ludko

[ludko]

without saying your favorite character’s name, put in the tags a quote said by your fav.

[ludko]

Мы прошли через всё с тобой пару раз И вместе дальше пойдём, ещё раз пройдя Пусть сломалось перо, струна порвалась Если песня – о любви, значит, про тебя

[ludko]

И клином сходится свет На дальней точке, там, позади На самой лучшей из возможных планет Да только там её давно уже нет, там только призрачный след, её уже не найти

[ludko]

Challenging times here. Challenging times ahead.

This is a story for you to feel through.

There was a day of 23rd of February. It was a normal day, not much better than any other, but for sure none worse than what came after.

The sunset was pretty and we had wonderful dinner that day. We had plans. We had futures. Means of achieving whatever we wanted. It was easier to name what we couldn’t do than what we actually could.

The world was so beautiful, and big, and bright, and full of laughter and love…

And in the morning of February, 24th I woke my partner up with a phrase that I had been dreading for so long, that had been haunting my dreams for years. Not a phrase, a single word sufficed: “War”.

I don’t know how much you actually know, how deeply you can feel all this through, but I can tell for myself. I am feeling it with all my bones, with every freaking cell of my body. This war is tearing me apart. Oh, but it has already shattered and dismantled our dreams and futures.

Do you know the burden of all the restrictions and limitations so gently called “sanctions” lay on innocent people? The people who were always fair, who always voted, led lawful life, didn’t want any wars… who are also frightened to death by the regime.

I’ll tell you – here’s what. I ran from this regime with my partner, I settled in a small Balkan country, counting at least on the fact that I can always provide for myself while I have a job and can support us… and then they disconnected all Russian cards from global payment systems. I can’t even take out cash from my card. I can’t pay rent. I can’t pay for food. I can’t even buy flight tickets and go back to my dreadful country. I won’t starve. But that is me. Being “a Tseng” is not a coincidence – I tend to CALCULATE things through. But others will! Others will...

Here’s a thought. You can be a Ukrainian refugee now. But you can’t be a Russian refugee. Because nobody wants you. Because everybody wants you to… what? “Go out in the streets and tell your government to stop”, “die”, “see your children dead”, “rot in prison”, “go the f*ck back to your country”. This is what the world is telling us now…

But you know what?

I will always fight. Because I have never done any harm to anyone, never wronged people, never mistreated people… and I believe that truth and kindness will be on my side. And the world around will start spinning again even if I have to push with all my force to make it spin. And I will be able to restore my dreams, to build my future again.

It can take days, months, years. Everything is more distant now… But in the end...

But in the end, it’s only a passing thing, this shadow. Even darkness must pass. A new day will come. And when the sun shines it will shine out the clearer.

Because there’s some good left in this world and it’s worth fighting for.

And some day we’ll get married.  And live happily ever after.

[ludko]

Gorgeous and strange Brno.

[ludko]

Beauty of Catholic churches.

Church of St. James, Brno, Czech Republic.

[ludko]

Here’s my life. My husband and I get up each morning at 7 o’clock and he showers while I make coffee. By the time he’s dressed I’m already sitting at my desk writing. He kisses me goodbye then leaves for the job where he makes good money, draws excellent benefits and gets many perks, such as travel, catered lunches and full reimbursement for the gym where I attend yoga midday. His career has allowed me to work only sporadically, as a consultant, in a field I enjoy. All that disclosure is crass, I know. I’m sorry. Because in this world where women will sit around discussing the various topiary shapes of their bikini waxes, the conversation about money (or privilege) is the one we never have. Why? I think it’s the Marie Antoinette syndrome: Those with privilege and luck don’t want the riffraff knowing the details. After all, if “those people” understood the differences in our lives, they might revolt. Or, God forbid, not see us as somehow more special, talented and/or deserving than them. There’s a special version of this masquerade that we writers put on. Two examples: I attended a packed reading (I’m talking 300+ people) about a year and a half ago. The author was very well-known, a magnificent nonfictionist who has, deservedly, won several big awards. He also happens to be the heir to a mammoth fortune. Mega-millions. In other words he’s a man who has never had to work one job, much less two. He has several children; I know, because they were at the reading with him, all lined up. I heard someone say they were all traveling with him, plus two nannies, on his worldwide tour. None of this takes away from his brilliance. Yet, when an audience member — young, wide-eyed, clearly not clued in — rose to ask him how he’d managed to spend 10 years writing his current masterpiece — What had he done to sustain himself and his family during that time? — he told her in a serious tone that it had been tough but he’d written a number of magazine articles to get by. I heard a titter pass through the half of the audience that knew the truth. But the author, impassive, moved on and left this woman thinking he’d supported his Manhattan life for a decade with a handful of pieces in the Nation and Salon. Example two. A reading in a different city, featuring a 30-ish woman whose debut novel had just appeared on the front page of the New York Times Book Review. I didn’t love the book (a coming-of-age story set among wealthy teenagers) but many people I respect thought it was great, so I defer. The author had herself attended one of the big, East Coast prep schools, while her parents were busy growing their careers on the New York literary scene. These were people — her parents — who traded Christmas cards with William Maxwell and had the Styrons over for dinner. She, the author, was their only beloved child. After prep school, she’d earned two creative writing degrees (Iowa plus an Ivy). Her first book was being heralded by editors and reviewers all over the country, many of whom had watched her grow up. It was a phenomenon even before it hit bookshelves. She was an immediate star. When (again) an audience member, clearly an undergrad, rose to ask this glamorous writer to what she attributed her success, the woman paused, then said that she had worked very, very hard and she’d had some good training, but she thought in looking back it was her decision never to have children that had allowed her to become a true artist. If you have kids, she explained to the group of desperate nubile writers, you have to choose between them and your writing. Keep it pure. Don’t let yourself be distracted by a baby’s cry. I was dumbfounded. I wanted to leap to my feet and shout. “Hello? Alice Munro! Doris Lessing! Joan Didion!” Of course, there are thousands of other extraordinary writers who managed to produce art despite motherhood. But the essential point was that, the quality of her book notwithstanding, this author’s chief advantage had nothing to do with her reproductive decisions. It was about connections. Straight up. She’d had them since birth. In my opinion, we do an enormous “let them eat cake” disservice to our community when we obfuscate the circumstances that help us write, publish and in some way succeed. I can’t claim the wealth of the first author (not even close); nor do I have the connections of the second. I don’t have their fame either. But I do have a huge advantage over the writer who is living paycheck to paycheck, or lonely and isolated, or dealing with a medical condition, or working a full-time job. How can I be so sure? Because I used to be poor, overworked and overwhelmed. And I produced zero books during that time. Throughout my 20s, I was married to an addict who tried valiantly (but failed, over and over) to stay straight. We had three children, one with autism, and lived in poverty for a long, wretched time. In my 30s I divorced the man because it was the only way out of constant crisis. For the next 10 years, I worked two jobs and raised my three kids alone, without child support or the involvement of their dad. I published my first novel at 39, but only after a teaching stint where I met some influential writers and three months living with my parents while I completed the first draft. After turning in that manuscript, I landed a pretty cushy magazine editor’s job. A year later, I met my second husband. For the first time I had a true partner, someone I could rely on who was there in every way for me and our kids. Life got easier. I produced a nonfiction book, a second novel and about 30 essays within a relatively short time. Today, I am essentially “sponsored” by this very loving man who shows up at the end of the day, asks me how the writing went, pours me a glass of wine, then takes me out to eat. He accompanies me when I travel 500 miles to do a 75-minute reading, manages my finances, and never complains that my dark, heady little books have resulted in low advances and rather modest sales. I completed my third novel in eight months flat. I started the book while on a lovely vacation. Then I wrote happily and relatively quickly because I had the time and the funding, as well as help from my husband, my agent and a very talented editor friend. Without all those advantages, I might be on page 52. OK, there’s mine. Now show me yours.

Ann Bauer, ““Sponsored” by my husband: Why it’s a problem that writers never talk about where their money comes from”, http://www.salon.com/2015/01/25/sponsored_by_my_husband_why_its_a_problem_that_writers_never_talk_about_where_their_money_comes_from/ (via angrygirlcomics)

This is so important, especially for people like me, who are always hearing the radio station that plays “but you’re 26 and you are ~*~gifted~*~ and you can write, WHERE IS YOUR NOVEL” on constant loop.

It’s so important because I see younger people who can write going “oh yes, I can write, therefore I will be an English major, and write my book and live on that yes?? then I don’t have to do other jobs yes??” and you’re like “oh, no, honey, at least try to add another string to your bow, please believe that it will not happen quite like that” 

It’s so important not to be overly impressed by Walden because Thoreau’s mother continued to cook him food and wash his laundry while he was doing his self-sufficient wilderness-experiment “sit in a cabin and write” thing.

It’s so important because when you’re impressed by Lord of the Rings, remember that Tolkien had servants, a wife, university scouts and various underlings to do his admin, cook his meals, chase after him, and generally set up his life so that the only thing he had to do was wander around being vague and clever. In fact, the man could barely stand to show up at his own day job.

It’s important when you look at published fiction to remember that it is a non-random sample, and that it’s usually produced by the leisure class, so that most of what you study and consume is essentially wolves in captivity - not wolves in the wild - and does not reflect the experiences of all wolves.

Yeah. Important. Like that.

(via elodieunderglass)

I do not even know how to put it kindly, but... gosh, this is so utterly judging and wrong about J.R.R. Tolkien. Do you, the one that wrote this text, … blame him for good life? Yes, he had a wife, Edith was her name. Edith Bratt was the love of his life, his Luthien, his source of inspiration. He loved her since he was a boy of 16. When they got married he had no money, no job, he was going to war… Is this a good life you are talking about – First World War?

His family was left without ANY income after his father died while being in his office in the Orange Free State. They had to live with their grandparents so that the children could go to school. They weren’t wealthy and all that stuff.

The boy started reading at 4, he knew some Latin by that time as well, and a year after he started writing. He was keen and smart. It has absolutely nothing to do with “good life” that he turned a brilliant writer.

Wandering around? Come on, he was known to be the youngest professor at the Leeds University. Please, do show me a person who had ever known so much about the northern Germanic languages, their structure, etymology, origin. The translation of Beowulf is among one of his great works. And he had a hand in the Oxford English Dictionary. He had worked as a professor in oh so many colleges, you’ve never visited in your life. He was loved and admired for his knowledge. He did it for money. He had 4 children. His sons went through the Second World War.

And you know what? But he was never writing for money, my dear. The success that his books had, greatly surprised both him and his publisher.

He wasn’t writing out of having too much free time to wander around…

You know why his books are so much loved? He was writing them primarily for his family and his kids.

He wrote them out of love.

And here you sit, a tumblr user, judging a man that has fully deserved his success. Shame on you.

[ludko]

[ludko]

Монстр без Имени / PSYCHO-PASS サイコパス/ゼロ 名前のない怪物

Список переводов новеллы:

Глава 2 (1,   2,   3,   4)

или по тэгу #translations

[ludko]

PSYCHO-PASS サイコパス/ゼロ 名前のない怪物 第二章 part 1

Translation from Japanese into Russian Часть 1   - Скучно, - сказал преподаватель социологии Академии Осо, Тома Кодзабуро, окинув беглым взглядом голограмму пейзажа Оогиджимы перед ним. В руках он вертел необычную для этого времени шариковую ручку с блестящим металлическим кончиком. Такая у него была привычка – крутить в пальцах шариковую ручку, когда он говорил с другими людьми. И мастерство его достигло такого уровня, что ручка казалась живой, танцуя и играя у него в ладонях.

Это единственное «скучно» вернуло Токо, зачарованную ловкостью рук учителя, к реальности.

- А… понятно…

И так уже который раз. Тома еще ни разу не заинтересовался ни одной из фотографий, что она делала. Она грустно потупила взгляд. Вечернее солнце заливало светом коридор, удлиняя их тени.

Токо познакомилась с ним только этой весной. Тома Кодзабуро стал новым преподавателем социологии в Академии Осо. Она с самого начала думала, что Тома был не таким, как все.

Почти сразу же после его назначения, ученицы сыграли с ним шутку – спрятали в учительском столе предметы женской гигиены. Подобная шутка, которая уже стала своего рода традицией в случае новых учителей-мужчин, была также своеобразной угрозой со стороны девочек столь отличным от них созданиям мужского пола. По большей части мужчины краснели и теряли присутствие духа (особенно молодые преподаватели), как будто действительно боялись девочек. Таким образом, через это «посвящение», преподаватель становился одним из них.

Само собой, девочки ожидали такой же реакции и от Томы-сенсея, но он не оправдал их надежд.  Заметив в учительском столе прокладки, он, не проронив ни слова, приклеил их к школьной доске и начал вести занятие, как ни в чем не бывало. В его лице не было ни злости, ни смущения, ни страха, только какая-то философская улыбка тронула его губы. И эта улыбка совершенно обезоруживала Токо.

Это правда, что попытка девочек удовлетворить чувство собственной важности этим дурацким ритуалом показалась ему довольно очаровательной.

Но даже больше, чем его улыбка, Токо привлекала вся внешность Томы.

 С детства она видела один и тот же повторяющийся сон о юноше в чудесных покоях, затерянных глубоко в лесной чаще.  В глухом лесу эти покои так выделялись своей пышностью и ярко сияли. В самом центре находился пустой трон, а рядом с ним стоял юноша. И его улыбка сияла ярче всего, что было в этих покоях. Обращаясь к Токо, он говорил:

- Ты станешь моей принцессой?

 Улыбка Томы напомнила ей улыбку того юноши, и ��око решила всюду следовать за ним.  Когда она услышала, что Тома возглавил кружок фотографии, она тут же в него вступила, даже несмотря на то, что до этого ни разу не притрагивалась к фотоаппарату. Токо также выпросила у отца дорогой зеркальный фотоаппарат. День ото дня, она заводила с Томой разговоры о том, как лучше запечатлевать мир вокруг себя, используя это как предлог для беседы. Токо щёлкала затвором фотоаппарата больше, чем все остальные члены клуба фотографии. Она вообще думала, что преуспела в этом деле даже на уровне всей страны.

Но ни одна фотография не трогала Тому. На какую бы фотографию он ни смотрел, на все отвечал спокойно и даже без тени той улыбки:

- Скучно.

Весь мир вокруг нее вскоре превратился в фотографии, она выставила всю себя напоказ перед Томой. Но для него мир Токо казался таким же скучным, как та ручка, которую он вертел в своих пальцах.

«И нельзя сказать, что это не так…», - думала девушка.

Женская академия Осо была закрытым местом. Местом, где девочкам давали только правильное и красивое. Они воспитывались там с самого раннего детства, с того момента, как ребенок только начинал осознавать себя и мир вокруг него.

Токо понимала узость своего мира, поэтому так и привязалась к Томе. Тома, даже не подозревающий, что мир учениц академии был сплошной ложью, не признававший ее собственный мир, потому что он был «скучным», казался ей похожим на галантного принца, прибывшего из других, незнакомых ей земель. Он заберет ее отсюда и увезет туда, где она еще не была. Ну а потом, несомненно, как она и надеялась, принц сделает ее своей принцессой.

Образ юноши, знакомый ей с детства, лишь усложнил и усилил ее влечение к Томе, и теперь ее преследования Томы-сенсея не ограничивались лишь пределами школы, а вышли за её территорию. По выходным Тома покидал общежития для преподавательского состава и, выскользнув с территории школы, куда-то направлялся. Токо заметила это три месяца назад, в начале сентября. С тех пор она каждый раз следила за ним, пока он не исчезал из виду. (В выстроенных нашими предками школах обязательно ведь есть тайные ходы!) Хотя несколько раз она попадалась преподавателям, и ее забирали обратно в класс,  наконец, она пришла к гигантской заброшенной зоне под названием Оогиджима.

Когда она только вступила в Оогиджиму, размеры этой зоны и совершенно незнакомая жизнь внутри нее, оглушили школьницу. Она опять потеряла Тому из вида, но… ей казалось, что это поможет ей расширить границы своего узкого мирка. Если сделать фотографии этого места, то, может быть, ей удастся достучаться до Томы. Подумав так, она отсняла разных видов Оогиджимы.

Однако его привычное «скучно» опять разбило ее надежды на мелкие кусочки:

- Что не так в моих фотографиях? Они ведь интересней, чем те, что я показывала раньше… - спросила она, повесив голову.

Эти снимки отражали именно её стиль фотографии, а не подражание Томе. Это были свидетельства того, что школьница, пройдя через много трудностей, погрузилась в огромное темное общество. А еще это были доказательства того, что она приблизилась к пониманию мира Томы. В следующий раз она увидит улыбку на его губах – в этом она не сомневалась.

Ее не покидало ощущение, что все её усилия были напрасны.

Она промокла под дождем в заброшенной зоне, её взяли под опеку два странных детектива, один из них завалил ее на стол, - да даже если собрать всех ее друзей из школы, у них не будет столько опыта, сколько она приобрела всего за один вечер. И даже несмотря на это, опыт, полученный ей, не шёл ни в какое сравнение с тем, который был у Томы.

Токо казалось, что ей не к кому больше обратиться, некуда идти, и она, потупив глаза, смотрела на их длинные черные тени - свою и Томы. Они далеко простирались, но не пересекались. Это было совершенно естественно, учитывая их положение и то, как падал свет солнца, но для Токо это было абсолютно неправильным. Она стиснула зубы. Конечно же, Тома не понимает этого.  - Что с ними (с фотографиями) не так… мне трудно это объяснить. Я сказал это, потому что тебе было интересно моё мнение, - мягко ответил Тома с неизменной улыбкой. Он, конечно, был очень добрым, но никогда не пытался сблизиться со школьницами. Может быть, он тоже чувствовал это расстояние между ними, такое же, как то, что пролегло между их тенями.  Она посмотрела на Тому. Его глубокий взгляд, ласковый изгиб губ, ресницы, волосы, - все тонуло в свете закатного солнца. Даже тонкие волоски на его нежных щеках. Всё его лицо золотилось в свете заката и как будто сияло. 

Он был так похож…

Откуда-то в ней всколыхнулась острая тоска по дому, она заполонила всё её сердце, и школьница легко задрожала.

- Что с тобой? Если у тебя больше нет ко мне никаких вопросов, то я, пожалуй, пойду… - не дожидаясь ее ответа, Тома развернулся к ней спиной и покинул комнату. Она смотрела вслед, на худые плечи Томы и думала: “В следующий раз я точно найду то место, куда ты ходишь. И я сделаю такую фотографию, которая пошатнет твой мир.”

[ludko]

♔ - pajamas / bedtime outfit (Better give me more than a fucking suit fite me. I can try to draw some of mine and fail terribly. I only draw fucking plants.)

[ludko]

PSYCHO-PASS サイコパス/ゼロ 名前のない怪物 第二章 part 4

Translation from Japanese into Russian Часть 4  Комната 103 в жилом корпусе для исполнителей, здание Бюро общественной безопасности. 

На бетонном полу – простенький диван. Развалившись на нем, Сасаяма наблюдал за тем, как вертится вентилятор на потолке. Сколько он уже так лежал? В комнате без окон ход времени почти не ощущался. Света лампы на столике рядом с диваном едва ли хватало для освещения комнаты, поэтому по углам затаилась темнота. Глаза Сасаямы бесцельно следовали за лопастями потолочного вентилятора, слабо отражающими свет настольной лампы. Один оборот… два… три… даже когда надоело считать, он все равно не мог отвести взгляд. 

«Вот же странное устройство: вертится там у себя на потолке, а я, даже лежа прямо под ним, не чувствую ни дуновения ветерка. И не для красоты же он тут подвешен. Просто вещица, которая свисает с потолка и крутится… Может, он крутится, чтобы высмеивать таких, как я, тех, кто валяется без дела?» - подумал он с самоиронией. 

На столике лежали фотографии. Это не были материалы расследования. Эти снимки отпечатали на настоящей бумаге, такой редкой в современном обществе. 

Повернувшись на бок, Сасаяма протянул руку за одной фотографией. Подхватив ее кончиками пальцев, он поднес ее почти к самому носу и всмотрелся. Со снимка ему улыбалась девочка. Но тут силы покинули его руки, и он уронил фотографию, даже не попытался ее подхватить. Легко потанцевав в потоках воздуха, фото скользнуло на пол и исчезло из видимости исполнителя. Его взгляд снова обратился к вентилятору. Сасаяма размышлял.

«Надо поскорей избавиться от ��сех этих снимков».

Словно бы подталкивая себя к этому, он через силу попытался поднять свое тяжелое тело с дивана – заболела голова. Перебрал. Ноги задели несколько пустых бутылок, отчего те покатились по полу. 

Когда он вернулся прошлым вечером после задания в свою комнату, то достал целую груду фотографий, чтобы довести одно дело, возложенное им лично на самого себя, до конца, но в итоге продвинулся только в распитии алкоголя. Называть это «делом» было бы преувеличением – всего-то опустить несколько старых фотографий в мусоропровод, но почему-то он все не мог заставить себя это сделать. 

Он протянул руку к пачке сигарет, но та оказалась уже пустой – в пепельнице горой возвышались окурки, скуренные до самого фильтра. Казалось, все было против него. Он уже собрался опять завалиться на диван, как зазвонил интерком. Цокнув языком, Сасаяма сгреб все снимки и запихал их между половинками дивана ровно за секунду до того, как появился Когами. 

- Сасаяма, ты тут? - Когами стоял на входе в комнату, и его лицо было трудно разглядеть из-за яркого света в коридоре за его спиной, но легко можно было догадаться, что он злится. 

- Почему ты не пришел на совещание?

- Плохо себя чувствовал, разве папаша не сказал?

- А разве тот, кто себя плохо чувствует, глушит спиртное и не лежит в постели?

- Да ведь спиртное помогает лучше всего! Лови! – он кинул Когами маленькую бутылочку с янтарной жидкостью на дне. Когами схватил ее одной рукой и тут же поставил на раковину. Кажется, алкоголь Когами мало интересовал. Блестящий стратегический ход Сасаямы не увенчался успехом. Он горько улыбнулся и вздохнул. 

- Вероятно, ты не понимаешь, насколько важно собрание, где все делятся информацией по расследованию, - совершенно справедливо упрекнул Когами Сасаяму, своевольно прогулявшего важную встречу, но справедливость этого замечания задевала. 

Он лишь устало ответил:

- Жертва не занесена в семейный реестр. А нам, первому отделу, придется тащиться в заброшенные зоны и пытаться установить ее личность. Так? Или я ошибаюсь?

Его слова очевидно удивили Когами.

- Ты… откуда ты…

- Когда второй отдел сообщил о жертве, было ведь неизвестно, кто это. А ведь сейчас в первую очередь устанавливают личность убитого. К тому же… 

Он медленно встал. Голова болела. К горлу подкатила тошно��а. Он подошел к раковине и выпил воды прямо из-под крана. Где-то там, Когами наблюдал за происходящим в молчании. 

- К тому же, его светлость следователь Симомура слишком увлечен своим собственным вкладом в расследование. Поэтому и передал первому отделу опознание человека, личность которого узнать представляется маловероятным. Как-то так. Это все так очевидно, что мне не пришлось специально ходить на собрание с целью узнать эту информацию.

«Он…», - думал Когами, глядя на Сасаяму, подставившего голову под струю воды в раковине так, чтобы вода падала прямо на затылок. – «Он обладает интуицией и пониманием, необходимыми для расследований, куда в большей мере, нежели я. Мы с Гинозой (да и большая часть следователей) тщательно изучаем всю доступную нам информацию, делаем из нее логические выводы, приходим к заключениям, а Сасаяма интуитивно выбирает только нужные сведения и в мгновение ока строит из них четкий план. Наверное, это и есть то, что Масаока называет «чутьем детектива», а Гиноза «нюхом гончей». Так или иначе, так как он латентный, его образ мышления приближен к мышлению преступника, и это «талант понимать преступление». 

Сказать, что Когами ему не завидовал – значит, солгать. Однако получить такой талант можно было лишь став латентным преступником. Чтобы оставаться в здравом рассудке, где-то нужно провести черту. Эта, как говорит Гиноза, «неприкосновенная территория», и есть смысл существования исполнителей. 

- Чего смотришь? – спросил Сасаяма, все еще подставляясь под струю воды. 

- А, да ничего… с завтрашнего дня мы начинаем сбор информации, надо бы провести брифинг… 

- Брифинг? Да зачем он нужен! Мы же хотим просто опросить людей. 

- Да, но… 

- Что такое? Не нравится принимать мои советы? - сказав это, Сасаяма потряс мокрой головой и по-хозяйски развалился на диване. 

- Не в этом дело… 

Словно следуя за Сасаямой, Когами прошел на середину комнаты, но постеснялся сесть на диван и так и остался стоять. 

- Да все в порядке, будем делать так, как ты сказал. 

- Ты, конечно, так говоришь, но сам ни разу не следовал моим указаниям. 

- Дааа? – Сасаяма усмехнулся, протянул руку к бутылке и отхлебнул янтарной жидкости прямо из нее. По тому, как он скривился и вытер губы, трудно было поверить в то, что этот напиток был вкусным. 

В век, когда со стрессом можно было справляться с помощью медицинских препаратов, Когами не мог ��онять тех, кто употреблял алкоголь. Есть же более простые, быстрые и безопасные способы успокоиться вместо того, чтобы пить спиртное, после которого болит голова, тошнит или ты забываешь происходящее… Хотя когда-то он читал, что люди пьют алкоголь как раз, когда им хочется о чем-то забыть. Наверное, и Сасаяме хочется что-то выкинуть из головы. И правда, Сасаяма, кажется, уже напрочь позабыл о том, как вчера нарушил служебные обязанности и сегодня прогулял собрание. 

Сильно пьяный, понуро опустив голову, Сасаяма сонно прошептал:

- Все в порядке… 

- Что в порядке? Ты вот и вчера… 

Перебивая его фразу, Сасаяма снова зашептал:

- Все в порядке, Когами. Выстрели в меня, когда нужно будет. 

- Я же и говорю, если бы ты так не делал…

- Просто выстрели, Когами.

Когами удивленно смотрел на низко опущенную голову Сасаямы. Так странно. Со вчерашнего дня он был словно сам не свой. Сасаяма, хоть и безответственный, но уж точно не склонен впадать в отчаяние. А сегодняшний Сасаяма напоминал сдавшегося боксера, который сошел с ринга и признал поражение. И Когами не знал, что ему сказать. Его взгляд блуждал по полу, словно в поисках чего-то. Не то чтобы там могли лежать нужные Сасаяме слова. Но вместо слов, взгляд Когами нашел лежащие возле ножек дивана предметы, похожие на кусочки бумаги. Приглядевшись, Когами понял, что это фотографии.

«Если вспомнить, то и вчера Сасаяма заводил разговор о фотографиях», - задумался он, а ведь до этого Когами даже и не видел его ни держащим камеру, ни глядящим в видоискатель. Не раздумывая, следователь подхватил один из лежащих на полу снимков и спросил:

- Сасаяма, это фото… 

Сасаяма тут же поднял голову и выхватил фотографию из рук Когами. Его лицо покраснело от ярости, а в глазах заблестели недобрые огоньки. 

- Пожалуйста, уходи! – сказал он. Хотя это звучало, как просьба, в его голосе явно читался приказ. 

- Живо!

За спиной Когами закрылись автоматические двери и щелкнул замок. От резкой смены освещения – с темной комнаты Сасаямы на яркий свет коридора – у Когами заболели глаза. Прислонившись к двери, он глубоко вздохнул. Перед глазами все еще стояло лицо Сасаямы, когда тот забрал у него фотографию. Он походил на дикое животное, злое от голода, готовое разорвать всех, кто встанет на его пути. Неужели между ними пролегла такая пропасть? От этих мыслей Когами вновь протяжно вздохнул. Все-таки, было что-то на той фотографии, что вызывало в душе Сасаямы такие сильные эмоции.

Там была девочка. Ветер растрепал ее тонкие волосы, и она приглаживала их ладонью, смущенно улыбаясь и приподняв бровки домиком. Более того, ее чуточку опущенные уголки глаз, придавали ей сходство с Сасаямой.

[ludko]

PSYCHO-PASS サイコパス/ゼロ 名前のない怪物 第二章 part 3

Translation from Japanese into Russian Часть 3 - Взвалил он на нас задачку… - обратился следователь Гиноза Нобучика к Когами среди шума в зале после окончания собрания. Они сидели рядом. Гиноза поправил свои прямоугольные очки со скругленными углами. – Установить личность того, кого нет в базе данных – похоже на плохой каламбур. Как можно устанавливать личность того, у кого ее нет? 

От его вздоха чёлка Гинозы закачалась.

Гиноза стал следователем одновременно с Когами, а после нескольких перераспределений в детективном подразделении, Когами назначили в первый отдел, и с тех пор они все время работали вместе.

- Что ты собираешься делать? – сквозь стекла очков проглядывало беспокойство.

- Для начала поспрашиваю. К нашему счастью, убийца не тронул лицо жертвы, поэтому я попытаюсь собрать информацию с помощью ее фотографии у возможных очевидцев…

- Поспрашиваешь… - Гиноза скривился, - Прямо как детективы в прошлом.

Сказав это, он с видом, как будто это ему совсем неинтересно, подпёр щеку рукой. Гиноза был великолепным детективом, но он всегда предпочитал строго следовать правила�� и ненавидел поведение, хоть как-то отклоняющееся от системы. Даже здесь, человек, не занесенный в семейный реестр, уже был отклонением от Системы Сивилла, и выяснять его личность было для него особенно неприятной работой.

- Да все будет в порядке. У нас же есть папаша.

В ответ на слова Когами, Гиноза лишь больше скривился. Масаока, ценивший чутье детектива выше суждений Сивиллы, и слепо верящий Сивилле Гиноза с трудом уживались вместе.

-  Так и вижу, как он радостно допрашивает очевидцев, - приподняв очки, Гиноза потер внутренний уголок глаза. Сейчас редко кто носил очки, но он все упрямо цеплялся за них, не хотел менять стиль. Возможно, это тоже было в какой-то мере «системой». Он вернул очки на прежнее место и продолжил.

- Ничего не поделаешь… У нас не столько людей, чтобы позволить себе тактику внедрения, так что на данный момент будем тщательно обыскивать заброшенные зоны.

- Заброшенные зоны… Оогиджиму?

- Да, наверное. Хотя в черте города есть несколько заброшенных зон, вряд ли хоть в какой-то еще человек мог до такого возраста ни разу не столкнуться с Сивиллой.

Когами сразу же вспомнил вчерашний поход в Оогиджиму. Он прекрасно понимал, почему Гиноза так сильно переживает – обыскать такую обширную заброшенную зону было непросто.

- Когами, с тобой пойдут Масаока и Сасаяма. Я возьму Кунидзуку и Найто, - Гиноза очень просто избавился от тех, кого ему было сложно контролировать, вручив их Когами.

Подумав об этом, Когами не сдержал смешок.

- Ты чего смеешься?

- Да так…

Гиноза поправил очки, подозрительно глядя на Когами, прикрывающего рот рукой, и продолжил высказывать своё мнение:

- В конечном итоге, поручая нам расследование по установлению личности убитой, следователь Симомура попытался отдалить нас от дела. Хороший план. Тогда, по крайней мере, попытаемся заниматься делом, не путаясь под ногами у второго отдела.

Гиноза прошептал это так, как будто разговаривал сам с собой, но при этом поднял глаза на Когами, ожидая согласия, но тот отвёл взгляд и погрузился в документы.

У неестественной девушки, подвешенной над сценой, на губах застыла странная спокойная улыбка.

- Не все так плохо, как ты говоришь, Гино. Преступник выбрал человека, не занесенного в реестр, не случайно. Возможно, в этом мы и найдем главную зацепку…

- Тебе… это все нравится что ли?

Из-за внезапного замечания Гинозы, мысль Когами оборвалась. Нравится? Так ли это?

- Постарайся не попадать под пагубное влияние исполнителей. Ты и в лучшие времена слишком с ними близок. Достаточно ведь просто делиться информацией. Не вступай на их территорию. Если ты забудешь своё место как следователя, то сам опустишься до гончей.

И правда, когда Когами столкнулся с делом, с которым нельзя было разобраться привычным путем, внутри него зародилось какое-то особое чувство. Если бы он попытался его описать, то непременно сказал бы, что оно похоже на радостное возбуждение охотничьей собаки за секунду до выстрела охотника.

- Не делай ничего из ряда вон выходящего. Я не имею в виду, что в действиях следователя Симомуры не было ничего странного, но он здесь главный и не стоит лишний раз его злить, - предупредил Гиноза и вышел из комнаты совещаний.

Глядя на стройную прямую фигуру удаляющегося Гинозы, Когами раздумывал над его словами: «Если забудешь своё место, то сам опустишься до гончей».

[ludko]

перевод новеллы с оригинального текста или с аудиопьесы? И почему часть 2, а где первая?

Здравствуйте! А почему аноним?) Перевод новеллы с оригинального текста, у которого, впрочем, с аудио почти все фразы совпадают. Просто в новелле есть еще и описания поведения персонажей и их внешности и вообще - это ж целый мир фактов по сравнению с аудио. . Часть вторая второй главы потому что первая глава есть переведенная, а первая часть второй главы - монолог Токо Кирино, который мне на данный момент был неинтересен. Переведу и его, но позже.

[ludko]

PSYCHO-PASS サイコパス/ゼロ 名前のない怪物 第二章 part 2

Translation from Japanese into Russian Часть 2. Вся жизнь человека отражается в его смерти: был ли он недоволен своим окружением, завидовал ли другим людям, поддавался унынию, или же наоборот ушел из жизни с улыбкой на лице и словами благодарности за прожитые годы. Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Если так, то… - думал Когами, - какая жизнь была у этих двоих?

В главном зале для совещаний Бюро Общественной Безопасности ровными рядами сидели люди в черных костюмах. Здесь присутствовали все сотрудники первого, второго и третьего подразделений. С этого момента делом об убийстве члена нижней палаты Парламента и одной девочки они занимались вместе. Их было всего 20 – немного, но, когда они собирались, они представляли огромную силу.

Когами оглядывал присутствующих, вспоминая, как он слегка волновался, когда его перевели в первый отдел. Наконец, он отметил, что кое-кто отсутствовал – не было Сасаямы. Он же ему тысячу раз сказал, что сегодня в это время будет совещание! Вчерашний спор все не шёл из головы. А Сасаяма сейчас, наверное, просто дрыхнет у себя в комнате. Устройство на левом запястье показывало, что совещание вот-вот начнется, но уж лучше на него опоздать, чем вовсе не явиться. «Да я его мигом притащу», - подумал Когами и, стиснув зубы, хотел уже подняться со своего места, как кто-то потянул его за штанину вниз.

Этим кем-то оказался каратель Томоми Масаока из первого отдела. Кое-где его волосы уже подернулись сединой, а на лице залегли морщины - Масаока уже перешагнул тот порог, когда он мог зваться «мужчиной средних лет», но в его мощных руках и широких плечах чувствовалась сила молодости, к тому же он оставался не по годам энергичным.

- Сасаяма… не очень хорошо себя чувствует, - Масаока заговорщически подмигнул Когами и продолжил, - А вот тебе как следователю, в отличие от Сасаямы, пропускать собрание негоже. Тем более, что "господин начальник" сегодня не в духе.

Масаока кивнул на следователя второго отдела Симомуру Масакадзу. Тот действительно сидел, откинувшись на спинку стула, скрестив руки на груди и нетерпеливо подергивал правым коленом – как и сказал Масаока, Симомура был в бешенстве.

- Хоть его и назначили главным в данном расследовании, это все равно выглядит так, будто его сделали ответственным за всё происходящее в этом деле, а он не смог показать реальных результатов. Понятно, что он будет беситься, но если мы его сейчас разозлим, то непонятно еще как он отчитается вышестоящему руководству.

И правда, мало того, что к делу, которым изначально занимался только второй отдел, привлекли все подразделения, так еще и обнаружилась вторая жертва. Симомуру нельзя было бы назвать человеком, который не пошел бы на отчаянные меры ради похвалы начальства или собственных побуждений.

- С прогулом Сасаямы я всё улажу, а ты садись.

Когами удивленно уставился на опытного детектива, который это сказал. Он работал в полиции еще до введения Сивиллы, и определенно являлся для него авторитетной фигурой. До изобретения доминаторов, детективы настолько глубоко вдавались в расследования, что когда ввели измерение коэффициента преступности, многие из них должны были покинуть свои посты из-за слишком высокого коэффициента. Однако Масаока крепко держался за свою работу и в конце концов остался в полиции в качестве карателя. Масаоку частенько называли «папашей». Под взглядом этих проницательных глаз спорить не хотелось, и Когами сел обратно на своё место.

Свет в помещении постепенно по��ас, а перед присутствующими в воздухе появилось изображение двух трупов. Первым был тучный мужчина средних лет. Второй – девочка, тело которой едва начинало приобретать более округлые и женственные формы. Полицейские дроны провели сканирование местности, и теперь можно было изучить голограмму места преступления.

В одно мгновение перед детективами предстал итог жизни этих двоих. И эта жизнь, в трёхмерном изображении, воспроизведенная под разными углами, проанализированная до мельчайших деталей - всего лишь цепочка электрических сигналов. Зрелище произвело огромный эффект на детективов, так что они с трудом могли отвести взгляды.

И хотя цвет кожи, плотность мышечной ткани, помутнение роговицы глаз, ширина пор – все характеристики были совершенно обычными для трупов, но этих двоих язык не поворачивался назвать обычными. Мужчина, абсолютно голый, стоял на коленях, низко склонив голову, будто за что-то извиняясь, верхняя часть черепа была срезана, а на месте, где должен был находиться мозг, зияла дыра. Голову девушки, наоборот, не тронули. Убийца снял кожу с ее спины, обнажив мышечную ткань, а затем снял кожу с бедер и, нарезав тонкими полосками, пришил к пояснице так, словно это была плиссированная юбка.

Кто-то затаил дыхание, а некоторые, с легкой дрожью, но нескрываемым любопытством разглядывали тела. Глядя на жертв, все детективы пытались придумать объяснения содеянному, однако всех приводило в замешательство, насколько странными были эти убийства. Не в силах найти хоть малейшую зацепку, детективы просто блуждали взглядами по голограмме.

- Ого… - пробормотал Масаока, проводя рукой по волосам. Десятки глаз устремились на опытного детектива в надежде, что он что-то объяснит, однако за этим бормотанием не последовало ничего больше, и в зале повисло молчание.

Он повидал столько разных жертв убийств, но сейчас не смог скрыть замешательства при виде этих тел.

Когами отвел взгляд от сосредоточенного лица Масаоки и снова посмотрел на голограмму. То, как их убили, должно быть, отражало что-то плохое, что они совершили при жизни.

Следователь второго отдела Симомура Масакадзу, громко прочистил горло, нарушив тем самым тишину, заполнившую зал. Он встал прямо под изображением пустого черепа и сказал:

- Это – тело члена нижней палаты Парламента, Хасиды Рёдзи. Его обнаружили во вторник, пятого числа этого месяца в переднем дворике традиционного ресторана в Акасаке.

Постукивая до блеска отполированными черными туфлями, Симомура прошелся под голограммой тела Хасиды Рёдзи.

- Пока что это всё, что второй отдел смог узнать по поводу этого дела…

Симомура остановился, нервно пригладил обеими руками черные волосы, и без того обильно пропитанные средством для укладки. В тоне его голоса, в его жестах, всюду сквозило раздражение.

- А со вчерашнего дня это дело решили поручить всем отделам. С данного момента, это место станет нашим информационным штабом, и я хочу, чтобы все подразделения делились друг с другом любой информацией, которая может иметь отношение к делу. Вопросы? – обратился он к детективам, протирая носовым платком руки от остатков средства для укладки. Скомканный носовой платок очень красноречиво говорил о том, что Симомура не был согласен с подключением других подразделений к этому делу.

Срок службы следователя – 10 лет. Если по прошествии этих десяти лет психопаспорт следователя не ухудшается и он не теряет профпригодность, то он может подняться по карьерной лестнице до службы в министерстве. Симомура, уже почти отслуживший свой срок, взял это дело, чтобы поднять свой авторитет, но теперь, когда им занялись все подразделения, его раскрытие едва ли сочтут заслугой Симомуры. Выглядело это, как будто кто-то только что увел желанный приз у него из-под носа. От раздражения у него на висках проступили вены.

- Простите… - робко подняла руку молодая патрульная из третьего отдела.

- Что?

- А эта девочка…

- Её тело обнаружили в квартале Сотоканда, в Тёдаку сегодня утром. Судя по способу убийства – мы имеем дело с одним и тем же преступником.

- Почему с одним и тем же…?

- Вы что, не читали материалы дела?

- Но у меня вообще-то сегодня выходной…

Несколько патрульных захихикали, позабыв о формальностях. От этого у Когами полегчало на душе – ведь секунду назад он и понятия не имел, как себя вести с патрульными из других отделов – а вот Симомуре от этого легче не стало. Он с силой потёр кулаком висок, как будто стараясь вернуть на место выступающую вену. Хотя они все и были сотрудниками полиции, но две трети из них – патрульные, а именно, латентные преступники.

«Они привлекли работать все отделы, увеличив таким образом количество участников расследования, но насколько это было полезно для раскрытия дела? Может, наоборот, это только образует излишний хаос, и тогда что же будет с моим повышением», -  в уме С��момуры мгновенно обрисовался худший вариант развития событий. Раздумывая над собственноручно придуманным плохим исходом этого дела, Симомура зло посмотрел на смеющихся патрульных.

- Аналитик Караномори, объясните, пожалуйста, - сказал он и снова с силой провел по зачесанным назад волосам, словно пытаясь таким образом себя подбодрить.

- Слууушаюсь, - расслабленно протянула аналитик Караномори Шион и встала со своего места. На ней был облегающий красный костюм, поверх которого она накинула белый халат. Вырез на ее груди был настолько глубоким, что едва ли что-то скрывал, а светлые немного волнистые волосы будто танцевали на этих округлостях. Красивую форму губ изящно подчеркивала яркая губная помада, а глаза смотрели с почти что животной страстью. «Муза аналитического отдела». Она сама себя так называла, и сейчас никто из собравшихся детективов не мог отказать ей в этом прозвище.

- Эти двое убиты просто потрясающим способом…

Называть такое «потрясающим» расходилось со здравым смыслом, и Симомура кашлянул, словно укоряя за такие слова.

- А? Извините… но вот так поиздеваться над трупами - даже в медицинском отделе, где я состояла таких дураков не было, поэтому мне так интересно, - широко улыбаясь, она провела языком по алым губам. Когда она говорила «интересно», она не шутила. Она ведь тоже была латентной преступницей. Венка на виске Симомуры снова выступила.

- Довольно! Продолжайте!

- Хорошо-хорошо, так вот, согласно аналитическому отделу, в этом деле есть две особенности. Первое – это, как мы видим, то, как убийца выставляет жертвы для всеобщего обозрения. Эти тела – чуть ли не арт-объекты, надлежаще украшенные, это похоже на какое-нибудь театральное убийство прошлого столетия. Очень традиционно, - она возбужденно вздохнула и постучала указательным пальцем по губам. – Однако же…

Ярко сверкнули ногти, накрашенные под стать губам.

- Но делать вывод о том, что убийца – один и тот же человек лишь исходя из этого – немного странно, не находите? Важным фактором здесь является то, что позволило выставить тела в виде арт-объектов – средство для пластинации.

Караномори показала несколько видеороликов. В них тело погружали в розоватую жидкость, затем оборачивали тонкой марлей и отправляли на хранение в холодильную установку.

- Понимаете теперь, что такое пластинация? Тело пропитывается смолой и затвердевает… иными словами, это техника, позволяющая предохранить тело от разложения.

Детективы слушали Караномори и наблюдали за происходящим на экране.

- Обычно пластинация – довольно длительный процесс. Несколько дней тело пропитывают раствором формалина, затем обрабатывают ацетоном, чтобы избавиться от жира и жидкости, ну и затем необходимы жидкие синтетические смолы, чтобы тело затвердело. Если о-о-очень постараться, то можно сделать это за 1 месяц. А у нас… следователь Симомура, когда там пропал Хасида?

- В пятницу, первого ноября в десять вечера. В последний раз его видели около заброшенного района на задворках Акасаки, согласно показаниям очевидца.

- Иными словами, убили его после десяти вечера первого ноября, так? А когда обнаружили его тело?

- Пятого ноября во вторник в восемь утра.

- Впечатляет, да? – Караномори развела ладонями, словно хвастаясь своей находкой, и выжидающе посмотрела на детективов.

- Это ведь всего 82 часа! – обычное скучающее выражение мигом сошло с ее глаз, и она продолжила. – На это обычно требуется месяц. 720 часов для того, чтобы выполнить пластинацию тела. А здесь, 82 часа. При этом ему же еще потребовалось время на то, чтобы убить жертву и вскрыть ей череп или спустить с нее кожу – так тогда в его распоряжении было даже меньше, чем 82 часа! И он успел провести пластинацию! Исходя из этого, стоит полагать, что он использовал совершенно другое средство для пластинации, абсолютно новое «волшебное» средство.

Сказав это, Караномори сделала глубокий вдох, словно пытаясь справиться с захлестнувшим ее возбуждением. Услышав слово «волшебный» из уст музы аналитического отдела детективы пришли в оживление и обменялись взглядами.

- Мы пока что расследуем его состав, но можно предположить, что химическая реакция и затвердевание тела происходит практически одновременно с тем, когда этот препарат попадает на живые ткани. Как можно произвести такой препарат… к сожалению, пока что мы не выяснили, но в этом деле определенно использован именно он.

Промышленная обработка мертвого тела и выставление его напоказ в людных местах, да этот неизвестный человечеству препарат, позволяющий проводить мгновенную пластинацию – вот две зацепки, которые позволяли сказать, что к этому делу причастен один человек.

    Симомура, более или менее довольный объяснением Караномори, продолжил рассказ о расследовании.

Хасида, ранее ратовавший за более гуманное отношение к жителям заброшенных зон, организовал кампанию по их сносу (подразумевается, что это поспособствовало бы созданию более благополучных жилых районов для этих людей). Как часть этой ка��пании, он самолично проводил проверки во всех заброшенных зонах города, а также раздавал благотворительность нуждающимся жителям. Таким образом, он был популярен в парламенте, как борец за права человека, хотя с другой стороны ползли слухи, что те, кому был выгоден снос этих мест, давали ему взятки за эти действия, а проверки в свою очередь могли оказаться лишь прикрытием для передачи взятки. Сканеры психопаспортов рядом с заброшенными зонами, однако, не сохранили записей о человеке с достаточно высоким коэффициентом преступности, который мог бы быть его сообщником.

Словно следуя повествованию Симомуры, детективы скачивали данные на свои голографические устройства и просматривали их. Краткая биография Хасиды, карта местности вокруг ресторанчика, где было найдено его тело, информация о баре в заброшенной зоне, где его видели в последний раз: все эти обрывки информации были слишком ненадежны, чтобы связать их с тем, как убили Хасиду. Информации было слишком мало. Естественно, ведь в том месте, где Хасида появился в последний раз, в заброшенной зоне, отсутствовали камеры или уличные сканеры, поэтому никакой информации для того, чтобы отследить его дальнейший путь не осталось.

- Это все из-за заброшенных зон… - прошептал кто-то с досадой.

Эти места, игнорируемые Сивиллой, были настоящими змеиными гнездами. Даже поблизости было небезопасно, неудивительно, что Хасиду, влезшего в такое гнездо, сожрали местные змеи.

Голос подал следователь с гладко выбритой головой:

- А что насчет охранной системы в ресторане?

- К сожалению, кто-то ее взломал, и в предполагаемое время преступления она была выключена.

Отовсюду послышались вздохи – понятно, почему расследование второго отдела зашло в тупик. На некоторых лицах читалось сочувствие.

К тому моменту, как Симомура перешел к данным по второй жертве, в зале воцарилась атмосфера некоей безысходности. Когами обвел всех взглядом. Его беспокоило то, что его коллеги потеряли боевой настрой. Конечно, детективы, до этого дня свято полагавшиеся на Сивиллу в расследовании преступлений, совершенно не обладали способами борьбы с преступником, который как будто ускользнул из мира Сивиллы. Тем не менее, если отнять у них интерес к расследованиям, то какой был вообще смысл в существовании детективов-людей? Какой бы совершенной ни была Сивилла, но всегда находятся выпадающие из нее элементы. Именно поэтому и нужны детективы-люди. Однако же сейчас их ценность как детективов ставилась под сомнение.

Рассеяно следя за происходящим, Когами снова поднял взгляд на голограмму двух тел. Он думал о преступник��. Сколько бы он ни смотрел на тела, все равно они казались ему очень странными. Конечно, определенная странность заключалась в том, как безжалостно их расчленили. Но помимо этого Когами находил необычным сам факт затвердевшего тела. Независимо от личности человека, когда его жизнь прекращается, она изменяет свой вид: кровь, бежавшая по венам, останавливается и оседает, подчиняясь силе притяжения, губы трескаются, глазные яблоки теряют влагу, содержавшуюся в них, и усыхают. Бактерии начинают пожирать внутренние органы, клетки, составлявшие тело, постепенно разрушаются одна за одной, мышечная ткань разлагается. Перемены, происходящие в теле после смерти – такой же естественный процесс, как старение. Но у них все было по-другому. Их тела ничуть не изменились. Против их воли, их тела застыли в этом состоянии, пусть и не навечно, но теперь они выпадали из естественного хода вещей. Преступник лишил их этой естественности. Вспомнив слова Караномори о «волшебстве», Когами покачал головой. Нет, волшебством это не было. Все, что сделал преступник, было лишь проявлением его злого умысла, а никак не магии, и за преступлением стоял не волшебник, а простой, но сильно озлобленный человек. В таком случае, другому человеку, Когами, ничего не мешало поймать преступника. Когами переполняли эмоции.

Среди общего сочувствия к нему Симомура ощутил какое-то абсолютно другое, тяжелое чувство. Его глаза забегали по залу. Прямо на него смотрел Когами. В ответ на этот острый взгляд что-то тёмное шевельнулось в душе следователя второго отдела. Раньше титул «выпускника, принятого на работу детектива с самыми высокими баллами с момента основания Бюро общественной безопасности» носил Симомура. Однако с появлением Когами слава Симомуры угасла, и он сомневался, что был еще хоть кто-то, кто помнил о том, что этот титул некогда принадлежал ему. А если Когами еще и сделает значительный вклад в расследование данного дела, то значимость Симомуры еще больше снизится. Острый взгляд Когами казался ему стрелой, нацеленной прямо ему в горло. У Симомуры защемило где-то в груди.

- В чем дело, следователь Когами?

Когда дело касается соперника, всегда нападай первым – такова была философия его борьбы.

- Ни в чем. Я просто думал, вы расскажете нам о второй жертве.

Ответ на в��езапный вопрос Симомуры, данный без малейшего колебания, еще больше его разозлил – тон Когами как будто высмеивал глупость Симомуры.

Почувствовав беспокойство, следователь второго отдела потёр большим пальцем жилки на висках и отвёл взгляд от соперника.

Стреляй первым – таков был закон победы. Что-нибудь, что-нибудь, что-нибудь. Есть ли какой-то способ лишить Когами возможности действовать? Он отчаянно забегал глазами по документам дела, и вдруг его взгляд поймал одно слово. Он придумал. Что если дать Когами трудную задачку? Отвлечь его на незначительные вещи, тогда он не сможет заняться основой расследования. Боль в груди сразу же утихла, а на губах сама собой появилась улыбка.

- Кстати, следователь Когами, у меня есть дело для первого подразделения. Я хотел бы, чтобы вы собрали кое-какую информацию, - произнес он спокойным и мягким голосом, так разительно отличающимся от того, как он только что разговаривал. – Тело этой девушки было обнаружено сегодня утром над сценой, возводимой для концерта айдол-группы, мы перепробовали всё, но так и не смогли установить личность убитой.

В ответ на слова Симомуры комната загудела.

- Не смогли установить личность? Неужели такое возможно в наше время?

При виде ошарашенного лица Когами, у Симомуры стало тепло на душе. Он продолжил:

- Оказалось, что да. Это довольно необычное дело.

В нынешней Японии одновременно с регистрацией рождения, данные ДНК человека и его психопаспорта в обязательном порядке вносились в систему Сивилла. Таким образом, это позволяло при обнаружении трупа установить множество мелких деталей от адреса и генеалогического древа, до академической истории, послужного списка и истории болезни. То, что сейчас установить личность этой девушки не представлялось возможным, свидетельствовало об особенных обстоятельствах.

- Хотите сказать… её нет в семейном реестре?

Детективы удивленно обернулись на Когами, произнесшего эти слова.

- Именно так. По всей вероятности, она не была занесена ни в семейный реестр, ни в базу данных Сивиллы.

Совершенно невозможным представлялось, чтобы в городе, напичканном камерами и уличными сканерами, мог проживать человек, незарегистрированный в базе данных Сивиллы, а значит, эта девушка родилась и выросла в заброшенной зоне.

Тело мужчины найдено в заброшенной зоне. Девочка, выросшая в заброшенной зоне. Все, за что можно было бы зацепиться в расследовании дела, словно бы ускользало из рук.

В комнате воцарилась напряженная атмосфера.

- Гиппокамп в заднице у члена парламента, который по слухам брал взятки, потом - девушка, не занесенная в семейный реестр и выросшая, невидимая обществу, вздернутая над сценой для айдол-группы… Да уж, господин начальник порядком ��хренел… - только Масаока не терял присутствия духа и забавлялся.

Окинув беглым взглядом веселящегося Масаоку, Симомура вновь обратился к Когами:

- Поэтому, следователь Когами, я бы хотел, чтобы первый отдел занялся выяснением личности убитой.

[ludko]

16/04/09

[ludko]

16/04/09