#пропавшие | Explore Tumblr posts and blogs

flecky-spring · 11 months ago

Text

Статья об осах - часть 2

Приношу большую благодарность Ланочке Вастаск за поддержку и помощь в творческих идеях, а также за то, что подарила этой вселенной (и Колину) Александра Ланиссера.

Колин рождается в альтернативной Британии в эпохе, похожей на середину-конец 19 века, в одной из самых богатых и уважаемых семей страны. Он любит читать, хорошо разбирается в математике, экономике, политике, потрясающе себя держит на людях и никогда не путает столовые приборы. У него безупречная осанка, и он делает успехи в фехтовании и гольфе. Во-первых, потому, что "ну что за умница мальчик, гордость родителей!". Во-вторых, потому, что если он не будет умницей-мальчиком, то отец его убьет.

Отца, Реджинальда Морвилла, он тихо ненавидит, но всю жизнь скрывает это за маской уважения. Зато очень любит маму - Грейс (девичья фамилия - Уэйт). У мамы слабое здоровье, и почти все время она проводит в стенах усадьбы. Колин по вечерам прибегает к ней в комнату и рассказывает, как прошел день. Грейс слушает с мягкой улыбкой, гладит сына по волосам, говорит, что гордится.

Колин, Грейс и Реджинальд Морвиллы (арт 2023 года)

Если и есть в мире кто-то, кто приносит Колину большую радость, чем мама, то это его лучший друг, Александр Ланиссер, по совместительству - мамин двоюродный брат и его личный врач, а также наиболее презираемый отцом человек во всем мире. Александр приехал, когда Колин был совсем маленьким, потому что здоровье его племянник унаследовал от матери и все младенчество балансировал чуть ли не на грани жизни и смерти - и ост��лся в этой округе насовсем.

К сожалению, запретить общаться с Александром Реджинальд не может - родственники, как-никак, да и его наследник сохранил жизнь лишь благодаря этому напыщенному щеголю, - поэтому Колин любой свободный день проводит у него в поместье. Мистер Ланиссер необщителен и холост, он потрясающе фехтует (не говорите Реджинальду, но гораздо лучше него), великолепно выглядит, всегда одет с иголочки, обыграет любого в шахматы, читал, кажется, все книги мира. Колин всегда слушает его, немножко затаивая дыхание. Мечтает вырасти и стать таким же.

Жизнь идет своим чередом, в шестнадцатилетнем Колине сочетаются взращиваемые отцом интеллект, грация и достоинство, и так никуда и не пропавшие дух авантюризма, проблемы с подавлением агрессии и с тревожностью (маска маской, а вот спрятать от самого себя эмоции у Колина получается не всегда), а также повышенный интерес к мальчикам своего возраста. Нет, не дружеский - для дружбы ему на всю жизнь хватит мамы и Александра. А вот про чувства к сверстникам отцу совсем не обязательно знать.

Однажды мама перестает выходить из комнаты. Потом - вставать из кровати. Колин отчаянно молится по ночам и надеется, что все будет в порядке, но чуда не происходит: в одну прекрасную ночь его зовут слуги и просят срочно подойти в спальню к Грейс. Колин в слезах опускается перед ней на колени, ожидая услышать что-то вроде "я буду всегда тебя любить, сынок, не сдавайся, я буду смотреть на тебя с небес", но вместо этого мама выдает совершенно неожиданное: нет у тебя, сынок, двоюродного дяди. Александр Ланиссер никогда не был моим кузеном. Зато был твоим отцом, поэтому ты такой славный получился. Ну и да, я тебя люблю, не сдавайся и все такое. Буду смотреть на тебя с небес.

Слова "госпожа умерла!" от слуг Колин слышит уже как через пелену. Мир рушится.

Он уходит в тренировочный зал, садится там на пол и пустыми глазами смотрит в пол. Реджинальд Морвилл находит его там и зачем-то берет в руки шпагу. Колин не сразу понимает, что происходит, пугается, что отец (отчим?) узнал от слуг правду и собирается прирезать не родного сына на месте. Но Реджинальд приказывает Колину подняться на ноги, взять себя в руки и наконец вспомнить о том, что по четвергам у них тренировки. Колину приходится взять оружие и вступить в тренировочный бой с отчимом, а тот, видимо, в глубине своей каменной души тоже задетый смертью жены, использует чрезмерно агрессивные выпады, мало похожие на тренировочные. Не в силах так же старательно, как и обычно, контролировать себя, в защите Колин начинает использовать приемы, которым Реджинальд не учил его, и в движениях сына тот мгновенно считывает стиль боя Александра. Злится, ведь никогда не разрешал сыну тренироваться с этим выскочкой, и мгновенно выражает свою неприязнь, на что и без того передрейфивший Колин неожиданно вспыхивает и восклицает: "Вы не имеете права так о нем говорить, ясно?".

В голове Реджинальда за доли секунды складывается паззл: шепот слуг в коридорах пять минут назад - бесконечные побеги сына к дядюшке в гости - искорки в глазах жены при взгляде на кузена - в конце концов, абсолютная непохожесть мягких черт лица Колина на резкие Реджинальдовские, что раньше списывалось на маменькину кровь... Реджинальд не догадывается о том, что Александр не был родственником Грейс, но тот факт, что Колин испуганно молчит и съеживается в ответ на вопрос "Что значит - я не могу?", окончательно убеждает его в правильности догадки.

Обманутый вдовец не в силах перенести такого оскорбления своей чести. Тем более что жалкая пародия на ненавистного Ланиссера стоит напротив (кстати, реально похож, как можно было раньше не заметить?). Спарринг окончательно превращается в дуэль.

Колина спасает лишь то, что тренировки с Александром не прошли даром - у него получается отбиться от разъяренного Реджинальда, проскользнуть к выходу и сбежать.

Задыхаясь, он по темным аллеям добегает до усадьбы Александра. "Здравствуйте, мистер Ланиссер... или мне стоит называть вас отцом?". Тот мигом понимает, что с Грейс что-то случилось. Ошеломленный новостями, он принимает у себя сына и окружает его формальной заботой (насколько может, ибо мысли улетают вообще далеко отсюда), а у Колина не хватает духу сказать, что он никакой заботы не хочет, и ему, вообще-то, чертовски обидно, что ему ничего не сказали и растили его во лжи. Но произнести это вслух он так и не осмеливается.

Здесь, возможно, будет сцена, в которой Реджинальд в ночи прибегает в дом своего соперника, вызывает того на дуэль и по собственной же неловкости в ней погибает (у Александра не было намерения его убивать). Но мы с Ланой еще не до конца это придумали, поэтому оставим это как заметку на будущее. Да и вообще выкинем Реджинальда из поля зрения - кому он сдался, лох усатый.

Еле-еле мучительно дожив до утра, терзаемый обидами и страхами, Колин сообщает отцу, что не может здесь больше находиться. Он просит у Александра помощи в том, чтобы уехать куда-нибудь далеко-далеко, потому что не в силах справиться со всем навалившимся - разрушением ангельских образов мамы и лучшего друга, маминой смертью, смертельным боем с отчимом, невыплаканными слезами, невыраженной злостью. Александр без лишних вопросов предлагает отправить его учиться в монастырь в альтернативном Тибете - уж где, если не там, обрести душевный покой, заодно и иностранный язык подучить. Колин соглашается.

В день отъезда он, несмотря на всю бурю эмоций, хочет сказать отцу на прощание, что любит его, но в последний момент обида берет верх, и он решается только на неловкое и чопорное "благодарю за помощь, Александр".

В монастыре действительно получается отвлечься, и Колин, который изначально хотел уехать на годик-другой, застревает там на приличное время. Он выучивает язык, приводит себя в отличную физическую форму, привыкает к простому ручному труду, начинает лучше владеть эмоциями. Кроме того, монастырь открывает для него неизведанный мир волшебства: через медитации, боевые искусства, обряды и ритуалы воспитанники постепенно овладевают азами магии. Колину сносит крышу от того, что иррациональное и мистическое не только существует, но еще и доступно ему лично. С огнем в глазах он учит новые приемы, устраивает сам себе дополнительные тренировки, закапывается в древние свитки, сближается с очень-очень стареньким мудрым наставником. В целом Колин отлично преуспевает и нравится всем учителям, потому что он трудолюбив, старателен и открыт для нового. Но до главной звездочки всея монастыря он не дотягивает по одной причине, имя которой Иттецу.

Иттецу появляется в жизни Колина внезапно и очень по-хозяйски. Может, если бы Колин подумал дольше пяти минут, то и не решился бы так с ним сближаться, но Иттецу не дал времени подумать. Сверстник Колина, подопечный монастыря, златокудрый и голубоглазый, наглый, бескомпромиссный, романтичный, авантюрист в вечной ссоре со всем окружающим миром, тот еще токсик - но, честно говоря, секси. Рациональное мышление Колина заканчивается где-то на том моменте, когда руки Иттецу без спроса оказыва��тся на его бедре за обеденным столом. Для Иттецу это вовсе было шуткой и мотивировалось лишь желанием посмотреть на то, как манерный англичанин отреагирует на такую дерзкую провокацию, но, увидев, как Колин густо заливается краской, он мгновенно меняет все свои планы.

Так Колин впервые в жизни оказывается в отношениях. Причем не в самых здоровых, что он понимает далеко не сразу. Сначала ему кажется, что его влияние на партнера исключительно положительное, и ради него Иттецу начинает меняться в лучшую сторону: терпеть замечания наставников, не огрызаясь, кое-как ладить с остальными горцами. Однако спустя время troubles de la tête, которых у Иттецу немало, начинают в��лезать наружу.

Не то чтобы он оказывается плохим человеком - в его сложном характере правда есть что-то очаровательное. К примеру, он достаточно творческого склада личность, у него неординарный взгляд на мир, и с ним чертовски интересно проводить время. Другой вопрос в том, что тревожный и зажатый Колин оказывается совершенно не готов к отношениям с ярким и вспыльчивым партнером. Иттецу считает нормальным шутить над чужими недостатками - Колин потом три года вспоминает эти обидные шутки перед сном. Колин не готов сбежать с занятий ради свидания, даже зная, что именно эта встреча для партнера важна - Иттецу воспринимает это как предательство. Иттецу считает общение лишь друг с другом и крысиное обсирание всех вокруг лучшим признаком сплоченности - Колин, выросший в аристократическом обществе, любит добродушно болтать с окружающими и не видит в этом поводов для ревности, а кроме того, монастырь - это первый в его жизни шанс завести настоящих товарищей среди сверстников, дружбу с которыми не прервет злой отчим.

В конце концов, Иттецу совершенно не готов слушать болтовню Колина на тему того, как его ранила измена мамы законному супругу и вообще все прочие события из детства и юности: для него это просто нытье, и он не преминет заявить об этом прямо. Сложнее ли было детство Иттецу, чем детство вечно сытого аристократа, у которого было целых два отца, пусть один из них - нифига не любящий? Гораздо, ведь Иттецу прошел через такой треш, что его парню и не снилось. Легче ли от этого жить Колину, чьи проблемы все детство и так обесценивал Реджинальд? Не-а.

Несколько лет (а это где-то около четырех) Колин мечется между Иттецу, который ему все еще сильно нравится и на вечную любовь с которым он рассчитывает, и другими штуками - обучением, свободой, личным комфортом. Последние полгода жизни в монастыре до своего официального выпускного они находятся на грани разрыва. Колин считает, что они почти расстались, Иттецу же видит, как сильно партнер отдалился от него, но отчаянно хочет верить в то, что его можно легко вернуть. Как бы он ни строил из себя роковую принцессу, которой безразличны все, кто не целует ее ноги, ему на самом деле ему ужасно больно из-за того, что некогда влюбленный взгляд Колина, его единственного реально близкого человека, теперь на 99% состоит из презрения. Но единственные способы возвращения парня в свою гавань, доступные его уму - это закатывание сцен на публике ("Вот как? Теперь она - твоя лучшая подружка, да? Или чем вы здесь занимаетесь в сумерках?"), грустные долгие взгляды красивых глаз исподтишка и попытки в сексуальные манипуляции, которым даже слабый сердцем Колин уже научился противостоять, хотя это по-прежнему дается ему с трудом и расшатывает весь его эмоциональный фон.

Они сдают выпускные экзамены по боевым искусствам, получают клевые статусы выпускников и готовятся разъехаться кто куда - реализовывать свои потенциалы. Колину и без того тревожно: он не знает, чем будет заниматься, а еще боится, что Иттецу прилипнет к нему, как банный лист, и никогда от него не отвяжется. Но эти переживания оказываются наименьшей из бед.

Ночь после выпускного оказывается грозовой. На монастырь сходит сель, сминая под себя все. Выпускники и ученики в панике разбегаются, стараясь спасти личные вещи и тех жителей, которые не могут сами себе помочь. Издали Колин замечает своего любимого наставника и Иттецу, замершего неподалеку от старика в панике. Колин надеется, что Иттецу поможет учителю и вытащит его, но тот бросается прочь, и лысая макушка наставника скрывается под грязевой лавиной.

Полный ярости и отчаяния, Колин убегает из разрушенного монастыря в лес. Иттецу догоняет его где-то у обрыва над пропастью, спрашивает, долго ли он собирается сохранять такое оскорбленное лицо и будет ли теперь вообще разговаривать. Вообще-то, это почти шутка - он не знает, как еще сказать: "Мне ужасно паршиво, я боюсь даже пытаться осознать то, что произошло, и свою трусость, и я надеюсь, что ты хотя бы колкими словами скажешь мне, что рад меня видеть, потому что это поможет мне в любой ситуации, даже в той, в которой я нахожусь сейчас".

Но Колину совершенно не до шуток: его просто прорывает. Он вспоминает все обиды, которые Иттецу нанес ему за время общения, и вкладывает всю свою накопленную агрессию в злость за то, что у его дорогого бойфренда не хватило моральных сил спасти учителя. Он называет юношу последним трусом и говорит, что сам скорее бы умер, чем стоял бы в двух шагах от учителя и смотрел, как тот погибает.

- То есть, - шепотом произносит Иттецу, - тебе было бы легче, если бы умер Я, а не Он?

- Да! - взрывается Колин. - Да, было бы! Да всем было бы лучше, если бы ты умер вместо него! Ты УЖЕ умер для меня, когда позволил ему погибнуть!

И через секунду жалеет об этом, потому что Иттецу, стоящий у края обрыва, со словами "да будет так" делает шаг назад.

У Колина в горле застревают слова мгновенного раскаяния, извинения, клятвы в любви и крик ужаса. Он не осмеливается даже взглянуть за край скалы, хотя он вряд ли что-то увидел бы там в грозовой тьме. В слезах, мокрый насквозь от дождя, измазанный в грязи, он возвращается к оставшимся в живых обитателям монастыря. В его захлебывающихся рыданиях из слов "Иттецу-наставник-обрыв-умер-я-не-хотел-что-мне-делать" они вычленяют следующее: бедняга Иттецу, замученный совестью из-за смерти учителя, спрыгнул со скалы. Благородная и поэтическая смерть, жалко пацана. Колин не находит в себе сил объяснить, что все было не так.

Маленькая девочка, жившая в монастыре в крыле для неизлечимо больных (к ним воспитанники регулярно бегали - то помочь, то просто развлечь бедолаг, - и Колин был у них одним из любимых опекунов), берет Колина за руку и утешает его: "Не плачь, Колин! Ты не виноват, что Иттецу и наставник умерли. Они теперь смотрят на тебя с небес. Ты с ними еще встретишься". Колин садится на колени и плачет ей в плечо.

Через месяц девочка умирает тоже.

Подопечные монастыря разбредаются кто куда: некоторые уезжают домой, некоторые - к родственникам, некоторые - в другие монастыри, некоторые (в основном, уже выпустившиеся) находят работу и строят жизни вокруг нее. Из всех возможных вариантов Колин выбирает провалиться в глубокую депрессию. Чтобы как-то жить, он подрабатывает дворником (при всех его голубых кровях!), в остальное время лежит в съемной крошечной лачуге на окраине высокогорной деревни и смотрит в потолок. Первое время он копит на поездку домой, но спустя пару месяцев понимает, что попросту боится вернуться к отцу и посмотреть ему в глаза. В конце концов, умереть гораздо проще, чем сказать: "Пап, привет, мне двадцать лет, и я ничего не добился; меня совершенно не интересуют женщины, а еще я на тебя иррационально обижен за то, что ты мне врал все детство; у меня нет денег, нет признаваемой в Европе специальности, и неудачные отношения лишили меня желания жить, а также разочаровали в любви и во мне самом, обнаружив во мне самые ужасные людские качества. И вообще, мне нужна твоя помощь, поскольку сам я не справился".

Колин проживает в таком состоянии чуть меньше полугода, обрастает щетиной и безысходностью, теряет колдовские навыки один за другим, потом заболевает бронхитом, угрюмо кашляет каждую минуту и планирует как можно скорее умереть во сне, как вдруг в его жизни случайно появляется Ворон.

***

Ворон учится жить заново без Сирры. Он ходит на работу, понемножку продвигается в магии, помогает Хэйден по дому и в лавке, спит в обнимку с Трюфелем и отчаянно старается доказать самому себе, что хорошо справляется. Поначалу получается даже неплохо.

После первого в истории уничтожения целого измерения МСБ в двери штаба циклистов постоянно ломятся маги и простые активисты, которые мыслят как Сирра, требуя дать возможность сотрудничества во благо спасения вселенной, но их всех отбривают единым ответом: вот вы сами собирайте отряды, сами чего-то добивайтесь, тогда и будете выступать. А если пришли работать по найму - то будьте добры делать то, что вам сказано. Ворону стыдно перед другими волшебниками, он тоже хотел бы, чтобы Сирра поскорее вернулся, помог собрать отряд и всем доказать, на что магия способна даже без науки. Но пока он умеет только чуть-чуть колдовать и зарабатывать денег на еду и аренду квартиры.

В мирок с красивыми горами он попадает случайно - однажды, убегая от МСБ, он оказывается ранен. Вроде бы не впервой, но раньше рядом были то ученые и медики, то другие волшебники, то Сирра, способный дотащить до ближайшего их скопления, то Хэйден, умеющая в целительскую магию. В этот же раз ему не везет и он, кое-как оторвавшись от погони, скорчивается от боли в темном переулке, не в силах даже позвать на помощь.

Колин замечает его не сразу. Он идет с работы без настроения, погруженный в мрачные мысли, и сначала даже проходит мимо непонятного комочка. Потом, заметив его краем глаза, решает идти дальше - мало мне проблем, еще и деревенские алкоголики тут ютятся холодными вечерами, а я им помогай. И лишь пару секунд спустя доброе мальчишечье сердце берет верх над мозгами, и Колин возвращается. Спрашивает на альтернативно-китайском: "Извините, у вас все хорошо?". Ворон поднимает на него полные слез глаза, шепчет на международном (псевдоанглийском) "пожалуйстапомогите" и отключается.

Он просыпается на следующий день в гнилом бараке с перевязанной и почти затянутой раной и тут же догадывается, что ему помог маг. Колин замечает, что гость проснулся, предлагает ему еду, какая есть, обеспокоенно спрашивает, как самочувствие. Он кажется Ворону очень взрослым мужчиной (уж с такой-то щетиной и хриплым кашлем), и лишь в процессе разговора Ворон потихоньку догадывается, что собеседник все-таки не дядька, а почти сверстник (Колин старше всего на два года). Найти общий язык им удается достаточно быстро - родной язык Колина, альтернативный английский, оказывается очень схож с международным, на котором Ворон привык общаться за годы путешествий.

Ворон остается на пару дней, пока оправляется, и сначала они общаются очень даже мило - Колин внимательно слушает о существовании иных измерений, о борьбе за свободу переходов, о магии внешней и внутренней (т.е. построенной на амулетах, зельях и травах или только на внутренних духовных ресурсах - та магия, которой владеет сам Колин и все тибетцы, оказывается смесью двух этих видов). Но о себе рассказывает мало. Надеется, что проблема в лице нежданного гостя вот-вот исчезнет, и можно будет обратно погрузиться в свое одинокое одиночество и страдать. Да вот не на того напал! Ворон любит не только рассказывать, но и задавать миллион вопросов, поэтому через энное количество попыток Колин медленно сдается и рассказывает о себе и о грустной своей судьбинушке, и альтруистичный Ворон тут же предлагает помощь.

Колин не подписывался ни на какую помощь, он рассчитывал превратиться в плесень и тихо умереть от пневмонии, поэтому сочувствие от какого-то малолетнего спасателя ему вообще здесь не нужно - зачем только поделился своими проблемами! Он отбривает Ворона резкими отказами и выпроваживает из дому: мол, сам справляюсь со своей бытовухой, а взгляды на жизнь мои вообще не трожь. Сказал, что не верю в людскую доброту и в то, что когда-либо смогу построить с кем-то хотя бы приятельские отношения - значит, не верю, и не трогай меня вообще. Случайно с языка срывается:

- Я и так истратил на тебя последние деньги, последние силы, а ты не можешь сделать ЕДИНСТВЕННУЮ ВЕЩЬ, о которой я тебя прошу - оставить меня, черт побери, в покое!

- Последние деньги? - удивляется Ворон.

Колин в порыве жалости к себе признается, что эту ночь ему пришлось выскрести все свои самые скромные сбережения с недавней зарплаты и купить некоторые вещицы для обряда исцеления, вспомнив, как биологический отец когда-то лечил его в детстве (только во взрослом возрасте Колину стало ясно, что тот использовал тибетскую ритуальную магию, а не классическую медицину). Тут же жалеет - кто его за язык тянул, теперь мальчишка точно захочет помочь и не отстанет. Однако Ворон тут же испаряется, будто агрессивная просьба на него подействовала.

Проходят сутки, Колин просыпается с температурой и понимает, что из-за такого энергозатратного обряда последние силы действительно покинули его организм. Почти убеждается, что все вчерашнее было странным сном или голодным/температурным бредом - но к вечеру у него на пороге оказывается Ворон с корзиной еды, пахучими лекарствами и самым доброжелательным лицом, которое можно придумать.

Вообще-то Колин, несмотря на внешнюю колючесть, очень мягкосердечный и привязчивый, и у него нет никакой личной антипатии к Ворону. Но при этом в нем говорят и все травмы за прошлые годы: манипуляции и смерть Иттецу, в светлую любовь которого Колин первое время верил, и чувство вины перед ним же; ложь мамы и лучшего друга детства; унижения со стороны отчима. Справляться со всем этим стало слишком тяжело. Колин не был приучен говорить об эмоциях, раньше для него это было чем-то невыносимо стыдным, а потом, как только он поверил в то, что их вообще можно проговаривать словами через рот, последствия такого разговора (собственно, смерть партнера) сразу убедили его в обратном. После такого последнее желание пытаться что-либо менять, что-либо кому-либо доказывать и вообще стараться отпало.

Поэтому вопреки тому, что с Вороном ему хочется подружиться и поговорить по душам, Колин продолжает артачиться и возражать: нет! Никаких дружб! И вообще никаких этих самых, уйди с моего порога, я сказал, ни о чем не буду с тобой разговаривать! И круассаны твои не буду, и бутерброды! Оставь на пороге, я их выкину. Когда уйдешь. Ладно, и растирку от кашля оставь, пожалуйста, ее я выкину тоже, не все же тебе одному до мусорки таскать, надорвешься.

Ворон, может, в некоторых вопросах достаточно наивен, но в этой ситуации быстро интуитивно понимает, что Колин старается казаться гораздо злее, чем он есть на самом деле, и в помощи нуждается острее, чем готов признаться. Почему он так себя ведет, Ворону не очень понятно, поэтому во всю эту бодягу он ввязывается как в интересную игру. Он носит своему унылому приятелю еду и медикаменты, дарит ему плед и теплый вязаный свитер из какого-то секонда ("А то что ты мерзнешь ходишь?" - "Да что ты понимаешь, я воспитанник монастыря, я маг, я мог ��ы в Арктике жить!" - "А чего тогда ежишься и дрожишь?" - "Ничего я не ежусь!!!" - "Ну вот, видишь, покричал, теперь кашляешь... а ты не кричи!"), убирается в доме, время от времени старается разговорить Колина и подбодрить его.

Колин долго сопротивляется, хотя никаких моральных сил у него на это нет. Да, этот странный мальчик ему очень помогает в жизни, да, выглядит дружелюбно и внушает некоторое доверие, да, после диалогов с ним вроде и хорошим человеком себя чувствовать начинаешь, да, Колин только благодаря ему еще не закашлялся до смерти и идет на поправку, но ведь решено же было никому не верить и от всех защищаться до конца?..

Однажды Колин все-таки перегибает палку - стараясь отыграть роль злого отшельника, выгоняет Ворона снова, и тот, заметно расстроившись, говорит: "Но я если сейчас уйду, то больше не приду, ты же понимаешь?". Колин отвечает, что все прекрасно понимает, из-за спины слышит звук захлопывающейся двери.

Его гордого одиночества хватает секунд на двадцать. Ворон недалеко ушел - стоял под дождем, ждал, пока нужное измерение окажется рядом. Колин бросается к нему, извиняется, пытается объяснить, что погорячился, и начинает позорно и жалко плакать. Хочется умереть от стыда, но Ворон улыбается и обнимает его, и Колин впервые сдается и не вырывается, хотя ему, как не очень тактильному человеку, все еще неловко.

Они начинают дружить: Ворон мотается к нему в выходные дни или заглядывает на чай после работы. Совсем уже оправившийся от болезни Колин осторожно разговаривает с ним о своем прошлом, и в ходе одного из таких диалогов наконец разбирается со своими чувствами к родителям - там намешаны и обида, и злость, и все еще большая-большая любовь к обоим. Колин всю жизнь считал, что нужно принять какую-то однозначную позицию: во время жизни в монастыре прятал негативные эмоции по отношению к родителям и старался убедить себя, что за все их простил, ведь это так мудро; а после смерти Иттецу, наоборот, убеждал себя, что все светлые моменты в памяти перекрылись негативным опытом, а значит, вообще не стоили того. Теперь он принимает тот факт, что до сих пор любит и маму, и биологического отца, но это не отменяет никакие из его неприятных переживаний.

Об Иттецу они говорят очень много и долго, и Колин боится, что Ворон, выслушав историю, посчитает его недостойным дружбы человеком и все-таки уйдет. Но Ворон не просто не уходит - наоборот, помогает ему принять тот факт, что первая любовь закончилась вот так вот трагично, и перестать во всем винить себя. Да, Колин сказал слова, которых лучше бы никогда не говорил - но Иттецу с обрыва никто насильно не сбрасывал. Колину, как достаточно сильно зависимому от чужого мнения человеку, очень важно было услышать, что кто-то другой прощает его.

Понемножку Колину становится лучше и в моральном плане, и он берет в свои руки некоторые повседневные дела: приводит в порядок неуютный дом (как может), свою внешность (стрижется и бреется, наконец-то превращаясь из грязного бомжа обратно в двадцатиоднолетнего аристократа), берет дополнительную подработку - учит деревенскую девочку из зажиточной семьи английскому, математике и азам магии. Вспоминает, как колдовать, начинает снова заниматься физической активностью и привлекает ко всему этому Ворона. Из Колина получается отличный учитель, и если силовые тренировки Ворону совсем не нравятся, то в волшебстве за несколько занятий со своим новым другом он продвигается больше, чем за последний год. Они проводят не один ве��ер за уроками письма, магическими спаррингами и философскими беседами.

Сложно сказать, кто из них влюбляется первым. Наверное, Ворон, потому что для него никаких переломных моментов не происходит - Колин в чем-то нравится ему с самого начала, и со временем он просто открывает для себя все новые причины, чтобы из этого "в чем-то нравится" получилось просто "нравится". В какой-то момент он, сидя дома на кухне, стыдливо спрашивает у Хэйден, на что похожа влюбленность. Та смеется и отвечает, что для каждого индивидуально, но в общих чертах, мол, как-то так и так. Но расстраиваться из-за влюбленности, даже если невзаимной, не стоит, объясняет Хэйден погрустневшему Ворону. Ты можешь просто втайне любить и кайфовать от того, что у тебя есть какие-то общие моменты с этим человеком.

Ворон приободряется и втайне кайфует. Ему действительно просто хорошо общаться с Колином с тех пор, как из-под маски ни-к-кому-не-привязанного-одиночки показался мягкий, веселый и чертовски умный человек.

Хотя влюбился он, конечно, не только поэтому. Да, умные и красивые люди, которых он встречал немало, вызывают в нем восторг. Но те часто либо отстраненные, либо высокомерные, либо славные, но просто как будто существуют на другой волне. Колин же ощущается так, будто это он из своего (какого-то эфирного) мира приходит в гости в мир Ворона (хотя физически все происходит наоборот). Он с неподдельным интересом слушает болтовню Ворона на любые темы, рассказывает свои истории, никогда не дает причины почувствовать себя глупо. Для Ворона это крайне важно, потому что он знает, что сам не то чтобы блещет умом, и на это ему намекали не раз - даже родной-любимый Сирра в быту обращается к нему на "эй, дурачок", а Хэйден, вечно увлеченная своими делами, не всегда заинтересована в том, чтобы узнать, какой сюжет был в том мультфильме, который Ворон вчера смотрел на магическом проигрывателе видео. А Колин почему-то заинтересован, почему-то смотрит своими большими оленьими глазами, слушает, запоминает детали разговора - и даже не потому, что друзей слушать положено, а потому, что ему действительно не все равно. И он правда не считает, что это глупо. И даже когда Ворон делает десятую ошибку в диктанте по книжке на международном языке, Колин не закатывает глаза и не вздыхает театрально (как в первые дни после знакомства), а просто объясняет правила еще раз.

А еще у Ворона есть тайная, для всех остальных глупая, а для него самого - жизненно важная причина: Колин переживает не только за своих близких, а вообще за всех. Хэйден и Сирра, конечно, очень хорошие люди, но в ответ на просьбу [узнавшего о проблемах экологии] Ворона выключать воду во время чистки зубов они закатывают глаза: малыш, может, тебе еще чечетку станцевать? Какие еще черепашки в океане умирают? Они умрут и без твоего сэкономленного миллилитра воды, и вообще, какое тебе до них дело? В природе все друг другу мешают, так эта вселенная устроена. Ворона это ужасно огорчает, но с правилами в общем доме он смиряется. А Колин, случайно задев во время тренировки стебель какого-то большого сорняка, залечивает его магией и смущенно поясняет: "Ко всему живому ведь лучше относиться с уважением...". Но Ворон наблюдает за ним месяцами, коллекционирует в памяти маленькие действия (вот он помог соседу, вот он с улыбкой помахал детям, которые пронеслись мимо него и запылили ему полы рабочего кимоно, вот он засмеялся и сказал "ничего", когда Ворон разбил его сахарницу) и понимает - это не уважение. Это доброта и даже любовь. Колина - ко всему сущему. И Ворона - ко всему сущему и в особенности к Колину.

И это и есть причина, по которой Колина ввергло в такое отчаяние смерть Иттецу.

Колин же к моменту принятия влюбленности идет долго. В самом-самом начале, еще будучи злой колючкой, он интерпретирует знаки внимания (исключительно дружеские) со стороны Ворона как симпатию и думает: бедный мальчик! Влюбился в меня, совершенно не зная, что любовь - дерьмо, которое того не стоит, и что Колин на эту авантюру никогда не подпишется! Как жаль будет разбить ему сердце... Потом Ворон упоминает в разговоре, что, вообще-то, так же весело тусил и с Сиррой, и с Хэйден, и Колин стыдливо признается сам себе, что обознался. Видимо, Ворон все-таки просто добрая душа, да еще и тактильный и эмоционально открытый человек, и приятные жесты с его стороны вовсе не значат, что он на тебя запал. Но ��а этом этапе Колин осознает, что влюбился сам, и - о боже, это катастрофа, любовь же дерьмо, которое того не стоит, и он же никогда на эту авантюру не подпишется!!!

Он очень долго отрицает свои чувства, пытается от них избавиться, но, будучи по природе очень пылким человеком, ничего в итоге сделать с ними не может и сдается. Ворон кажется ему никогда прежде не виданным чудом, живым, искренним, полным каких-то открытий в каждом уголке души. Его реакции достаточно просты, пусть и не всегда предсказуемы, и почти всегда комфортны. Там, где Реджинальд направил бы на тебя уничтожающий взгляд; где Александр бы сдержанно кивнул; где Грейс бы улыбнулась, но через минуту забыла о том, что ты ей говорил; где Иттецу в самый неожиданный момент твоей радости бросил бы из ревности или зависти фразу, из-за которой от радости не осталось бы и следа - Ворон смеется. Или предлагает свой вариант решения проблемы, или задает уточняющий вопрос, или хвалит, или вспоминает какую-то свою историю, которая, как ему кажется, будет тебе близка. Он понятный и приземленный, в отличие от мамы, он не пытается держать тебя за горло, в отличие от отчима, он не прячет эмоции за этикетом, в отличие от отца, не ударяет бурей негативных эмоций в самый неподходящий момент, словно ножом в спину, как Иттецу. Он разделяет и приумножает хорошее, он поддерживает и слушает о плохом, и разговор с ним никогда не обрывается на неловкой фразе. Колин видел, как силой мысли поднимают камни, видел, как магией лечат раны, но то волшебство, что творит с его сердцем простое общение с Вороном, он не встречал прежде никогда.

На третьей стадии принятия этого ужасно-кошмарно-непозволительного чувства Колин мучается в неведении, пытаясь понять, нравится ли Ворону в ответ или нет, да и вообще, по парням ли тот или по девушкам, или аромантичен по природе своей?.. Может, Ворон уже влюблен в Сирру, о котором говорит 24/7? Пара неловких разговоров в темноте во время совместных ночевок помогают выяснить - Ворон пока сам без понятия насчет своих предпочтений, но может сказать, что ему как минимум однажды по-настоящему понравился парень. И нет, это не Сирра, я слышу, как ты, Колин, вопросительно молчишь! Колин смеется. В груди теплится надежда. И стыд, и волнение - вдруг чувство взаимно, а он сам окажется этого не достоин.

Снега сходят, деревья зацветают, небо теплеет. В тренировочных боях, в которых Колин прежде побеждал за двадцать секунд, теперь через минуты борьбы всегда берет верх Ворон. Они прообщались всю зиму и теперь общаются всю весну, вместе читают книги и учатся (Колин решает помочь Ворону наверстать вообще все школьные базовые знания), тренируются, путешествуют - Ворон берет Колина с собой в параллельные миры просто так, погулять. Влюбляются понемногу все сильней, но молчат, хотя оба уверены, что однажды все-таки признаются. Ну уже вот-вот. Уже совсем скоро.

Идиллия прерывается лишь раз, когда их чуть не ловит МСБ. У них получается оторваться и убежать, и Колину кажется, что это опасное, но немного веселое совместное приключение. А Ворон, который как раз-таки всегда считал это весельем, вдруг чувствует сильнейший за свою жизнь страх - он уже прочувствовал, что МСБ может сделать с другими людьми. Он делится переживаниями насчет того, что подвергает его неоправданным рискам, и что нужно бы им вернуться в родной мир Колина и больше никуда оттуда не бегать. Ну, Ворон-то бегать будет, это его работа и стиль жизни, просто не втягивать в эту опасность своего друга... но Колин прерывает его - возможность перехода в другие миры кружит ему голову, и ему не просто интересно - он вообще мечтает втянуться в циклистское общество и тоже бороться за справедливость. Ворон нехотя соглашается продолжить совместные вылазки, и его тревога понемногу отодвигается на задний план.

Однажды Ворон пересекается в штабе с обеспеченными магами, которые приглашают его помочь с несколькими делишками и в награду дарят приглашение для двоих на потрясающее мероприятие - бал влюбленных в целом мире(!), который был обустроен исключительно для этого дела. Этим ежегодным мероприятием заправляют богатые волшебники и межпространственные торговцы. Смущенный Ворон спрашивает, а можно ли туда прийти с другом, а не с партнером - ему со смехом отвечают, что никто не входе не проверяет, встречаетесь ли вы по-настоящему. Нужно только выучить несколько танцев, если захочешь в них поучаствовать, снять мерки, чтобы тебе сшили костюм, прочитать правила поведения - и приходи.

Ворон приглашает Колина, неловко объясняясь, что вот, бал влюбленных, мол, но можно с друзьями, мы же с тобо�� такие классные друзья, а ты так скучаешь по своей аристократии с ее балами и этим всем... Колин спокойно и радостно выслушивает это предложение, отвечает невозмутимым согласием, прощается с Вороном, а потом кричит в подушку от счастья, танцует танец триумфа и улыбается три дня подряд. Да, теперь он уверен на 100% - у них все будет отлично. Ворон мог позвать кого угодно, в конце концов, Хэйден, с которой дружит так давно и которая, в отличие от Колина, девушка, и тоже (наверное?) не против бы попасть на бал. Но Ворон выбирает его. На бал влюбленных. Да, они определенно очень хорошие друзья, и Колин совершенно ничего не заподозрил. Колин боится лишь одного - случайно не потерять голову и не сделать Ворону предложение в следующую же их встречу. Не выпалить "ты лучшее, что со мной было" вместо "привет".

На балу все идет прекрасно: Колин впервые за несколько лет наконец-то красиво одет, у него уложена прическа, он чувствует себя в своей тарелке. Ворон немного стесняется важных шишек, но встречает нескольких знакомых богатых магов, болтовня с которыми помогает ему тоже почувствовать себя желанным гостем. Они объедаются вкусной едой, танцуют, потом еще объедаются, еще танцуют, обсуждают политику, интерьеры, танцуют, берут еще еды... И шампанского, которое Ворон разве что пригубил (он как-то не фанат алкоголя - это горько и кисло, разве что пузырики прикольные), а Колин взял бокалов пять для храбрости и блеску глаз (ну и вообще, отличный продукт ведь, чувствуется изысканность!).

Вечер подходит к кульминации - гостей зовут в необъятный сад, выдают по бумажному фонарику на пару и велят отпустить, загадав желание. Если у обоих совпадет, то обязательно сбудется. Колин с Вороном отходят далеко-далеко по цветочному полю в густых сумерках и, сидя на пригорке, загадывают. Ворон - чтобы Колин был счастлив. Колин - чтобы у них с Вороном все получилось. И это, в общем-то, одно и то же.

Они выпускают фонарик, и Колин после нескольких секунд молчания, краснея, запинаясь, начав издалека и прочитав огромный шекспировский монолог, наконец-то проговаривает ртом то, о чем молчал последние месяцы: "я тебя люблю". Разволновавшийся и 15 раз чуть не потерявший сознание за время шекспировского монолога Ворон отвечает взаимностью. И они целуются. А потом еще, и еще, и на поле, и на аллеях, и где-то в углу зала, и на балконах, и еще идут танцевать, и еще Колин, окончательно расхрабрившийся от шампанского, таскает Ворона на руках, читает ему стихи о любви и называет его самым лучшим волшебством. Жизнь кажется сказкой.

Ночь медленно идет к концу.

Вымотанные и счастливые, они отправляются переодеваться в повседневную одежду, но Колин в последний момент оставляет Ворона одного, решив взять еще пару пирожных с собой (на трезвую голову он в жизни бы так не поступил, но сейчас он храбр настолько, что даже немного неаристократичен - но только ради Ворона, в которого эти пирожные лезут просто в неограниченном количестве). Ворон полусонно переодевается в рубашку и джинсы в каком-то дальнем крыле бального дворца, когда слышит шум и грохот вдалеке. Колин прибегает к нему без пирожных, весь в пыли и с ужасом в глазах. С полуслова Ворон понимает: МСБ. И люди в зале нуждаются в помощи.

Они вдвоем врываются в зал, где сразу несколько отрядов творят "правосудие" над всполошившейся толпой. Кто-то сбегает в параллельные миры, кого-то поймали и держат в заложниках, кто-то лежит на полу без движения, кто-то пытается отбить выживших. Ворон и Колин присоединяются к сражающимся, и впервые в жизни Колин становится свидетелем того, каков Ворон в настоящем, не тренировочном бою - а он лучше большинства. И теперь уж точно в тысячу раз лучше Колина.

Многих людей удается освободить, толпы бестолковых богачей покидают зал обходными путями, на помощь своим прибывают новые отряды МСБ. Циклисты позорно проигрывают бой, даже не пытаясь одолеть МСБшников - они пытаются лишь освободить близких, после чего большинство сбегает. Ворон не сбегает - даже не собирается, пока не поможет всем, кому в силах помочь. Это выходит ему боком.

Его окружают, отщепляют от Колина, отражают его многочисленные атаки и в итоге ловят на глазах у всех, кто остался в зале до сих пор. Следующим ловят Колина, прижимают к полу, нацеливаются в висок, но временят - эта казнь будет уже не на количество, а на качество, демонстративная, победоносная. Держа вырывающегося пленника за горло, МСБшник (видимо, главный какого-то отряда) обращается к нему лично (зная, что на него направленны десятки камер и глаз):

- Видишь, сколько людей погибло? А знаешь, сколько еще погибнет, пока такие, как ты, наглый мальчишка, не поймут, что жить надо по правилам, так, чтобы никому не пришлось тебя за это приструнить? Я тебе обещаю - каждый, кто нарушает базовые правила перехода, будет ликвидирован, и ты, и все твои милые друзья тоже - мы никого не забудем. И это все будет исключительно на вашей совести. Видишь вот тех людей? Это из-за тебя. Это ВСЕ из-за вас. Эй, вы, там - я и к вам обращаюсь!

Перепуганный насмерть Ворон дергается, но безуспешно; только с помощью какого-то смельчака из циклистов у него получается вырваться самому и отбить невредимого Колина у МСБшников - страх, отнимавший энергию, становится настолько сильным, что превращается в ее источник. От чрезмерного расхода магии и от небольшого удушья у Ворона кружится голова, идет носом кровь (ах, эти слабые сосуды). Он собирает последние усилия и переносит себя и оставшихся на свободе в соседний мир.

Дальше выжившие разделяются и бегут по отдельности, потому что преследователи не оставляют своих попыток, но теперь уже есть хотя бы какая-то надежда на то, что можно сбежать и оторваться. Ворон строит маршруты по мирам на ходу, не в силах думать дальше, чем на три перехода вперед. Когда они остаются вдвоем, Ворон останавливается на секунду перевести дыхание. Встревоженный Колин наклоняется к нему, берет за руки, чтобы поделиться частью энергии (самостоятельно переходить между мирами он пока не научился, поэтому помогает чем может, пусть для Ворона это и капля в море).

- Ты в порядке? Все будет хорошо? - то ли спрашивает, то ли утверждает он.

- Ничего не хорошо...

- У тебя что-то болит? Ты не ранен?

- Ты видел, сколько людей погибло?

- Да, я...

- Они сказали, что всех убьют, и тебя, и меня, и всех...

- Они стараются запугать, но ты же даже сейчас отбился, и впредь мы тоже сможем...

Ворон поднимает глаза, вытирает кровь под носом.

- Нет.

- В смысле?

- Я - смогу. Мы - не будем даже пытаться смочь. Я слишком тебя люблю, чтобы рисковать твоей жизнью.

- Ворон, это не ты рискуешь моей жизнью, это они решили перебить всех неугодных и запугать общественность. И у них сейчас получилось, но мы не можем дать этому продолжаться. Давай не будем дожидаться Сирру. Давай сами разберемся с этим, соберем магов, начнем действовать...

- Колин, - измученно говорит Ворон, - ты даже атаку пяти МСБшников не сможешь отразить, а их там сотни. Тысячи. Я не знаю, сколько их, может, миллионы! Они тебя просто убьют! Я не могу...

- Ворон, пожалуйста, успокойся, они тебя запугали. Ты потратил невообразимо много сил, ты вот-вот отключишься. Пойдем домой, выспимся, поймем, что делать дальше.

- Я знаю, что делать дальше.

- Что?

- Не дать им даже повода тронуть тебя.

- Давай не будем сейчас ничего решать. Мы ведь уже говорили об этом.

- Если я не буду сейчас решать, они догонят нас и убьют. Я чувствую их, они не так далеко от нас, всего за пару миров.

- Но...

- Колин, - всхлипывает Ворон, - я не хочу, чтобы ты был во всем этом... Пусть я, пусть сильные маги, пусть политики, но не ты... Если ты погибнешь по моей вине, что я буду делать?

- Это никогда не будет твоя вина!!! Они просто хотят, чтобы ты так думал и оттого слушался их! Ты ведь сам меня учил не взваливать на себя вину за других людей, почему же теперь наступаешь на мои грабли?

Ворон молчит, смотрит в землю и думает. Колин в отчаянии сжимает его пальцы в своих:

- Пожалуйста, послушай меня...

- Колин, - говорит Ворон, - прости меня.

- Ты ни в чем не виноват.

- За то, что я сейчас сделаю.

- Что?..

Прежде, чем Колин попытается как-либо противостоять, он чувствует, как тело перестает слушаться его и как по его рукам (из пальцев, касающихся рук Ворона) начинает течь энергия.

- Прости меня. Я очень сильно тебя люблю, ты невероятный, хотя сам в это не веришь, и я хотел бы с тобой провести всю жизнь, всю-всю... но я не могу вынести этого, я не могу допустить, чтобы ты погиб. Как бы я ни хотел, чтобы мы были вместе, я больше этого хочу, чтобы ты был жив и здоров, и чтобы твоей жизни никогда не коснулись те проблемы, которые ее коснутся, если ты будешь со мной.

- Ворон, - Колин чувствует, как магией сводит челюсти, - Я прошу, не надо решать мою судьбу без моего участия! У меня есть в этом вопросе право голоса! Я хочу рисковать с тобой!

- Иди, вернись к папе, скажи, наконец, что любишь его. Не бросай магию. Познакомься с мальчиками в своем городе...

- Ворон!!!

- Я тебя всегда-всегда буду любить. Ты только сам себя люби, пожалуйста. А обо мне лучше не вспоминай.

Колин судорожно дергается, пытаясь одолеть колдовство, но даже обессилевший в край Ворон по-прежнему гораздо сильнее его.

- Нет!!!

В следующий миг МСБ врывается в мир, где они вдвоем стоят, невзаимно прощаясь; в эту же секунду двое преследуемых пропадают с того места, где стояли, хотя нигде поблизости нет других соприкосновений для перехода. Отряд бесцельно крутится на месте.

Колина больно бросает вниз, в темноту. Придя в себя где-то на рассвете, он поднимается, касается виска с запекшейся кровью, шипит от боли. Не помнит, как здесь оказался и что это за место. Только домик поблизости кажется ему знакомым. Кажется, он здесь жил?.. Один? С кем-то? Кто он вообще такой?..

Ворон падает в траву другого измерения немного менее болезненно, стесывает ладони и щеку. Тренировки в горной деревушке не прошли даром - он не только смог повторить трюк с переходом между мирами не через соприкосновение, так еще и повторил его в двойном размере, спасши этим и себя, и Колина. И остался при этом не на грани смерти. Хотя... лучше просто сказать "остался в сознании" - он совершенно не чувствует себя живым. Он лежит на траве в темноте и мучительно плачет. Перед глазами висят картины убитых магов и Колин с заломанными руками лицом в пол, шею душат фантомные руки МСБшника, в ушах звенит "всех убьем, никого не забудем". Сердце болит за погибших, за Колина, за себя. Он не знает, правильно ли поступил. Он не знает, что ему делать теперь, кому помочь и кто поможет ему.

Вдалеке слышатся голоса - наверное, в этот проходной мир тоже попали беглые маги с бала. Кто-то громко, надрывно восклицает: "Где остальные? Где Ворон? Кто-нибудь видел Ворона? Такой мальчик, лет на шестнадцать выглядит... кто-нибудь его видел?". Шатаясь, Ворон поднимается на ноги и, заплаканный, перемазанный в соплях, земле и крови, идет на огоньки света.

Сирра кидается к нему на полпути, подхватывает его на руки, что-то взволнованно тараторит.

- Ты наконец-то вернулся, - изнуренно, но с облегчением говорит Ворон. - Как я по тебе скучал...

И больше ничего в этот день уже не слышит.

#ocs #art #russian post #oc #flecky oc #digital art #original charater art #original character

4 notes · View notes

smellslikegeraniums · 2 years ago

Text

ВВЕДЕНИЕ В ЭНТРОПОНЕТИКУ (перевод с английского)

Автор: Seh Boz (@ghelgheli)

Переведено для Sacred and Terrible Air ВКонтакте. Цитаты из книги приведены по переводу с Холиварки (в оригинале – перевод на английский Group Ibex). Некоторые цитаты из игры взяты не из локализованной версии, а из английской и переведены самостоятельно, так как официальный перевод не всегда передает необходимые для наглядности нюансы.

Эта статья написана по материалам игры студии ZA/UM Disco Elysium: The Final Cut (2021) и романа Роберта Курвица Püha ja õudne lõhn (Sacred and Terrible Air / «Божественный и страшный аромат») (2013). Цитаты из игры даны через ссылки на FAYDE (см. примечания в конце статьи), а из книги – с указанием главы и страницы в формате (глава #, страница #). Здесь нет спойлеров как таковых, поскольку в статье не рассматриваются сюжеты игры или книги, но некоторые фрагменты обоих неизбежно будут раскрыты.

*Энтропонетика* <...> это научное исследование Серости. Или новейший его этап — согласно граадской школе. Изучение Серости началось 6000 лет назад: перикарнасцы называли ее Западной долиной. — Джойс Мессье

Серость — это явление, охватывающее 72% поверхности Элизиума, «самое большое геологическое образование» — при этом Серости в два раза больше, чем всего остального, и это соотношение постоянно увеличивается [1]. Серость безмолвна, неподвижна и необитаема, но вместе с тем наполнена звуками. Это непроницаемый туман, сообщение сквозь который возможно, но только ценой значительных усилий. Серость разрушает все, что поглощает, и сохраняет обломки. Цель этой статьи — описать ее насколько возможно подробно с учетом того, что мы знаем об Элизиуме.

Предварительные замечания

Начнем с описаний Серости, которые сходятся в одном: Серость — это физическое проявление апокалипсиса. Это передается по-разному: Серость — это «конец света» [2], «смерть, но для Вселенной» [3] и «меньше, чем меньше, чем ничто, окончательное состояние покоя реальности» [4]. Так или иначе, Серость предвещает гибель мира. Диаматериализм утверждает, что Серость неким образом *состоит* из информации о прошлом, которая постепенно разрушается; это «не разреженное вещество, а разреженное прошлое» [5]. Те, кто контактировал с Серостью — то есть побывал внутри нее, — сообщают, что она «бурлит [от времени]». Распространение Серости связывают с накоплением прошлого, так что «когда-нибудь они накроют весь мир» [6].

Нигилисты Элизиума придают этому утверждению большое значение. Последний светоч, нигилист и акселерационист Серости Амброзиус Сен-Миро, объявляет людям, что все они «будут жить в прошлом». Все, что останется от мира, это «воспоминания, энтропонетическая катастрофа». Он подчеркивает необратимость этого процесса (9, 79). Невосприимчивый к Серости нигилист-энтропонавт Зиги поясняет, что в Серости «хранятся все пропавшие вещи — перепутанные, печальные, заброшенные.<…> Серость — это память мира о мире. <…> История по��ирает настоящее. <…> Будущего не будет» (12, 105). Запомним это: История здесь — сквозной персонаж.

С точки зрения физики, о Серости, нам сообщают следующее:

Без цвета, без запаха и формы. Серость — враг материи и жизни. Она ни на что не *похожа* - ее *не с чем* сравнить в этом мире. Это состояние перехода из существования в небытие. — Джойс Мессье

Для ясности: Серость накладывается на остальной физический мир. По многократно подтвержденным данным энтропонавтики, физическая материя в Серости существует во многом так же, как и в остальном мире. Лес под покровом Серости может оставаться невредимым, техника — работоспособной, и так далее. Но Серость обволакивает и пронизывает все материальные объекты, которых касается. В этом смысле она всепоглощающа.

Таким образом, о природе Серости ясно следующее: если придерживаться диаматериалистической точки зрения (что было бы правильным), Серость состоит скорее из информации, чем из привычной физической материи. Эта информация представлена, в частности, накопленным прошлым. Можно заметить, что сама возможность появления Серости подразумевает наличие оси времени: конечное состояние покоя подразумевает наличие активности в прошлом, подразумевает, что активность предшествует покою, и что после достижения покоя больше ничего не может произойти. Когда этот процесс зайдет достаточно далеко, состояние мира станет по сути изохронным и изотропным; в состоянии покоя мир будет выглядеть одинаково вне зависимости от того, смотрим ли мы в будущее или в прошлое, вверх или вниз, или в каком-либо другом направлении. Но если все становится одинаковым во всех направлениях, направление теряет свое значение. При достаточно глубоком погружении в Серость становится невозможно сколько-нибудь достоверно определить временное и пространственное направление. Это последствие перехода в состояние покоя объясняет следующий комментарий:

Трудно описать, или хотя бы измерить, то, основное свойство чего — приостановка действия всяких свойств: физических, эпистемологических, лингвистических... Чем дальше в Серость, тем выше степень приостановки. Вплоть до математических — *числа* перестают работать. Преодолеть числовой барьер еще никому не удалось. Есть вероятность, что это невозможно. — Джойс Мессье

Потеря («приостановка») свойств в Серости отражает постепенное исчезновение самих временных и пространственных различий. Возможно, это сложно для понимания. Как «разреженное прошлое» может быть таким разрушительным?

Чтобы внести ясность, отметим следующее: название «энтропонетика» - это гибрид, образованный от слова «энтропия» по аналогии с названиями других научных дисциплин (генетика, кибернетика и т.п.). Это не просто этимологическое наблюдение, а указание! Основная идея в том, что нам станет гораздо проще понять Серость, если мы будем рассматривать ее буквально как проявление высокой энтропии.

Энтропия

Считается, что «никто на самом деле не знает, что такое энтропия» [7]. Если быть более оптимистичными, есть несколько способов показать, что представляет собой термодинамическая энтропия: это степень беспорядка в системе; это показатель того, насколько «рассеяна» энергия системы; она обратно пропорциональна количеству полезной работы в системе. Говоря чуть более формально, это число возможных микросостояний, соответствующих макросостоянию системы.

Начнем с последнего способа. Представим комнату, заполненную воздухом. Предположим, что воздух находится в следующем макросостоянии: (весьма) приблизительно равномерно распределен по всей комнате. Теперь представим, что мы оцениваем каждую отдельную молекулу и назначаем ей местоположение, которое будет поддерживать это макросостояние. Обладая только этими данными, можно предположить, что любая молекула может находиться практически где угодно в комнате — есть огромное число микросостояний, соответствующих различным местоположениям каждой молекулы, при которых макросостояние воздуха будет оставаться «распределенным». Это высокая энтропия.

Теперь представим, что весь воздух собран в одном углу. Если мы попытаемся назначить местоположение произвольно выбранной молекуле, у нас будет меньше возможностей для выбора. Очевидно, для макросостояния «всё в одном углу» микросостояний, то есть наборов характеристик, могущих быть приписанными отдельной молекуле, окажется сравнительно немного. Это низкая энтропия [8].

Также нам очень поможет описание энергии как полезной работы: предположим, что помещение разделено на две камеры, соединенные узкой трубой. Внутри трубы находится турбина, которая при вращении вырабатывает электроэнергию. Сравним следующие начальные условия: в первом случае представим, что воздух равномерно распределен между камерами. Естественно, это ничего нам не даст — ничто внутри этой системы не будет способствовать заметному и устойчивому движению воздуха по трубе. Турбина не движется, электричество не вырабатывается. Энтропия в системе максимальна с самого начала, поэтому полезной работы нет.

Во втором случае представим, что вначале весь воздух собран в одной из камер. Естественно, как только начнется наше мысленное моделирование, он устремится по трубе, приводя в движение турбину и вырабатывая электроэнергию. Воздух проделал работу; он смог ее выполнить потому, что изначально энтропия в системе была низкой. Когда он это сделает, энтропия увеличится в соответствии с проделанной работой, и турбина снова остановится.

В этом смысле энтропия является объектом второго закона термодинамики. Для наших целей наиболее наглядной будет такая формулировка закона: в изолированной системе (то есть системе, на которую нельзя воздействовать извне и которая не может выполнять работу вне себя) энтропия никогда не уменьшится, а будет стремиться к увеличению. Используя вышеприведенные термины — объем доступной работы в изолированной системе со временем будет стремиться к уменьшению. По мере того, как события происходят, остается все меньше работы для того, чтобы произошло что-то еще — пока любые события не станут невозможными.

Легко предположить, что система будет стремиться к макросостоянию, которому бы соответствовало наибольшее количество микросостояний. Это связано с тем, что, поскольку микросостояния системы будут случайным образом изменяться с течением времени, и каждое микросостояние одинаково вероятно, в долгосрочной перспективе вероятность того, что система окажется в одном из многих микросостояний, соответствующих макросостоянию с высокой энтропией, а не в одном из немногих микросостояний, соответствующих макросостоянию с низкой энтропией, будет возрастать. Говоря проще: воздух в комнате с гораздо большей вероятностью распределится равномерно, чем соберется в одном месте, потому что у него есть много способов находиться в первом состоянии и сравнительно мало способов находиться во втором. Какого результата мы ожидаем, раз за разом бросая две кости: длинной последовательности из двух единиц или сочетания разных результатов, которые в среднем дают число около семи?

Кстати: жизнь на на планете может поддерживать свое существование именно благодаря тому, что Солнце является источником энергии в низкоэнтропийной форме. Эта энергия усваивается первичными продуцентами, стоящими в самом начале пищевой цепи (за исключением разве что экстремофилов, получающих энергию от геотермальных источников — но учтем следующее! Ядро планеты рано или поздно остынет, и вместе с этим истощатся источники). Мы можем противостоять негативным эффектам второго закона термодинамики благодаря тому, что планета как система вовсе не изолирована, а подпитывается от Солнца.

Какое всё это имеет отношение к энтропонетике? Обратите внимание: второй закон кодирует ось времени. Ее направление обусловлено энтропией. Второй закон делает невозможным уменьшение энтропии и описывает ее стремление к увеличению в одном направлении — к будущему. Таким образом, направление увеличения энтропии как раз и есть будущее. В одной из интерпретаций направление увеличения энтропии — это то, что определяет будущее. В то время как практически все физические законы симметричны по отношению к обращению времени, асимметрия второго закона термодинамики показывает, как стрела времени ведет из прошлого в будущее.

Для этого наблюдения верно и обратное: когда система находится в состоянии максимальной или близкой к максимальной энтропии, под действием второго закона термодинамики в ней наступает стазис. Энтропия внутри системы не может сколько-нибудь заметно измениться, потому что не может уменьшаться, а увеличиваться ей больше некуда. Всё что могло, уже произошло, и больше ничего произойти не может. Достигнув макросостояния с очень высокой энтропией, система останавливается. И эта остановка, в одной из теорий, представляет собой разрушение оси времени. Если система неизменна во всех направлениях, то прошлое, настоящее и будущее потеряют значение и сольются воедино. Эта изохрония - то, что ждет любую изолированную систему, подчиняющуюся законам термодинамики [9].

Серость

Подведем итог: Серость состоит из разреженной информации, которая имеет физическое проявление и находится в состоянии устойчивого покоя после завершения всякого динамического развития. При достаточно глубоком погружении в Серость такие дифференцирующие измерения, как местоположение и время, теряют смысл. Серость - это разрозненная и постоянно распадающаяся информация. Но именно это мы только что и наблюдали, не так ли? Все сходится:

Серость представляет собой именно области, где значительные объемы информации находятся в состоянии очень высокой энтропии. Это и есть тот принцип, на котором основана энтропонетика. Поняв это, мы сможем объяснить любое из известных энтропонетических явлений.

Прежде всего: появление Серости не могло предшествовать широкому распространению информации. Здесь и далее под «информацией» мы будем понимать информацию целенаправленно созданную: мы рассматриваем как информацию раздел в учебнике, посвященный спектроскопии, потому что он состоит из символов, отображающих свойства спектров; но мы не рассматриваем в этом качестве сам спектр, потому что характерная для символа связь между означаемым и означающим отсутствует, когда означающее и есть означаемое. Слово «тепло» сообщает информацию в силу того, что является символом, соотнесенным с реальностью. В противоположность ему, средняя кинетическая энергия частиц в комнате сама является этой информацией. Мы используем информацию скорее в первом смысле, чем во втором, иначе мир оказался бы не чем иным, как информацией самого тривиального (хотя и занимательного) рода.

С этой точки зрения, для появления информации требуется мысль — чтобы придать символу значение, нужен разум. В узком понимании, для создания смыслов в сколь-нибудь значимом количестве необходимы люди. Будучи мыслящими существами, люди производят информацию и наполняют ею мир. Но тогда Серость не могла бы существовать до появления людей. Разве Серость могла бы появиться раньше человечества, если Серость - это информация, а информацию производят именно люди? И действительно, нам указывают на нас самих:

Серость тоже принесли вы. Никто не помнит, чтобы она была здесь до вас. Не помнят книдарии, не помнят радиальносимметричные. Птицы и растения почти единодушно согласны, что вы уничтожите нас всех. <...> Это тень нервной деятельности, которую вы отбрасываете на мир, и которая разъедает реальность. Огромное, противоестественное пространство. Она пришла тогда же, когда возник человеческий разум. — Островалийский Фазмид

Образно говоря, «вместо воздуха мы выдыхаем мысли» [10]. Очевидно, так и образуется Серость: люди производят информацию, а информация в Элизиуме подчиняется принципам механической энтропии. Таким образом, в изолированной системе энтропия этой информации увеличивается. Именно в тех областях, где информация достигает состояния очень высокой энтропии, и возникает Серость. Точнее, Серость как раз и есть эта высокоэнтропийная информация.

Именно поэтому в Серости практически невозможно ориентироваться. Чем глубже мы погружаемся в Серость, тем сильнее ее состояние приближается к полной изохронии и изотропии — и, следовательно, тем сложнее определить направление. Это могло бы объяснить наличие некоего порога, в сверхглубокой Серости, за которым «с каждым шагом оказываешься на шаг дальше от дома, в какую сторону ни иди» [11]. Хотя наблюдатель в сверхглубокой Серости буквально окружен информацией, это информация самого бесполезного рода. Как мы помним, энтропия обратно пропорциональна тому, что может быть использовано для выполнения полезной работы! Изотропия Серости, в совокупности с бесполезностью информационного бульона при такой высокой энтропии, означает, что любое движение становится барахтаньем на месте в зоне, из которой невозможно выбраться.

То, что Серость является подобным информационным бульоном, объясняет часто встречающийся эффект, называемый перекрестными помехами:

Когда сигнал идет через Серость, могут возникнуть самые разные неполадки. Можно услышать обрывки чужого разговора, или голос бывшей возлюбленной, или отзвуки события столетней давности. Серость - это пелена из воспоминаний, и ей все равно, кому они принадлежат. Вы можете услышать что угодно. — Соона

Хотя информация в Элизиуме всегда в пределах досягаемости, только в Серости она находится в таком беспорядке, что разбросана по всему пространству. Высокоэнтропийное состояние информации в Серости означает, что через нее невозможно отправить сигнал так, чтобы он не встретил преграды, точно так же, как нельзя беспрепятственно послать электромагнитный сигнал через облако высокоэнергетических частиц (см. зона избегания). В таком хаосе сигнал неизбежно будет загрязняться посторонней информацией. Результатом этого являются перекрестные помехи. Даже при использовании самых современных технологий во время интеризолярного звонка на линии невольно окажется кто-то из прошлого (18, 172).

Возникает вопрос, как сигналы вообще могут передаваться через настолько заполненное пространство. Разве абсолютный беспорядок Серости не должен быть непроницаемым туманом для любого сигнала? На самом деле, так и есть: связь между изолами возможна только при помощи компрессоров широты Серости — устройств, которые могут «сделать Серость более пригодной для работы». Создавая из них массивы и сети, можно «привязать Серость к сетке из радиосигналов — и буквально сжимать ими расстояния» [12].

Генератор больших простых чисел делает возможным сжатие Серости, что неудивительно в свете энтропонетики: обнаружение больших простых чисел требует значительного объема работы (это одна из основ современной криптографии), и поэтому найденное большое простое число передает большое количество низкоэнтропийной информации. Простое число содержит очень полезную информацию, привносящую некоторый порядок в неупорядоченную Серость. Передача их через Серость в нужных направлениях создает своеобразный низкоэнтропийный каркас, делающий возможным сообщение между изолами. Большое простое число Мерсенна для Серости - это не вполне то, чем для остального мира является Солнце, но тем не менее привносит в нее немного низкоэнтропийной информации. И, конечно, этого никогда не будет достаточно, чтобы устранить помехи полностью.

Пороговый провал

Между Серостью и миром существует переходная граница; она называется «пороговый провал» [13]. Пороговый провал является основным местом воздействия энтропии в Серости, что связано со стремлением всей системы к повышению энтропии. Другими словами, поскольку пороговый провал отмечает границу между низкой и высокой информационной энтропией (миром и Серостью соответственно), именно здесь действие второго закона термодинамики проявляется особенно сильно. Область высокой энтропии стремится поглотить мир с более низкой энтропией, подобно тому, как теплая вода, вылитая на кусок льда, будет разъедать его по краям лужицы.

В процессе этого поглощения пороговый провал заявляет о себе ускорением распада:

Когда до прихода Серости остается лишь несколько дней, о нём всегда оповещает одно и то же замечательное явление. Плоды покрываются плесенью. Она разрастается в них с пугающей скоростью. Дети слушают, как апельсины похрустывают на столе. Споры прорастают в мякоти, яблоки покрываются пухом. Если попробуешь дотронуться до них, они с треском лопнут. (15, 152)

Разложение - это процесс рассеивания энергии. Организмы — растения или жи��отные — являются скоплениями энергии (одно из определений жизни — «локализованное поддержание низкой энтропии» [14]). Естественно, что воздействие энтропии в зоне порогового провала вызовет процессы, максимизирующие энтропию на границе с Серостью. Таким образом, плесень — это просачивание энтропии в мир непосредственно перед приходом Серости. Неважно, что фрукты не являются информацией как таковой — если информация в Элизиуме ведет себя как физический объект и подвержена механической энтропии, то и физические объекты (такие, как фрукты) будут подвержены энтропическому воздействию информационного тумана Серости.

Помимо плесени, пороговый провал — это в целом место нарушения и приостановки действия известных законов физики. Деревья вырывает с корнем, дома уплывают в небо (11, 99), и повсюду слышен гул, «словно волна разбивается о берег» (11, 101). Волна — повторяющееся сравнение: в другом месте говорится, что «Серость отвесной волной встает над еловыми лесами» (13, 125).

И это сравнение не случайно. В Элизиуме существует явление, называемое «волна-убийца»: оно возникает, когда множество меньших волн объединяются, образуя недолговечного «монстра». Такое соединение является статистической неизбежностью для небольших волн в замкнутом пространстве; тот же эффект объясняет поведение Серости как волны. В зоне порогового провала неизбежное взаимное наложение хаотичной информации выталкивает Серость вперед (13, 126) [15].

Также известно, что Серость может причинить серьезный вред разуму, перенасыщая его прошлым [16]; человек, подвергшийся чрезмерному воздействию Серости, оказывается в информационной ловушке и впадает в кататоническое состояние [17]. Мозг человека, как правило, устойчивее к Серости, чем у других животных, чем люди и пользуются, охотясь на оглушенную дичь на краю Серости (16, 168).

Можно прийти к выводу, что этот вред обусловлен тем, что разум, подвергшийся действию Серости, сам становится зоной порогового провала. Разум упорядочивает информацию согласно своим потребностям — большинство умов по своей природе являются областями с низкой информационной энтропией, с высокоупорядоченной информацией. При контакте с Серостью, разум будет подвергаться всестороннему давлению порогового провала. Чем сложнее он организован, тем больше времени пройдет, прежде чем пороговый провал приведет его в беспорядок — таким образом, козел впадет в ступор гораздо быстрее, чем человек. Но по прошествии достаточного времени человека тоже затянет в прошлое, поскольку граница между его разумом и Серостью исчезнет.

Тот, кто пробыл в Серости достаточно долго, «помнит все — даже то, чего никогда не знал» [18]. Это помехи, заполняющие разум. Пороговый провал уступает место полному затоплению разума хаотической информацией из Серости, которая представляет собой накопленное прошлое и содержит бесчисленные воспоминания. Она воздействует на информацию, которая содержится в разуме, смешиваясь ней и вытесняя ее до тех пор, пока не останется ничего, кроме прошлого.

На достаточно поздней стадии распространения Серости воздействие порогового провала на разум может наблюдаться далеко за пределами самой Серости. Одна из угроз, которые Серость представляет для информации, заключается в том, что последняя может безвозвратно рассеяться, если ей не уделять постоянного внимания. То, о чем не задумывается достаточное количество людей и достаточно часто, попросту исчезнет в Серости, поскольку даже за ее пределами глобальная энтропия будет слишком высока, чтобы некоторые факты могли оставаться в состоянии полезного порядка (18, 174).

Этот антимеметический эффект может стирать существующую информацию не только из умов, но и из содержащих ее физических документов — он может быть достаточно мощным, чтобы удалять людей с фотографий, действуя как своего рода энтропийная бомба, обращающая информацию в чистый хаос (19, 194). По мере того как Серость начинает преобладать над реальностью, всемирный пороговый провал превращает даже самый сосредоточенный ум в решето, из которого утекает вся память (19, 201). Все эти воспоминания, конечно же, стекаются в Серость. И таким образом становится «видна природа мира как совокупности памяти» (20, 205).

Любопытный факт: считается, что в Серости можно выдерживать алкоголь; выдержанная в Серости водка продается с большой наценкой. Предположительно, выдержанное в Серости спиртное будет крепче; так или иначе, к нему относятся как к алкоголю более высокого стандарта (10, 91), [19]. Можно предположить, что это следствие молекулярного разложения, вызванного пороговым провалом; но столь же вероятно, что качество выдержанного в Серости алкоголя преувеличивается из-за экзотизации самой Серости. Выдержанные в Серости напитки, вероятно, отличаются по вкусу от обычных, но их системное воздействие на организм неясно. Ни о каких строгих и повторяющихся исследованиях на эту тему не известно. Это то, что мы знаем о пороговом провале.

Изолирование системы

Возможно, вы заметили, что в этой истории чего-то не хватает. Второй закон термодинамики гласит, что в изолированной системе энтропия будет стремиться к увеличению. Изолированная система - это система с фиксированным количеством энергии и вещества и без возможности передавать или получать что-либо через свои границы. Но мы установили, что люди являются производителями низкоэнтропийной информации. Разве мы не являемся информационным эквивалентом Солнца, питающего мир? Разве мы не являемся источником низкоэнтропийной информации, которая должна сдерживать Серость?

Разумеется! Так и должно быть. В отсутствие помех, люди в силу своей природы неизбежно будут продолжать генерировать информацию, поддерживая низкоэнтропийное состояние мира; хотя с ростом общего объема информации будет накапливаться и прошлое, это прошлое может быть упорядочено путем интерпретации, а будущее может генерироваться непрерывно. Серость может образоваться только при нарушении этого процесса. С точки зрения энтропонетики, Серость может возникнуть, только если производству новой информации целенаправленно препятствовать.

Как выясняется, существует политический проект, нацеленный именно на то, чтобы ему препятствовать: это морализм. Суть морализма как проекта отражена в лозунге: «ПРОШЛОЕ — ЭТО БУДУЩЕЕ, НО БУДУЩЕЕ МЕРТВО!» [20]. Морализм стремится законсервировать настоящее и спроецировать его в будущее. В то время, как настоящее становится прошлым, оно также продолжается и в будущем; но если прошлое — это будущее, то наступает изохрония. Будущее умирает, потому что нет стрелы времени, по которой можно было бы двигаться к нему. Она становится недоступной и, следовательно, несуществующей. Моралист требует стабильности; он сопротивляется переменам:

К счастью, этот регион становится всё стабильнее. Уверен, что подобные зверства остались в прошлом. А будущее <...> — *tranquilou bilou!* — Воскресный Друг

На самом деле моралисты не *имеют* убеждений. Они иногда натыкаются на них, словно на игрушку, которую ребёнок бросил на ковре. Игрушку надлежит сейчас же убрать. А ребенку сделать внушение. Центризм — это не изменения, хотя бы и постепенные. Это *контроль*. Над собой и всем миром. Так осуществляй его. Посмотри на небо, на темные очертания зависших в нем аэростатов Коалиции. Спроси себя: есть ли в морализме что-то зловещее? И ответь: нет. Бог у себя на небесах. И на земле все в порядке. — «Королевство Совести»

Помните уже знакомого персонажа, Историю? Смысл жизни моралиста в том, чтобы убивать ее, обращая в камень. Ревашоль, по словам моралистов, был построен, чтобы «запечатлеть Историю» [21]. Моралист заточил бы нас «в эпоху Истории, а в глазах Истории мы всегда уже мертвы» [22]. У моралиста История перестает быть Историей, превращаясь в стазис. Готвальдские псевдокоммунисты, а на самом деле либералы, сообщили бы нам «неопровержимый факт современности — то, что мы можем только раз за разом облекать нашу коллективную историю во все более нелепые формы» [23].

Морализм приводит мир к застою. Он блокирует процессы, необходимые для генерирования информации, чтобы не допустить появления будущего. Это и порождает Серость: ее появление — не самоцель, но неизбежный результат насильственного погружения мира в информационный стазис. История приходит в беспорядок, будущее в запустение, а существующая информация остается нетронутой. Теперь возрастание ее энтропии и следующий за этим приход Серости — только вопрос времени.

Этому способствует система Светочей. Светоч - это «буквально олицетворение Истории» [24], избранное в качестве непогрешимого ��лашатая неизбежности. Интервенционистская роль Светочей, пожалуй, наиболее очевидна на примере исключения в виде Солы, считавшейся «антисветочем». Она «по большей части предоставляла историю самой себе, поощряя людей добиваться цели самостоятельно, а не следовать обожествленному историческому примеру» [25]. Кстати, Сола отреклась от своего титула, что необычно для Светочей.

«Величайшая из Светочей» Долорес Деи, напротив, сыграла ведущую роль в создании Моралинтерна. Она основала организацию, которая в настоящее время формирует морализм; она способствовала превращению морализма в машину, способную глобально и целенаправленно подавлять будущее. Светочи — это проект по достижению информационного стазиса, а идеология морализма — знамя этого проекта. В ходе этой деятельности увеличивается количество Серости: не самопроизвольно, а из-за решения моралистов «вмешаться в ход нашей истории» [26].

Нигилизм, кстати, представляет собой сознательное ускорение этого процесса. Напомним, что последний Светоч — последний во всех смыслах, учитывая развитие событий, — это нигилист Амброзиус Сен-Миро из Меска. Амброзиус принимает Серость, проповедуя равнодушие. Он не обещал лучшей жизни; он не был избран на некой платформе улучшения мира. Согласно его собственной агиографии, он был единственным, кто решил встретить Серость лицом к лицу. Серость - это то, что он обещает миру, и это обещание дается с восторгом:

Я дам это тебе прямо в руки, оно будет благоухать в твоих ладонях, божественно и страшно, и ты наконец-то сможешь прижаться к нему лицом. Серость налилась цветами, они сочатся из прорех; я открываю жалюзи, и на промежуточных частотах проявляются, вселяя ужас, все утраченные краски прошлого. Всё возвращается. Это то, к чему ведет нигилизм. Это больше не то, что могло бы быть, или то, чего не могло бы быть. Это то, что есть. Весь мир — непосредственная зона энтропонетической катастрофы. (9, 79)

Нигилист желает познать Серость и упивается ей; нигилист не видит смысла в сопротивлении и блаженно отдается Серости. Нигилист-энтропонавт Зиги во времена своей пылкой юности говорил соученикам, что нет смысла ходить в школу или заводить детей, потому что «будущего не будет» (12, 105). Сам Зиги, однако, оказывается невосприимчив к Серости — для разума, уже пропитанного прошлым, порогового провала не существует. Нигилист — совершенный солдат энтрополизма:

«Энтрополизм — [это] вера в Серость и стремление ускорить ее распространение по миру — до тех пор, пока человечество не достигнет того, что адепты называют «состоянием покоя»: окончательного примирения прошлого, настоящего и будущего в вечности...» — Энциклопедия

Нигилист объединяется с моралистом и дополняет его: в то время как моралист убивает будущее, устанавливая незыблемость настоящего, нигилист убивает его, призывая Серость и подавляя любое сопротивление ей. Рука об руку, моралист и нигилист препятствуют появлению новой информации. И это высвобождает Серость. В этой истории они оба добиваются своего.

Фашизм и тщетность

В то время как моралист хочет сделать прошлое и будущее одним и тем же, фашист жаждет возвращения к прошлому. Максима (и тайный сигнал) элизианского фашиста — «повернуть время вспять. Чтобы всё сделать *richtig*» [27]. Ревашольский фашист жаждет возвращения сюзеренитета — оно представляется как спасение Ревашоля. Для фашиста единственный способ это сделать — переместиться во времени; фашисту нужно вернуться к прежнему состоянию вещей, повернуть время вспять.

В погоне за этим фашист обращается к магии, пусть и под другим названием: криптофашист Гэри занимается собиранием теорий и рассказывает о криптидах, которые могут поворачивать время вспять. Это притянутые за уши, разрозненные и больше похожие на фантазии гипотезы, которые не несут никакой пользы, потому что повернуть время вспять — проект, выглядящий настолько абсурдным, что и решения должны быть так же абсурдны.

На самом деле, бесперспективность цели фашиста может быть объяснена с точки зрения энтропонетики. Течение времени в Элизиуме обеспечивается сочетанием роста энтропии и увеличения количества информации. Таким образом, изменение макросостояния мира с течением времени (пока время продолжает ход — пока не победил моралист) необратимо. Информацию нельзя уничтожить, ее можно только игнорировать; энтропию нельзя отменить, просто развернувшись в обратном направлении, и борьба с ней — сомнительное предприятие. Эта необратимость — проявление времени. Прошлое не было бы прошлым, если бы его можно было вернуть.

Это признает по крайней мере один из фашистов, несмотря на присущий фашизму оптимизм насчет направления истории «на правильный путь»:

«Правильный путь»? Это и есть правильный путь! Единственный путь. Это мир, который мы сделали сами, отражение нас самих: трусливых, злобных и черствых. Второго шанса не будет. Мы его не заслужили! Нельзя просто вернуться и начать все заново — тогда все это станет БЕССМЫСЛЕННЫМ! — Рене Арну

И это очевидно при взгляде со стороны:

У ТЕБЯ РАЗВИЛАСЬ НЕЗДОРОВАЯ ОДЕРЖИМОСТЬ ПРОШЛЫМ. ТЫ ПРИШЕЛ КО МНЕ, НАДЕЯСЬ ПОВЕРНУТЬ ВРЕМЯ ВСПЯТЬ. ЭТО НЕ ОТВЕТ. ПОТЕРПЕВ ПОРАЖЕНИЕ, СОЗДАЙ СЕБЯ ЗАНОВО. ВОЗМОЖНО ВСЁ. ПРОСТО НЕ ДЛЯ ТЕБЯ. — Головомер [A, B]

Если вкратце: «Никакой фашистской магии нету» [28].

Коммунизм

Как же тогда остановить допущенное моралистами наступление Серости? Нельзя полагаться только на генераторы простых чисел. Они слишком слабы, и находить простые числа становится труднее с каждым разом. Они не могут быть основным средством поддержания низкоэнтропийного состояния в борьбе против Серости. Необходим надежный и мощный источник информации.

Что ж:

Коммунизм не завлекает посулами вечного блаженства или какой-то награды. Единственное, что он обещает, — что будущее может быть лучше прошлого, если мы будем готовы трудиться, сражаться и умереть ради него. — Стебан

Там, где морализм стремится заморозить настоящее и сделать будущее и прошлое неразличимыми, а фашизм жаждет невозможного возвращения к прошлому, похороненному настоящим, — коммунизм видит возможность строить и активно созидать будущее. Коммунист, как и диаматериалист и инфраматериалист, активно участвует в создании будущего, и их усилиями стрела времени продолжает существовать.

Моралисты, нигилисты, фашисты — все они не верят в будущее, и именно это отличает их от коммунистов [29]. Первые, будучи врагами будущего, являются врагами человечества [30]. А коммунистическая молодежь, благодаря своей преданности созиданию будущего, и есть само будущее [31].

На самом деле это очевидно, если учесть, что Серость и пороговый провал означают состояние застоя и смерти Истории. Только исторический материализм, который непрерывно интерпретирует и переосмысливает историю, может сдерживать бурление прошлого, каждый раз придавая ему новый порядок и структуру. Исторический материализм — это процесс постоянного сбора информации о прошлом и поддержания ее в состоянии низкой энтропии.

Диаматериализм использует Историю для создания будущего. Он не только непрерывно (пере)упорядочивает прошлое, но и постоянно использует это прошлое для создания будущего — совершенный способ получения низкоэнтропийной информации! Коммунизм, с точки зрения диаматериалистического метода — это информационное Солнце, которое может противостоять Серости. Благодаря этому система перестает быть изолированной. Второй закон термодинамики не будет воздействовать на нее до тех пор, пока не прекращается эта работа.

Инфраматериалисты идут еще дальше. Согласно инфраматериализму, достаточно сильный революционный пыл может приостанавливать действие самих законов физики [32]. Инфраматериалист утверждает, что коммунистический дух позволяет создавать конструкции, которые иначе физически невозможны, и есть основания полагать, что это действительно так [33]. Можно предположить, что при таких условиях силы, поддерживающие Серость, могут быть ослаблены, а саму ее будет проще нейтрализовать.

Но не будем ограничиваться предположениями. Сначала обратим внимание на инфраматериалистическую гипотезу о том, что «революция может фактически создать «противодействующую силу», способную сдержат�� распространение Серости» [34]. Теперь вспомним слова Игнуса Нильсена, революционера-коммуниста из Ваасы и «одного из ближайших соратников Краса Мазова» [35]:

Коммунизм могуч! Вера в коммунизм — великое вдохновение! Клянусь! Это прекрасно, верить в человека, но без него самого! <...> Была метель, но было светло, было утро. Коммунизм белый, как снег, он сверкает! Коммунизм — это рассвет, это ликование! (16, 165)

Эта речь была произнесена в Серости — и пока она звучала, Серость чуть заметно отступила. Одного лишь призыва к вере в коммунизм хватает, чтобы упорядочить Серость, пусть и немного. А теперь представим коммунизм как массовую практику! Вот то, что обещает коммунизм: мир, где прошлое стремятся понять и применить для непрерывного создания будущего. Это обещание приводит в ужас нигилиста и прямо противоположно плану Амброзиуса.

Пока существуют коммунисты, в мире будет источник информации, которая может воздействовать на Серость. Коммунизм — это сила, способная противостоять энтропическому воздействию Серости. Энтропонетика находит решение проблемы Серости в непрерывной работе коммунизма и привносимом ей порядке. Если коммунизм — это то, что не дает энтропии достичь максимума, то только коммунизм может помочь сохранить стрелу времени и движение от прошлого через настоящее к будущему.

Амброзиус утверждает, что весь мир — это зона неизбежного энтропонетического коллапса. Мы отвечаем, что коммунизм может отменить эту неизбежность. Помните:

— ...Видно, скоро этому миру конец. — Нет, — говорит Франтишек Храбрый, — осталось еще восемь лет.<...> — Восемь лет? Так значит, всё еще возможно! — Да, для этого мира возможно всё,— отвечает Франтишек Храбрый. (13, 124)

Оригинал статьи

Этого специалиста по энтропонетике можно найти на Tumblr.

Примечания

1. Джойс Мессье A B C

2 .Руби, ты

3. Джойс Мессье

4. Ты

5. Джойс Мессье

6. Дальнобойщица

7. Неподтвержденный комментарий, приписываемый Джону фон Нейману в разговоре с Клодом Шенноном. Шутка в том, что Шеннону, которого сейчас часто называют отцом теории информации, нужно было придумать термин для того, что можно было бы описать как присутствующую в сообщении неопределенность. Строго говоря, в этой статье речь идет не об определении энтропии в рамках теории информации — однако оно может быть напрямую связано с термодинамической энтропией, если его использовать для выражения неопределенности, содержащейся в макросостоянии. На интуитивном уровне, знание, что все частицы в системе собраны в одном углу (состояние с низкой термодинамической энтропией), дает нам возможность судить и о микросостоянии, то есть об индивидуальных состояниях каждой частицы, потому что о любой из частиц мы будем знать, что она находится где-то в этом углу (что соответствует низкому уровню информационной энтропии); если же известно, что система находится в рассеянном макросостоянии, с беспорядочно рассредоточенными частицами (высокая термодинамическая энтропия), при отсутствии дополнительных данных это очень мало скажет нам о микросостоянии — любая частица может находиться практически где угодно (что представляет собой высокую информационную энтропию). Если вы просто читаете это, не имея никакого представления об энтропии, вам мало что будет понятно. Но через несколько абзацев все станет ясно!

8. Предыдущая сноска теперь должна быть более понятной.

9. Более подробное, но вполне доступное рассмотрение энтропии можно найти в этом очень вовремя опубликованном видео пользователя Veritasium — хочется надеяться, что он выпустит аналогичное видео и по энтропонетике. В Стэнфордской Энциклопедии Философии можно найти пространную дискуссию о взаимосвязи между энтропией и стрелой времени — на самом деле далеко не все согласны с тем, что энтропия обеспечивает достаточное обоснование для стрелы времени, и это предположение вызывает массу вопросов. В СЭФ также есть еще более развернутая общая статья о времени. К сожалению, статьи, посвященной энтропонетике, в СЭФ нет.

10. Концептуализация

11. Дальнобойщица

12. Руби

13. Джойс Мессье. Оригинальное название porch collapse выглядит особенно интересным в свете того, что Серость, по всей видимости, движется от регионов с низкой плотностью населения к более густонаселенным. Городские центры, где число крылец на душу населения меньше всего, поглощаются в последнюю очередь. Резчица игральных костей тоже упоминает крыльцо в связи с Серостью.

14. Возможно, самая ранняя формулировка этой точки зрения принадлежит Шредингеру.

15. «Волна-убийца» также известна как halderdingr, «волна-одиночка», «волна Дропнера» и «бешеная волна»

16. Джойс Мессье

17. Энциклопедия

18. Дальнобойщица

19. Продавщица Фриттте, полка с литературой о паранормальных явлениях

20. Эй-Камон

21. Джойс Мессье

22. Ноик

23. Стебан

24. Энциклопедия

25. «Величайший Светоч»

26. Энциклопедия. Для более пристального (и очень познавательного) рассмотрения роли Светочей в Элизиуме настоятельно рекомендуется Socialism: elysian and scientific.

27. Ты. См. также другие упоминания «поворота времени вспять».

28. Дальнобойщик-расист

29. Подпевала

30. Риторика

31. Внутренняя империя

32. «Инфраматериализм: краткий взгляд»

33. Невозможная постройка из спичечных коробков в читательском кружке в Мартинезе

34. Стебан

35. Энциклопедия A, B

#ghelgheli #sacred and terrible air на русском #sacred and terrible air #pjõl #püha ja õudne lõhn #the Pale #pjõl article #entroponetics #russian translation

15 notes · View notes