falcothewarrior

[falcothewarrior]

Какая ты дура, мой ангел...

— Ай!

Громкая пощёчина спугивает с места спавшего кота. Тот быстро падает на пол и ретируется в спальню.

Этого Ты добивалась, Габи!? Этого хотела, да!? Нависаю над взбалмошной душой, зарываясь носом в растрепанные волосы, пока она всё ещё изображает из себя недотрогу. То же мне, н е д о т р о г а.

Ладонь ужу свободно гуляет под тканью чёрной футболки. Ах, какие тёплые мягкие грудки! Ещё никем не тронутые, но разве что Фалько, да и тот навряд ли бы тронул без согласия малой. Нерешительность тебя погубит, Грайс, а с Габи надо жёстко, чтобы та пищала как резаная сука.

Одним движением избавляюсь от футболки, сразу же припадая губами к розовому соску. Я знаю, что тебе нравится, глупая, расслабься и наслаждайся этим вечером, а не рви на мне волосы, будто это может остановить запустившийся процесс в моём теле. Пройтись языком по соску, обогнуть, спуститься ниже, подняться к ключице, оставляя мокрый след и жгучую боль возбуждения ниже пупка. Ты уже не сопротивляешься, точнее, тешишь своё самолюбие, пытаясь меня остановить.

Но, захватывая твои ноги и закидывая их себе на плечи, я знаю, что ты давно этого хочешь, но как сказать – не знаешь. Ты ласкаешь себя ночью, в ванной, представляя себе...брата, а, может быть, и Фалько. Твои фантазии не ограничены одними ласками, – тут я делаю первый рывок, облизывая горячий возбуждённый клитор, в сопровождении твоих стонов, – иногда ты пытаешься выебать себя пальцами, но это совсем не то, милая. Теперь я займусь тобой и больше не придётся мастурбировать под душем.

Поцеловать горячую горку, разведя ноги, заботливо поглаживая бедра. Изучить то там, то тут, вкусить сладкий вкус выделений, заливших мне всё лицо. Вон как хочешь, а всё врёшь, оправдываясь. Толкаю ближе к себе, проталкивая язык глубже, в самое тёплое в мире лоно. Нет, правда, сейчас бы не нашлось места теплее, чем твоё лоно. В нем целый пожар, а мышцы судорожно сокращаются, принося боль. Терпи, скоро ты сможешь расслабиться, а пока я тебя не отпущу просто так.

Сама понимаешь, чего же я жду, и уже подымаешься, опускаясь на колени. Странно, конечно, ведь это твой первый раз, а ты совсем не смущаешься, а мне лишь бы задеть тебя чем-нибудь:

— Хоть бы покраснела и ломалась для приличия.

— Ага, хер тебе, я слишком давно этого хочу.

Ответ верный. Ладонь ложится на голову, сжимая каштановые волосы, пока тонкие ручки стягивают с меня трусы да джинсы. Член стоит, как флагшток, кажется, Габи немного смутилась, но не подала вида: и так вся красная, как помидор.

Пухлые темплые губы касаются головки, а язык задевает чертову эрогенную зону, играясь с уздечкой, ласкаяя и насаживаясь практически до конца. Аккуратные толчки, громкие стоны, обращаю внимание – трется бедрами. Осторожно отклоняю голову, улыбаясь и укладывая разгоряченное тело обратно:

— Смотри не кончай до начала, а то не трахну.

Показываешь язык, сама выбирая нужную тебе позу. Подкладываю подушку под живот, чтобы не задохнулась. Ах, Габс, какие же у тебя потрясающие ножки! И вся ты такая пластичная!

— Наверняка брат был бы рад трахнуть тебя первой, м?

— Эй, мы сейчас не о нём! И вообще, он же мне брат.

— Не ссы в уши.

Пристраиваюсь, вводя членом по клитору да волосы на кулак наматываю. Вся ты такая миниатюрная, да такая узкая, что приходится запустить в тебя палец. Не теряя времени, хватаешь за запястье, начиная ебать себя этим несчастным пальцем. Ну уж нет. Никаких пальцев. Грубо одергиваю руку, сжимая ладонью зад и резко вхожу. Тебе больно, но одновременно и хорошо. Ты хочешь, но боишься. Ничего, Габи, не бойся. Я просто возьму тебя здесь и сейчас, а потом буду трахать, трахать и трахать. Проталкиваюсь глубже, а от твоих стонов хочется выебать тебя в два раза сильнее, ударить по спине, шлепнуть по ягодицам. Выжидаю пару минут, пока сама не начинаешь двигаться на встречу члену. Да, тебе сейчас больше неприятно, мокро и горячо, но это только первые секунды.

Шепотом успокаиваю тебя, нависая и прижимая одной рукой к торсу. Наращиваю темп, пока Ты наматываешь

сопли на кулак, а мне нравится. Жалкая шлюшка без которой мне жизнь не мила. Смазка заливает всё на свете, пока я толкаюсь в самую стенку, а ты бьешься головой о стенку кровати. Кричи не кричи, а тебе хорошо.

Выхожу, наклоняясь и, разводя ладонями зад, снова запускаю язык в полное лоно сладковатой жидкости, надрачивая себе и кусая за клитор. Ты возбуждено выгибаешься, а мне приходится закрывать глаза, чтобы смазка в глаза не попала.

Укладываю тебя на бок – обнимаешь подушку. Вхожу без предупреждения, задрав ногу себе на плечо. Синяки, наверное, останутся, но мне сейчас так похуй. Выхожу так же резко, понимая только по стону, что тебе больно, когда я так делаю, но теперь уже поздно: изливаюсь тебе на грудь, пока тебя трясёт как наркомана после дозы. Ты тоже кончила. Слизываю, как кошка умывает котят, остатки смазки, до чиста приводя в порядок промежность.

Вижу, что понравилось, конечно, ведь это лучше всяких там душей и пальцев.

— Я только стеснялась этих хлюпающих звуков..

Начинаешь говорить, укладываясь мне на плечо.

— Какая ты дура, мой ангел...

[falcothewarrior]

Жар занимает щеки подобно огню в печи, изнутри разливаясь горячим потоком.

Алый от жара и сонный от усталость, сижу на старой деревянной кровати, оглядываясь в белое покрывало снега, покрывающего клен у самого окна. Что делать, ведь болезнь не отступит так просто, однако тренировку никто не отменял...или мне дадут освобождение? Хотя бы сегодня!

Дома тихо. Кажется, родители куда-то ушли: в затуманенный рассудок не приходит мысль о том, что родители, как и всегда, на общественных работах. Надрывают спину ради меня и Кольта, а я, – младшенький, – лежу вот и болею.

Влажная простыня прилипает к спине, веки устало опускаются, а слабые ручонки обнимают старую подушку. Кольт? Он, наверное, на учениях вместе с Габи.

Габи...опять будет ворчать, но ей никогда не понять: она-то уж точно не болеет по пять раз за зиму, как я.

[falcothewarrior]

Габи, что же ты со мной делаешь, глупая? Голова кружится от жара и желания. Ты сейчас совсем другая, такая ласковая, но всё равно недотрога недотрогой. Вздрагиваю, когда горячее дыхание обжигает мне шею, а ладони свободно гуляют по рельефному торсу. Да, я всё ещё твой "слабак", но давно уже таковым не являюсь, глупышка. Мурчишь мне в ушко, покусывая мочку, пока мои плотные дрожащие ладони проникают под белую рубашку. Да, ты всегда была смелее меня, решительнее во всем, даже сейчас. Но это ничего, верно? Кажется, тебя это даже заводит.

Рычу, недовольно позволяя возбуждать с е б я, когда хотелось бы возбудить т е б я, но ты и без того уже вся горишь. Точно ли не жар, милая? ....а губы – сказка! Такие пухлые, горячие, но такие же неловкие, как и мои. Ворчишь, когда поцелуй выходит не так, как хочется т е б е. Ну и плевать! Я и этому рад, знаешь ли.

Вот бы целовать тебя всю ночь..

[falcothewarrior]

Кольт, кто же ты?

Кольт.

Мой брат погиб, оставаясь со мной до конца, ведь он обещал всегда быть со мной и защищать, если придётся.

Я много переживал и волновался, когда его отправили служить, потому что Кольт начал меняться. Быть может, во всем виновата моя детская привязанность к брату, как к родителю, или наоборот – новая среда пребывания повлияла на него, ведь, как известно, иногда и окружающие нас вещи способны изменять наши вкусы и взгляды на жизнь. Так мы можем потерять себя, если не будем осторожными.

Кольт стал таким серьёзным, вечно сидел за книгами, ворчал на меня, когда я брал его чернила и тетрадь, чтобы порисовать, как обычный ребёнок, – даже играть со мной перестал! Я так сильно обижался на него, что первое время вечно устраивал ему кляксы в тетрадях. Это было моим личным бунтом против потери брата-наседки.

А потом я понял. Понял, когда последовал по его стопам. Я увидел холодное лицо смерти. Время игр и веселья закончилось для нас обоих. Конечно, бывало, что мы проводили время вдвоём, играя в "слова" и обсуждая последние новости с фронта, как два важных господина; шутили не потому, что нам было весело, нет, а потому, чтобы сохранить в себе человечность, поскольку без юмора можно было взвыть. Точнее, 'взвыл' бы я, но не Кольт. Он сильный, он справится. Вместе мы сможем пережить все ужасы нашей заклятой жизни.

Как-то раз, прожигая вечер на веранде, Кольт тихо сказал мне: "...дело случая – убийство на войне. Да, и меня могут тоже убить, не смотри так на меня. Но если я погибну – не жалей, только лишь помни: наша жизнь состоит из мрамора и грязи. Но даже если и так, то лучше умереть, смотря в лицо опасности, чем с мольбами о пощаде. Помни, что ты – Воин, а не обычный солдат."

Тогда я возразил ему, но он перебил меня и продолжил: "Нет, Фалько, мы с тобой больше не дети, и не имеем права на страх. Проживи жизнь так, чтобы всё это, – а также моя смерть, – было не зря."

В этот вечер я очень злился на него за эти слова. Нет, он не должен умереть! Так не бывает! Неужели мы действительно ��ожем умереть?

Я поверил ему, а он поверил в меня. И тогда я понял: война – это как опасная болезнь, от которой можно умереть. К несчастью, эта страшная чума не обошла и Кольта. Но пока я жив, я вер�� в то, что всё это не конец – жив и он. И этого у меня не отнять.