rina-di - Tumblr blog

[rina-di]

Дополнительное измерение

Когда греческий язык придумал слово "поэзис", он имел в виду "сотворение". В греческом варианте "Символа веры" первая строка звучит как "Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Поэта неба и земли".

Человек создан по образу и подобию Божию. Поэт - тем более.

Поэзия - это не о рифмах и не о строфах, и не о чеканном просчитанном ритме. Сколько рифмованных и не очень текстов годны лишь на то, чтоб вечно покоиться в мусорном ведре - физическом или электронном, неважно. Умеющий облекать мысль в рифмованную форму или умеющий подражать настоящим художникам - еще не поэт, да и до иконы Бога здесь далеко - ближе до размалеванной доски, предмета неодухотворенного.

Сотворение - постоянное созидание нового, прежде не увиденного, а может, даже не бывшего, неизменное желание видеть не замеченное доселе - вот это горчичное зерно, из которого вырастает поэт. Постоянно - вперёд и никогда - на одном месте.

В одном из традиционных определений поэзии говорится, что поэт приносит в речь дополнительное измерение, выходя за границы обыденного языка. Так точно - "дополнительное измерение". Слово, которое становится объемным, приобретает плотность, оттенок, звук и даже запах, выходит из строки и начинает строить свою реальность, "новое небо и новую землю" - такое под силу только настоящему художнику.

Впрочем, дело не только в слове.

Искусство говорит на разных языках, но подлинное - всегда об одном: о пробуждении и обновлении мира. В начале было Слово, но слово может и петься, слово может отразиться в образе и цвете, слово может приобрести вид жеста - и танца... Формы, которые приобретает поэтическая мысль, бесконечны.

Зачем это все, ради чего? Может быть, для единого: перезагрузить мир и душу человеческую, помочь человеку открыть глаза и увидеть себя - неизвестного - и жизнь - такую, какую он не умел замечать прежде - или не считал нужным замечать. Помочь человеку проснуться - а кому-то даже воскреснуть. "Лазарь, друг наш, умер, но я иду разбудить его".

Выйди вон, человек. В новое измерение, за границы слова, цвета, мысли, будней, привычного себя, потерявшегося себя, за границы всего, что тебе сказано, вдолблено, внушено. Выйди за. Не бойся шагнуть.

С днём рождения, человек - с днём, когда ты впервые почуял в себе художника - и впервые стал настоящим.

28 июля 2019

[rina-di]

Другая сторона неба

Вышла в ослепительный снег - и тут же промокла от его поцелуев. Влажные волосы в ледяном марте на ветру - рискованно. Неодобрительные взгляды прохожих. "Рехнулась", "май месяц у ней", "молодежь, ума нет", "вот будешь старая, посмо-о-отрим". И ярким пятном - полная красавица в синей куртке , пышной угольной шевелюрой - сплошь в мелких снежинках. "Точно карта звёздного неба", - подумалось вдруг. В детстве был детский атлас, яркий, жёлтый, и внутри картинки тоже яркие - разноцветные - и вдруг - как прыгнул с вышки - дыхание замерло где-то в горле - карта звёздного неба.

Вот и тут - дыхание замерло. Подружиться бы - ведь наверное, что своя! - а пробежала мимо и не узнала, что у неё на голове - целое звёздное небо.

Да какая весна, Господи. Толком ещё и нет ничего: растает - подморозит - летаем - опять растает - плаваем. Неустойчиво, как танец на качелях. А хочется запаха проснувшейся земли. Зелёного на белом. И ещё почему-то Великопостного времени, молчаливого и строгого. А почему, непонятно. Может, оттого что сразу за ним - радость и всё самое главное про жизнь. И про звёздное небо - потому что там и до летних ночей рукой подать.

- А ещё они придумали читать стихи собакам.

Смеётся.

- А то можно ещё шлагбаумам. Или фонарным столбам. Или деревьям.

- Вот не надо про деревья, им как раз можно. Они настоящие.

Такое дерево росло у красного дома. Там жил Вася, и Вася был флейтист. Когда Вася вынимал флейту из футляра, зал уже замирал, но когда флейта начинала петь свои нездешние гармонии, зал боялся даже дышать. Флейту иногда окутывали дымкой тайн, как скрипку Паганини. Но дело было, конечно, вовсе не во флейте (да и не в скрипке).

Так вот, дерево пахло лесом, и у него всегда была тёплая кора. Всегда - даже в крепкие морозы. Проходила - нет, нет да и обнимет дерево или просто украдкой погладит. Я здесь, я с тобой, ты все знаешь.

Вот и одна сторона звездного неба - дерево, убегающее переплетающимися ветвями далеко-далеко в бесконечность, и там, в невидимом глазу пространстве, птицы и планеты играют собственные мелодии на его крепких и извилистых струнах.

Вот тебе и весна - метель! Вот и великопостная погода, вот и дождалась. Смотри, какая смешная - вся белая, даже ресницы. Тепло ли тебе, девица?

Тепло.

Звезды путаются в ветвях, дерево стряхивает их вниз, к корням. Звезды путаются в корнях и остаются лежать там, белые, белые. Не трогай - обожжет. Зачем трогаешь?

Р-р-раз - и целая большая планета Земля повернулась ещё на шаг. И звезды стали другими, и даже за руки держатся иначе.

Сидеть на другой стороне неба - а на самом деле на крыше, запорошенной снегом.

- Зачем тебе эти железки, нудятина эта? Время только зря уходит.

Смеётся.

- Думаешь, мне это самому нравится? Терпеть не могу. И считаю неважно. Конструктор из меня точно хреновый.

Опять смеётся.

Другая сторона неба. Ещё шаг - и можно ждать рассвета.

- И пошто тогда?

- А потому что вот разделаюсь с железками, цифрами, экзаменами, старыми самодурами - и в летчики.

Помолчал, рассматривая в самом животе неба что-то невидимое.

Засмеялась и отчего-то стало стыдно смеха:

- Ничего себе ты... Летчик. Как маленький. Думаешь, это раз-два и там?

- Думаю, это там. И раз-два. И вверх. И там. Представляешь, все небо в твоих руках. Целое небо. Его же не выучишь наизусть - оно все время другое.

А тогда - метель. Вбежала в прихожую, заснеженная, заледеневшая:

- Ну что, мсье Экзюпери, нелетная сегодня погодка?

Оторвал взгляд от чертежей, смахнул челку, упавшую на глаза.

- Ты как считаешь, в полёте его можно встретить?

Застыла, от удивления рассыпав по полу все слова.

- Господь с тобой, ты же неверующий.

Опять уткнул взгляд в свои линии, штриховки и разметки.

- Не про то. Просто подумал: кто знает, вдруг. Небо же бесконечное. И бесконечное число раз показывает новую свою сторону. Представляешь? Никогда не повторяется.

Спираль. История повторяется, некоторые города и места повторяются, книги повторяются. Даже люди и те... Порой как под копирку. А небо всегда новое. И увидел я новое небо и новую землю. Кто знает, вдруг и правда? Он может.

Великопостные дни - ещё до поста - сквозные.

Васька, кстати, тоже был неверующий. Правда, говорил, что видел Бога: после второй бутылки водки и ещё когда флейта забирала его душу.

И опять - совсем другие звезды, и расстояния до них уже - другие. Правда же - всегда новое.

Снегом залепило окна. Старые. Дует так, что и по комнатам сквозняки.

Никогда не умела печь куличей и делать творожную пасху. И мысли не было пробовать. Потому что это о другом же совсем - не о куличах, не о крашеных яйцах, не о застолье.

Кончатся великопостные дни, и метель кончится, и карта звездного неба снова поменяет рисунок. И небо само придёт сюда.

Зачеркнула ещё одну клеточку в календаре.

Потом ещё одну.

И ещё.

Тихо так, что никакой флейты не надо, никакой водки.

Однажды, на Пасху, видела, как он улыбался в синей бесконечности - был на диво ясный день и апрель. Некому было рассказывать, да и кто теперь поверит.

Помахала ему рукой.

- Здравствуй. ��ы живой?

А если я отправлюсь в полёт и встречу его там?

Дерево, уходящее корнями в самую глубь неба.

Зачеркнула ещё одну клеточку.

А как звучит - "Христос Воскресе". Точно лёд ломается на реке, и свет заливает комнату, улицу, мир.

Однажды ты отправишься в первый полёт, а он там, живой.

Христос воскресе.

[rina-di]

По зову текста

У поэзии сегодня особое место. Ей интересуются, её популяризируют, снова входят в моду литературные вечера и поэтические фестивали. Раскрученные авторы гастролируют с целыми концертами, удостаиваются армий воздыхателей (-ниц) и фан-клубов в соцсетях. Авторы, занимающиеся делом, а не пиаром, популярны не менее, но ценятся в большей степени именно за слово и личность — о харизме здесь речи нет, берут другим.

Такой всплеск неудивителен и объясним. Вряд ли есть другой литературный жанр, настолько тонко  отражающий оттенки человеческой души, как лирическая поэзия. Даже народное творчество — об этом: когда хорошо — поют песни, когда плохо — поют песни. Это стихотворение “про меня”, это — узнаваемо, я говорю ему “да”.

Так читают стихи на эмоциональном уровне. И это совсем не плохо — человек живой, восприимчивый, в нем ещё отзывается слово.

Но есть и другой уровень — уровень текста, который уходит ещё глубже — на ступень духовного (если, конечно, текст — не голый формалистский эксперимент). На уровне текста трудно солгать читателю, оправдать плохие или поверхностные стихи — никакая харизма не спасёт.

Текст безжалостен. Он уличает своего автора в его настоящем отношении к слову, собственной мысли, себе, миру, Богу, читателю (читай — человеку). Все здесь — говорит, все — вещественное доказательство: от звучания и значения слова до строения фразы, строфы, целого. Сфальшивить невозможно — кто-то обязательно да услышит — и не поверит.

Для подлинного поэта самое страшное, наверное, именно это — неверие. Не безвестность, не отсутствие публикаций или суеты вокруг своего имени, не отсутствие лайков и репостов, не критика, не…

Самое страшное — неверие. Значит, где-то инструмент сфальшивил, а корабль дал течь. Значит, текст, не знающий пощады и компромиссов, обвиняет своего создателя во лжи, в сделке с совестью и запросами аудитории.

Текст всегда показывает настоящее лицо своего создателя.

Но кто кого создаёт, вот вопрос? Хорошего автора дисциплинирует именно сам текст — не люди, не слава, не журналы, не критики.

Плохого автора не исправит ничто, пока он не обернётся к своему искалеченному — или недолепленному — тексту.

Хармс не погрешил против истины. Мы — творцы мира, и это главное в нас. Мы — творцы текста, который должен сдвинуть мир с мёртвой точки — и это главное в нас.

Но чтобы это случилось, сам текст должен сотворить нас, сдвинуть нас как поэтов и личностей с мёртвой точки. А этих “мёртвых точек” ещё много, главное — вовремя их заметить и вовремя реанимировать.

Если каждый автор будет обращаться с текстом как с живым существом, то не будет “недолепков”, не будет авторской самонадеянности и искореженных строк.

Если правильно сложить все элементы и крупинки — глядишь, и правда получится разбить окно самым миниатюрным стихотворением.

Скорлупу человеческую. Вдруг там ещё бьётся живое?

[rina-di]

Сотворение Адама

Лучше не разделять писателей, музыкантов, актеров, скульпторов, живописцев, ибо все одно — художники.

Людей на свете — вавилонское столпотворение. От народа к народу все удивительнее наречия, наряды, лица, традиции. Но над всеми одно небо, над всеми одно солнце. Единый Бог — над всем этим разнообразием.

Художников на свете — великое множество. Порою кажется, можно лишиться рассудка от того, насколько по-разному каждый несёт своё послание в мир: от знаковой системы до манеры отображения внутреннего и самой подачи созданного.

Разговаривать словами, разговаривать звуками и аккордами, разговаривать движениями и напряжением голосовых связок, разговаривать мазками, штрихами и линиями, разговаривать планами и смонтированными кадрами, разговаривать камнем... Нам дано смотреть на мир под таким количеством углов, описывать его такими языками, что диву даешься: древний мир, оказывается, совершенно не познан — он до сих пор очень юн и неизведан!

Вот тут и начинается выяснение отношений "по-апостольски": кто больше? Кто важнее — какая грань искусства первостепеннее? Музы перессорились, расцарапали друг другу лики, повыдергивали космы.

Потом отдышались и улеглись рядышком — оттого, что все просто. Оттого, что кровь во всех музах — одна, и нечего делить.

Потому и появляется песня, что музыка требует нужных для себя слов, а стихи — сами — поются. Потому и появляется танец, что от полноты души начинает говорить тело, не в силах удержать глубину и восторг в себе, изменяясь и преображаясь под действием звуков. Потому и дают художники во время работы имена и определения видимому, потому и называют осязаемое — чтобы словом запомнить увиденное, чтобы точнее запечатлеть изображённое — и не только на поверхности материала. Потому и синестетики рисуют мелодии и созвучия, потому что изнутри странных отношений между нейронами чувствуют эту плотную и невесомую связь цвета и звука — которая, кажется, парадоксальна, психоделична.

Потому и появилось когда-то искусство каллиграфии, что само слово начертанное может стать подлинным шедевром живописи.

Единые в своей сути, мы дополняем друг друга — ухом, глазом, речевым аппаратом, телом... точно создавая нового человека, который будет заново помогать сотворению Земли и заново придумает имена всему сущему на ней — видимому и невидимому.

Тогда мир обретёт душу, как когда-то в самом начале — когда все искусства были едины в Одном.

И жизнь начнётся сначала.

[rina-di]

Да

Да

-------

/Тебе/

Я говорю тебе "да". Я открываю ладонь и выталкиваю тёплые искры, чтобы по твою сторону шёл звездопад. Лови. Успей загадать желание. У тебя их немного, зато каждое - главное, каждое - настоящее.

Я говорю тебе "да". Я прислоняю ребро своей ладони к ребру твоей. Лодки стали одной - зато теперь она точно выдержит двоих и не перевернется. Река ревет на поворотах, а здесь тихо. Нам - тихо. Белое небо мерцает от утреннего света, кое-где проясняется синевой. Река замирает и отражает редкие кусочки сини - всю глубину нашей надежды.

Я говорю тебе "да". Позвякиванием ложки в утреннем кофе. Разглаженными складками ткани. Новой скатертью, от которой вся кухня смеётся и веснеет. Многочисленными эскизами в блокнотах. Черновиками. Чистовиками. Растаявшими огнями на мокрых стеклах.

Да - потому что блаженнее давать, потому что дар Божий - и эта лодка, и эта река, и небо - синь и молоко, и тёплый кошачий живот, и линии наших жизней, однажды прервавшиеся - а теперь убегающие далеко-далеко.

Маленькие крапинки вокруг зрачков, складки в уголках глаз и губ, в которых прячутся смех и свет. Исписанные страницы с набросками на полях - по-пушкински! - и новые, чистые - можно написать целую жизнь. Руки выпачканы в самых невероятных оттенках вселенной, но зато насколько понятнее стал Бог, взявшийся однажды за кисть и глину! Оставляй свой след - синий, зелёный, жёлтый, красный. Там, где наши следы скрестились, рождаются новые цвета.

Оттого все это и живое, такое юное и удивленное - потому что "да". Как просто и легко. Да. Да.

10.01.19

[rina-di]

Птицы, обнявшие ветку,

Обнявшие ветер,

Срывающий ветку

И перья,

И двери

С петель,

Несущий с собой весну

И благие вести

И пепел иссохшей листвы

Сквозь окно

В постель,

Так чисто застеленную

И так свежо,

Что воздух внутри и снаружи

Един и нов,

На все твои дыры наложен чуть видный шов,

И ветер взрывается в сердце

Густой волной.

[rina-di]

Буквы

БУКВЫ

Бог тоже пишет стихи.

Взобравшись на самую крышу мироздания, свесив жилистые и все ещё юные ноги внутрь космоса, Бог пишет стихи. Самые разные, самые невероятные.

Какие-то из них сразу рождаются ровными, закономерно гармоничными и лёгкой хрустальной волной отправляются в мир, облекая его в песню, поднимая до своих высот, именуя не именованное доселе.

А в другие дни, молчаливые, Бог устаёт рифмовать и считать слоги. И петь устаёт.

И тогда стихи выплескиваются наружу — стихией — во все измерения, во все стороны света и материи. Каждое слово обращается в поэму, каждое слово горит и болит о человеке и его истории.

История редко бывает упорядочена и рифмована. И ещё реже становится песней. И совсем уже почти никогда — молитвой. Но молитвой бывает человек. Молитвой бывает зверь. И даже биение сердца в глубине океана тоже может быть молитвой. Это мгновенное — куда большая ценность, чем тысячелетние интриги и битвы.

Бог выкрикивает стихи, почти скандируя - так, чтобы услышал каждый - от самого огромного тела во Вселенной до самого незаметного существа. Выбросить Слово, вырезать его изнутри - и уже не так больно, и уже это главное, что горело огнём, - не только твоё. Теперь целый мир знает об этом. Целому миру открыто то, что однажды открылось Художнику - и как справиться с тем, что теперь лежит перед тобой и внутри тебя, если однажды это вылилось самим Поэтом неба и земли? Как это уместить, как удержать?

А иные стихи Бог выговаривает ��епотом, лёгким веянием ветра, послегрозовым озоном, прикосновением волны к босым стопам у края воды. И это тоже - о главном, но чаще - о любви, чем о боли. О тихом счастье людей, умеющих впускать в себя это счастье. О тихом счастье мироздания, видящих людей, помнящих о любви и радости. О тихом счастье случающегося каждый день чуда, тоже сотворенного - но самим человеком, потому что человек создан по образу и подобию Бога.

Буквы творят чудо слова, люди творят чудо Жизни. Бог выпускает нас из-под пера, выговаривает нас - каждого - так, чтобы собрать в нужные слова, сильные, настоящие, честные. Слова, способные изменить мир. Потому как если человек пока не сумел стать молитвой, Господи, можно он будет твоей буквой? Нотой твоей, Господи, если и дар речи отнимешь?

Выговори нас, Господи. Запиши.

Дай случиться каждой своей букве.

Каждому своему стихотворению.

Каждой нашей строке.

[rina-di]

Интервью Владимирскому паблику "Керосиновая кошка"

Как давно ты пишешь?

Первый рифмованный опыт (стихотворением это, конечно, очень сложно назвать) произошел в семь лет. Лет в десять я завела Специальную Тетрадку, куда решила записывать получившиеся, на мой взгляд, стихотворения. Полное же осознание того, что я хочу не просто писать, но и совершенствоваться в этом, постигать изведанное и неизведанное, связанное со Словом и текстом, пришло куда позже – лет в пятнадцать. Тогда же и был избран дальнейший путь – дорога на филологический факультет.

О Образование, профессия, область деятельности и т. д.

На филфаке бывшего тогда Владимирского педагогического университета я провела пять лет, ставших для меня важными и много определившими. Заложился очень важный «костяк» внутри – и в личностном плане, и в плане опять же отношения к слову и тексту. Время было если не золотое (эта эпоха для филфака пришлась на советский период – вот там преподавали Светила и Светилища!), то точно Серебряный век. С преподавателями повезло невероятно. Наш поток застал неповторимых людей, которые были прежде всего примерами прекрасных и великих душ человеческих – и, конечно, идеальными педагогами, на чью поддержку можно было рассчитывать всегда. Инна Львовна Альми, Валентина Васильевна Кудасова, Римма Сергеевна Канунова, Владимир Иванович Фурашов, Наталья Константиновна Гаврилова, Ольга Гавриловна Ручко, Ольга Ивановна Половинкина, Кирилл Сергеевич Соколов, Екатерина Николаевна Варюшенкова, Елена Алексеевна Абрамова – список можно продолжать еще долго, много найдется людей, которые запомнятся навсегда. И благодарность неизмерима и трудно выразима.

С профессией получилось по-разному. С одной стороны, я много лет проработала в сфере интернет-маркетинга. С другой – всякий раз моя деятельность была связана со словом: много приходилось работать с текстами. Сейчас я редактор, это ос��бое искусство исцеления текста. Как говорила одна из филфаковских преподавательниц, «слова – живые, и не надо убивать их раньше времени». Увы, многие убивают и сами часто этого не замечают (или не хотят замечать?). А мы – целители, выхаживаем слова и отпускаем их летать. Хотя иногда приходится и воскрешать «с нуля» - больно, когда так случается.

Так что «в начале было Слово». Это – первое правило и в моей жизни. В первую очередь я человек, несущий Слово. Берегущий Слово. Передающий его другим – а вот как воспримут? Случается по-разному. Дома нас, творящих, берегущих и несущих Слово, - двое. Может быть, именно поэтому получается разговаривать без слов (да, иногда можно обходиться и без слов!) и читать мысли? Может и быть. Иногда понимать друг друга в молчании гораздо важнее, чем постоянно говорить.

Случаются моменты и дни, когда слов нет. Не приходят. Не хотят. Не дают мне их. Тогда помогают цвета и линии. Так получаются картинки: иногда вполне себе реалистичные, чаще – фантастические, порой – и вовсе рисованные сказки. Пару раз мои картинки ходили «себя показать» на «Инициативную выставку», организованную Сашей Мешалкиной, интересной и очень своеобразной художницей.



Ч Что считаешь главным достижением своей жизни?

Удавшиеся, действительно хорошие тексты, и те тексты, что достучались до людей, заворошили живое внутри них. Многих людей, встретившихся в жизни – а есть и те, кто остался, и новые – интересных, самобытных, хороших и не очень. Каждый внес свой вклад в развитие моей души – каким бы он ни был, это опыт. Это важно. Даже если в какой-то момент разрушало. Самосовершенствование – можно ли это считать достижением? Излечение множества страхов, темных и болезненных сторон, подъем психики из ничего до состояния света, цельности и гармонии. Но здесь далеко не только моя заслуга – скорее, человека – или нескольких человек – которые всегда рядом.

П Почему стала писать?

Не знаю. Не помню. Оно само.

Оно всегда само находило и тыкало в бумагу или монитор.

Иногда в неожиданных ситуациях и не совсем подходящих местах, не спрашивая разрешения.

Так и получалось. Так получилось и в первый раз. Дали слов и сказали «Собери мозаику».

П Первые выступления: как, где это было?

Это было в Муроме, еще в школьный период. Тогда несколькими муромскими поэтами устраивались фестивали авторского стихотворения – для школьников разных возрастов. Я участвовала каждый год, начиная лет с двенадцати или тринадцати. Был там и один удивительный человек, поэт Юрий Павлович Мятлевский, который брал на себя труд просматривать абсолютно все стихи, которые ему отдавали (домой, конечно) и оставлять на полях свои карандашные пометки и комментарии, советы. Человек этак пятьдесят, и многие «сдавали» по толстой тетради, а то и не по одной. И каждое стихотворение читалось, ни одно не оставалось без внимания. Для каждого Юрий Павлович находил время.

Потом мы общались уже и неформально, вне всех этих встреч. Лет в шестнадцать я стала посещать литературную студию, которую вел Юрий Павлович. Читала уже там. Это тоже были необыкновенные встречи, где собирались люди без возрастных пределов: от восьми лет и до девяноста, наверное. Всегда находилось что обсудить, о чем поспорить, каждая беседа, каждая встреча – это было живое общение, нужное и важное для каждого. Никто не «боялся» - даже если и знал о несовершенстве своих текстов – может быть благодаря очень доверительной атмосфере, теплу и открытости, которые почти видимо исходили от каждой души, которая туда приходила. Люди умели слушать и слышать.

Мне кажется, это очень много и встречи с таким настроем надо возвращать. Отчасти у нас такими были литературные вечера «под управлением» Жени Степнова, но и там в какой-то момент, видимо, наступила внутренняя «раздробленность».

О О чем чаще всего пишешь?

Мне кажется, невозможно выделить стихотворения на конкретную тему. Каждое стихотворение – это целый мир, в котором соединено несколько мотивов. Но можно сказать о том, что чаще всего затрагивается: любовь, поиск себя и света, поэзия, Бог и его присутствие в мире и человеке, смерть и ее отсутствие, преодоление себя и больных вещей – вос-хождение – выше, чем стоял прежде, хотя бы на одну ступень.

П Послание стихов

Как уже говорилось, стихотворение – это целый мир, и в этом случае нужно говорить о каждом отдельно. Обобщать очень сложно. По сути, главное сказано в предыдущем ответе:преодоление темного и болезненного, движение «вперед и вверх», обретение души. Конечно, еще то, что смерти нет – есть повсеместная жизнь, повсеместная любовь и присутствие Бога и чудесностей – есть умение видеть, которым, увы, обладает не каждый.

А может быть, иначе: не каждому хочется видеть и чувствовать. Как пелось у Арефьевой в песенке про мышей, деревянным быть проще, а живым – тяжело и больно. Но каждый выбирает – быть живым или деревянным. По-моему, так живым – это ведь не только и не столько о боли, но еще очень сильно – о радости и красоте, о способности делиться этим вИдением с остальным миром. А иначе как мы сможем его вылечить?



К Как часто пишешь?

Тут не угадать. Как придет. Иногда месяцами нет ничего, иногда в день – несколько стихотворений. Как дадут нужных слов – так и получается.

К Как возникает желание написать стих?

Странное слово про «возникает желание». Часто нет никакого желания. Нет и все. Возникает необходимость. Как в книжках древних пророков: «Запиши, потому что мои слова истинны». Или про то, как «не мог я молчать, потому что слово горело во мне». Начинает звенеть и гореть. Иногда ощущение, точно слова перебивают друг друга, роятся, ищут выхода, пути рождения. Не дать им выхода равно погибнуть. Может звучит пафосно, но именно в этот момент ощущение точно такое.

Так что не столько желание – сколько необходимость.

Времени уходит разное количество. Никогда не «засекала». Иногда случается так, что давно лежит кусочек. Или неудачное что-то, недописанное. И берешь оттуда однажды те самые, нужные строки – или образы – не удавшееся отбрасываешь, дорабатываешь – и вот, засияло, заговорило. А случается, что – диктуют. Ни больше ни меньше. «Запиши, ибо слова мои истинны».

Надеюсь не исказить ни запятой и истинность сохранить.

В В каких обстоятельствах можно писать?

Если поместить в луну, ночь и безмолвие, ничего не выйдет. Многие вещи родились в ванной комнате (именно в ванне, как рыбки-жабки выползли из воды и эволюционировали, видимо) ). Важные стихотворения «вышли» из автобусов, по пути на работу или с работу или просто – по пути. Самое интересное, что «диктовать» порой начинают, когда я на работе – и не спрятаться, и не заткнуть «голос». Приходится выбирать время и хотя бы что-то набросать. Иначе никак, плохо будет очень, тяжело.

И опять же, обстоятельства сложно предсказать. Специальных, для вдохновения, нет. Патти Смит писала в кофейнях, выпивая литры кофе и царапая часто стихи на салфетках и открытках. Ну вот, видно, кому что. Я в настолько общественном месте не смогу ничего.



Ч Что сама читаешь?

Читаю любой хороший текст. Честный, глубокий и хорошо сработанный, где все на своих местах. От древних текстов, народных, священных в том числе (или в первую очередь даже) до самых современных. Жизнеописания. Документальное – письма, записные книжки, дневники. Литературоведческое. Очень ценю так называемую «детскую» литературу, сказки – в этом много честного, настоящего и непосредственного. А конкретных имен называть не стану: это много, сложно и лень.

П Поэзия и жизнь

Дневник. Если человек захочет узнать обо мне как следует, пусть читает стихотворения. Там все – от первой буквы до последней точки – истинно, честно и правда. Абсолютно и совершенно все.

Ч Что главное для поэта?

Искренность, настоящесть, честность, стремление постоянно учиться искусству слова и хорошего текста – стремление постоянно учиться вообще. Оттачивание умения видеть необыкновенное в обыденном, замечать мелкие чудеса, видеть связи между на первый взгляд не родственными явлениями. Умение глубоко чувствовать и понимать происходящее. Умение быть откликом на мир, радаром – и маяком.

Всегда учиться. Постоянно. Никогда не считать себя «достаточно хорошим».

Никогда не думать о славе – помните Вавилонскую башню. Приходится попадать на «тусовки» и в СМИ, но вот вопрос: с какой целью? Что донести? Если себя любимого – выбрасывайте себя в мусорный контейнер, вы ни на что не годны даже в человеческом плане. Если вы желаете донести нечто важное до человека, слушающего/читающего вас, «донести синь», не расплескать что-то ценное, а приумножить его – тогда на здоровье.

Поэт не на себя работает. Как и любой настоящий художник.

Сошлюсь на любимую мной Патти Смит: «Искусство поет о Боге и только ему на самом деле и принадлежит».

Или же Космосу, Мирозданию, чему-то Высшему, даже сердцу – у каждого это свое, в зависимости от внутренних стремлений.

Но главное – это честность, настоящесть и постоянное, непрестанное совершенствование – ради того, чтобы лечить мир, пробуждать человеческое сердце. И если хоть один человек услышал, понял и принял и пошел домой исцеленный– значит, все не зря.

[rina-di]

Слово вровень со смертью: выдох - об Александре Улитиной

*мне по-прежнему очень важен этот текст, потому что эта женщина - невероятная моя близь*

--------------------------------------------------

Она обычно выходит и тут же перестаёт читать свои стихи, потому что начинает петь их - почти с Ахмадулинскими интонациями - но это неправда, потому что она честнее, искреннее, чище Ахмадулиной, и да забросают меня камнями. Она глубже.

У неё глаза и улыбка ребёнка, а стихи о смерти. И смерть в её руках делается ребёнком - и звуком - и легко превращается в песню - и уже не страшно умирать, потому что точно знаешь, что смерть сорвет все покровы, все маски, и всё будет узнано, и все будут узнаны.

"Все умерли. Нет нам доверия.

Всё разорвано, да.

Плачь от счастья, внезапно настигшего.

Не скрывай наготы своей".

Смерть - это белый, белый снег, и он же - воскресение и обновление. Она подходит к тебе и говорит о том, что завтра выпадет снег, и ей веришь. Она жонглирует странными именами корейских нежных юношей, тонкими их чертами, вписывает в непривычное азиатскому слуху русское наречие. Так надо, чтобы все сердца стали едины.

"Три выдоха,

Три яблока сорвать:

Для Ли Мин Хо,

И Ли Хён У,

И Чон Ён Хва".

Она вся - о любви. Она учит писать отца, хотя, казалось бы, все должно быть наоборот. Отец читает на публику её стихи, накрепко забывая о своих, хотя, казалось бы, все должно быть наоборот. Но они дети и они живые, а у живых любовь стоит законом, а любовь не помнит своего.

"Где Слово такой природы:

Вровень со смертью,

Растёт у самого сердца.

Иди,

Обтекаема потоком жизни,

Неуязвима для времени,

Слушая тишину океана,

Неся на кончиках пальцев

Мозоли от струн,

Руны осенних листьев

В книге слепых.

По ним,

Ослепший от солнца,

Прочтёт

Твоё одиночество".

Бог с ней, она не одинока, но она - одна. И стихи говорят ей, как надо быть. И надо замереть и слушать. И записать услышанное. И потерять тетради, где это записано.

И забыть об этом, потому что рукописи не погибают. А значит, все слова будут сказаны. Будут спеты и выпиты.

"Я не забуду. Я тебя вплету

В ручей руки, ручное русло жизни,

В нестрого установленном режиме

В нестройный хор, в последнюю плиту,

В тот день из детства, где лечу наверх,

Где время перемешанное длится.

Отколотого солнца половицы

Скрипят – и в старом доме бродит смех,

И наши голоса из разных вех.

Я закричу – и эхом буду биться,

Рассыпавшись в горсти сухой землицей".

Эхо бьётся сердечным пульсом в каждой букве, даже когда она замолчит. Эхо разговаривает с тишиной на её языке, меняя размеры, вплетаясь в певучесть бытия.

Она выходит из дома, и жизнь начинается заново.

И в этот момент я знаю, что она увидела точно то же, что вижу я.

И мы обе об этом замолчим, пока нам не дадут право Слова.

А нас без него не оставят. Аминь.

18.02.19

К.

[rina-di]

О чем поет ветер

Каким было “мое” первое стихотворение Блока, я не помню. Не помню, в какой обложке был первый сборник. Не помню первой увиденной фотографии. Ничего этого не осталось в памяти, и на самом деле слава Богу. Важнее другое - ощущение встречи - лицом к лицу, без океанской толщи времени, пространства, телесного и бесплотного. Так и началось все - со встречи, и прочтение оказалось не восприятием, а больше и глубже - диалогом. “Ты слышишь? Ты веришь? Ты спишь?” Слышу. Верю.

Не сплю. Душа вытравлена белым светом. Бессонные птицы выклевали очи.

Мальчик Саша играет с собакой. Мальчик Саша рисует журнал “Вестник”, где стихи про зайцев и котиков, где смешные картинки и аккуратно переписанные романтики девятнадцатого века. Юноша Саша не хочет поступать на юриста, но надо. Юноша Саша играет Гамлета, плохо играет, но в тот момент обязательно надо играть Гамлета, непременно. Юноша Саша на вечный вопрос отвечает “быть” - потому что “не быть” будет потом, а пока - только “быть”.

Шахматово залито золотыми зорями. У него звучная фамилия отца. Он плюнул на юридический и перевелся - теперь занимается милой сердцу языковой наукою. Он пишет дневники, он считает, что это необходимо каждому - в такое-то время. Его имя на слуху у томных и пафосных Гиппиусов - Мережковских: сначала в ключе гениальности, затем в презрительном тоне - потому что посмел перерезать связь с Великими. Потому что посмел искать собственный путь, вне школ и направлений.

Потому что посмел искать Свет и Истину в темной эпохе fin de siecle, исполненной страстности, оккультного мракобесия и искусственных чувств.

Нашел - ночную фиалку и болотных чертеняток. Лилово-зеленую врубелевскую темноту, где каждая тень кажется Лесным Царем. Ночь не покинет, ночь тиха и вместе с тем полна желания и тайн. Потом ночь станет снежной и исполненной фонарей - сверкающей, театральной: снег - декорации, колышущийся занавес, сметающий актеров, точно картонных кукол.

Да и что здесь настоящее?

Ветер. Весна. Дорога. Россия. Дом. Любовь.

Смерть - “третье крещение”.

Но ветер выше всего. Выше смерти, выше любви, выше бесконечной дороги и России. Ветер шьет своей нитью и снега, и все четыре стороны света, и это замученное самим собой и корнями невянущих ночных фиалок сердце. Ветер - над жизнью, любовью и смертью. Ветер врывается в фарс “Балаганчика” и смешивает фигурки, словно тасуя карточную колоду. Ветер путает жизни и мешает смотреть вперед в “Песни Судьбы”. Ветер превращает жизнь в бред и видения, ветер играет с людьми и домами по своему разумению. Ветер - на всем белом свете.

Ветер принес много крови. Ветер принес войну.

Александр Александрович от восторгов семнадцатого переходит к казенщине и занятиями не своим делом. Александр Александрович с ужасом обнаруживает, что почти не может писать - нет, может, но это не то, не то. Александр Александрович превращается в мертвеца раньше, чем обездушенные люди власти сделают его таким.

Александр Александрович говорит о Пушкине: “Поэта убивает отсутствие воздуха”. Александр Александрович вскоре задохнется в своей маленькой обедневшей квартирке - задохнется во всех смыслах. “Взгляни на него, он лежит в комнате, на маленьком диване. Точно ангел с переломанным крылом”. “Третье крещение” переродит окончательно - не узнать и с трудом вспомнить, как все было тогда, на самом деле.

Александр Александрович перед смертью уничтожит многие стихотворения и некоторые записные книжки. Александр Александрович скажет, что лучшим в его жизни был Свет - “Стихи о Прекрасной Даме” - стихи юноши Саши с горящим сердцем. Ветер тогда тоже был другим, весенним и свежим. Можно было принимать жизнь и приветствовать звоном щита и говорить на языке Бога, зная все его имена - и все имена любви.

Жутко и холодно стало;

Это - я помню неясно,

Это - отрывок случайный,

Это - из жизни другой мне

Жалобный ветер напел…

Щит рассыпался в пепел. Последний свет померк.

Нет. Остались стихи. Обязательно остаются стихи. И больше, чем стихи:“Всякое стихотворение — покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся, как звёзды... Из-за них существует стихотворение”.

Время собирать звезды.

[rina-di]

Царевна-лягушка

***

Босиком ощупывать землю - как хорошо

Дышится в этом теле и в этом дне.

Светится Богородица на окне,

Светится белая кожа - поехал шов:

Этому платью тоже подходит срок -

Сбросить его да в печь. Лягушачьих кож

Сколько уже откинуто, столько строк

Вычеркнуто, что тела не разберёшь,

Не разглядишь лица - только россыпь слов,

Вдавленных в белый прах с покрасневших плеч.

Каждой царевне-лягушке найдется кров,

Новая кожа, новый Иван

И печь.

1 августа 2019

[rina-di]

Так получилось, что этим летом в полях наших любимых мы ещё не успели побывать - то загруженность не пускала, то дожди. Правда, есть большая надежда на август и сентябрь - надо же, наконец, надо: это все же места невероятной силы, света и свободы, когда дышится легко-легко и глубоко, а Бог совсем рядом, вот тут, шелестит по траве босыми ногами. #поля #местасилы #травушка #всетольконачинается #лето (at Суходол) https://www.instagram.com/p/B0Lf9TuHhzU/?igshid=1d8clzo7y0fhd

[rina-di]

К Японии у меня очень личное отношение, и оно совсем не связано с аниме и прочей популярной культурой. Однажды, "в странное время моей жизни" - точнее, радикально переломный момент, когда ещё было непонятно, как жить дальше, мы встретились. Это была выставка "Японская мозаика" в Центре ИЗО, это был самый дух той страны, которая мне долго снилась. Это были вещи, лица, книги, фильмы - осязаемое, далёкое, близкое. Настоящее. Тогда я вспомнила, что самураем можно быть всегда и везде, - и стало легче, и силы прибыло. Как и всякий раз, когда я мысленно прихожу в это безумное и особенное место. Надеюсь, однажды пройдусь по заочно любимому Киото собственными стопами. Arigatou. #Япония #выставки #дорогое #внутреннийсамурай #благословения https://www.instagram.com/p/B0KyCFznYjS/?igshid=1schma91g782i

[rina-di]

Сиреневое

такая сирень - набирать охапками,

как первый снег,

и так же волноваться:

растает, растает.

молиться о новом сиреневом дне,

вплетенном в струны ее ароматов,

в ее созвездия,

льнущие к твоим ладоням

так, как никто из смертных -

никогда.

пятилистное счастье твое

замерло на губах.

растает, растает, скорей -

и весна проливается

солнцем

в твоём животе.

[rina-di]

***

В это время все в мире - цветы. Даже в мертвой земле,

Даже в камне бежит паутинка от тонких стеблей,

Самый видимый воздух становится эхом полей,

Самый маленький человек - невесомей, и ле-

тосчисление принимает иной оборот -

стрелка на нуле.

Трогать лилии, закипающие в руках,

Измерять необхватное новое небо в шагах,

Запах листьев - в глотках,

Запах встречных - в счастливых часах,

Запах твой -

В чудесах.

Мы идём, отражаясь в витринах и каждом окне,

Потому что ты сам не сочтешь, сколько в нас нынче неб -

И не жалко - ни этому миру, ни этой стране:

Притяжения нет.

Отражение неба в глазах -

самый точный ответ.

И поэтому можно идти по-над тротуаром

И шнурки завязывать ново - на узел небесный.

Город принял тебя в ладони хрустальным даром

В этот день воскресный,

Чёрно-белый, притихший, ветреный, грозовой -

Терпко пахнущий духом медовым и травяным.

Проходи сквозь него.

Дверь открыта.

Иди домой

Каждый день - будто заново сшитым и вновь живым.

26.05.19

[rina-di]

***

все тропинки ведут к междуречью

стихотворных течений и всплесков.

мы идём с тобой за руку. берег

пахнет солью и волглым песком.

здесь трава не трава - а обитель

в вышину человечьего роста,

здесь слова не слова вовсе - камни,

из которых нам выстроят дом.

мимоходом, вдох-выдох, по кромке

острозубой волны - босы ноги,

необутое сердце стремится

вне - туда, где соленый восход -

вторить тонике певчих приливов,

и разглаженной коже песчаной,

где закопаны зерна созвучий -

вдруг хотя бы одно прорастет.

01.06.19

[rina-di]

***