#незнакомо

[hoteldreamss]

changeling

1 часть, 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть, 6 часть, 7 часть, 8 часть [завершён]

Метки: сцена 18+

Эймонд обязан находиться при собрании Малого совета. Он чувствует раздражение от всего происходящего, больше думая о том, что ты опять избегала его.

Эйгон тоже должен быть здесь, но он опять пьянствовал, развлекался с женщинами и всё ещё выражал недовольство наследованием короны. Алисента кажется даже не была заинтересована отсутствием короля, решив начать обсуждение насущных тем.

— Рейнира отклонила предложение мира, — произносит Отто, конечно же, кинув взгляд на своего внука.

— Нам нужно позаботиться о вооружении, — вмешивается Креган, единственная возможность Эймонда связаться с тобой.

— Это не первостепенно. Мы так и не решили, какой стратегии следует придерживаться. У нас нет плана наступления. — Кристон искренне надеялся подавить Чёрных, кажется всё ещё не забыв первую и последнюю женщину, в которую влюбился по глупости.

Эймонд снова теряется в своих мыслях.

***

Подняв руку и постучавшись в покои Хелейны, Эймонд не подозревает, что может увидеть тебя.

Но зайдя по разрешению своей сестры, он удивляется. Ты сидишь на большом диване, увлечённая игрой с Джейхейрисом. Малыш сидит рядом с тобой, пока вы перешёптываетесь и держите в руках какие-то игрушки, которые Эймонд может разглядеть лишь подойдя ближе.

— Дорогой брат, — произносит Хелейна, её губы растянуты в улыбке, от счастья видеть Эймонда.

— Сестра. — Он сразу переводит на тебя взгляд, замечая твоё промелькнувшее недовольство. — Жена.

— Муж. — Ты будто выплёвываешь это.

Твоё внимание возвращается к племяннику Эймонда. Он может отдать тебе должное, видимо твои гены омеги рады компании ребёнка, он понятие не имеет насколько маленький Джейхейрис тебе понравился.

— Ты не разговаривала с Эйгоном, Хелейна? — интересуется Эймонд, держа руки за спиной и стараясь не пялиться на тебя.

— Нет, ты же знаешь, он не заинтересован в моём обществе.

— Мы не можем найти его, снова.

Ты перешёптываешься с мальчиком, который хихикает от твоих слов. Вокруг вас будто ничего нет, вы одни здесь, это умиляет Хелейну, которая продолжает вышивать пчёлок на платке.

— Должно быть он на Шёлковой улице.

— Если бы… — Эймонд смотрит на тебя. — Могу я поговорить с тобой наедине, жена?

Ты поднимаешь взгляд на своего мужа. В твоих глазах заметна жёсткость, сталь и решимость. Улыбки больше нет. Вернув внимание к Джейхейрису уголки твоих губ снова поднимаются, ты становишься мягче и что-то шепчешь ребёнку, заставляя его хихикнуть.

Встав со своего места, ты прощаешься с королевой, и вы с Эймондом следуете на выход.

Покинув покои Хелейны, Эймонд направляется по коридору дальше от двери.

— Чего ты хотел, муж? — интересуешься ты, положив одну руку на другую, держа их под грудью.

— Моя мать спрашивала о твоей беременности.

— Ты обрадовал её? — ты плескаешь ядом, и останавливаешься, когда Эймонд заходит в небольшое углубление в стене коридора. Он хочет, чтобы вас не было видно, и тебя это слегка напрягает.

— Мне бы хотелось, но увы, моя жена бегает от меня, как от чумного.

— Ты знаешь моё мнение о детях.

— Я знаю, но на тебе нет моей метки. — Эймонд тянется к твоим волосам, аккуратно поправляя пряди, оголяя изгиб твоей шее. Он замечает как ты застыла. Но ты и не отталкиваешь его. — Мы должны…

— Сегодня ночью. У тебя же нет планов?

— Я абсолютно свободен для тебя. — В его тоне слышится кокетство, и ты ловишь себя на том, что сдерживаешь улыбку.

Странное приятное чувство в груди. Это незнакомо, но ты стараешься подавить это, не позволять своей омежьей сущности замурлыкать и подумать о чём-то большем, чем о кокетстве.

— Я приду к тебе. — Ты отстраняешься от Эймонда, желая заняться чём-то помимо общения с собственным мужем.

Он хватает тебя за локоть. Это не резко, всего лишь попытка остановить тебя. И ты поддаёшься. Отсутствие желания бороться с ним от тебя, заставляет Эймонда ликовать внутри.

— Ты могла бы не принимать подавители. — Его взгляд не выдаёт ничего. Увидев твой непонимающий и настороженный взгляд, он спешит объясниться. — Метка может не прижиться. Я читал об этом.

Ты держишь язык за зубами. Он не знает какую траву ты завариваешь, какой раствор втираешь в свою пахучую железу. Есть травы не вызывающие отторжение связи с альфой, но есть и более сильные, вызывающие воспаления от укусов.

Кротко кивнув ты уходишь.

***

Эймонд легко мог контролировать свои эмоции и чувства. Его сущность альфы не была проблемой, но иногда, он чувствовал себя иначе. Ты должна была быть его омегой. Ты должна была быть послушной и ласковой, ластиться к нему, а не отталкивать его и огрызаться.

Он знает, что у тебя был повод для настороженности и подозрительности. Эймонд не может осуждать тебя за аккуратность.

— Можем разобраться с этим быстро? — ты заходишь в его покои без стука, и стоит твоему взгляду наткнуться на Эймонда, ты выдаёшь своё пожелание.

Оглядев тебя, он замечает ночную сорочку под халатом. Эймонд не знает пыталась ли ты соблазнить его, он не уверен, что ты пошла бы на это, ты всегда выглядела хорошо, следила за своим внешним видом. Очевидно твоя немного развратная ночная рубашка не была попыткой соблазнения.

Эймонд поднимается со своего места. Книга остаётся на небольшом столике между камином и диваном.

— Твои подавители ещё не вывелись. — Эймонд чувствует твой запах, приятный, но очень слабый, лучше чем ничего, как раньше.

— Нужно больше времени для этого. И может быть с меткой всё будет в порядке, незачем волноваться раньше времени.

Ты начинаешь снимать лёгкий халат. Скинув его, ты откидываешь шёлковую ткань на сундук рядом с кроватью.

— Удивительно, как легко ты согласилась на это…

Твои ладони тянутся к его колету, желая избавить Эймонда от одежды. Глубокий вздох заставляет твоего мужа понять, что ты немного раздражена.

— Я не хочу детей, в такое время. — Эймонд позволяет тебе продолжать. — Ты очевидно не желаешь меня видеть рядом как свою омегу, ты был недоволен мной с самого начала. Мои подавители меня устраивают, но твоя метка заставит твою мать и деда отстать от меня и тебя. Одно быстрое спаривание может окупиться моим спокойствием и беззаботностью. Я могу это потерпеть. — Опустив руки ты смотришь на Эймонда. — Тебе тоже придётся быть со мной, удивительно как легко ты согласился на это. У меня сейчас нет течки, и я надеюсь ещё долго не будет. О ком ты будешь думать, чтобы возбудиться?

Ты отходишь от него. Твоя лёгкая раскрепощённость и открытость к контакту радует, но не лишает подозрительности Эймонда.

— Мне это не требуется. — Скинув часть одежды, оставаясь в брюках и сапогах, Эймонд направляется к тебе. Вставая перед тобой он скользит взглядом по тебе, его рука тянется к твоему лицу, положив её под твой подбородок, так что большой палец касается твоих губ, Эймонд с трудом сдерживает себя от того, чтобы не протолкнуть его тебе в рот.

Твой взгляд устремлён на него, он видит вызов, будто ты думаешь «давай сделай, если думаешь, что я не откушу тебе палец». Это одновременно забавляет его и заставляет чувство гордости заполнить сердце.

— Я не хочу навязываться тебе. Я знаю, что был предосудителен, и я сожалею об этом. — Его палец всё ещё на твоих губах. — Я хочу, чтобы наш брак был приятным для нас и полезным.

Твои губы искажаются в улыбке, но она насмешливая.

— Твои сладкие речи не помогут тебе сделать меня влажной. Я знаю, как ты ко мне относишься. Для тебя сейчас будет акт подтверждения твоего контроля надо мной. Ты покажешь мне какой ты сильный и как легко можешь сделать со мной всё, что тебе захочется.

Эймонд убирает свою ладонь от твоего лица. Огонь в камине отбрасывает достаточно света, чтобы вы видели друг друга. В комнате не так тепло, и твои соски дают об этом знать, Эймонд же кажется даже не мёрзнет без рубашки. Он удивительно ласков с тобой, на твой взгляд, но ты понятие не имеешь, что он пытается быть таковым. Сложно показывать свои чувства, когда думаешь, что тебя в любой момент могут отвергнуть.

Он садится на корточки перед тобой, держа теперь свои руки на твоих коленях. Полутьма в комнате создаёт более интимную атмосферу. Запертая дверь позволяет тебе чувствовать уединение.

— Я честен с тобой, милая омега. — Эймонд не знает, как такое обращение повлияет на твоё настроение. Иногда это хорошо сказывалось на омегах, напоминая им о том, кем они являются. — Я не хочу обижать тебя. Наш брак может быть не только выгодным. Мне не сложно признать, что я ошибался на твой счёт. Ты нужна мне, и я хочу тебя, как свою жену, как свою омегу.

Он скользит своими изящными пальцами по твоим лодыжкам, к икрам, добираясь до твоих коленей, но уже задирая тонкую, полупрозрачную ночнушку, он не отрывает взгляд от твоего лица, замечая, как ты борешься сама с собой, думая доверять ему или нет.

— Я буду относиться к тебе с уважением и нежностью, как ты того заслуживаешь.

— Ты думаешь, что если я омега, мне необходима нежность? — ты сдерживаешься от шипения, стараясь звучать не так грубо, но твой легко накатывающий гнев всё равно чувствуется.

— Я верю, что тебе она необходима, и ты не откажешься, когда я дам её тебе.

Может быть он прав, но ты всё равно почему-то злишься. Его губы касаются твоих ног, оставляя по одному поцелую на коленях. Пальцы уже ощупывают твои бёдра. Снова поцелуи. Тебе это нравится. Ты принимаешь подавители, делающие тебя тише, незаметней и менее чувствительной, но то что делает Эймонд заставляет разжигать костёр в твоём сердце и внутри лона.

— Ты не должна быть сильной со мной. Тебе это не потребуется, я даю тебе своё слово. — Он слабо давит на твои колени, заставляя их раздвинуть. — Ты не будешь больше одна против всех. Всё что тебе будет необходимо я сделаю и никогда не попрекну тебя этим. Я позабочусь обо всём. Никто не посмеет тронуть тебя.

Его поцелуи остаются на внутренней стороне твоего бедра. Ты трепещешь под ним. Твой муж заставляет тебя чуть ли не рыдать от нежности, которую ты никогда не испытывала. Это странно для тебя, но ты ничего не можешь подделать с собой, чтобы оттолкнуть его.

— Я позабочусь о тебе. Стану твоим альфой, таким какого ты заслуживаешь и хочешь.

Откинувшись немного назад, ты позволяешь ему увидеть твоё лоно. Пухлые складочки лишь слегка блестят. Ты выделишь мало сока, твои отвары тебе не позволят быть сегодня более чувствительной.

— Позволь мне позаботиться о тебе. — Его шёпот обжигает твою нежную кожу.

— Я… Я убью тебя, если ты…

— Я никогда не сделаю ничего, чтобы заслужить твоих ненависти и гнева.

Он не слышат от тебя согласия. Но ты не можешь его дать, даже если хочешь, чтобы его язык был применён иначе. Подняв на тебя взгляд Эймонд видит борьбу на твоём лице. Ты борешься с подозрительностью ко всем и всему.

— Я заслужу твоё доверие, омега, обещаю. — Тогда его нос утыкается в твой холмик, а язык касается твоих половых губ. И ты падаешь на огромную кровать застеленную дорогими мягкими простынями.

Его язык творит чудеса. Хотя ты понятия не имела, что может быть по-другому, ты всё равно впечатлена. Это невероятно приятно. И даже сидя вечно на подавителях, ты кончаешь быстрее, чем вы оба могли предположить.

Твои соки сладкие, оставляют привкус на языке похожий на свежие зелёные яблоки, но это слабо и вкуса почти нет. Эймонд догадывается, что это из-за того, что ты так давно и часто пила это проклятое варево.

Забираясь на тебя, он нападает на твою шею с поцелуями, слабыми укусами и влажными следами. Он хватает тебя за лицо одной ладонью и накрывает твои губы своими. Ты послушно отвечаешь ему, какая-то маленькая часть тебя, которую ты подавляла годами тихо ликует от послушания и возможности иметь кого-то рядом, кто очень твою услужливость, с кем ты можешь её проявить. Слова Эймонда всё же произвели на тебя эффект, даже если ты будешь думать над ними позже.

— Ты хочешь мою метку?

— Ты позволишь мне оставить свою?

— Да.

Ты киваешь, и Эймонд проходится рукой вниз, лаская твои изгибы и добираясь до своих брюк. Он приспускает их, освобождая свой твёрдый член и надрачивая его пару раз. Его возбуждение невыносимо. Хватает мгновения, чтобы он оказался в тебе, и ты скулишь под ним.

— Ты примешь мне, как хорошая омега. Ты можешь это сделать, красавица, я знаю, что ты справишься со мной, со своим альфой.

Твои ноги раздвинуты, он уютно устроился между ними, держа свой член в твоём влажном, тёплом и тугом лоне. Ты мурлычешь под ним, когда он опускает лицо к твоей железе, лаская её языком. Он знает, что ты ещё не готова к этому, на самом деле он чувствует твоё напряжение. Это расстраивает его. Но руки на его груди, твои приоткрытые влажные губы от ваших поцелуев, слезящиеся глаза, покрасневшие щёки, ты его милая фантазия и желание воплоти.

— Позволь мне быть твоим, — его толчки глу��окие и ты царапаешь его талию.

Он кончает глубокими толчками, утыкаясь в изгиб твоей шеи. У него на самом деле есть возможность укусить тебя, поставить свою метку, но он сдерживается. Ваш интимный дикий момент близости наступит позже, Эймонд готов подождать и выдержать нападки своей матери и деда.

Слезая тебя и ложась рядом, твой муж пытается отдышаться, зашнуровывая свои брюки, пока ты поправляешь свою ночную рубашку, прикрывая ноги.

— Я говорил серьёзно.

— Я знаю.

— Позволь мне воплотить всё сказанное, — его рука находит твою. Он подносит твою ладонь к губам, оставляя поцелуй на тыльной стороне.

Ты киваешь, издавая тихий звук согласия и пододвигаешься к Эймонду. Поцелуй который ты даришь ему сладкий и похож на предупреждение. Но вы сдвинулись с места, а это уже хорошо.

*последняя часть*

___________________________

tags: @mandiiblanche

[casualbos-bir]

Любовь — это прекрасное чувство, но со стороны влюбленные производят неприятное впечатление. 

Оставишь их одних на пять минут, кофе поставишь, вернешься — а они уже на пол свалились. Или сидят, но рожи красные, глаза выпученные и языки мокрые. И сопят. 

Влюбленные вообще много сопят, чмокают и хлюпают. Из них все время что-то течет. Если влюбленных сдуру положить спать на новую простыню, они ее так изгваздают, что только выбросить. 

Если влюбленный один, то у него есть Предмет Любви. 

Если Предмет Любви по легкомыслию впустит такого влюбленного хоть на пять сантиметров внурь, он тут же там располагается как маршал Рокоссовский в немецком городе, вводит комендантский час и расстрел на месте, берет под контроль внутреннюю секрецию и месячный цикл. 

При этом, он редко оставляет потомство, потому что все время спрашивает: «Тебе хорошо? А как тебе хорошо? Как в прошлый раз или по-другому? А как по-другому?» 

Зато когда влюбленного оттуда прогоняют, он немедленно режет вены и выпрыгивает в окошко. Звонит через два часа пьяный и посылает на все известные буквы. Через две минуты опять звонит, просит прощения и плачет. Такие влюбленные вообще много плачут, шмыгают носом и голос у них срывается.

Одинокого влюбленного на улице видно за километр: голова у него трясется, потому что газом травился, но выжил; идет он раскорякой, потому что в окошко прыгал, но за сучок зацепился и мошонку порвал. А на вены его вообще лучше не смотреть — фарш магазинный, а не вены. 

Но при этом бодрый: глаза горят, облизывается, потому что как раз идет Выяснять Отношения. Он перед этим всю ночь Предмету Страсти по телефону звонил, двадцать четыре раза по сто двенадцать гудков, а теперь торопится в дверь тарабанить, чтобы задавать Вопросы. Вопросы у него такие: «Ты думаешь, я ничего не понимаю?», «Почему ты не хочешь меня понять?» и «Что с тобой происходит?». 

Еще он говорит: «Если я тебе надоел, то ты так и скажи» и «Я могу уйти хоть сейчас, но мне небезразлична твоя судьба». Ответов он никаких не слушает, потому что и так их все знает. 

А еще иногда он напишет стишок и всем показывает, стыда у них вообще никакого нет. 

В целом же, влюбленные — милые и полезные существа. О них слагают песни и пишут книги. Чучело влюбленного с телефонной трубкой в руке легко может украсить экспозицию любого краеведческого музея, хоть в Бугульме, хоть в Абакане. 

И если вам незнакомо это самое прекрасное из чувств, вас это не украшает. 

К сожалению, вы — примитивное убогое существо, мало чем отличающееся от виноградной улитки или древесного гриба. На вас даже смотреть противно, не то, что разговаривать. 

До свидания.

© Дмитрий Горчев

[evendash]

👽 An Alien 🪐

🎧 Use headphones for better experience! 🎧

You're so hypnotising. Could you be the devil? Could you be an angel? Your touch magnetizing, feels like I am floating, leaves my body glowing. They say be afraid. You're not like the others, futuristic lovers Different DNA, they don't understand you.

You're from a whole another world, A different dimension You open my eyes and I'm ready to go, lead me into the light (Take me, t-t-take me) Infect me with your love, and fill me with your poison (Take me, t-t-take me) Wanna be your victim, ready for abduction Boy, you're an alien, your touch so foreign It's supernatural, extraterrestrial (Save me if I become my demons)

You're so super sonic (Sickness taking over) Wanna feel your powers, stumb me with your lasers Your kiss is cosmic (Drags me into nowhere) Every move is magic.

There is this transcendental, on another level Boy, you're my lucky star. I wanna walk on your wave length and be there when you vibrate. For you i risk it all. (Take me high and I'll sing Oh you make everything OK. We are one in the same Oh you take all of the pain away.) All.

Ты так гипнотизируешь! Может быть, ты дьявол? Может быть, ты ангел? От твоих магнетических прикосновений Чувствую — пылаю, разум я теряю... Мне говорят: «Бойся его!» Чужд ты как терновник, сказочный любовник. У тебя иное ДНК, тебя не понимают...

Ты из совсем другого мира, Другого измерения. Ты открываешь мне глаза, Я готова идти, веди меня к свету! (Возьми меня, во-во-возьми меня) Плени меня своей любовью и наполни мое тело ядом. (Возьми меня, во-во-возьми меня) Хочу быть твоей жертвой, я готова к похищению. Парень, ты чужестранец, твое прикосновение так незнакомо, Это сверхъестественно, это что-то неземное...

Ты быстрее звука, (Болезнь одолевает) Хочу почувствовать твою силу, подчини меня своим взглядом. (Тянет вникуда меня.) Твой поцелуй — неземной, каждое движение волшебно...

Это нереально, это новый уровень! Парень, ты моя счастливая звезда. (Возвысь меня, и я буду петь, Ох, с тобой все становится на свои места. Мы как единое целое, Ох, ты избавляешь меня от всей этой боли.) Только чтоб быть рядом, понимать с полувзгляда, Я рискнула б всем... Всем.

[cogitoegrosum]

С самого детства мне было плевать, что в меня вкладывают.

Я впитывала все: рамки, запреты, наставления – все, что мне могли дать, никогда нет ощущая внутреннего резонанса. Нельзя обижать тех, кто младше? Хорошо. Нельзя пить, некрасиво, дурно? Хорошо. Я грызлась как сумасшедшая только за вызывающее во мне интерес-отклик. Они всегда уступали. Но безразличные установки, встав на место моих будто бы истинных, периодически мешают до сих пор.

Что мы имеем? Я не пью, совсем. Ни разу не ощущала каково это. Опьянение, потеря контроля – незнакомо, чуждо. Отчасти, со времени переосознания, уже из собственных соображений. Я не люблю терять контроль в любой из форм возможного. Видела последствия с завидной регулярностью – не понравилось.

Я всегда вежлива ирл. Всегда. Со стороны, должно быть, выглядит как верный способ сосуществования с рядом находящимися, идеальное социальное внедрение. Но люди не идеальны и в этом основная загвоздка; цепляющая за штанину, дергающая: чтобы быть человеком – иногда нужно им не быть. Парадоксально, но люди постоянно спотыкаются о свои же выставленные заборы, привыкнув настолько, что оборачиваясь оценить обстановку диссонанса не возникает – а, мол, это у всех так.

Мой внешний вид – инструмент. Являясь первым бросающимся в глаза заместо сути зачастую оценивается именно он. Первое впечатление обманчиво, но крепко. Людям просто упростить, а куда уж проще внешнего? Людям нравится приятное глазу: обязывает к приятности. Обязывает к безопасности, расположению. Людям нравится красота, но та, которую они посчитали правильной.

Все необходимые для нормальной эмпатии, сочувствия реакции исключительно выученные на этом фундаменте постоянных поправлений: тебе должно быть жаль, тебе должно быть стыдно, тебе должно быть неприятно, тебе должно быть страшно. Мне выдали инструкцию верного реагирования и на том остаётся сказать спасибо. Людям не нравится, когда их по голове молотком бьют. Вот блин.

Разобраться, где среди нарощенного друг на друга хлама образовалась сердцевина принимающая – сложно, долго, муторно. Кажется, проще оставить как есть.

[breath-my-autumn]

* * *

И падал снег на наши души..

Как белый пластырь - на проспект..

Мы думали, что станет глуше:

Боль от людей, которых нет..

Мы думали, теперь иначе

Закружит вьюга карусель..

Что принесет рассвет и счастье,

Когда закончится метель..

. . .

Я к ночи выбрался из дома:

В ней так морозна тишина..

Все было снежно, незнакомо,

Укрылась пеленой Луна..

Лишь только стаи белых крошек

Слепили ветром фонари..

Стучались в окна и прохожих,

Пока спускались до земли..

* * *

27 октября - 30 октября 2023

[edyavtostopom]

Шо

Захотелось внести немного обоснуя.

Я не писатель, от слова совсем, очень сложно мне описывать свои мысли, чувства и как я вижу ту или иную ситуацию. Легче просто чувствовать XD Для меня, иногда, просто взгляд говорит больше, чем все слова. Я же шиппер до мозга костей, я могу спарить кого угодно с кем угодно в любом фильме-сериале, даже если персонажи не знакомы или перекинулись только парой фраз, а уж если они ненавидят друг друга...ууууу :3. 

Прям всерьез все воспринимать не надо, это всего лишь геймплей, сюжета как нет так и не будет, это то, что появилось от их взаимодействий, реакций и моей интерпретации.

Так что заранее извиняюсь за сумбур, но надеюсь будет понятно.

Сэл бывший вампирский мудрец, жил в волшебном мире, дружил с другими мудрецами. Занимался обучением молодняка, участвовал в создании вампиров и этих ж вампиров пытался обучать магии, но нет в них искры. По природе своей он опекун, учитель. Он добрый, заботливый, всем помогает. Но немного отрешен от всех. Он как будто для всех и ни для кого. Он очень древний и все кругом для него как дети малые, он как воспитался в детском саду 😆

@sims4littlebird​ не то чтоб он не хочет мутить с Калебом, там другое.

Идеально Сэла описала @trofysisters в этом посте, это вот прям про него. 

Не то чтоб отношения ему не интересны, он просто их не понимает. У него никогда не было волшебных тудумов и никто не привлекал(ладно,был один, но это был разовый сбой вызванный ядом, будем считать так). Отношений тоже не было. Перепихнутся разово, ет норм, ет можно, а вот остальное не, некогда, дел много.

Так он и дочь свою сделал. Отношений с матерью Бри не было, прост порезвились и появился ребенок. Мать хотела гулять, а не воспитанием заниматься и скинула дочь на Сэла. 

Как-то он пригласил на свидание Селену Лопез. По его мнению все прошло хорошо, но после Селена написывала Адаму и звала куда-нить побухать, потому что ей очень надо, видимо все-таки не так хорошо все прошло 😆

Некое подобие симпатии у него было только к Адаму, они ходили немного вокруг да около, но все закончилось на подъебках со стороны Ади и на угрозах сожрать со стороны Сэла. (тут тут)

И тут появляется Калеб, который сначала из общей массы других молоденьких вампиров не выделяется. Случается беда, Калеба и Лилит убивают, Сэл их возвращает и у Калеба появляется чувства восхищения, потом влюбленность, которые Сэл объясняет как связь после воскрешения, что скоро все пройдет. Но не прошло. Калеб пытается приударить, обнимашки там, целовашки, но Сэл отказывается. После пары отказов Калеб понимает, что надо сменить тактику и действовать более тонко и медленно. Он переезжает к Сэлу(очень медленно, да😆😆😆) они начинают вместе тусить, гулять, веселиться. Сэл заботится о Калебу, защищает, добывает для него рыбу и фрукты, потому что Калеб не любит пить из живых источников. Калеб делает комплименты, дарит подарки. Сэл начинает чувствовать себя рядом с ним особенным, появляется привязанность, чувство обожания, единения, восхищение и т.д. Сэл ловит волшебный ТУДУМ и чувствует в Калебе истинную пару, что вызывает дискомфорт, потому что чувство ему это незнакомо и как-то все быстро, не? И тут Калеб уезжает с Лилит в невиданные дали. Сэла это обижает, он грустит, скучает по Калебу. Потом Калеб возвращаемся и сразу бежит в гости к Сэлу, последний так рад, что пытается неловко обнять, от всей этой романтики ему неудобно, неуютно, а Калеб еще и в первый момент отскакивает, что вызывает неудобный мудлет, что ”Сэл пытается флиртовать, лучше так делать не стоит” потому что получил отказ. 

Сэлу хочется сделать Калебу приятно, он через Адама узнает, где найти Лили, пропавшую двоюродную сестру Калеба и Лилит. Хочет сделать сюрприз, удивить, опять поймать пару восхищенных взглядом, которых так не хватало пока Калеба не было рядом. Но Калеб гад немного все портит прибежав зв Сэлом в Мунвуд 😆 хотелось организовать их встречу более по домашнему, в кафе где-нибудь или у Сэла дома. Хоть он и терпеть не может оборотней, но ради Калеба потерпел б блохастых в своём доме.

Ну и на этом пока все.

Я стараюсь передать эмоции скринами, но понимаю, что если что-то имеет смысл для меня, не факт что кто-то ваще обратит на это внимание. Надеюсь было не очень нудно и стало хоть немного понятнее, что там у них происходит. Если ещё какая-то мысль появится, которую я упустила, я дополню текст.

Спасибо, что дочитали ❤

[beatriche-bonne]

Очень важно обладать тайной, ощущать присутствие непознаваемого. Это наполняет жизнь внеличностным, нуминозным началом. Человек, которому это ощущение незнакомо, упустил в своей жизни нечто очень важное. Человеку нужно ощущение того, что мир, в котором он живет, в некоторых отношениях таинственен; что многие события и переживания так навсегда и останутся необъясненными; что не все происходящее можно предугадать. Неожиданное и невероятное также принадлежит этому миру.

Карл Густав Юнг

[fogestluminar]

Нечто странное, лишь пару слов, таких родных, пробудили от страшного кошмара... Вздох, взгляд, страх. Я почти не помню периода, что был последние несколько месяцев, будто время невероятно исказилось, а правда была чьей-то иллюстрацией... Так незнакомо, пугающе, всё словно бы шло совсем не так, словно ты совсем не живёшь и это лишь часть сна или фильма, но порой, в маленькие мгновения ты внезапно просыпаешься и с ужасом стараешься не смотреть назад... Не понимая где находишься, не помня, что произошло...

[awesomeredhds02]

elibakunova

world, i am ready for ya ⠀ ⠀⠀ Пока снимали видео с иностранцами из нашего университета, я поняла, насколько это смелые и умные ребята: приехали в другой конец мира, где им все чужо и незнакомо, и не побоялись. Я тоже училась в другой стране, но ,по-крайней мере, знала их язык еще до поездки. Наши иностранцы слушают лекции, читают учебники, сдают курсовые и дипломы полностью и только на русском! Иногда даже я могу не с первого раза понять статьи по логистике, товародвижению и книги по философии. А они в первую очередь должны еще и перевести все это на свой родной язык: двойная и кропотливая работа. Как они справляются - загадка, но к четвертому курсу они говорят как настоящие русские, и ты не всегда замечаешь акцент. А я желаю удачи моей соседке из Ирана (русский-beginner, факультет- медицинский. Все серьезно😁). @donyaa_sharafiii good luck in your academic year, ты все сможешь!

[drpn]

[часть 15.4]

Кёнсу оказывается в клубе, когда до разогрева остается несколько минут — народ уже толпится возле сцены, да и поодаль людей все равно собирается много: они толкаются, протискиваясь вперед, расплескивая содержимое стаканов, но Кёнсу это совсем не парит — облегчение, наступившее с последним сданным экзаменом, предстоящий отдых и все эти неожиданно долгие чаты с Паком — комфортные и, в то же время, довольно волнующие — складываются в странно-хорошее настроение, толкающее не послэмиться возле сцены, а застыть с бутылкой пива где-нибудь подальше, прислонившись плечом к стене. Не то чтобы он эту группу очень сильно любил, и не то, чтобы он бесконечно жалел, если бы пропустил их концерт, но в последние дни именно их песни отлично подходили под это «странно-хорошее» настроение, и Кёнсу просто не мог не пойти.

Свет на сцене гаснет только на мгновение, и вместе с выкриками и свистом из толпы под снова загорающиеся огни выходят ребята для разогрева — кричат, конечно же, не им, но в тесноте перед сценой уже прошла первая волна адреналина, тронувшая, может, и слегка, но достаточно, чтобы не поскупиться на реакцию при первых звуках музыки, раздавшейся из колонок.

Происходящее на сцене не заинтересовывает Кёнсу, хоть песня и цепляет бойким ритмом на подсознательном уровне, заставляя дернуть ногой пару раз; взгляд он все равно уводит в сторону, лениво осматривая толпу и застывая вдруг, когда среди остальных голов прямо напротив возле стены мелькает как будто бы знакомая макушка.

«Приехали», — резюмирует Кёнсу, только для вида одергивая себя неубедительными ругательствами типа «поехавшего влюбленного придурка», а на деле — все равно всматривается в парня напротив, пытаясь разглядеть его лицо (тот стоит, повернувшись затылком). Шансы, на самом деле, и не сходили с нулевой отметки — даже сорвавшееся сердце фальшивит в половину только потому, что с каждой минутой людей вокруг становится все больше, и общий настрой передается по цепочке, цепляясь мурашками в шею.

Но когда парень напротив, развернувшись, прислоняется спиной к стене, бросая взгляд на сцену, Кёнсу в косых лучах прожекторов угадывает чужой профиль за доли секунды, совершенно теряя даже внутренний голос. Это почти смешно — как можно столкнуться в огромном Сеуле на концерте андерграундной группы, песни которой и не в каждом приложении найдешь, с человеком, что и без того 24/7 в одних и тех же мыслях по кругу? Нихуевые такие случайности, прям выигрышный лотерейный билет — на миллион баксов.

Пак на столько и выглядит, пусть и без своего секси прикида в стиле молодого миллиардера из девчачьих книжек с рейтингом R, но в безразмерных брендовых шмотках и блестящими ролексами на запястье он точно обеспечил себе вип-билет на вечеринку Канье где-нибудь в ЛА. Что за рэперские вайбы, Пак Чанёль, имей ты совесть.

Кёнсу смотрит на него в упор, тянет улыбку, застыв и даже не думая сдвигаться с места — пусть космос там решает, когда посылать сигнал Паку — разглядывать его в полутьме тесного клуба, напрочь игнорируя мельтешащие лица вокруг, оказывается слишком приятно, чтобы отказать себе в этих минутах, когда Чанёль, не подозревая о том, что за ним следят, подносит горлышко бутылки к губам и делает глоток, а затем откидывает голову назад, задирая подбородок, и софиты подсвечивают со сцены его шею и линию челюсти незнакомо и волнующе. А еще Кёнсу успел соскучиться — он это вдруг понял именно сейчас.

Когда Чанёль отворачивается от сцены, он бросает взгляд в сторону Кёнсу, но смотрит совершенно мимо него — оглядывает мельком противоположную сторону и только когда снова возвращает внимание к сцене, осекается будто, не до конца веря случайно пойманной улыбке — слишком знакомой среди чужих лиц. В голове несется следом колкое, недружелюбное — заготовленное как раз на тот случай, когда безобидные (не совсем) переписки все-таки приведут к дурацким последствиям. Ловить глюки, когда в незнакомых футболках видишь те самые плечи, или путаешь профили, не вглядываясь, продолжая мысленно привычными чертами совершенно чужие линии — это не то что тревожный звоночек, это целый вой сирен, и мысленные красные лампочки, к слову, нагнетают саспенс непрошеным бонусом сверх.

Красным чертит случайный неоновый луч прямо по лицу Кёнсу — Чанёль все-таки разворачивается обратно, отыскивая взглядом мельком замеченную улыбку, и даже выдыхает отчего-то с облегчением, будто материализовавшийся из мыслей студент отменяет эти размышления вовсе лишь потому, что тот не оказался плодом воображения воспаленного мозга. После всех этих бесконечных часов, в которых Чанёль застрял вместе с одними и теми же мыслями. Об одном и том же.

Кёнсу улыбается шире, когда понимает, что его, наконец-то, заметили, и Чанёль отвечает тем же, дергая уголки губ вверх, и, мотнув головой, цепляет шутливую гримасу, проклиная вселенную за тупые судьбоносные намеки — Кёнсу читает по его лицу: «Какого хрена» и не сдерживает смешок, потонувший, впрочем, в синхронном звучании музыки и гула толпы. Проталкиваться сквозь скопившихся людей никто из них не спешит, и Чанёль, вскинув руку, взмахом ладони указывает в сторону, противоположную от сцены — Кёнсу, кажется, приходится все-таки встать на носки, чтобы его кивок головы в ответ на жест был заметен; контролировать улыбку — из разряда невозможных вещей.

Они встречаются возле барной стойки — здесь немногие задерживаются надолго, и потому удается спокойно вклиниться в довольно свободный ряд из тех, кто, ожидая хедлайнеров, не спешит протискиваться ближе к сцене.

— Кажется, это судьба, — говорит Кёнсу, когда Чанёль подходит ближе. Улыбка не сходит с его лица, и брошенное Паком в снисходительном тоне «Ну да, конечно» только кривит линию губ, растягивая её в широченную ухмылку. Непрерывный зрительный контакт растягивается явно на лишние секунды, и повисшее молчание разве что из-за громкой музыки не кажется слишком уж странным — его очень вовремя прерывает подошедший бармен, забирая пустые бутылки и предлагая повторить. Кёнсу отвечает ему кивком, цепляясь взглядом за татуировки на чужих руках от запястий до локтя; он спрашивает, повернувшись лицом к Чанёлю:

— А у Вас есть татуировки, профессор Пак? — пр��ходится повышать голос, чтобы перекричать музыку, а еще придвинуться ближе, наклонив смешно голову вбок в ожидании ответа.

Но Чанёль игнорирует заданный вопрос, лишь внимательно следя за тем, как Кёнсу берет протянутую барменом бутылку пива.

— Я совершеннолетний, — напоминает ему Кёнсу, закатив глаза, а тот, хмыкая, добавляет:

— И это не значит, что я не несу за тебя ответственность.

«Господи, возьмите ответственность за то, что Вы такой классный», — несется в голове отчего-то голосом Джису. Как хорошо, решает Кёнсу, что, собираясь в клуб, все-таки намешал джин с тоником в пропорции три к одному — после того, как запил это все пивом уже ни дрожь в коленях, ни откровенное залипание на чужое лицо не волнуют сопровождением из ругательств и призывов вести себя как нормальный человек, а не влюбленный подросток. Вблизи Пак выглядит совершенно потрясно, в сто тысяч раз круче, чем когда-либо еще; и, ловя на себе блестящий взгляд, следя за тем, как чужие пальцы обхватывают бутылку с пивом, как дергается кадык на шее во время глотка, Кёнсу окончательно теряет связь с реальностью, в которой когда-то казалось, что после чатов и особенно звонка им будет сложно не то, что заговорить — взглянуть друг на друга. Кёнсу вот взгляда отвести не может совсем.

И Чанёль ловится на том же. Прежние мысли выбивает из виска, вымываются переживания, так и не высказанные друзьям по пьяни, и все эти хождения по краю с переписками, дополненные ругательствами на самого себя, вообще теряются на фоне вновь возникших ощущений — удивительно, что рядом с До Кёнсу оказывается вдруг поебать на то, что будет завтра. «Все ведь можно еще переиграть», — решает для себя Чанёль, совершенно не признавая, что уже погряз в этом настолько, что, даже не успев наворотить дел, не сможет выбраться так просто.

— Где остальные? — спрашивает Чанёль, бросая взгляд поверх головы Кёнсу, будто, действительно, высматривая знакомые лица студентов, но внимание его отвлекает прилетевший со сцены луч света, мазнувший по чужой макушке. Рука сама кладется на плечо Кёнсу — ближе к шее — и толкает того двинуть голову под свет над барной стойкой; самого Чанёля толкает, должно быть, пригубленный дома вискарь, который теперь замешался с пивом, и подстегивает тело свободой мыслей — очень и очень простых. Волосы Кёнсу выкрашены в черный, тут и думать особо не надо — ему очень идет. И пальцы сами собой перетекают с шейных позвонков на голову, взлохмачивая волосы на затылке — опасный жест, — Кёнсу спасает этого Чанёля только потому, что сам не может справиться с волной мурашек, исколовших кожу меж лопаток; приходится мотнуть головой, сбросив чужую руку, и все-таки ответить на вопрос:

— Мои друзья не любят эту группу, так что я один. А Вы?

— Тоже.

Все эти совпадения щекочут переносицу, заставляя состроить гримасу, и, глядя Чанёлю прямо в глаза, выдать подгоняемую алкоголем бесстыдную мысль:

— Если Вы сейчас скажете, что пришли ради песни «My parents died in my bed», то я Вас поцелую, серьезно!

— Тогда мне точно не стоит это говорить.

Чанёль смеется, получая кулаком в плечо, и, не слыша потонувшее в музыке то ли восклицание, то ли ругательство на судьбоносные повороты, перехватывает чужую руку за запястье, разглядывая разноцветно накрашенные ногти. Если бы мысли могли транслироваться в голове капслоком, то это был бы тот самый момент, потому что пальцы Кёнсу с этим черт знает как намазанным лаком в собственной ладони смотрятся совершенно безумно, увеличивая и без того резко поднявшийся градус алкоголя в крови. Блять, в мыслях эти пальцы рисует вообще не так. Не зажатыми в руке. Сжимающими. ТВОЮ МАТЬ.

— До Кёнсу.., — тянет Чанёль, и имя это стреляет неожиданно громко из-за резко оборвавшейся песни; тишина держится недолго — её рвет криками толпы и свистом, предвещая скорый выход хедлайнеров, и Кёнсу сам хватает чужую ладонь, отталкиваясь от барной стойки.

— Сейчас начнется, — говорит и тянет Чанёля за собой, крепко вцепившись в его пальцы.

Кёнсу, кажется, слегка заносит, и вообще он зачем-то лезет в толпу, продолжая тащить за собой и Пака, которому, идя сзади, приходится придерживать студента свободной рукой за плечо, чтобы между ними никто не влез случайно. Когда группа появляется на сцене, Кёнсу останавливается, не отпуская руку Чанёля; уже привычное освещение меняется на синий неон и топит морской волной головы впереди стоящих людей; голова Кёнсу — прямо под подбородком Чанёля, и он неосознанно придвигается ближе, уводя ладонь с его плеч под ключицы, удерживая парня рядом с собой. Но тот никуда и не спешит уходить, чувствуя спиной близость чужого тела, — разогнавшийся в крови алкоголь дорисовывает бесконечные разгадывания чужих взглядов и прикосновений удивительно логичными картинами, где по счастливому стечению обстоятельств у Кёнсу оказывается всё-всё взаимно. Особенно припоминается то, как Пак не может держать руки при себе, постоянно касаясь то плеча, то волос — и сейчас его ладонь жжется чуть ниже ключицы, и собственные пальцы тлеют, переплетаясь с чужими, не встречая какого-либо отпора. Все складывается в пазл; под реально классную песню, слова которой сами собой вырываются из легких, абсолютно все становится понятным и совершенно — охуенно — правильным.

Эти мысли толкают его развернуться, отпустив руку Чанёля, и, стоя к нему вплотную, смотреть снизу вверх долго, не отводя взгляда, и тоже — с головой уходя в волну неоновой подсветки; в чужих глазах темнеет незнакомо, тухнет блеск, и чертами лица рисует кардиограмму дёргано, неровно — нервно — но не потому, что страшно, а потому что хочется пиздец. Чанёль на Кёнсу смотрит неотрывно, пьяно, совершенно не сумев угомонить ебанутое сердце, выламывающее ребра бешеными ударами; чужая кожа — ультрамариновая, светящаяся, магнитом цепляющая, но Чанёль все равно не осмеливается её коснуться, продолжая удерживать Кёнсу за плечо.

Но того ведь не сдержать.

Кёнсу целует, единым порывом сократив расстояние меж лицами, встав на носки и схватившись за плечо Чанёля, вынуждая того наклониться. Нет, это не похоже на сцену с замедленной съемкой, это что-то типа фейерверка в конце фильма — за разноцветными взрывами последний кадр черный, и перед титрами сплошная пустота. Сплошная пустота в голове Чанёля длится несчастные секунды, отсыпанные жадной рукой, а потом вталкивает в черепную коробку вновь и чужие глаза за мгновение до, и руки, цепляющиеся за кофту, не позволяя отстраниться, и губы, из-за которых отстраняться не хочется совсем. Но эта заминка рвет пусть и уверенное, но не слишком наглое прикосновение, и Кёнсу сам отмирает — сначала расслабляются пальцы, случайно огладив плечо, а затем и он дергается назад — все еще заторможенно, сбитый с толку чужой неподвижностью. Но Чанёль не дает ему отойти ни на шаг. Он хватает его ладонью под затылок — за шею, прижимая пальцы плотно к позвонкам, и наклоняется ниже, позволяя, наконец, не тянуться к нему на носках. Губы Кёнсу горячие и податливые — такими их и рисовало воображение, когда случайно брошенный взгляд запускал очередной виток запретных мыслей; запреты теперь растворяются в поцелуе — не жадном, а каком-то рваном, под бойкий ритм музыки будто отсчитанном. Кёнсу то жмется ближе, обхватывая ладонью чужую шею, то словно отстраняется, сжимая в пальцах ворот футболки, и поцелуй этот несчастный растягивает, прикусывая губы, запрокидывая голову сильнее, а затем, снова привставая на носки, целует горячо, но мимолетно. Чанёль нихрена не понимает, в какие сторо��ы тянет этого Кёнсу, и сам он оказывается слишком пьян, чтобы подыгрывать ему, обрывая поцелуй, будто бы тот все еще может быть безобиден. Конкретные желания жгутся, расплавляя ребра, и орущая музыка вместе с беснующейся толпой только подстегивают взять уже все в свои руки — в них застрял тот, кого ни за что отпускать сейчас не хотелось. Чанёлю приходится удерживать Кёнсу за затылок, крепко вцепившись пальцами в отросшие волосы, и второй рукой прижимать к себе за плечо — он её потом уводит под челюсть, когда Кёнсу, наконец, позволяет углубить поцелуй. Чанёль толкается языком уверенно, торопливо сминая чужие губы, чувствуя, как тот отвечает с запалом, перекладывая руки с плеч на поясницу, обнимая и вжимаясь в тело напротив, не позволяя отстраниться и наоборот — еще ближе, еще жарче, еще. Дыхания на все это не хватает, приходится глотать воздух ртом, опалять губы горячим выдохом и снова касаться их языком, царапать зубами, не сумев сдержаться.

Музыка все-таки задает им ритм, и когда долгий гитарный переход обрывается последним припевом, Чанёль отстраняется от Кёнсу, все еще не убирая рук от его лица, разглядывая блестящие безумные глаза и потемневшие в синей подсветке губы. Их растягивает в широкую улыбку — кривую, довольную до одури, со всеми этими резкими уголками готовых сорваться колкостей, с этой совершенно нереальной плавной чертой. Сцеловать её хочется прям тут же, но Кёнсу отвлекается вдруг, переводя взгляд в сторону, и когда Чанёль поворачивает голову, то встречает чью-то недовольную гримасу, состроенную в тщетной попытке сбить чужие порывы. Алкоголь в крови раскручивает на грязное ругательство, даже на взмах руки и толчок ладонью прямо в грудь, на продолжение разборок где-нибудь в углу до разбитой губы, до проблем с охраной, но Кёнсу вдруг взрывается смехом — под пальцами трясется его плечо, — и все эти мысли выбивает из головы разом, оставляя только те, в которых все еще очень хочется целовать чужие губы.

Чанёль тянет Кёнсу из толпы, держит его то за руку, то притягивает к себе за плечо; сознание не успевает за всеми этими жестами, за смазанными поцелуями куда-то в висок, за чужим смехом, стреляющим прямо в шею, за сбитым дыханием прямо под кадыком. К стене Кёнсу клеится лопатками сам, глядит черно и смело, режет лицо Чанёля ухмылкой, тащит его к себе, не обращая внимание на собравшихся в коридоре людей. Приходится его оттащить за шкирку от этой стены, оставив влажный смазанный след на горячей скуле, и, снова схватив за запястье потащить в сторону туалетов, чтобы скрыться уже от посторонних взглядов за дверями кабинки.

И тогда, встретившись с откровенным, совершенно пьяным взглядом Чанёля, почувствовав уверенный толчок чужой ладони, заставляющий прислониться спиной к стене, а затем задрать голову, когда Пак жмется следом вплотную, склонив голову и смотря сверху вниз, ощутив в полной мере разницу и в росте, и в телосложении тоже, Кёнсу вдруг на секунду теряется. Рассеянный свет — глухой и блеклый — рисует темной чертой чужие влажные губы, растушевывает линии лица, а взгляд зажигает контрастно — огнем он горит под спадающими на глаза прядями волос, и собравшаяся меж бровей острая складка режет серьезностью намерений этот огненный блеск. Это ведь нифига не странно, если Пак захочет перепихнуться прямо здесь и сейчас?

Над ответом ему не дают подумать — Чанёль целует горячо и влажно, проходясь языком по губам, толкаясь им глубоко и властно, не размениваясь больше на секунды непонятных передышек, вовсе и ненужных теперь. Кёнсу увлекается, забивая на мимолетную неуверенность в том, как ему поступить, если поцелуев Паку станет недостаточно. Забивает — потому что не понятно, что нужно самому: Чанёль целует так, что сердце то долбит в ключицы, то падает к ногам, и оттого попытки вцепиться то в шею, то в плечи заканчиваются, на самом деле, жадным оглаживанием чужой горячей кожи, всех этих мышц, напряженных сейчас, волной расходящихся под пальцами, которые вообще не остановить — они зарываются в колкие от стайлинга волосы на затылке, окончательно портя укладку, когда Чанёль, разрывая поцелуй, склоняет голову еще ниже, находя губами чувствительное место на шее. Кёнсу выдыхает шумно, с глухим гортанным звуком, и это заставляет Чанёля отстраниться, взглянув ему в глаза.

Ну хер знает, что там с бабочками, но у Кёнсу сейчас явно не их крыльями внутренности рвет — Чанёль вообще сумасшедший, красивый до одури, улыбается абсолютно невозможно, полосуя сетчатку с внутренней стороны идиотскими всполохами, от которых то ли смеяться истерично хочется, то ли рыдать; и голос его — хриплый, глубокий — летит мимо ушей, мимо пьяного шума в висках, совершенно мимо все еще громкой музыки и чьих-то криков за дверями туалетной кабинки. В голове отбивает только дробно: «Блятьблятьблять», но язык немеет, не смея толкнуть какую-нибудь наивную глупость — близость чужих губ вообще парализует, заставляя дышать через раз. А Чанёль сам охреневает от брошенного взгляда снизу вверх, от неугомонной грудной клетки, — в голове все еще разлетается чужой тихий стон, и раскрытые сбитым дыханием губы вообще не оставляют возможности продлить это короткое мгновение необходимого тайм-аута.

Он вжимает Кёнсу в стену, навалившись на него, целует, кусаясь, зализывая потревоженную кожу, проходясь языком широко — тот его ловит, вовлекая Чанёля в долгий поцелуй, цепляясь пальцами за бока — за футболку, пытаясь придвинуть еще ближе к себе, не понимая, что ближе — уже невозможно. Возбуждение сносит голову обоим, ощущение чужого возбуждения — вообще хуярит позывные в космос; это безумие щекочет горло тихим смехом сквозь стон — Чанёль ловит этот смешок языком, а потом им же вылизывает дрожь чужой шеи, прихватывая кожу зубами. Он заглядывает Кёнсу в глаза с немым вопросом, мол, ну чего ты ржешь, а тот с бессовестной ухмылкой на лице облизывает губы, заставляя поймать кончик языка, прикусив, и отпустить, едва коснувшись кожи поцелуем. Кёнсу это нравится, он повторяет движение снова, растягивая ласку на долгие секунды, дразня Чанёля, позволяя то вовлечь себя в поцелуй, то рвать его короткими влажными касаниями. Рука сама стекает плавно с бока и, споткнувшись о пояс штанов, накрывает чужой пах ладонью. Чанёль теряет выдох, стирая пальцем слюну с блестящих губ Кёнсу, застывая ладонью на его щеке, и сердце стучит гулко, не попадая в ритм, под стать раздавшемуся стуку в дверь.

— Снимите номер в отеле, придурки! — кричат им с той стороны, громко барабаня. — Тут очередь уже собралась до метро!

Кёнсу ржет, возвращая руку на бок, а сам все равно стреляет хитрющим взглядом, улыбаясь широко:

— Воспользуемся советом? — становится совершенно все равно, чем кончатся все эти поцелуи, лишь бы они не прекращались вообще.

Но Чанёль хмыкает, мотнув длинной чёлкой, и мажет мимо головы Кёнсу, прислонившись лбом к стене рядом с его виском. Он говорит:

— Я бы воспользовался туалетом. По назначению, — и сам смеется, чувствуя, как трясет от смеха грудную клетку Кёнсу. Тот отталкивает Чанёля от себя, говоря сквозь ухмылку серьезно:

— Я туда один не пойду, так что делайте свои дела.

Он сползает по стене, садясь на корточки, когда Чанёль отходит, развернувшись к нему спиной. Только сейчас, спокойно вздохнув, Кёнсу замечает, насколько ему жарко — лоб вспотел, и ему приходится провести по нему рукой, собрав испарину ладонью и убрав непослушные пряди волос.

— Бля, — прилетает сбоку, — ну конечно.

Кёнсу тормозит только на мгновение, хлопа�� ресницами, а потом взрывается смехом, ударившись затылком о стену туалетной кабинки.

— Рассказать что-нибудь? — спрашивает он, продолжая угорать, пока у самого та же «проблемка» давит на ширинку джинсов. — Чтоб возбуждение спало.

Чанёль ничего не отвечает, очевидно примериваясь к толчку, а Кёнсу выдает, ухмыляясь:

— У меня член больше, чем у Вас, — и ржет, придурок пьяный.

Чанёль тоже ржет, выдавая из-за пересохшего горла глухо:

— И с чего ты решил, что меня это может расстроить?

Чужая заминка смешит еще больше — перед глазами уже маячит растерянный вид мелкого Кёнсу, который нарываться горазд, а чуть что — так сразу от смущения в рот воды набирает. За последнее время эта реакция успела сложиться почти в закономерность.

— Но вообще, — добавляет Чанёль, — я тоже успел там все сравнить.

Он разворачивается к раковине в углу, игнорируя очередной бешеный стук в дверь, и, бросив взгляд через плечо, добавляет почти по слогам:

— Так что не пизди.

Они вылетают из кабинки, снова смеясь, напарываясь на гневные лица собравшихся в туалете и собирая недовольно поджатые линии губ в реально длинную черту выстроившейся очереди. Это смешит еще больше.

— О черт, — кричит Кёнсу, хватая за руку Чанёля. — Это же наша любимая песня!

Аккорды не врут; толпа с неоновой кожей глотает их, не сумев растащить по углам — Чанёль жмет Кёнсу к себе, снова держась сзади; они клеятся друг к другу, сшиваются стежком к стежку, и губы сами уже по привычке находят чужую шею, оставляя влажный поцелуй за ухом. Они орут строчки этой песни, не жалея горла, не думая о нехватке кислорода и бешено колотящемся сердце; они целуются в толпе, не замечая взглядов, не чувствуя чужого осуждения, не думая ни о чем, кроме горячих прикосновений.

Улица сбивает их ночной свежестью; Кёнсу виснет на Чанёле, потому что идти прямо самому оказывается выше любых сил — а их вообще не осталось; идут они все равно криво, оба, зато рядом, и потому удается урвать случайный короткий поцелуй. Возможно, все-таки лишним было еще одно пиво, а затем пара коктейлей, которые они зачем-то вливали друг в друга — Чанёлю стоит большого труда все-таки вызвать такси для Кёнсу, которого вообще знатно укачало. Тот смешно дергает головой — задирает её, выдыхая громко, говоря заплетающимся языком:

— Я не хочу один, поехали вместе.

А Чанёль качает головой, не сумев унять поднявшуюся тут же волну, заставившую уложить руку на плечо Кёнсу, чтобы самому на асфальт не свалиться. В такси того приходится усаживать почти насильно, продолжая цепляться за единственно разумную мысль, в которой на сегодня с них двоих, пожалуй, хватит.

Свое такси он ждет, сев на тротуар, и, уперевшись локтями в колени, роняет голову, сжимая её ладонями. В висках и в грудной клетке все еще долбит громкой музыкой, все еще раскраивает чужим взглядом и поцелуями рвет, все еще…

Ночь отпускает город: сначала постепенно — размазав линию горизонта светлой чертой, а затем — в одно мгновение — заливает небосвод, вымывая прежние краски.

Новый день наступает внезапно и вместе с тем — неотвратимо.

[likrilin]

Illustration for a fanfic https://archiveofourown.org/works/43012359/chapters/108077583

Cyno fell silent. Normally he wasn’t easily embarrassed, but it felt like his cheeks and ears were burning — luckily his hair hid it.  Tighnari had the most absurd combination of politeness and impudence, and Cyno could have gotten used to it already, given their weekly meetings, yet Tighnari seemed to have an outstanding ability to unsettle him.

Сайно замолчал. Смущение было ему незнакомо, но, кажется, у него горели щёки и уши — и хорошо, что волосы это скрывали. В Тигнари самым абсурдным образом сочетались вежливость и беспардонность, с их еженедельными встречами можно уже и привыкнуть, но, кажется, он обладал выдающейся способностью выбивать Сайно из колеи.

[iyuol]

27.02. - 06.03.23

9/52. Глава, в которой мысли похоже на плотный туман, а Алиса приманивает тепло на наживку из слов

Время уходит не песком даже — ветром сквозь пальцы, протянутые навстречу дождю. Две стихии, сплетаясь, дарят душе странную меланхолию, где, даже утопая в делах, находишь время залипнуть в окно.

Свет мигает, вырубается и даёт добровольно-принудительный информационный детокс. В нём по-своему хорошо. Если не можешь противостоять силе, можно найти альтернативное занятие. Алиса, например, достала себе колоду «К западу от Луны» от Яны Мори и на пару вечеров исчезла для всего прочего мира.

Картинки разговаривают. Люди приманиваются на голос и запах кофе. Казалось бы, всё понятно и опредёленно. Но некоторые личности, обладая питерским вайбом, оказывается, бывали там хорошо если раз... Система сломалась. Жизнь не может быть скучной, когда находишь, чему удивляться, каждый день.

Даже если это какой-нибудь грустный, но ласковый фотограф-путешественник. Или суровый начальник, вдруг предостерегающий тебя от опасности. Или девочка, покорившая сложную дорогу в одиночку. Такие прекрасные, что сердце щемит.

Есть интуитивно понятное и совершенно естественное течение, развитие во времени и пространстве, не зависящее ни от какого-либо частного желания. Его ощущаешь кожей, нутром — в каждом рассвете, в каждой улыбке прохожих, в каждом искреннем «Спасибо» и «Прости». В каждом «Ты сейчас не один» и новой весне.

А есть нечто, что пытается это развитие остановить, сжать, задержать, придавить... Алиса кусает губы.

— Не доверяйте бродячим парфюмерам. Не вдыхайте первыми то, что вам незнакомо совсем, — говорит. — Берегите себя.

Здравый смысл как заклинание, зацикленное на одной пластинке. Мир тоже продолжает крутится.

Греют, в общем, не слова. Люди греют. ��реют друг друга, когда хватает сил.

[casualbos-bir]

Сильных не любят; они неудобны –

Ими нельзя управлять!

Они не прогнутся, так как свободны;

В них есть особая стать.

Сильных не любят; они – одиночки,

Смотрят без страха в глаза.

И все вопросы доводят до точки,

Взамен ничего не прося.

Сильных не любят; они, будто, выстрел;

Прямо, без промаха, в лоб!

Сердца напор их настолько неистов…

Им незнакомо пресловутое – стоп !

Сильных не любят; они неудобны –

Ими нельзя управлять!

Сила их в том, что они все свободны;

И эту свободу у них не отнять !

[russianjw]

РОССИЯ

Последнее слово подсудимого Павла Попова в Челябинске

23 мая 2022 г.

Челябинская область

Из зала суда

В своем выступлении Павел Попов обстоятельно объяснил, что его судят за веру, а не за какие-либо противоправные действия: «Пять раз мне меняли обвинительное заключение. Меняли разные фразы, формулировки. Но ни одного конкретного общественно опасного действия с моей стороны так и не зафиксировано».

Стенограмма судебного заседания в Металлургическом районном суде г. Челябинска от 23.05.2022 по делу 1-77/2022 (1-659/2021) по обвинению Попова Павла Николаевича в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 282.2 УК РФ.

Попов Павел Николаевич:

Ваша честь, хочу выразить благодарность вам за то, что объясняли мне, как нужно вести себя в суде, какие вопросы не задавать, какие пояснения делать и когда. Для меня это все незнакомо, так как я первый раз на скамье подсудимых. Но уважение высших властей для меня очень важно, ибо так велит мне Священное Писание. Сторона следствия вела себя со мной достаточно корректно и без каких-либо угроз, без применения силы или психологического давления (хотя и не слышало моих доводов, продолжая свою работу).

В моем последнем слове я хотел бы немного рассказать о себе. Я родился и жил в городе Новокузнецке, Кемеровская область. Когда мне было 15 лет, умер отец. Мать одна воспитывала нас. Рос я в многодетной семье, нас было пятеро. Я второй сын. Конечно, я много хулиганил в юности. Так меня несколько раз приводили в милицию. Я был карманником, воровал бутылки и потом сдавал их в тот же пункт приема стеклотары, рвал во дворе школы сирень и продавал ее. Часто ввязывался в драки. Состоял на учете в детской комнате милиции. Взрослые во дворе мне говорили: «По тебе тюрьма плачет!» И что же? В 17 лет я начал изучать Библию со Свидетелями Иеговы, и сразу во мне произошли изменения. Я бросил курить, хотя 10 лет до это курил сигареты как паровоз. Перестал употреблять марихуану. И стал вести честный и порядочный образ жизни. Что же можно сказать про тюрьму? Таки она «доплакалась» обо мне? Только за что? За то, что я перестал вести себя как хулиган и преступник.

Когда я стал Свидетелем Иеговы, я и знать не знал про какой-то устав, цели, задачи. Я руководствовался истиной, которую узнал из Библии. О чем эта истина?

Бог — Создатель и Творец. Имя его — Иегова, означает «он дает становиться». И вот он дал мне стать совершенно другим человеком.

Также я узнал истину о новом мире под руководством Иисуса Христа. Он царь Божьего царства. Это самое царство и избавит нас от болезней, безработицы и войн. Когда я узнал об этом, мое сердце наполнилось миром и радостью о такой перспективе.

Люди смогут жить вечно. Благодаря искупительной жертве Иисуса Христа мы получили твердую надежду жить вечно. Все мы стареем и умираем, но не желаем этого так называемого «естественного процесса бытия». Все в нас противится этому, потому что мы были созданы для вечной жизни. Иегова Бог осуществит это. Так как это был его первоначальный замысел. Более того, Библия говорит о том, что даже мертвые воскреснут и получат возможность жить вечно.

Царство Бога — правительство от Бога, которое проповедовал Иисус Христос. Всем известна молитва «Отче наш». Там есть такие слова: «… да святится имя твое, да придет Царство твое, и да будет воля твоя и на земле как на небе». Почему появилась необходимость в Царстве от Бога? Изначально Бог на правах создателя устанавливал законы, и это гарантировало людям вечную жизнь. Так Адаму, первому человеку, было сказано: «От всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла, не ешь от него, ибо в день, в который вкусишь от него, смертью умрешь». Это указывало на то, что только Бог имеет право устанавливать нормы добра и зла. Поскольку первые люди поставили под вопрос власть Бога, появилась необходимость в инструменте, который оправдал бы право Бога быть единым правителем. Этим инструментом и оказалось царство, о котором возвещал Иисус Христос и о котором Свидетели Иеговы возвещают по всей земле в более чем 240 странах и территориях на более 1000 языков. Этим исполняется пророчество, высказанное Иисусом Христом в Матфея 24:14: «И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам…»

Я свято верю, что Иегова Бог осуществит свой замысел восстановить на нашей планете рай и дать всем людям вечную жизнь. Жизнь в мире между людьми и мире с животными. Жизнь без болезней, горя и страданий. Как сказано в Откровении 21:4, «и отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже, ни плача, ни вопля, ни болезней уже не будет, ибо прежнее прошло».

И вот за эту самую надежду и веру в эти обещания меня и судят. Нет, не экстремизм, не продолжение деятельности экстремистской организации… На этом судебном процессе сторона обвинения ни разу не упомянула о каких-либо деяниях экстремистской направленности с моей стороны. Продолжение деятельности экстремистской организации? Стороной обвинения не обсуждался этот вопрос. Даже по допросу свидетеля видно было, что гособвинителя интересовали не какие-то конкретные общественно опасные действия, а являюсь ли я Свидетелем Иеговы! Обвинение построено только на том, что я верующий человек и что я верю в Иегову. Ваша честь, это суд над верой!

Как я и говорил в самом начале судебного процесса, суду не было представлено никаких доказательств моей преступной деятельности. Все доказательства сводятся к одному: я Свидетель Иеговы, верующий, и потому «экстремист». Но это же абсурд! Все это очевидно всем и особенно вам, ваша честь.

У верующих в Иегову всегда были какие-либо организационные действия, но это никак не говорит о продолжении деятельности какой-то запрещенной организации. Чтобы чай попить с друзьями, нужны какие-то организационные действия. А верующие? Собрались помолиться, почитать Священное Писание — тоже должны быть организационные действия.

Самые первые люди были организованы. Адам и Ева имели четкое место жительства, ясные и простые указания, что делать и чего не делать, задание. Им повелевалось заботиться о планете и наполнять Землю своими потомками. И все это исходило от Бога. Именно непослушание Богу и привело к столь печальным последствиям для всего человечества.

Позже организованной группой от Бога были Ной и его семья. Их было всего восемь человек, но они были организованы. Их вера в Бога Иегову подразумевала послушание и следование руководству. Иначе они не смогли бы осуществить столь грандиозный проект, строительство ковчега для спасения мира.

Прошло несколько сотен лет. Моисей получил от Бога задание освободить израильтян из египетского рабства. Этот народ позднее был очень организован. И эта структура не была волей какой-то человеческой организации или юридического лица. Все слушались Бога, и он сам был их руководителем.

В первом веке нашей эры Иисус Христос собрал своих учеников и дал им разные указания о том, как поклоняться Богу, как совершать свое служение. Христиане слушались своего учителя, и собрание христиан в первом веке было очень организованным.

Да, были разные ложные обвинения в адрес самого Иисуса и в адрес его последователей. И, как следствие, их преследовали и гнали. В первом веке их даже казнили. А за что? Какими бы ни были обвинения, преследования были за их веру. Потому Иисус и предупреждал, что его учеников будут преследовать, как и его самого.

Так было и в наши дни. Так, например, в 1936 году первыми, кто попал в концентрационные лагеря в Германии, были Свидетели Иеговы. За что? Правительство Германии видело в них угрозу государству. Они не отдавали честь Гитлеру поднятием руки и криком «хайль Гитлер». Странное инакомыслие. Представьте, кто-то приветствует другого «хайль Гитлер», а в ответ слышит «гутен морген», то есть доброе утро. Это требовало мужества и веры.

В годы Второй мировой войны тысячи Свидетелей Иеговы держали в концентрационных лагерях. Многие были казнены за то, что не брали в руки оружие и свято верили в Иегову.

В Советском Союзе тоже были Свидетели Иеговы. И их тоже преследовали и гнали. За что? За веру!

Как в Германии, так и в Советском союзе можно было избежать гонений. Нужно было лишь подписать документ об отказе от своей веры. Так в 1951 году более 9000 Свидетелей Иеговы в Советском союзе были депортированы в Сибирь за свою веру. Однако было достаточно подписать документ об отказе от веры, и тогда человек остался бы на месте своего жительства и не был бы депортирован.

Сейчас все то же самое. Чтобы меня перестали преследовать, мне надо отказаться от своей веры. Ведь если бы я заявил, что отказываюсь от своей веры, мол, «простите, больше не буду», еще на предварительном следствии все прекратилось бы. И я не был бы сегодня здесь в зале суда как подсудимый. От меня сегодня требуют отречься от веры, требуют просто перестать поклоняться Иегове Богу. И не стоит прятаться за громкие и высокопарные обвинения: «нарушение конституционного строя», «экстремизм», «угроза государству». Гонения и суд за веру — вот истинная причина моего присутствия здесь как подсудимого.

Мы живем в уникальное время человеческой истории. Все человечество находится на Божьем судебном процессе. Все люди определяются в своем отношении к Владыке Вселенной, Богу Иегове: признать ли владычество Бога как создателя всего или не признать? И на этом Божьем суде я не подсудимый, но Свидетель, Свидетель Иеговы.

Есть смысл во всем том, что происходит в России со Свидетелями Иеговы. И в чем же смысл? Ответ мы находим в Псалме 2:10–12: «О цари, действуйте с пониманием, исправьтесь, о судьи земли. Служите Иегове со страхом и радуйтесь с трепетом. Признайте сына, чтобы… [Бог] не разгневался и чтобы вы не исчезли с пути, потому что быстро вспыхнет его гнев. Счастливы все, кому он прибежище».

Таким образом, это мое обращение — это не только последнее слово меня как подсудимого, но и призыв от Бога признать его власть и узнать истину о нем. Все должны узнать истину о Боге. Ваша честь, как узнать о Боге таким высокопоставленным людям, как Президент, члены совета Европы, ООН или вы? Только ситуация с гонениями верующих создаст такие условия. И вот теперь я здесь, и президенту, и членам совета Европы, ООН и даже вам приходится слушать и вникать в учение Свидетелей Иеговы.

Иисус предсказывал эти события: «Остерегайтесь людей, потому что они будут отдавать вас под суд и бить плетью в синагогах. Из-за меня вас поведут к правителям и царям, чтобы они, а также люди из других народов услышали обо мне». Итак, все это для того, чтобы все услышали об Иисусе. А он, царь Царства Бога, всегда учил тому, что закон должен защищать человека. Стои�� отметить, что закон всегда стоит на защите человека. Не человек для закона, а закон для человека.

Выражение «правоохранительные органы» указывает на основную их задачу: охранять право. Право на жизнь, право на личные решения, право на свободу исповедания своей веры. Охранять это право, а не забирать его!

Все люди имеют совесть и здравомыслие. Неужели не видно, что Свидетели Иеговы не преступники? Зачем же тогда сторона обвинения так усердно старается сшить дело? Пять раз мне меняли обвинительное заключение. Меняли разные фразы, формулировки. Но ни одного конкретного общественно опасного действия с моей стороны так и не зафиксировано. Каким должно быть решение по этому делу? Оно должно быть по закону и по совести. […] А закон говорит: Свидетели Иеговы имеют право исповедовать свою веру как лично, так и совместно с другими. Именно это и было доказано в ходе данного судебного разбирательства.

Ваша честь, если ваше решение будет обвинительным, значит вы дали оценку вере и убеждениям. Но я от веры отказаться не могу. Бегать от властей, скрываться я тоже не намерен. Но и отказаться от своих убеждений, которые не запрещены ни законом, ни совестью, я не могу. И поскольку я не совершил ни одного общественно опасного действия, я не преступник!

Поэтому, ваша честь, прошу меня полностью оправдать и вынести решение о прекращении уголовного преследования меня как законопослушного гражданина!

Сводка по делу

Регион:

Челябинская область

Населенный пункт:

Челябинск

Номер уголовного дела:

12102750030000010

Возбуждено:

22 апреля 2021 г.

Текущая стадия дела:

приговор вступил в силу

Расследует:

СУ СК РФ по Челябинской области

Статьи УК РФ:

282.2 (1)

Номер дела в суде:

1-77/2022 (1-659/2021)

Суд первой инстанции:

Металлургический районный суд г. Челябинска

Судья суда первой инстанции:

Мария Мельникова

[gray-pensive-bird]

Страницы моей реальности Я открыл глаза и обнаружил, что нахожусь в мире, который мне не принадлежал. Небо было глубокого оттенка фиолетового, а деревья были ярко-зелеными, которые, казалось, светились в угасающем свете дня. Я огляделся, пытаясь понять свое окружение, но все было незнакомо. Прогуливаясь по странному ландшафту, я наткнулся на небольшую книгу в кожаном переплете. Она была потертой и выветренной, но страницы были заполнены красивыми, замысловатыми рисунками растений и животных. Я открыл книгу на первой странице, и как только я это сделал, мир вокруг меня начал меняться. Деревья стали выше, а небо стало ярко-голубым. Я увидел вдалеке фигуру, идущую ко мне. Это была женщина, одетая в длинное струящееся платье, которое, казалось, мерцало на свету. У нее были длинные вьющиеся волосы цвета меда, а глаза были самого темно-карего цвета, который я когда-либо видел. Она подошла ко мне, улыбаясь, и протянула руку. «Добро пожаловать в мою реальность», — сказала она. «Я хранительница этого мира, и я ждала тебя». Я взяла ее за руку, и она повела меня по страницам своей книги. Мы шли по лесам из кристаллов и океанам из золота, и я видела существ, существование которых я никогда не могла себе представить. Мы разговаривали и смеялись, и я чувствовала чувство принадлежности, которого никогда не знала раньше. Когда солнце начало садиться, хранительница повела меня обратно к краю своего мира. «Теперь ты должна вернуться в свою собственную реальность», — сказала она, — «но помни, что тебе всегда здесь рады». Я поблагодарила ее, и, когда я шагнула назад по страницам ее книги, я почувствовала чувство покоя и удовлетворенности, которого никогда раньше не знала. Я знала, что буду возвращаться в ее мир снова и снова, и каждый раз я буду открывать для себя новые чудеса и диковинки.

[hello6n12]

Любовь - это про то, что незнакомо.