношениях ей всегда не хватало прямоты и даже принципиальной, непреклонной жёсткости. Чтобы кто-то потребовал от неё быть рядом, вцепился в неё зубами и не отпускал, требуя всю любовь без остатка.

Возможно, в душе она потенциальная жертва для абьюзивных отношений.

К счастью, непреклонность Соны совсем иная. Не губительная. Не жёсткая и не категоричная. Упорная, но спасительная.

— Послушай, Сона… — обречённо вздыхает Хуна, первой потупив взгляд. — Я не самый лучший вариант для отношений, знаешь ведь.

— Так и думала, что ты скажешь что-нибудь такое, — чуть осуждающе хмыкает Сона. — Я просто хотела бы знать, могу ли на что-то рассчитывать или мне лучше сразу отступить… Ты то ухаживаешь за мной, то пропадаешь. Я не очень понимаю, что это всё значит. О нет, я что, тебя расстроила? — и взволнованно охает, стоит Хуне снова спрятать лицо в ладонях.

— Нет-нет, всё хорошо, — бубнит из-за забора из пальцев Хуна, а её опухшее от слёз лицо теперь пылает от смущения. А она совсем не планировала ни первое, ни второе, и уж тем более не в присутствии девушки, от которой внутри взрываются миллиарды тысяч ярких фейерверков. — Прости, если была немного холодна в последнее время, я не хотела, чтобы ты надумала себе лишнего из-за этого.

Оправдание так себе. Но до предела искреннее. Будучи без денег Хуна постоянно чувствует, как летает на эмоциональных качелях. А в подобной нестабильности иногда сложно отыскать в себе силы на отношения. Ей просто нужно было найти правильный момент, чтобы разобраться в своих чувствах. Отбросить в сторону порывы безрассудной влюблённости и посмотреть, что останется в сухом остатке.

— Я не знаю, что мне думать, если честно… — признаётся Сона, и уже этого Хуне вполне достаточно, чтобы с головой утонуть в закружившем вихре чувства вины. — Но всё нормально, мы можем поговорить об этом потом, если сейчас не лучший момент.

— Ну вот, я расстроила тебя, — с тяжёлым вздохом подытоживает Хуна.

И Сона смеётся, а её глаза прячутся в сладких полумесяцах, от вида которых все тревоги в душе наконец тают, перестают терзать изнутри и отступают, оставив зализывать свежие раны. И в этот раз, к счастью, есть рядом с кем. Потому что улыбка Соны не сравнится ни с одним существующим в мире лекарством.

— Вовсе нет.

— Я не хотела, — Хуна виновато заглядывает в глаза Соны и, нащупав её руку, несмело сжимает изящные маленькие пальцы.

— Я испугалась, что ты решила свести всё на нет, — говорит та тише и чуть опускает лицо, продолжая смотреть исподлобья, а в её глазах ещё совсем неизвестная Вселенная, обрамлённая переливающимися в свете уличных фонарей блестящими тенями. — Но ты же не решила?

Хуна прикусывает краешек губы.

— Почти решила.

Губы Соны вздрагивают, с них вот-вот вспорхнёт пугливая, лёгкая, как хрупкая бабочка, улыбка. Но они с Хуной продолжают смотреть друг другу в глаза, понимая, что одно простое незамысловатое слово меняет всё, обнажая самое важное.

— Сона, никто не встречался со мной дольше двух месяцев, — голос чуть вздрагивает. Хуна уверена, что её слова звучат отвратительно жалко со стороны, но ничего не может поделать. В каком-то смысле она уже даже почти смирилась.

— Тогда можно попробовать сначала дотянуть до трёх, — предлагает Сона таким будничным тоном, словно они всего лишь обсуждают, какую пиццу заказать на ужин. Или выбирают, какое пиво стоит купить сегодня: тёмное или светлое.

— Я не уверена, что смогу встречаться с кем-то, пока не решу свои финансовые проблемы… И уж тем более я не хочу без работы висеть на твоей шее.

— Но я же не против, — вновь обрывает Сона. Они сидят близко, сплетя пальцы. Хуна очень хотела бы её поцеловать в мерцающем свете уличного фонаря, но вместо этого произносит, словно извиняясь:

— У меня нет нормальной работы, нет планов на будущее, нет чего-то, что я с уверенностью могу дать тебе взамен.

Улыбка на губах Соны переливается палитрой, а её мелодичный голос — самыми гармоничными в мире созвучиями:

— У меня тоже нет нормальной работы и нет планов на будущее. И я не знаю, смогу ли предложить тебе что-то стоящее в ответ. А ещё я бревно в постели, — и нежно смеётся. — Но мне достаточно того, что ты делаешь для меня сейчас.

Длинные, идеально загнутые ресницы Соны трепещут в такт замирающему сердцу. Оно больше не сжимается в агонии, не рвётся по швам, просто всё ещё немного ноет от пережитой боли. Но присутствие Соны убаюкивает его сладким волнением. И Хуна знает, что она у той самой черты, чтобы сдаться, потому что слишком давно не чувствовала себя вот так по-простому хорошо, хотя бы на мгновение. Скорее всего, с их последней встречи. Или же после пьяных поцелуев.

Губы Соны волшебно мягкие. Вкусно пахнут фруктовой жвачкой. Сминаются под губами Хуны, словно воздушная сладкая вата.

— Мне правда достаточно того, что ты делаешь для меня, — тихо шепчет Сона, слегка отстранившись назад и заглядывая ей в глаза своим требовательным, выискивающим взглядом. — Ты потрясающая. Такая нереально красивая и смелая, и порой неуклюже-смешная, и застенчивая, и очень щедрая, — в горле предательски першит, Хуна кашляет, проглатывая ком. — Никто и никогда не относился ко мне так же хорошо, как ты.

И даже если слова — это просто слова, Хуна соврёт, если скажет, что у неё не замерло сердце от слишком долгой задержки дыхания. И от волнения кусает свои и без того истерзанные на нервах губы.

— Ты что там, смеешься надо мной или снова плачешь? — раздосадовано стонет Сона, стоит уронить голову, шмыгая носом. — Я даже принесла твоё любимое пиво, а ты всё никак не предложишь мне встречаться!

Хуна хмыкает, продолжая смотреть вниз, а её пальцы, всё ещё сплетённые с пальцами Соны, сжимают их чуть крепче.

— Ты всегда добиваешься того, чего хочешь? — хрипло отзывается она, когда подкатившая к горлу волна эмоций наконец отступает в океан, притаившийся внутри её ослабевшего тела.

— Стараюсь, — отвечает Сона просто и без лишних прикрас. И лишь несколько раз застенчиво моргает, когда Хуна вновь поднимает голову.

— Ладно.

В глазах Соны мерцают огни, а в голосе словно звенят торжествующие аккорды, когда она с надеждой переспрашивает:

— Ладно?

— Ладно, давай сюда пиво, — повторяет Хуна, и из груди вырывается чистый, настоящий, радостный смех, стоит Соне обиженно, но до невозможности обворожительно надуть губы. Хуна прижимается к её лбу своим и вдруг ловит себя на мысли, что, может быть, Сона и есть та, кто ей нужен? Та, кого Хуна искала всё это время? Может быть, ей нужно просто забыть обо всём плохом и позволить себе упасть в эту пустоту, даже если это вновь станет очередной ошибкой. А может, и нет. Если они всё же смогут подобрать нужную мелодию.

Пиво чуть шипит после негромкого щелчка, а металлическая крышка со звоном падает на асфальт. Хуна вновь опускает голову на плечо Соны, позволяя обнять себя, и делает глоток, наслаждаясь хмельным вкусом во рту.

Возможно, завтра она проснётся в другой кровати. А её немногочисленные вещи переедут в чужой шкаф. Она наконец возьмёт пару выходных и сходит выпить в бар. Может быть, подумает о поиске новой работы, если решится. В их жизни ещё обязательно появится Суон. И не раз. Будет постоянно напоминать о своём существовании, действуя на нервы. Хуна абсолютно точно не понравится родителям Соны по всем критериям. А ещё она, без сомнений, забудет про их годовщину, потому что памятные даты вообще не её сильная сторона. Друзья обязательно выставят её посмешищем, а извиняться перед Соной придётся целую неделю. Возможно, они даже дотянут до второй годовщины или до третьей. Если дотянут до четвёртой, то Хуна точно подарит Соне кольцо. Она обязательно найдёт хорошую работу, чтобы купить золотое. После кольца они будут просто обязаны завести кошку или собаку, но лучше собаку… Хуна готова гулять с их будущим четырёхлапым ребёнком дважды в день. Она в целом на многое готова и согласна уже сейчас. Но как бы там ни было… У неё всё ещё нет нормальной квартиры. И работы. И машины. И планов на жизнь. Да и вообще, каких-либо перспектив. Ей снова придётся ездить в забитом людьми метро, считать каждый чоник, рано вставать, перерабатывать и возвращаться домой на последнем поезде. Хуну всё ещё бесит её жизнь. Целиком и полностью. Ну, почти. Возможно, теперь дни станут хоть чуточку лучше. Потому что в них будет Сона, которая заполнит мир Хуны совсем другими звуками, к которым та никогда не прислушивалась.

Пусть Сона была той, кого, возможно, любили слишком сильно. А Хуна — той, кого всегда любили недостаточно. Но где-то между этими двумя крайними тональностями абсолютно точно существует та единственная, в которой они могли бы попытаться сочинить свой уникальный счастливый мотив. Нота за нотой.

«Here's to you, fill the glass 'Cause the last few days have kicked my ass. If they give ya hell, tell em to go fuck themselves.

Here's to us.»

Halestorm — Here's To Us

Конец

[salem-schatz]

Lost Panet 3

В начале поста мне бы хотелось рассказать о своём позорном бусте онлайн трофеев. Это когда ты даже не знаешь механику игры, не прошёл основной сюжет (хотя бы половину) и геройской походкой отправился на буст онлайна не имея и малейшего представления что требуется для получения трофеев. Так позорно я себя не чувствовала никогда, меня за ручку водили по картам российские геймеры. По ту сторону экрана меня эмоционально накрыло. Сидела красная как помидор с твёрдой уверенностью, что меня щас пошлют на хутор со всем моим нубством ведь в запасе было три дня для ознакомления с геймплеем. Все это время потратила на безуспешную починку стрима PS4... Вот. Весь буст напомнил мне школьные годы, к доске вызвали а ты домашку даже не сделал... В итоге онлайн закрыт, ребята терпеливо перенесли мое нубство и даже прилетевшую от меня гранату от которой они так забавно убегали в разные стороны... За что я им искренне благодарна. Впредь не буду незнайкой лезть на буст. Все, кончила

А теперь

Самое сложное в прохождении игры - перетерпеть вступительные, первые главы и не забросить в самом начале. Lost Planet 3 раскрывается постепенно, как и в плане геймплея так видом заснеженной планеты E.N.D III, непригодной для жизни человека. Являясь приквелов, игра раскрывает все тайны организации NEVEC которая в свою очередь играет немаловажную роль в Lost Planet 1. Мало что могу проспайлерить т.к первую часть упустила в своё время, но говорят она очень достойная, лучшая из всех. Колонист Джим, работающий с NEVEC отправляется на E.N.D III добывать необходимые ресурсы для планеты Земля т.к та своё отработала и истощала. Потом вроде началась перестрелка... хм... На этом тему сюжета я заканчиваю, поскольку нафиг он нужен а плавно перехожу к Dead Space 3 т.е геймплею. Dead Space 3 появилась на рынке на 7 месяцев раньше Lost Planet 3. Тот факт, что игры сравнивают никому не покажутся странными, т.к они до жути похожи. Практически одинаковы. Снег, метель, сугробы... Внезапно изменённое положение камеры в Lost Planet 3 трущаяся об спину главного героя точь в точь как Dead Space 1-3 (починка механики каковой по праву обладает лишь мистер секасный инженер Айзек - в скобках потому как не помню было ли подобное в Lost Planet 2), возможно что-то ещё упущенное мной из виду. Не то чтобы я придираюсь, но такое чувство словно у двух разных студий кочевал один тайный агент, потыривал идеи, превращал их в кашу после чего внедрял в две разные игры и по-тихому съебывал. Ничего тупее мне прост больше в голову не приходит чтобы хоть как-то разъясниться ситуацию 🤔

Мне не понравилась - полное изменение геймплея. От динамичного Lost Planet 2 в третей части ничего не осталось, ничего. Он стал обычным шутером от третьего лица с перекатами.  Анимация омерзительная, режет глаз - использование гарпуна, перезарядка, абсолютно все. Не понравились - рожи всех персонажей, всех. Но, при первой кат-сцене в Джиме я увидела Николаса Кейджа, не точную копию или прототип, а некое сходство. Заметьте, не только я

Нашла в гугле при этом невбивая Кейджа. (к актеру претензий нет)

Понравилось - плавное появление и использование различных способностей, их не много но доступность к использованию представлена правильно и очень удобно. Красивый вид в небольшом открытом мире. Музыка в стиле кантри (как мне показалось), которую можно слушать во время медленных покатушек на метал гире. Сражения с крупными Акридами используя тот же Метал Гир. Напоминание о Dead Space. Самое главное перетерпеть начало, а дальше все само пойдёт. Не игравшие в Dead Space 3 и предыдущие Lost Planet будут  удовлетворены, знатокам же  лучше ознакомиться с трейлерами прежде чем начать прохождение. Вот... Но мне грустно. Грустно от того, во что превратился Lost Planet. Такие глабальные изменения к добру не приведут да и не привели судя по реакции фанатов серии. Продолжение игры может скатиться сюжетом, сливом всеми любимым персонажа но никак не геймплеем. Впервые с таким сталкиваюсь

Оставлю годную видяху с офигенной музыкой по Lost Planet 2, который был шедевром с запоминающими локациями (движущие поезда в пустоши чего только стоят) коопом, отличной анимацией и управлением, достойным геймплеем! Я бы с удовольствие играла до платинового трофея, но она уже давно недостижима...

https://youtu.be/5NbH9VCBfs4?si=9NdMfRuLpAn2jlE6 И мои любимые Снежные пираты, куда ж я без своёго фап-фап стори и прочего WTF

[incpaul]

Еще несколько лет назад я сидел за компьютером в родном Харькове, в наушниках играли любимые Foals, а на экране — "Приключения бомжа в Штатах", которым я сильно вдохновлялся и мечтал безмятежно путешествовать по США…

Вот уже прошло чуть более 8 месяцев моего пребывания в совершенной другой стране, в стране о которой я мечтал с детства. Рос на американских мультфильмах, проигрывал ночи в Grand Theft Auto, в которой так красочно, хоть и завуалировано рисовали Штаты и убеждали, что это — "Land of opportunities".

Я сижу в своем сквере, в котором провел примерно 90% времени всего пребывания здесь, курю свой любимый Dunhill, который нашел, чему был очень рад (а ведь в голове до сих пор картинка как я покупал год назад пачку в Киеве, в каком-то стремном киоске и, боясь лишнего внимания, тихо и быстро покуривал на Богдана Хмельницкого возле мака). Я сижу и задумываюсь о своей будущем, ведь моя жизнь скоро измениться, мои survival jobs практически окончены, работа по специальности (хоть и с большим трудом) все же найдена и я, неясно о чем мечтая, жду окончания своего обеденного перерыва.

Эти 8 месяцев дались трудом, кровью (совсем чуть-чуть) и потом, кредитами в размерах не более 30% всех средств на всех моих карточках, ночными покатушками или редкими тусами, немножечко пьянками с моими коллегами с обеих работ, нехваткой общения с родными, ссорами с дорогими людьми, разочарованием в людях. Возможно я не видел еще свет, не видел настоящую Америку, но каждый раз, закрывая глаза, в голове воспоминания о Киеве, особенно прошлый год, который практически ознаменовал старт чего-то более грандиозного и завершение скучной и одинокой жизни. А ведь до этого, все было совсем по-другому. Еще несколько лет назад я сидел за компьютером в родном Харькове, в наушниках играли любимые Foals, а на экране — "Приключения бомжа в Штатах", которым я сильно вдохновлялся и мечтал безмятежно путешествовать по США, встречать классных людей, делать красивые фотографии для своего инстаграма и не видеть никаких проблем.

Реальность, все же, выдалась более чем суровой. Жить и выживать в самом дорогом месте в США оказалось не совсем так уж и трудно: две работы, отсутствие собственного автомобиля, где без него невозможно и отсутствие медицинской страховки делают свое дело — расходы сокращены до минимума, а тратить деньги там, где практически негде их тратить заставляет задуматься о путешествиях, но тут же другая отмазка: мало свободного времени, потому что один пропущенный рабочий день — это практически $100 в чеке, а платить ренту за, так называемый, closet, в который помещается кровать, стол и стул — никто не отменял.

Ведь можно было поддаться соблазну и воспоминаниям о родине. Где найти работу по специальности, учитывая даже мой небольшой опыт, оказалось гораздо легче, чем в самом топовом месте и превзошло все мои ожидания! Желание сдаться было практически всегда, у меня даже был обратный билет уже на руках на рейс, который, к сожалению или к счастью, отменили. Как будто знак. Может оно было и к лучшему, потому что да, вернуться хочется, не было ни дня когда я об этом не думал, но тут возникают два момента: 1) чувство какой-то незавершенности, оставить все не начатое, вернуться в нормальное русло, свой былой ритм жизни кажется мне решением, о котором я начну жалеть в будущем, что не попробовал, не попытался достичь чего-то большего и увидеть чего-то большего; 2) со временем оказывается, что тебя никто не ждет. Родные не придают бОльшого значения этому, а друзья фильтруются со временем. Насчет второго пункта становится совсем печально, потому что выясняется, что те, кого ты считал настоящими друзьями — просто забывают о тебе, просто уходят и не вспоминают о тебе, даже когда всплывает напоминание о твоем дне рождения. Мой отпуск, путешествие или небольшое забугорное приключение отфильтровало круг общения и я благодарен тому, что часть людей действительно осталась.

В один момент я просто осознал, что у меня нет дикого желания, запала устроиться работать в чем-то грандиозном и life-changing. То ли это отзывы о процессах как это устроено там на самом деле или все же синица в руках дает о себе знать, а журавля не видно.

Про работу. А что по поводу работы? Самый рай для айтишника — Кремниевая (не силиконовая) Долина! Куча гигантов, куча стартапов, нереально огромные зарплаты (с нереально огромными налогами). Куда не глянь, то штаб-квартира или головной офис той компании, чьими сервисами мы пользуемся каждый день. По началу увиденное восхищало, а потом просто привыкаешь, перестаешь видеть что-то грандиозное, это просто еще одна компания. В один момент я просто осознал, что у меня нет дикого желания, запала устроиться работать в чем-то грандиозном и life-changing. То ли это отзывы о процессах как это устроено там на самом деле или все же синица в руках дает о себе знать, а журавля не видно.

Самая большая проблема -- это одиночество здесь. Моя личная проблема скажете вы, а я, пожалуй соглашусь. Я понимаю, дома будет легче, дома будет проще, дома есть перспективы. Работа работой, деньги деньгами, а что дальше? Строить карьеру до 30-40, а потом стать одним из тех, от кого я слышу, что они ходят к психологу, чтобы научиться общаться с женщинами? Ходить на пикап-митапы и слушать от какого-то самоуверенного смазливого дятла о принципах альфа? Я так не думаю. Все успешные истории иммиграции -- это переезд семьей (жена, дети). Так проще, так сложнее, но так есть ради кого жить, есть ради кого стараться, есть ради кого надрывать задницу. А просиживать дни в офисе, а потом просиживать вечера дома, пока за окном время идет -- это не та жизнь, которую я хочу.

Это были мои размышления, а пока — я продолжаю жить, ни о чем плохом не думать, мечтать о доме и усердно работать. Посмотрим-поглядим, что ждет нас дальше.

[hopelessnabi-blog]

⛈️

Сегодня, а точнее уже вчера, обошлось без ежедневного поста. Как-то так вышло, что самочувствие было просто отвратительным, не было ни сил, ни желания писать что-либо.

Всему виной похмелье и непонятки с погодой.

Вчера устроили с подругой не запланированный вечер только для девочек. Всё в лучших традициях: ночёвка, вино и разговоры по душам на все волнующие темы.

В итоге имеем прекрасный душевный вечер и головную боль на утро. Это как небольшое напоминание, что за хорошим приходит и плохое.

Но я в любом случае ни капли не жалею, так как мы отлично провели время.

К удивлению, я даже похудела, -100гр. Неплохо, учитывая, что мы пили.

В этом мире ничему нельзя верить! Весь день прогноз показывал грозу, а в итоге дождь пошёл только полтора часа назад. Из-за этого с давлением ещё весь день мучилась.

Я говорила, что люблю грозу. Люблю, когда ливень, гром и молнии, чтобы прямо настоящий шторм.

Я от своих слов не отказываюсь, но поправку тут всё же сделать надо.

Такой погодой я наслаждаюсь исключительно в дневное время суток, а вот ночью... Это сущий ад для меня.

Не думаю, что кому-то говорила об этом, а если и упоминала, то не часто, но у меня панический страх грозы ночью. Особенно плохо становиться, когда я остаюсь одна дома, как сегодня (со мной только кошка, и та по углам прячется).

Я буквально готова забиться в какое-то темное место и трястись от страха, молясь чтобы это поскорее закончилось.

Наслаждение от раскатов грома сменяется чистым ужасом, паника сковывает тело, и мыслить ясно едва ли получается. В голову лезут только плохие мысли, и хочется зареветь, как десятилетней, а потом уткнуться кому-то в плече в поиске утешения.

Вот только сегодня рядом никого не было, а гроза всё усиливалась с каждой секундой. Молнии сверкали так ярко, и я бы назвала это невероятно красивым, если бы не было так страшно.

Сейчас всё немного притихло, мне удалось успокоить себя (даже кошка вылезла из укрытия и улеглась рядом со мной спать). Не знаю откуда это пришло мне в голову, но когда стало совсем невыносимо, я просто обняла подушку, с которой обычно сплю, и начала тихо напевать любимые песни чтобы отвлечься от ��рома и сирен машин.

Чувствую себя ужасно уставшей, дико хочется спать. Обычно, в такое время, я вижу уже десятый сон, но из-за ливня не то чтобы заснуть, я даже с места сдвинуться не могла. Просто надеюсь, что оставшаяся часть ночи пройдёт спокойно, потому что я не переживу ещё один раз.

Хороших снов.

- N.