flecky-spring - Tumblr blog

flecky-spring · 11 months ago

Text

Статья об осах - часть 6

Начинается медленная реабилитация Ворона после всех травм (и это не столько про ногу, сколько про все события прошедших двух лет). В свободные часы Колин занимается с ним магическими практиками, водит гулять - физическая активность и свежий воздух полезны для ментального здоровья, помнишь? Ворон таскается на прогулки, как узник в тюремный двор, но с Колином даже пробиваться через декабрьские сугробы не так уж скучно.

Колину в этот период кажется, что жизнь тяжела у всех, кроме него. Два года назад он был в беспросветной депрессивной яме, а сейчас у него все идеально - он простил себя за смерть Иттецу, впервые в жизни сделал к кому-то первый шаг и добился своего, приобрел кучу новых скиллов за время путешествия, сейчас живет рядом с любимым человеком и новыми друзьями и работает на героической работе. Не идеал ли? Кажется даже, что тот депрессивный Колин из прошлого никогда не существовал и не имеет к нынешнему нему никакого отношения. Единственное, что могло бы беспокоить его - это как раз напоминания о прошлом, возникающие на пару с адскими мигренями каждый раз, когда он ударяется обо что-то головой или триггерится каким-то другим способом. Однако это происходит столь редко, что об этом и вовсе не помнится.

Спустя несколько недель после полного выздоровления ноги Ворона отряд ССВ держит путь через один из достаточно далеких миров в поисках магических ресурсов. Сирра, уже бывавший тут, предупреждает заранее - там водятся злобные сущности, которые атакуют слабых морально людей и вселяются в них, пытаясь таким образом изгнать чужаков со своей территории, и поверьте его личному опыту, это не самое приятное, что может с вами случиться. Колин прочитал 150 статей на тему профилактики вселения в тебя злых духов и раздает всем инструкции. Отряд выглядит нервным и дерганым, Ворон встревоженно стискивает ладонь Колина, а Колин за себя абсолютно спокоен, потому что уверен - на этом этапе своей жизни он точно вне зоны риска.

Последнее, что он успевает подумать перед тем, как им (единственным из отряда) завладевает дух - "почему я?". А потом его швыряет в самый яркий в жизни круговорот эмоций. Такого он не испытывал даже в ночь смерти Иттецу. Кажется, он падает на колени и пытается сжать ладонями виски, чтобы было не так больно. Взволнованные голоса откуда-то сверху звучат как через слой войлока. Связь с реальностью теряется. Остается только ярость - чужая.

- Ну вот, - нервно констатирует Сирра, - пошла-поехала. Он сейчас будет нас убивать. Постарайтесь не ранить его!

Объятый магическим свечением и облаком пыли, Колин поднимается на ноги и под контролем духа пытается атаковать отряд. Остальные маги быстро заключают его в сферический прозрачный щит, и он бьется внутри, пытаясь высвободиться, рычит и не своим голосом выкрикивает бессвязные (но все еще приличные) ругательства.

- Молодцы! Теперь его нужно как-то привести в чувство, чтобы дух его оставил! - диктует Сирра с безопасного расстояния.

Отряд ничего не знает ни о Колине как человеке, ни о его взаимоотношениях с Вороном, поэтому никто не расступается, чтобы освободить место у щита, когда Ворон протискивается вперед.

- Колин! - пытаясь спрятать волнение за ласковостью голоса, зовет он. - Колин, все хорошо, ты только не бойся! Ничего страшного, что в тебя вселился дух, сейчас нужно просто успокоиться и...

Колин мучительно хрипит, держась за голову руками (видимо, его настигает очередной приступ мигрени), а потом вскидывается и снова пытается разбить щит. Под усиленным ударом шеренга магов подрагивает, но остается на месте, Колин пытается ударить по щиту руками, стоя вплотную, но рукопашная магия вредит только ему самому, и он в исступлении бьет снова и снова.

- Колин, пожалуйста, не надо! - Ворон становится прямо за щитом, неуверенно тянет руки вперед, но не решается положить их на щит. - Посмотри, ты же сам себя ранишь, и у тебя голова от боевой магии только сильнее будет болеть. Попробуй сделать долгий вдох...

- УМОЛКНИ, - чужие мысли и эмоции обретают форму, и Колину где-то за болью и паникой становится очень стыдно за то, что форму эту они обретают именно через его голос. Посылы - далекие и незнакомые, а голос - его. - ПОШЕЛ ТЫ К ЧЕРТУ.

- Я знаю, ты сам рассказывал, этим духам сложно противостоять, но еще я знаю, что ты справишься.

- ОСТАВЬ МЕНЯ.

- Нет, это ты, дух, оставишь Колина, и мы с радостью уйдем по своим делам.

- УХОДИТЕ!

Удар - Ворон рефлекторно отшатывается назад, щит разбивается, но маги реагируют мгновенно и пригвождают запястья Колина к земле невидимыми наручниками. Ворон садится рядом с ним, взлохмаченным, оскалившимся, глядящим таким взглядом, словно дырку просверлить пытается силой мысли.

- Прости, что мы с тобой так бесцеремонно. Ты сам читал нам этот инструктаж.

- УХОДИ!

- Нет, - Ворон очень старается звучать мягко. - Мы подождем, пока тебя отпустит.

- Я РАЗРУШУ ЛИБО ВАС, ЛИБО СЕБЯ. УХОДИТЕ НЕМЕДЛЕННО. ИЛИ КТО-НИБУДЬ УМРЕТ.

- Никто не умрет. Мы будем здесь и будем защищать тебя, чтобы ты себе не вредил, а потом уйдем все вместе.

- УХОДИТЕ! - Колин пытается поднять голову от земли, дергается, пытаясь освободить запястья. Маги сзади напряженно сопят, но справляются.

- Нет, мы никуда не уходим. Пожалуйста, не дергайся, чтобы тебе не было больно.

- ЧТОБЫ НЕ БЫЛО БОЛЬНО? - Колин насмешливо скалится. - А МОЖЕТ, ТОГДА ПОСТУПИШЬ, КАК В ПРОШЛЫЙ РАЗ? ПРОСТО БРОСИШЬ МЕНЯ?

Ворон закусывает губы, и шорохи отряда, не особо интересовавшегося их диалогом до этой поры, подозрительно стихают.

- Нет, - через усилие произносит он. - Я же сказал...

- СКАЗАЛ, КАК И В НОЧЬ НА БАЛУ? - Колин начинает смеяться и чувствует, что по щекам начинают бежать слезы. - НАОБЕЩАЕШЬ ЧЕГО УГОДНО И ИСЧЕЗНЕШЬ ПРИ ПЕРВОЙ ЖЕ ОПАСНОСТИ, ДА? ПРОСТО БРОСИШЬ МЕня на произвол судьбы, скажешь - хочу спасти тебя от всех проблем мира, и оставишь меня со всеми проблемами мира наедине, чтобы не видеть, как я от них мучаюсь, да? А потом я посплю на голой земле под дождем, потом я поем жуков, чтобы не умереть с голоду, потом я ноги в кровь сотру, я себя на части разорву, чтобы все ради тебя сделать, а ты скажешь: "Колин, ты такой классный, я люблю тебя больше всех в мире, но я и шагу тебе навстречу не сделаю, и в сторону твою смотреть пока не готов - сделай что-нибудь еще, докажи как-нибудь еще, что ты меня достоин"! Так ты скажешь?!

По ужасу в глазах Колина Ворон с облегчением понимает: дух, оставив своего мученика, давно исчез в тумане. И теперь его драгоценный аристократ, больше жизни боящийся за свою репутацию и прикладывающий все усилия, чтобы сохранять нево��мутимое лицо при других, лежит, весь помятый, заплаканный и перемазанный в грязи, и пытается осознать, ЧТО он только что сказал при всем отряде. Отряд, между прочим, отпускает его запястья, поняв, что атаковать их больше не пытаются.

Ворон садится на колени, протягивает к замершему Колину руку и обхватывает его ладонь своими пальцами.

- Я знаю, как тебе было тяжело. Даже когда ты об этом молчал, я знал, что тебе пришлось пройти через ужасные вещи по моей вине. И, честно говоря, даже проще знать, что ты за них на меня обижен, чем догадываться. Но ты пойми: я тебя правда люблю больше всех в мире, и ты правда всего достоин, и я тебе очень благодарен за то, что ты согласился подождать. Это не что-то, что я буду оценивать и судить. Прости, что тебе так тяжело это дается, но это для меня очень важно. Спасибо тебе за это большое. И знай: я больше никогда и ни за что тебя не оставлю.

- Прости, - Колин пытается сказать это в полный голос, но выходит шепотом, и больше ничего сказать не получается: если он продолжит говорить, то вся команда услышит, как его голос сорвется от слез, а после такого публичного унижения останется только выкопать себе могилу прямо здесь.

Ворон помогает ему сесть, обнимает его, прижимая лицом к своей груди, гладит по волосам.

- Все в порядке. Я тебя люблю.

Боже, какой позор.

- Круто! Быстро вы! - (видимо, ��ообще игнорируя кринж как явление) восклицает Сирра. - А я в свое время раза в три дольше мариновался. Вот что значит - люди на опыте. Давайте теперь минуток пять передохнем и в темпе вальса двинемся дальше, а то сейчас еще в кого-нибудь вселятся, например, в меня, и вы будете слушать о том, как меня братья в выгребную яму в детстве бросили, и я им этого до сих пор не простил.

***

Вечером Колин, прячущий глаза от Сирры и Хэйден и вместо ужина схоронившийся в темноте спальни, заведет неловкий диалог о том, насколько ему совестно за сказанное и насколько он на самом деле понимает всю ситуацию и вообще жаловаться на нее не хотел. Он хотел совсем обратного - показаться крутым и владеющим собой, впечатлить Ворона тем, какой опорой и поддержкой он может быть. А Ворон в ответ признается: на самом деле, так даже легче. Гораздо приятнее жить, распутывая общий клубок проблем, а не играть в слабовольную принцессу и принца на белом коне, спасающего ее, непутевую, ото всего. Колин стыдливо засмеется: да уж, хотел быть принцем на коне и даже в себя поверил, а получилось рыдающее позорище. Пусть и не без помощи злобных духов.

Но в то, что Ворон сделал свой выбор - поверит. И спокойно уснуть у него в этот день получится.

А вот дальше (особенно первое время) справляться оказывается тяжеловато. Потому что вместе с раскалывающей череп головной болью, вместе с обидой на Ворона, когда-то бросившего его, к Колину возвращается... как бы это правильно назвать... Все. Возвращается раздражительность: он старается улыбаться вместо того, чтобы закатить глаза и воскликнуть "Сирра, ради всего святого, ты можешь не чавкать?!". Тревожность: он репетирует в голове даже элементарные фразы перед тем, как сказать их людям, а сказанное прокручивает в голове раз за разом. Настоящие, обоснованные страхи: за свою и чужие жизни, например, во время ответственных заданий. В голове, как крысы или тараканы, устраивают себе гнезда триггеры из прошлого и уходить не собираются.

Во время путешествия ему казалось, что он стал сильнее - а теперь оказывается, что это просто было потерей части себя и своей истории, а не победой над травмами. Колину кажется, что он проваливается обратно в бездну, которая когда-то казалась ему призраком прошлого, и не замечает, как эта ситуация помогает Ворону поверить в собственное исцеление. Ворон наконец-то сталкивается с тем Колином, которого когда-то знал, а не только с красивой обложкой, и окончательно убеждается, что человек, которого он когда-то полюбил, вернулся. И, вдвоем продолжая свою посттравматическую рутину, которая изначально предназначалась для реабилитации Ворона, они так же и выбираются из этого кризиса - вдвоем. И обнаруживают, что им весьма хорошо не на недосягаемой вершине, не в бесконечно далеком будущем, где нет тревожности, ночных кошмаров, эмоциональных проблем и социального давления - а в неидеальном настоящем.

Но, что важнее (хотя, важнее ли что-то ментального здоровья?), для Колина началом нового этапа в жизни становится открытие: в момент, когда он был агрессивен и напуган, с ним едва смог справиться целый отряд тренированных магов, в то время как его в обычном спокойном состоянии он был бы таким же, как любой из них. Получается, это нелицеприятное состояние было все-таки чем-то полезным - а ведь раньше он думал, что силен лишь тогда, когда спокоен, уравновешен и потерял весь негативный багаж из прошлого... Ему вспоминается также, как именно он покинул родной мир, заставив себя дойти до апогея злости.

И, таким образом понемногу исследуя границы своих эмоций, он оказывается на совершенно новой ступени своего магического развития.

***

Вечером в начале марта они возвращаются с прогулки, на которую ходили в ближайший соседний мирок. Там весна (впрочем, как и зима) стоит теплая, остро-свежая, без снега, морской ветер пахнет йодом и солью, а в мире, где они живут, наоборот, все укрыто пушистыми сугробами. Над крыльцом горит гирлянда с желтыми огоньками.

- Закрой глаза, протяни руку, - говорит Колин совершенно серьезно, и, когда Ворон повинуется, кладет ему в руку крошечную шишку, подобранную на прогулке. Ворон восхищенно пищит.

- Какая малюсенькая!! Как игрушечная! Спасибо, я буду ее всегда с собой носить в кармашке.

Колин ловит себя на мысли, что два месяца назад, когда он только вернулся, Ворон не радовался так даже его внезапному "воскрешению", а теперь, как раньше, его глаза вспыхивают восторгом даже от мелочей.

- Я для тебя тоже кое-что взял с собой, - говорит Ворон. - Так что ты тоже закрой глаза и протяни руку.

Бессовестно минует протянутую руку и целует покорно ждущего подарок Колина. Тот кокетливо улыбается, все еще не открывая глаз.

- Это чего вдруг?

- Просто подумал... почему бы не поцеловать человека, с которым я встречаюсь.

Колин распахивает глаза и даже перестает улыбаться от удивления. Ворон отводит глаза в пол, но уголки рта предательски ползут к ушам.

- Как ты сказал? - шепчет Колин.

- Моего парня. Который супер-терпеливый и прождал полтора года и еще два месяца, пока я не... А!

Колин подхватывает его на руки за талию и кружит. Огоньки гирлянды мелькают перед глазами, пряди Вороньих волос пружинят от ветра, в них путаются снежинки, Колин смеется и запрокидывает голову, и Ворон, обняв его за шею, целует еще раз.

***

Спустя чуть больше чем полгода Сиррины уши буквально увядают от того, в каком количестве его лучший друг номер два (ака Колин Ланиссер) читает ему вариации речи на предложение руки и сердца.

- А если предпоследний абзац переместить в начало и...

- Выйди из моей комнаты, чудище! - Сирра наугад запускает подушкой в пространство. - Чего ты хочешь добиться? Он все равно согласится! После любого текста согласится!

- Я надеюсь, - бормочет увернувшийся от подушки Колин и машинально наклоняется, чтобы поднять ее с пола.

- Это все равно никто не будет записывать на видео.

- Уж упаси бог, чтобы за мной шпионили в этом безлюдном саду. Я просто хочу сделать этот день запоминающимся, ладно? Разве ему не будет приятно, если я правда постараюсь и напишу речь от всего сердца? Сирра, пожалуйста, ты же знаешь, я никому не могу это доверить, кроме тебя, мне очень нужна твоя помощь.

- Во-первых, - взлохмаченный и мятый, Сирра прячется в одеяле и зевает, - он не запомнит и половины, потому что сразу поймет, к чему ты ведешь, и думать будет только о сути мероприятия. Во-вторых, мужчину красят поступки, а ты уже прошел ради этого малолетки полвселенной и спас ему жизнь разок-другой. Что ему еще надо? Разве что совесть заиметь, чтобы по швам не разошелся от роскоши.

- Давай ты последний раз послушаешь. Дорогой Ворон, я...

Сиррин страдальческий стон переходит в хохот. Колин кидает в него подушкой и попадает.

***

Колин к началу зимы (и, соответственно, примерно к 9 месяцам их отношений) планирует все: где свадьба может пройти, сколько гостей они могут себе позволить, где они будут жить после и чем заниматься - но делает это все до того, как Ворон все-таки узнает, что его партнер уже два месяца таскает за пазухой заветную коробочку (и тем более до того, как Ворон дает ответ). Ну, раз уж все спланировано, то отчего бы этому самому всему не пойти по плану?

Они ��деваются как обычно (Колин неделю планирует свой аутфит), отправляются в один из своих любимых парков, долго бродят по нему и разговаривают, наконец, выходят на мысик над морем и останавливаются под сенью сосновой рощицы. Ворон залезает на растущую почти горизонтально древнюю ветку дерева, усаживается на ней и болтает ногами. Колин ловит его веселый взгляд.

- Ты супер-мега красивый, - говорит Ворон и отводит взгляд к морю.

- Спасибо, - застенчиво отзывается Колин. Непослушной рукой лезет во внутренний карман, нащупывает коробочку. - Знаешь, я...

Сценка с предложением (арт 2024 года)

- Мне так нравится, что тут сейчас никого нет, - продолжает Ворон. - Такая здесь энергия... нетронутая. И в то же время хорошо, что летом сюда привалит народ, потому что тогда его будут поддерживать в надлежащем виде. Знаешь, я очень люблю, что в году есть сезоны, и мы можем ухватить по чуть-чуть магии из каждого. Я очень рад, что сейчас будет зима.

- Да, - даже искреннюю радость от волнения получается изобразить как-то очень неестественно. - Я тоже.

- Хорошо, что ты меня во все сезоны таскаешь гулять.

- Хорошо, что ты со мной ходишь.

Ворон тихо смеется и вздыхает полной грудью.

- Вообще - так хорошо. Я уже тысячу раз говорил, но, знаешь, так здорово, что нам с тобой обоим постепенно становится лучше. Я сначала вообще не верил, что у тебя получится заставить меня что-то почувствовать, но я вот сижу на этой ветке, и я такой счастливый, и мне так нравится это море, и даже этот холодный ветер... и ты, конечно, больше всего. Казалось бы, мы просто ходим по пустому холодному парку, но это так комфортно, лучше, чем что-либо еще в целом мире. Прости, я тебя перебил, а ты ведь что-то хотел... сказать?

Ворон переводит глаза на Колина и видит, как тот, сбитый с толку его монологом, стоит перед ним на одном колене. В его птичьей голове ничего не щелкает, он спрыгивает с дерева, приземляясь потертыми кедами на подстилку из сосновых игл, и издает что-то вроде "ты чего так стоишь?".

- Ворон, - очень серьезно начинает Колин, глядя в его ничего не подозревающие темно-серые глаза, и вдруг понимает, что забыл всю речь, от первого до последнего словечка. К щекам приливает кровь, в висках начинает стучать пульс. - Ворон, я хотел сказать, что мы с тобой... - пусто. Ни мысли, ни словечка. - Мы... правда же, нам очень здорово вместе с тобой, и мы видели друг друга в самых разных ситуациях, и ты принял меня и в мои лучшие дни, и в худшие, и ты подарил мне надежду на то, что я могу любить и быть любимым, а не просто существовать, и я тоже готов принять тебя любым, потому что я тебя очень, очень сильно люблю... - он в панике понимает, что пропустил, наверное, процентов 80 из написанной речи, но ему ничего не остается, кроме как довершить начатое, и поэтому между его ладоней распахивается-таки коробочка с кольцом. - И в связи с этим я хотел тебя спросить... попросить твоей руки и сердца... я имею в виду - выйдешь ли ты за меня?

В начале речи Ворон все еще улыбается, даже согласно кивает, мол, да, нам хорошо вместе, да, я тебя любого люблю, но по мере того, как Колин продолжает монолог, с его лица начинает медленно сползать улыбка, и после заветного вопроса он стоит с огромными распахнутыми глазами, приоткрыв рот, и молчит. Колин вдруг понимает, что за всеми своими грандиозными планами и заверениями Сирры, что Ворон не может не согласиться, забыл продумать планы отступления на случай отрицательного ответа. И вообще даже не взял в голову, что отрицательный ответ может быть. А он может. Нет, а он должен - Ворон ведь так долго оттягивал начало их отношений, и кто вообще сказал, что теперь он будет рад переходу на новый этап? Ах да, это был Сирра, который вечно во всем уверен и который прет по жизни вперед, как пятидесятитонный танк - убить его мало за эту уверенность и эти советы! Пока Ворон пораженно молчит и смотрит на него, Колин, все еще стоя на одном колене, дерганым движением отводит коробочку назад и поспешно выпаливает:

- Если нет, то, ну, это тоже хорошо! Я же сам сказал, что принимаю тебя любого, поэтому нет - это тоже ответ, и я его, ээ, попробую принять со всем достоинством! Или, знаешь, тебе вообще не обязательно отвечать сразу, вот в моем мире никто не отвечает сразу, там если молодой человек делал невесте предложение, то она могла ответить, например, через неделю или месяц, но у нас, конечно, не так все официально, я все-таки не через твоих родителей прошу твоей руки, да, но тем не менее, я не говорю, что ты должен ответить прямо сейчас, и кроме того, мы не обязаны спешить, ведь помолвленными можно быть хоть десять лет, а пожениться потом, когда будет возможность и когда мы оба будем эмоционально к этому готовы, и...

- Я согласен.

Колин запинается, еще более нервно вцепляется в коробочку.

- Согласен с чем именно?..

Ворон налетает на него вихрем, проезжается коленями по сухой хвое, и, рыдая и смеясь, стискивает его в объятиях.

- С ТЕМ, С ЧЕМ ТЫ МЕНЯ СПРАШИВАЕШЬ, ЧУДО!

- Я подумал, ты против, - беспомощно оправдывается Колин. По телу разливается облегчение. - Ты как-то сначала... не обрадовался...

- Я РАСТЕРЯЛСЯ!!! - Ворон отстраняется, хватает обмякшего жениха за плечи и, все еще не обращая внимания на кольцо, мокро-слезливо целует Колина в обе щеки. - Я не понял, что происходит, и испугался!!! Я думал, мы говорим про ментальное здоровье!

- Забудь тогда, что я говорил про десять лет, хорошо?

- Хорошо!

***

Ворон влетает в квартиру, чуть не вышибая дверь. На его безымянном пальце красуется платиновое кольцо с изображением маленькой птички.

- СИРРА! ХЭЙДЕН!

- Давай, давай, - вываливается из кухни Сирра. - Сказал?

Колин, краснея до ушей, пытается просочиться в ванную мимо них двоих.

- Я больше вообще людям в глаза смотреть не буду после этого. Забудьте, что я с вами когда-либо жил. Сотрите меня из своих воспоминаний.

- Что, забыл предпоследний абзац?

- ТЫ РЕПЕТИРОВАЛ ЗАРАНЕЕ РЕЧЬ? - Ворон хохочет, проскальзывает впереди него и снова сжимает его в объятиях. - Я ТЕБЯ ОБОЖАЮ. ЕЩЕ И ВОРЧИТ СТОИТ.

Колин прячет стыдливую улыбку у него в плече.

- Мне кто-нибудь расскажет, чего такого наш мистер аристократик выдал на этой прогулке, или нет? - интересуется Сирра.

- Никогда! Я не предам своего будущего мужа таким образом. Хэйден! ХЭЙДЕН! Ты тоже знаешь?

Хэйден тоже знает.

***

Они решают после свадьбы съехать от Сирры и Хэйден в какой-нибудь отдаленный (но не слишком) и тихий мирок, по которому не проходит ни одна дорога, построить там домик в лесу и уйти в долгий отпуск. После долгого мотания по мирам они находят ��алекую от цивилизации и никем не заселенную локацию с мягким климатом и посреди зеленых гор выбирают точку для строительства. Колин в свободное от работы время закапывается в библиотеки и изучает основы проектирования частных домов. Ворон по мере сил помогает, но больше все-таки работает - теперь, когда к нему вернулась большая часть прежней силы, он нужнее там, где люди нуждаются в защите. Все равно он ничего не смыслит в архитектуре и черчении, а в вопросах эстетики Колин в любом случае советуется с ним. Да и по своей опасной профессии Ворон почти соскучился. Колин же понимает, что устал от беготни и постоянной угрозы жизни (а теперь еще и колдовство он строит на ярких эмоциях, и это его очень выматывает) и действительно нуждается в переключении на какую-то более мирную деятельность, чем для него и становится подготовка к супружескому будущему.

Саму свадьбу они сначала планируют провести весной и позвать на нее только самых близких людей - Сирру и Хэйден, разумется, и еще нескольких друзей Ворона из штаба циклистов. Этот вариант вполне устраивает обоих, но по воле судьбы он оказывается отложен в сторону.

В один февральский день, отправляясь в свое будущее место жительства после смены, они строят кратчайший маршрут через мир, в котором когда-то проходили балы - тот, в котором они впервые друг другу признались. Пораженные открывшимся зрелищем, замирают, не сделав и шага.

Величественное белое здание обветшало. На полу валяются обломки балконов, между ними сплели невесомые паутинки пауки, а в трещинах из пола растут цветы. Море цветов! Они заполоняют все залы, лианы оплетают колонны и окна, и, видимо, здесь за эти почти три года не ступала человеческая нога. В мире вечного лета и праздника время словно остановилось.

Ворон выходит в запущенный сад и видит на лохматых от сорняков газонах каменные, железные и деревянные надгробия с именами.

- Их даже не навещают, - с горечью шепчет он.

- Люди напуганы, - отзывается Колин. - Видимо, с тех пор мало кто рискнул сюда вернуться. Видишь, могил немного. Я думаю, не все погребены здесь, тела многих все-таки забрали в другие миры. Те, кто остались... я думаю, за ними просто некому было вернуться. Может быть, здесь остались одиночки или, наоборот, целые семьи, которые некому и некуда было забрать.

Ворон задумчиво молчит, потом усаживается около ближайшей могилы и протягивает руку к земле. Из-под его ладони вырастает белый цветок, похожий по форме на звездочку.

- Пойдем? - после непродолжительной паузы говорит Колин. - Я думаю, тебе тяжело здесь находиться.

- Погоди чуть-чуть.

Ворон поднимается, все еще увлеченный какими-то своими мыслями, потом поворачивается к зданию дворца.

- Ты прав, тяжело. Но я кое-что попробую сделать, и мне станет гораздо легче.

Балкон второго этажа, смотрящий с фасада дворца в сад, издает тихий рокот, и разрушенные белые балясины начинают постепенно обретать прежнюю форму. Из-под кустов, из-под палой прошлогодней листвы к дворцу катятся отбитые от балкона фрагменты и становятся на свое место, словно никогда его не покидали. Колин сначала хочет спросить, что именно Ворон пытается этим изменить, и не собирается ли он сейчас все силы потратить на восстановление здания, он ведь тогда безумно устанет, а у них завтра единственный выходной, и вообще, они же шли планировать расположение будущего дома - но потом решает молча встать рядом и помочь. И с каждой залеченной трещиной в белом камне Колин все больше понимает, насколько для Ворона это важно. Потому что Ворон, в отличие от него, не довольствуется избеганием травмирующих воспоминаний, а хочет влезть в самое сердце того, что осталось от них в настоящем времени, и все там перекроить, очистить запыленный храм любви от сорняков, поставить в саду белый обелиск в память о погибших в день теракта магах, приходить и долго смотреть на него в закатном солнце.

До своего будущего домика они в тот день так и не добираются. И в следующий раз, когда Колин вместо планировки домика выбирает прийти и помочь Ворону с реставрацией, он с удивлением замечает, насколько громадная работа проделана в главном зале.

- Ты кого-то звал на помощь? - в недоумении оглядываясь, спрашивает он.

- Нет, - смущенно пожимает плечами Ворон. - Я сам.

- Это же...

- Громадные затраты магической энергии, которую лучше было бы вложить в настоящую работу? Я понимаю это умом, но ничего не могу поделать. Сердце рвется сюда. Я хочу все восстановить, как было, и никому не говорить раньше времени. Ну, кроме тебя, конечно. Я не знаю, как объяснить, почему для меня это так важно, но мне кажется, что я на работе хорошо справляюсь именно потому, что работаю еще и здесь. Будто бы это не отнимает энергию, а дает, понимаешь?

- Я и не думал обвинить тебя в недостаточном усердии. Лишь хотел сказать, что я счастлив, что ты снова на такое способен. Если это вовсе не больше, чем ты когда-либо мог.

Ворон обнимает его.

- Спасибо.

- Мне помочь тебе или ты хочешь сам?

- Сегодня, пожалуйста, помоги. Хотя бы проведем время вместе без суеты, а то у нас сейчас вечно то работа, то еще что-то. Но вообще меня устраивает, что ты обычно занят домиком. Я буду убирать старое и плохое, а ты - делать новое и хорошее. Командная работа двух женихов-строителей.

- Звучит как отличный план.

Ворон шутливо жмет ему руку.

В перерыве от работы над трещинами в полу они танцуют на разбитой плитке вальс под пение птиц.

***

- Как думаешь, ты смог бы управиться за пару месяцев? - спрашивает Колин, когда Ворон вечером в марте, уставший донельзя, закрывает за собой дверь в комнату и заползает к нему под одеяло. Матрасы, лежащие на полу, после помолвки они сдвинули вместе насовсем.

- Думаю, за пару недель, - Ворон устраивается у него под боком, укладывает голову ему на плечо и с довольством затихает. - А что?

- Подумал, что было бы очень символично, если бы общество узнало, что дворец отстроен, ровно через три года после бала. Если ты, конечно, собирался рассказывать кому-то после завершения работы.

- Честно? Я хотел бы, чтобы спустя три года после теракта там уже прошел новый бал. По крайней мере, теперь у общества есть ССВ, чтобы люди чувствовали себя в безопасности.

- Это правда. Но так скоро? Они ведь шьют костюмы на заказ, придумывают тему... им двух месяцев не хватит.

- Пусть вертятся как хотят, - сонно хмыкает Ворон. - Но если серьезно, то это просто мои мечты. Нужно будет спросить кого-нибудь из магов, кто прежде за это отвечал... если они еще живы, конечно.

- Надеюсь, живы, - говорит Колин и замолкает. Ворон чувствует, что в его голове зреет какой-то еще вопрос.

- Что?

- Да тоже размышляю.

- О чем?

Колин вздыхает, и Ворон не может определить, что за эмоция в это вложена.

- Да так... подумал - что было бы, если бы мы на балу объявили официальную помолвку.

- Шутишь? - поднимается на локтях Ворон, сверкая глазами. - Я тоже думал!

- Правда, здорово бы было?

- Очень круто!

- Только тогда пришлось бы, наверное, значительно расширить круг гостей.

- Ага.

- Поскольку мы с тобой люди чуть-чуть известные в магических кругах, список гостей мгновенно возрастет в разы.

- Да, тогда уже здесь, в городке, не отпразднуешь.

- Было бы вообще забавно в том же мире с дворцом и устроить свадьбу. Но это уж совсем транжирство.

- Ага, - Ворон укладывается обратно и тихонько протягивает последний слог своего "ага" так мечтательно, что Колин догадывается, что мысли его совсем не о деньгах. - Как в сказке было бы. Принцессинская свадьба.

- Можно было бы, впрочем, сделать вход платным и заставить гостей внести деньги заранее. Тогда мы смогли бы закупить все необходимое, и никто бы не ушел голодным.

Ворон многозначительно молчит.

- Ну ладно, - вздыхает снова Колин, - это я так. Просто подумал.

- Давай так и сделаем?

Колин чувствует, как Ворона аж распирает озорством и предвкушением, и невольно заражается этим энтузиазмом. Все тяготы организационной работы кажутся нереальными, а сама свадьба - приснившейся сказкой о будущем.

- Мы же оба утверждали, что хотим маленькую свадьбу дома.

- Я хочу любую свадьбу с тобой, но... свадьба, как у принцессы? Это было бы заоблачно круто. Но я ее хочу, только если ты хочешь.

- Я тоже хочу свадьбу, как у принцессы. Я хочу, чтобы туда пришел миллион гостей, и у нас был поставленный хореографом первый танец, и шведский стол, и чтобы мы заставили Сирру надеть пиджак, и он ненавидел нас до конца жизни.

- ДА!!! - Ворон обдает его ухо счастливым шепотом. - И заставили его сделать нормальное лицо на камеру.

Колин смеется. Ворон снова взволнованно ерзает у него под боком, поправляет одеяло.

- Теперь самое сложное - дотерпеть до завтрашнего вечера, а не пойти работать во дворце прямо сейчас.

Колину кажется, что чего-то в картине волшебной свадьбы ему по-прежнему не хватает, но списывает это на волнение.

***

За завтраком в тесной кухне Сирра случайно сшибает Колина на полпути к холодильнику.

- Сирра! - всплескивает рукам�� Хэйден. - Ей-богу, мне тебя на цепь посадить? Тебе сколько раз сказано - с ним нужно аккуратнее, у него мигрени, так нет, ты всех и вся сносишь на своем пути. Колин, ты в порядке?

- Одно твое слово, госпожа - и я буду гавкать и давать лапу, - лучезарно улыбается Сирра.

- Я в порядке, - отзывается Колин. - Голова не задета.

- Видишь, не задета. Конечно, не задета, вы же все такие малютки - по вам еще попробуй попади. Как там это говорилось? Несмотря на то, что у него маленькая черепная коробка, в ней помещается очень хороший мозг...

Произнося это, Сирра не придумывает ничего лучше, чем в знак расположения и уважения похлопать Колина ладонью по макушке. Поскольку никто прежде ничего подобного не проделывал, экспериментальных данных, чтобы уточнить опасность этого действия, было недостаточно, и Колин с мучительным стоном хватается за виски. Сирра в ужасе отдергивает руку прочь.

- Что происходит? Что случилось? - влетает в кухню растрепанный Ворон. Колин опускается на стул, закрыв лицо руками. - Хэйден, лед! Сирра - отойди куда-нибудь, ради всего святого! Колин, лапушка, сейчас пройдет, сейчас...

Спустя пару минут целительной магии, холодных компрессов, сочувственного шепота и прочих танцев с бубном Колин издает тяжелый вздох, отпускает виски, поднимает голову и огорошивает присутствующих серьезным:

- Мы забыли спросить благословения на свадьбу у моего отца.

Ворон непонимающе приподнимает брови.

- Благословения?

- У которого из твоих двух отцов? - прыскает издалека Сирра и айкает, когда Хэйден щипает его за руку.

- Благословения на помолвку, - объясняет бледный как мел Колин. - У нас в мире всегда спрашивают родителей перед свадьбой. Приводят своих избранников знакомиться. Иначе брак несостоятелен. Я все не мог вспомнить, что я упустил из виду, а теперь наконец-то вспомнил. Сирра, я благодарю тебя от всей души, но больше так не делай.

- Всегда пожалуйста, - разводит руками Сирра, - но твоя мысль звучит странновато. Знакомиться с предками, конечно, стоит - пусть Ворон посмотрит, как ты будешь выглядеть через двадцать-тридцать лет. Но разрешение? Ты уже большой мальчик, если тебе этого никто не сказал.

- Это важно, - Колин взволнованно потрясает руками. - Я не видел его семь лет. Или не семь... сколько-то... много лет? Он ведь даже не знает, где я, а я стал магом, живу в другом мире и вступаю в брак. Я должен сказать ему... Что, если его уже вовсе нет в живых, а я даже не знаю об этом? Боже, какой кошмар, я ужасный сын... Ворон, нам нужно отправляться сегодня же.

- Солнышко, у нас завтра рабочий день.

Колин встает на ноги и принимается взволнованно ходить из стороны в сторону.

- Точно. Тогда в четверг. Где я жил? Я даже не помню, где мой родной мир. Сколько до него добираться?

- Узнаем, - Ворон поднимается с пола, где он сидел, стараясь над обезболивающими заклинаниями, и ловит своего растревожившегося жениха за руку. - Я помню, где ты жил. Сходим, познакомимся с твоим папой. Я думаю, он будет рад узнать, что у тебя все хорошо.

- Правда сходим? - с надеждой взглядывается в его лицо Колин.

- Правда.

- Боже, он меня убьет. Я бы себя сам убил. У меня ведь действительно нет оправданий. Что мне ему сказать?

- Вечер в хату, - предлагает Сирра.

Ворон посылает в его сторону крошечный световой шарик, который взрывается искорками, достигнув Сирриного носа, и тот со смехом покидает кухню.

***

Добираться до мира оказывается три дня, и чем ближе к Александру они оказываются, тем больше Колин нервничает. Если в момент флэшбеков, сидя в кухне, он думает о том, как сильно отец, должно быть, волновался о нем, то, стоя на пороге имения, он думает лишь об одном: с каким же позором его сейчас изгонят из аристократического общества. Ему кажется даже, что он готов был бы показать Ворона Реджинальду, выслушать оскорбления в лицо и гордо удалиться. На Реджинальда плевать. А вот если Александр, все детство бывший главной авторитетной фигурой и при одной мысли о существовании которого Колин-подросток пищал от счастья, отречется от своего вернувшегося сына, то это будет... ну, примерно как половина конца света.

В парадный вход Колин почти вламывается, не докладывая о своем приходе удивленной прислуге, и вбегает в гостиную, понимая, что если будет идти обычным шагом, то не дойдет вообще. Александра находит именно там, но не одного, а в окружении каких-то разношерстных людей, как минимум несколько из которых точно богаты. Все присутствующие поворачиваются к ним, и у Колина, кажется, подкашиваются коленки, но он стоит ровно, сцепив ладони рук перед собой и имитируя спокойное дыхание.

- Здравствуй, - говорит он и хочет сказать "отец", но вдруг думает: а эти люди знают, что у Александра есть сын? А что, если он сейчас разрушит всю репутацию родителя, и тот никогда его за это не простит? И уже значительно тише, опасливо прибавляет: - ...Александр.

Ворон, неловкой тенью маячащий сзади, излучает удивление. Как-то уже не по сценарию все идет.

Александр поднимается с кресла, в котором сидит, на его лицо падает вечерний свет, и Колин замечает в уголках его глаз новые морщинки, в волосах - появившуюся проседь, и то, как осунулось и помрачнело его лицо. Еще бы он не постарел - Колина здесь, кажется, восемь лет не было. Но в остальном Ланиссер-старший остался прежним: выражение его лица ровно такое же аристократично-невозмутимое, с льдинками светлых глаз, обрамленное темными прямыми волосами - их Александр собирает сзади в хвосте. Весь такой прямой и элегантный, идеальный, как каменная статуя, и как статуя же холодный.

...думает Колин до того момента, пока Александр не начинает плакать.

- Сын, - произносит он перед тем, как делает шаг вперед, чтобы совсем не по-аристократски заграбастать Колина в объятия. И Колин перед тем, как его заграбастают в объятия, совсем невзросло и неотрепетированно всхлипывает:

- Отец!

***

Александр, потерявший уже надежду на нахождение сына хоть живым, хоть мертвым, оказывается Колину очень рад и мгновенно отвлекается от гостей. Те, кстати, оказываются членами какой-то политической организации, которую Александр возглавляет, но узнать многого об этом не удается, потому что мистер Ланиссер сейчас увлечен только рассказами Колина о жизни. За общим ужином, утыканный, как копьями, острыми взглядами всех присутствующих, он смущенно повествует о том, где был, чему научился и чем сейчас занимается. Александр ��ытается вести себя сдержанно и задавать очень вежливые вопросы, но его аура взбудоражена до невозможности.

- Колин, сынок, - в какой-то момент интересуется он, - расскажи, а что за молодой человек с тобой?

Ворон, наталкивающий в себя, как в свинью на убой, дорогие блюда (изголодался за время дороги), тут же реагирует улыбкой на взгляд хозяина дома и готовится рассказать о цели своего прибытия, но Колин ОЧЕНЬ напрягается и торопливо выпаливает, не давая ему и рта раскрыть:

- О, это! Это Ворон, мой дорогой... друг. Он является одним из основоположников Стражей Свободной Вселенной и одним из лучших ее магов. И он, собственно, причина, по которой я узнал об иных измерениях и покинул родной мир когда-то...

Когда Колин прерывает свою тираду о достоинствах дорогого друга и переводит дух, немного обескураженный Ворон ловит его ладонь под столом и инициирует беззвучный диалог.

"Почему не жених?"

Колин краснеет еще больше, чем прежде, но не смотрит Ворону в глаза и со всем актерским мастерством слушает кого-то из гостей.

"Тут люди. Прости"

"Но ты ведь ему скажешь?"

"Да. Не при всех"

Ворон вздыхает, но покорно убирает руку из-под стола. Потом так потом.

После ужина все расходятся по разным комнатам, и Александр выделяет спальные места и особым гостям тоже. Вусмерть уставший, Ворон вползает в комнату и слышит, как Колин закрывает дверь до щелчка и замирает около нее, не ступая дальше.

- Ты чего? - сонно спрашивает Ворон, не поворачиваясь и стягивая с себя замаранный дорожный свитер.

- Тут только одна кровать, - вполголоса произносит Колин.

- Ну да... - непонимающе произносит Ворон, а потом запинается, осознав смысл услышанного: - А. Хм. Ну... может, у него мест на всех не хватило?

Колин прерывисто дышит, и, обернувшись, Ворон понимает, что тот вымученно смеется, спрятав в ладонях лицо.

- Нет, радость моя, хватило. Здесь одна кровать, потому что мы с тобой не сняли помолвочные кольца.

Он поднимается в пять утра, пока Ворон сладчайше спит лицом в подушку, и на цыпочках спускается в кухню, чтобы поймать там отца в полном одиночестве с чашкой ёрл-грея в руках.

Александр улыбается и приглашение на свадьбу принимает. А в ближайший день Колин впервые посещает могилу Грейс, на которой лежит букет свежих цветов, и что-то ему подсказывает, что их положил сюда отнюдь не Реджинальд Морвилл.

***

Объявление о том, что Ворон практически в соло отстроил дворец и что традиционный бал будет снова проведен, мгновенно делает его звездой сезона. Когда Колин в редкие дни выбирается на работу в штаб циклистов, то, чтобы сказать "привет" Сирре, ему приходится ждать пару минут, пока тот ответит на все телефонные звонки, а чтобы хотя бы посмотреть в глаза своему жениху - минут двадцать топтаться на месте, пока все люди, которых он видит впервые, пожмут Ворону руку, обнимут его, потрясут за плечи, погладят по голове и 150 раз повторят "спасибо". Ворон смущается и смеется, Колин пытается прикинуть, экспоненциально ли растет число гостей на свадьбе и когда оно станет четырехзначным.

Новый бал проходит под темой "возрождение" и, отчасти благодаря трясущимся от ответственности служащих ССВ на каждом углу, МСБ на него даже не суется. Они все принаряжаются, даже по очереди отходят потанцевать или потаскать вкусности со столов, но в целом сохраняют рабочее настроение. Все - и Ворон с Колином тоже. Даже в момент, когда они, выйдя на балкончик и привлекши всеобщее внимание, объявляют о помолвке.

Свадьбу, которая пройдет здесь же, во дворце посреди вечного лета, смогут посетить все желающие, предварительно записавшиеся в список. Свадебные подарки исключаются - их заменяет, во-первых, платный вход (чтобы шведский стол окупился) для всех, кроме пары друзей (ну нельзя же брать с Хэйден эти три рубля после всех ее благодеяний!), во-вторых, донаты в ССВ для особо желающих. Несмотря на то, что в толпе женихи замечают пару скривившихся лиц, в целом народ встречает новость бурным одобрением от сторонников, и список к концу дня достигает пятисот человек - а что будет потом, когда о ней узнают не посещающие ежегодные балы маги?

Колин думает, что к концу вечера Ворон выглядит задумчивым и отстраненным потому, что устал принимать поздравления и благодарности и отвечать на вопросы. Но Ворон притихает и слишком часто залипает в пространство потому, что в его голове сидит та же мысль, что сидела и все то время, что он работал над реставрацией места, в котором когда-то с ним случилось самое страшное в его жизни событие.

Что делать?

У него все настолько наладилось, что большего и желать нельзя. Любимый человек вернулся, и они строят маленький домик в лесу, и они поженятся через несколько месяцев, и у друзей все хорошо с работой, и люди его любят. Но мир, в котором они живут, остается все таким же ужасно несправедливым, уродливым. И все, что он может делать сам (и все, что он делает) - отвечает насилием на насилие. Дерется с другими (пусть и злыми, но все же) людьми, иногда калечит их - не по собственному желанию, просто за долю секунды среагировать лучше не получается. Да, это делается, чтобы защитить других людей, которые не злые и ни в чем не виноваты.

Но можно ли только так?

Он возвращается мыслями в ту бальную ночь раз за разом, переигрывает в памяти каждое событие, думает, как поступил бы сейчас, что сказал бы, что наколдовал бы, что мог бы сделать, чтобы было человечно, чтобы по сердцу - но не находит ответа.

Ко дню свадьбы это гложет его все сильнее, но в то же время сама свадьба и кажется ответом на невысказанный вопрос. Мир уродлив - а в нем есть Колин, которого можно заставить улыбаться, который перед сном шепчет в ухо какие-то глупости на тему "ты делаешь прекрасным каждый миг моей жизни" и читает Шекспира наизусть, и который собирается в саду у дома выращивать цветы, а может, даже и ягоды. И люди говорят - ваша свадьба и есть добрая магия, которая противостоит всему злому, и мир наш делается лучше лишь тем, что в нем есть настоящая любовь.

Правда. Но как будто чего-то не хватает.

Хотя в день свадьбы Колин настолько взволнован, настолько красив и настолько вот-вот заплачет каждую секунду, что как будто и начинает казаться, что этого достаточно.

***

У Ворона на груди к белой рубашке, кажущейся пенной от обилия шикарного кружева, пришпилены тканевые цветы (точь-в-точь настоящие), а у Колина они вышиты на гобеленовом корсете-жилете. Такие же цветы покачиваются на лианах, обвивающих колонны, и свисают с балконов, и пламенеют в вазах на столах, вплетаются в волосы гостей и виновников торжества, и Ворон думает - да, это самая принцессинская свадьба в мире.

Самым сложным оказывается перебороть панику и выйти на люди. Поздороваться и сказать пару вводных слов - тоже ужасно сложно, но чуть легче. Рассказать отрепетированную тысячу раз историю знакомства и отношений становится проще с каждой запинкой. На третьей из них (комичной) Ворон видит, как Колин наклоняет голову, чтобы беззвучно посмеяться, и с облегчением думает о том, как это помогает его жениху справиться с волнением - потому что если бы Колин запинался в одиночку, он умер бы от стыда и никогда не пересматривал свадебные видео, но вдвоем не страшно пройти даже через это. А запинки на многотысячную аудиторию кажутся страшнее драк с МСБ...

...которая появляется за спинами первой секции сидящих, и все оборачиваются на стук тяжелых подошв их сапог и замирают на коллективном вдохе. И доли секунды, пока главный по явившемуся отряду (или отрядам? может, их тут несколько для такого-то количества магов?) не начинает говорить, весь зал очень глупо смотрит на незваных гостей и не шевелится. И молодожены особенно смешно смотрятся - на губах застыло не произнесенное "да", а в глазах легкая тревога, смешанная с рабоче-бытовым "опять вы?".

Главный улыбается. Ворону его лицо не кажется знакомым, но зато он прекрасно знает, что его собственное лицо знакомо буквально всем прибывшим. Даже если бы не было известно после прошлого теракта и работы в ССВ, они бы узнали его из объявлений о свадьбе и о реконструкции дворца.

- Думаю, вы знаете требования.

Ворон имитирует усмешку. Ага, сдаться живыми - щас. Этот момент он тоже уже прокрутил в своей голове заранее тысячу раз.

- Знаем, - негромко отвечает он. - И я даже хотел бы обсудить их с вами с глазу на глаз.

И весь мир заверчивается в одно цветочное торнадо.

ССВшники - огромная толпа, занимающая весь периметр и равномерно раскиданная по всем секциям гостей - вскакивают с мест и организуют щиты над гражданскими. На щиты тут же сыплется град выстрелов; слышны крики перепуганных людей. Колин порывается соскочить с пьедестала, на котором они стоят, но Ворон делает мягкое движение рукой, и через воздух передается беззвучная просьба - не лезь в драку, милый, у тебя такой красивый костюм; поработай, пожалуйста, над щитами вместе с остальными, отца от выстрелов прикрой. Колин бросает на него непонимающий взгляд, но чувствует серьезность намерений и молча остается на месте и вытягивает вперед руки в защитном жесте, чтобы усилить прозрачные стены над гостями. А Ворон слетает по ступенькам единым прыжком и влетает в толпу атакующих.

ССВ в прошлые месяцы нарастила мощь, о которой прежде и мечтать не могла. У них много крайне талантливых новобранцев, тренированных вместе не без помощи Ворона и Колина, и последнему, кстати, настолько понравилось работать тренером, что он стал подумывать о смене основной деятельности на маго-педагогическую. И почему бы и нет, счел Ворон, в конце концов, его избраннику это дается действительно хорошо, и на этой должности ему будет гораздо более комфортно, чем на опасных миссиях. Они оба просыпаются ночами от кошмаров о выстрелах и чужой боли, но Колину нужно относиться к себе бережнее, чтобы справиться с реальностью.

А Ворону нужно ворваться в толпу людей в форме. Раскидать их в стороны, как будто десятком невидимых рук - пусть сползают по щитам, да, люди, да, им больновато, но теперь его настолько захлестывает злость и азарт от вернувшейся и возросшей силы, что становится не жаль. Более того - хочется. О, как легко ему оказывается предупреждать и отражать выстрелы, разламывать оружие в пластиково-металлическую крошку, обездвиживать МСБшников и отдавать их на волю своих коллег - пусть те упакуют в наручники и утащат к дежурным ССВ на передержку, и вы там, голубчики, посидите до конца торжества, и вам даже не достанется торта!

Заметив дисбаланс в силах, главный решает перераспределить ресурсы и нападает на цветочного мальчишку лично. Ворон охотно отражает атаки, но с каждым ударом чувствует, что его личный противник на голову превосходит своих подчиненных по мощи оружия и уровню владения им. Его выстрелы сложнее нейтрализовать в воздухе, он лучше целится, он крепче стоит на ногах, и разворачивающееся действие из игры превращается в серьезн��ю дуэль.

Они закруживаются в подобии опасного танца, чередуя щиты и атаки, с каждым шагом оказываясь ближе друг к другу, и в какой-то момент выстрел, слишком сильно отдавая по щиту, сбивает Ворона с ног - но тот ловко подставляет руку при падении и парирует цепким заклинанием, утаскивающим главного следом за ним на пол. Пытается ударить оппонента в грудь и попадает, но тот отвечает пусть и скользящим, но ощутимым ударом в нос. Ворон чувствует, как по лицу на белоснежные кружева воротника капает кровь, и резкая боль и досада за красивый свадебный костюм только заставляет и без того рвущуюся наружу магическую энергию закипеть.

Ответ приходится в щеку МСБшника, потом его пытаются ударить каким-то вшитым в перчатку шокером, и они катаются по полу, дерясь за перчатку, и Ворона минимум трижды ударяет током, но недостаточно сильно, чтобы расцепить его хватку, потому что он оказывается к этому готов и частично нейтрализует заряд. Перчатка улетает под опустевшие гостевые сиденья, с которых несколько минут назад повскакивали ССВшники. Разъяренный МСБшник откуда-то достает крошечный ствол и пытается обороняться теперь им (боже, ОТКУДА на нем столько финтифлюшек?), но Ворон вцепляется в его запястье и прикладывает все усилия, чтобы сбить его прицел, и выстрелы беспорядочно сыплются во все стороны. Ворон увлекается дракой настолько сильно, что не замечает ни того, что теперь щит Колина окружает его и оберегает от разрушений стены недавно отреставрированного дворца, ни того, что остальные ССВшники уже расправились почти со всеми прочими неприятелями и теперь по одному выводят их (а некоторых - выносят) из праздничного зала.

Когда пистолет превращается в ошметки, превосходство окончательно переходит на сторону Ворона. Тяжело дыша и стиснув зубы, он старается прижать оппонента к полу коленом, но тот несколько раз подряд сбрасывает его с себя, и у Ворона уходит еще несколько секунд, чтобы вернуться в прежнее положение. Главный никак не хочет сдаваться, он полон агрессии и решимости, но все-таки его уверенность пошатывается, когда Ворон на очередной итерации прижимает его к полу и смыкает руки на его горле.

Потом ему придется вернуться в этот момент тысячу раз, чтобы понять, как это произошло. Сначала, наверное, сыграло то, что в нем накопилось слишком много отчаяния за месяцы терзаний себя перед свадьбой: почему мир такой жестокий, почему я такой жестокий, почему я не могу никак иначе менять мир к лучшему, кроме как жестокостью? - и это, как ни парадоксально, породило всплеск чистейшей бешеной энергии, более жестокой, чем когда-либо прежде. Во-вторых, вся эта ситуация - дворец, МСБ, Колин, цветы, музыка - была до боли знакомой, и среди этого сумасшествия Ворону едва ли не ХОТЕЛОСЬ, чтобы его самый страшный кошмар вернулся к нему, и на сей раз наяву. И когда он вернулся, Ворон кинулся на него, как взъярившийся раненый зверь, чтобы наконец-то ответить за испуганного, рыдающего девятнадцатилетнего себя, повисшего в воздухе с сомкнутыми на горле руками того МСБшника.

Сейчас он делает то же самое, но физической силы (он не пытается душить МСБшника магией) не хватает, чтобы нанести серьезный урон. Однако через пальцы, обхватившие горло уже почти поверженного врага, Ворон впервые в жизни непроизвольно считывает чужие воспоминания максимально ярко и точно. Видит себя со стороны, девятнадцатилетнего как раз, и как раз измазанного в пыли, напуганного и пытающегося наколдовать хоть какую-то защиту.

"Ах вот как. Ты там был. Ты видел меня. И ты хочешь повторить и довести до конца этот славный подвиг своего коллеги? Побыть ТЕМ МСБшником?"

Ворон не понимает, говорит это вслух или только думает, но знает, что МСБшник слышит его.

"А ТЕПЕРЬ ПОБУДЬ МНОЙ".

В голову, как вода после взрыва дамбы, ревущим потоком влетают самые травмирующие образы. Боль физическая. Врезающиеся в уши слова угроз, насмешек, приказов. Выстрелы. Осколки. Смерть. Простреленная грудная клетка (чья?). Кровь на плитке. Полное бессилие. Чей-то полный ужаса крик. Нет, неважно, что крик - чей-то УЖАС, бесконечный ужас, бесконечная боль, смерть, неизбежность и бесконечная, невыносимая, нестерпимая вина за это все.

Но не Ворона.

"ТВОЯ".

Его приводит в чувство зуд на лице, и он, вздрагивая, осознает себя у самого пьедестала. Он на своей свадьбе. Все молчат и смотрят на него, кто-то даже на камеру снимает. Он душит МСБшник��. Он плачет, и у него все лицо ужасно мокрое, и слезы вперемешку с кровью капают на лицо побежденного противника, бледное, как бумага для документов, как свадебный костюм, как стены дворца любви. В его широко распахнутых глазах Ворон читает такой панический страх, которого (он готов поклясться) не видел ни у одного служащего в глазах прежде. Понимает неотчетливо, что передать мысль через прикосновение получилось лучше, чем когда-либо прежде, но ему пора вставать и возвращаться к алтарю, где его ждет самый терпеливый и покладистый в мире жених.

Ворон неуклюже сползает с МСБшника, поднимается на ватных ногах.

- Убирайся, - бросает он, не зная, имеет ли в виду другой мир или проход по коридору до комнаты временного содержания пленных.

МСБшник садится, но таким рваным движением, что становится похож на дергающуюся в агонии рыбу на суше.

- Сэр, пожалуйста, - срывающимся голосом произносит он, - я не знаю, как...

- Ты знаешь прекрасно.

- Сэр, - почти умоляюще тянет главный, но ничего больше сказать не может, и Ворон чувствует, что тот говорит правду. Ворон не забирал у него аппарат для перехода, между прочим. Он действительно не знает. И Ворон не может даже сказать, что сидящее перед ним жалкое создание имеет что-то общее с тем самоуверенным наглецом, который пытался убить его парой минут ранее.

Что-то изменилось.

- Вставай, - тихо и сердито говорит Ворон. - Давай-давай, вставай. Мы поговорим с тобой позже.

Трясясь и хватая воздух ртом, МСБшник повинуется, и его тут же хватают под руки и утаскивают освободившиеся от работы стражи свободной вселенной. Ворон шмыгает окровавленным носом, вытирает тыльной стороной ладони лицо, насколько это возможно, и взбирается обратно к алтарю.

- Ты в порядке? - шепотом спрашивает Колин, отключив свою петличку (Воронья улетела куда-то следом за МСБшной перчаткой, и искать ее бесполезно). Протягивает руку, аккуратно вытирает жениху нарядным платком подбородок и рот.

- Вполне, - неловко смеется Ворон. На фоне Сирра шумно уточняет у сослуживцев, проверено ли все здание и сколько работников остаются сторожить пленных. - Прости, что попросил тебя здесь стоять. И спасибо, что ты тут постоял.

- Все хорошо. Я так понял, у тебя был план. Больно?

- У меня были слабоумие и отвага. Нет, нормально.

Колин с облегчением выдыхает сквозь улыбку и осматривает лицо Ворона, размышляя, нужно ли его еще вытереть или еще подзаживить лопнувшие сосуды. Но кровь уже остановилась, правда, думает Ворон, видок все равно эффектный - красные от слез глаза и щеки, распухший нос, растрепанные по самое невозможно волосы, из которых улетели все красивые цветы, дорогущая рубашка порвана и измазана в грязи и крови. И это на свадьбе Колина - человека, который больше всех в мире мечтал, чтобы все прошло идеально, чтобы было красиво, как со страниц журнала. О, фотографии с их свадьбы журналы точно взорвут. Тысячи взглядов прикованы к ним двоим, а они стоят - такой баланс противоположностей. Порядок и хаос. Грация и позорная неуклюжесть. Вежливость и рукопашная драка.

Но Колин с нежностью говорит:

- Ты такой красивый.

И жить становится невероятно хорошо.

***

И живется невероятно хорошо, и долго, и счастливо.

Колин становится преподавателем по магическим техникам, почти полностью оставляя позади работу на миссиях. Он также изучает йогу и прочие физические и духовные практики, читает и пишет статьи о взаимосвязи психофизического и магического, общается с учеными, а на боевые вылазки выбирается лишь иногда - для поддержания формы. В саду он действительно сажает цветы, а на грядках - землянику, и строго запрещает кому-либо, кроме мужа, эти грядки трогать. Впрочем, к чему эта неопределенность - запрещает Сирре трогать грядки. Остальные не лезут руками в чужие земляничные кусты.

В первый год после свадьбы Ворон и Колин работают очень мало, пытаясь отойти от всех травматичных событий последних лет и от головокружительной церемонии бракосочетания. Ворон долго анализирует произошедшее там и наконец-то находит ответ на свой вопрос. С этих пор он возвращает привыкшим к жестокости апатичным МСБшникам человечность простым и эффективным способом - такой вот насильной эмпатией. Заставляет их взглянуть в глаза последствиям всего ими содеянного. Большинство в страхе сбегает, как только Ворон отпускает их, и, говор��т, дезертируют из МСБ и ищут себя в других занятиях. Особо сильные духом остаются работать, но ведут шпионскую деятельность изнутри организации. О Вороне в МСБ слагают легенды как о жутком создании, которому ни в коем случае нельзя дать к тебе прикоснуться. Его свадебный гость, на которого обрушилась самая первая и самая мощная волна осознания, так и не оправляется и остается навеки сумасшедшим человечком, блеющим что-то о том, как ему стыдно и страшно, в угол больничной палаты.

После этого ему предстоит много работы - и антитеррористической, и мирной, и научной, и парной с Колином. И самопознания, и открытий насчет того, откуда взялся его амулет и кем являлась его мама, появляющаяся во снах. И встреч с призраками прошлого.

Со сменой мировой политики и резким падением уровня опасности Хэйден наконец-то может выбираться к своей семье очень часто. Впрочем, можно сказать, что семьи у нее теперь две - родная и обретенная. Пару раз она даже таскает мальчишек с собой на застолья, чтобы познакомить родственников с теми, благодаря кому она теперь может видеться с ними так часто, как только захочет, но ее родители приходят в такой ужас с Сирриного неподобающего внешнего вида, что она бросает эту затею. В пекарню с ней отправляется работать ее младшая двоюродная сестра, очень способная девочка, и когда та научается большей части из того, что Хэйден знает сама, работы на кухне становится в разы меньше. Поэтому порой у Хэйден получается даже выбираться к Колину и Ворону домой и умиротворенно пить с ними чай или обсуждать новые труды Колина в сфере магии.

А Сирра, планировавший когда-то вступить в клуб 27, после тридцати оказывается в самом ярком водовороте событий. Он решит в какой-то момент, что превратился в старого, скучного и одинокого офисного деда, и ничего больше ему в этой жизни не светит, кроме работы и настольных игр с друзьями в саду по вечерам - а потом тысячу раз посмеется над этим выводом и вздохнет: сглазил! Чего ему только не предстоит: и тысяча и одна неудачная история флирта, и одна удачная, и встреча с некогда брошенной семьей, и даже свалившаяся как снег на голову жизнь отца-одиночки. В сорок пять лет он обнаружит себя пишущим рок-треки в своей личной студии в выходной и подумает, как странно и непредсказуемо складывается его сумасшедшая жизнь, а потом Ворон позвонит ему и доложит, что отряд только что вернулся с исследовательской мирной миссии, и все прошло замечательно.

Но это будет уже совсем другая история.

#art #ocs #russian post #digital art #oc #flecky oc #original character #original charater art

3 notes · View notes

flecky-spring · 11 months ago

Text

Статья об осах - часть 5

А Ворон бежит. О, КАК Ворон бежит! У него вот-вот сгорят легкие, он бросается из мира в мир, с трудом прошибает границы, теряет энергию пачками, а МСБшников за спиной меньше не становится. Как тараканы, которых будто бы уже всех вытравил и выбросил, а они снова полчищами лезут изо всех щелей. У них новомодные индивидуальные гаджеты-леталки, на которых можно передвигаться гораздо быстрее, чем может бежать человек, у них заправлены кристаллами аппараты, на которые не нужно тратить человеческие силы, у них пистолеты, которым энергия живой души не нужна. Щиты, которые ставит Ворон, ломаются за доли секунды.

От страха перед глазами все плывет, тошнит от одной мысли о том, насколько больно может оказаться умирать. Вот если бы умереть быстро - тогда не страшно, но Ворон видел, как умирают те, в кого попадают неудачно, не поражая насмерть сразу. Господи, не думать об этом, просто не думать!

Сирра ему уже не поможет - это понятно. Но Ворон делает последнее, что может вообще сделать: зовет на помощь. Распространяет мысленный вопль во все стороны, не зная, кто и где его услышит и есть ли вообще хоть одна живая душа где-нибудь в окрестных мирах: "ПОМОГИТЕ! АТАКУЕТ МСБ! УМОЛЯЮ, КТО-НИБУДЬ, ПОМОГИТЕ!". Ему кажется, что если бы этот крик был звуковой волной, то от него лопались бы стекла.

Мир, второй, третий, десятый. В каком-то из них при переходе он больно цепляется ногой за неразрушенную часть границы миров и падает, стесывая щеку о землю. Ну, пусть и не смертельная, но вот и она - адская боль пульсирует в задетой лодыжке. Это не та травма, отстраненно думает Ворон, отползая от соприкосновения миров, которую он или Хэйден могут залечить за десять минут, здесь его задело чем-то вечным, непонятным человеческому сознанию и бесконечно сильным. Этому можно кое-как помочь зажить со временем. А сразу встать и побежать снова - никак.

Соприкосновение миров съезжает на несколько метров относительно полянки, на которую Ворон упал. Здесь растут огромной высоты деревья (сколько десятков метров?), густая и холодная темно-зеленая трава, темнеет... я здесь умру, думает Ворон. Они бросят мое тело здесь или заберут с собой? Где будет не так страшно лежать мертвым - в темном сказочном лесу или в штабе МСБ, где бы он ни был? Вот бы оставили здесь, тогда Сирра (в самом лучшем из исходов) сможет забрать тело, если его достаточно рано кто-нибудь найдет...

МСБшники высыпаются из портала, закидывают его выстрелами. Ворон ловит их на магические щиты, дрожа всем телом, ловит воздух ртом, пытается уговорить сам себя продержаться еще хоть секунду, выдавить из себя хоть каплю волшебства, которое так неумолимо быстро кончается. Чуть-чуть осталось, чуть-чуть, вот сейчас что-то будет. Либо кто-то, кто услышал зов, поможет - либо он умрет. Пусть только умрет быстро. Еще секундочку, и...

Вдруг ему приходит в голову, что он после смерти попадет в то белое пространство, где видел Колина. И уже теперь это будет по-настоящему. Можно будет подойти, обнять его, поцеловать, расплакаться от облегчения, извиниться в тысячный раз. И вдруг думается: а ради такого можно даже и медленно умереть. Только как жаль оставлять Сирру и Хэйден одних...

Поэтому, когда за его спиной какой-то другой мир со смачным скрипом проезжается по местному, и через это соприкосновение в мир врывается кто-то безбашенный и пульсирующий энергией, Ворон почти пугается этого спасения. В реальности, правда, этот некто оказывается одет в бордовое и носит черную маску, но магия у него на вкус и цвет ярко-оранжевая, и он этой магией сносит пол-отряда в один удар так, что у Ворона отвисает челюсть. Вот это да, думает Ворон. Кто этот маг и почему он все еще не в ССВ, если сражается против МСБ? Надо позвать его в отряд. Какое мастерство...

МСБшники теряются: уже предвкушая победу над членом отряда Сирриных наглецов, они совсем не ожидали, что мальчику-магу кто-то придет на помощь. Они пытаются дать ответный бой и не так уж плохо защищаются, но быстро понимают - не выстоят. Путаясь в гаджетах, они ускользают за деревья и бросаются в ближайший мир.

Ворон кое-как поднимается на локтях (он до этого полулежит на спине) и садится. Руки не слушаются, хочется лечь и тихо потерять сознание.

- Спасибо, - говорит он. Хочется сказать еще что-то - может, "без вашей помощи меня бы уже не было в живых", но сил на это просто нет.

Незнакомец поворачивается и снимает маску, и Ворону становится почему-то страшнее, чем когда он решил умирать от пистолетов.

У Колина отросшие волосы собраны в пучок, и наряд в стиле того мира с монастырем ему ужас как идет, и лунный свет на его лице делает кожу настолько белой, что Ворон в какой-то глупой панике решает, что перед ним стоит самый настоящий мертвец. Призрак? Зомби? Господи, а теперь умирать придется, пока тебя это создание тащит в мир иной?

- Привет, - и голос такой мягкий-мягкий, и сбивчивая речь от тяжелого дыхания. - Ты в порядке?

Ворон издает очень глупый вскрик и ставит щит между ними, когда Колин делает шаг к нему навстречу. Колин удивленно отшатывается назад, протянутая вперед рука замирает в неоконченном движении.

- Ты кто? - очень-очень жалобно спрашивает Ворон.

Колин в полной растерянности смотрит на него. Это, видимо, последнее, что он ожидает услышать от человека, о совместном "долго и счастливо" с которым фантазировал последние полтора года. Ему казалось, что это у него здесь проблемы с памятью, и вопросы задавать собирался тоже именно он.

- Я...?

- Ты призрак?

- Что?

- Ты пришел за мной, потому что я умер?

Колин с облегчением выдыхает.

- Нет, нет. Я очень даже живой. И ты тоже! Правда, все в порядке, - Ворону от тепла в его голосе хочется разрыдаться, но стоит ему сделать шаг вперед, как щит вспыхивает снова, и Колину приходится отпрянуть. - Почему ты ставишь между нами барьер?

- Потому что тебя не может быть, Колин, - всхлипывает Ворон. Он чувствует себя так, будто его тянут в объятия, а он говорит "нет", но физически ничего сделать не может и без возможности вырваться просто поддается нежности, которой так боится. Вот она, нежность, стоит в какой-то небрежно-стильной одежде с набедренной сумкой, сияет в лунном свете, смотрит сверху вниз с надеждой. И этой нежности ничего не стоит разбить слабенький щит одним движением мизинца. - Ты умер... тебя убили еще год назад, и я с тех пор все не могу перестать о тебе думать, ты мне снишься, ты мне везде видишься, в каждой книжке, в мультиках, в рекламах, на улицах, везде...

Колин наклоняет голову, садится на землю, скрещивая ноги. Кажется, он сам начинает сомневаться в своей реальности.

- Отчего ты так решил?

- Я был в твоем мире. Твой энергетический след исчезал у утеса, где Иттецу погиб...

- Тут так вышло... я настолько хотел с тобой поговорить, что научился передвигаться между мирами.

- Там никогда не было соприкосновений!

- Видимо, в этот день было.

У Ворона кружится голова. Щит мелко подрагивает.

- А как ты...?

- Я приучился понемногу путешествовать. Если честно, я не очень хорошо помню, что было на балу... я в принципе потерял некоторую часть воспоминаний в ту ночь. Удар головой, я полагаю... И мне пришлось в дороге вспоминать, что к чему. Но, как видишь, у меня неплохо получилось, я теперь вот, - не без гордости в голосе зажигает искорки между пальцами, тут же гасит их, - немного продвинулся в магии.

- Но...?

- Я и сонную магию чуть-чуть освоил. Но тебе это, как я понял, не очень понравилось, поэтому я подумал, что вживую будет встретиться лучше... занимался тем, что искал, где можно с тобой пересечься.

Слова сливаются в единое полотно, разбегаются пузырьками, теряют смысл.

- Колин, тебя НЕ МОЖЕТ БЫТЬ, - голос Ворона звучит жалко, как голос бедняка, которому не достался последний кусок хлеба, и теперь плачь не плачь - все равно ничего не достанется. На щеках все не высыхают холодные дорожки слез. - Зачем же ты меня обманываешь? Скажи мне, кто ты? Ты игра воображения? Ты разработка МСБ, чтобы я сошел с ума и сдался? Откуда ты взялся? Скажи - и я сдамся.

Колин смотрит на него своими невыносимыми карими глазами.

- Я тебя люблю, - говорит он.

- Скажи, кто ты такой.

- Я живой и я тебя люблю.

- Нет, я тебя умоляю, скажи.

- Сними щит и убедись.

Ворону кажется, что никогда в жизни ему еще не было так сложно чему-то противостоять. Он на сто процентов уверен, что умрет, когда снимет щит, и от этого безвыходного кошмара хочется проснуться поскорее. А еще хочется застрять в этом сне навсегда, и пусть его утащит этот прекрасный призрак. Правда, пусть он умрет через секунду, пусть успеет запомнить только одну секунду, но если в этой секунде можно будет хотя бы прикоснуться к Колину...

Ворон, стискивая зубы, поднимается, стараясь не касаться земли пострадавшей ногой. Делает нелепый прыжок на здоровой ноге к щиту. Протягивает руку вперед за секунду до того, как силы иссякают, и защита между ними двоими тает в ночном воздухе.

А потом Колин подхватывает его в объятия, и сон превращается в реальность, и выбившиеся из пучка пряди, и руки в перчатках, и запахи, и дыхание - тоже, и Ворон понимает: до этого он не плакал. Вот СЕЙЧАС он плачет по-настоящему. И Колин - тоже.

Ворон просыпается и не может понять, кто он, где он и какой сейчас год, и почему он в дупле гигантского дерева. Если бы он залез в воспоминания Колина о той ночи после бала, то узнал бы, как сильно понимает его, проснувшегося тогда и вообще не разумеющего, что происходит. Вчерашний день тоже собирается по кусочкам - на работе время тянулось очень медленно, Сирра постоянно пил кофе, да, еще потом шарф был мокрый от слез, как же стыдно перед Сиррой - стоп, МСБ? А потом была смерть, пистолеты, густая трава, холод и... Колин!

Еще сонный, Ворон вскакивает с земли, не осознает даже, что сбрасывает с себя его верхнюю одежду, и неловкими прыжками выбирается из огромного деревянного грота, в котором он ночевал - если так вообще можно назвать то место, где он находится. Его затапливает совершенно безрассудный детский страх:

- Колин? Колин, ты где? Колин!!!

- Здесь! - слышится из-за деревьев. Помогая себе оставшимися крохами магии, Ворон прыгает туда, где слышится голос, и видит Колина стоящим в закатанных выше колена штанах посреди небольшой речушки. В руках у Колина трепещет живая рыба.

Ворон спрыгивает с берега реки в воду, приземляется неудачно и теряет равновесие, и Колину приходится бежать ловить его, закинув рыбу (не без помощи магии, видимо, потому что слишком метко) на берег.

- Куда же ты с больной ногой, - с нежной укоризной говорит он. Ворон смотрит на него огромными глазами и пытается сдержаться, чтобы не потрогать его лицо руками, не растянуть щеки, не поцеловать в нос, не укусить за что-нибудь, не проверить реальность любым иным способом.

- Привет, - очень глупо звучит.

- Привет, - улыбается Колин.

Ворон стискивает его в объятиях и закапывается носом ему в изгиб шеи.

Они завтракают речной рыбой, жаренной на костре, и Ворон просит Колина рассказать в третий раз то, что он уже и так рассказал, стоя у щита и обнимая измученного засыпающего Ворона в деревянной пещере. О том, как забыл после бала чуть ли не обо всем, что между ними было, о том, как прошлое потом приходило через отдельные флэшбеки, о том, как научился колдовать через свободу, а не через контроль, о том, как скинулся со скалы (дээм ю крейзи мэн) и впервые перешел в другой мир, о том, как больше года странствовал по вселенной, постигал ее особенности, вливался в разные компании и снова уходил в одиночку, зарабатывал деньги, пытался прийти в ССВ, но, как выяснилось, туда даже на кастинг очень тяжело попасть, если ты не знакомый знакомого знакомого и не засветился в циклистском обществе - все жутко боятся, что шпионы МСБ проберутся в главные штабы циклистов, и тогда всем несдобровать, поэтому берут только по блату. Ворон слушает его с открытым ртом и безбожно краснеет от волнения, но даже не находит в себе сил это скрывать. Ему кажется, что теперь все будет хорошо (как все может быть плохо, когда ЖИВОЙ Колин своими обветренными и исцарапанными руками подает ему разломанную на кусочки рыбу, которую сам поймал), но "все хорошо" заканчивается, когда он обнаруживает, что в аппарате закончились кристаллы.

Колина в принципе удивляет тот факт, что Ворон пользуется аппаратом для переходов. Он, конечно, слышал (и не раз), что у Ворона все не очень радужно с магическими силами после того самого теракта, но в какой мере - не знал. Он выражает сочувствие, предлагает помощь, а Ворон испытывает убийственный стыд за себя. Еще и идти самостоятельно он не может. Часть времени Колин помогает ему держаться на ходу, подставляя плечо, в людных местах оплачивает транспорт на двоих (от тележек с осликами до новомодных машин), а в особо непроходимой чаще подхватывает на руки. С травмой разобраться, несмотря на все высоченные скиллы Колина, не получается - и правда серьезно задело.

Ворон, конечно, очень рад, что Колин жив, тем более что картинка смерти от рук МСБ увязывается с только-что-почти-пережитым, очень личным, и как здорово, что самому любимому-дорогому во всей вселенной этого испытать не пришлось. И даже не то чтобы он фантазировал на тему того, как встретил бы Колина и все от этого наладилось - он о Колине в последний год старался вообще думать поменьше, чтобы не плакать. И тем не менее ему кажется, что эмоции насчет Колина не совсем правильные. Нет сил на радость. Не получается восторженно улыбаться и внимательно вслушиваться в каждое слово. Голову, как и вчера, как и неделю, и месяц назад, заполняют тревожные мысли: надо связаться с Сиррой, надо попросить больничный, а что же делать с ногой, как долго она будет заживать? Надо как-то представить Колина друзьям, это, наверное, будет очень странно и неловко... И еще он обещал Сирре посмотреть кандидатов на должности, а теперь у него совершенно нет на это сил, который раз уже придется отложить работу на потом - какие противные, бесцветные, неправильные мысли, а других совсем нет!

До дома они вдвоем добираются долго, дней пять, потому что Ворон, пока убегал от МСБ, не разбирая дорог, умудрился за полчаса достигнуть такого мира, который потом улетел неизвестно куда на окраину вселенной. Все это время Ворон пытается найти в самом себе эмоции, которые он-из-прошлого испытал бы, увидев Колина живым, но есть только потрясающий спектр из стыда за отсутствие магии, вины за год разлуки, бессилия от того, что не получается стать тем Вороном, ради которого Колин проделал такой долгий путь. Как будто... какой-то обман получился?

***

В один из вечеров они останавливаются в крошечном гостевом домике в комнате с двумя кроватями, говорят о том, как скоро придут на квартиру к Хэйден и Сирре и что-то будут делать дальше, и Колин безо всякой задней мысли использует формулировку "...мы встречаемся", а Ворон сразу съеживается. Колин настороженно переспрашивает, сказал ли что-то не так.

- Нет, ничего, - мнется Ворон сначала, но потом все-таки сдается и страдальчески вздыхает: - Я просто... ну... прост��, пожалуйста, но я не знаю, могу ли я... - он замечает, что нервно теребит край рубашки, одергивает себя и наконец собирается с мыслями: - Не знаю, готов ли сказать, что мы встречаемся... Не потому, что я в тебе не уверен - я на сто процентов знаю, что я тебя люблю и хотел бы быть с тобой, но я не знаю, готов ли ты быть со мной сейчас. Я верю, что было бы здорово, если бы я был такой, как раньше, если бы у меня были силы на все. Но я не очень верю в то, что ты до конца понял, кто я теперь такой. Я грустный, вечно уставший, раздражительный, плаксивый потерянный мальчик, который совершает глупые ошибки каждый день и причиняет всем неудобства, с которым совсем не интересно и не весело проводить время. Поэтому... не то чтобы я говорю тебе "нет", но я хотел бы сказать "подожди". Подожди, пока поймешь, хочешь ли ты быть с этим комком серой жижи, или пока увидишь, изменится ли этот комок к лучшему.

От мягкой, едва заметной улыбки Колина на душе становится легче.

- Хорошо, - говорит Колин. - Я подожду. Это не страшно. Но если что, я думаю, что все далеко не так грустно между нами, как тебе может казаться.

Он протягивает руку через крошечное расстояние между их кроватями и накрывает руку Ворона своей ладонью.

- Я знаю, что ты знаешь, но я все равно скажу: я прекрасно понимаю, как можно чувствовать себя после того, что с тобой произошло. Чужая смерть на твоих глазах, внушенная за это вина, еще и разрыв с человеком, который тебе небезразличен - это тяжело, такое просто так не забывается. Но даже если это сломало какую-то часть тебя, новый ты все равно строишься на фундаменте старого себя. А старого тебя я знаю - он самый лучший человек в мире. И я не сомневаюсь, что новый тоже будет замечательным.

Ворон виновато хлюпает носом и наконец-то чувствует, что среди вороха ужасных тяжелых эмоций появляется хорошая. Но от нее сразу хочется позорно плакать. Почему он вообще все время плачет, хотя до этого мог месяцами без единой эмоции существовать? Как это выключить?

- Ты слишком ко мне добр, - шепотом произносит он.

Чудится, что взгляд Колина настолько теплый, что это от него становится менее холодно. А на самом деле, наверное, от обычного волнения.

- Ко мне кто-то тоже однажды был слишком добр. И я тоже когда-то думал, что буду всю жизнь колючкой-вонючкой.

Ворон смеется.

- Ты говоришь прям как я.

- Так это ты и сказал.

- Я?

- Да, когда мы только начали общаться и я ужасно себя вел. Говорил, что я скорее умру, чем с тобой подружусь.

Ворон встает с кровати, делает шаг вперед и обнимает Колина, обхватывая руками его за голову.

- Ты не колючка. Ты самый лучший.

***

Сонная Хэйден встречает их в шесть утра, когда на улице еще серо, бросается Ворону на шею.

- Радость моя, ты живой! Я так переживала! Мы уже не знали, что и думать...

- Ты получила мое сообщение? Я три дня назад отправлял из первого же мира, в котором была хоть какая-то связь...

- Получила. Но мы с Сиррой ничего не поняли, даже не знали, верить ли в то, что это на самом деле ты. Как ты? Что с тобой стряслось?

Все еще не заходя в квартиру, Ворон рассказывает о нападении МСБ и о том, как один человек оказался, к невероятному счастью, достаточно близко, чтобы помочь. Хэйден краем глаза замечает за спиной Ворона незнакомый силуэт, но пока не переспрашивает.

- Собственно, хотел его тебе представить, - Ворону почему-то становится радостно от того, что он вживую это говорит, как будто совершает отчаянную шалость, - знакомься, Хэйден, человек, который спас мне жизнь в одиночку и которого ты вряд ли ожидала здесь увидеть в такую рань, в общем... это Колин. Колин - это Хэйден.

Хэйден по мере диалога медленно отрывает доброжелательный "приветочереднойгость" взгляд от Колина и меняется в лице.

- Колин, - почти не вопросительно повторяет она.

Ворон делает шаг в сторону, чтобы позволить своему спутнику выйти из мрака подъезда в свет коридора.

- Очень приятно познакомиться, - улыбается Колин, и Ворон вдруг ловит сильнейш��е флэшбеки с бала, где Колин был такой же красивый, вежливый и всем-всем нравился (только одет был не в дорожный комплект, а в роскошный костюм).

Хэйден слушает их историю, пока они, насмерть уставшие, жуют завтрак на кухне и греются. Качает головой, улыбается, удивленно вздыхает. Ворон путается в словах-паразитах и любуется Колином, который даже после суток без сна в пути говорит совсем по-книжному, лишь иногда спотыкаясь о долгие паузы.

***

Сирры дома не оказывается - он 24/7 на работе, сходит с ума от волнения после того, как Ворон пропал, бегает по всем мирам без сна, отдыха и перерыва на обед, гоняя в хвост и гриву подчиненных магов. Перед сном Ворон отправляет в офис сообщение с домашнего устройства связи.

Колину решают постелить на полу - рядом с одноместной кроватью Ворона, на которой почетный гость спать отказался. Потом Ворон стаскивает на пол свой матрас и кладет его рядом - как в то время, когда они оба ночевали в крошечном домике в горах.

- А ты Сирре тоже будешь меня так представлять? - шепотом спрашивает Колин, когда они устраиваются в постели и затихают.

- Думал, что да. А что?

- А можешь меня представить по фамилии?

- В смысле?

- Ну, сказать: "Это Колин Ланиссер".

- Так Сирра же не знает твою фамилию.

- Не знает? - огорчается Колин.

- Ну, может, я ему и говорил, но он вряд ли помнит. Хочешь, проверим?

- Нет, ты тогда кому-нибудь другому так представь, кто меня не знает.

- А почему именно так?

В ауре Колина чувствуется смущение.

- Ну просто... никогда так раньше не представлялся. Хочу взять фамилию настоящего отца, когда буду делать документы для работы.

- Очень красиво звучит, - искренне отвечает Ворон.

- Лучше, чем Колин Морвилл?

Ворон улыбается и догадывается, что Колин - тоже.

- Гораздо.

***

Сирру Ворон чувствует издалека, за несколько миров от себя. Из-за него просыпается в хмурое ноябрьское утро и тащит невыспавшегося Колина с собой на улицу - встречать. Сам не знает, как это сделал и откуда приходит понимание, где Сирра находится, но ни на секунду не сомневается в правильности этого чувства.

Они с Колином ковыляют до точки соприкосновения миров достаточно медленно, поэтому Сирра вываливается из пустоты в нескольких десятках метров от них. Даже издалека видно, какой он уставший, как давно не был в душе и сколько кофеина за последние пять дней потребил. Он видит Ворона не сразу, но когда замечает, то после секундной паузы с облегчением бросается навстречу, и по мере того, как он приближается, Колин ловит легкий шок. Сирра... огромный. Нет, изображения на плакатах вроде и подразумевали, что он не маленького роста, но Колин ожидал где-то... метр восемьдесят пять? В Сирре мало того что больше двух метров, он еще и в ширину примерно такой же, как в высоту.

Ворон ойкает, когда эта синяя громадина подхватывает его на руки:

- Осторожно, я раненый!

- ТЫ ЖИВОЙ!!! - счастливо жмурится Сирра и стискивает его в объятиях, все еще держа над землей. - Ты еще раз так меня напугаешь - я тебя реально убью. Ты у меня будешь гулять на поводке. Видишь мои волосы? Они голубые лишь потому, что я поменял эликсир на закрашивающий седину. Я теперь весь седой, вообще весь. И у меня появилось тридцать новых морщин, но я сделал пластическую операцию, и мне натянули все лицо и завязали лишнюю кожу узелком на затылке. Клянусь.

Ворон фыркает.

- Врешь!

- Мамой клянусь.

- Да ты ей на всякий бред клянешься.

- Ну и не верь. Главное, чтобы не сдох.

- Вот пустишь меня, и не сдохну.

Сирра осторожно ставит его на землю. Колин терпеливо ждет, пока на него обратят хоть какое-то внимание, но на измученном лице Сирры, обращенном к Ворону, сияет такое счастье, что прервать диалог он не решается. Зато это пытается сделать Ворон.

- Сирра, я...

- Нет, ты мне расскажи, ГДЕ тебя черти носили? Ты не мог прибежать побыстрее?

- Ты идиота кусок, я же тебе сказал, что ранен. Слушай...

- В ту часть мозга, которая отвечает за восприятие времени?

- В НОГУ!

- А-а-а. Тогда ладно. Нет, но если ��ерьезно, мы просто с ума все сошли! Мы искали этих гандоплясов везде, а они спустя пару дней как сквозь землю провалились, и Артур мне сказал...

- Я тебе как раз объяснить хотел...

- ...что их, видимо, кто-нибудь спугнул, будто бы объявился какой-то годный маг из тех, кого мы мониторили, ну, чтобы взять в отряд...

- Я тебе хотел показать этого мага!!!

- Да? - Сирра, наконец, приходит в себя, отрывает взгляд от Ворона и замечает Колина, стоящего поодаль. - О. Привет. Это ты?

- Да! - фыркает Ворон. - Доброе утро! Это он меня спас от МСБ.

Сирра делает шаг вперед и с излишним энтузиазмом пожимает протянутую Колином руку. Колину слышится хруст своих собственных пальцев, но даже это не стирает вежливую аристократическую полуулыбку с его лица.

- Стой, а это случайно не ты? Тот чувак в красном, который в степном мире два месяца назад спас торговый караван вместе с тремя моими ребятами?

Колин забывает все речи, которые готовил к этому торжественному моменту.

- Да... вроде было такое.

- Сирра, - не прекращает попытки Ворон.

- Мне тогда рассказали - я офигел. Я им говорю - вы почему его к нам не притащили? Да надо было после этого боя по всем окружным мирам его искать, чтобы хотя бы поговорить с ним, не говоря уже о том, чтобы взять его на работу... Понабирают всяких... Вот скажи, ты бы за какие деньги пошел к нам работать? Тебя куда-то звали? Ты чем сейчас занимаешься? Нам сейчас жуть как нужны такие, как ты, я готов дать примерно...

- Я, вообще-то, и собирался присоединиться к твоему отряду, - совсем теряется Колин. Ему думается лишь о том, когда будет не слишком неловко все-таки освободить свою внезапно оказавшуюся тонкой и хрупкой ладонь из Сирриной (все еще крепко сжатой) лапищи.

- Правда??? - Сирра трясет рукой еще раз. - Боже, это день великого комбо. Мало того, что ты спас этого детсадовца, так еще и ты сам пришел к нам, это же просто...

- СИРРА!!! - не выдерживает Ворон, видя, что уши Колина краснеют сильнее, чем им положено от утреннего холода.

- Рот закрой, взрослые разговаривают, - улыбчиво отвечает Сирра, но затыкается и поворачивается, разъединяя рукопожатие. - Что?

- Пожалуйста, позволь мне тебе его представить.

- Я думал, он сам с этим отлично справится.

- Нет, позволь мне, - произносит Ворон с нажимом. - Сирра... дело в том, что это - Колин.

Сиррино лицо не сильно меняется внешне, но если бы Ворона попросили бы все происходящее с чем-нибудь сравнить, он сравнил бы это с огнем в конфорке, который ярко вспыхивал от сильного газа и колебался от дуновений ветра, а потом вдруг резко успокоился и стал светить ровно и спокойно. Как будто все встало на место. Вентиль повернут. Окно закрыто.

- Который Колин? - спрашивает Сирра. Ворон не чувствует никакой печали или сожаления с его стороны, скорее будто измученный выдох облегчения. Но стыдновато и виновато все равно становится.

- Да.

Сирра улыбается, чуть наклонив голову вперед и глядя вниз - раньше он делал так всегда, когда ему было ужасно грустно, но сейчас Ворон впервые чувствует в этой улыбке что-то по-настоящему хорошее. И ужасно грустное тоже.

- Значит, тот самый Колин... - он поворачивается обратно к новому знакомому и протягивает руку заново: - Это, пожалуй, даже круче, чем "тот маг, которого я хотел к себе в штат"! Добро пожаловать. Тебя здесь все ждали.

***

Колина забирают в ССВ сразу, потому что не в строю оказывается не только Ворон, но и еще несколько магов, пострадавших от активизировавшихся МСБшников за последний месяц, и пара умелых рук точно не окажется лишней. Колину жутко досадно, что приходится снова до изнеможения бегать по мирам и колдовать, а не лежать с только-только найденным Вороном под теплыми одеялами и вести стеснительные диалоги о любви, но жаловаться он не думает - понимает, зачем все и почему. К тому же, обещают, что с выздоровлением остальных магов и пополнением отряда график станет куда приятнее.

Сирра вызывает у Колина смешанные чувства: с одной стороны, его нельзя не зауважать как минимум потому, что выстроил эту систему сам и поддерживает ее тоже сам; к тому же, Колин ни разу не видел, чтобы Сирра чего-то боялся даже тогда, когда объективно стоило бы. С другой - Сирра буквально является самым ярким представителем общества, с которым Колину до шестнадцати лет было строго-настрого запрещено как-то взаимодействовать. Он громок, резок, ежеминутно отпускает сальные шутки, он рисует подводкой стрелки по утрам, забывает вовремя красить растрепанные выцветшие волосы, и от него за километр несет мужским дезодорантом, запахом которого можно убивать людей.

А еще при Сирре милый-нежный лапочка Ворон, вставший на путь исцеления, превращается в маленького беса. Спустя месяц после возвращения Колина эти двое, не поделив тосты за завтраком, неиронично дерутся на полу и расходятся с парой укусов и оторванными пуговицами на одежде каждый (тост делится пополам). Пока ошеломленный Колин пытается подобрать культурные слова для описания ситуации, Хэйден театрально вытирает уголок глаза и украдкой сообщает ему, как рада, что у ребят наконец-то все хорошо. Раньше, оказывается, она наблюдала такое укрепление братства каждые несколько дней, а за последние полтора года Сирра и Ворон не дрались ни разу и даже почти вежливо общались в знак траура. Колин некоторое время колеблется, но принимает это за проявление общей симпатии к себе и смиряется с правилами странного дома, в котором ему предстоит жить.

Сирра же от Колина в восторге. Как человека его узнать пока не очень получается из-за достаточно скрытного и построенного скорее на внешних манерах, а не на эмоциях, поведения при новых знакомых, но как работник он просто идеален: он скилловый, пока не разбирается в межмировых деньгах и поэтому не требует большего, чем ему дают, а так��е безропотно идет в любое месиво, в которое Сирра (не без укола совести, но что поделать) его шлет. При Колине, правда, всегда неловко, потому что практически на любую шутку или привычное действие он реагирует так, как будто увидел племя диких аборигенов. Подумаешь, Ворону рукав в драке оторвал, тот вообще в отпуске, пока люди работают и умирают с голоду. Мог бы и уступить!

Но если серьезно, Сирра просто рад, что Колин наконец-то нашелся, потому что теперь глаза Ворона хоть иногда, хоть слабо, но все-таки светятся от радости.

***

Сближает их совершенно неожиданный эпизод.

МСБ, наконец-то вышедшая из тени, направляет на движущуюся во главе с Сиррой на деловые переговоры делегацию свой огромный отряд, и отбиваются они еле-еле. Когда в Колина стреляют, он успевает молниеносно среагировать и утаскивает себя и оказавшегося рядом Сирру в соседний мир.

Они падают на землю в паре метров друг от друга, откашливаются от пыли. Колин кое-как поднимается (его, на самом деле, до сих пор немного тошнит от таких резких переходов) и замечает, что Сирра какими-то неловкими и дергаными движениями пытается прижать порвавшийся то ли от выстрела, то ли от падения напульсник обратно к запястью.

- Все в порядке? - спрашивает Колин. - Ты ранен?

- Нет, нет! - нервно улыбается Сирра и вскакивает, рефлекторным движением убирая руку за спину. - Ты сам как? Ударился?

Колин окидывает его скептическим взглядом. Сирра улыбается еще шире, потом, поняв, что отвлечь внимание не получилось, рвано вздыхает.

- Да ладно, мужик, ничего, правда. Ничего важного.

- Почему ты прячешь руку?

- Это личное. У тебя есть чем перевязать?

Колин достает из сумки бинт, протягивает ему.

- Мне не следует этого знать?

- Я не думаю, что хотел бы, чтобы ты знал. Поможешь?

Первую и самую очевидную догадку про "личное" он не отметает, но подвергает сомнению, потому что ему кажется, что проблема лежит глубже. Что-то в зажатой, как перевяза��ная пружина, Сирриной фигуре, в его бегающих глазах не дает покоя. И становится понятно, почему, когда Сирра протягивает руку вперед для перевязки. На коже его запястья виднеется широкий темный шрам, похожий на выцветшую татуировку. Будто разлапистая молния окольцевала руку браслетом.

Прежде, чем заговорить снова, Колин старательно закрепляет бинты.

- Я знаю, что это, - тихо говорит он и чувствует, как Сирра удерживает себя, чтобы не дернуться. - Это шрам неразрывной клятвы, так? И на второй руке такой же?

- Мужик, - осторожно начинает Сирра, - ничего такого, о чем следует беспокоиться. Раз ты такой умный, ты знаешь, что выцветший шрам означает, что условия клятвы давно выполнены.

- Меня волнует не клятва, а то, как ты на нее реагируешь. Ты по какой-то причине не хочешь, чтобы кто-либо догадался о ней. Я не против темных личных историй, но если это что-то, что касается не только тебя, но и других людей, я вынужден буду...

Сиррино лицо меняется, но, вопреки ожиданиям Колина, делается не агрессивным, а почти испуганным. Но не так, как у потерянного ребенка, а как у старого военного, которому объявляют, что его приговорили к расстрелу.

- Касалось. Но, Колин, уже не касается. И в этом нет ничего слишком плохого. Это никому не угрожает и не угрожало, кроме меня. И это давно в прошлом.

Колин все еще сомневается - а вдруг это какой-то заговор, а вдруг важная информация, которую обязательно нужно знать, а вдруг его водят за нос? Но впечатление достаточно искреннего и порядочного человека, которое Сирра на него произвел, берет верх, и он, наконец, вздыхает со смирением:

- Ворон... знает об этих шрамах?

- Нет. И я очень прошу, чтобы не узнал. Пожалуйста.

- Ладно. Я обещаю никому не говорить о том, что видел. Даже Ворону. Пусть и не уверен в том, что это правильное решение.

Колин отряхивает одежду и отворачивается, чтобы найти ближайший соседний мир и отправиться на поиски остатков отряда. Ему кажется, что разговор закончен, поэтому он сильно удивляется, когда слышит за плечом хрипловатое:

- Ты... знаешь про первое уничтожение мира инфинистами?

- Знаю.

- Мы с Вороном были там вместе... я не поверил в их болтовню о том, что они нас убьют, если мы не уйдем, и ему пришлось вытаскивать нас двоих оттуда.

- Он рассказывал. Он, кажется, тогда чуть не погиб.

Усевшийся на ближайший камень Сирра улыбается уголками рта, но это ничуть не делает веселее выражение его лица. Колин ощущает смутное волнение.

- Он тогда погиб.

- Прости?

- Он по моей вине погиб в этот день.

У Колина перехватывает дыхание, в горле становится горячо.

- Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

- В понимании обычных людей он был мертв в те часы, что я нес его до дома моего... знакомого. И это не такие штуки, которые можно исправить парой нажатий на грудь. Я пытался, конечно, но это магическая штука, он растерял почти все, что было - осталось лишь что-то призрачное, если можно так сказать, как в том поверье, когда люди думают, что тень усопшего еще сорок дней тусуется с ними. Я об этом не знал, но я не мог, понимаешь ли, хотя бы не попытаться сделать все, что в моих силах. Я принес его... и спросил, можно ли что-то сделать. А этот товарищ такой весь из себя деловой, говорит, можно, конечно, что-то сделать, но ты сам знаешь, на это уйдет все, что у меня есть, и даже больше, да и стоить это тебе будет примерно как твоя душонка, за которой ничего нет. Я возьми и спроси - а сколько стоит моя душа.

- Ты продал душу?

- Можно и так сказать.

- Не слышал ни об одном из таких случаев... думал, это миф.

- Я тоже никого, кроме себя, не знаю.

- Как это вообще работает?

- Он сказал, что душа - это, как раз-таки, очень мощная энергетическая субстанция. После моей смерти он имел право ей распоряжаться в своих магических целях. Рассчитывал, что я сдохну раньше него... неудивительно, учитывая мой образ жизни.

- А что ты при этом терял? Получается, есть настоящая жизнь после смерти?

- Есть шанс, что она есть, - хмыкает Сирра, глядя в пол. - Я терял лишь этот шанс. А может, он мне чего-то недоговорил. Может, меня ждали вечные посмертные муки и рабство... Но в любом случае, что мне было терять? Братишка, я смотрел на мертвого Ворона. Я, полный неудачник, кусок дерьма, безработный алкаш, пробовавший и штучки покрепче, неуч, доставляющий всем неприятности, ненавидящий всех и вся. И меня тоже все ненавидели, даже я сам. Все, кроме Ворона. Разве я мог жить вместо него?

Колин молчит.

- В общем... Мы подписали контракт. Он туда вписал страшную сумму, за которую я могу откупиться в течение жизни. Я таких цифр в школе-то не проходил... Он нахимичил мне эти клятвенные шрамы, вылил на Ворона сотню баночек какой-то ерунды, потанцевал с бубном, посыпал какой-то пыльцой - и малой очнулся. Вполне живой. Такой же, как прежде, если не бодрее. Эта энергия нужна была ему лишь для физической жизни, а душа осталась, как я понял, с ним. Вот так вот.

- Этот мужчина умер раньше тебя?

Сирра неожиданно смеется.

- Ха! Живет и здравствует, сукин сын. Я просто выплатил ему все, что он хотел. Я ведь из-за этого пошел в экспедицию за кристаллами... ну, отчасти. Я и просто денег хотел, и ССВ заняться, и все такое. Но вообще все завязано на этой истории. ССВ - потому что я не собирался больше терпеть это дерьмо и быть в нем виноватым. И как-то хотелось, ну... не быть продажной шлюхой, знаешь. В душевном плане. А, я вижу, тебе не смешно с этого кринжа. Тебе никогда не смешно. Прости, я просто несу бред, когда пытаюсь быть серье... зным?

Сирра резко замолкает, когда чувствует на своем плече ладонь Колина.

- Сирра, - тихо говорит Колин. - Ты замечательный человек. Даже лучше, чем Ворон о тебе думает. А ты для него буквально как треть вселенной - я чувствую его эмоции, когда он говорит о тебе... Я думаю, если бы он знал об этом, он бы ценил тебя еще больше, но если ты не хочешь, чтобы я ему говорил, я не буду. Я обещаю. И... я не думаю, что кто-либо это скажет тебе, но - спасибо за то, что ты сделал это. Я не знаю, у кого еще хватило бы смелости на такое.

Сирра корчит смешную добродушную гримасу, означающую "ну нифига себе", и неловко спрашивает:

- Ты... принимаешь объятия?

- Принимаю?

- Ну, как концепт вообще.

- Если ты хочешь обняться, я не против.

Сирра утыкается лицом ему в грудную клетку.

- Не знаю, как живут нетактильные люди, обниматься вообще супер круто от всего помогает. Я просто жестко передрейфил, а Ворона, которому я обычно ною, рядом нет. И я ему поныть об этом никак не смогу, понимаешь.

- Я, честно говоря, все еще не до конца понял, почему. Это ведь не плохая тайна. Это хороший поступок, который никого не разочарует.

- Не хотел, чтобы он когда-либо чувствовал себя обязанным мне, - говорит Сирра. - Попытался бы наделать глупостей. Он их и так все время делает. Как-то раз я ему вон палец сломал, когда он пытался сделать так, чтобы мне не сломали нос.

- Знаю.

- Он рассказывал?

- При всей его к тебе великой любви - да.

Сирра смеется.

- Я ради него умереть готов, а он позорит меня на людях. Но заслуженно, конечно... тем более что это не единственная глупость, - Колин слышит в его голосе заминку. - Он... рассказывал тебе, что мы в ноябре... ну?

- Что он предлагал тебе встречаться?

- Да.

- Рассказывал. Даже раньше, чем мы дошли до вашей квартиры.

Сирра шмыгает носом и чешет его кончик ногтем.

- Ну вот представь, что бы он наделал, если знал бы. Я не собираюсь дать ему возложить собственную жизнь на алтарь благодарности.

- Теперь понимаю, о чем ты, - задумчиво отзывается Колин.

- Ага. А тебе с этим всем... ну, между нами с тобой - нормально?

- Нормально, конечно. Более того, я не то что уважаю - я восхищаюсь твоим решением.

- А его?

- А его - принимаю без осуждения.

- Вот это ты даешь стране угля, дружок, - почтительно присвистывает Сирра. Колин вздыхает и у��ыбается.

- Я, признаться, порой ни слова не понимаю из того, что ты говоришь.

- Ты на него посмотри: он из тебя сначала все тайны вытягивает, а потом еще предъявляет, что ты плохо ему рассказываешь.

- Я тебя не просил раскрывать тайну, между прочим. Я согласился на твое молчание, но ты сам рассказал.

- Не цепляйся к мелочам, мистер голубая кровь, - Сирра отстраняется и встает на ноги; его лицо выглядит гораздо более живым, чем до. - И вообще, нам пора искать наших коллег, а ты непонятно чем занимаешься, болтаешь со всякими пидорасами. Зарплату снизить?

Колин смеется.

- Повысить. За слушанье.

- Так и знал, что ты это не просто так.

Колин так и хранит эту тайну до конца жизни. В ближайшие же после происшествия месяцы просто наблюдает за тем, как Ворон все чаще бросает в сторону Сирры колкие фразы, неприлично рифмует окончания слов и отнимает еду, и эти непотребства ощущаются как самая добрая магия.

#art #ocs #russian post #digital art #oc #flecky oc #original character #original charater art

3 notes · View notes

flecky-spring · 11 months ago

Text

Статья об осах - часть 4

Путешествовать оказывается не так легко, как Колин ожидал. Сложно сказать, правда, что он вообще чего-то ожидал, когда он, разбежавшись, прыгнул со скалы. Но, к счастью, он после крепкого удара головой о землю после бала напрочь забыл о том, что когда-то до дрожи в коленочках планировал каждое действие и его последствия - а значит, может без убийственной самокритики слоняться по вселенной.

Сначала он разбирается с тем, как путешествовать нужно в принципе: с этим ему помогает группа странников, на которую он натыкается в первом же мире. Поскольку не везде народ в принципе знает о межпространственных переходах и часто обнаруживает эту возможность случайно, люди прошаренные привыкли к самым тупым вопросам от потерянных незнакомцев, поэтому Колину объясняют все: физику миров, варианты перехода (приборы на кристаллах или внутренняя магия), то, что лучше бы ему прикупить маску (если он не пользуется картами, где отмечены обитаемые миры), а то не везде воздух для дыхания пригоден, и то, что лучше избегать людей в форме - они таких бродяг очень не любят. Колин - мальчик умный, быстро бегает, хорош в боевых искусствах (спасибо монастырю!), да еще и владеет магией, в которой нуждается каждый встречный-поперечный: можно переводить людей в соседний мир за деньги, можно помогать по хозяйству или просто делиться энергией... поэтому выживать он научается очень скоро, и ему удается почти всегда избегать таких прелестей, как сон на голой земле под дождем или снегом, случайное попадание в мир без атмосферы или полная нищета и голод. Повезло. А Сирра с Вороном несколько лет назад этого нахлебались.

Из-за частичной потери памяти Колин обретает большую свободу в выборе и действиях: теперь над ним больше не властны стереотипы британской аристократии и детские травмы. Он покупает себе модный дорожный аутфит за первые заработанные копеечки, обзаводится маской, некоторыми приборами и картами - на всякий случай. Но, как говорится, были и минусы. Он в упор не помнит, кто такой Некто и где его вообще можно искать. Он регулярно спрашивает своих случайных попутчиков, знают ли они такого вот мальчика, темные волосы, улыбка прелестная, маг, был на каком-то балу, как зовут - не помню? Люди пожимают плечами - конечно, знаем, человек двести примерно!

Спустя несколько месяцев он забредает в лавку на ярмарке в поисках зимних сапог, заколдованной сумки большого объема (ну, те самые, которые внутри больше, чем снаружи) и еще всякой всячины. Торговка уходит за товаром куда-то далеко за ширму и зовет с собой - мол, иди, мерить будешь. Колин заходит, оглядывается по сторонам и замирает в шоке: Некто смотрит на него прямо с картинки на стене. И внизу - какие-то координаты.

- Извините, а это... кто? На изображении?

- Это? - отвлекается от полок торговка. - А, это Ворон из ССВ. Ну, отряда, который тот голубой паренек основал. Но это старый агитационный плакат, он уже не при делах, хотя он вообще почти не поработал.

- Да, я... вроде что-то слышал о нем, - имя "Ворон" вспыхивает в голове неоновой надписью - как же раньше не догадался! "Рэймонд" - нет, блин, "Ривер"! - А почему не при делах?

- Да с ним что-то случилось после того бала. Слышал, да, теракт МСБ на балу влюбленных? Ну, они там его сильно напугали, а дальше неизвестно что. Кто-то говорит, что они у него как-то забрали магию, кто-то - что он просто испугался и не хочет светиться перед ними. Но на самом деле, сдается мне, у него просто с головой нехорошо.

- То есть?

- Ну, очень мучается, поэтому больше не может колдовать. Сломали его. Так часто бывает. Жалко, такой перспективный мальчик...

- А ССВ - это?..

- Стражи свободной вселенной, типа анти-МСБ, если хочешь. Хорошие ребята. Говорят, у них сейчас много вакансий, и платят тоже неплохо, чуть побольше среднего, - она протягивает Колину сапоги. - Тридцать девятый, вот. Нашла. А ты что так заинтересовался, работу ищешь?

- Да, - медленно отвечает Колин, - ищу.

Он забирает плакат с собой и отправляется по полученным координатам искать этого голубого-из-ССВ. И движет им теперь не только влюбленность, лишь усиливающаяся после регулярных флэшбеков, но и желание помочь. Он знает, что такое мучиться и не иметь сил на волшебство. Он помнит слова, которые Некто (то есть, Ворон, да) говорил ему, помогая отпустить чувство вины за чужую смерть. Даже если Ворону он даром не нужен со своей любовью, он сможет хотя бы помочь - и тогда отпустит сам. Тогда это путешествие будет не ради "свадьба+дом+читать вместе книги по субб��там", но ради личностного роста и поиска себя, потому что Колин получает вторую в жизни возможность выбрать свой путь и понять, что нравится именно ему, а не злому отчиму, не попытке сбежать от реальности и прочему-прочему.

Осталось только дойти до штаба ССВ. На это уйдут месяцы - далеко его, однако, забросило это путешествие, да еще и попал не в самые удачные циклы движения миров. Но Колин готов ждать сколько угодно, если есть хоть слабая надежда, что с той стороны его тоже ждут.

***

А вот Ворон переживает разлуку далеко не так просто, потому что считает, что Колин мертв. Торговка права - он горюет и не может больше колдовать так, как раньше, и горе свое он проживает вполне обычно, по-человечески. Сначала не хочет верить в произошедшее и впадает в рандомные дереализации, потом, по мере осознания, его начинает эмоционально штормить, и он выкидывает то одну странность, то другую. Плачет за завтраком, жуя хлопья, а потом с безразличием слушает на фоне радиопередачу про очередной теракт МСБ с жертвами. Засыпает в семь вечера или три утра. То ничего не ест, то ест все подряд в необъятных количествах. Однажды является домой с короткими (убрал сантиметров пятнадцать длины, сделав обычную стрижку "под мальчика" вместо привычных патл) волосами и ничего не объясняет - потом ночью его, рыдающего "я уродливый!!!", достригает до человеческого состояния Хэйден.

Сирра и Хэйден осторожно наблюдают со стороны, не читают лишних нотаций (а-ля "чего не спишь опять так поздно?"), молчаливо заботятся. К каждому из них можно прийти и улечься на полу или под боком, если приснился кошмар. С каждым из них (уже потом, по прошествии недель и месяцев) можно говорить. И Ворон за это безмерно благодарен, хотя чувствует ужасную вину. Особенно перед Сиррой, который незаметной тенью маячит около него и следит, как бы что ни случилось. Ворону мучительно смотреть, как веселый шутник Сирра смотрит на него этими грустными щенячьими глазами и таскает ему маленькие подарки. И еще грызет противная мысль: это не потому ему грустно, что его лучший друг по частям морально разваливается, а потому, что он в тебя влюблен, а ты его отверг, и вот он за тобой ходит как напоминание о том, что ты ему разбил сердце!

Ворон делится с Сиррой своими переживаниями, но тот фыркает и затыкает ему рот ладонью.

- Будешь говорить глупости - заклею тебе рот.

Ворон секунду думает, а потом облизывает Сиррину ладонь. Сирра от неожиданности смеется:

- ФУ! Дурак!

Ворон впервые после трагедии улыбается не через слезы.

Да, он оказывается очень не готов к потере магии и любви всея своей девятнадцатилетней жизни. Но у него хотя бы есть Сирра и Хэйден.

***

Он считает недели со дня бала, надеясь, что что-нибудь изменится. Но проходит месяц за месяцем, а изменения происходят очень медленно. Проходит тяжелая, полная дерьма и кошмаров холодная осень с Сирриным признанием, проходит зима (еще хуже), проходит весна - Ворон хочет задушить себя, чтобы не чувствовать запаха цветов, потому что так же пахло на лугах, где они с Колином тренировались.

Весной ему снится сон: белая пустота, звенящая тишина и Колин где-то вдалеке. Ворон стоит на месте - он видел такие сотню раз, привык к ним. Это похоже на то, что было в детстве, когда можно было взаимодействовать с мамой, и мир сновидений казался реальнее реальности.

Колин замечает его, бежит навстречу.

- Ворон! - кричит он издали. - Ворон, я... привет! У меня получилось!

Ворон молчит.

- Ты слышишь меня? - с наивной радостью спрашивает Колин, останавливаясь. - Ты меня видишь? Привет?

- Привет, - говорит Ворон. Грубить даже вымышленному Колину не получается - сердце сжимается от одной только мысли. - Вижу. Но не переживай, ты не настоящий.

Колин в недоумении всматривается в его лицо.

- Почему?

- Я тебя придумал. Ты уже спрашивал в прошлый раз.

- А, - Колин делает шаг вперед, но замирает и теребит пальцы - думает, как сформулировать мысль, - нет... Слушай, нет. Я знаю, это прозвучит странно, но ты меня не придумал... я на самом деле очень долго пытался преуспеть этом виде магии, я даже книгу специальную купил... прости, что путаюсь, не знаю, что сказать... В общем - раз уж я здесь, я тебе хотел сказать, что я, ну, все еще очень тебя люблю. Ты как... с этим?

Ворон вздыхает. Он слышал это столько раз, что ему даже не плачется.

- Я тебя тоже очень люблю, Колин. Прости меня.

- Все нормально, - взволнованно улыбается Колин. - Я не обижаюсь. В смысле, немного расстроился, что так вышло, но я справляюсь. Я хотел спросить... как тебя найти? В реальности? Я могу к тебе попасть или надо как-то через ССВ?

Ворон слышит, как что-то жужжит над ухом. ССВ? Колин в прошлые разы не говорил про ССВ. Надо же, как придумалось...

- Ворон? - спрашивает Колин с надеждой и тает в пустоте.

- Сука, да завалишь ты табло свое обоссаное или нет, - доносится до Ворона перед тем, как Сиррина рука тяжело ложится на орущий будильник. - Прошу прощения. Разбудил?

- С чего такие выводы, - мрачно отвечает Ворон.

- Я в ванную первый. Будешь яичницу? Или еще поспишь?

- Не буду, - некоторое время он лежит, фокусируя сонный взгляд на потолке. - Но я пойду с тобой.

- ...В смысле? - растрепанный и мятый, Сирра застывает уже в дверном проеме. - На работу?

- Не работать. Мне просто по пути кое-куда надо.

- Это очень интересно, куда тебе там надо в такую рань.

Через несколько часов Ворон, позаимствовав у Сирры аппарат для перехода, оказывается на одной из бесчисленного количества ярмарок и быстро находит там то, что ему нужно. В шатре с надписью "гадания, расклады, порча, общее волшебство" его ожидает дряхлая старушка.

- Здравствуйте, - Ворон усаживается на ковер. - Вы разбираетесь в магии снов?

Старушка улыбается.

- Здравствуй. А в чем у тебя вопрос?

- Мне снится один и тот же человек. Он погиб в прошлом году. То есть, я уверен, что он погиб, и я вижу его, потому что очень по нему скучаю. Но сегодня он мне приснился опять, и во сне он сказал, что обучился сонной магии и нашел меня, и сказал штуку, про которую он до своей, эм... смерти... не знал, и я вроде бы понимаю, что я это сам выдумал, и это все очень глупо, но... могли бы вы... как-то проверить, значит ли это, что он может быть жив?

- Так, так, - бабулька протягивает ему худые морщинистые ладони. - Поняла тебя. Разлука, смерть, сны - это все по нашей части... Сейчас будем смотреть, но ты сам должен будешь интерпретировать то, что увидишь. Понял?

- Понял, - выпаливает Ворон. Он на девяносто девять процентов уверен, что затея - полная дурь и очередная попытка обрести надежду на то, что Колин появится из-под земли живой и невредимый, но, господи, как ему хочется в это поверить.

- Хорошо. Закрывай глаза. Расслабься. Дыши медленно. Отпусти напряжение в руках... отпусти...

Под ее певучий говор Ворон медленно, через силу расслабляет одеревеневшее от мандража тело, переводит дыхание после торопливого шага. По ладоням течет тепло. Магия гадалки представляется ему оранжевой. Не как у Колина (у него была бы светло-оранжевая), а насыщенного цвета, как высохшая мандариновая шкурка.

- Вернись туда, где вы были во сне.

Ворон легко возвращается в белую пустоту, оглядывается - поблизости никого нет. Но как будто бы повторяется сюжет сна, потому что он снова слышит какой-то шум, который, кажется, совсем не отсюда. И как он ни расслабляется, отвлечься от этого шума не удается.

- Ты готов увидеть знак?

- Готов.

- То, что ты увидишь, даст ответ на твой вопрос. Задай его мысленно и сконцентрируйся на нем.

Ворон мучительно сглатывает, но заставляет себя продумать это отчетливо, по слогам: "Мертв ли Колин?". И в момент, когда он беззвучно шепчет последний слог, текущая через ладони энергия прерывается, как будто что-то острое рассекает ее. Ворон в ужасе вскидывает голову и видит, как старушка падает на спину, чувствует, как ее руки выскальзывают из его ладоней, а в тканевой двери шатра зияет дыра. А за ней - давно знакомые товарищи в форме и с огнестрельным оружием.

Это слишком буквальный знак, думает Ворон, отбивая атаку МСБшника и даже не находя в себе эмоциональных сил, чтобы огорчиться, испугаться или что-либо еще. Можно было дать какой-то более туманный. Пусть бы какая-нибудь птичка умерла или в воздухе повис бы белесый знак черепа. А так-то зачем? В голове пусто. В груди пусто. В белой бездне - пусто. Колин мертв.

- ГОСПОДИ, ЕЩЕ И ТЫ ЗДЕСЬ? - орет Сирра, пока ССВшники за его спиной разноцветной шайкой высыпаются из портала. - Скажи мне одну вещь: тебя есть мозги??? Куда ты поперся в людное место?

Ворон, к счастью, сейчас уже колдует пусть и на самую малость, но лучше, чем полгода назад, поэтому присоединяется к отряду и идет отбивать людей у отряда МСБ, который стоит в центре рынка. Механически вливается в общий ритм атак, ставит защиты, чувствует, как к спине от пота липнет рубашка и накинутая на нее серая кофта. Холодноватая весна. Рано теплую куртку убрал в кладовку.

МСБ сдаются, уходят - не ожидали, что отряд сопротивления окажется так близко в неудачный момент. ССВ окружает толпа народа. Ворона благодарит какая-то рыдающая мать, прижимая к груди ничего не успевшую понять перепуганную девочку лет пяти.

- Спасибо вам большое, - тяжело дыша, бормочет она. - Спасибо вам, у вас золотое сердце... Если бы не вы... я так рад вас снова видеть в отряде... Со стражами свободной вселенной у мира есть надежда...

- У меня дома плакатик с тобой, - наконец, обретает дар речи деловитая девочка. - Я тоже буду магичкой.

- Здорово, - говорит Ворон и проверяет еще раз: чувствует ли он что-то? Радость, облегчение? Сочувствие? Взаимную благодарность, тепло за то, что в него кто-то верит? Боль? Нет, пусто. Кажется, что все живое, что в нем было, осталось на том плакатике где-то в тесной чужой квартире. Лежит, сложенное вчетверо, в ящике, и больше никогда оттуда не выберется.

- Нет, ты мне скажи, ты что там делал? - ворчит запыхавшийся Сирра, подходя к нему. - Воду будешь?

Ворон принимает из его рук бутылку и вдруг понимает, что очень голоден. Надо было соглашаться на яичницу, но тогда она что-то совсем не лезла в рот.

- Сказал же - с тобой пойду, вот, держу слово. С тебя оплата одного рабочего часа.

- Мальчик, - качает головой Сирра, - ты с ума сошел. Ладно мои ребята, мы вообще по своим делам шли, в этом мире оказались по чистой случайности. Но ты - на ярмарке? В такое время? Они же щас кидаются на всех мирных, кого видят. Они нас боятся, поэтому хотят запугать в ответ. Ты бы лучше вообще дома сидел...

- Знаешь что? - вдруг говорит Ворон. - Возьми меня снова в штат.

Сирра пытается сделать вид, что кашляет не от удивления, а просто так. Потом осторожно отводит глаза, якобы изучая небо.

- Чего это ты вдруг?

- Я уже немного могу колдовать все-таки, - Ворон пожимает плечами. - Когда мы тренировались с Колином, он работал через контроль эмоций и движений, а я - через свободу. Поэтому моя магия была сильнее. Но теперь я понял, как у него это получалось через контроль. Не так здорово, конечно, как раньше, но я думаю, я научусь. К тому же, мне кажется, вам любые рабочие руки дороги.

- Это да, - опасливо отвечает Сирра - как всегда, когда в разговоре звучит слово "Колин". Будто неопытный сапер идет по минному полю: лишь бы не триггернуть. - Там это, я, кстати, кандидатов смотрел... Ну, тех, кого позвать можно... посмотришь список со мной вечером? Может, подскажешь...

- Посмотрю. Ты сейчас в офис?

- Ага. На встречу, на которую мы шли, мы все равно уже опоздали триста раз.

- Вечером мне сделай свою яичницу, пожалуйста. Я утром погорячился.

- Ладно, - Сиррины интонации оттаивают. - Ты только до этих пор поешь.

- Я поем.

Сирру не получается убедить, что поест, поэтому перед возвращением в офис он торжественно вручает Ворону миску рамена из ближайшей закусочной, в которой официанты и повара остались в живых и не сбежали в соседние миры.

- Ешь. У нас дома такие продавались. Я их каждый день замучился жрать, это у нас была еда бедных типа - лапша, яйцо, травки-приправки. А тут вон втридорога продают, мол, эстетика. Эстетика бомжей и нелегальных мигрантов.

Ворон хмыкает.

- Вкусно.

- Ну вот и ешь, раз вкусно, бомжонок.

Через неделю Колин снится ему снова - опять счастливый, что вымышленная сонная магия ему поддалась.

- Ворон! Я так рад тебя видеть! В прошлый раз я хотел тебя спросить... извини, у тебя что-то случилось? Ты очень...

- Случилось, - отвечает Ворон сдавленно, - ты умер.

Колин неловко поджимает губы, будто услышал самую нелепую вещь в мире и теперь не знает, как правильно подобрать слова, чтобы развеять эту возникшую на пустом месте грусть.

- Это недоразумение, - мягко возражает он. - Я не знаю, почему ты так уверен в этом, но я клянусь, я жив, и я очень тебя люблю, просто я не знаю, как...

- Уходи! - вскрикивает Ворон и заходится слезами. Колин вздрагивает и делает шаг назад, смотрит удивленными медово-карими глазами - за что его прогоняют? почему? - Уходи, уходи, ты умер! Я знаю, что ты умер! Я знаю, что я в этом виноват, но я ничего не могу сделать, я ничего уже не исправлю, как бы ни хотел! Зачем ты меня так мучаешь? Я больше не могу, уходи, умоляю тебя, либо убей меня, либо уходи... Если тебе хоть на капельку меня жалко...

Проснувшемуся от шума Сирре не получается объяснить, почему он сидит на краю кровати и рыдает в три ручья. Но Сирра и не спрашивает - обнимает молча и сидит так, пока за окном не забрезжит рассвет.

Колин действительно больше почти не снится.

***

Лето проходит в суете, и это неплохо, потому что в суете совсем нет времени думать и чувствовать. Ворон медленно вливается в ряды ССВ заново, маячит на фоне как слабенький, но в целом небесполезный маг, получает свои кровные (Сирра отчаянно пытается выделить ему побольше денег, но Ворон возражает - никакой коррупции, даже в размере одной кружки кофе на обеде). В выходные по пятисотому кругу смотрит любимые кассеты с мультиками (больше всего ему нравится про русалочку), помогает Хэйден на кухне или по дому, возвращается к щадящим физическим тренировкам, чтобы не отставать от коллег.

Он не сказал бы, что жизнь становится прямо-таки лучше, но она становится хотя бы более терпимой. Кошмары снятся реже. Вина насчет того, что он не вносит вклад в общую дружескую казну, утихает - теперь у него есть какие-никакие деньги. Уже почти не приходится часами сидеть и мучительно смотреть в стену или потолок. Непристойные шутки Сирры будто бы снова становятся немного смешными. Образ Колина никуда не девается, не стирается, тихонько существует себе на задворках памяти, но о нем получается не думать.

- Так странно, - признается он однажды, когда помогает Хэйден убирать со стола посуду, - я думал, я никогда не оправлюсь и умру. Но мне теперь кажется, что я буду жить дальше, пусть и не так, как раньше.

- Я рада это слышать, - задумчиво отвечает она. - Знаешь, я где-то читала, что человеку на то, чтобы оправиться от смерти близкого, нужен ровно год. Не чтобы перестать грустить, а чтобы в некоторой мере вернуться к обычной жизни.

Ворон затаивает дыхание. Целый год прошел... В сентябре ему казалось, что завтрашний день никогда не наступит, а теперь на улице снова холодает, близится новая осень, и жизнь продолжается.

Где-то на стыке октября и ноября они с Сиррой возвращаются домой с работы по пустырям незнакомого мира, и пальцы мерзнут без перчаток, и хочется скорее в теплый дом, поесть ужин, залезть в кровать, пересмотреть какую-нибудь короткометражку и спать до полудня - на носу долгожданные выходные. И еще чего-то хочется...

Они останавливаются у локации, где в скором времени другой мирок должен соприкоснуться с нынешним. Сирра без умолку болтает, будто сам себе пересказывает какие-то истории, жалуется на погоду, сыплет шутками и риторическими вопросами (ну и артист, а).

- Сир, - вдруг говорит Ворон, - знаешь что я думал...?

- А? - отвлекается Сирра.

- Наклонись - скажу.

Доверчиво наклоняется - а Ворон целует его.

Сирра (на вкус, на ощупь, на запах совсем не похожий на Колина - там были закатный свет, древесина, мягкий ворс ковра, здесь - снег, металл, ночные костры, смешная колючая щетина на подбородке) замирает, не выпрямляется, не сопротивляется. Жмурит глаза, а когда Ворон отстраняется, тихо говорит:

- Это... не очень правильно.

- Я знаю, - слова выходят какие-то корявые и неловкие. - Но... мне кое-кто однажды сказал, что иногда, чтобы жить, нужно делать неправильные вещи.

- Кто?

- Ты. Когда мы в самом начале ели какую-то перегнившую гадость, а я капризничал, и ты рассказывал про то, что у вас это вообще национальное блюдо.

Сирра смеется.

- Вспомнил же... Но тогда у нас правда не было выбора. Там либо съешь, либо умрешь с голоду.

- Да, - соглашается Ворон очень серьезно. - А сейчас он у меня есть, и я его делаю добровольно. И тут уже совсем не про невкусную еду.

Сирра хмыкает, глядя куда-то себе под ноги, и молчит несколько секунд. А потом улыбка медленно сползает с его лица, и он негромко произносит:

- Спасибо. Но, знаешь, я все-таки тебе откажу.

Ворону требуется некоторое время, чтобы до него дошел смысл сказанного; а когда доходит, никак не получается сформулировать вопрос - а почему? Я тебя неправильно понял? Или чувства уже в прошлом? Или разница в возрасте великовата, или какой-то мой поступок тебя разочаровал, или...

Сирра разбивает тишину первым:

- Я по-прежнему тебя очень люблю. Очень банально прозвучит, да, но вообще-то так, как никого не любил и вряд ли когда-либо смогу полюбить. И да, я бы за тебя что угодно сделал, отдал бы все, что у меня есть, хоть умер бы, если нужно. Но согласиться на отношения с тобой я не могу.

От того, что очевидные вещи он называет своими именами, Ворону становится еще тяжелее.

- Почему? - сипло спрашивает он.

- Потому что ты не любишь меня.

- Я тебя очень люблю.

- Но ты понимаешь, что я имею в виду.

- Сирра, но я...

- Ты мне слишком небезразличен, чтобы я разрешил тебе встречаться с кем-то из жалости, малыш, - Ворон заставляет себя поднять голову и встретиться глазами с Сиррой, и через миг думает: "господи, лучше бы не смотрел". - И... прости, но пока у меня есть выбор - я и сам тоже не хотел бы, чтобы со мной встречались из жалости. Я знаю, что ты хочешь помочь, я знаю, что ты переживаешь. Но поверь: я справляюсь с этим. Вот жить, зная, что с тобой обречен быть рядом тот, кто любит другого человека, гораздо труднее. А я знаю, что ты его любишь.

- Ты же говорил, что я наконец-то принял его смерть, - Ворон переходит на шепот, потому что голос отказывается служить вообще.

- Говорил, - отвечает Сирра. - Я и правда считаю, что ты принял. Но то, что ты смирился со смертью Колина, совсем не означает, что ты его разлюбил. Правда?

Ворон не находится, что ответить. Хочется провалиться сквозь землю. Хочется вернуться во времени и умереть где-то год назад. Нет, десять лет. Хочется, чтобы Сирра никогда не спасал его из клетки МСБ, а убежал как-нибудь сам и жил без него, и с Хэйден дружил без него, и боже, какая мучительная, глупая жизнь, какой глупый он сам, зачем он это затеял?

- Вот теперь, - неожиданно для себя самого улыбается он (не плакать не плакать не плакать), разглядывая листву под ногами, - будет реально неловко.

- Проходили, - пожимает плечами Сирра. - Уже знаем. Но... мы же все равно, ну...?

- Ты навсегда мой самый близкий друг во всей вселенной.

Сиррина зябкая, тяжелая, едва уловимая аура немножко рассеивается и светлеет, становится снова озорной. Посмотреть на него Ворон не решается - залипает на опавшую листву.

- Ты мой тоже.

- Я тут немного побуду, ладно? - и поспешно, почувствовав тревогу в незаданном вопросе: - Просто погулять. Полчаса или там... не знаю. Мне нужно подумать.

- Ладно, - смягчается Сирра. - Не задерживайся сильно, а то я все съем, а ты умрешь голодным.

- Я постараюсь недолго.

Не сумев заставить себя ни секунды больше стоять на месте, Ворон разворачивается и, нарочно замедляя шаг, отправляется неизвестно куда по лесной опушке. Слезы капают на шарф, и тот противно мокнет, липнет к замерзшей шее. Хочется пнуть камни, хочется броситься на землю, вырвать гниющую траву руками, покричать куда-то в небо - но нужный мир пока еще не приехал, и Сирра все еще ждет за спиной и смотрит вслед, значит, нельзя. А Ворон совершенно не знает, как объяснить, почему он злится, почему плачет, откуда в нем столько живого, почти детского отчаяния и обиды. За что Сирра так его ценит, если он делает все только хуже и хуже каждым своим действием? Зачем Сирра вообще сказал про Колина? Зачем он такой умный и проницательный, разве не мог просто сказать "ты мне больше не нравишься"? Как просто бы было... Так нет же, залез в самую суть, под самую кожу - ты его все еще любишь! Конечно, любит! Конечно, Колин, даже оставив Ворона во снах, из сердца, из головы никуда не пропал, но сколько можно! Сколько можно!!!

Ворон слишком поздно замечает, что что-то не так. Даже комично - он останавливается лишь тогда, когда слышит щелчок какого-то механизма прямо перед собой.

- Вы приговорены к ликвидации за многочисленные вооруженные нападения на сотрудников Межпространственной Службы Безопасности.

Время замедляется. МСБшников очень, очень много - почти столько же, сколько они едва смогли одолеть целым отрядом на этой неделе. Только вот Ворон теперь один. И не такой сильный, как раньше. И в аппарате заканчиваются кристаллы.

- Сирра, - голос никак не слушается, глаза тупо уставились в направленные дула и никак от них не оторвутся. - Сирра, помоги мне... СИРРА, ПОМОГИ!

Крик застывает в осенней тишине. Когда Сирра, задыхаясь, добегает до нужного места, на траве остаются лишь отпечатки ботинок и следы не поразивших цель выстрелов.

#art #ocs #russian post #digital art #oc #flecky oc #original character #original charater art

6 notes · View notes

flecky-spring · 11 months ago

Text

Статья об осах - часть 3

В первый миг, когда Ворон просыпается, ему кажется, что это самый обычный день в его жизни: в окно светит солнце, за стеной Сирра и Хэйден о чем-то взволнованно и громко общаются. Потом он касается рукой головы, чувствует острую боль, и прошлое возвращается к нему по частям: Колин, экспедиция Сирры, бал, теракт... Сирра???

Ворон вскакивает, на негнущихся ногах и с раскалывающейся головой добирается до кухни и утыкается лицом в Сиррину грудь. Тот подхватывает его на руки и счастливо тискает. Расспрашивает о самочувствии, но Ворону вообще не важно то, какие последствия коснулись его самого - судя по взглядам Сирры и Хэйден, все и так уже все знают. В голове у Ворона две вещи: "СИРРА ВЕРНУЛСЯ" (большими буквами, на переднем плане) и "я бросил Колина" (на заднем, крошечными, не ��умать, не думать, не думать, а то разрыдаешься прямо на кухне).

Сирра объясняется: это было сумасшедшее приключение! Он был в таком мире, и в таком, и в таком, и чуть не умер там, и еще вот там тоже чуть не умер... В общем! Не без помощи харизмы, огромной удачи и хитрожопости ему удалось провернуть свой безумный план. Он нашел кристаллы, добыл их, некоторые даже притащил с собой. И теперь он типа... богат. Точнее, они все, потому что как родные люди уже (ты тоже, Хэйден, не смотри на меня этим взглядом). Но будет еще богаче, когда продаст координаты расположения остальных кристаллов и, возможно, сопроводит туда уже полноценную экспедицию.

Теперь планы следующие: поскольку инфинисты ВООБЩЕ СОВЕСТЬ СУКИ ПОТЕРЯЛИ!!!, пора вложить эти деньги в единственно верное дело - политическую организацию, которая встанет на защиту всех обиженных циклистов. Сирра планирует взять на себя управление на первых порах и под своим крылом собрать более-менее способных магов, заставить их работать в команде и сформировать отряды для стычек с МСБ. Этакая народная дружина. Ворона пригласить в первую очередь - он способный мальчик, он уже в некоторых кругах завоевал доверие, заодно и репутацию на старте сделает.

Ворон безропотно соглашается помочь Сирре в благом деле, хотя от одного упоминания МСБ и циклистов его едва не тошнит.

Сирра съедает всю еду в доме, и Ворон впервые за время их общения не присоединяется - еда не лезет в рот. После завтрака Сирра пытается осторожно поговорить с ним о произошедшем, но Ворон только скупо отвечает на вопросы ("да", "нет", "не ранили, я только перемагичил немного", "через оболочку, да, как тогда, я теперь реально умею", "нет, он только придушил чуть-чуть, а так ничего"). Как только разговор заходит чуть дальше, Ворон начинает плакать, и Сирра поспешно замолкает и обнимает его, понимая, что сейчас лезть с расспросами пока рано.

Он убежден, что Ворон травмирован лишь самим терактом (этого, извините, вполне достаточно), попыткой удушения и сценой массового убийства. В первые дни активной работы в суматохе и стрессе не так заметно, насколько Ворону плохо, однако с ним все чаще случаются внезапные срывы со слезами, паническими атаками и прочими прелестями. Сирра неловко пытается помочь, однажды вечером, будучи на квартире у Хэйден, садится на край вороньей кровати и предлагает: слушай, ты мне все расскажи, выпусти, дай волю чувствам, все проговори, станет легче...

Ворон проговаривает, захлебываясь рыданиями, и по мере его спутанного рассказа азиатские глаза Сирры становятся квадратными. Кто? Колин? Это вообще кто... а, твой новый друг? Парень??? А ты всегда был... извини, да, неважно, так что твой парень? Умер??? А... ты его спас, но вы расстались, а он обиделся? Подожди, извини, я ничего не могу разобрать, малыш, подыши секундочку, ну, все хорошо, все хорошо, никто же не умер... НУ ТО ЕСТЬ ЭЭЭ никто из близких... прости, стало хуже?

Сирре приходится неловко подождать в коридоре десять минут, потом принести Ворону успокоительного чая от Хэйден и молча сидеть, пока доплачется недоплаканное в его кофту. Потом они пробуют выяснить ситуацию еще раз, и Ворон уже более разборчиво признается, что ему очень стыдно перед Колином за содеянное и что, наверное, стоило бы поступить иначе. Сирра мягко намекает, что да, в настоящих отношениях так дела не делаются, и предлагает пойти к Колину в мир и выяснить отношения еще раз. После уговоров дает обещание пойти с ним, но постоять в стороночке, чтобы Ворон не умер от грусти, если вдруг Колин бросит его в ответ или типа того.

На том и останавливаются.

В ближайший выходной день (который выдается нескоро) Ворон робко приходит в ставший почти родным мирок, спускается по горной тропе, подходит к краю деревни. Обходит лачугу, готовится постучать в дверь, но та оказывается распахнута. Ворон ступает внутрь, несмело зовет Колина, но дом выглядит так, словно был брошен уже несколько дней как. Над столом паутина, на полу - мусор и битые тарелки, табурет опрокинут - Колин никогда не оставил бы дом в таком бардаке. На грудь давит тупая тревога. Обескураженный, Ворон исследует окрестности домика еще некоторое время, пока не натыкается на девочку, в которой узнает ученицу Колина. Та на ломаном английском спрашивает:

- Вы друг... мистер Колин?

- Да, а ты не знаешь, что с ним случилось?

- Нет. Я думать, он уехать... Его совсем нет. Ничего мне не сказать.

- Спасибо...

Ворон бродит по кругу, пока не догадывается попытаться отыскать магические следы Колина. Энергия в доме - слабая, но ощутимая. Была резкой, отчаянной, острой, как осколки тарелок на полу. Из дома в лес - более текучая, светлая, но все еще в основе - боль и гнев, перерастающий в решимость. Ворон переходит на бег, следуя за цепочкой шагов, отметает все догадки из головы, бежит с остатками какой-никакой надежды, но прибегает туда, куда боялся - к утесу, где Иттецу выбрал умереть. И след обрывается.

Сирра сзади тяжело дышит.

- Е-мое, ты куда так бежишь? Ты что-то нашел?

Ворон молчит. Лучше бы не находил.

Может быть, здесь был переход в другой мир? Может, Колин, никогда не умевший преодолевать границу миров, вдруг научился и пошел... куда-то? По своим делам? Он же ведь не решил, проснувшись утром, что жизнь снова, как год назад, не имеет смысла, не перебил посуду в отчаянии от того, что любимый человек бросил его и не вернулся, не оставив ему выбора? Не выбежал из дома, не кинулся к скале, напоминающей о самом болезненном эпизоде в его жизни, и не шагнул следом за Иттецу, обрывая свой магический след?

Или не бежал, сражаясь с МСБшниками, из своего домика, пока они не настигли его, как неизбежная смерть? Его, ни в чем не виноватого, клейменного дружбой с мальчиком-который-нарушал-закон? Не прыгнул ведь он со скалы, надеясь хоть там найти спасение от вездесущего отряда, и не упал, не успев подхватить себя магией, потому что ему выстрелили в спину?

Ведь там, внизу, не лежат в вымытой дождями кровавой лужице его переломанные к о с т и ?

- Ворон?

- Я убил Колина, - говорит Ворон.

...Он приходит в себя снова дома и снова утром, словно день после бала повторяется заново. Но Сирра теперь сидит на краю его кровати и смотрит на него с еще большим виноватым участием, чем раньше.

- Малыш, ты как, жив?

- Да, - глухо отвечает Ворон. Голос кажется не своим и будто со стороны. И вся жизнь - не его, а чья-то другая: знай себе наблюдай и совершай рутинные действия, нажимая на кнопки.

В зеркале в ванной он наконец понимает, почему Сирра так на него смотрел. Прядь, свисавшая на лоб веселой черной волночкой, к утру стала белой.

И ему этот факт абсолютно безразличен.

Ворон показывает принятый в международном магическом сообществе знак скорби, имитирующий убитую птицу (арт не помню какого временного промежутка)

Начинаются мучительные дни, недели, месяцы. Сначала все общество шумит из-за теракта, потом - из-за того факта, что не-маг в одиночку совершил опасное путешествие и раздобыл денег, на которые можно столетие жить. Потом, комбинируя все предыдущее, к Сирре начинает стекаться разный магический народ. Первые миссии выходят хаотичными и не особо удачными, но в итоге наиболее ответственные волшебники берут на себя организационные вопросы, и понемногу работа начинает получаться. Новая организация берет себе гордое имя "Стражи свободной вселенной" (сокращенно ССВ); работа их состоит в том, чтобы либо, получая слитые данные от ученых, отбивать атаки МСБ на мирные места, либо вообще предотвращать их, появляясь на мероприятиях по заказу - как охрана.

Сиррины идеи, в общем, все-таки выстреливают.

Ворон очень старается помочь работе ССВ, но получается так себе. Первое время его магические неудачи списывают на то, что он пережил жуткий стресс на балу и потерял много энергии, однако время идет, а потерянная энергия так и не возвращается. Никому, кроме Хэйден и Сирры, он не говорит о произошедшем, на работе старается держать себя в руках, колдует молча и сосредоточенно. Коллеги (даже ранее не знакомые) сочувственно здороваются, виновато смотрят в глаза ("это же ВОРОН, он спас столько людей на балу, а его еще чуть не убили...") - местная звезда чуть ли не в ранге великомученика. Ворону отвратительно стыдно.

Он еще пару раз отправляется в мир Колина в надежде, что если тот все-таки остался жив, то однажды вернется. Но тропа к домику зарастает травой, потом укрывается осенними листьями, осколки посуды сереют под слоем пыли, и под ними же Ворон хоронит остатки своей надежды.

По ночам его начинают мучить кошмары со смертями, МСБшниками и повторяющимися отрывками последнего их с Колином диалога. В одну из ночей, сломавшись под напором давящей темноты, Ворон убегает спать к Сирре - "у тебя все равно кровать двухместная". Сирра не против, он, конечно, мальчик большой, но подвинется к противоположному краю ради такого случая. И вообще, не с тобой ли мы столько ночей в обнимку на холодной земле спали три года назад?

Рядом с Сиррой кошмары остаются такими же яркими, но, проснувшись от них, получается хотя бы найти в себе силы успокоиться и заснуть снова. А когда Сирра, замотавшись по работе, остается в других мирах, Ворон виновато ползет к Хэйден. Ее будить жалко и как-то неловко, но она говорит, чтобы он обязательно приходил, поэтому он сворачивается калачиком на матрасе, положенном на пол, обнимает толстого Трюфеля и спит, слушая чужое дыхание. Трюфель очень любит Ворона - это единственный житель квартиры, который позволяет ему спать у себя под боком. По крайней мере, честно в этом признается, а не прячет тисканье кота за "КОШКАМ ВООБЩЕ НА КРОВАТЬ НЕЛЬЗЯ И ЧТО ТЫ ПРИДУМЫВАЕШЬ Я КОТА ТВОЕГО НЕ БРАЛ".

Мысли о Колине он привыкает прятать далеко-далеко, потому что если дать им волю хоть на секунду, его просто разорвет на части. Старается себя переубедить: самое плохое - это то, что магия ушла, то, что может погибнуть кто-то ещё, а он не в силах будет помочь. Всё свободное от системы время Ворон тратит на магические тренировки, но волшебство день ото дня лишь слабеет. Медленно, не рывками, просто перестает быть таким же мощным, как раньше. Недостаточно стремительно, чтобы однажды пропасть навсегда, но достаточно, чтобы превратиться в маленькое бытовое колдовство и никогда больше не стать спасением чьей-то жизни.

***

Сирра находит его в соседнем от штаба учёных циклистов мире, когда Ворон после дневных стычек с МСБ и работы в отряде отправляется на сольную тренировку. Ворон догадывается, что со стороны выглядит ужасно - за последнюю пару месяцев он отвратительно похудел, ссутулился, подбледнел. Прядку вот приобрел седую. Ни разу, кажется, не улыбался. И уж точно ни разу больше не говорил с Сиррой о произошедшем с тех пор, хотя Сирра, выдержав осторожную паузу, не единожды пытался этот разговор завязать.

- Эй, - мягко говорит Сирра, - вот ты где. Пошли домой?

- Я позже приду.

- Приятель, слушай, - провожает взглядом дрожащий между ладонями Ворона световой шарик. Ворон с досадой кусает губы, когда шарик вырывается из воздушного коридорчика и рассыпается на искры - не удержал. - Ты совсем уже себя замучил. Я знаешь что у Хэйден выпросил? Макароны по-флотски! Это должно тебя уговорить.

- Сир, я потом приду и отдельно от вас поем.

Сирра тушуется, и они оба молчат, понимая, что а) не поест и б) оба об этом прекрасно осведомлены.

- Ты бы завязывал с этим, а? - наконец, неловко говорит Сирра. - Я понимаю, магия и всё такое...

- И всё, - обрубает Ворон. - Магия - и всё. Нужно помогать людям.

- Я ведь даже не осуждаю твои методы. Ты молодец, но... в целом это же тебе во вред. Тебе не стоило бы убиваться ради других.

- Я один, а других много, и все хотят жить. Поэтому стоило бы, пока я окончательно не потерял способность колдовать. Уж я сделаю всё, чтобы этого не случилось.

- А если случится, - говорит Сирра, - то ничего страшного не произойдет. Ты будешь жить как я, как Хэйден, как миллионы остальных людей. Ты всей вселенной не матушка-курица.

- Но я не дам этому случиться.

- Но если оно всё-таки...

- НЕТ! - вспыхивает Ворон, и брызнувшие из глаз слезы ощущаются как что-то далёкое, не свое. - НЕ СЛУЧИТСЯ! Если случится, я умру! Поэтому не случится! И если ты не хочешь думать о том, что я умру, то не думай о том, что у меня закончится магия!

Жёлтые сиррины глаза, кажется, темнеют.

- И как давно ты приравниваешь себя к своим колдовским способностям?

- Какая разница, как давно. Сейчас я - это буквально мое волшебство.

- Настоящий ты ни для кого из нас никогда не имел ничего общего с колдовским даром, Ворон. Ты - это не магия, а человек, полный сострадания и любви, способный на тепло к другим людям даже тогда, когда они по уши в дерьме. И это, а не магия, спасало таких, как я, и таких, как... Колин. И поэтому люди тебя любят.

- Единственный, кто смог меня полюбить, МЕРТВ из-за того, что я не подумал головой и не смог его защитить.

Сирра молчит всего секунду, но Ворон запоминает его выражение его лица в эту секунду ярче, чем все выражения, что когда-либо были до этого.

- Не знал, что я теперь у тебя тоже мертв, - тихо говорит Сирра.

Ворон чувствует что-то вроде того, что чувствовал, когда увидел разрушенный дом Колина. Тишина, статика, минута молчания, а где-то на фоне в это время - взрыв вселенной.

- Ты?..

- Прости, что говорю это, но нужно, чтобы ты понял, - говорит Сирра, и его взгляд, кажется Ворону, пробивает насквозь, как арматура. - Ты без магии, со всеми косяками, со слабостями, с чем угодно, можешь казаться себе пустышкой. Но для кого-то это значит больше, чем весь мир. Больше чем всё, что было кроме тебя. Потому что ты и без магии можешь делать такие вещи, из-за которых люди останутся в живых.

Сирра отводит глаза и встаёт, и Ворона аж обдает волной одинокой боли, исходящей от него.

- Я пошел. И ты... когда закончишь с магией, приходи, пожалуйста. Можешь не ужинать со мной, если тебе теперь неприятно из-за того, что я, ну... но я... в общем... всегда рад тебя видеть, если что, - молчит немного. - Ладно, давай.

Он проходит несколько шагов прочь, когда Ворон вскакивает, догоняет его и стискивает в объятиях.

- Сирра, - срывающимся голосом говорит он, и куртка Сирры мгновенно мокнет в районе лопаток. - Сирра, Сирра, Сиррочка, ПОЖАЛУЙСТА, запомни: что бы со мной ни было, хоть я расстроен, хоть я влюблен в Колина, хоть я умираю в душе, хоть на самом деле умираю - ты навсегда мой самый близкий друг. Ты моя семья. И я тебя всегда, в любом состоянии, тебя любого очень люблю. Прости, не так, как ты меня, по-другому, да, жалко, что так получилось, но... я тебя люблю. Мне никогда не будет с тобой неприятно, тем более из-за того, что ты меня любишь. Пожалуйста, не думай так, я тебя прошу!

Сирра стоит, ничего не отвечая, но Ворон чувствует, как у него расслабляются плечи, и в одинокой колючей энергии медленно что-то тает. Наконец, он оборачивается и обнимает Ворона в ответ.

- Только теперь это будет супер неловко, - в его шепот одновременно проскальзывают горечь и улыбка.

Ворон тепло выдыхает ему в водолазку и впервые за долгое время чувствует себя хотя бы на один процент живым. Это очень больно, но ощущается все равно как глоток воздуха.

- Значит, - говорит Ворон, - будем дружить неловко.

Дружат с тех пор и правда неловко. Без кринжа не получается - сначала Ворон, не зная, куда деться от дополнительного чувства вины за чужую влюбленность, неосознанно избегает Сирру, потом Сирра, боясь быть навязчивым, становится слишком отстраненным и будто бы ненастоящим. В принципе, какие-то отголоски этой неловкости остаются навсегда, но быть чужими у них все равно не получается - слишком прикипели друг к другу за годы общения, слишком привязаны, пусть каждый по-своему. Друг без друга - никак.

Ворон после очередного кошмара приходит к Сирре весь мятый и в слезах, залезает под одеяло, молчит, а потом они впервые обсуждают все, что произошло. Колина - еще раз, более детально, Сирру - он признается, что начал осознавать влюбленность еще больше года назад, когда Ворону было еще 18, а по��ом ушел в экспедицию в смешанных чувствах и, вернувшись спустя год, понял, что это никуда не пропало. ССВ - что делать дальше и как бороться за чужие жизни, магию - что делать, если она не появится. Ворон не смиряется с тем, что она может уйти, не справляется с тем фактом, что Колин погиб, но хотя бы теперь не чувствует себя самым одиноким в целом мире человеком. И это дает призрачную надежду на то, что однажды он снова почувствует себя живым.

***

Колин просыпается не дома, а на земле. Одежда вымокла от росы, он ужасно замерз, голова раскалывается, сил совершенно нет. Где он? Он помнит, кажется, что у него была прекрасная спальня с мебелью из темной древесины и красным балдахином над кроватью. Хотя эта локация выглядит тоже знакомо...

Он поднимается на ноги, ковыляет к ближайшему домику. Тянет дверь на себя - та поддается. Заходит. На полках шкафов подозрительно привычно расположена еда... Прошлое приходит к нему кусками - был еще Александр, то есть, отец? Мама? Мама любила молодые темно-красные розы и мороженое... но не могла ходить в сад. Был Иттецу, трогал где ни попадя своими бесстыжими белыми пальцами - какой позор, нет, это не лучшее воспоминание, хотя почему, вроде же было здорово? Что-то пошло не так? Прошибает как током - с Иттецу что-то случилось! А что за тепло в груди, как будто вот-вот было, как будто вчера? Это не о нем... а о ком? Как же нестерпимо болит голова...

Все ближайшие дни он проводит в медитациях и с мигренью, голодный и растерянный. Кое-как вспоминает альтернативный китайский, случайно узнает от соседей, что преподает английский девочке - отменяет с ней занятия: сейчас не до того. Собирает свою историю по частям: была мама, она умерла, был Александр, он жив, перед ним стыдно, был Реджинальд, пусть он вообще говна поест да окочурится (извинитепожалуйста), был Иттецу - умер, и это очень больно, очень стыдно. Что удивительнее - есть магия, незнакомая, нереальная, и почему-то очень легко поддающаяся. Колин не помнит, чтобы раньше колдовство давалось ему так легко. Ему вообще когда-то давалось колдовство? Оно вообще существовало?

А что самое удивительное - есть что-то, что неуловимо от него ускользает. Точнее, кто-то. Кто-то улыбчивый и розовощекий, со смешным акцентом, с повязкой на шее, с темными завитками волос и обкусанной кожей на пальцах рук. Колину хочется биться головой об стену, лишь бы вспомнить - но Некто не вспоминается, только очередной раз дарит ворох из самых ярких эмоций за всю жизнь. Влюбляет в себя, злит, восхищает, расстраивает, витает в голове, оборачивается бесконечным покоем и уютом, никак не может научиться писать заглавную букву своего имени в правильную сторону... буква, кажется, R... Значит, Рассел? Рэймонд? Ривер? Ни одно из знакомых имен не кажется подходящим. Колин перерывает весь дом - находит лишь несколько записок, но в них нет ничего содержательного - это какие-то диктанты, он помнит, что сам выдумал эти фразы, чтобы Некто их записал.

Одиночество невыносимо гнетет. Наружу вылезает все то, что, кажется, только недавно ушло: какие-то старые обиды, которые раньше было гораздо проще держать в себе, злость, стыд, даже старательно скрываемая привязанность к отцу. Если Некто не вернется, думает Колин, я уеду обратно к Александру, я упаду перед ним на колени, я скажу, что готов быть у него хоть слугой, а он скажет: "отличная отсылка на классику, сын, горжусь тобой" - и, наверное, примет обратно. В прострации он собирает сумку в дорогу, но выехать не решается. В голове все время возникают новые-старые мысли, воспоминания о Ком-то, и Колин боится - вдруг в дороге или уже в Британии он вспомнит что-то, что поможет ему найти этого Кого-то, а будет поздно? А вдруг Некто за ним вернется и не найдет его дома? А почему Некто вообще ушел...

Идет четвертый день с его пробуждения, когда он спотыкается, задевает лбом дверной косяк и болезненно шипит, а потом в его голову вспышками врываются воспоминания о том самом балу.

О том, как он держал Кого-то за руки, как Кто-то целовал его, ероша пальцами до этого старательно уложенную прическу, но на это было совсем плевать; о том, что было это все Вообще Не Здесь; о крови на мраморном полу, о разбитых цветочных горшках и о "Я не могу допустить, чтобы ты погиб". Все складывается в единую, пусть и немного мутную, картинку: параллельные миры, МСБ, разлука с Кем-то... все, кроме Кого-то. У Колина перехватывает дыхание, он сползает на пол по стенке, и при этом поверх всего, что носится перед его глазами, выплывает еще одно воспоминание, которое он вообще сюда не приглашал и не хотел бы видеть.

О той ужасной ночи, когда мама умерла. Об отце. У Александра был низкий бархатистый голос, по которому Колин никогда не умел считывать эмоции с первого раза, он смотрел в окно, за которым на слякоть ложился первый снег, и говорил.

- Мы познакомились, когда она была уже обручена. Когда я был совсем молод, и за душой у меня не было ни копейки. Ее родителей не стало, и ей, как одинокой молодой женщине, нужно было срочно найти новые средства к существованию - то есть, мужа. Какая удача - мой дорогой друг позвал меня на Восток: там у него зарождался успешный бизнес... Она не хотела, чтобы я плыл, это была пора ужасных бурь в океане, корабли тонули один за другим, но я знал, что если не успею раздобыть денег, то в следующий раз увижу ее в роли чужой жены. Это было очень рискованно. Мы договорились: если в течение стольких-то месяцев (а она, как могла, оттягивала свадьбу с Реджинальдом, хотя еще даже не знала, что он за человек) я не вернусь, пусть сочтет меня погибшим и оставит мысли обо мне.

И все пошло не так, что могло пойти. Я отправился на Восток, я заработал приличное состояние, но обратные рейсы стали отменять один за другим, и я остался сидеть там сложа руки, ждать, когда наладится погода... Слишком поздно я понял, что не успеваю, - Колин вдруг понял, что впервые услышал, как в голосе Александра, всегда идеально выверенном, как голос профессионального чтеца, что-то надломилось, но был слишком взвинчен, чтобы обратить на это внимание (а сейчас этот надлом будто пролег в его собственном сердце). - Я никогда не забуду ее взгляд, которым она окинула меня, когда я встретился с ней на балу после своего возвращения. Я пожал Реджинальду руку, сказал: "Александр Ланиссер, двоюродный брат дорогой Грейс", - и она почти улыбнулась этой моей выдумке, но я знал, что разбил ей сердце своей ошибкой, пусть она и простила меня за это тотчас же.

Несколько секунд он молчал, глядя в окно, как будто там было что-то невероятно важное, и Колину в тот момент было невероятно обидно. "Я ТВОЙ СЫН! МЕНЯ чуть не убили! Посмотри на МЕНЯ!". Сейчас Колину ужасно стыдно за это. Жалко себя, еще желторотого, напуганного, оглушенного новостями и разрушением всей правды, в которую он всегда верил, но еще жальче отца. Хочется вернуться в ту зиму, подбежать к нему, обнять его со спины, расплакаться, сказать: "Мне так жаль! Я ТАК люблю тебя!".

Но все, что Колин сделал тогда - это трусливо ретировался в другую страну, не в силах справиться с эмоциями, и таил обиду годами.

- И, знаешь, - продолжил Александр, - я столько времени потратил на сожаления об этой ошибке, что не заметил, как совершил ее вновь. Я тысячу раз прогнал в голове перед сном мысли о том, как можно было бы поспешить, какие маршруты выбрать, чтобы успеть к ней. Но я не успел во второй раз, и в третий, и в тысячный, и снова слишком поздно осознал это. Мы планировали побег вдвоем столько раз, и столько раз нам мешали мелочи - погода, мое здоровье, ее здоровье, какие-то транспортные вопросы, политика... Я все ждал: вот, вот сейчас наступит тот самый миг, и я украду ее, и никто нас никогда больше не найдет, мы будем счастливы! Вдруг она объявила мне, что беременна. Тобой. Я знал, что ребенок мой, и я, глупец, предложил ей повременить - пусть сидит дома, мало ли, от стресса в дороге случится выкидыш, а я не был готов терять своего первенца... Потом она совсем лишилась сил после родов, потом Реджинальд однажды поднял на нее руку за что-то (не помню уж за что, и не помню, как нашел в себе силы не пристрелить мерзавца на месте), и ей нужно было прийти в себя, потом она слегла от какой-то еще хвори... И я все ждал, ждал, пока она не обессилела настолько, что перестала вставать. Знаешь, чего я дождался? - Александр повернулся, и Колину показалось, что его светло-голубые глаза в свете фонаря стали белыми, как жуткий снег за окном. - Сегодняшней ночи, Колин. Я дождался ночи, когда могу уехать куда угодно, ничего не боясь, но смысла в этом уже никогда не будет.

Александр не сказал ничего вроде "вот что бывает, ребята, с теми, кто медлит!" или "поэтому ты, сын, действуй сразу и совершай подвиги ради того, кто тебе дорог!". То ли он не планировал никакой лекции и просто хотел излить душу, то ли надеялся, что у Колина хватит мозгов, чтобы вынести урок самостоятельно, без дополнительного абзаца с выводом.

У Колина их хватает, оказывается, лишь через пять лет после расставания с папой.

"А ведь я, - думает Колин, сидя на полу, - допустил точно такую же ошибку, но с тобой, отец. Прятал подальше желание вернуться, извиниться, поблагодарить за все, сказать, что ты мне дорог, обнять. И я обязательно эту ошибку исправлю. Но после того, как предотвращу еще одну".

Откладывает это воспоминание куда-то в глубину. И позволяет всему остальному захлестнуть его с головой. На энергии от отчаянной влюбленности, на разрывающей душу тоске по Кому-то хватает сумку, выбегает во двор, пытается нащупать далекие миры с закрытыми глазами - не выходит, не выходит, мало магии, слишком мало, недостаточно... Мечется по траве, пока не замерзает, тяжело дыша, заходит в дом снова. Окидывает глазами комнату...

- Почему ты меня бросил? - сиплым шепотом. - Почему ты меня испугался? Как они могли сломить тебя... Как они могли разрушить все то, что нам было так дорого, как мы могли им это позволить, КАК МЫ МОГЛИ! Я ТАК ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! КАК ТЫ МОГ!

Тарелки из шкафа разбиваются с оглушительным звоном, предметы со стола летят на пол, и Колин чувствует, как его наполняет остервенелая злость, переходящая в удовольствие.

Вот теперь достаточно.

Вот теперь он понимает, что Некто имел в виду, когда говорил, что можно колдовать не через контроль, а через его отсутствие.

Он чувствует, как ветер бьет в лицо, как по щиколоткам хлещет трава, как сумка тяжело бьется за спиной, пока он бежит к уступу. Мир, огромный, громоздкий, никогда прежде здесь не бывавший, тяжело трется о родной шарик. И Колин, не успев подумать, кидается с обрыва ему навстречу, чтобы в последний миг прорваться через границу этих соприкосновений.

"Вот что чувствовал Иттецу перед тем, как умереть," - думает он за миг до того, как исчезнуть из привычного мира.

Через секунду он, триста раз перекрученный вокруг своей оси, больно бьется о землю (сколько можно!), украшается добрым десятком ссадин, ловит еще пару флэшбеков о детстве. Мучительно поднимается. Его тошнит на траву. Он вдруг понимает, что сделал нечто ужасное: под напором эмоций рванул непонятно куда, чудом не погиб (КТО ВООБЩЕ В ЗДРАВОМ УМЕ КИДАЕТСЯ СО СКАЛЫ), взял с собой чертовски мало полезных вещей, и теперь, когда родной мир уехал неизвестно куда, вернуться он сможет тоже неизвестно когда, и непонятно, кто ему залечит ссадины и где он найдет помощь, чтобы убежать от МСБ, если они начнут его преследовать.

Но он в другом мире - значит, у него получилось.

Значит, он идет искать Кого-то и обязательно его найдет.

#art #ocs #russian post #digital art #oc #flecky oc #original character #original charater art

3 notes · View notes

flecky-spring · 11 months ago

Text

Статья об осах - часть 2

Приношу большую благодарность Ланочке Вастаск за поддержку и помощь в творческих идеях, а также за то, что подарила этой вселенной (и Колину) Александра Ланиссера.

Колин рождается в альтернативной Британии в эпохе, похожей на середину-конец 19 века, в одной из самых богатых и уважаемых семей страны. Он любит читать, хорошо разбирается в математике, экономике, политике, потрясающе себя держит на людях и никогда не путает столовые приборы. У него безупречная осанка, и он делает успехи в фехтовании и гольфе. Во-первых, потому, что "ну что за умница мальчик, гордость родителей!". Во-вторых, потому, что если он не будет умницей-мальчиком, то отец его убьет.

Отца, Реджинальда Морвилла, он тихо ненавидит, но всю жизнь скрывает это за маской уважения. Зато очень любит маму - Грейс (девичья фамилия - Уэйт). У мамы слабое здоровье, и почти все время она проводит в стенах усадьбы. Колин по вечерам прибегает к ней в комнату и рассказывает, как прошел день. Грейс слушает с мягкой улыбкой, гладит сына по волосам, говорит, что гордится.

Колин, Грейс и Реджинальд Морвиллы (арт 2023 года)

Если и есть в мире кто-то, кто приносит Колину большую радость, чем мама, то это его лучший друг, Александр Ланиссер, по совместительству - мамин двоюродный брат и его личный врач, а также наиболее презираемый отцом человек во всем мире. Александр приехал, когда Колин был совсем маленьким, потому что здоровье его племянник унаследовал от матери и все младенчество балансировал чуть ли не на грани жизни и смерти - и остался в этой округе насовсем.

К сожалению, запретить общаться с Александром Реджинальд не может - родственники, как-никак, да и его наследник сохранил жизнь лишь благодаря этому напыщенному щеголю, - поэтому Колин любой свободный день проводит у него в поместье. Мистер Ланиссер необщителен и холост, он потрясающе фехтует (не говорите Реджинальду, но гораздо лучше него), великолепно выглядит, всегда одет с иголочки, обыграет любого в шахматы, читал, кажется, все книги мира. Колин всегда слушает его, немножко затаивая дыхание. Мечтает вырасти и стать таким же.

Жизнь идет своим чередом, в шестнадцатилетнем Колине сочетаются взращиваемые отцом интеллект, грация и достоинство, и так никуда и не пропавшие дух авантюризма, проблемы с подавлением агрессии и с тревожностью (маска маской, а вот спрятать от самого себя эмоции у Колина получается не всегда), а также повышенный интерес к мальчикам своего возраста. Нет, не дружеский - для дружбы ему на всю жизнь хватит мамы и Александра. А вот про чувства к сверстникам отцу совсем не обязательно знать.

Однажды мама перестает выходить из комнаты. Потом - вставать из кровати. Колин отчаянно молится по ночам и надеется, что все будет в порядке, но чуда не происходит: в одну прекрасную ночь его зовут слуги и просят срочно подойти в спальню к Грейс. Колин в слезах опускается перед ней на колени, ожидая услышать что-то вроде "я буду всегда тебя любить, сынок, не сдавайся, я буду смотреть на тебя с небес", но вместо этого мама выдает совершенно неожиданное: нет у тебя, сынок, двоюродного дяди. Александр Ланиссер никогда не был моим кузеном. Зато был твоим отцом, поэтому ты такой славный получился. Ну и да, я тебя люблю, не сдавайся и все такое. Буду смотреть на тебя с небес.

Слова "госпожа умерла!" от слуг Колин слышит уже как через пелену. Мир рушится.

Он уходит в тренировочный зал, садится там на пол и пустыми глазами смотрит в пол. Реджинальд Морвилл находит его там и зачем-то берет в руки шпагу. Колин не сразу понимает, что происходит, пугается, что отец (отчим?) узнал от слуг правду и собирается прирезать не родного сына на месте. Но Реджинальд приказывает Колину подняться на ноги, взять себя в руки и наконец вспомнить о том, что по четвергам у них тренировки. Колину приходится взять оружие и вступить в тренировочный бой с отчимом, а тот, видимо, в глубине своей каменной души тоже задетый смертью жены, использует чрезмерно агрессивные выпады, мало похожие на тренировочные. Не в силах так же старательно, как и обычно, контролировать себя, в защите Колин начинает использовать приемы, которым Реджинальд не учил его, и в движениях сына тот мгновенно считывает стиль боя Александра. Злится, ведь никогда не разрешал сыну тренироваться с этим выскочкой, и мгновенно выражает свою неприязнь, на что и без того передрейфивший Колин неожиданно вспыхивает и восклицает: "Вы не имеете права так о нем говорить, ясно?".

В голове Реджинальда за доли секунды складывается паззл: шепот слуг в коридорах пять минут назад - бесконечные побеги сына к дядюшке в гости - искорки в глазах жены при взгляде на кузена - в конце концов, абсолютная непохожесть мягких черт лица Колина на резкие Реджинальдовские, что раньше списывалось на маменькину кровь... Реджинальд не догадывается о том, что Александр не был родственником Грейс, но тот факт, что Колин испуганно молчит и съеживается в ответ на вопрос "Что значит - я не могу?", окончательно убеждает его в правильности догадки.

Обманутый вдовец не в силах перенести такого оскорбления своей чести. Тем более что жалкая пародия на ненавистного Ланиссера стоит напротив (кстати, реально похож, как можно было раньше не заметить?). Спарринг окончательно превращается в дуэль.

Колина спасает лишь то, что тренировки с Александром не прошли даром - у него получается отбиться от разъяренного Реджинальда, проскользнуть к выходу и сбежать.

Задыхаясь, он по темным аллеям добегает до усадьбы Александра. "Здравствуйте, мистер Ланиссер... или мне стоит называть вас отцом?". Тот мигом понимает, что с Грейс что-то случилось. Ошеломленный новостями, он принимает у себя сына и окружает его формальной заботой (насколько может, ибо мысли улетают вообще далеко отсюда), а у Колина не хватает духу сказать, что он никакой заботы не хочет, и ему, вообще-то, чертовски обидно, что ему ничего не сказали и растили его во лжи. Но произнести это вслух он так и не осмеливается.

Здесь, возможно, будет сцена, в которой Реджинальд в ночи прибегает в дом своего соперника, вызывает того на дуэль и по собственной же неловкости в ней погибает (у Александра не было намерения его убивать). Но мы с Ланой еще не до конца это придумали, поэтому оставим это как заметку на будущее. Да и вообще выкинем Реджинальда из поля зрения - кому он сдался, лох усатый.

Еле-еле мучительно дожив до утра, терзаемый обидами и страхами, Колин сообщает отцу, что не может здесь больше находиться. Он просит у Александра помощи в том, чтобы уехать куда-нибудь далеко-далеко, потому что не в силах справиться со всем навалившимся - разрушением ангельских образов мамы и лучшего друга, маминой смертью, смертельным боем с отчимом, невыплаканными слезами, невыраженной злостью. Александр без лишних вопросов предлагает отправить его учиться в монастырь в альтернативном Тибете - уж где, если не там, обрести душевный покой, заодно и иностранный язык подучить. Колин соглашается.

В день отъезда он, несмотря на всю бурю эмоций, хочет сказать отцу на прощание, что любит его, но в последний момент обида берет верх, и он решается только на неловкое и чопорное "благодарю за помощь, Александр".

В монастыре действительно получается отвлечься, и Колин, который изначально хотел уехать на годик-другой, застревает там на приличное время. Он выучивает язык, приводит себя в отличную физическую форму, привыкает к простому ручному труду, начинает лучше владеть эмоциями. Кроме того, монастырь открывает для него неизведанный мир волшебства: через медитации, боевые искусства, обряды и ритуалы воспитанники постепенно овладевают азами магии. Колину сносит крышу от того, что иррациональное и мистическое не только существует, но еще и доступно ему лично. С огнем в глазах он учит новые приемы, устраивает сам себе дополнительные тренировки, закапывается в древние свитки, сближается с очень-очень стареньким мудрым наставником. В целом Колин отлично преуспевает и нравится всем учителям, потому что он трудолюбив, старателен и открыт для нового. Но до главной звездочки всея монастыря он не дотягивает по одной причине, имя которой Иттецу.

Иттецу появляется в жизни Колина внезапно и очень по-хозяйски. Может, если бы Колин подумал дольше пяти минут, то и не решился бы так с ним сближаться, но Иттецу не дал времени подумать. Сверстник Колина, подопечный монастыря, златокудрый и голубоглазый, наглый, бескомпромиссный, романтичный, авантюрист в вечной ссоре со всем окружающим миром, тот еще токсик - но, честно говоря, секси. Рациональное мышление Колина заканчивается где-то на том моменте, когда руки Иттецу без спроса оказываются на его бедре за обеденным столом. Для Иттецу это вовсе было шуткой и мотивировалось лишь желанием посмотреть на то, как манерный англичанин отреагирует на такую дерзкую провокацию, но, увидев, как Колин густо заливается краской, он мгновенно меняет все свои планы.

Так Колин впервые в жизни оказывается в отношениях. Причем не в самых здоровых, что он понимает далеко не сразу. Сначала ему кажется, что его влияние на партнера исключительно положительное, и ради него Иттецу начинает меняться в лучшую сторону: терпеть замечания наставников, не огрызаясь, кое-как ладить с остальными горцами. Однако спустя время troubles de la tête, которых у Иттецу немало, начинают вылезать наружу.

Не то чтобы он оказывается плохим человеком - в его сложном характере правда есть что-то очаровательное. К примеру, он достаточно творческого склада личность, у него неординарный взгляд на мир, и с ним чертовски интересно проводить время. Другой вопрос в том, что тревожный и зажатый Колин оказывается совершенно не готов к отношениям с ярким и вспыльчивым партнером. Иттецу считает нормальным шутить над чужими недостатками - Колин потом три года вспоминает эти обидные шутки перед сном. Колин не готов сбежать с занятий ради свидания, даже зная, что именно эта встреча для партнера важна - Иттецу воспринимает это как предательство. Иттецу считает общение лишь друг с другом и крысиное обсирание всех вокруг лучшим признаком сплоченности - Колин, выросший в аристократическом обществе, любит добродушно болтать с окружающими и не видит в этом поводов для ревности, а кроме того, монастырь - это первый в его жизни шанс завести настоящих товарищей среди сверстников, дружбу с которыми не прервет злой отчим.

В конце концов, Иттецу совершенно не готов слушать болтовню Колина на тему того, как его ранила измена мамы законному супругу и вообще все прочие события из детства и юности: для него это просто нытье, и он не преминет заявить об этом прямо. Сложнее ли было детство Иттецу, чем детство вечно сытого аристократа, у которого было целых два отца, пусть один из них - нифига не любящий? Гораздо, ведь Иттецу прошел через такой треш, что его парню и не снилось. Легче ли от этого жить Колину, чьи проблемы все детство и так обесценивал Реджинальд? Не-а.

Несколько лет (а это где-то около четырех) Колин мечется между Иттецу, который ему все еще сильно нравится и на вечную любовь с которым он рассчитывает, и другими штуками - обучением, свободой, личным комфортом. Последние полгода жизни в монастыре до своего официального выпускного они находятся на грани разрыва. Колин считает, что они почти расстались, Иттецу же видит, как сильно партнер отдалился от него, но отчаянно хочет верить в то, что его можно легко вернуть. Как бы он ни строил из себя роковую принцессу, которой безразличны все, кто не целует ее ноги, ему на самом деле ему ужасно больно из-за того, что некогда влюбленный взгляд Колина, его единственного реально близкого человека, теперь на 99% состоит из презрения. Но единственные способы возвращения парня в свою гавань, доступ��ые его уму - это закатывание сцен на публике ("Вот как? Теперь она - твоя лучшая подружка, да? Или чем вы здесь занимаетесь в сумерках?"), грустные долгие взгляды красивых глаз исподтишка и попытки в сексуальные манипуляции, которым даже слабый сердцем Колин уже научился противостоять, хотя это по-прежнему дается ему с трудом и расшатывает весь его эмоциональный фон.

Они сдают выпускные экзамены по боевым искусствам, получают клевые статусы выпускников и готовятся разъехаться кто куда - реализовывать свои потенциалы. Колину и без того тревожно: он не знает, чем будет заниматься, а еще боится, что Иттецу прилипнет к нему, как банный лист, и никогда от него не отвяжется. Но эти переживания оказываются наименьшей из бед.

Ночь после выпускного оказывается грозовой. На монастырь сходит сель, сминая под себя все. Выпускники и ученики в панике разбегаются, стараясь спасти личные вещи и тех жителей, которые не могут сами себе помочь. Издали Колин замечает своего любимого наставника и Иттецу, замершего неподалеку от старика в панике. Колин надеется, что Иттецу поможет учителю и вытащит его, но тот бросается прочь, и лысая макушка наставника скрывается под грязевой лавиной.

Полный ярости и отчаяния, Колин убегает из разрушенного монастыря в лес. Иттецу догоняет его где-то у обрыва над пропастью, спрашивает, долго ли он собирается сохранять такое оскорбленное лицо и будет ли теперь вообще разговаривать. Вообще-то, это почти шутка - он не знает, как еще сказать: "Мне ужасно паршиво, я боюсь даже пытаться осознать то, что произошло, и свою трусость, и я надеюсь, что ты хотя бы колкими словами скажешь мне, что рад меня видеть, потому что это поможет мне в любой ситуации, даже в той, в которой я нахожусь сейчас".

Но Колину совершенно не до шуток: его просто прорывает. Он вспоминает все обиды, которые Иттецу нанес ему за время общения, и вкладывает всю свою накопленную агрессию в злость за то, что у его дорогого бойфренда не хватило моральных сил спасти учителя. Он называет юношу последним трусом и говорит, что сам скорее бы умер, чем стоял бы в двух шагах от учителя и смотрел, как тот погибает.

- То есть, - шепотом произносит Иттецу, - тебе было бы легче, если бы умер Я, а не Он?

- Да! - взрывается Колин. - Да, было бы! Да всем было бы лучше, если бы ты умер вместо него! Ты УЖЕ умер для меня, когда позволил ему погибнуть!

И через секунду жалеет об этом, потому что Иттецу, стоящий у края обрыва, со словами "да будет так" делает шаг назад.

У Колина в горле застревают слова мгновенного раскаяния, извинения, клятвы в любви и крик ужаса. Он не осмеливается даже взглянуть за край скалы, хотя он вряд ли что-то увидел бы там в грозовой тьме. В слезах, мокрый насквозь от дождя, измазанный в грязи, он возвращается к оставшимся в живых обитателям монастыря. В его захлебывающихся рыданиях из слов "Иттецу-наставник-обрыв-умер-я-не-хотел-что-мне-делать" они вычленяют следующее: бедняга Иттецу, замученный совестью из-за смерти учителя, спрыгнул со скалы. Благородная и поэтическая смерть, жалко пацана. Колин не находит в себе сил объяснить, что все было не так.

Маленькая девочка, жившая в монастыре в крыле для неизлечимо больных (к ним воспитанники регулярно бегали - то помочь, то просто развлечь бедолаг, - и Колин был у них одним из любимых опекунов), берет Колина за руку и утешает его: "Не плачь, Колин! Ты не виноват, что Иттецу и наставник умерли. Они теперь смотрят на тебя с небес. Ты с ними еще встретишься". Колин садится на колени и плачет ей в плечо.

Через месяц девочка умирает тоже.

Подопечные монастыря разбредаются кто куда: некоторые уезжают домой, некоторые - к родственникам, некоторые - в другие монастыри, некоторые (в основном, уже выпустившиеся) находят работу и строят жизни вокруг нее. Из всех возможных вариантов Колин выбирает провалиться в глубокую депрессию. Чтобы как-то жить, он подрабатывает дворником (при всех его голубых кровях!), в остальное время лежит в съемной крошечной лачуге на окраине высокогорной деревни и смотрит в потолок. Первое время он копит на поездку домой, но спустя пару месяцев понимает, что попросту боится вернуться к отцу и посмотреть ему в глаза. В конце концов, умереть гораздо проще, чем сказать: "Пап, привет, мне двадцать лет, и я ничего не добился; меня совершенно не интересуют женщины, а еще я на тебя иррационально обижен за то, что ты мне врал все детство; у меня нет денег, нет признаваемой в Европе специальности, и неудачные отношения лишили меня желания жить, а также разочаровали в любви и во мне самом, обнаружив во мне самые ужасные людские качества. И вообще, мне нужна твоя помощь, поскольку сам я не справился".

Колин проживает в таком состоянии чуть меньше полугода, обрастает щетиной и безысходностью, теряет колдовские навыки один за другим, потом заболевает бронхитом, угрюмо кашляет каждую минуту и планирует как можно скорее умереть во сне, как вдруг в его жизни случайно появляется Ворон.

***

Ворон учится жить заново без Сирры. Он ходит на работу, понемножку продвигается в магии, помогает Хэйден по дому и в лавке, спит в обнимку с Трюфелем и отчаянно старается доказать самому себе, что хорошо справляется. Поначалу получается даже неплохо.

После первого в истории уничтожения целого измерения МСБ в двери штаба циклистов постоянно ломятся маги и простые активисты, которые мыслят как Сирра, требуя дать возможность сотрудничества во благо спасения вселенной, но их всех отбривают единым ответом: вот вы сами собирайте отряды, сами чего-то добивайтесь, тогда и будете выступать. А если пришли работать по найму - то будьте добры делать то, что вам сказано. Ворону стыдно перед другими волшебниками, он тоже хотел бы, чтобы Сирра поскорее вернулся, помог собрать отряд и всем доказать, на что магия способна даже без науки. Но пока он умеет только чуть-чуть колдовать и зарабатывать денег на еду и аренду квартиры.

В мирок с красивыми горами он попадает случайно - однажды, убегая от МСБ, он оказывается ранен. Вроде бы не впервой, но раньше рядом были то ученые и медики, то другие волшебники, то Сирра, способный дотащить до ближайшего их скопления, то Хэйден, умеющая в целительскую магию. В этот же раз ему не везет и он, кое-как оторвавшись от погони, скорчивается от боли в темном переулке, не в силах даже позвать на помощь.

Колин замечает его не сразу. Он идет с работы без настроения, погруженный в мрачные мысли, и сначала даже проходит мимо непонятного комочка. Потом, заметив его краем глаза, решает идти дальше - мало мне проблем, еще и деревенские алкоголики тут ютятся холодными вечерами, а я им помогай. И лишь пару секунд спустя доброе мальчишечье сердце берет верх над мозгами, и Колин возвращается. Спрашивает на альтернативно-китайском: "Извините, у вас все хорошо?". Ворон поднимает на него полные слез глаза, шепчет на международном (псевдоанглийском) "пожалуйстапомогите" и отключается.

Он просыпается на следующий день в гнилом бараке с перевязанной и почти затянутой раной и тут же догадывается, что ему помог маг. Колин замечает, что гость проснулся, предлагает ему еду, какая есть, обеспокоенно спрашивает, как самочувствие. Он кажется Ворону очень взрослым мужчиной (уж с такой-то щетиной и хриплым кашлем), и лишь в процессе разговора Ворон потихоньку догадывается, что собеседник все-таки не дядька, а почти сверстник (Колин старше всего на два года). Найти общий язык им удается достаточно быстро - родной язык Колина, альтернативный английский, оказывается очень схож с международным, на котором Ворон привык общаться за годы путешествий.

Ворон остается на пару дней, пока оправляется, и сначала они общаются очень даже мило - Колин внимательно слушает о существовании иных измерений, о борьбе за свободу переходов, о магии внешней и внутренней (т.е. построенной на амулетах, зельях и травах или только на внутренних духовных ресурсах - та магия, которой владеет сам Колин и все тибетцы, оказывается смесью двух этих видов). Но о себе рассказывает мало. Надеется, что проблема в лице нежданного гостя вот-вот исчезнет, и можно будет обратно погрузиться в свое одинокое одиночество и страдать. Да вот не на того напал! Ворон любит не только рассказывать, но и задавать миллион вопросов, поэтому через энное количество попыток Колин медленно сдается и рассказывает о себе и о грустной своей судьбинушке, и альтруистичный Ворон тут же предлагает помощь.

Колин не подписывался ни на какую помощь, он рассчитывал превратиться в плесень и тихо умереть от пневмонии, поэтому сочувствие от какого-то малолетнего спасателя ему вообще здесь не нужно - зачем только поделился своими проблемами! Он отбривает Ворона резкими отказами и выпроваживает из дому: мол, сам справляюсь со своей бытовухой, а взгляды на жизнь мои вообще не трожь. Сказал, что не верю в людскую доброту и в то, что когда-либо смогу построить с кем-то хотя бы приятельские отношения - значит, не верю, и не трогай меня вообще. Случайно с языка срывается:

- Я и так истратил на тебя последние деньги, последние силы, а ты не можешь сделать ЕДИНСТВЕННУЮ ВЕЩЬ, о которой я тебя прошу - оставить меня, черт побери, в покое!

- Последние деньги? - удивляется Ворон.

Колин в порыве жалости к себе признается, что эту ночь ему пришлось выскрести все свои самые скромные сбережения с недавней зарплаты и купить некоторые вещицы для обряда исцеления, вспомнив, как биологический отец когда-то лечил его в детстве (только во взрослом возрасте Колину стало ясно, что тот использовал тибетскую ритуальную магию, а не классическую медицину). Тут же жалеет - кто его за язык тянул, теперь мальчишка точно захочет помочь и не отстанет. Однако Ворон тут же испаряется, будто агрессивная просьба на него подействовала.

Проходят сутки, Колин просыпается с температурой и понимает, что из-за такого энергозатратного обряда последние силы действительно покинули его организм. Почти убеждается, что все вчерашнее было странным сном или голодным/температурным бредом - но к вечеру у него на пороге оказывается Ворон с корзиной еды, пахучими лекарствами и самым доброжелательным лицом, которое можно придумать.

Вообще-то Колин, несмотря на внешнюю колючесть, очень мягкосердечный и привязчивый, и у него нет никакой личной антипатии к Ворону. Но при этом в нем говорят и все травмы за прошлые годы: манипуляции и смерть Иттецу, в светлую любовь которого Колин первое время верил, и чувство вины перед ним же; ложь мамы и лучшего друга детства; унижения со стороны отчима. Справляться со всем этим стало слишком тяжело. Колин не был приучен говорить об эмоциях, раньше для него это было чем-то невыносимо стыдным, а потом, как только он поверил в то, что их вообще можно проговаривать словами через рот, последствия такого разговора (собственно, смерть партнера) сразу убедили его в обратном. После такого последнее желание пытаться что-либо менять, что-либо кому-либо доказывать и вообще стараться отпало.

Поэтому вопреки тому, что с Вороном ему хочется подружиться и поговорить по душам, Колин продолжает артачиться и возражать: нет! Никаких дружб! И вообще никаких этих самых, уйди с моего порога, я сказал, ни о чем не буду с тобой разговаривать! И круассаны твои не буду, и бутерброды! Оставь на пороге, я их выкину. Когда уйдешь. Ладно, и растирку от кашля оставь, пожалуйста, ее я выкину тоже, не все же тебе одному до мусорки таскать, надорвешься.

Ворон, может, в некоторых вопросах достаточно наивен, но в этой ситуации быстро интуитивно понимает, что Колин старается казаться гораздо злее, чем он есть на самом деле, и в помощи нуждается острее, чем готов признаться. Почему он так себя ведет, Ворону не очень понятно, поэтому во всю эту бодягу он ввязывается как в интересную игру. Он носит своему унылому приятелю еду и медикаменты, дарит ему плед и теплый вязаный свитер из какого-то секонда ("А то что ты мерзнешь ходишь?" - "Да что ты понимаешь, я воспитанник монастыря, я маг, я мог бы в Арктике жить!" - "А чего тогда ежишься и дрожишь?" - "Ничего я не ежусь!!!" - "Ну вот, видишь, покричал, теперь кашляешь... а ты не кричи!"), убирается в доме, время от времени старается разговорить Колина и подбодрить его.

Колин долго сопротивляется, хотя никаких моральных сил у него на это нет. Да, этот странный мальчик ему очень помогает в жизни, да, выглядит дружелюбно и внушает некоторое доверие, да, после диалогов с ним вроде и хорошим человеком себя чувствовать начинаешь, да, Колин только благодаря ему еще не закашлялся до смерти и идет на поправку, но ведь решено же было никому не верить и от всех защищаться до конца?..

Однажды Колин все-таки перегибает палку - стараясь отыграть роль злого отшельника, выгоняет Ворона снова, и тот, заметно расстроившись, говорит: "Но я если сейчас уйду, то больше не приду, ты же понимаешь?". Колин отвечает, что все прекрасно понимает, из-за спины слышит звук захлопывающейся двери.

Его гордого одиночества хватает секунд на двадцать. Ворон недалеко ушел - стоял под дождем, ждал, пока нужное измерение окажется рядом. Колин бросается к нему, извиняется, пытается объяснить, что погорячился, и начинает позорно и жалко плакать. Хочется умереть от стыда, но Ворон улыбается и обнимает его, и Колин впервые сдается и не вырывается, хотя ему, как не очень тактильному человеку, все еще неловко.

Они начинают дружить: Ворон мотается к нему в выходные дни или заглядывает на чай после работы. Совсем уже оправившийся от болезни Колин осторожно разговаривает с ним о своем прошлом, и в ходе одного из таких диалогов наконец разбирается со своими чувствами к родителям - там намешаны и обида, и злость, и все еще большая-большая любовь к обоим. Колин всю жизнь считал, что нужно принять какую-то однозначную позицию: во время жизни в монастыре прятал негативные эмоции по отношению к родителям и старался убедить себя, что за все их простил, ведь это так мудро; а после смерти Иттецу, наоборот, убеждал себя, что все светлые моменты в памяти перекрылись негативным опытом, а значит, вообще не стоили того. Теперь он принимает тот факт, что до сих пор любит и маму, и биологического отца, но это не отменяет никакие из его неприятных переживаний.

Об Иттецу они говорят очень много и долго, и Колин боится, что Ворон, выслушав историю, посчитает его недостойным дружбы человеком и все-таки уйдет. Но Ворон не просто не уходит - наоборот, помогает ему принять тот факт, что первая любовь закончилась вот так вот трагично, и перестать во всем винить себя. Да, Колин сказал слова, которых лучше бы никогда не говорил - но Иттецу с обрыва никто насильно не сбрасывал. Колину, как достаточно сильно зависимому от чужого мнения человеку, очень важно было услышать, что кто-то другой прощает его.

Понемножку Колину становится лучше и в моральном плане, и он берет в свои руки некоторые повседневные дела: приводит в порядок неуютный дом (как может), свою внешность (стрижется и бреется, наконец-то превращаясь из грязного бомжа обратно в двадцатиоднолетнего аристократа), берет дополнительную подработку - учит деревенскую девочку из зажиточной семьи английскому, математике и азам магии. Вспоминает, как колдовать, начинает снова заниматься физической активностью и привлекает ко всему этому Ворона. Из Колина получается отличный учитель, и если силовые тренировки Ворону совсем не нравятся, то в волшебстве за несколько занятий со своим новым другом он продвигается больше, чем за последний год. Они проводят не один вечер за уроками письма, магическими спаррингами и философскими беседами.

Сложно сказать, кто из них влюбляется первым. Наверное, Ворон, потому что для него никаких переломных моментов не происходит - Колин в чем-то нравится ему с самого начала, и со временем он просто открывает для себя все новые причины, чтобы из этого "в чем-то нравится" получилось просто "нравится". В какой-то момент он, сидя дома на кухне, стыдливо спрашивает у Хэйден, на что похожа влюбленность. Та смеется и отвечает, что для каждого индивидуально, но в общих чертах, мол, как-то так и так. Но расстраиваться из-за влюбленности, даже если невзаимной, не стоит, объясняет Хэйден погрустневшему Ворону. Ты можешь просто втайне любить и кайфовать от того, что у тебя есть какие-то общие моменты с этим человеком.

Ворон приободряется и втайне кайфует. Ему действительно просто хорошо общаться с Колином с тех пор, как из-под маски ни-к-кому-не-привязанного-одиночки показался мягкий, веселый и чертовски умный человек.

Хотя влюбился он, конечно, не только поэтому. Да, умные и красивые люди, которых он встречал немало, вызывают в нем восторг. Но те часто либо отстраненные, либо высокомерные, либо славные, но просто как будто существуют на другой волне. Колин же ощущается так, будто это он из своего (какого-то эфирного) мира приходит в гости в мир Ворона (хотя физически все происходит наоборот). Он с неподдельным интересом слушает болтовню Ворона на любые темы, рассказывает свои истории, никогда не дает причины почувствовать себя глупо. Для Ворона это крайне важно, потому что он знает, что сам не то чтобы блещет умом, и на это ему намекали не раз - даже родной-любимый Сирра в быту обращается к нему на "эй, дурачок", а Хэйден, вечно увлеченная своими делами, не всегда заинтересована в том, чтобы узнать, какой сюжет был в том мультфильме, который Ворон вчера смотрел на магическом проигрывателе видео. А Колин почему-то заинтересован, почему-то смотрит своими большими оленьими глазами, слушает, запоминает детали разговора - и даже не потому, что друзей слушать положено, а потому, что ему действительно не все равно. И он правда не считает, что это глупо. И даже когда Ворон делает десятую ошибку в диктанте по книжке на международном языке, Колин не закатывает глаза и не вздыхает театрально (как в первые дни после знакомства), а просто объясняет правила еще раз.

А еще у Ворона есть тайная, для всех остальных глупая, а для него самого - жизненно важная причина: Колин переживает не только за своих близких, а вообще за всех. Хэйден и Сирра, конечно, очень хорошие люди, но в ответ на просьбу [узнавшего о проблемах экологии] Ворона выключать воду во время чистки зубов они закатывают глаза: малыш, может, тебе еще чечетку станцевать? Какие еще черепашки в океане умирают? Они умрут и без твоего сэкономленного миллилитра воды, и вообще, какое тебе до них дело? В природе все друг другу мешают, так эта вселенная устроена. Ворона это ужасно огорчает, но с правилами в общем доме он смиряется. А Колин, случайно задев во время тренировки стебель какого-то большого сорняка, залечивает его магией и смущенно поясняет: "Ко всему живому ведь лучше относиться с уважением...". Но Ворон наблюдает за ним месяцами, коллекционирует в памяти маленькие действия (вот он помог соседу, вот он с улыбкой помахал детям, которые пронеслись мимо него и запылили ему полы рабочего кимоно, вот он засмеялся и сказал "ничего", когда Ворон разбил его сахарницу) и понимает - это не уважение. Это доброта и даже любовь. Колина - ко всему сущему. И Ворона - ко всему сущему и в особенности к Колину.

И это и есть причина, по которой Колина ввергло в такое отчаяние смерть Иттецу.

Колин же к моменту принятия влюбленности идет долго. В самом-самом начале, еще будучи злой колючкой, он интерпретирует знаки внимания (исключительно дружеские) со стороны Ворона как симпатию и думает: бедный мальчик! Влюбился в меня, совершенно не зная, что любовь - дерьмо, которое того не стоит, и что Колин на эту авантюру никогда не подпишется! Как жаль будет разбить ему сердце... Потом Ворон упоминает в разговоре, что, вообще-то, так же весело тусил и с Сиррой, и с Хэйден, и Колин стыдливо признается сам себе, что обознался. Видимо, Ворон все-таки просто добрая душа, да еще и тактильный и эмоционально открытый человек, и приятные жесты с его стороны вовсе не значат, что он на тебя запал. Но на этом этапе Колин осознает, что влюбился сам, и - о боже, это катастрофа, любовь же дерьмо, которое того не стоит, и он же никогда на эту авантюру не подпишется!!!

Он очень долго отрицает свои чувства, пытается от них избавиться, но, будучи по природе очень пылким человеком, ничего в итоге сделать с ними не может и сдается. Ворон кажется ему никогда прежде не виданным чудом, живым, искренним, полным каких-то открытий в каждом уголке души. Его реакции достаточно просты, пусть и не всегда предсказуемы, и почти всегда комфортны. Там, где Реджинальд направил бы на тебя уничтожающий взгляд; где Александр бы сдержанно кивнул; где Грейс бы улыбнулась, но через минуту забыла о том, что ты ей говорил; где Иттецу в самый неожиданный момент твоей радости бросил бы из ревности или зависти фразу, из-за которой от радости не осталось бы и следа - Ворон смеется. Или предлагает свой вариант решения проблемы, или задает уточняющий вопрос, или хвалит, или вспоминает какую-то свою историю, которая, как ему кажется, будет тебе близка. Он понятный и приземленный, в отличие от мамы, он не пытается держать тебя за горло, в отличие от отчима, он не прячет эмоции за этикетом, в отличие от отца, не ударяет бурей негативных эмоций в самый неподходящий момент, словно ножом в спину, как Иттецу. Он разделяет и приумножает хорошее, он поддерживает и слушает о плохом, и разговор с ним никогда не обрывается на неловкой фразе. Колин видел, как силой мысли поднимают камни, видел, как магией лечат раны, но то волшебство, что творит с его сердцем простое общение с Вороном, он не встречал прежде никогда.

На третьей стадии принятия этого ужасно-кошмарно-непозволительного чувства Колин мучается в неведении, пытаясь понять, нравится ли Ворону в ответ или нет, да и вообще, по парням ли тот или по девушкам, или аромантичен по природе своей?.. Может, Ворон уже влюблен в Сирру, о котором говорит 24/7? Пара неловких разговоров в темноте во время совместных ночевок помогают выяснить - Ворон пока сам без понятия насчет своих предпочтений, но может сказать, что ему как минимум однажды по-настоящему понравился парень. И нет, это не Сирра, я слышу, как ты, Колин, вопросительно молчишь! Колин смеется. В груди теплится надежда. И стыд, и волнение - вдруг чувство взаимно, а он сам окажется этого не достоин.

Снега сходят, деревья зацветают, небо теплеет. В тренировочных боях, в которых Колин прежде побеждал за двадцать секунд, теперь через минуты борьбы всегда берет верх Ворон. Они прообщались всю зиму и теперь общаются всю весну, вместе читают книги и учатся (Колин решает помочь Ворону наверстать вообще все школьные базовые знания), тренируются, путешествуют - Ворон берет Колина с собой в параллельные миры просто так, погулять. Влюбляются понемногу все сильней, но молчат, хотя оба уверены, что однажды все-таки признаются. Ну уже вот-вот. Уже совсем скоро.

Идиллия прерывается лишь раз, когда их чуть не ловит МСБ. У них получается оторваться и убежать, и Колину кажется, что это опасное, но немного веселое совместное приключение. А Ворон, который как раз-таки всегда считал это весельем, вдруг чувствует сильнейший за свою жизнь страх - он уже прочувствовал, что МСБ может сделать с другими людьми. Он делится переживаниями насчет того, что подвергает его неоправданным рискам, и что нужно бы им вернуться в родной мир Колина и больше никуда оттуда не бегать. Ну, Ворон-то бегать будет, это его работа и стиль жизни, просто не втягивать в эту опасность своего друга... но Колин прерывает его - возможность перехода в другие миры кружит ему голову, и ему не просто интересно - он вообще мечтает втянуться в циклистское общество и тоже бороться за справедливость. Ворон нехотя соглашается продолжить совместные вылазки, и его тревога понемногу отодвигается на задний план.

Однажды Ворон пересекается в штабе с обеспеченными магами, которые приглашают его помочь с несколькими делишками и в награду дарят приглашение для двоих на потрясающее мероприятие - бал влюбленных в целом мире(!), который был обустроен исключительно для этого дела. Этим ежегодным мероприятием заправляют богатые волшебники и межпространственные торговцы. Смущенный Ворон спрашивает, а можно ли туда прийти с другом, а не с партнером - ему со смехом отвечают, что никто не входе не проверяет, встречаетесь ли вы по-настоящему. Нужно только выучить несколько танцев, если захочешь в них поучаствовать, снять мерки, чтобы тебе сшили костюм, прочитать правила поведения - и приходи.

Ворон приглашает Колина, неловко объясняясь, что вот, бал влюбленных, мол, но можно с друзьями, мы же с тобой такие классные друзья, а ты так скучаешь по своей аристократии с ее балами и этим всем... Колин спокойно и радостно выслушивает это предложение, отвечает невозмутимым согласием, прощается с Вороном, а потом кричит в подушку от счастья, танцует танец триумфа и улыбается три дня подряд. Да, теперь он уверен на 100% - у них все будет отлично. Ворон мог позвать кого угодно, в конце концов, Хэйден, с которой дружит так давно и которая, в отличие от Колина, девушка, и тоже (наверное?) не против бы попасть на бал. Но Ворон выбирает его. На бал влюбленных. Да, они определенно очень хорошие друзья, и Колин совершенно ничего не заподозрил. Колин боится лишь одного - случайно не потерять голову и не сделать Ворону предложение в следующую же их встречу. Не выпалить "ты лучшее, что со мной было" вместо "привет".

На балу все идет прекрасно: Колин впервые за несколько лет наконец-то красиво одет, у него уложена прическа, он чувствует себя в своей тарелке. Ворон немного стесняется важных шишек, но встречает нескольких знакомых богатых магов, болтовня с которыми помогает ему тоже почувствовать себя желанным гостем. Они объедаются вкусной едой, танцуют, потом еще объедаются, еще танцуют, обсуждают политику, интерьеры, танцуют, берут еще еды... И шампанского, которое Ворон разве что пригубил (он как-то не фанат алкоголя - это горько и кисло, разве что пузырики прикольные), а Колин взял бокалов пять для храбрости и блеску глаз (ну и вообще, отличный продукт ведь, чувствуется изысканность!).

Вечер подходит к кульминации - гостей зовут в необъятный сад, выдают по бумажному фонарику на пару и велят отпустить, загадав желание. Если у обоих совпадет, то обязательно сбудется. Колин с Вороном отходят далеко-далеко по цветочному полю в густых сумерках и, сидя на пригорке, загадывают. Ворон - чтобы Колин был счастлив. Колин - чтобы у них с Вороном все получилось. И это, в общем-то, одно и то же.

Они выпускают фонарик, и Колин после нескольких секунд молчания, краснея, запинаясь, начав издалека и прочитав огромный шекспировский монолог, наконец-то проговаривает ртом то, о чем молчал последние месяцы: "я тебя люблю". Разволновавшийся и 15 раз чуть не потерявший сознание за время шекспировского монолога Ворон отвечает взаимностью. И они целуются. А потом еще, и еще, и на поле, и на аллеях, и где-то в углу зала, и на балконах, и еще идут танцевать, и еще Колин, окончательно расхрабрившийся от шампанского, таскает Ворона на руках, читает ему стихи о любви и называет его самым лучшим волшебством. Жизнь кажется сказкой.

Ночь медленно идет к концу.

Вымотанные и счастливые, они отправляются переодеваться в повседневную одежду, но Колин в последний момент оставляет Ворона одного, решив взять еще пару пирожных с собой (на трезвую голову он в жизни бы так не поступил, но сейчас он храбр настолько, что даже немного неаристократичен - но только ради Ворона, в которого эти пирожные лезут просто в неограниченном количестве). Ворон полусонно переодевается в рубашку и джинсы в каком-то дальнем крыле бального дворца, когда слышит шум и грохот вдалеке. Колин прибегает к нему без пирожных, весь в пыли и с ужасом в глазах. С полуслова Ворон понимает: МСБ. И люди в зале нуждаются в помощи.

Они вдвоем врываются в зал, где сразу несколько отрядов творят "правосудие" над всполошившейся толпой. Кто-то сбегает в параллельные миры, кого-то поймали и держат в заложниках, кто-то лежит на полу без движения, кто-то пытается отбить выживших. Ворон и Колин присоединяются к сражающимся, и впервые в жизни Колин становится свидетелем того, каков Ворон в настоящем, не тренировочном бою - а он лучше большинства. И теперь уж точно в тысячу раз лучше Колина.

Многих людей удается освободить, толпы бестолковых богачей покидают зал обходными путями, на помощь своим прибывают новые отряды МСБ. Циклисты позорно проигрывают бой, даже не пытаясь одолеть МСБшников - они пытаются лишь освободить близких, после чего большинство сбегает. Ворон не сбегает - даже не собирается, пока не поможет всем, кому в силах помочь. Это выходит ему боком.

Его окружают, отщепляют от Колина, отражают его многочисленные атаки и в итоге ловят на глазах у всех, кто остался в зале до сих пор. Следующим ловят Колина, прижимают к полу, нацеливаются в висок, но временят - эта казнь будет уже не на количество, а на качество, демонстративная, победоносная. Держа вырывающегося пленника за горло, МСБшник (видимо, главный какого-то отряда) обращается к нему лично (зная, что на него направленны десятки камер и глаз):

- Видишь, сколько людей погибло? А знаешь, сколько еще погибнет, пока такие, как ты, наглый мальчишка, не поймут, что жить надо по правилам, так, чтобы никому не пришлось тебя за это приструнить? Я тебе обещаю - каждый, кто нарушает базовые правила перехода, будет ликвидирован, и ты, и все твои милые друзья тоже - мы никого не забудем. И это все будет исключительно на вашей совести. Видишь вот тех людей? Это из-за тебя. Это ВСЕ из-за вас. Эй, вы, там - я и к вам обращаюсь!

Перепуганный насмерть Ворон дергается, но безуспешно; только с помощью какого-то смельчака из циклистов у него получается вырваться самому и отбить невредимого Колина у МСБшников - страх, отнимавший энергию, становится настолько сильным, что превращается в ее источник. От чрезмерного расхода магии и от небольшого удушья у Ворона кружится голова, идет носом кровь (ах, эти слабые сосуды). Он собирает последние усилия и переносит себя и оставшихся на свободе в соседний мир.

Дальше выжившие разделяются и бегут по отдельности, потому что преследователи не оставляют своих попыток, но теперь уже есть хотя бы какая-то надежда на то, что можно сбежать и оторваться. Ворон строит маршруты по мирам на ходу, не в силах думать дальше, чем на три перехода вперед. Когда они остаются вдвоем, Ворон останавливается на секунду перевести дыхание. Встревоженный Колин наклоняется к нему, берет за руки, чтобы поделиться частью энергии (самостоятельно переходить между мирами он пока не научился, поэтому помогает чем может, пусть для Ворона это и капля в море).

- Ты в порядке? Все будет хорошо? - то ли спрашивает, то ли утверждает он.

- Ничего не хорошо...

- У тебя что-то болит? Ты не ранен?

- Ты видел, сколько людей погибло?

- Да, я...

- Они сказали, что всех убьют, и тебя, и меня, и всех...

- Они стараются запугать, но ты же даже сейчас отбился, и впредь мы тоже сможем...

Ворон поднимает глаза, вытирает кровь под носом.

- Нет.

- В смысле?

- Я - смогу. Мы - не будем даже пытаться смочь. Я слишком тебя люблю, чтобы рисковать твоей жизнью.

- Ворон, это не ты рискуешь моей жизнью, это они решили перебить всех неугодных и запугать общественность. И у них сейчас получилось, но мы не можем дать этому продолжаться. Давай не будем дожидаться Сирру. Давай сами разберемся с этим, соберем магов, начнем действовать...

- Колин, - измученно говорит Ворон, - ты даже атаку пяти МСБшников не сможешь отразить, а их там сотни. Тысячи. Я не знаю, сколько их, может, миллионы! Они тебя просто убьют! Я не могу...

- Ворон, пожалуйста, успокойся, они тебя запугали. Ты потратил невообразимо много сил, ты вот-вот отключишься. Пойдем домой, выспимся, поймем, что делать дальше.

- Я знаю, что делать дальше.

- Что?

- Не дать им даже повода тронуть тебя.

- Давай не будем сейчас ничего решать. Мы ведь уже говорили об этом.

- Если я не буду сейчас решать, они догонят нас и убьют. Я чувствую их, они не так далеко от нас, всего за пару миров.

- Но...

- Колин, - всхлипывает Ворон, - я не хочу, чтобы ты был во всем этом... Пусть я, пусть сильные маги, пусть политики, но не ты... Если ты погибнешь по моей вине, что я буду делать?

- Это никогда не будет твоя вина!!! Они просто хотят, чтобы ты так думал и оттого слушался их! Ты ведь сам меня учил не взваливать на себя вину за других людей, почему же теперь наступаешь на мои грабли?

Ворон молчит, смотрит в землю и думает. Колин в отчаянии сжимает его пальцы в своих:

- Пожалуйста, послушай меня...

- Колин, - говорит Ворон, - прости меня.

- Ты ни в чем не виноват.

- За то, что я сейчас сделаю.

- Что?..

Прежде, чем Колин попытается как-либо противостоять, он чувствует, как тело перестает слушаться его и как по его рукам (из пальцев, касающихся рук Ворона) начинает течь энергия.

- Прости меня. Я очень сильно тебя люблю, ты невероятный, хотя сам в это не веришь, и я хотел бы с тобой провести всю жизнь, всю-всю... но я не могу вынести этого, я не могу допустить, чтобы ты погиб. Как бы я ни хотел, чтобы мы были вместе, я больше этого хочу, чтобы ты был жив и здоров, и чтобы твоей жизни никогда не коснулись те проблемы, которые ее коснутся, если ты будешь со мной.

- Ворон, - Колин чувствует, как магией сводит челюсти, - Я прошу, не надо решать мою судьбу без моего участия! У меня есть в этом вопросе право голоса! Я хочу рисковать с тобой!

- Иди, вернись к папе, скажи, наконец, что любишь его. Не бросай магию. Познакомься с мальчиками в своем городе...

- Ворон!!!

- Я тебя всегда-всегда буду любить. Ты только сам себя люби, пожалуйста. А обо мне лучше не вспоминай.

Колин судорожно дергается, пытаясь одолеть колдовство, но даже обессилевший в край Ворон по-прежнему гораздо сильнее его.

- Нет!!!

В следующий миг МСБ врывается в мир, где они вдвоем стоят, невзаимно прощаясь; в эту же секунду двое преследуемых пропадают с того места, где стояли, хотя нигде поблизости нет других соприкосновений для перехода. Отряд бесцельно крутится на месте.

Колина больно бросает вниз, в темноту. Придя в себя где-то на рассвете, он поднимается, касается виска с запекшейся кровью, шипит от боли. Не помнит, как здесь оказался и что это за место. Только домик поблизости кажется ему знакомым. Кажется, он здесь жил?.. Один? С кем-то? Кто он вообще такой?..

Ворон падает в траву другого измерения немного менее болезненно, стесывает ладони и щеку. Тренировки в горной деревушке не прошли даром - он не только смог повторить трюк с переходом между мирами не через соприкосновение, так еще и повторил его в двойном размере, спасши этим и себя, и Колина. И остался при этом не на грани смерти. Хотя... лучше просто сказать "остался в сознании" - он совершенно не чувствует себя живым. Он лежит на траве в темноте и мучительно плачет. Перед глазами висят картины убитых магов и Колин с заломанными руками лицом в пол, шею душат фантомные руки МСБшника, в ушах звенит "всех убьем, никого не забудем". Сердце болит за погибших, за Колина, за себя. Он не знает, правильно ли поступил. Он не знает, что ему делать теперь, кому помочь и кто поможет ему.

Вдалеке слышатся голоса - наверное, в этот проходной мир тоже попали беглые маги с бала. Кто-то громко, надрывно восклицает: "Где остальные? Где Ворон? Кто-нибудь видел Ворона? Такой мальчик, лет на шестнадцать выглядит... кто-нибудь его видел?". Шатаясь, Ворон поднимается на ноги и, заплаканный, перемазанный в соплях, земле и крови, идет на огоньки света.

Сирра кидается к нему на полпути, подхватывает его на руки, что-то взволнованно тараторит.

- Ты наконец-то вернулся, - изнуренно, но с облегчением говорит Ворон. - Как я по тебе скучал...

И больше ничего в этот день уже не слышит.

#ocs #art #russian post #oc #flecky oc #digital art #original charater art #original character

4 notes · View notes