#оригинальная поэзия

[sheddr]

Не говори мне ничего...

Не выдумывай и не пытайся врать

Мы в шаге друг от друга — и все равно

Не достучаться, недокричать

Сотри своей изящною рукой

Весь вздор, что я тебе пишу.

За разом раз — и вот опять:

Грешу любовью, унынием грешу

И убеждаюсь:

В мире воздушном и пустом

Совсем одни мы —

С тобой вдвоем

[books-things]

28 февраля - 155 лет со дня рождения Вячеслава Ивановича Иванова, (1866-1949),  русского поэта-символиста, философа, переводчика, драматурга, литературного критика, доктора филологических наук, идеолога дионисийства. Яркого представителя «Серебряного века».

Вячеслав Иванович Иванов родился в Москве. Отец его был землемером, мать, на попечении которой будущий поэт остался с раннего детства, происходила из семьи священни­ка и своей религиозностью оказала большое влияние на сына. После окончания гимназии В. Иванов поступает на истори­ко-филологический факультет Московского университета. В 1886 г. Иванов уезжает для продолжения образования за границу. В Берлине он занимается у знаменитого историка Древнего Рима Т. Моммзена. За границей, преимуществен­но в Италии, Иванов прожил девять лет, возвратившись в Россию только в 1905 г. Все это время он изучал сочинения славянофилов, увлекся философией Ницше и В. Соловьева, во многом предопределивших мотивы его поэзии. Дебюти­ровал в литературе в 1898—1899 гг., опубликовав ряд про­изведений в журналах, но первым крупным его выступлени­ем стала книга «Кормчие звезды», вышедшая в 1903 г. Уже в ней определяется основной круг тем и образов его поэзии, проявляется творческая манера и стиль. Он быстро стал круп­нейшей фигурой в кругу символистов, заняв место рядом с А. Блоком, А. Белым и другими поэтами «второй волны» символизма. Литературные «среды» в петербургской кварти­ре В. Иванова (в «Башне») в 1905—1907 гг. привлекали мно­гих известных ��исателей.

   В. Иванов выступал не только как поэт, но и как круп­нейший теоретик символизма. Он решительно отделяет по­нятие «символ» от понятия «аллегория»: «Аллегория — ино­сказание; символ — указание». В основе символов, по его мне­нию, лежат древнейшие народные представления о челове­ческой жизни, о природе, о мире вообще: «Символы — пере­живания забытого и утерянного достояния народной души». Поэтому «творчество поэта — и поэта-символиста по пре­имуществу — можно назвать бессознательным погружени­ем в стихию фольклора. Атавистически воспринимает и копит он в себе запас живой старины, который окрашивает все его представления, все сочетания его идей, все его изобретения в образе и выражении».

   Истоки поэзии В. Иванова во многом связаны с рели­гиозно-мистическими поисками «соборности», под которой поэт понимал преодоление людской разобщенности, «бур­жуазного индивидуализма» эпохи. Определяющим мотивом становится надежда на новую эру в судьбах всего мира и человечества, торжество «синтетического», «всенародного» искусства и красоты, которое может быть достигнуто путем обновления религии. Поэт, по утверждению Иванова, — «религиозный устроитель жизни», а религия — «чувствова­ние связи всего сущего и смысла всяческой жизни». В. Иванов, как и большинство символистов, отвергал мате­риалистический, социально-политический подход к истории и обществу. Важное место в поэзии Иванова занимает идея культурной преемственности, отсюда постоянное внимание поэта к миру античной Греции, итальянского Возрождения, Древней Руси, наконец, исключительная роль мотива памя­ти как торжества человека над смертью.

   Поэзия Иванова зачастую перегружена филологической ученостью и трудна для восприятия; его стиху присуща пышная красочная и по-своему оригинальная архаическая лексика, сложные инверсии, тяжелая медлительность и «гу­стота» стиха, в котором сделана попытка воплотить некую идею «вечного» русского языка «от Иллариона и Епифания Премудрого до словаря Даля». Россия редко появляется в стихах В. Иванова, чаще мы встречаем в них картины антич­ности, итальянский пейзаж, горы и моря Южной Европы — его творчество иногда определяется как «скитания славяни­на по чужим странам и дальним векам».

   События 1904 — 1906 гг. во многом повлияли на творче­ство В. Иванова. В цикле стихов «Година гнева» (вошедшем впоследствии в книгу «cor ardens») они осмысляются как некий переломный в истории России момент, после которого ей, прошедшей через горнила войны и революции, суждено возродиться вновь:

В надежде славы и добра

Гляжу вперед я без боязни:

Истлеет древко топора;

Не будет палача для казни.

И просвещенные сердца

Извергнут черную отраву, —

И вашу славу и державу

Возненавидят до конца…

(«Палачам», 1911)

    Несмотря на победу «царства тьмы», поэт хочет верить в конечное торжество справедливости, что и находит выраже­ние в строках, заимствованных из Пушкина.

   В цикле «Година гнева» В. Иванов одним из первых по­ставил проблему исторического возмездия, впоследствии разработанную А. Блоком. Она осмысляется поэтом как на­родная месть «насильникам» за причиненное ими зло:

Бьет час великого Возмездья!

Весы нагнетены и чаша зол полна…

Блажен безумьем жрец!

И чья душа пьяна, —

Пусть будет палачом!..

Так говорят созвездья.

(«Астролог», 1905)

   В цикле «Година гнева» индивидуалистическое равнове­сие поэтического сознания, высоко ценимое В. Ивановым, разрушается вторжением неожиданных «мирских» мотивов. Перед поэтом встает вопрос: чем должно быть искусство — «таинственно-богослужебным ритуалом» или воплощением «житейского и повседневного»? Поэт оказывается лицом к лицу с дилеммой, решить которую он пытается в течение всей последующей жизни. Свои сомнения он сжато излагает в предисловии к сборнику «Нежная тайна. — Лепта» (1912), с горечью признаваясь в неумении найти ответ: «Озирая все, собранное вместе в одном издании, автор первый сму­щен сопоставлением столь различного. Некоторые страницы книжки изображают созерцания, несомненно выходящие за пределы поэзии, понятой как ars profana — как художествен­но-мирское, а не таинственно-богослужебное. Другие, напро­тив, являют, по-видимому, вторжение в округу искусства та­кой обыденности, которая может показаться «внешнею» — profana — артистическому Парнасу. Одни — скажет его суд — посвящены предметам, недоступным Музе по своей возвышенности или «запредельности», другие — недостой­ными ее по непосредственной близости к житейскому и повседневному».

   После 1917 г. В. Иванов некоторое время преподавал в Бакинском университете, был профессором классической филологии. В августе 1924 г. он эмигрировал и поселился в Риме, где принял католичество, чтобы, как он говорил, стать «до конца православным». Читал лекции по русской лите­ратуре и языку в университете города Павии. В эмигра­ции он продолжал писать стихи. Последний его сборник — «Свет вечерний», вышедший через тринадцать лет после смерти поэта, свидетельствует о том, что проблемы худо­жественного синтеза «житейского и повседневного» с «воз­вышенным и запредельным», соотношения истории и ис­кусства, вставшие перед ним еще в 1905 г., продолжали вол­новать его до конца жизни.

   Вячеслав Иванов прожил восемьдесят три года, став сви­детелем важнейших событий русской и европейской исто­рии конца XIX и первой половины XX века. Он близко наблюдал жизнь Европы, был блестящим знатоком ее куль­туры. В поэзию он пришел сравнительно поздно, но именностихи — главное в наследии В. Иванова; именно они чут­ко фиксировали повороты в его духовном развитии и тем самым наиболее полно отразили эволюцию его личности.

[itmakesasoundrus]

Episode 1 - Are You Listening? | Эпизод 1 - Вы слушаете?

[голос с эффектом эхо]

Когда в лесу падает дерево и вокруг никого, чтобы это услышать, - звук есть!

[чириканье птиц]

Дамы и господа. Мы нашли музыку! Она была потеряна, как потеряно множество других вещей. Забытых, исчезнувших, утраченных, уничтоженных. Что же исчезает каждый день во тьме и никто этого не замечает? Никто не обращает внимания. Что заперто на чердаке?

Я имею в виду, давайте поговорим о том, что было найдено на чердаках или в местах вроде чердаков. Вы знали, что "Закат в Монмажуре" Ван Гога, эта прекрасная картина, была найдена на чердаке? Или что оригинальная рукопись "Гекльберри Финна" была найдена на чердаке? Венера Милосская была, ну, нет, нет, не на чердаке, но захоронена на фермерском поле, раскопана крестьянином, наткнувшимся на особо неподатливую почву.

Вы знали, что единственная копия пилотного выпуска "Я люблю Люси" лежала под кроватью клоуна Пепино тридцать лет, пока её не вымела оттуда его вдова, наконец решившая прибраться в комнате и решившая, что это весьма забавно?

Все эти шедевры были лишь в одном взмахе метлы от мусорного ведр�� истории.

И сегодня, сегодня! Одна кассета, найденная на заброшенном чердаке загородного дома, волей судьбы продавалась на гаражной распродаже, и на ней, кажется, первый записанный концерт Вима Фэроса.

Итак... кто-нибудь слушает? Привет? Я Дейдре Гарднер, и я приветствую вас на своём новом шоу. "Звук есть". [глухой стук, звон музыки ветра] Это первое и единственное шоу в стране, посвящённое Виму Фэросу, уроженцу нашего Розмари Хилс. Все вместе мы станем частью музыкального наследия. Мы приготовимся принять гений, которым является Вим Фэрос. И вернуть его, словно блудного сына, в эти обездоленные земли. Я буду обеспечивать вас последними новостями и информацией об этом артисте, как только что-то узнаю. Имя - Вим Фэрос. Суть - гений. Место? Где может быть необычайность, спрашиваю я себя, а вы? Вы спрашиваете себя об этом? Необы...чайность, где она сегодня? Где действительно исключительные люди, которые отчуждены от нас, но позволяют нам мельком взглянуть на пересечения наших маленьких жизней там, в глубине? Кто ходит среди нас? Здесь есть кто-нибудь? Кто ходит среди НАС, всех маленьких нас? [хихикает] Нас, кхм, смахивающих пушинки со своих брюк. Нас, щупающих авокадо в продуктовом и никогда не выбирающих спелое. Нас, эм, едущих вверх-вниз по маленьким улочкам на работу, потому что трасса пугает нас. Нас, эм, пьющих ромашку, пытающихся сделать перевернутую позу йоги, глотающих мелатонин и скрещивающих наши пальцы, когда мы прокрадываемся на ночь в постель. Где здесь, в обширном замученном пейзаже Розмари Хилс, мы можем поискать? Где наша потрёпанная, старая водонапорная башня напоминает нам выцветшими буквами старые лозунги города. Такие как "Столица гольфа". Или "Розмари Хилс живёт в вихре коммерции". Или "Давайте взглянем на холмы". Но сегодня лучшее, что мы могли бы сочинить, это "Лёгкий доступ к трассе".

Что ж. Здесь, между заброшенным и заросшим травой полем для гольфа, между закрытых торговых центров и разбитых улиц, ступала необычайность. И её следы ещё остались. Если вы знаете, как их высмотреть. И я думаю, что я знаю.

Мои товарищи из Розмари Хилс, граждане мира, что ��ы забыли? Что за сокровища мы скрыли под паутиной и пылью? Что за красота ожидает нас по ту сторону гипсокартона, пока мы бьёмся в судорогах нашего сна? Что осталось на этих старых фарватерах? Какие чудеса просто прошли мимо нас, пока мы склоняли головы к... эм, яркому трёхдюймовому экрану? Наши шеи болят, наши разумы изможденные от долгого экранного времени, наши души ноют и внезапно мимо нас пролетели десятилетия. Просто – пуф! Чего нам не хватает?

Помним ли мы, чт�� хранилось в особых местах наших сердец? Помним ли мы, как звучали вещи? Запах. Ощущение. Вкус. Я этого хочу.

Пора распахнуть чердак! Сегодня у нас ошеломляющее открытие. Признанная оригинальной кассета, содержащая, как известно, первое публичное музыкальное появление Вима Фэроса здесь, в Розмари Хилс, в 1992 году. И мы не будем торопиться с этим мгновением, как мы торопимся со всем остальным. Мы замедлимся, мы будем смаковать. Мы рассмотрим невероятную значимость этой реликвии. Чтобы полностью её оценить.

И вот, мне выпала честь в этот великий день держать в своих руках эту едва найденную запись. Кассета выглядит совершенно обычной. Но... вероятно, некоторые из вас никогда не держали в руках кассету. Я объясню. Потому что, хоть она и содержит удивительные вещи, для человеческого глаза это просто прямоугольник 3,5 на 2 дюйма из прозрачного пластика с двумя отверстиями посередине. И в этих отверстиях по шесть маленьких чёрных зубов. Не опасные зубы, так что вы вполне можете вставить карандаш или мизинец, если что-то пойдет не так. Если бы этой хрупкой кассете потребовалась помощь ваших рук.

Итак, это та самая пленка, полупрозрачная серая полоска, которая, конечно же, содержит некоторые магнитные, эм, магнитные свойства. И она намотана вокруг левого отверстия, а, когда кассета проигрывается в кассетном магнитофоне, плёнка будет двигаться вдоль нижнего края прямоугольника через маленькую магнитную полоску. И магниты вытаскивают музыку, используя магнитную силу, пока она полностью не намотается вокруг правого отверстия, это значит, что кассета закончилась и вы услышали музыку. Вот так работает кассетная пленка.

Я - Дейдре Гарднер. Это "Звук есть". Я описываю аудиокассету. Возможно, самую важную кассету из всех, что когда-либо были.

Конкретно на этой модели есть жёлтый стикер, закрывающи�� гладкую часть кассеты. И на нем фиолетовым фломастером мультяшными буквами написано "Вим Фэ", но капля воды размыла "рос", оставив розово-фиолетовое пятно. Очень симпатичное, будто акварель. А ниже, тем же фломастером и шрифтом - "1992". Звёздочки, кое-как нарисованные, эм, разноцветными фломастерами, покрывают весь стикер. Я имею в виду... это потрясающе. Это на самом деле невероятно, что одна маленькая вещица может собрать в себе так много от целой эпохи, даже просто эстетически. Все мы ищем саундтрек к собственным жизням, не так ли? И мы мечтаем быть причастны к голосам нашего поколения. И всё же это великая редкость, что такой артист, как Вим Фэрос, коснулся ограниченного пространства вашего существования. Это словно инопланетный пророк приземлился в обычный вторничный полдень у сетевого магазина под названием "Последняя Высота". Он внезапно заставляет вселенную треснуть и открыться, вскрывая несметные осколки смысла, едва ли постижимого вами. А вы стоите в шортах карго, держа в руках форму для запекания. Да, да. Трудно измерить в полной мере эффект, который музыка Вима Фэроса оказала на этот простой городок Розмари Хилс в начале-середине девяностых. Сложно оценить масштабы благоговейной преданности, на которую он вдохновил своих первых поклонников.

Как удержать в своей руке лучик лунного света?

То было время без социальных сетей и их, эм, непрекращающихся публичными заявлений с хэштегами - трендами мимолётных желаний. Молодёжи прошлого приходилось интуитивно объединяться в общих стремлениях. Приходилось верить в то, что даже в одиноком существовании, например, живя в унаследованном меблированном доме закрытого гольф-клуба на окраине Розмари Хилс, найдутся родственные души где-то там, под тем же голубым небом, мечтающие и ждущие встречи, так же, как и ты. Хотя, возможно, любить в одиночестве, издалека, в самых общих условиях - это иногда тоскливо и болезненно. Эту меланхолию превзошло чувство смысла. Смысла, который приходит с пониманием, что если кто-то где-то смог так идеально уловить тончайшие оттенки секретов твоей души, то во вселенной наверняка существует величие и утешение. Не поэтому ли мы слушаем музыку?

Не поэтому ли мы слушаем музыку?

Мы должны подготовиться к тому, чтобы слушать музыку. Но вот что я скажу, даже без простых и полезных к��шированных фан-страниц или блогов, свидетельствующих о раннем эффекте Вима Фэроса, артист смог стать катализатором культурного пробуждения духа времени города. Если у города может быть дух времени; конечно может. И вот архивное доказательство первых реакций на искусство Фэроса. На самом деле... так случилось, что у меня есть документы от жителя Розмари Хилс, который встречался с Вимом Фэросом на заре его музыкальной карьеры. И вот, некоторые из этих страницы заключены в пурпурном бархатном дневнике, который сейчас передо мной. Я бы предположила, что писал кто-то двенадцатилетний. Бумага белая, линованная. И, похоже, передо мной длинная серия хайку. Наверное, я должна поделиться несколькими с вами, ради изучения. Эта часть... [шарит вокруг себя] Мы назовём ее "Поэзия маленьких нас".

[бьёт в гонг]

Жизнь мне изменил, Позволив мне увидеть, Пусть не видя меня.

[гонг]

Меня трудно заметить В гольф-клубе, Где полно песчаных ловушек.

[гонг]

Твое слепое пятно Почти ни для чего, Но оно размером с меня.

[гонг]

Я – ловец, Ты – бабочка редкая, Которую я не могу уловить.

[гонг]

Бабочки вблизи Пугают меня. Но ты летаешь свободно, Красиво и вольно.

[гонг]

Ловлю я бабочек, да, Но и боюсь я тоже: Противоречие.

[гонг]

Ты честно пришёл К окнам мечты моей, С песней: ла-ла-ла.

[гонг]

Что это за музыка? Словно я никогда слышал музыки, Пока ты не сыграл её.

[гонг]

Итак, это всего лишь несколько хайку и здесь есть больше, [хихикает] они написаны здесь, в Розмари Хилс, где-то в 1991-1992 годах. Наверняка посвящены одному лишь Виму Фэросу.

[пауза] Если вы только что подключились, привет. Добро пожаловать. Я Дейдре Гарднер, и это первый выпуск моего шоу, "Звук есть". На чердаке произошло открытие. Это первый концертный альбом Вима Фэроса. Самый настоящий, никакая не фальшивка, и такой редкий, что существует только одна-единственная копия, издалека записанная на кассету. Нигде больше во всей вселенной вы не сможете услышать, как шестнадцатилетний Вим Фэрос создаёт то, что станет звучанием эпохи. Э-ПО-ХИ. Оставайтесь со мной и вы услышите это первыми, ребята, потому что у меня есть кассета и вы получите эксклюзивный доступ.

Итак, мы обсуждаем юношеские годы становления Вима Фэроса как музыканта, прямо здесь, в Розмари Хилс. Мы только начали работать над более полным пониманием человека за музы...

[помехи] [хриплый голос] Кто здесь? Кто?

��ейдре: О, Боже...

[помехи] Я знаю, я знаю... Я знаю тебя! Я знала!

Дейдре: Вы спите?

[помехи, храп]

Дейдре: Спите? Кто это? (Это что-то...) Окей, окей.

Окей. Всё в порядке. Я вернулась. И я с радостью представляю новую часть шоу, это устные истории, основанные на городских легендах и знаниях о Виме Фэросе. Эта называется – “Портрет артиста в юности”.

[звуки музыкальной шкатулки] Свет в окне второго этажа. В единственном окне на втором этаже, это значит, что Вим Фэрос в своей спальне. И почти всегда, когда он в своей спальне, он рисует на стене. Что на этой стене? На этой стене было всё. Ветры перемен дули на эту стену. Свободные мазки чудес техниколора. Радуга, ничтожное вместилище ряда цветов, раскинулась на стене. Нужно было бы придумать новые названия цветам. Бесчисленные, наползающие друг на друга изображения и символы, написанные, нарисованные, наклеенные на эту стену. Все эти идеи выплёскивались из многогранной массы единственного творческого разума. В сине-бежевой фланелевой рубашке, его правая рука упиралась в перегородку над его головой под прямым углом. Край рукава порван и свисает вниз, и он выглядит так, словно шепчет секреты в исповедальне. Но он рисует. Где-то там стоит лава-лампа, её не видно в окне, из-за неё по комнате раскиданы круглые пятна, которые плавают вверх-вниз по комнате, ловя искажённую тень Вима, когда его не видно в окне. Его левая рука движется или аккуратно или яростно строчит. Он левша, как и большинство гениев, согласно статистике. Если бы вы наблюдали в течение нескольких месяцев, то вы увидели бы - его фантастическая роспись обретает форму.

В центре - осьминог в полтора метра высотой, со странным переработанным лицом Дайан Сойер. Её руки широко разведены, как у Христа, цветущая магнолия и пауки стекают с её пальцев. Стая сов летит над сосновым лесом. Каждый лик луны в паре с пиццей с разными начинками. Восемь персональных пицц на сковородах для восьми разных лун. Армия ниндзя сражается с беличьей семьёй, бросающейся острыми желудями. Страницы из Библии Гутенберга падают в разинутый рот индейского вождя. Снуп Догг. Скалли верхом на Малдере-кентавре, а Росс Перо летит на ховерборде над ними! Это уклон в политику.

Сезоны проходили, стена постепенно становилась сложной картой его плодородной, насыщенной духовной жизни. Повторяющиеся колибри и морские звёзды, банки бобов, нунчаки. Позже - павлины. Дракон, дышащий огнём, растапливающий айсберг прямо перед тем, как тот потопил "Титаник", который уходит в ясное небо. Дракула, играющий в видеоигры перед телевизором, который мерцает изображением возмущения от беспорядков Родни Кинга. Поджаренные штрудели, вылетающие из тостера в кольца Сатурна! Курт Кобейн, предлагающий оригами лебедя рыдающему Риверу Фениксу. И сотни других изящно выписанных деталей, слишком маленьких, чтобы разобраться издалека, создающих созвездие... осознанной взаимосвязи на облупленной бежевой стене.

И почти каждую ночь, когда погаснут все огни в окнах бунгало, если вы будете достаточно внимательны, то вы увидите одинокий лучик фонарика, создающий дорожку за домом, указывающий на покосившийся сарай примерно в тридцати с лишним метрах от дома. И, если бы вы стояли прямо перед оградой, отделяющей закрытый гольф-клуб Розмари Хилс от пустых земель, простирающихся позади разбросанных по Камеллия-роуд домов... вы бы услышали душевное бренчание гитары и перестук барабанов. Потому что в этом разваливающемся сарае, окружённом самой одинокой тьмой, тьмой пригорода, именно там юный Вим Фэрос создавал музыку. Это была та музыка, что пульсировала через этот город, пронизывала воздух, проходила через воду.

Все услышали призыв? Нет. Если дерево падает в лесу, и вокруг никого, чтобы это услышать, есть ли звук? Что ж. Я здесь, чтобы сказать вам: деревья падали. Деревья падают. И может, вы слушали, но услышали ли вы?

Жители Розмари Хилс, пора услышать. Пора прислушаться. Прислушайтесь. Я верю в ваши уши. Вим Фэрос пел для вас. Вы не знали, но он споёт для вас снова. Он был потерян на чердаке, но теперь он найден. И может быть, [вздох] я не знаю. Может... может быть вы тоже потеряны на чердаке. Среди нас было величие, превосходство, эксцентричность, нюанс. Я Дейдре Гарднер и я верю, что когда дерево падает в лесу, звук есть. И я приглашаю вас попробовать, по-настоящему услышать и вспомнить. Так что оставайтесь с нами до моего следующего выпуска, где эта музыка, потерянная, но теперь найденная, родится заново прямо в ваши уши. Где вы услышите первую композицию с первого концерта Вима Фэроса. Первую композицию, вероятно, на всю оставшуюся жизнь.

Это был дебютный эпизод первого и единственного шоу в стране, посвящённого музыке и наследию Вима Фэроса. Спасибо, что слушали. Если у вас есть какие-нибудь сведения о Виме Фэросе, которыми, по вашему мнению, стоит поделиться со слушателями, или, если у вас есть работающий кассетный магнитофон, не стесняйтесь связаться со мной. Эм, я, я думаю, вы можете просто позво... эм, написать мне на адрес... нет, давайте не будем так делать, хм, я сделаю, я сделаю новый, да, вы можете связаться со мной через wimfaros@aol… Вообще-то, нет. Пожалуйста, пишите на itmakesasound@aol.com. Спасибо. Я Дейдре Гарднер. До следующей встречи.

[звон музыки ветра]

[skrmaster-handmade]

В теплых тонах... Правильный подбор цветовой гаммы – залог того, что одежда или косметика всегда будут украшать Вас. - Керамическая декоративная плитка с росписью. Подставки под чашки. Можно использовать их в декоре интерьера - как панно на стену, как вешалку с одним крючком. - Мята. Косметическое средство, предназначенное для ухода за неж��ой кожей губ. Нежный сахарный скраб с охлаждающим эффектом. - Кулон "Клевер". Нежный кулончик исполнен в технике микро вышивки крестиком. Идеально дополнит Ваш образ или станет отличным подарком. - Вешалка "Зеленый ситец". Вешалка на кухню для полотенец, прихваток и рукавичек. Ситец нежный, легкий и ненавязчивый и при этом очень милый и «домашний». - Персиковая поэзия. Красивые круглые деревянные часы. Аппетитные персики станут отличным цветовым акцентом и добавят интерьеру индивидуальности. - Сумочка-почтальон "Летние цветы". Легкая, яркая, модная, оригинальная и вместительная летняя сумочка через плечо станет Вашей лучшей подругой. Подойдет Вам, как для прогулки по парку, по магазинам, так и для похода на работу в институт и школу. #handmade #handmade_ru #ручнаяработа #сделанослюбовью #лето #тепло #теплыетона #зеленый #оранжевый #желтый

[2025knk-blog]

Что значит простить великодушно?? Книга:`Философская публицистика` Утверждаясь в своем национальном эгоизме, обособляясь от прочего христианского мира, Россия всегда оказывалась бессильною произвести что-нибудь великое или хотя бы просто значительное. Только при самом тесном, внешнем и внутреннем общении с Европой русская жизнь производила действительно великие явления (реформа Петра Великого, поэзия Пушкина). Это не мешает, конечно, России представлять и на пути национального обособления многие оригинальные черты, не свойственные никакой другой европейской нации. Вопрос лишь в том, насколько ценны эти оригинальные черты. Огромная Китайская империя, несмотря на все сочувствие к ней Данилевского, не одарила и, наверное, не одарит мир никакою высокою идеей и никаким великим подвигом; она не внесла и не внесет никакого вековечного вклада в общее достояние человеческого духа. Это не препятствует, однако, китайцам быть чрезвычайно оригинальным и весьма изобретательным народом. Данилевский с большим уважением перечисляет все их изобретения. Между прочим, «порох, книгопечатание, компас, писчая бумага давно уже известны китайцам и, вероятно (?), даже от них занесены в Европу»'. Занесены ли, в самом деле, из Китая в Европу эти изобретения — мы не знаем, но что сами китайцы ничего важного из них не сделали — это известно наверное. Вообще китайская оригинальность обнаруживается более всего отрицательным или дефективным образом. Как оригинальная китайская живопись отличается от европейской отсутствием перспективы, так оригинальность китайского книгопечатания, сравнительно с европейским, выразилась лишь в отсутствии подвижно- Найти книгу...

[sheddr]

Aren't you just a ghost?

A shadow

Gleam of light on the water

Transparent and shy

Always quiet

Like pravda

Always inside

[sheddr]

На твоей коже пятном — солнечный свет.

Мы убегаем без оглядки вдвоем,

Ищем место, где ни боли ни проблем — нет.

Прерываю твой шёпот поцелуем:

Будто воры — в тени скрываем ответ.

[sheddr]

Люди красивые,

Люди — птицы.

В каждом лице — любовь и зло.

Руки теплые,

Взгляд царицы.

Делаю вид, что мне все равно.

Рваные выдохи,

Хватит хвалиться.

Каждое слово — тебе назло.

Самая добрая

Женщина-львица

Губы в улыбке и близко — плечо.

Близкая, нежная,

Что-то не спится.

Мы опускаемся на самое дно.

[sheddr]

Я стою так близко, родная,

И тебе так легко

В самое сердце мое, не моргая,

Вонзить острие

Я буду плакать: тихо, слезы скрывая,

Но тебе все равно.

Это просто нечестно: создать

И годами топтать так зло

[sheddr]

Задари меня цветами,

Как луна — звезды, меня люби.

Очаруй меня словами,

Беды и боль заставь забыть.

Огради меня от печали,

Покажи мне новый мир.

Защити своими стенами,

Научи так же творить.

Изобрази на своих картинах,

А ещё лучше — нас двоих:

Воительниц красивых,

Целующих друг друга, а не других.

[sheddr]

Я схожу с ума:

Даже после обиды

Мне так мало,

Мало тебя.

Часть меня разъярена:

Как ты посмела?

Как смогла?

Просто забыть, заняться

Другими делами

Вместо меня

Другая же часть трепещет

От нарисованных сердечек

на экране,

От смутных, рассеянных, как дым, воспоминаний

Меня-тебя

Вдвоем

Связанных тайной

одной

Может всё правда могло быть

Или лишь это выдумала я?

Но одного не могу понять:

Как можно

Просто забыть,

Даже если любовь

Только игрой была?

[sheddr]

Это не совпадение, это — судьба.

Даже морщины вокруг глаз

стали

Как у тебя

Это не любовь, это — мольба.

Красивая и жгучая,

и вся —

Твоя

Ты мне не пишешь — как всегда.

За обещанием — огонь,

за ним —

Лишь пустота

[sheddr]

Тяжёлое бремя жизней прошлых

Вокруг шеи моей — стальным кольцом

Горечь падения, тоска непрошенная

Как вторая одежда, как милый дом.

Тысячи слов, одежда набрежная —

Пара глаз смотрит волком.

— Это же я, царица мятежная!

Проходи, путник, не стой столбом.

Пусть не смутят тебя псы мои...

Это всё вздор —

Что говорят Седые:

Судачат с тех самых пор.

Тонкого месяца луч

Щекочет будто пером.

Все голоса вокруг — шепот:

Мы о себе поём.

[sheddr]

Пыль летит туманом,

И здесь растет степная трава.

Меня завлекаешь обманом —

Послушно и кротко:

"Я — твоя".

[sheddr]

Я знаю, что ты в меня влюбилась.

Тебе идёт

Блеск глаз и краска

румяных щек

Мы объединились, слились

В объятиях — нежно,

Как после ночи

последний сон

[sheddr]

Зачем ты плачешь, моя дорогая?

Опять и снова —

Слово: "Прости".

Я обнимаю тебя,

Сжимаю из последних сил.

Бесконечно ищу оправдания

Обещаниям — красивым и таким пустым