muncotton

[muncotton]

— helion and the lady of the court of autumn // segment #2

Кожей, ощутив огромный всплеск магической энергии, плотно прикрыв ладонями лицо, особенно пряча глаза, дабы не ослепнуть, сжалась в комок, укрывая лицо в коленях.

Твари взвыли мерзким воплем.

В голове прошелся вих��ь мыслей — от самой рациональной — Берон прознал о том, что на место, куда он отправил меня, напали и отослал на помощь своих солдат — до самой отвратительной — он явился сюда лично.

Сердце забилось быстрее. Впиваясь пальцами, стала сильнее сжимать голову, прикусывая нижнюю губу. Кажется, до крови. Ощутила такой знакомый металлический привкус во рту.

Лишь бы не он. Лишь бы не Берон.

Ни он, ни его солдаты.

Пожалуйста.

Дернулась в сторону, запоздало ощутив присутствие рядом. Мои руки аккуратно сжимали чужие, горячие, перепачканные кровью, ладони. Взглянув за спину мужчины, ужаснулась. Там, разорванными кусками, валялись туши палачей Сонного Царства.

Сёстры.. Они ведь.. погибли.

Сердце вновь сжалось, отозвалось болью.

Чужие ладони коснулись лица. Убрали выбившиеся волосы, нежно откидывая их назад. Ещё раз невесомо провели вдоль виска, заправив пряди за ушко. Большим пальцем мужчина притронулся к скуле, растирая капли слез.

Чувствовала, как внутренне напрягается тело. Хотелось дёрнуть головой в сторону — подобная нежность лишь вызывала во мне дрожь. И знала, что следует за нежностью.

Боль.

— Ты цела? — прозвучал знакомый голос.

Шокировано приподняла заплаканное лицо, ощущая как легко мне становится. Как уголки губ немного приподнимаются вверх, а глаза вновь наполняются слезами.

Это не он. Это не Берон.

Хелион.

И всё. Постепенно мой разум был охвачен бренностью происходящего, ощущая тяжелую ношу, тело немело. Руки дрожали — до меня, наконец, дошел факт моей возможной смерти: вот-вот и моё тело бы разорвали бы те твари.

Слёз стало больше. Кажется, голос сорвался, поэтому могла говорить лишь шёпотом. И болтала. Тихо, без остановки, ведая ему всё, что произошло: как оказалась здесь, как бежала, оставляя сестёр там, в опасности, как думала защищаться и почему оказалась в ловушке. Как благодарна ему за собственное спасение.

А он слушал, не смел прерывать. Сидел рядом, рассматривая меня встревоженным взглядом, кажется, всё ещё пытался отыскать какие-то раны, но ничего кроме синяков и содранной кожи не было. Кривил рот, редко озираясь на трупы. Не спешил и не торопил.

— Мои сёстры, — голос вновь надломился.

Глаза Хелиона выражали сочувствие. Он, склонившись ко мне ближе, притянул в объятия. Водил теплой ладонью по оголенной спине, шепча, что здесь, на ущелье, для меня всё закончено — он не позволит кому-либо причинить боль, защитит и убережёт от опасности.

И я расслабилась — доверилась ему — прикрыла глаза, понимая, что сознание вот-вот покинет меня. Положив голову на его плечо, ждала, изредка всхлипывая.

Он поднялся, удобно подхватывая моё усталое тело, понимая, что из-за погони во мне не осталось сил даже говорить. И прижав к себе ближе, переступая через остатки палачей, двинулся вглубь леса.

[muncotton]

Когда погибали Элементулы, родители всего живого и убийцы, местность с их трупом покрывалась толстой зеленой — травяной —прослойкой. Мягкой, но достаточно плотной. Она представляла собой небольшие ростки, и в��олне были способной породить леса, сплошь покрытые высокими могучими деверьями, захватывающими участок до самой дальней капли божественной крови.

И то же самое произошло здесь, в столичном городе. Прячась за обломками машины, которые свирепо сокрушил Бог Растений, я поджала губы, мысленно считая, сколько людей находится здесь.

Крови они не обнаружили, и уже точно не обнаружат, как только она оседала на землю или другие предметы, то приобретала иную форму, поэтому мужчины в костюмах озадаченно обходили заражённую область, то и дело шкрябая выросшие из ниоткуда заросли.

Вскоре, собрав пару образцов — сорвав листья с ни��падающих веток и отодрав кору деревьев — мужчины небольшой группой загрузили два крупных контейнера и, отсалютовав, выехали из огороженного района. За ними последовали и остальные.

Теперь мне следовало добраться до головы Бога, нелепо свисающей назад, по неживому телу, лишённому магических сил.Хватаясь за вросшие ветки, лезла вверх, огибая или подныривая под коряги, царапая кожу об шипы. Иногда ноги глупо слетали, как только касались гладкой коры, и мне приходилось искать другой ход или, в крайнем случае, если она занимала весь периметр, использовать ножи, грубо врезаясь в деревянную кожу.

И всё-таки увечий наносить ему не хотелось. Я и так потрачу большую часть своих сил на возрождение Бога. А они, к тому же, весьма жадны до целительной магии, могут пересилить спасителя и сожрать, поглотив всё без остатка.

И лезла, продолжала двигаться вперёд. На свой риск и страх. А всё потому, что я продолжала ощущать страх и тревогу; его желание жить и быть живым. И это манило меня, звало жуткой песнью, проникая под кожу, словно не мной, заставляло быстрее перебирать конечностями, безрассудно цепляясь за острые, покрытые маленькими иглами, ветки.

Вновь ударившись ногами об кору, сбив колени в кровь, наконец, вылезла на крышу. Стояла вблизи его головы и, замерев, тяжело дышала.

Руки заныли тяжёлой болью.

Тряхнув кистями, сбрасывая с тела лёгкий мандраж, сделала ещё один шаг в его сторону. И вновь остановилась, стала осматривать разорванное лицо. Кто-то, использовав огнестрельное оружие, расшиб его жизненное ядро.

Что ж, это займёт пару часов. Как бы ни дней — мне не хотелось бы находиться здесь несколько дней и слышать в голове чуткую песнь смерти, словно ангелы, кружа над городом, зазывали его — это могло грозить мне лишением рассудка. Конечно, я восстановлю его, если к этому времени не потеряюсь и не забуду, кто такая и для чего сюда явилась.

А это произойти могло.

И я подготовилась. Написала на руке имя и причину визита на 'недра смерти'. Эта же информация будет нужна и тем, кто найдёт меня, точнее, опустошенный труп.

Вдохнула. Сжала пальцы рук.

Вздохнула. Разжала их.

Подойдя ближе, сложила руки на его лбу. Склонилась над ним и стала шептать. Сначала тихо, еле слышно, но чем больше времени уходило на его возрождение, тем громче, нетерпеливее звучали слова.

Дальше сосредоточиться на лечении Бога становилось сложнее: руки пробивала мелкая дрожь, тело, значительно ослабленное после вылазки, постепенно немело, а белые руны — признаки целебного наследия — обрисовавшие собой весь стан, побледнев, исчезали.

Стали дрожать ноги.

Спустя ещё часы Элементул стал подавать первые признаки жизни: постарался качнуть головой — простая, но не успешная, попытка её приподнять. Позже, дёрнул рукой; хотел либо скинуть меня, либо всё ещё ощущал опасность и нужду вновь защищаться.

Поспешила вернуться к тихому шепоту, запоздало понимая, что его поврежденный разум пугает мой рассерженный голос. Руки стали медленно водить по голове, успокаивая и убаюкивая.

И он вновь погрузился в сон. В лёгкий, невесомый сон.

Пальцы его рук слегка подрагивали — Бог Растений вновь предпринял попытку подняться на ноги.

Меня толкнуло. Высокое здание тоже. Родитель всего живого, оперившись руками об стену здания, пытался встать. Крепкие лианы, вросшие в многоэтажный дом, рвались, тянулись за ним, обламывая постройку, лопая стекла.

Меня толкнуло ещё раз — он рывком поднялся, всё ещё волоча за собой руки, свисающие сломанными ветками. Шагнул в сторону, стал крутить головой, пытаясь найти,высмотреть кого-то.

Пытается найти убийцу.

Из меня вырвался судорожный вдох — морда Элементула следила за мной, ловила каждое нервное движение. Наклонив голову в бок, склонил тело вперёд так, как обычно делают дикие кошки прежде, чем напасть на свою жертву. И замер. Лишь на мгновение.

После резко вскинул руку, разломав итак разрушенные плиты, мерзко зарычав, всё ещё сплевывая кровь. Меня откинуло назад. Резко. Больно. До темноты в глазах. Свалившись на пол, моментально покрыв своё тело целительными рунами, превозмогая тяжесть в теле, встала.

Что ж, это и есть твоя благодарность?

Завела руку за спину, схватив рукоять меча, крепко сжала его, выжидая дальнейшие действия Бога.

Его жизненное ядро — большой зеленый камень, помещенный в голове, защищаемый лишь листками лопуха — его смерть. Раз вместо благодарности он решил убить меня, то здесь я ему не помощник — как и любое живое существо, буду бороться до конца.

— Он хочет преподнести тебе подарок, — сделав шаг из тени и сложив обе руки у себя за спиной, произнес эльф. — В качестве благодарности за его возрождение.

Удивленно посмотрела не него, резко развернув голову.

— Подарок? — ещё крепче сжав рукоять меча, спросила.

Бог заурчал. Подошел ближе к краю здания и, склонив тело, протянул руки, сложенные в замок. Медленно разжал пальцы, позволяя увидеть легкое голубое свечение.

Цветок. Он держал, окончательно раскрыв ладони, бессмертный цветок, от которого сильным потоком лилась могущественная магия.

Я задержала дыхание. Руки вновь пробила дрожь.

Эльф, незаметно подкравшийся ко мне, подошел сзади, подталкивая к Родителю. Он обхватил мои кисти своими руками, приподнимая руки чуть выше рта: такую позу обычно занимали почитатели Богов, когда те снисходили к ним со своими дарами.

Я, помня традиции, опустила голову.

Элементул заурчал радостнее, пытаясь встать поодаль, но его ноги уперлись в этажи постройки. Его это не смутило. Он склонился непозволительно близко, отчего вздрогнула, силясь сделать шаг назад, но уперлась спиной в грудь эльфа.

Он усмехнулся — я ощутила это затылком.

Не обращая внимание на мой страх, Бог Растений упоенно уронил в мои ладони бессмертный цветок. И исчез — растворился в миллионах белых лепестков, что кружили над городом, подхватываемые ветром.

Встревоженно обернулась к эльфу.

— Он же не умер? — поднеся цветок к груди, допытывалась.

— Нет, не умер.

— Подобное было и тогда, когда его убили..

— Он отправился домой, — наблюдая за тем, как медленно оседали лепестки, зарождая новые ростки, перебил меня. — Ты даровала ему жизнь.

И взглянул на меня задумчиво.

— Это ведь Вы сюда отправили его, — заметила я, стараясь не сжимать пальцы, дабы не навредить растению.

Но когда отвела взгляд от, казалось, взволнованного цветка, эльфа здесь не было. И не осталось ничего, что напоминало бы о его присутствии. Наверное, лишь этот подарок Бога, что продолжал отдавать легким свечением, освещая глубокую ночь.

[muncotton]

— I was in love with our silence

[muncotton]

— helion and the lady of the court of autumn // segment #1

продолжала бежать вперёд, цепляясь за ветки деревьев, царапая кожу рук, ломая и отбрасывая их в стороны. грудь сдавливало от сбитого дыхания, а в голове все мысли путались: отдалённо были слышны крики фэйри, молящие о пощаде и мерзкий, пробивающий холодный пот, лай существ — палачей сонного царства.

— ты должна бежать, — словно видение, в разум пробрался шёпот сёстры, — бежать и не оглядываться.

телом всё ещё ощущала её крепкую хватку на своих плечах, а воспоминания о том пронзительном взгляде, точно знающем о неминуемой гибели, заставили меня отступиться, не смея даже выставить руки перед собой, чтобы смягчить падение.

и кубарем полетела вниз, больно ударяясь об выступающие камни. тело неприятно саднило, но оперевшись на локти, замерла, игнорируя гулко бившееся сердце, стала вслушиваться во всё, что окружало меня: будь то любой хруст ветки, дуновение ветра или шелест листвы.

в горле пересохло — услышала взывающий вой приближающего существа.

тело задрожало, кожей ощущая смертельную ауру палача. прикусив нижнюю губу и из последних сил сдерживая слёзы, что так неприятно щипали глаза, стала оглядываться — любой предмет, даже отдаленно напоминающий оружие, мог спасти мне жизнь.

взгляд бешено метался по местности: быстро проскакивал между деревьями, камнями, вросшими в землю, и выступами небольших возвышений — холмами.

ничего полезного. от этого беспокойство обжигающей жижей разлилось внутри.

но сдаваться было ещё рано.

обернулась — сзади находился круто оборванный край ущелья. подобравшись к нему ближе стала осматривать и его, руками проверяя прочность нижних плит, что выступали небольшими ступеньками.

но первые два оказались непрочными: они обломались стоило мне легонько коснуться их края. глубокая трещина прошлось к основанию ущелья, а обломки падали, глухо бились об последующие.

тело вздрогнуло ещё раз — в дали послышался молящий возглас существа. они приближались всё ближе. медленно шагали, дразнили, скрипели зубами, подавляя мерзкое тявканье.

они знали, что я в ловушке.

окружив меня, палачи скакились, обливая свою морду слюнями. существ было больше десятка, некоторые из них не смели подходить ближе, прятались в тенях высоких деревьев, покрытых мхом. и все, как один, тяжело дышали. грудная клетка существ бешено двигалась, а из глотки звучал ещё более неприятный скрежет, словно смех. они точно смеялись.

не смея отвести взгляд, наблюдала за ними, рассматривая их, отмечая каждое движение палачей. рука потянулась к краю. ухватившись за оставшийся выступ от первой плиты, надавила сильнее, ощущая как он медленно надламывается и рука вновь начинает саднить. необычайно медленно, стараясь издавать поменьше шорохов, стала поднимать кусок земли, притягивая его к бедру, сминая ладонью, желая ухватиться удобнее.

палачи начали задыхаться — моё желание продолжать бороться за жизнь они приняли как самый неразумный поступок. перетоптываясь на месте, существа стали скрепти гортанью, издавая тихий свист, плеваться слюнями. некоторые из них, что находились достаточно близко ко мне, обнажали клыки, измазанные кровью.

они рычали.

приближаясь ближе, громко тявкали.

преодолев расстояние двумя огромными прыжками, продолжая уверенно двигаться вперёд, твари стали бродить рядом полукругом, не позволяя заметить хоть какую-нибудь лазейку между ними.

вздрогнула ещё раз, крепче сжимая обломок — вдали вновь послышался жалобный вой существа. и резко стих.

палачи стали яростно топтаться на месте, вжимая морду в тело. их глазные яблоки выкатывались из орбит, а зрачки, неестественно расширенные, метались из стороны в сторону — они ощущали дурной запах опасности.

возможно, и собственную смерть.

[muncotton]

— и слёзы являются кровью твоей раненной души, part one

сдерживаю слёзы, начиная сильнее выворачивать пальцы, сжимая их большим и указательным пальцами, впиваясь ногтями в тонкую кожу. ощущаю как внутри ломается что-то важное, что-то такое нужное и необходимое. и понимаю — к горлу подходит ещё один комок, такой удушающий, раздирающий, а следом за ним всхлип — вновь слёзы, градом, скатываются по щекам.

мужчина смотрит печально. от этого же становится стыдно, отчего руки тянутся к лицу и растирают слёзы жёстким, неаккуратным движением. но он сразу же перехватывает их, ��жимая в тисках собственных рук.

склоняю голову к его груди, продолжая прятать лицо. щеки были пунцовыми, а глаза — немного опухшими и покрасневшими. знала. ощущала это всё.

— тебе не обязательно говорить, что произошло, — и замолкает.

не решается сделать шаг — прижать к себе — лишь невесомо касается напряжённой спины. даёт понять, что разговор слышал, но теряется в догадках. оно и понятно — мой родной язык мужчина не понимает. знает, что беседа вышла тяжёлой, пропитанной злостью и обидой.

— всё в порядке, — шепчу, наконец поднимая голову.

слёз больше не было: они, кажется, вытекли все. вместе с чувствами. и эмоциями.

ощущала себя усталой. хотелось спать.

— ты не в порядке, — отвечает.

чего-то ворчит, дёргает щекой.

накидывает на плечи куртку и, крепко прихватив за плечи, выводит из комнаты, быстро спускаясь по ступенькам.

[muncotton]

продолжаю вертеть в руках две банки консервированного томата, высматривая их, в попытках понять какой производитель подойдёт мне больше.

хотелось чтобы томат был сладким, ну или хотя бы с намёком на сладкое.

ещё раз осмотрев прилавок, не найдя более подходящего продукта, возвращаюсь в колбасный отдел, где хотела найти отличную пачку сосисок, которую брала на прошлой неделе.

— какую лучше взять? — всё ещё читая этикетки жестяных банок, спрашиваю.

но ответа не ожидала.

— возьмите вот эту, — тыкая указательным пальцем в дальнюю от него банку томата, смеясь отвечает мужчина. — продукт очень хороший. особенно, если вы собираетесь приготовить икру. он слаще вот этого. — и пальцем стучит по ближайшей.

приоткрываю губы, образуя букву «о», трясу утвердительно головой, доверяясь незнакомцу. и кладу выбранное в корзинку. дальше глазами бегаю по прилавку с колбасным изделием, выискивая знакомую марку — и о чудо! — нахожу.

вот только здесь лежит последние две пачки маленьких сосисок — как раз столько, сколько мне хотелось. также укладываю их в корзинку и собираюсь идти в другой, овощной отдел, но встречаюсь взглядом с мужчиной.

— можно вас попросить об одолжении? — поджимая губы и крепче хватаясь за ручку корзины, аккуратно уточняет.

— вам нужны сосиски?

— да, я хотел попросить вас одолжить мне одну пачку, — говорит, поднимая перед собой указательным палец.

— да, конечно. — неловко улыбаюсь, доставая лишнее, делаю в голове пометку зайти ещё в какой-нибудь магазин по дороге, чтобы докупить какие-то сладости, отдаю желаемое мужчине.

[muncotton]

— мне кажется мы об этом уже говорили, — продолжая мешать веничком яйца и сахар, недовольно, явно выражая это на своём лице, бурчу я. — мне не нравится люди на кухне, когда мне надо готовить.

нужно было ещё встать в позу "руки на бока" и злобно сверлить мужчину взглядом — но даже тогда он бы просто улыбнулся либо посмеялся, продолжая называть меня суеверной, или как-то ещё.

— я же не помогаю тебе готовить, — возражает, вскидывая брови вверх.

мужчина хорошо помнил прошлый раз: из-за всплеска своих чувств и резкого понимания отвратного — еда уже не будет такой вкус��ой — я разрыдалась, слёзно начав просить его не готовить со мной. еда тогда, кстати, и правда не получилась. мы её выкинули и поняв, что очень голодны — заказали две пиццы.

он тогда так удивился, но согласился со мной и с того раза мы не готовили вместе. честно, ни я, ни он ещё не понимают причину такого защитного поведения. а выглядит оно как сейчас: слёзно или недовольно прошу покинуть его кухню, уже прекрасно понимая, что пища не получится.

временами мне кажется, что она уже чувствую как мысленно на ней ставят крест, обидно сворачивается и ни в какую не хочет получаться. словно также злобно шепчет: "раз поставила на мне крест, то ничего не выйдет". и язык показывает, отворачиваясь в другую сторону.

а я вздыхаю. спорить не хотелось — хотелось бросить это занятие. но съесть бисквит мне хотелось больше, поэтому, в попытках вернуть себе те положительные эмоции, которые чувствовала до прихода мужчины, стала опять звонко мешать.

а он лишь опёрся на тыльную сторону руки и молча наблюдал за мной.

даже забыла о его присутствии. и, кажется, всё опять шло как по маслу — смогла наладить отношения с будущим бисквитом, пробуя сладкое тесто. оно, как в начале, было невероятно вкусным.

сейчас точно всё получится.

но не всё получилось так гладко как хотелось: тесто особо не поднялось, с в каких-то частях поднялось уродливым горбом — настроение тут же исчезло.

за то мужчина выглядел невероятно счастливым и отчего светился ярче обычного.

— ты молодец, — поймав меня в ловушку: схватив обеими руками моё лицо и приподняв щеки, клюнул в по рыбьи сложенные губы. — я хочу это попробовать.

— оно же горячее, — смотря на то как он спешит, громко останавливаю его. — да и выглядит не очень. — глаза стали смотреть всё противоположное, а губы сложились в побелевшую нитку.

— может на вид не очень, — согласился со мной, — но мне кажется оно должны быть просто восхитительным на вкус. — поворачиваясь ко мне, заверяет. — хочу это попробовать. — говорит он настойчиво, начиная искать нож.