#мицкевич

[books-things]

24 декабря - 225 лет со дня рождения  Адама Бернарда Мицкевича (1798-1855),  польского и белорусского поэта, политического публициста, деятеля польского национального движения. Оказал большое влияние на становление польской и белорусской литературы в XIX в. В Польше считается одним из трёх величайших польских поэтов эпохи романтизма.

Мицкевич родился в семье мелкопоместного шляхтича в Литве, занимавшегося адвокатурой в местечке Новогрудка. Детство провел на хуторе в Заосье. Учился в Виленском университете, где вступил в кружок так наз. филоматов, наряду с другими кружками внешне организованный по типу немецких студенческих кружков просветительского типа. В Польше, которая незадолго до этого подверглась третьему и последнему разделу, окончательно утеряв свою независимость, эти кружки конечно неизбежно принимали характер патриотических обществ, стремившихся восстановить независимость родины. Есть не мало указаний на то, что этими обществами незаметно для них самих руководила довольно серьезная конспиративная организация во главе с знаменитым Валерьяном Лукасинским, впоследствии попавшим в лапы царских жандармов и проведшим целых 46 лет в одиночном заключении в крепости. Кружки существовали полулегально. Именно в этих кружках Мицкевич познакомился с учением французских утопических социалистов, в частности Сен-Симона, и с идеями Великой французской революции. В 1822 по пустячному поводу вся молодежь, включая и 11—12-летних мальчиков, была схвачена и после следствия, сопровождавшегося дикими истязаниями, разослана по тюрьмам, сослана, сдана в солдаты и т. д. Был арестован также и Мицкевич. 

      За время своего пребывания в Виленском университете и (последние годы перед арестом) преподавателем гимназии в Ковно Мицкевич выпустил два томика стихов. В первый вошли баллады, лирика и короткое предисловие, в котором автор полемизирует с противниками романтической школы. К произведениям последней он причисляет свои баллады, представляющие обработку народных песен и легенд. Второй томик заключал мелкие стихи, поэму «Гражина» и драматическую поэму «Дзяды» в отрывках, в составе пролога и второй и четвертой частей. Начав свое творчество с идиллий, еще сильно отмеченных влиянием классицизма, Мицкевич все более переходит на позиции романтизма, по мере того как содержание его творчества обогащается новыми, идущими с Запада идеями, ломающими застывшие формы классической поэтики.       Уже в этих двух томиках, в значительной части еще наполненных индивидуальной лирикой, попадаются стихи, отражающие революционные настроения Мицкевич: «Ода к молодости», в которой он призывает столкнуть земной шар с заплесневевшей колеи и которую заканчивает словами: «Здравствуй, заря свободы, за тобой взойдет солнце спасенья»; вторая часть драматической поэмы «Дзяды», где Мицкевич выводит дух помещика, истязавшего своих крестьян. Но насколько эти идеи (в то время, во всяком случае) еще не вошли в плоть и кровь Мицкевича, показывает ряд сцен в тех же «Дзядах» из жизни крестьянства, изображающих эту жизнь в довольно идиллических красках. Здесь лишь наметились те взгляды Мицкевича, которые впоследствии заставили его к общему негодованию шляхетской эмиграции заявить, что жестокая расправа крестьян с помещиками в Галиции в 1846 — дело вполне естественное, которого всегда следовало ожидать, и которые еще позднее, в 1849, привели его к утверждению, что «современное понятие собственности и семьи станет таким же ненавистным, каким стала королевская власть». Но нельзя тут же не отметить крайне вредную и в настоящее время имеющую объективно-реакционный смысл ошибку исследователей, пытающихся причесать М. под социалиста; они не учитывают и реакционной стороны его взглядов, которая отражалась в его творчестве и которая сейчас используется национал-демократами. 

Валентий Ванькович. Адам Мицкевич на скале Аюдаг (1827—1828), Национальный музей в Варшаве

      В тюрьму Мицкевич попал мечтателем с неопределенно революционными настроениями. Вышел же он оттуда целеустремленным борцом за независимость родины, с установившимися взглядами, характерными для тогдашнего польского освободительного движения, с закаленной ненавистью к царизму. В одной из последних частей «Дзядов», куда Мицкевич ввел сцены тюрьмы, следствия и бичевал царских опричников, он отразил это свое перерождение лирика-мечтателя в поэта-борца, заставив своего героя Густава написать на каменном столбе, поддерживающем своды тюрьмы: «D. O. M. Gustavus obiit M. D. C. C. C. XXIII Calendis novembris, hic natus est Conradus M. D. C. C. C. XXIII Calendis novembris» (Густав умер ноябрьской ночью 1823. Здесь родился Конрад ноябрьской ночью 1823).       Мицкевич был освобожден из тюрьмы в апреле 1824 на поруки знаменитого впоследствии вождя повстанцев Иоахима Лелевеля, в то время профессора Виленского университета. В октябре того ж�� года ему был вручен приказ немедленно выехать под конвоем жандармов в Петербург. Здесь он сблизился с русскими литературными кругами, с Пушкиным, сошелся с декабристами Бестужевым и Рылеевым.       Национализм Мицкевича был лишен в то время черт национального шовинизма, проявившихся впоследствии в его «Книгах народа польского» и «Книгах пилигримства польского», написанных в период упадка и растерянности, после подавления восстания 1830, и сконцентрировавших в себе все мистические реакционные элементы его мировоззрения. В петербургский период жизни Мицкевича эта сторона его взглядов проявлялась лишь в форме слабо еще тогда намечавшегося мессианизма. Мицкевич считал, что дело освобождения Польши как самой демократической, по его мнению, страны в Европе является делом общечеловеческим и что в свою очередь поляки, преданные своей родине, обязаны защищать интересы угнетенных всего мира. Эта идея, несмотря на то, что из нее же развился впоследствии и мессианизм Мицкевича, была несомненно идеей революционной, которая именно и позволила ему в отличие от многих его соотечественников и современников различать в России угнетаемых от угнетателей. Описывая в своих стихах о России ненавистный ему Петербург, символизирующий для него, усвоившего некоторые взгляды тогдашних славянофилов, — самодержавие, описывая парады и разводы царя Николая I, издеваясь над высшим петербургским обществом, он в то же время находит потрясающие образы для описания страданий русского народа. 

      Это именно и позволило ему найти друзей среди революционных кругов того времени, подчеркнуть в своих произведениях, что его борьба направлена не против русского народа, а против общих цепей польского и русского народа. В своем послании «К друзьям-москалям» он пишет:      «Мой кубок, наполненный ядом, теперь опрокинут,      И гневом палящим полно мое горькое слово:      В нем слезы отчизны кровавым потоком нахлынут      И пусть прожигают... не вас, но лишь ваши оковы». В России Мицкевич пробыл до 1829, по нескольку раз меняя место жительства и переезжая из Петербурга в Одессу, в Крым, в Москву. За этот период он написал ряд лирических и эротических стихов, крымские сонеты и поэму «Конрад Валленрод». Последняя была признана польской и европейской критикой одним из величайших произведений мировой литературы, хотя идея ее вызывала большие споры, особенно среди польской критики, породив термин «валленродизм», означающий предательскую тактику по отношению к врагу. Герой поэмы Вальтер Альф, будучи сыном захваченной и порабощенной крестоносцами Литвы, после смерти своих убитых теми же крестоносцами родителей попадает в рыцарский замок, где его воспитывают христианином. Но находящийся в плену в замке старый вайделот (литовский народный певец, аналогичный скандинавскому скальду) внушает ему любовь к порабощенной Литве и ненависть к крестоносцам. В первом же сражении Альф переходит на сторону литовцев, поселяется у литовского князя Кейстута и женится на его дочери Альдоне. Но крестоносцы продолжают наступать. Вальтер, видя бессилие своего народа противостоять надвигающейся лавине, решает пожертвовать своим личным счастьем для спасения родины. Он покидает семью и проникает в ряды крестоносцев, где под именем Конрада Валленрода, строгой жизнью и воинственностью добиваясь все более высоких ступеней, становится наконец гроссмейстером ордена. Достигнув этого, он рядом предательств приводит орден к гибели, а сам, разоблаченный крестоносцами, падает от их руки. Здесь несомненно чувствуется влияние и Байрона и Шиллера, «Заговор Фиеско» которого Мицкевич в это время читал, и книг Макьявелли, эпиграф из сочинений которого предпослан «Конраду Валленроду». Но своеобразие условий, определивших творчество Мицкевича, породило и очень характерную особенность этого произведения. Абстрактной субъективной шиллеровской морали здесь противопоставлен примат общественной целесообразности. На конфликте между христианской моралью, привитой воспитанием, и любовью к родине и построена личная драма Валленрода. Именно в этом, а не в так наз. «валленродизме», модном течении, возникшем на основе поэмы и исказившем мысль Мицкевича, заключается идея произведения. Тем не менее не чем иным, как сознанием бессилия своего народа перед могущественным врагом, как тем, что М. не видел сил, способных этому врагу противостоять, может быть объяснено возникновение этого произведения. «Конрад Валленрод» является завершением определенного периода в творческом росте Мицкевича — его романтизма. В то же время здесь Мицкевич окончательно порывает с индивидуалистической романтикой, переходя к социальному пафосу. 

      В 1829 Мицкевич получил наконец разрешение на выезд за границу, о к-ром долго хлопотал. Известие о польском восстании 29 ноября 1830 застало его в Риме. Мицкевич не верил в его успех. Поднятое польской шляхтой и не поддержанное крестьянскими массами (все мероприятия, к-рые могли развязать аграрную революцию и поднять крестьянство, встречали упорное противодействие со стороны крупной шляхты), восстание это было подавлено уже весной 1831. Пока Мицкевич хлопотал о поездке, все было кончено. Польская эмиграция была охвачена раздорами и противоречиями. Тщетно силясь внести дух «революционно-патриотического единства», сам он не входил ни в одну эмигрантскую группу, будучи однако по образу мыслей ближе всего к революционно-демократической группе Лелевеля в Париже, куда Мицкевич переехал в августе 1832. За это время он выпустил «Книги народа польского» и «Книги пилигримства польского», где стилизованной ритмической библейской прозой развивал идею о мессианистическом назначении польского народа, о якобы существовавшем в Польше равенстве и братстве, противопоставляя польский народ всем другим народам и призывая к национальному единству. Реакционный характер этих книг, отражавших некоторые особенности мировоззрения в основном революционно-демократической мелкой шляхты, не случайно нашел для своего выражения религиозную форму. Подавление восстания 1830, борьба партий среди эмиграции, которая Мицкевича, не уяснявшему себе ее классовых корней, казалась мелочной сварой, заставляла его все дальше уходить от этой действительности. Романтизм, нашедший свое завершенное выражение в «Конраде Валленроде», получил новый удар от действительности; Мицкевич попытался еще дальше уйти от нее и попал в мертвое царство религиозного мистицизма. Правда, мистицизм Мицкевича, этого «якобинца», как его называл поэт-аристократ и реакционер Красинский, был лишен одной характерной черты — пассивности и покорности воле божией — и впоследствии был значительно преувеличен в классовых целях буржуазными исследователями Мицкевича, но наличия этой стороны в мировоззрении и творчестве Мицкевича нельзя игнорировать. 

      Со времени консолидации польской буржуазии, пробуждения пролетариата Польши и России националистическое польское движение потеряло свой демократический характер, все более заостряясь против идеологии пролетариата, против идеи международной его солидарности. Идеи национального единства, взгляд на историю Польши как на последовательное развитие свободы и братства, отраженные в творчестве Мицкевича, были подхвачены такими напр. польскими мелкобуржуазными националистич. партиями, как ППС. Эти идеи приобретают уже характер контрреволюционного фашизма с момента возникновения империалистической Польши. С этого момента затушевывать реакционную сторону демократизма Мицкевича — значит объективно лить воду на мельницу нац.-демократов. Именно эту сторону законченно и завершенно выражают «Книги народа польского» и «Книги пилигримства польского». Начатая одновременно с ними эпическая поэма «Пан Тадеуш» вышла в свет лишь два года спустя — в 1834. Эта книга представляет собой как бы памятник уходящей Польше, такой, какой она преломлялась в сознании тоскующего по ее неповторимости Мицкевича. Словно в лучах заходящего солнца, проходят в поэме картины из жизни мелкой шляхты с пирами и охотами, ссорами и драками из-за пустяков, с хвастовством и сутяжничеством, со всем веками устоявшимся, теперь уходящим бытом. Но все это освещено у Мицкевича такой любовной улыбкой грустного юмора, так подчеркива��тся основная черта всех этих шляхтичей — добродушие и любовь к родине, — что все их отрицательные черты теряют свою остроту, смягчаются, вызывая у читателя добродушную улыбку, а не отвращение. И как грустный рефрен, как напоминание о неповторимом звучат концовки глав: «Уснул последний в Литве возный трибунала», «Так уснул последний ключник Горешкова». Последний... последний... Этим напоминанием Мицкевич как бы приглашает читателя не судить уходящих.       Это было последнее поэтическое произведение Мицкевича. Удручаемый травлей, поднятой против него аристократической частью эмиграции, тяжкой борьбой за существование, душевной болезнью жены, Мицкевич ничего больше не писал, на несколько лет подпав под влияние уже несомненного мистика Товианского, проповедывавшего самосовершенствование, вознесение духа к богу и покорность воле божьей. Эта связь порвалась лишь в 1846, когда оживилось революционное движение в Европе. Мицкевич, считавший, что не с реакционными правительствами, а с революционными массами следует связываться защитникам польской независимости, понял тогда вредность мистических вдохновений Товианского, всеми силами удерживавшего «братьев» от участия в революционных движениях. Но говоря о взглядах Мицкевича на связь польского освободительного движения с революциями в Европе, нельзя не отметить характерной для польской мелкой шляхты непоследовательности этих взглядов, выражающейся в культе Наполеона I, рассматриваемого в качестве выразителя идей французской революции и освободителя Польши, — бонапартизме, заставлявшем Мицкевича одно время возлагать надежды на Луи Бонапарта. Конечно это был весьма своеобразный бонапартизм, не помешавший тому же Луи Наполеону во время своего президентства закрыть газету Мицкевича «Трибуна народов», где поэт выступал против правительства капиталистов, обращая к рабочим следующий напр. призыв: «Если рабочие позволят обойти себя этими лицемерными заигрываниями, если они удовольствуются несколько улучшенной долей и захотят отделить себя от всеобщего дела пролетариата, то они будут похожи на тех людей из оппозиции, которые, став вельможами, отрекаются от тех чувств, к-рым они обязаны своим высоким положением». Но тем не менее бонапартистских симпатий нельзя не учитывать как момента, характеризующего опять-таки всю ту же реакционную сторону творчества М. и отражаемого им мировоззрения мелкой шляхты. 

      Творческий гений Мицкевича, угасая в этот период, прорывался еще иногда в устных импровизациях, но они не сохранились, как и большинство его импровизаций более раннего периода. В 1847 М. отправился в Италию организовывать польский легион для защиты независимости Италии. Вернувшись в Париж в 1848, он стал в начале 1849 редактировать уже упомянутую выше революционную газ. «Трибуна народов». В 1855 Мицкевич выехал из Парижа в Константинополь с целью создания там польского легиона, который должен был действовать в польских целях в войне с Россией. 26 ноября 1855 Мицкевич умер в Константинополе от холеры.       Двойственность идеологии, отразившейся в творчестве Мицкевича, двойственность, свойственная выражаемому им мировоззрению демократической мелкой шляхты, в наше время вызывает весьма характерный процесс эволюции взглядов и отношения к Мицкевичу польской буржуазии, процесс, требующий очень пристального изучения с нашей стороны. Если в советских Белоруссии и Украине агентура польских нац.-демократов пытается использовать Мицкевича в интересах фашистской Польши и, опираясь на него, искажает историю — представляет шляхетскую олигархию как республику братства, равенства и свободы, то одновременно в самой Польше фашисты, которых идеи Мицкевича, — идеи права каждого народа на независимое существование, идеи демократизма, — бьют в лицо, пытаются ревизовать Мицкевича: они объявляют его представление о Польше абстрактно-романтическим, издеваясь над его идеализацией «отсталой» мелкой шляхты и противопоставляя этой «отсталой» шляхте кулака-собственника, «не думающего ни о каких абстракциях, но своим трудом утверждающего реальную ��онкретную Польшу, которой нам удалось добиться».

[newssocialite]

Премьера симфонического цикла «Мастер и Маргарита» состоится в ММДМ

Впервые на сцене Московского Международного Дома Музыки состоится премьера симфонического цикла «Мастер и Маргарита» композитора Константина Хазановича в обрамлении литературно-музыкальной постановки режиссера Ивана Миневцева. Это современное симфоническое произведение, основанное на звучании русской классической музыки, которое объединяет отголоски Шостаковича, Стравинского, Чайковского, а также…

[marinakrinicina]

Уходит май, взлетая мягким пухом, Уходит в прошлое, неся свои дожди, Уже стучит июнь чуть слышным стуком, А я шепчу: "Немного подожди"...

/Божена Мицкевич/

[kronika-ilustrowana]

Краковская рыночная площадь в утреннем мартовском тумане. Старая краковская Рыночная площадь служит неисчерпаемым источником впечатлений. Можно увидеть ее тысячу раз, и каждый раз она будет выглядеть иначе в зависимости от точки наблюдения, времени года или дня, погоды и множества других обстоятельства. Вот, например, выразительный вид на памятник Мицкевичу, снятый из-под арок Суконных рядов ранним утром в морозный мартовский день, когда самые усердные труженики уже спешат на работу. 

[belskayatanya]

Татьяна Бельская Для всех 6 сент. 2015 г.

                               Адам Мицкевич                                 1798 –1855 |[pic]                              |Он говорил о временах        | |                                    |грядущих,                    | |                                    |Когда народы, распри позабыв,| |                                    |                             | |                                    |В великую семью соединятся.  | |                                    |Мы жадно слушали поэта. Он   | |                                    |Ушел на запад - и            | |                                    |благословеньем               | |                                    |Его мы проводили. - Но теперь| |                                    |                             | |                                    |Наш мирный гость нам стал    | |                                    |врагом - и ядом              | |                                    |Стихи свои, в угоду черни    | |                                    |буйной,                      | |                                    |Он напояет. Издали до нас    | |                                    |Доходит голос злобного поэта,| |                                    |                             | |                                    |Знакомый голос!.. боже!      | |                                    |освяти                       | |                                    |В нем сердце правдою твоей и | |                                    |миром                        | |                                    |И возврати ему...            | |                                    |"Он между нами жил", 1834    | Польский поэт, деятель национально - освободительного движения. Основоположник польского романтизма. В  1824  выслан  царскими  властями  из Литвы; жил в России, где сблизился с декабристами, А. С. Пушкиным. В произведениях Пушкина и Мицкевича, в переписке, дневниках и  воспоминаниях современников сохранились многочисленные свидетельства о встречах  польского и русского поэтов. Личное знакомство их состоялось в середине октября  1826. По свидетельству Н. Полевого,  Пушкин,  приехавший  в  Москву  осенью  1826, сблизился с Мицкевичем и "оказывал ему величайшее уважение".  В  марте  1827 под впечатлением от встречи с  Пушкиным  Мицкевич  писал  А.  Е.  Одынцу  из Москвы: "Мы часто встречаемся... В разговоре он очень остроумен и  порывист; читал много и хорошо...". Известны встречи поэтов в салонах З. А. Волконской, А. П. Елагиной, у А.  А. Дельвига,  Павлищевых,  К.  А.  Собаньской,  в  московских  и  петербургских литературных кругах. Общение поэтов было прервано отъездом Мицкевича 15 мая 1829 за границу. Пушкин посвятил Мицкевичу стихотворения  "В  прохладе  сладостной  фонтанов" (1828), "Он между нами жил" (1834), строки в стихотворениях "Сонет"  (1830), и в "Путешествии  Онегина"  (1829-1830).  Пушкин  перевел  на  русский  язык отрывок из "Конрада Валленрода" ("Сто лет  минуло,  как  Тевтон")  (1828)  и баллады Мицкевича "Воевода" и  "Будрыс  и  его  сыновья"  (1833).  В  архиве Пушкина сохранились записанные им на  польском  языке  тексты  стихотворений Мицкевича "Олешкевич", "Русским друзьям" и "Памятник Петру  Великому"  (окт. 1833), а в библиотеке - подаренная ему Мицкевичем книга "The works  of  lord Byron" (1826). Польское восстание 1830-1831  привело  к  резкому  расхождению  политических позиций Пушкина и Мицкевича, что отразилось и в их литературном  творчестве, в частности в "Медном всаднике". Полемика сочеталась, однако, с  чрезвычайно высокой взаимной оценкой. О том, что отношения двух  гениев,  русского  и  польского,  были  важнейшим событием  в  предыстории  “Медного  всадника”,  известно   давно,   написано немало... 22 июля 1833 года из-за границы в  Петербург  возвратился  давний,  любезный приятель Сергей Соболевский; он преподнес  Пушкину  книжку  толщиной  в  285 страниц, а на  внутренней  стороне  обложки  написал:  “А.  С.  Пушкину,  за прилежание, успехи и благонравие. С. Соболевский”. То  была  книга,  которую Пушкин не мог бы получить  ни  в  одной  из  российских  библиотек:  IV  том собрания сочинений Мицкевича, вышедший в Париже в 1832  году.  В  библиотеке Пушкина сохранились также и первые три тома (Париж, 1828  -  1829  гг.),  но страницы их, в отличие от последнего, не разрезаны (очевидно, I -  III  тома Пушкин приобрел еще  до  подарка  Соболевского,  иначе  приятель  сделал  бы шутливую надпись на обложке I тома). Пушкин не только прочитал наиболее важные для него стихи IV тома,  но  более того - три из них тут же переписал в тетрадь, ту самую, знакомую  уже  2373, “неподалеку” от первых строк “Пиковой дамы”. Переписал прямо  с  подлинника, по-польски. Копии тех стихотворений Адама Мицкевича (с комментариями  М.  А. Цявловского) были  напечатаны  в  1935  году  в  известном  сборнике  “Рукою Пушкина”. Польский язык Пушкин  выучил  за  несколько  лет  до  того,  чтобы читать Мицкевича в подлиннике. Польский поэт, высланный в 1824 году из Вильны  в  Россию  и  несколько  лет тесно общавшийся с Пушкиным и другими русскими друзьями, после событий  1830 - 1831 гг. оказался в вынужденной эмиграции;  вскоре  он  создал  знаменитый цикл из семи стихотворений - “Ustep” (“Отрывок”) - петербургский Отрывок  из III части поэмы “Дзяды”. Тема Отрывка -  Россия,  Петр  Великий,  Петербург, гигантское наводнение 7 ноября 1824 года, Николай I, русские друзья. Едва  ли  не  в  каждом  стихотворении  -  острейшие   историко-политические суждения... Стихотворение “Олешкевич”:  накануне  петербургского  наводнения  1824  года польский художник-прорицатель Олешкевич предсказывает “��рядущую кару”  царю, который “низко пал, тиранство возлюбя", и за то  станет  “добычей  дьявола”; Мицкевич,  устами  своего  героя,  жалеет,  что   удар   обрушится,   “казня невиноватых...  ничтожныи,  мелкий  люд”;  однако  наступающая  стихия  воды напоминает другую волну, сметающую дворцы: |Я слышу: словно чудища        | |морские,                      | |Выходят вихри из полярных     | |льдов                         | |Борей уж волны воздымать готов| |                              | |И поднял крылья - тучи        | |грозовые,                     | |И хлябь морская путы порвала  | |И ледяные гложет удила,       | |И влажную подъемлет к небу    | |выю.                          | |Одна лишь цепь еще теснит     | |стихию,                       | |Но молотов уже я слышу стук...| Петербург для автора “0лешкевича” - город погибели, мести,  смерти;  великое наводнение  -  символ  всего  этого.  Еще  резче  о  том  сказано  в  других стихотворениях цикла, где легко вычисляются (от обратного) будущие,  еще  не написанные страницы “Медного всадника”... В стихотворении “Петербург”: |А кто столицу русскую воздвиг,     | |И славянин, в воинственном напоре, | |                                   | |Зачем в пределы чуждые проник,     | |Где жил чухонец, где царило море?  | |Не зреет хлеб на той земле сырой,  | |Здесь ветер, мгла и слякоть        | |постоянно,                         | |И небо шлет лишь холод или зной,   | |Неверное, как дикий нрав тирана.   | |Не люди, нет, но царь среди болот  | |Стал и сказал: “Тут строиться мы   | |будем!”                            | |И заложил империи оплот,           | |Себе столицу, но не город людям.   | Затем строфы - о  “ста  тысячах  мужиков”,  чья  стала  “кровь  столицы  той основой”; ирония по поводу европейских площадей, дворцов, каналов, мостов: |У зодчих поговорка есть     | |одна:                       | |Рим создан человеческой     | |рукою,                      | |Венеция богами создана;     | |Но каждый согласился бы со  | |мною,                       | |Что Петербург построил      | |сатана.                     | В  стихах  “Смотр  войск”  -  злейшая  сатира  на  парады,  “военный  стиль” самодержавия - на все то, что Пушкин вскоре представит как |........воинственную   | |живость                | |Потешных Марсовых      | |полей,                 | |Пехотных ратей и коней | |                       | |Однообразную           | |красивость...          | Один из главных “отрицательных героев” всего Отрывка - Петр Первый. |Он завещал наследникам короны   | |Воздвигнутый на ханжестве       | |престол,                        | |Объявленный законом произвол    | |И произволом ставшие законы,    | |Поддержку прочих деспотов       | |штыком,                         | |Грабеж народа, подкуп           | |чужеземцев,                     | |И это все - чтоб страх внушать  | |кругом                          | |И мудрым слыть у англичан и     | |немцев.                         | Итак, задеты два любимых пушкинских образа:  Петр  и  город  Петра...  И  мы понимаем, уже здесь русский поэт, конечно, готов заспорить,  однако  главное впереди... Целое стихотворение цикла - второе из упомянутых в  примечаниях  к  “Медному всаднику” и частично переписанное Пушкиным по-польски - |ПАМЯТНИК ПЕТРУ ВЕЛИКОМУ            | |Шел дождь. Укрывшись под одним     | |плащом,                            | |Стояли двое в сумраке ночном.      | |Один, гонимый царским произволом,  | |Сын Запада, безвестный был пришлец:| |                                   | |Другой был русский, вольности      | |певец.                             | |Будивший Север пламенным глаголом. | Не может быть сомнений, что описана встреча Мицкевича и  Пушкина.  Настоящий Пушкин, кажется, впервые встречается с самим собою - как  с  героем  другого великого поэта! Но вот по воле автора “русский  гений”  произносит  монолог,  относящийся  к “Петрову колоссу”, то есть Медному всаднику. Памятник “венчанному кнутодержцу в римской тоге” явно не  по  душе  Пушкину, герою стихотворения, который предпочитает спокойную,  величественную  конную статую  римского  императора-мудреца  Марка  Аврелия,  ту,  что  около  двух тысячелетий украшает одну из римских площадей: |...И видит он, как люди гостю | |рады,                         | |Он не сомнет их бешеным       | |скачком,                      | |Он не заставит их просить     | |пощады...                     | “Монолог Пушкина” заканчивается вопросом-предсказанием: |Царь Петр коня не укротил уздой.| |                                | |Во весь опор летит скакун литой,| |                                | |Топча людей куда-то буйно       | |рвется,                         | |Сметает все, не зная, где       | |предел.                         | |Одним прыжком на край скалы     | |взлетел,                        | |Вот-вот он рухнет вниз и        | |разобьется.                     | |Но век прошел - стоит он, как   | |стоял.                          | |Так водопад из недр гранитных   | |скал                            | |Исторгнется и, скованный        | |морозом,                        | |Висит над бездной, обратившись в| |лед,                            | |Но если солнце вольности блеснет| |                                | |И с запада весна придет к России| |-                               | |Что станет с водопадом тирании? | Пушкин читает, волнуясь, и рисует: Н. В. Измайлов, под чьей редакцией  вышло издание “Медного всадника”  в  серии  “Литературные  памятники”,  совершенно справедливо полагал, что именно со стихотворением “Памятник Петру  Великому” связан известный пушкинский рисунок - вздыбленный конь Медного всадника,  но без царя!  Возможно,  это  уже  сцена  после  рокового  прыжка,  “растаявший водопад”, гибельный для седока... Пушкина  взволновало  не  только  появление  его  собственного  образа,  его “речей” в эмигрантском издании, но и  то  обстоятельство,  что  он  подобных слов о Петре не говорил. Прежние дружеские беседы, споры с первым польским  поэтом  не  раз  касались Петра. Ксенофонт Полевой, например, помнил, как           “Пушкин объяснял Мицкевичу план  своей  еще  не  изданной  тогда           “Полтавы” (которая первоначально называлась “Мазепою”) и с каким           жаром,  с  каким  желанием  передать  ему  свои  идеи   старался           показать, что изучил главного героя своей поэмы. Мицкевич  д��лал           ему некоторые возражения о нравственном характере этого лица”. Иначе говоря, Мицкевич в ответ на  увлечение  Пушкина  указывал  на  темные, безнравственные стороны великих преобразований начала XVIII века. И вдруг в стихах “Памятник Петру Великому” Пушкин говорит  как...  Мицкевич. Точнее - как Вяземский. Т. Г. Цявловская открыла и опубликовала любопытное письмо П.  А.  Вяземского к издателю П. И. Бартеневу (написано в 1872 г., через 35  лет  после  гибели Пушкина):           “В  стихах  своих  о  памятнике  Петра  Великого  он  (Мицкевич)           приписывает  Пушкину  слова,  мною  произнесенные,   впрочем   в           присутствии Пушкина, когда мы втроем шли по площади. И хорошо он           сделал,  что  вместо  меня  выставил  он  Пушкина.  Оно  выходит           поэтичнее”. В другой раз Вяземский вспомнил и сказанные им  слова,  которые  понравились Мицкевичу: “Петр скорее поднял Россию на дыбы, чем погнал ее вперед”. Вяземский в спорах о Петре был действительно в 1830-х  годах  куда  ближе  к Мицкевичу, чем к Пушкину. Однако поэтическая фантазия  польского  поэта  как раз приписывает Пушкину “вяземские речи”; желаемое (чтобы Пушкин именно  так думал) Мицкевич превращает в поэтическую действительность... В общем, можно сказать, что каждое стихотворение  “Отрывка”  (из  III  части “Дзядов”)  -  вызов,  поэтический,  исторический,  сделанный  одним  великим поэтом другому. Оспорены Петербург, Петр, убеждения самого  Пушкина.  В  одном  же  из  семи сочинений,  составляющих  “Отрывок”,  Мицкевич  произносит   самые   острые, предельно  обличительные  формулы,  которые  Пушкин,  по  всей  вероятности, принял  и  на  свой  счет:  стихи,  переписанные  русским  поэтом  на  языке подлинника от начала до конца: |РУССКИМ ДРУЗЬЯМ                        | |Вы помните ли меня? Среди моих друзей, | |                                       | |Казненных, сосланных в снега пустынь   | |угрюмых,                               | |Сыны чужой земли! Вы также с давних    | |дней                                   | |Гражданство обрели и моих заветных     | |думах                                  | |О где вы? Светлый дух Рылеева погас,   | |Царь петлю затянул вкруг шеи           | |благородной,                           | |Что братских полон чувств, я обнимал не| |раз.                                   | |Проклятье палачам твоим, пророк        | |народный!                              | |Нет больше ни пера, ни сабли в той     | |руке,                                  | |Что, воин и поэт, мне протянул         | |Бестужев.                              | |С поляком за руку он скован в руднике, | |                                       | |И в тачку их тиран запряг, обезоружив. | |                                       | |Быть может, золотом иль чином ослеплен,| |                                       | |Иной из вас, друзья, наказан небом     | |строже;                                | |Быть может, разум, честь и совесть     | |продал он                              | |За ласку щедрую царя или вельможи,     | |Иль, деспота воспев подкупленным пером,| |                                       | |Позорно предает былых друзей злословию,| |                                       | |Иль в Польше тешится награбленным      | |добром,                                | |Кичась насильями, и казнями, и кровью. | |                                       | |Пусть эта песнь моя из дальней стороны | |                                       | |К вам долетит во льды полуночного края,| |                                       | |Как радостный призыв свободы и весны,  | |Как журавлиный клич, веселый вестник   | |мая.                                   | |И голос мой вы все узнаете тогда:      | |В оковах ползал я змеей у ног тирана,  | |Но сердце, полное печали и стыда,      | |Как чистый голубь, вам яверял я без    | |обмана.                                | |Теперь всю боль и желчь, всю горечь дум| |моих                                   | |Спешу я вылить в мир из этой скорбной  | |чаши.                                  | |Слезами родины пускай язвит мой стих,  | |Пусть, разъедая, жжет - не вас, но цепи| |ваши.                                  | |А если кто из гас ответит мне хулой,   | |Я лишь одно скажу: так лает пес        | |дворовый                               | |И рвется искусать, любя ошейник свой,  | |Те руки, что ярмо сорвать с него       | |готовы.                                | Страшные  стихи;  и  каково  Пушкину   -   нервному,   ранимому,   гениально восприимчивому? Как видим, перед “вторым Болдином”  он  получает  “картель”, вызов:  читает  строки,  с  которыми  никогда  нс  согласится  -  не  сможет промолчать. 1 октября 1833 года Пушкин  прибывает  в  Болдино,  и  хотя  с  первых  дней занимается Пугачевым, но одновременно начинает  отвечать  Мицкевичу,  сперва не поэмой, а специальным стихотворением. Приглядимся же к листу, где возникают первые строки “Он между нами  жил...”: |Он отравляет чистый огнь небес  | |(Меняя как торгаш) и песни лиры | |                                | |(В собачий лай безумно) обращая.| |                                | |Печально слышим издали его      | |И молим: бога, да прольет он    | |кротость                        | |В ..........озлобленную душу.   | Однако начатое стихотворение “Он между нами жил...”  в  октябре  1833-го  не было продолжено. Начата работа над работой «Медный всадник» Поэма движется  вперед  -  прямая же “отповедь” Мицкевичу как будто отложена, замирает, так же как в  начатом, но оставленном стихотворении “Он между нами жил...”. Зато  вдруг  появляются примечания. Заканчивая  в  октябрьском  Болдине  1833  года  главную   поэму,   “Медного всадника”, Пушкин вводит два примечания о польском поэте - и каких! Слова   “Мицкевич   прекрасными   стихами   описал   день,    предшествующий петербургскому наводнению”, относятся  ведь  к  “Олешкевичу”,  главная  идея которого (еще  раз  напомним!),  что  наводнение  это  месть  судьбы,  месть истории за все “петербургские ужасы”. Выходит, Пушкин хвалит,  “рекламирует”  то,  с  чем  не  может  согласиться, против чего пишет! Мало того, позже,  в  1836  году,  перерабатывая  поэму  в  надежде  все  же пробиться  сквозь  цензуру,  Пушкин  добавляет  к  этому  примечанию  слова, которых вначале не было: “Мицкевич... в одном из лучших своих  стихотворений Олешкевич”. Русский  поэт  явно  желает  обратить  внимание  соотечественников  на   эти практически недоступные,  неизвестные  им  стихи.  Он  как  бы  призывает  - добыть, прочесть... Чуть дальше: |О мощный властелин судьбы!| |                          | |Не так ли ты над самой    | |бездной,                  | |На высоте, уздой железной | |                          | |Россию поднял на дыбы?    | Личной неурядице, ссылке, царскому выговору мы постоянно придаем  неизмеримо большее значение, чем,  например,  такой  огромной  внутренней  победе,  как доброжелательные  слова  в  примечаниях   к   “Медному   всаднику”,   слова, появившиеся после того,  как  прочтен  и  переписан  страшный  “Отрывок”!  В тогдашнем  историческом,  политическом,  национальном  контексте   обвинения Мицкевича справедливы, убедительны. В них нет ненависти к России -  вспомним само название послания “Русским друзьям”... Польский исследователь В. Ледницкий более полувека назад точно и  благородно описал ситуацию.           “Пушкин дал  отповедь  прекрасную,  глубокую,  лишенную  всякого           гнева, горечи и досады, она не носила личного характера, не была           непосредственно направлена против Мицкевича, но Пушкин знал,  по           крайней мере допускал, что польский поэт все, что нужно было ему           в ней понять, поймет. Поэма исполнена  истинной  чистой  поэзии,           автор  избег  в  ней  всякой  актуальной  полемики,  дал  только           искусное оправдание своей идеологии и не побоялся,  возбужденный           Мицкевичем,  коснуться  самого  больного  места  в   трагической           сущности русской истории. В “Медном всаднике” Пушкин не затронул           русско-польских  отношений  и  тем   самым   оставил   инвективы           Мицкевича без ответа”. Величайшая победа Пушкина над собою, победа “правдою и миром”  достигнута  - и поэмой, и при��ечаниями, наконец, еще и переводами... Той же болдинской осенью, из того же IV  парижского  тома  Мицкевича  Пушкин переводит две баллады - - “Три Будрыса” (у Пушкина - “Будрыс”) и “Дозор”  (у Пушкина - “Воевода”). Знак  интереса,  доброжелательства,  стремление  найти общий язык. Но история еще не окончена. Примирение было столь же нелегким, как вражда. Пушкин знает цену  Мицкевичу; в своей жизни он редко встречал людей,  равных  или  близких  по  дарованию. Скромный, снисходительный, чуждый  всякой  заносчивости,  готовый  (как  его Моцарт) назвать гением (“как ты да  я”)  любого  Сальери,  Пушкин  при  этом отлично знает цену и себе;  Карамзин,  Грибоедов,  Гоголь,  Мицкевич  -  вот немногие, с которыми, наверное, ощущалось равенство гениев. Один из общих друзей припомнит, как           “во время одной из импровизаций Мицкевича  в  Москве  Пушкин,  в           честь которого был дан этот вечер,  вдруг  вскочил  с  места  и,           ероша волосы, почти бегая  по  зале.  восклицал:  “Какой  гений!           какой священный огонь! что я рядом с ним?” - и, бросившись Адаму           на шею, обнял его и стал целовать как брата...”. Беседы  с  таким  человеком  для   Пушкина   неизмеримо   важнее   обыденных объяснений, в них, может быть, главная мудрость эпохи. “Медным  всадником”  Пушкин  разговаривает  с  собратом,  как  вершина  -  с вершиной... Фактически “Медный всадник” был запрещен, и это было одним из самых  сильных огорчений, подлинной трагедией, постигшей Пушкина. Запрещение  “Медного  всадника”  оставляло  ведь  “Отрывок”  Мицкевича   без пушкинского  ответа!  Приходилось  искать  другие  способы   -   поговорить, поспорить. Весь 1834 год, вообще очень тяжелый для Пушкина,  можно  сказать, проходит под тенью “Всадника”. Работа же над стихами “Он  между  нами  жил...”  все  время  шла  в  сторону смягчения   прямой   полемики:   никакой   “ругани”,   больше   спокойствия, объективности...  Так  же,  как  несколько  месяцев  назад  -  при  создании “Медного всадника”. И как не  заметить,  что  в  новом  послании  Мицкевичу  присутствует  очень серьезный личный мотив. Пушкин упрекает того, кто “злобы в душе своей к  нам не питал”, жалеет, что теперь |Наш мирный гость нам стал врагом - и| |ядом                                | |Стихи свои, в угоду черни буйной,   | |Он напояет. Издали до нас           | |Доходит голос злобного поэта...     | Русский поэт имел право на упрек “Злобному поэту”  только  после  того,  как создал “Медного всадника”. Иначе это были бы “слова, слова, слова"... Когда он восклицает: |...боже! Освяти               | |В нем сердце правдою твоей и  | |миром,                        | |И возвести ему...             | мы видим здесь важнейшее автобиографическое признание. Это он,  Пушкин,  год назад победил в себе “злобного поэта”, сумел подняться к правде и миру, -  и наградою явилась лучшая поэма! Пушкин в 1833-м начал послание Мицкевичу, но не кончил,  отложил;  в  1834-м завершил, перебелил рукопись, но не напечатал! Возможно, оттого, что все  же не смог в стихах найти должной дозы “правды и мира” - такой, как  в  “Медном всаднике”. Меж тем Мицкевич за границей, узнав о гибели Пушкина,  тоже  ищет  настоящих слов... Ходили слухи, будто он искал Дантеса, чтобы  отомстить  Весной  1837 года Мицкевич написал и опубликовал свой некролог-воспоминание. Еще не  зная ни пушкинской поэмы,  ни  стихов  “Он  между  нами  жил...”,  польский  поэт сочинял, будто догадываясь о “прекрасных порывах” Пушкина. Он  писал  с  той же  нравственной  высоты,  которая  достигнута  в  споре-согласии   “Медного всадника”:           “Я знал русского  поэта  весьма  близко  и  в  течение  довольно           продолжительного времени; я  наблюдал  в  нем  характер  слишком           впечатлительный,  а   порою   легкий,   но   всегда   искренний,           благородный  и  откров��нный.   Недостатки   его   представлялись           рожденными обстоятельствами и средой, в которой он жил, но  все,           что было в нем хорошего, шло из его собственного сердца”. В 9-м  томе  посмертного  собрания  пушкинских  сочинений  (первой  из  трех “последних частей”, где публиковались  прежде  не  печатавшиеся  его  труды) польский поэт впервые прочел “Он между нами жил...” и “Медного всадника”! Мицкевич, прекрасно владевший русским языком, конечно,  очень  многое  понял даже и по многократно испорченному тексту петербургской поэмы;  нашел  он  и свое имя в пушкинских примечаниях к “Медному всаднику”. Спор гениев, не состоявшийся в прямом  смысле,  тем  не  менее  -  важнейшее событие в развитии их духа. На  смерть  Пушкина  Мицкевич  отозвался   некрологом,   опубликованном   во французском журнале "Le  Globe"  (1837,  N.1,  25  мая).  "Пуля,  поразившая Пушкина, - писал Мицкевич, нанесла интеллектуальной России ужасный удар".  В лекции о славянских литературах, прочитанной в  Коллеж  де  Франс,  Мицкевич говорил, что голос Пушкина "открыл новую эру в русской истории". По-видимому, следует считать мало  достоверным  слух  о  вызове  Дантеса  на дуэль польским поэтом, считавшим себя обязанным драться с убийцей Пушкина. В 1998 году в честь 200-летия со дня  рождения  выдающегося  поэта-гуманиста А.  Мицкевича  состоялся  международный   праздник   поэзии   в   Новогрудке (Беларусь). Этот год по решению ЮНЕСКО был  объявлен  годом  Адама  Мицкевича.  Утром  в новогрудском костеле, где 200 лет назад был  крещен  Адам  Мицкевич,  прошла торжественная  месса.  А  своеобразным  прологом   к   началу   поэтического праздника стал ритуал возложения цветов к памятнику Адаму Мицкевичу. И  если малой родиной для Адама Мицкевича, бесспорно, была  Новогрудская  земля,  то его большой родиной был европейский дом. 150 лет тому  назад  Адам  Мицкевич мечтал об общем европейском доме, думал о том, чем будут заняты умы и  мысли лучших представителей общества на рубеже ХХ1 века, и потому  взгляды,  мечты и идеалы Адама  Мицкевича  сегодня  более  чем  актуальны".  В  них  приняли участие известные белорусские  и  зарубежные  литераторы,  а  также  ведущие мастера  искусств.  До  самого  позднего   вечера   в   Новогрудке   звучало поэтическое слово Адама Мицкевича.

[lindenott]

"Ты убит, Стас Шутов" не привела в такой ужас как "Мой лучший враг" когда-то, но породила новую идею - надеюсь, мини. И, кстати, коллажи не всегда означают то, что кажется)))

[whiteturtle1344]

***

Всплываю на простор сухого океана, И в зелени мой воз ныряет, как ладья, Среди зелёных трав и меж цветов скользя, Минуя острова кораллов из бурьяна.

Уж сумрак — ни тропы не видно, ни кургана; Не озарит ли путь звезда, мне свет лия? Вдали там облако, зарницу ль вижу я? То светит Днестр: взошла лампада Аккермана.

Как тихо! — Постоим. — Я слышу, стадо мчится: То журавли; зрачком их сокол не найдёт. Я слышу, мотылёк на травке шевелится

И грудью скользкой уж по зелени ползёт. Такая тишь, что мог бы в слухе отразиться И зов с Литвы… Но нет, — никто не позовёт.

                                                               Адам Мицкевич

[petitpoulailler]

Надежда Мицкевич - Зимняя сказка

[lina-vas-dom]

А что такое - сила воли? – Уменье не кричать от боли, Когда поломано крыло? Уменье ждать : пока срастется, Потом летать – не как придется, А чтобы только повезло?

Но, может быть совсем иначе? – Крича от ярости и плача, Заставить целое крыло Решить нелегкую задачу: Подняться выше неудачи, И победить – беде назло!

/А. Мицкевич

[eiovivro]

Адам Мицкевич и его “Пан Тадеуш”

Полное название произведения – «Пан Тадеуш, или последний наезд на Литве. Шляхетская история 1811—1812 годов в двенадцати книгах, писанная стихами».

Эта эпическая поэма написана одним из крупнейших польских писателей – Адамом Мицкевичем – в период его эмиграции, в Париже. Впервые издана там же в 1834 году.

Адам Мицкевич родился в 1798 году в фольварке Заосье (современная Белоруссия). Один из величайших поэтов польского романтизма, мессианист, деятель национально-освободительного движения Польши. Учился в Виленском университете (Вильнюс), где стал членом общества филоматов. За это был выслан из страны («Дело филоматов», 1823), из-за чего попал в Россию, где подружился с поэтами-декабристами. Во время эмиграции Мицкевич жил в Германии, Италии, Франции. В Париже преподавал в Коллеж де Франс, где читал «Курс» по славянским литературам. Из Парижа был выслан именно из-за своих лекций: за пропаг��нду товянизма. Затем уехал в Константинополь (Стамбул), где вскоре умер от холеры (1855 год).

«Пан Тадеуш, или последний наезд на Литве. Шляхетская история 1811—1812 годов в двенадцати книгах, писанная стихами».

«Наезд» (zajazd) – старинный польский обычай. Изначально, по старым польским законам – крайняя мера исполнения постановления суда по земельным вопросам. При Мицкевиче – уже вооруженное нападение, стычка, цель которой – захватить земельный надел в собственность. «Пан Тадеуш» – наиболее известное литературное описание наезда.

Основная идея:

Архаичная польская шляхта возлагает большие надежды на Наполеона и его армию в освобождении от российского самодержавного гнета. В поэме показываются пережитки закостенелой аристократии, хулящей прогресс и просвещение. То есть, «Пан Тадеуш» – предвестник гибели магнатско-шляхтетской литовщины, провозглашение нового свободного мира.

Безусловно, ведущая тема произведения – патриотическая.

Упоминания некоторых типичных славянских обычаев в произведении:

«…похлебкой чечевичной / Однажды встречен был и не пришел вторично…»

«Паненки боровик разыскивают с жаром, / Грибным полковником зовется он недаром!»

«Железный волк ему явился в сновиденье…»

«Баублис-дуб»

«Так кости древних рыб огромного размера / В костеле Мирском ксендз развесил для примера»

[rupoetry-blog]

Добрый день!

День добрый! Дремлешь ты, и дух двоится твой: Он здесь - в лице твоем, а там - в селеньях рая. Так солнце делится, близ тучи проплывая: Оно и здесь и там - за дымкой золотой. Но вот блеснул зрачок, еще от сна хмельной: Вздохнула, - как слепит голубизна дневная! А мухи на лицо садятся, докучая. День добрый! В окнах свет, и, видишь, я с тобой. Не с тем к возлюбленной спешил я, но не скрою: Внезапно оробел пред сонной красотою. Скажи, прогнал твой сон тревог вчерашних тень? День добрый! Протяни мне руку! Иль не стою? Велишь - и я уйду! Но свой наряд надень И выходи скорей. Услышишь: добрый день! Адам Мицкевич

[books-things]

Хозяйки литературных салонов России

Время: 1820-е Адрес: Москва, ул. Тверская, 14

Хозяйка: княгиня Зинаида Волконская Гости: Александр Пушкин, Петр Вяземский, Евгений Боратынский, Иван Козлов, Василий Жуковский, Петр Чаадаев, Адам Мицкевич

РЕЦЕПТ № 1. Тон салону задавала его хозяйка (saloniere, как называли таких дам во Франции, где и возник этот обычай). Хотя «мужские салоны» существовали в достаточном количестве, атмосфера в дамских салонах была намного изысканней, а разговоры — тоньше. Ведь подчиняться воле прекрасной светской дамы, которая ведет разговор, выбирает темы и не дает разразиться спорам, намного приятнее.

Самые блестящие салоны XIX века были там же, где высший свет, — в Петербурге. Но Зинаида Волконская, которая, фрондируя, перебралась в Москву, нарушила эту традицию. В ее роскошном доме собирались все: и офицеры, и поэты, — засыпая ее восторгами и стихами. Княгиня, помимо красоты и ума, обладала великолепным голосом и вполне могла бы стать профессиональной оперной певицей. Помимо чтений и концертов, в ее салоне устраивались дилетантские постановки итальянских опер.

Время: 1810–20-е Адрес: Санкт-Петербург, ул. Миллионная, 30 Хозяйка: Авдотья Голицына Гости: Александр Пушкин, Петр Вяземский, Василий Жуковский, Николай Карамзин, Константин Батюшков, Александр Тургенев, Владимир Мусин-Пушкин

РЕЦЕПТ № 2. В салонах встречались люди, принадлежавшие к разным слоям общества: здесь вельможи, дипломаты и светские львы встречались с музыкантами, писателями и художниками. Главным было не положение в иерархии двора, а интеллект, образование, бойкий ум. Где еще в то время можно было встретиться, чтобы узнать самые последние политические новости, услышать интересное обсуждение вопроса дня или новой книги, представить на суд публики собственное свежее сочинение?

Салон Авдотьи Голицыной — предмета страсти Пушкина — имел свою особенность. Дело в том, что прекрасной княгине девица Ленорман, французская прорицательница, предсказала, что та умрет ночью. По этой причине Голицына целиком переменила образ жизни: днем спала и никого раньше 10 часов вечера не принимала. Ее прозвищами были Princesse nocturne («принцесса ночи») и Princesse de minuit («принцесса полночи»). Ее «вечера» начинались в полночь, ужин накрывали в два или три часа ночи, а расходились, когда становилось совсем светло.

Время: 1850–70-е Адрес: Санкт-Петербург, Михайловский дворец (ныне Русский музей)

Хозяйка: великая княгиня Елена Павловна Гости: Николай Милютин, Александр Горчаков, Николай Муравьев-Амурский, Отто фон Бисмарк, Иван Аксаков, Владимир Одоевский, Федор Тютчев, Астольф де Кюстин

РЕЦЕПТ № 3. Салоны имели свою «специализацию»: помимо литературных, они могли быть политическими, музыкальными и т. п. У салона обязательно были и завсегдатаи, и приглашенные звезды, которых выбирала хозяйка в соответствии с задуманной на сегодняшний вечер темой беседы. Чтобы разговор тек плавно, количество гостей не должно было быть слишком большим.

Например, политическую окраску имели «четверги», которые устраивала в своем Михайловском дворце великая княгиня Елена Павловна (вдова Михаила Павловича). Особенность ее салонов была в том, что на них члены императорской семьи могли общаться с теми, кто не был официально представлен ко двору, оттого они получили прозвание «морганатических вечеров». Образованная и прогрессивная, сторонница освобождения крестьян, Елена Павловна была приверженцем политических изменений — и именно в ее гостиной за свободными беседами политиков родились идеи многих из великих реформ.

Время: 1810–50-е Адрес: Париж, Рю де Бельшас, hôtel de Tavannes Хозяйка: Софья Свечина Гости: архиепископ Парижа, Проспер Геранже, Виктор Кузен, Иван Гагарин, Софья Ростопчина, Эжен де Сегюр

РЕЦЕПТ № 4. Перед началом вечера опытная хозяйка расставляла мебель, например кресла для гостей, которые будут центром внимания, и легкие стулья — для тех, кто будет окружать их в качестве внимательных слушателей. Она умела устроить так, чтобы для всех собеседников создавались уютные группы, чтобы каждый совершенно естественно, как бы случайно оказывался рядом с тем собеседником, кто ему лучше всего подходил.

Софья Свечина, дочь статс-секретаря Екатерины II и внучка историка Болтина, сама писательница, стала католичкой и эмигрировала в Париж. Удивительно, но на родине салонов ей удалось создать свой, который пользовался огромным успехом и не потерялся среди французских собратьев. В ее парижском доме собирались не только россияне, в том числе склонные к католицизму, но и французские знаменитости.

Время: 1810–50-е Адрес: Санкт-Петербург, наб. р. Фонтанки, 25, и другие адреса; дача в Царском Селе; ул. Садовая, 12 Хозяйка: жена и дочери Николая Карамзина Гости: Василий Жуковский, Александр Пушкин, Петр Вяземский, Михаил Лермонтов, Николай Гоголь, Карл Брюллов, Михаил Глинка, Владимир Одоевский

РЕЦЕПТ № 5. В отличие от обедов или балов, содержать салон не было разорительным: сюда приходили не объедаться. Фрейлина Анна Тютчева свидетельствует о салоне Карамзиных: «…угощение состояло из очень крепкого чая с очень густыми сливками и хлеба с очень свежим маслом…»

Прекрасные дамы из семьи великого историографа держали салон несколько десятилетий. В первые годы карамзинский салон был чуть ли не единственным в Северной столице, где «говорили по-русски и не играли в карты»; со временем это, конечно, изменилось — во многом благодаря творимой здесь культуре. Например, именно здесь авторами были впервые прочтены вслух лермонтовский «Демон» и гоголевские «Мертвые души». Недаром писатель Иван Панаев писал: «Чтобы получить литературную известность в великосветском кругу, необходимо было попасть в салон г-жи Карамзиной».

[2-home]

Интересный факт.

Сегодня узнал интереснейший исторический факт.

Французский писатель Проспер Мериме во время путешествия по Балканам посетил в том числе и Сербию. И записал там два десятка народных баллад. Естественно, сербского языка месье Мериме не знал, а потому записал баллады в точности так, как перевёл ему проводник, даже не удосужившись придать им стихотворную форму. И по возвращении издал их отдельной книгой, которая получила название "Гузла"*.

Спустя несколько лет сборник "Гузла" попал в руки польского поэта Адама Мицкевича. Который сделал уже поэтический перевод на польский. Переводил, естественно, с французского. А поскольку Мицкевич был близким другом Пушкина - естественно, не мог не похвастаться.

Пушкин был так очарован этими балладами, что тут же попросил у Мицкевича разрешения перевести их на русский. И Мицкевич, конечно же, такое разрешение дал. Так мы и узнали о таких шедеврах, как "Вурдалак", "Королевич Яныш", "Марко Якубович", "Что ты ржёшь, мой конь ретивый" и многих других.

В двадцатом веке югославский поэт Вук Караджич перевёл эти стихи... снова на сербский. Так эти баллады вернулись на родину, но уже в изменённом виде.

_________________

* Гузла (также гузле, гузло, гусле) - сербский народный музыкальный инструмент из категории смычковых. Представляет собой нечто вроде гибрида банджо и вертикальной однострунной скрипки.

[marinakrinicina]

Уходит май, взлетая мягким пухом, Уходит в прошлое, неся свои дожди, Уже стучит июнь чуть слышным стуком, А я шепчу: немного подожди…: Божена Мицкевич

[nadin0505]

Волшебным эльфам чужд холодный снег, они дыханием рисуют лето. Дыханием наполнят небо светом и радугой раскинут по лугам. Своим неведомым богам даруют эльфы только лето! Мороз не лучший эльфов друг, по снегу трудно танцевать и милых пташек целовать конечно, лучше летом… И если вдруг ты загрустишь зимой от одиноких и холодных дней, ты вспомни эльфов - Галадриэль, весна всегда идет за ней… Зеленый шум и птичий гам за ней несется по лугам… Жемчужные вплетают росы ей травы утром в косы. Волшебным эльфам чужд холодный снег, не столько видом, сколько безразличием и потому веселый эльфов смех всегда нам летним кажется отличием… Нам в сказку верить кто же запретит, как и любовь она подобна чуду. И эльфов смех пускай летит, врачуя нашу зимнюю простуду. Божена Мицкевич