#арабское завоевание | Explore Tumblr Posts and Blogs

mitzvatemet · 6 years

Text

Йеменские евреи. История

https://mitzvatemet.com - каталог еврейских захоронений и мемориалов Беларусь, Украина и др.

В Танахе, Новом Завете и Коране рассказывается, как царица Саввская пришла в Иерусалим от южного края земли, дабы приобщиться мудрости царя Соломона и стать матерью его ребенка. Коран добавляет, что весть о процветающем южном царстве принес Соломону пронырливый Удод. И впрямь около трех тысяч лет назад в юго-западной Аравии уже существовало Сабейское (Саввское) государство с центром в Марибе, где позже была построена могучая оросительная плотина, чудо света. Возможно, еврейские торговцы обосновались там в те далекие вр��мена, отправляя на север караваны с грузом золота, драгоценных тканей, ладана и мирры. Хотя о сабейских правительницах современной науке ничего не известно, на происхождение от мудрого Соломона и южной царицы претендуют не только йеменские арабы, но и их восточно-африканские соседи эфиопы. Йеменские евреи считают, что их предки оказались на юге Аравии, следуя пророчеству Иеремии, предсказавшему гибель Иудейского царства. Итак, гласит предание, за сорок два года до того, как вавилоняне разрушили Первый Храм в 587 году до хр. э. (по еврейской традиции - 423 г.), тысячи семей из Иерусалима добрались до южного края земли. В Бет Шеарим близ Хайфы найдены саркофаги с останками химйаритских евреев, привезенными из Йемена для захоронения в Земле Обетованной в III веке хр. э.. Это - одно из первых археологических доказательств, что еврейская община в Йемене уже существовала и поддерживала связи с родиной. Некоторые из царей Химйара со столицей в йеменском городе Дафар исповедовали иудаизм. Наиболее известный из них, Йусуф (Йосеф) Зу Нувас, правил всего семь лет в начале VI века. Арабское предание гласит, что потерпев поражение в ожесточенной борьбе с христианской Эфиопией и не желая сдаваться врагу, Йусуф направил своего коня в море и навсегда исчез в пучине. С появлением ислама евреи Хиджаза были изгнаны из Медины, из оазисов Хайбар, Фадак и других мест их обитания, а их собственность оказалась в руках ревнителей новой веры. В отличие от севера, на юге Аравии евреев тогда не выселяли и не пытались силой обратить в ислам. Власти ограничивались тем, что взимали с них подушный налог на иноверцев - джизью. В Халифате все местные христиане и евреи получили статус "зимми": людей Писания, находящихся под покровительством мусульман в обмен на лояльность и ряд ограничений в общественной жизни. Далее наступает темный период в жизни йеменских евреев. Известно, что ими почитался Саадийа Гаон из Вавилонии (882-942), который снабдил Тору обширным толкованием - тафсиром. Бесценные свидетельства о положении йеменских евреев XI-XIII веков были случайно обнаружены сто с лишним лет назад при ремонте палестинской синагоги в старом Каире. Синагогальная гениза (погребение ветхих свитков Торы и других рукописей, содержащих имя Б-га) сохранила около четверти миллиона текстов. Из них более семи тысяч так или иначе связаны с торговлей или другими сторонами экономической, духовной и частной жизни евреев на огромном пространстве от Египта до Магриба и Испании на запад, или до Месопотамии, Йемена, Индии, Индонезии на восток. Четыреста текстов непосредственно касаются торговли в бассейне Индийского океана. Документами каирской генизы гордятся архивы Кембриджа, Оксфорда, Лондона, Петербурга, Будапешта, Нью-Йорка. Наиболее интересны из них частные и деловые письма, юридические, брачные и коммерческие договоры. Язык всех этих документов - арабский, но написаны они еврейскими буквами, как было принято у евреев Йемена еще полвека назад. В письмах упоминается примерно полторы сотни товаров. Важное место в индийско-средиземноморской торговле XI-XIII веков занимали ткани - полотно, лен, хлопок, шелк. Ценился краситель индиго, южноаравийские благовония и пряности, целебные и ароматические травы. Душистый тимьян, напротив, доставляли в Йемен из Греции. Корабли везли железо и медь, свинец и жесть, оливковое масло, вино, воск и мед, финики, изюм и другие сушеные фрукты, вино, сахар, мыло, сыр. Десть бумаги высшего качества была лучшим подарком еврейского купца из Адена своему торговому партнеру в Индии. Надеясь на выгодные заказы, еврейские мастера по серебру плыли из Марокко через Баб эль-Мандебский пролив на остров Цейлон. До того как на время осесть в Йемене, еврей из Туниса Авраам бен Перахйа основал на Малабарском берегу в Индии заводик, где с 1132 по 1149 год изготовлялась медная утварь для кухонь, прачечных и бань. Отважных и предприимчивых ждали бури и кораблекрушения, разбойники морские и сухопутные, несчастья и болезни, многолетняя разлука с близкими, тоска по дому. Вот выдержки из письма, отправленного неизвестным еврейским купцом примерно в 1204 году из Адена своей жене в Каир (оригинал в Еврейской Теологической Семинарии Америки, Нью-Йорк; коллекция Е.Н. Адлера, 2739, л.16): "Получил твои драгоценные письма. Я прочел и перечел их, и счастлив был узнать, что ты благополучна и в полном здравии.... В письмах своих ты все время то упрекаешь, то обижаешь меня в самых резких выражениях. Ничего подобного я не заслужил. Б-гом клянусь, вряд ли кто другой, разлучившийся с женой, имеет на сердце такую кручину все это время и все эти годы, с самого мига нашего расставания до того часа, когда я пишу это письмо, постоянно думая и тоскуя по тебе... Ты упрекаешь меня за [благовонную] серую амбру. Дорогая бедняжка! Знала бы ты, сколько невзгод и трат я претерпел, чтобы достать эту амбру для тебя, ты сказала бы, что нет ей равного в целом свете... Когда я лишился всего своего груза, я занял в долг и отправился в страны ал-Мабара [в Индии]... Я подбил итоги и заплатил одному из наших единоверцев, что возвращался из ал-Мабара в Аден, и вот из этих средств он купил ее для тебя... Так я жил от мига нашей разлуки до приезда в Аден и назад из Индии снова в Аден. Дни и ночи напролет я постоянно пил, и не из прихоти, а от тоски. Но вел себя как подобает, и если кто насмехался надо мной и поносил меня, я приходил в ярость и он замолкал... ...Если ты и впрямь желаешь развода, я не корю тебя, ведь ты ждешь меня так давно... Если хочешь, чтобы мы разошлись, прими свидетельство об отказе от брака и ты свободна... Весь день у меня одиноко на сердце и я стражду от нашей разлуки. Я чувствую эту боль, даже когда пишу эти строки, но выбор за тобой... Посылаю тебе семь с половиной маннов [=15 фунтов] мускатного ореха, наилучшего из того, что можно сыскать в Кариме..., и две тканых футы для детей..." Два пояснения. Карим - это область международной торговли к юго-востоку от Каира, главным портом которой с XII века по 1484 год оставался Аден. Занимавшихся этим делом, в основном евреев, так и называли - "купцы Карима", возможно по имени ежегодного каравана торговых судов, издавна плававшего в южных водах. Фута: сегодня это - мужская йеменская юбка, на манер малайского саронга или шотландского килта, которую в Йемене носили и носят все, не исключая евреев. В прошлом фута могла обозначать и меру ткани. В середине XII века мусульманские правители Йемена пытались насильственно обратить местных евреев в ислам, в чем получили помощь некоторых из новообращенных, утверждавших, что окончательная победа ислама предсказана в Писании. Многие верили, что пришли последние времена, и на волне этих настроений появился самозваный Мессия. Тогда Маймонид Рамбам направил евреям Йемена послание "Игерет Тайман", в котором увещевал их, призывая вернуться к вере. Местная еврейская традиция считает, что именно оно сыграло решающую роль в поражении Лжемессии, прекращении гонений и возрождении общины. Это было не первым и не последним испытанием в трудной истории йеменских евреев. Османское завоевание Йемена в 1547-1630 годах завершилось поражением турок силами местного зайдитского ополчения. Мусульмане шиитского толка - зайдиты верили, что их выборный глава-имам должен с оружием в руках вести их к победе, соединяя в одном лице воина и богослова. В 1679 году зайдитский имам повелел изгнать всех евреев из центральных районов страны в прибрежную красноморскую зону, где свирепствовала влажная жара и малярия. Многие умерли от голода и болезней. Всего через год их вернули назад, потому что некому было торговать, ковать клинки и лемехи, делать надежные замки, выдувать или отливать серебряные браслеты и серьги, чеканить лучшие ножны для кинжалов и мечей, резать по дереву, выделывать тонкую кожу, вышивать пояса и лепить фигурные сосуды. Но дома евреев были заняты новыми жильцами, а их книги и места молений уничтожены. Великий еврейский поэт Йемена Мори Салим Шабази (Або Шолем) с горьким сарказмом рассказывал об этих испытаниях в своих стихах. Теперь евреям Саны был отведен специальный квартал Каа аль-Йахуд -(Еврейская Долина) за городской стеной. Политическое разделение зайдитского Севера и суннитского Юга закрепилось в самом начале 1839 года, когда британские войска заняли Аден. До их ухода в конце 1967 года, еврейское население юга пользовалось равноправием с мусульманами и индийцами (до этого тоже сильно ограниченных в правах). На севере оно оставалось в положении "зимми" и зависело от воли имама, его чиновников и племенных вождей. В XIX веке в Европе и Эрец-Исраэль возродился интерес к Йемену благодаря поискам утраченных десяти колен израилевых. Рассказывали, что шадары, или посланцы из Эрец-Исраэль, встретили в Йемене потомка библейского Дана. На поиски безвестных сородичей отправился в 1831 году Барух Бен Самуил из Пинска, "русский талмудист", как называет его английский философ сэр Исайя Берлин. Он стал личным врачом имама, но быстро навлек на себя немилость и был казнен. В 1883-1892 годах четыре экспедиции в Йемен предпринял австрийский арабист Эдуард Глазер. Ему, еврею по происхождению, оказывали действенную помощь местные евреи. С этого времени по существу началось систематическое изучение йеменских древностей и этнографии - усилиями австрийских, британских, французских, русских, немецких, итальянских, голландских и американских ученых, к которым присоединились йеменцы и потомки йеменских евреев, называющих себя йеменитами (на иврит: тайманим). Евреи Йемена стали уезжать в Эрец-Исраэль с 1882 года, и хотя уже на следующий год последовал официальный запрет на эмиграцию, она продолжалась более полувека. Пики ее пришлись на 1908 и 1911годы; в 1929 году многие выехали, несмотря на отрицательную позицию муфтия Иерусалима. Евреи покидали Йемен в 1943 году, эмигрантов стал еще больше после образования государства Израиль. Зайдидского имама Йахью (правил в 1904-1948) местные евреи вспоминают как доброжелательного и надежного правителя. Несмотря на его стремление изолировать страну от иноземных влияний, при Йахье началось движение еврейского Просвещения, представители которого (дардаим) боролись в Сане со всякими суевериями. И сегодня многие пожилые йемениты тепло вспоминают, как самодержавный имам каждую пятницу на пути в мечеть посещал Каа аль-Йахуд и собственноручно принимал от евреев жалобы. Новый имам Ахмад отменил запрет на еврейскую эмиграцию, настаивая, чтобы покидающие страну еврейские умельцы сначала передали свое мастерство мусульманским ремесленникам. В 1949-1950 годах была организована операция по массовому вывозу евреев из северного Йемена, получившая название "На орлиных крыльях". С Севера уехало примерно пятьдесят тысяч человек. Осталось всего несколько тысяч. Эмиграция с Юга приобрела размах в шестидесятых, когда чувствовалось уже, что на смену британской администрации придут арабские националисты-радикалы. Сегодня в Израильском Музее Иерусалима посетители видят прекрасную экспозицию, посвященную евреям Йемена. В Израиле есть несколько йеменских синагог, на базарах продаются изделия ювелиров-йеменитов. Кое-где можно встретить пожилых людей, одетых по-йеменски и говорящих на иврите с певучей и гортанной йеменской интонацией. Существует влиятельное землячество выходцев из Йемена, ведущее большую научную работу, чтобы сохранить в Израиле память о стране царицы Савской. Молодые начали интересоваться родиной своих дедов и поздних отцов: входит в моду йеменская музыка и песни, справляются свадьбы "по-йеменски". А на рынке в Сане продавец-араб, расхваливая кинжал в серебряных ножнах, браслет или ожерелье, обязательно скажет: "Еврейская работа!".

Оригинал взят у:

Алексей С. Железнов

Д-Р ИСТОРИЧЕСКИХ НАУК МИХАИЛ РОДИОНОВ

Сегодня в Йемене осталось всего несколько сот евреев, которых сейчас пытаются насильно обратить в ислам."

#Йеменские евреи #История и культура #евреи #mitzvatemet #Генеалогия

0 notes

mariakonde · 6 years

Photo

Сказки тысячи и одной ночи — памятник средневековой арабской и персидской литературы, собрание рассказов, обрамленное историей о персидском царе Шахрияре и его жене по имени Шахразада (Шахерезада). История создания. Вопрос о происхождении и развитии «1001 ночи» не выяснен полностью до настоящего времени. Попытки искать прародину этого сборника в Индии, делавшиеся его первыми исследователями, пока не получили достаточного обоснования. Прообразом «Ночей» на арабской почве был, вероятно, сделанный в X в. перевод персидского сборника «Хезар-Эфсане» (Тысяча сказок). Перевод этот, носивший название «Тысяча ночей» или «Тысяча одна ночь», был, как свидетельствуют арабские писатели того времени, очень популярен в столице восточного халифата, в Багдаде. Судить о характере его мы не можем, так как до нас дошёл лишь обрамляющий его рассказ, совпадающий с рамкой «1001 ночи». В эту удобную рамку вставлялись в разное время различные рассказы, иногда — целые циклы рассказов, в свою очередь обрамленные, как например «Сказка о горбуне», «Носильщик и три девушки» и другие. Отдельные сказки сборника, до включения их в писанный текст, существовали часто самостоятельно, иногда в более распространенной форме. Можно с большим основанием предполагать, что первыми редакторами текста сказок были профессиональные рассказчики, заимствовавшие свой материал прямо из устных источников; под диктовку рассказчиков сказки записывались книгопродавцами, стремившимися удовлетворить спрос на рукописи «1001 ночи». Гипотеза Хаммер-Пургшталя. При исследовании вопроса о происхождении и составе сборника европейские учёные расходились в двух направлениях. Й. фон Хаммер-Пургшталь стоял за их индийское и персидское происхождение, ссылаясь на слова Мас’удия и библиографа Надима (до 987 года), что старо-персидский сборник «Хезâр-эфсâне» («Тысяча сказок»), происхождения не то ещё ахеменидского, не то аршакидского и сасанидского, был переведен лучшими арабскими литераторами при Аббасидах на арабский язык и известен под именем «1001 ночи». По теории Хаммера, перевод персидского «Хезâр-эфсâне», постоянно переписываемый, разрастался и принимал, ещё при Аббасидах, в свою удобную рамку новые наслоения и новые прибавки, большей частью из других аналогичных индийско-персидских сборников (среди которых, например, «Синдбâдова книга») или даже из произведений греческих; когда центр арабского литературного процветания перенесся в XII—XIII века из Азии в Египет, 1001 ночь усиленно переписывалась там и под пером новых переписчиков опять получала новые наслоения: группу рассказов о славных минувших временах халифата с центральной фигурой халифа Гаруна ар-Рашида (786—809), а несколько позже — свои местные рассказы из периода египетской династии вторых мамелюков (так называемых черкесских или борджитских). Когда завоевание Египта османами подорвало арабскую интеллектуальную жизнь и литературу, то «1001 ночь», по мнению Хаммера, перестала разрастаться и сохранилась уже в том виде, в каком её застало османское завоевание. Гипотеза де Саси. Радикально противоположное воззрение высказано было Сильвестром де Саси. Он доказывал, что весь дух и мировоззрение «1001 ночи» — насквозь мусульманские, нравы — арабские и притом довольно поздние, уже не аббасидского периода, обычная сцена действия — арабские места (Багдад, Мосул, Дамаск, Каир), язык — не классический арабский, а скорее простонародный, с проявлением, по-видимому, сирийских диалектических особенностей, то есть близкий к эпохе литературного упадка. Отсюда у де Саси следовал вывод, что «1001 ночь» есть вполне арабское произведение, составленное не постепенно, а сразу, одним автором, в Сирии, около половины XV века; смерть, вероятно, прервала работу сирийца-составителя, и потому «1001 ночь» была закончена его продолжателями, которые и приписывали к сборнику разные концовки из другого сказочного материала, ходившего среди арабов, — например, из Путешествий Синдбада, Синдбâдовой книги о женском коварстве и т. п. Из персидского «Хезâр-эфсâне», по убеждению де Саси, сирийский составитель арабской «1001 ночи» ничего не взял, кроме заглавия и рамки, то есть манеры влагать сказки в уста Шехрезады; если же какая-нибудь местность с чисто арабской обстановкой и нравами подчас именуется в «1001 ночи» Персией, Индией или Китаем, то это делается только для большей важности и порождает в результате одни лишь забавные анахронизмы. Гипотеза Лэйна. Последующие учёные постарались примирить оба взгляда; особенно важным в этом отношении оказался авторитет Эдварда Лэйна (E. W. Lane), известного знатока этнографии Египта. В соображениях о позднем времени сложения «1001 ночи» на позднеарабской почве индивидуальным, единоличным писателем Лэйн пошёл ещё дальше, чем де Саси: из упоминания о мечети Адилийе, построенной в 1501 году, иногда о кофе, один раз о табаке, также об огнестрельном оружии Лэйн заключал, что «1001 ночь» начата была в конце XV века и закончена в 1-й четверти XVI века; последние, заключительные фрагменты могли быть присоединены к сборнику даже при османах, в XVI и XVII вв. Язык и стиль «1001 ночи», по Лэйну, — обыкновенный стиль грамотного, но не слишком учёного египтянина XV—XVI века; условия жизни, описанной в «1001 ночи», специально египетские; топография городов, хотя бы они были названы персидскими, месопотамскими и сирийскими именами, есть обстоятельная топография Каира поздней мамелюкской эпохи. В литературной обработке «1001 ночи» Лэйн усматривал такую замечательную однородность и выдержанность позднего египетского колорита, что не допускал вековой постепенности сложения и признавал только одного, максимум, двух составителей (второй мог окончить сборник), которые — или который — в течение недолгого времени, между XV—XVI веками, в Каире, при мамелюкском дворе, и скомпилировал «1001 ночь». Компилятор, по Лэйну, имел в своем распоряжении арабский перевод «Хезâр-эфсâне», сохранившийся с X до XV века в своём старинном виде, и взял оттуда заглавие, рамку и, быть может, даже некоторые сказки; пользовался он также и другими сборниками персидского происхождения (сравни повесть о летательном коне) и индийского («Джильâд и Шимâс»), арабскими воинственными романами времен крестоносцев (Царь Омар-Номâн), наставительными (Мудрая дева Таваддода), мнимо-историческими Повестями о Гаруне ар-Рашиде, специально-историческими арабскими сочинениями (особенно теми, где есть богатый анекдотический элемент), полунаучными арабскими географиями и космографиями (Путешествия Синдбада и космографию Казвини), устными юмористическими народными побасенками и т. д. Все эти разнородные и разновременные материалы египетский составитель XV—XVI веков скомпилировал и тщательно обработал; переписчики XVII—XVIII веков внесли в его редакций только несколько изменений. Воззрение Лэйна считалось в учёном мире общепринятым до 80-х годов XIX в. Правда, и тогда статьи де-Гуе (M. J. de Goeje) закрепляли, с слабыми поправками по вопросу о критериях, старый Лэйновский взгляд на компиляцию «1001 ночи» в мамелюкскую эпоху (после 1450 г., по де-Гуе) единоличным составителем, да и новый английский переводчик (впервые не побоявшийся упрёка в скабрёзности) Дж. Пэйн (J. Payne) не отступил от теории Лэйна; но тогда же, с новыми переводами «1001 ночи», начались и новые исследования. Ещё в 1839 г. X. Торренсом (H. Torrens, «Athenaeum», 1839, 622) была приведена цитата из историка XIII века ибн-Саида (1208—1286), где о некоторых приукрашенных народных рассказах (в Египте) говорится, что они напоминают собой «1001 ночь». Теперь на те же слова и он Саида обратил внимание неподписавшийся автор критики на новые переводы Пэйна и Бёртона (R. F. Burton). По основательному замечанию автора, многие культурно-исторические намёки и другие данные, на основании которых Лэйн (а за ним Пэйн) отнёс составление «1001 ночи» к XV—XVI векам, объясняются как обычная интерполяция новейших переписчиков, а нравы на Востоке не так быстро меняются, чтоб по их описанию можно было безошибочно отличить какой-нибудь век от одного—двух предыдущих: «1001 ночь» могла поэтому быть скомпилирована ещё в XIII веке, и недаром цирюльник в «Сказке о горбуне» начертывает гороскоп для 1255 года; впрочем, в течение двух следующих веков переписчики могли внести в готовую «1001 ночь» новые дополнения. А. Мюллер справедливо заметил, что если по указанию ибн-Саида «1001 ночь» существовала в Египте в XIII в., а к XV веку, по довольно прозрачному указанию Абуль-Махâсына, успела уж получить свои новейшие наращения, то для прочных, правильных суждений о ней необходимо прежде всего выделить эти позднейшие наращения и восстановить, таким образом, ту форму, какую имела «1001 ночь» в XIII веке Для этого нужно сличить все списки «1001 ночи» и отбросить неодинаковые их части как наслоения XIV—XV веков. Обстоятельно такую работу произвели X. Зотенберг и Ричард Бёртон в послесловии к своему переводу, 1886—1888; краткий и содержательный обзор рукописей есть теперь и у Шовена (V. Chauvin) в «Bibliographie arabe», 1900, т. IV; сам Мюллер в своей статье также сделал посильное сличение.

Оказалось, что в разных списках одинакова преимущественно первая часть сборника, но что в ней, пожалуй, вовсе нельзя найти тем египетских; преобладают повести о багдадских Аббасидах (особенно о Гаруне), да ещё есть в небольшом количестве индийско-персидские сказки; отсюда следовал вывод, что в Египет попал уже большой готовый сборник сказок, состави��шийся в Багдаде, вероятно, в Х веке и сосредоточенный по содержанию вокруг идеализированной личности халифа Гарун Аль-Рашида; эти сказки были втиснуты в рамку неполного арабского перевода «Хезâр-эфсâне», который был сделан в IX веке и ещё при Мас’удии был известен под именем «1001 ночи»; значит, создана она, как думал Хаммер — не одним автором сразу, а многими, постепенно, в течение веков, но главный её составной элемент — национальный арабский; персидского мало. На почти такую же точку зрения стал араб А. Сальхâний ; кроме того, основываясь на словах Надима, что араб Джахшиярий (багдадец, вероятно, X века) тоже взялся за составление сборника «1000 ночей», куда вошли избранные персидские, греческие, арабские и другие сказки, Сальхâний высказывает убеждение, что труд Джахшиярия и есть первая арабская редакция «1001 ночи», которая затем, постоянно переписываемая, особенно в Египте, значительно увеличилась в объёме. В том же 1888 году Нёльдеке указал, что даже историко-психологические основания заставляют в одних сказках «1001 ночи» видеть египетское происхождение, а в других — багдадское. Гипотеза Эструпа Как плод основательного знакомства с методами и исследованиями предшественников, появилась обстоятельная диссертация И. Эструпа . Вероятно, книгой Эструпа пользовался и новейший автор истории араб. литерат. — К. Броккельманн ; во всяком случае, предлагаемые им краткие сообщения о «1001 ночи» близко совпадают с положениями, разработанными у Эструпа. Содержание их следующее: нынешнюю свою форму «1001 ночь» получила в Египте, больше всего в первый период владычества мамелюков (с XIII в.). Вся ли «Хезâр-эфсâне» вошла в арабскую «1001 ночь» или только избранные её сказки — это вопрос второстепенный. С полной уверенностью можно сказать, что из «Хезâр-эфсâне» взята рамка сборника (Шехрияр и Шехрезада), Рыбак и дух, Хасан Басрийский, Царевич Бадр и царевна Джаухар Самандальская, Ардешир и Хаят-ан-нофуса, Камар-аз-заман и Бодура. Эти сказки по своей поэтичности и психологичности — украшение всей «1001 ночи»; в них причудливо сплетается действительный мир с фантастическим, но отличительный их признак — тот, что сверхъестественные существа, духи и демоны являются не слепой, стихийной силой, а сознательно питают дружбу или вражду к известным людям. Второй элемент «1001 ночи» — тот, который наслоился в Багдаде. В противоположность сказкам персидским багдадские, в семитском духе, отличаются не столько общей занимательностью фабулы и художественной последовательностью в её разработке, сколько талантливостью и остроумием отдельных частей повести или даже отдельных фраз и выражений. По содержанию это, во-первых, городские новеллы с интересной любовной завязкой, для разрешения которой нередко выступает на сцену, как deus ex machina, благодетельный халиф; во-вторых — рассказы, разъясняющие возникновение какого-нибудь характерного поэтического двустишия и более уместные в историко-литературных, стилистических хрестоматиях. Возможно, что в багдадские изводы «1001 ночи» входили также, хоть и не в полном виде, Путешествия Синдбада; но Броккельман полагает, что этот роман, отсутствующий во многих рукописях, вписан был в «1001 ночь» уже позже. Когда «1001 ночь» начала переписываться в Египте, в неё вошёл третий составной элемент: местные каирские сказки, del' genero picaresco, как говорит Эструп. Каирских сказок два типа: одни — бытовые фаблио, в которых излагаются ловкие проделки плутов (например, искусного вора Ахмеда ад-Данафа) и всякие забавные происшествия, причём бросаются камешки в огород нечестных и подкупных властей и духовенства; другие — сказки с элементом сверхъестественным и фантастическим, но совсем иного рода, чем в персидских сказках: там духи и демоны имеют среди людей своих любимцев и нелюбимцев, а здесь играет роль талисман (например, волшебная лампа Аладдина), слепо помогающий своему владетелю, кто бы он ни был, и стихийно обращающийся против своего прежнего владетеля, если попадет в другие руки; темы таких сказок, вероятно, унаследованы арабским Египтом от классического, древнего Египта . В Египте же с той целью, чтобы сказочного материала хватило как раз на «1001 ночь», некоторые переписчики вставляли в сборник такие произведения, которые прежде имели совершенно отдельное литературное существование и составились в разные периоды: длинный роман о царе Номâне, враге христиан, Синдбадова книга (о женском коварстве), быть может, Приключения Синдбада-морехода, Царь Джильâд и министр Шимас, Ахыкâр Премудрый (древнерусский Акир), Таваддода и др. В 1899 г. В. Шовен («La récension égyptienne des 1001 n.», Люттих), рассмотрев египетские сказки «1001 ночи» с точки зрения художественности, отметил, что между ними есть талантливый (вроде сказки о горбуне со вставочной историей «Молчаливого» цирюльного), а остальные — бездарные. По соображениям Шовена (требующим, впрочем, ещё проверки), первая группа составилась раньше второй. Так как во второй (объёмистой) группе рассыпано много рассказов об обращении евреев в ислам и есть много прямо заимствованного из литературы еврейской, то Шовен заключает, что последним, заключительным редактором «1001 ночи» был еврей, принявший Ислам; по его мнению, таким евреем мог бы быть псевдомаймонид, автор еврейской книги «Клятва», напечатанной в Константинополе в 1518 г.

#шехерезада #сказки тысяча и одной ночи

0 notes