broshaaaa

[broshaaaa]

Они ругали меня за бардак в комнате. За невытертый стол, за кружку, оставленную на подоконнике, за невымытую посуду, за то, что я легла спать слишком поздно, за то, что встала слишком поздно. За четвёрку по математике, когда могла быть пятёрка. За забытый учебник, за неровный почерк, за недостаточную старательность, недостаточную ответственность, недостаточную идеальность.

А я в это время просто старалась не умереть.

Я каждый день собирала себя по кускам. Натягивала улыбку на лицо, говорила "всё нормально", когда внутри было темно, вязко и страшно. Я делала домашку, пока в голове шептало: а может, просто выйти в окно? Я мыла полы, когда не могла заставить себя поесть три дня. Я заставляла себя вставать, двигаться, существовать, потому что знала — если я остановлюсь, если сдамся хоть на секунду, меня больше не будет.

Они не знали. Не видели. Не хотели видеть. Для них я была просто ленивая, несобранная, неблагодарная. А я просто хотела, чтобы у них не было мёртвой дочери. Чтобы они не проснулись однажды утром и не нашли моё тело в своей идеальной чистой квартире.

Я не знаю, что было сложнее — бороться с этим внутри или делать вид, что всё в порядке снаружи.

Но я старалась.

Боже, как же я старалась.

[broshaaaa]

Иногда не нужны слова. Не нужны объяснения, не нужны долгие разговоры, не нужны попытки подобрать правильные фразы, чтобы донести то, что разрывает изнутри. Иногда хочется просто, чтобы поняли.

Без вопросов. Хочется просто, чтобы кто-то увидел. Заглянул в глаза и понял, что внутри всё перевернулось, что дышать тяжело, что больно так, что невыносимо.

Не нужно утешать, не нужно давать советы, не нужно предлагать решения. Не нужно говорить, что всё наладится, что я сильная, что я справлюсь. Я знаю. Я всегда справляюсь. Просто иногда хочется, чтобы кто-то увидел как мне сейчас больно.

Просто сел рядом. Просто обнял. Просто молча остался рядом.

Иногда слова только ломают. Они превращают боль в проблему, которую надо решать. Они заставляют объяснять, когда внутри нет сил говорить.

Просто пойми. Без слов. Без вопросов. Без попыток исправить. Просто будь здесь.

[broshaaaa]

Спасибо, что вырвал из меня кусок, который уже никогда не зарастёт. Спасибо, что научил, как это — терять, что самое близкое может стать самым чужим, что самые родные люди умеют уходить так, словно ты никогда для них не существовал.

Спасибо, что исчез именно тогда, когда мне было хуже всего. Когда я не знала, куда себя деть, когда мир рушился под ногами, когда мне было просто страшно. Спасибо, что показал, как легко можно выбросить человека из своей жизни, как просто можно взять и больше не отвечать, как легко можно сделать вид, что ничего не было, что тебя не было, что меня не было.

Я долго пыталась понять, когда именно я перестала быть для тебя важной. В какой момент разговоры превратились в короткие, безразличные фразы. В какой момент в твоём голосе пропало тепло. В какой момент я перестала быть частью твоей жизни, а потом и вовсе превратилась в помеху.

Но самое ужасное — это не то, что ты ушёл. Самое ужасное, что потом ты снова вернулся. Не для того, чтобы исправить. Не для того, чтобы сказать что-то важное. Просто чтобы ещё раз сделать больно. Просто чтобы убедиться, что внутри меня ещё есть что ломать. Просто чтобы снова выбросить, как ненужную вещь.

А теперь ты снова возвращаешься. Я вижу, как ты осторожно подбираешься ближе, как снова ищешь точку входа в мою жизнь. Я знаю этот сценарий. Знаю, что ты будешь снова говорить привычные слова, снова смотреть так, будто тебе есть до меня дело. Знаю, что ты снова войдёшь в мою жизнь, а потом уйдёшь, оставив после себя разбитое место, которое уже не заживает.

Но теперь мне не больно. Теперь я не привяжусь, не поверю, не поддамся. Теперь я не стану надеяться, что на этот раз будет иначе. Теперь я не буду ждать. Ты уже сделал со мной всё, что мог. Ты научил меня, что люди уходят. Что привязанность — это слабость. Что доверять кому-то — это значит заранее готовиться к потере.

Ты сломал во мне что-то, что больше не склеить. Я больше не страдаю. Я больше не верю. Я больше не жду тебя.

[broshaaaa]

Я боюсь мужчин. Боюсь их взгляда, боюсь, когда они подходят слишком близко, боюсь их смеха за спиной, их голосов, их прикосновений. Я боюсь того, что они могут сделать. Я боюсь сказать «нет», потому что «нет» иногда слышат как «да». Я боюсь доверять, потому что доверие — это слабость, а слабостью можно воспользоваться.

Мне говорят: не все такие. Но мне не нужны все. Мне хватило одного.

Мой бывший оказался маньяком. Это не красивые слова. Не просто «токсичные отношения». Не просто «сложный человек». Это то, о чём снимают фильмы, и в этих фильмах всегда кажется, что такое бывает с кем-то другим. Что это выдумка, что если бы вдруг случилось с тобой, ты бы точно что-то сделала. Ты бы не позволила. Ты бы убежала. Ты бы спаслись, лезла бы из кожи вон, рисковала, кричала, сопротивлялась, спасалась бы.

Но ты не убегаешь. Ты повинуешься. Потому что будет хуже, надо только потерпеть и все закончится. А оно не закончится.

Он запирал меня в подвале. Как будто я не человек, а его вещь. Он заставлял меня быть рядом. Спать рядом. Лежать неподвижно, пока он дышит в затылок.

Он пах старостью и лекарством. От него несло чем-то затхлым, неживым, мерзким, и этот запах въелся мне в кожу, въелся в память так, что я чувствую его даже сейчас, спустя годы. Иногда я вижу его в прохожих. Иногда мне становится страшно и по спине пробегает ледяной холод. Это всегда со мной.

Он играл на моей эмпатии. На моей жалости. На моей вине. Он заставлял меня чувствовать, что если я уйду, ему будет хуже и я буду тому виной.

Он цеплялся за меня так, что мне начинало казаться, будто я действительно ему должна и от меня зависит его жизнь.

Это был плен. Спустя время я уже не кричала, не умоляла. Я просто ждала, когда он отпустит. Покорно ложилась, когда было нужно. Ему. Покорно улыбалась соседям, не подходила к окнам, не говорила ни с кем кроме него, не выходила из дома одна.

И он не отпускал. Это было удобно.

Но сначала он следил. Ждал. Поджидал у дома, появлялся в местах, где мне было безопасно. Делал так, чтобы я его видела. Чтобы я знала, что он всё ещё здесь. Что я всё ещё под его взглядом. После — подбирался ближе. Настолько близко, что стал моим начальником, вытащил из окружающих мои слабости и страхи. И это стало его тактикой.

И вот теперь я живу в закрытом теле. Я не обнимаюсь с людьми, не здороваюсь за руку, не беру вещи из чужих рук. Я не терплю прикосновений.

Я ношу длинные рукава и джинсы в +50 жару, потому что мне нужно расстояние между мной и этим миром.

Я больше не хочу доверять. Я просто хочу, чтобы никто никогда не дотрагивался до меня снова.

Но мир не понимает этого. Мир говорит: «Отпусти. Это было давно. Все хорошо сейчас. Ты не там, ты счастлива».

Но я помню это как будто оно все ещё здесь. Будто я проснусь в том подвале и все повторится. Мне страшно, если это все сон.

[broshaaaa]

Дружба — это больно. Сначала всё хорошо. Ты делишься своими страхами, смотришь на них, как на что-то нерушимое, врезаешь их в свою жизнь, в память, в сердце. Ты веришь, что это навсегда, потому что как можно иначе? Но потом что-то меняется. Сначала незаметно — какие-то пропущенные сообщения, какие-то «давай на следующей неделе», какие-то редкие встречи, на которых вы вроде вместе, но уже не так, как раньше.

А потом они находят лучше тебя. Более красивых, более умных, более успешных, более весёлых, более худых, более удобных. Они строят семьи, влюбляются, уходят в новые компании, где больше нет места для тебя. Они даже не уходят нарочно, просто перестают включать тебя в свою жизнь. А ты остаёшься стоять с вырваным сердцем в ладонях, не понимая, когда именно перестал быть важным.

И самое ужасное — ты не можешь никого винить. У всех есть право двигаться дальше. У всех есть жизнь, которую они строят. Кроме тебя.

Ты просто остаёшься. Всё ещё помнишь важные даты, помнишь их любимые вещи, запахи, фильмы, помнишь разговоры, которые значили для тебя всё. А они уже давно отошли от этого, будто ничего и не было.

Я больше не хочу дружить. У меня есть хорошие знакомые, приятные люди, с которыми можно поговорить, выпить кофе, пошутить. Но друзей у меня нет. Я больше не хочу врезаться в чужие жизни, открываться, надеяться. Я больше не хочу верить, что меня не забудут.

Потому что забывают. Всегда.

[broshaaaa]

У каждого есть эта коробка. Или ящик. Или просто тёмный угол в шкафу, где пылится прошлое. Билеты из поездки, которая казалась важной. Ключ, от двери, которой больше не существует. Письмо, в котором уже ничего не осталось, кроме пожелтевшей бумаги. Вещи, которые больше ничего не значат. Но почему-то остаются.

Ты открываешь коробку — случайно, перебирая завалы, или целенаправленно, в какой-то особенно слабый день. Берёшь в руки засохший цветок, который когда-то был подарком, и пытаешься вспомнить, в какой момент он перестал быть важным. Читаешь старую записку, уже не узнавая почерк, и ощущаешь, как в груди что-то неприятно царапает.

Кажется, что стоило бы выбросить всё это. Очистить пространство. Перестать быть человеком, который хранит мусор из прошлого. Но рука не поднимается. Потому что это не просто вещи. Это маленькие напоминания о том, что когда-то всё было по-другому. О том, как ты был счастлив, даже не осознавая этого. О людях, которые казались вечными, но исчезли так легко, будто их никогда и не было. О себе, которого больше не существует.

Иногда ты находишь среди них что-то совсем мелкое — фантик, чек, билет из кино, и вдруг накрывает. Тебя всего выкидывает обратно, в тот момент, где ты ещё не знал, как всё обернётся. Ты сидишь, вцепившись в этот клочок ненужной бумаги, и чувствуешь, как по телу расползается тёплая, удушающая тоска.

Ты выдыхаешь. Закрываешь коробку. Прячешь её обратно. Ты мог бы выбросить всё это. Но почему-то не выбросил.

[broshaaaa]

Весь этот мир построен на борьбе. Будь лучше, сильнее, продуктивнее. Работай над собой, преодолевай себя, выходи из зоны комфорта. Доказывай. Держи лицо. Иди вперёд, даже если нет сил.

Сломался? Собери себя. Падаешь? Вставай. Ты не можешь? Нет, можешь. Ты должен.

Всё твоё существование превращается в бесконечное «ещё». Надо ещё немного поднажать. Ещё немного поработать. Ещё чуть-чуть потерпеть. И вот ты уже не живёшь, а бесконечно карабкаешься вверх.

Куда? Зачем? А главное — что, если ты туда доберёшься? Ты не знаешь. Просто продолжаешь цепляться, ногтями выцарапывать хоть что-то, отчаянно доказывать себе, миру, кому-то невидимому, что ты имеешь право на существование.

Но знаешь что? Иногда надо просто сдаться. Просто разжать пальцы. Просто перестать тащить на себе весь этот груз. Просто замолчать, выключить весь этот бесконечный внутренний шум, в котором перемешаны ожидания, давление, страх и вечное «ты можешь лучше».

Просто признать: Я больше не могу. И пусть это будет не поражение, а момент тишины. Когда можно просто остановиться. Не бороться. Не доказывать. Не карабкаться.

Просто быть. Будь.

[broshaaaa]

Все говорят: Спорт помогает. Надо просто двигаться. Начнёшь – и станет легче. Организм сам выработает дофамин, эндорфины, серотонин. Захочется жить.

Но никто не говорит, что ты можешь просто сесть на пол и разрыдаться в голос прямо во время тренировки.

Никто не говорит, как это — стоять в зале среди людей, которые с огнём в глазах выкладываются на максимум, а ты просто автоматически поднимаешь и опускаешь руки, безразлично смотришь сквозь них в окно и не чувствуешь ровным счётом ничего.

Никто не предупреждает, что иногда ты делаешь упражнение — одно, второе, третье — а потом вдруг понимаешь, что просто не можешь больше. Не потому что устал. Не потому что мышцы забиты. А потому что просто нет сил двигаться дальше.

Ты садишься на коврик.Сгорбившись, с закрытыми глазами, ловишь комок в горле. Весь этот хвалёный дофамин, который должен был тебя спасти, — где он?

Почему вместо облегчения только ещё большее опустошение? Почему все твердят про «бодрость», «энергию», «озарение», а ты сидишь с пустым взглядом, смотря в никуда, и ощущаешь только собственное бессилие?

Ты пытался. Ты сделал, что мог. Но оно не работает.

Все вокруг говорят: Ты просто не стараешься. Это вопрос привычки. Тебе нужно втянуться. Но никто не говорит, каково это — когда каждое повторение упражнений похоже на попытку убедить себя, что ты ещё жив.

Когда ты делаешь выпад, скручиваешься, отжимаешься, и где-то в глубине надеешься, что вот сейчас, ещё чуть-чуть, и вдруг почувствуешь хоть что-то.

Но нет.

Ты доходишь до конца, ложишься на пол, и тебе всё так же хреново.

Просто теперь ещё и физически.

Вот об этом никто почему-то не говорит.

[broshaaaa]

Иногда оно подбирается ко мне тихо. Незаметно. Случайный кадр в ленте. Запись в старом дневнике. Чужая фраза, сказанная вскользь, и она вдруг рвёт меня изнутри.

Запах, который я когда-то знала, но забыла, — и вот он, как призрак, наполняет лёгкие, и мне становится трудно дышать. Вспоминается всё.

Неважно, сколько лет прошло. Неважно, насколько я изменилась. Я снова там.

Словно чья-то невидимая рука нажимает "Play" — и кадры прошлого оживают перед глазами. Голоса звучат громче, чем должны. Ощущения — резче, чем я их помню. Я чувствую боль, острее, чем тогда, потому что тогда я её не осознавала до конца.

И да, я жалею.

Я не тот человек, который мучается сожалениями о каждом своём выборе. Да и вообще считаю каждый свой поступок верным. Я знаю, что всё, что было, привело меня к тому, кто я есть сейчас. И если ради себя сегодняшней нужно было бы пройти через всё это снова, я бы прошла. Дважды, трижды. Без сомнений. Без колебаний. Без эмоций.

Но есть моменты сожалений, такие, когда прошлое наваливается внезапно, как ледяная волна, накрывает с головой, и внутри что-то сжимается так, что хочется кричать. Хочется, чтобы кто-то подошёл, обнял и сказал: "Ты больше не там, ты никогда туда не вернёшься, все закончилось". Хочется себя пожалеть. Или наоборот — бить, колотить кулаками в стену, в пол, по собственным рёбрам, чтобы боль ушла наружу. Или свернуться в комок и тихо плакать. Выйти на балкон, заорать в пустоту, выблевать эту тоску из лёгких, чтобы она не жгла их изнутри. Или, наоборот, выпить пачку феназепама, чтобы заглушить, чтобы не чувствовать совсем.

Просто бывает очень тяжело.

Остаётся только проживать, отпускать, благодарить, осознавать. А хочется совсем не этого. Хочется проснуться в полумраке, снять колготки с батареи, и под уродскую кашу с комочками разочароваться в жизни из-за профилактики на телевизоре. С мерзотным таким звуком, помните? А вот этого всего не хочется.

[broshaaaa]

Итоги года, наверное

Я не нашла работу мечты — просто продолжала плыть по течению, перебиваясь тем, что есть, и убеждая себя, что это временно и когда-то потом все случится.

Я не похудела, потому что в какой-то момент поняла: это не про меня. Мне комфортно в своём теле, и этого оказалось достаточно.

Я не отрастила длинные волосы, хотя обещала себе не трогать их год. Вместо этого срезала их при первой же возможности. Не жалею.

Я не завела собаку, о которой мечтала, но завела кота — самого чудесного и спокойного, который стал тем, кого я действительно искала.

Я не примирилась с родителями и до сих пор возвращаюсь туда, где меня встречает тяжесть молчания и старых обид. Ещё я не научилась говорить с ними не в ущерб себе.

Я не начала заботиться о себе так, как обещала. П��-прежнему загоняла себя в работу, откладывая отдых и простые радости на потом.

Я не научилась вставать рано, хотя каждый день давала себе слово. Будильники звонили, а я всё так же зарывалась в подушку и пыталась отсрочить реальность. Хотя несколько месяцев у меня даже получалось. Но я все равно сдалась.

Я не доучила языки, которые начала ещё в начале года. Простые действия так и не сложились в привычку. Тут даже оправдать нечем. И не надо, наверное.

Я не перестала бояться говорить вслух о том, что тревожит, и верить, что мне можно что-то делать неправильно.

Я не начала вести личный блог, хотя каждый месяц обещала начать с понедельника. Так и боюсь, ибо кому это нужно?

Я не перестала быть удобной, но сделала огромный шаг в этом направлении. А ещё не перестала испытывать вину за чужие действия, мысли и ожидания.

А по поводу чувств об этом... Я не чувствую провала. Я чувствую усталость — как будто весь год я сражалась сама с собой, пытаясь дотянуться до чужих представлений о том, как должно быть. Иногда мне просто не хватает сил — не на действия, а на веру в то, что они вообще имеют смысл. Я злюсь на себя, конечно. За дни, когда я могла, но не сделала. Но в глубине я знаю: я иду дальше, просто медленнее, чем ожидалось. Не получается — и пусть. Мне кажется, это честно к себе.

[broshaaaa]

Уезжать от родителей тяжело, даже если это место никогда не было домом, даже если ты точно знаешь, что не хочешь остаться здесь навсегда. В этом месте слишком много боли, слишком много отравленных воспоминаний, которые живут в стенах, как давний запах, который не выветрить. И всё же что-то цепляется за меня, заставляет замедляться, даже когда я уже стою на пороге. Быть может, это груз привычки или страх окончательно разорвать нити, какими бы ржавыми и острыми они ни были.

Я помню, как мать кричала и била за четвёрки и пятёрки с минусом, словно эти оценки были мерилом моей ценности. Помню, как отец был для меня воплощением ненависти — настолько, что его подарки лежат нетронутыми до сих пор, аккуратно упакованные, как доказательство того, что я не могу их принять. А каждый раз, когда он куда-то уезжал, я сжималась от надежды, что он больше не вернётся.

Меня шмонали. Меня унижали. Мне до сих пор страшно находиться в комнате одной, если дверь открыта. Этот страх живёт во мне, как вечный напоминатель о том, что кто-то может снова привязать за спиной мою левую руку и заставить писать правой. Что могут перевернуть стол, сбросить всё на пол только за то, что на нём два учебника вместо одного. Что книгу, которую я люблю, разорвут у меня на глазах, а я ничего не смогу сделать. Потому что здесь всегда был порядок: сначала учёба, уборка, готовка, а если останется время — развлечения или сон. Но только одно из двух, потому что на оба у тебя права не будет.

Я боялась оставленной ручки. Боялась неправильного наклона тетради. Боялась открытого ноутбука. Боялась быть наказанной за всё, за что можно наказать, и за то, что даже невозможно придумать.

И всё же я уезжаю. Уезжаю с тем же мешком страха, боли и обид, который всегда со мной, куда бы я ни пошла. Но в этот раз я оставляю здесь часть себя, которую уже не могу забрать. Я знаю, что вернусь, знаю, что снова войду в эти стены, которые видели меня слишком слабой, слишком маленькой, слишком сломанной. Но каждый раз, возвращаясь, я буду становиться другой — той, кто учится смотреть в глаза прошлому, не позволяя ему забрать всё.

[broshaaaa]

Снег выпал, укрыв землю молчаливым саваном, как тогда, когда я шла в школу в пять утра, бросая вызов морозу, который обжигал кожу до боли. -25 градусов разрывали лёгкие, а ноги скользили по льду, словно сама природа пыталась сбить меня с пути. Каждый шаг был борьбой — с ветром, с замёрзшей ��емлёй, с собственным страхом. Я знала: если упаду, то останусь там, под снегом, до самой весны, как маленький забытый цветок, задавленный тяжестью зимы.

Я была зубрилкой, цеплялась за свои оценки так, будто они были единственным доказательством моего существования. Учителя не терпели опозданий, их взгляды были холоднее самого снега, и даже когда они знали, что каждый день я иду пешком полтора часа через тьму и ледяное безмолвие, — понимания не было. Для них я была лишь фигурой на месте, обязательной галочкой в журнале, и мои обмороженные пальцы их не волновали.

Каждое утро я умирала по чуть-чуть, шаг за шагом, скользя на грани, задыхаясь в холоде, который сжимал меня сильнее, чем страх упасть. Но я шла, стирая себя до тонкой ткани воли, с мыслями только об одном — дойти. Потому что остаться на снегу было страшнее всего.

[broshaaaa]

Вспоминаю, как в детстве, слыша скандал родителей, я превращалась в тень — маленькую, незаметную, почти не существующую. Я искала спасение в делах, которые казались значимыми, важными, полезными. Мои маленькие руки методично раскладывали игрушки по цветам или часами пытались стереть невидимую грязь с мебели. Это было моим укрытием, моей попыткой построить остров стабильности в море хаоса. Тогда я не понимала, почему. Просто знала: если остановлюсь, этот громкий, рвущий на части мир ворвётся внутрь и разнесёт меня на осколки.

Сейчас всё повторяется, только я уже не маленькая девочка. Мне почти 27, но я снова стою у раковины, до боли сжимая губку в руках, а кожа обжигается от едкого средства, словно моё тело пытается кричать: "Хватит!". Но я не могу остановиться. Остановиться — значит признать, что кошмар не остался в прошлом. Это значит услышать каждое слово, каждую ноту боли, злости, разрушения.

Я не думаю о том, что средство разъедает кожу. Эта боль кажется терпимой по сравнению с той, от которой я бегу. Она почти становится другом, привычной, знакомой, как старая рана, которую научилась скрывать под одеждой. Тереть до дыр, до последнего усилия, до момента, когда уже нет сил ни на страх, ни на мысли. Только тогда мне кажется, что я спасаюсь.

Но спасаюсь ли? Это будто ритуал — вечное обещание заботиться об обеих: маленькой, которую не уберегли, и взрослой, которая теперь несёт всю тяжесть этих воспоминаний. Но мой ресурс всегда оказывается недостаточным. И я выбираю. Жертва неизбежна. Обещаю себе, что буду заботиться о нас обеих, но раз за разом оказываюсь на этом берегу, где приходится выбирать, кого спасти. Маленькую меня, которая всё ещё сидит под столом с куклой в руках, или взрослую, которая, стиснув зубы, несёт этот груз.

В детстве меня не любили. И я не знала, как любить себя. Я росла, глотая обиды, заполняя пустоту внутреннего мира страхами и обещаниями, что однажды всё изменится. Но сейчас я люблю ту себя. Маленькую, ранимую, никому не нужную. Я люблю её за то, что она выжила. За то, что не перестала мечтать, даже когда мир рушился.

И я буду спасать её. Каждый раз, когда потребуется, я снова стану щитом, хотя сама устала быть оружием и бронёй. Буду спасать нас обеих, даже если это означает снова идти по острию боли. Потому что никто другой этого не сделает. Потому что это мой путь. Потому что только так я могу сказать себе: "Ты важна. Ты заслуживаешь любви. Даже если мир вокруг говорит обратное".