#CALLOWRIMO din

[callowrimomarathon-blog]

Самара 1000

Под знакомой вывеской с лунами Туя разглядела приоткрытую дверь. Она прошла через черный ход, заранее отпертый ко времени её появления, щуря глаза за черными конспиративными очками и отмахиваясь от непослушного локона выпавшего на её долю парика. Пурсон сказала бы, что она опять похожа на главную героиню из «Гончей брюнетки», но когда та уже сменила рыжие волосы на каштановые, несмотря на название фильмы.

Ощущение, что Пурсон прямо сейчас может находиться за толстой стеной на расстоянии вытянутой руки и не подозревать об этом, трепетом отзывалось в Туе. На самом деле, она и впрямь не должна была знать, что через час, как она ушла на работу, по её же почти следам двинулась из квартиры и Туя.

Между этими бешеными на события и чувства днями Туя не теряла бдительности и держала в голове заказы, которые успела набрать для начальствующего поколения. Даты их словно выжигались у неё в памяти. Она знала, что аналогично работает разум Тукая, так что не потрудилась связаться с ним насчет начала нового дела.

Внутри здания пахло привычными успокаивающими ароматами. Туя помнила, как расслабляется тело в этом вареве после порции наркотиков. Люди оседали на подушках, закидывали головы вверх. Некоторые делали это с таким остервенением, будто мышцы шеи враз отказывали поддерживать череп, что они опасались, как бы это не закончилось однажды смертельных исходом (скорее всего, нередко и заканчивалось, вот только никто об этом не говорил вслух).

Сейчас она осторожно, но быстро двигалась по коридорам вдоль комнат, приближаясь к необходимой. Детали были обговорены заранее со всей точностью, которая могла потребоваться в таком деле. С ключом в руках наготове, Туя наконец добралась до своей цели и открыла дверь, толкнула её внутрь, прошмыгнула сама и прикрыла за собой.

Глаза слишком долго не могли привыкнуть к окружающей темноте, и, лишь когда она вспомнила о черных очках на переносице и сняла их, опустив в карман рюкзака, из мрака выступили окружающие предметы. Она попала на склад. Здесь рассыпались в пыль приземистые диваны с изъеденными молью подушками, поломанные стулья и столики, гниющие шкафы с отваливающимися и держащимися против гравитации на одних петлях дверцами. Туя предприняла еще одну попытку собрать все волосы парика в один хвост, за каким-то чудом заметила на подлокотнике кресла невидимки, с помощью которых, наконец, смогла заколоть все мешающиеся локоны. Приятно было не иметь ничего болтающегося перед лицом.

Из рюкзака она достала большой пакет и начала методично обшаривать места, в которых могли прятаться вещества. Она проинспектировала, куда класть лучше, чтобы точно найти знающему человеку. Ориентировалась, всё ли собрано, по количеству мешочков.

Когда с этой фазой она закончила, Туя застегнула рюкзак, закинула его на спину и распустила волосы из хвоста, невидимки оставила на подлокотнике, закрыла за собой дверь на ключ и припустила вон из здания, накинув капюшон. Маловероятно было встретить кого-то в коридоре, но лишний раз рисковать не хотелось.

На улице она наконец смогла вдохнуть полной грудью, несмотря на еще не угаснувший день. Теперь ее путь лежал на штабную квартиру, на крыше которой она обычно наблюдала за курящим Туком. Туя знала бы улицы Самары вдоль и поперек, если бы не удивительная способность города всё равно запускать своих подопечных в новорожденные тупики и заваленные подземные переходы. Словно каждый день карта Самары перестраивалась, как пазл, который невозможно не собрать, ведь все элементы подходят друг другу и потому рождают бесконечное число вероятных комбинаций.

Сорок минут она шла по самым запустелым и одиноким улицам, пришедшим ей на ум, когда она предлагала маршрут. Ей не изменила память: редкие люди попадались ей на глаза, те же, что она видела, вряд ли видели её: спящие на тротуарах, пьяные в стельку у мусорных контейнеров, накуренные под ставнями окон первых этажей. Древние подгнивающие домишки соседствовали с коммунальными пятиэтажками со своими внутренними двориками и неиспользованными колодцами посередине. Стоило ветру набрать силу, как легкие Туи наполняли влажность и сырая пыль. Она зашмыгала носом.

Конечно же, её маршрут не был самым коротким, на то он и был ею спроектирован, чтобы образовывались многочисленные дорожные петли. Даже тупики, порождения Самары, ей были на руку, она заводила себя в них, разворачивалась и шла обратно, ощущая в рюкзаке тяжесть груза. Такую ценность она держала на себе лишь один раз. Один пакет можно было променять на две таких, как она.

Обычно она не исполняла роль курьерши, но случай был исключительный. Несмотря на перемирие с Пурсон, Туя понимала, что она не может жить с ней вместе. Анкету она, конечно же, отправила в риелторское агентство, но её, конечно же, будут проверять, а это подразумевало необходимость наложить им на лапу. Так же Туя слышала, насколько ухудшилась проблема с арендой жилья. Люди переселялись в Самару, скупая квартиры и на самом деле селясь в них, словно вдруг участники какой-то государственной кампании по поднятию демографии и помощи молодым семьям. Старые районы шли под снос; возможно, этот, окружавший отдел и глубинный, был следующим на очереди.

Пропорционально росту населения увеличивался уровень преступности. Туя ухмыльнулась. Об этом она-то знала не понаслышке, всё же, существование её и таких, как она, являлось причиной.

Власти не озвучивали, каких высот достиг наркооборот в городе, и многие даже не подозревали, смиренно выключая новости местного канала, никогда не приводящего реальные числа, и со спокойной душой отходя спать.

Второй ключ от штабной квартиры она носила на крепкой нитке, повязанной на запястье под рукавом. Открыв дверь знакомого пятиэтажного здания, зашла внутрь и затворила её за собой. Однако сколько дверей приходится проходить за день! Туя прислушалась к тишине вокруг. Это здание подписали на снос в следующем месяце, так что опустелым они его и нашли. Их начальству тогда это очень понравилось, как они оперативно скооперировались и справились с заданием, проявив инициативу. По лестничным пролетам Туя взлетела на этаж под крышей, толкнула дверь и вошла в трёшку.

Они всё продумали, поэтому, как только человек входит внутрь, первой его видит находящаяся в квартире. Входящая же сможет заметить другую, только если та начнет движение. Но Туя это знала, поэтому быстрым шагом пересекла переднюю и увидела Тука, развалившегося в задумчивом виде на диване. Около него на полу лежал рюкзак.

– Всё порядком? – спросил он её.

– Да, - она скинула рюкзак рядом с его со стоном облегчения и потянулась. – Ты что, даже не смотрел на входную дверь?

– Я видел тебя через окно.

Окно он открыл давно, судя по холоду в квартире.

– Ждём темноты, - проговорила Туя и достала из своего рюкзака книгу. Отвоевав себе место на диване рядом с Тукаем, уткнулась в листы, готовясь к расспросам, но молчание нарушалось лишь живущим городом.

эпизод за 8.08.18 от 12.08.18

~ Дин

[callowrimomarathon-blog]

Элигор VI

Оставляющая его в старом кабинете Лоре несла вон недоверие на лице. Когда дверь за ней закрылась, Элигор глубоко вдохнул запах комнаты, утратившей намёки на самое себя: нет ароматов материалов, из которых строилось здание, а значит, и она сама; нет, только запах чернеющих и желтеющих книг, пыли, обустроившейся на их стопках. Стопки стояли, некоторые – прислоненные к стенам, другие – так, просто на полу, верхушками преодолевающие гравитацию на протяжении вот уже какого количества времени. Пыли, однако, было меньше, чем Элигор предполагал, впервые озаботившись и спросив у Лоре, может ли он получить доступ к древним изданиям. Пока она пыталась найти отговорки и не находила, судя по её подрагивающим бровям, он думал о том, как будет чихать с периодичностью три раза в две минуты, окруженный темнотой, паутиной и бумагой.

Но кабинет оказался светлым, пусть и было здесь одно только небольшое окно, выходящее во двор. Возможно, свою руку к этому приложили выкрашенные в белое стены. За счет этого и паутина не так бросалась в глаза. А чихнул он лишь четыре раза, как только зашёл, и то подряд, а сейчас никакой похожей на предчихающее состояние щекотки в горле он не ощущал.

Теперь перед ним стояло два выбора: либо он начинает поиск, не дожидаясь Тодда, либо бездействует, пока тот не явится. Ему нравится Тодд. Он напоминал Элигору о прошлом сильнее всех живущих и всех оставшихся механизмов, с которыми им теперь приходилось тягаться. Возможно, Тодд слишком боялся возобновления болезни и этот страх делал его похожим на уже заболевшего. Однако у Элигора создавалось впечатление, что тот всеми силами пытается «вылечиться», преодолеть себя и доставшийся ему от природы предел развития умственных способностей.

Он знал о нём не так много, хотя бы потому, что Тодд предпочитал молчать, а не говорить. В то утро, когда он встретился им с машиной на пляже, они прошли до дома Элигора и Элигор назначал новую встречу, чтобы посмотреть на диапозитивы опять. Он спросил Тодда, где тот хранит диапроектор, на что получил неуверенную улыбку и такой же неуверенный ответ, что сдаёт его на склад. Элигор ничего не знал об еще одном складе, помимо ангара, где оставлял машину, но не так уж удивился, услышав, что есть ещё один. В принципе, Элигора не заботила сильно иная научная деятельность Шо, только собственная, так как у него сложилось впечатление, будто тут всё вертелось вокруг сельского хозяйства, а потому: биология, минералогия, почвоведение и другие дисциплины, далекие от сферы его интересов.

Сев на стул посреди кабинета, Элигор нахмурился, вспомнив единственный вопрос, заданный ему Тоддом. Он хотел узнать, почему он ведет машину не в ангар, а к себе домой. Впервые, наверное, за последние пять лет тогда Элигор почувствовал сильное желание кому-нибудь довериться, как другу или соратнику. Признать, что с эмулятором происходит что-то и он пока не знает, что именно, а машина не только в эмуляции ведёт себя странно. Ладно, вообще-то, странно – не совсем правильное слово для такого поведения. Наверное, ему было просто непривычно и не естественно видеть, как машинное обучение проявляется в жизни.

Потому, что его испугало это внутреннее стремление к доверительному отношению с кем-то, Элигор и не ответил правды. Он сказал, что дома забыл пластину для выведения отчета системы машины, а несколько раз мотаться туда-обратно желанием не горит.

Главный же вопрос от Тодда не прозвучал: почему Элигор вообще так рано идет с сеанса? Но он ведь и не мог знать, что обычно смена заканчивалась в шесть утра.

Предложение помочь ему, если что, поступило от Тодда совершенно внезапно и тем более удивило Элигор, что он скорее ожидал получить от него пинок под зад, а не это (даже если Тодд выглядел минимально агрессивным и способным на пинание кого-либо под зад). Больше в растерянности, Элигор дал своё согласие.

– О чем думаешь? – Тодд появился словно из ниоткуда. Элигор не заметил, как дверь открылась, пропуская из коридора человека, и теперь он стоял рядом, глядя на него, чуть  наклонив голову вбок. Смуглая кожа в месте с такими белыми стенами показалась бледнее. Темно-рыжие кудрявые волосы Тодд собрал в хвост, открывая приятные черты лица.

В поисках второго стула для него Элигор встал, огляделся и пододвинул еще один, прислоненный к стене за стопками книг. Пришлось действовать аккуратно, чтобы не дать начало разгрому.

– Вспоминая, как так получилось, что ты теперь тоже будешь вынужден замарать руки в пыли, - ответил он, когда оба они сели рядом посреди кабинета, лицами к самому большому скоплению книг.

У Тодда в руках была стеклянная банка с водой, на которую Элигор покосился.

– Подумал, что захотим пить, - объяснил Тодд. Вместо прежнего недоверия в первые встречи теперь Элигор узнавал в его движениях настороженность или тревогу.

«Нелегко ему, наверное, живется», подумалось ему.

– Прежде чем мы приступим, могу я задать тебе вопрос?

Тодд внимательно посмотрел на него:

– Зачем?

– Ты первый, не считая меня, человек в Шо, которого я застал за деятельностью, не связанной с сельским хозяйством. Неудивительно, что ты вызываешь у меня интерес, правда? – объяснил Элигор. Он не хотел спугнуть Тодда, но говорить обходными путями, как он говорил с научной администрацией или той же Урас, тоже не желал.

– Да, неудивительно, - ответил Тодд, кивнув, и обратился взглядом к книгам: - Ещё раз, что мы будем искать?

– Подожди-подожди, с «правда?» - не тот вопрос, который я хотел задать!

– Но ты же уже задал вопрос, - пожал плечами Тодд и больше на него не смотрел, однако Элигор так просто не собирался отступать:

– Ну нет, ты взял воду, чтобы я чувствовал себя хорошо физически, но не предоставляешь мне информации о себе, чтобы я чувствовала себя в безопасности?

Уголки губ Тодда вдруг дернулись, и он-таки повернулся к нему.

– В безопасности?

Элигору пришлось про себя признать, что насчет этого он погорячился. Мир никогда раньше не был таким безопасным, в каком они жили теперь. Нулевой уровень преступности, средний уровень жизни высок, достаток и довольство. Свою роль сыграла и нивелированная ценность денег, которые теперь шли в оборот только на черном рынке, представлявшем собой не то, что черный рынок был в прошлом.

– Что ты хочешь узнать? Оставляю за собой право не отвечать, - наконец, сказал Тодд, скрестив руки на груди. Поза вызывающе закрытая.

– Твои родители, они живы?

Тодд немного замешкался, нахмурился.

– Да, как и твои, думаю.

– Да, - Элигор кивнул, - мои работают в сельском хозяйстве недалеко от Туро Дорис. Твои?

– Я родился на другой стороне залива, - более уверенно ответил Тодд, словно взаимный обмен деталями биографий показался ему лучшей идеей, чем допрос лишь его одного. – Родители тоже в сельхоз сфере.

«Этого следовало ожидать», подумал Элигор.

– На другой стороне? – он знал не много о той стороне залива, однако то, что знал, могло прояснить, почему Тодд так далеко забрался. – И как ты оказался здесь?

– Там нет лабораторных городков, профиль которых включает в себя компьютерные технологии.

– Ты проходил обучение в каком-то училище на этой стороне?

Тодд постучал ногтем по банке с водой, жидкость заворочалась, отбрасывая на стены блики, соревнующиеся по белизне с краской на них.

– Нет, я самоучка. Так что ты хочешь найти?

от 08.08.18

~ Дин

[callowrimomarathon-blog]

Самара 101

– Ты выглядишь как та женщина из «Гончей брюнетки», - сказала Пурсон. Туя стянула с головы рыжий парик и кинул его ей. Она помнила этот фильм, они смотрели его в их первый совместный вечер у неё дома. В нём главная героиня использовала разные средства для смены имиджа, в том числе, конечно, парики, как и они теперь, вот только ей это, по мнению Туи, даже и не требовалось: зачем андроиду с навыками боевых искусств скрываться от людей, жаждущих его уничтожения?

Пурсон выбрала черный кудрявый парик, а Туя, вновь перебрав имеющиеся варианты, наконец остановилась на каштановом, с прямыми волосами до плеч. Оставив деньги в залог на стойке, они выскользнули на улицы глубинного района через черный вход – совершенно излишняя предосторожность, ведь не было ни одного шанса, что за ними кому-то понадобилось следить, даже тем, кто устроил кавардак в её квартире. По крайней мере, воспользовались связями Пурсон в парикмахерской студии, располагающейся на другой стороне дороги от отдела, где они вместе работали.

Туя осталась у Тука. Он лёг спать, а она вышла на смену, отрабатывать накопившиеся за отлучку часы. Работа была непыльной, здание, в котором она сторожила, оказалось на удивление даже чистым, так что она не побоялась распластаться на одинокой кушетке в коридоре. Обычно за раз работало два человека, но из-за непродолжительного срока хранения в эту смену она вызвалась потрудиться в одиночку (да и надбавка за это тоже причиталась). Около двух ночи наконец Туя сбыла товар с рук и покинула заброшенный дом, направившись по спящим улицам к отделу.

Пурсон ждала её, попивая кофе из термоса-кружки и все равно нещадно зевая. В комнате, в которой её нашла Туя, многие уже заснули, другие покачивались на диванах и смотрели в потолок, покрытый радужными мазками от неоновых ламп в темных абажурах по углам. После они покинули место её работы и зашли в прокат.

До рассвета оставалось меньше полутора часов. Без всяких задних мыслей Туя предложила сесть на автобус, чтобы доехать до её дома. Пурсон, кажется, удивилась этому предложению, но не отказалась от возможности прикорнуть на мягких сидениях (и на плече бывшей девушки, на которое в итоге её голова и повалилась). Доехали они за десять минут, как и обычно, вышли поодаль друг от друга, совершенно непохожие на себя час назад. Договорились идти по разным сторонам дороги и с разными темпами, но встретиться у подъезда. Туя заранее переложила ключи в карман комбинезона, одолженного ей Пурсон. Он был ей чуть великоват в бедрах и груди.

На спине она несла свой рюкзак, прежде отстиранный от крови, внезапно там обнаруженной прямо перед выходом на работу. Туя вспомнила воду в раковине, красную от крови и исчезающую в сливном отверстии, закрытом решеткой.

Она пыталась составить список вещей, которые необходимо точно забрать из квартиры, и уже приготовилась к долгим разыскиваниям их среди всего бедлама, что увидела на фотографии. Пурсон шла с ней как сподручная: всё же она столько раз была в её квартире, что вполне сможет справиться с поиском того или иного предмета.

Туя так себя вела, будто две девушки, посещающие квартиру, подвергнутую обыску, не привлекут внимания и не навлекут на себя подозрения, что одна из них и есть та самая, которую хотели обнаружить. Возможно, она вела себя совершенно недальновидно, но также понимала, что от страха трястись может и дома у Тука без нужных ей вещей с тем же успехом, что и здесь, в этой квартире.

– Они могли оставить кого-то в квартире на ночь, - предположила Пурсон ещё в отделе. Туя сначала сама не понимала, зачем согласилась на её предложение, чтобы она пошла с ней вместе, раз уж ей пришла эта идея в голову.

Теперь Пурсон двигалась впереди, после прохождения открытой подъездной двери и лестничных пролетов она вытянули руку назад в темноту к Туе, требуя ключи, та вложила их в её пальцы. На мгновение ей показалось ответное пожатие, и вот уже ключи застрекотали, дверь открылась, впустив на площадку толику света от луны, и они, шагнув внутрь, тихо захлопнули за собой дверь.

Студия пахла домом так остро, что у Туи дернулись уголки губ в улыбке. Казалось, с последней ночевки здесь прошла целая вечность. Окна она всегда оставляла приоткрытыми, чтобы не приходить в душную квартиру, поэтому меж четырех стен фривольно циркулировал холодный воздух с улиц. Когда глаза привыкли к темноте, Туя осознала, что всё это время в напряжении ожидала атаки, но они с Пурсон были одни. Тишина надавила.

Свет включать было опасно, даже за луч от фонарика Туя переживала, как бы его не заприметили, но иначе бы, в таком хаосе, они с трудом нашли бы и четверть списка. Пурсон видела его раньше (и даже корректировала). Почти тут же они приступили к собиранию вещей из него в свои рюкзаки.

Забив его почти полностью через минут пятнадцать (всё же из-за маленьких размеров жилплощади вещи не приходилось разыскивать долго, просто они лежали метрах в пяти от привычного для них места, под грудой остальных предметов), Туя открыла шкафчик над раковиной на кухне и достала оттуда тостер. Осторожно поставила его на стол и посмотрела туда, где возилась с фонариком Пурсон. Ей в голову пришла мысль, что это первый раз за долгое время, когда они остались наедине в одной комнате.

Тут же, в этой студии, еще до последней перестановки, они часто валялись на кровати, впритык приставленной боком к подоконнику. Туя обычно читала книги с экрана телефона, а Пурсон перебила сделанные ею фотографии в облачном хранилище. Они могла поставить музыку, но с таким же удовольствием валялись в тишине. Чувство комфорта и безопасности превалировали над всеми остальными.

– Туя? – окликнула её Пурсон, подойдя к столику и направив луч света прямо на тостер. От его пластикового бока оторвался блик на столешницу, который Туя накрыла ладонью поверх. – Тостер это первый приоритет?

Кивнув и глядя ей в лицо, подсвечиваемое снизу, Туя прижала устройство к груди. В рюкзак он поместится с трудом, п��думалось ей. У Пурсон портфель был не такой пузатый.

С такими же предосторожностями, с какими вошли, они покинули квартиру. Туя закрыла дверь на ключ. Из подъезда сначала вышла Пурсон, через пять минут Туя, и встретились они уже в следующем квартале.

Туя протянула к бывшей возлюбленной руку и коснулась кончиками пальцев её локтя. Она поняла, что тревога не вернулась только из-за Пурсон, которая была всё время рядом.

от 02.08.18

~ Дин

[callowrimomarathon-blog]

Самара 100

– Честно, ни одна не сломалась, - сказала Туя, когда Тук появился в дверном проёме, с удивлением воззрился на неё и обвел глазами бардак, устроенный ею на ковре из мешанины пластинок, их конвертов и проигрывателя. Обрадованная, что её одиночной скуке пришёл конец, она начала собирать всё в аккуратную стопку, как заметила движение за спиной хозяина квартиры. Её лицо тут же омрачилось.

– Привет, Туя, - бледная Пурсон выглянула из-за Тукая с настороженным видом. Волнистые волосы были собраны в расслабленный пучок на макушке, с правого века темно-серая тень мазанула аж до висков. Похоже, будто она пришла сразу после того, как поспала, отработав ночную смену. И поспала причём там же, на рабочем месте, не сумев добраться до дома из-за хронического недосыпа, ставшего, как они между собой шутили (но только частично и то с печалью), профессиональным заболевание работниц отдела.

– Привет, Пурсон, - вяло ответила Туя и потянулась рукой за откинутыми за спину джинсами. Тук вдруг стал вести себя, как гостеприимный хозяин: предложил чай, извинился, что не приготовлен ужин (Туя даже не подумала о том, что может приготовить ужин, но Тук ничего на это не сказал), поставил чайник на плиту. Пока он обхаживал Пурсон, Туя вернула проигрыватель и пластинки обратно на шкаф, поверх чистого квадрата среди пыли, сходила вымыть руки в ванную и, когда закончила, застала их уже во второй комнате квартиры, где на полу вместо ковра были уложены паркетные доски, а у левой стены пушистым белым облаком примостилась кровать. Дверь на балкон была приоткрыта, и с улицы тянуло сигаретным дымом.

Пока они курили, она села на одеяло, оглядываясь. Сюда в отсутствие Тука она не заходила, так как полагала, что дверь эта вела в чулан, а не в спальню. Да и диван в той комнате вполне сошёл бы за спальное место, на её скромный аскетичный взгляд. Свет здесь чувствовал себя привольнее, а тени в углах сгущались темнее. Именно такое бы место представила Туя, попроси её кто вообразить Тукая в естественной для него среде обитания.

С плиты требовательно запищал чайник, и она побежала его выключать.

– Она не говорила про меня? – услышала она тихий шёпот Пурсон, поливая чайные пакетики в кружках для себя и Тука. Вся посуда, которую она нашла в кухонном шкафчике, была белой, лишенной каких-либо опознавательных знаков, хотя она ожидала найти чашку с надписью во всю её высоту: «Тука!». Возможно потому, что во время работы он часто рассказывал, как в интернате рьяно оберегал свою одежду, отказываясь принимать доктрину внутреннего сообщества, звучащую как «всё общее», и растрачивал минимум по маркеру в месяц просто на то, чтобы отметить свои личные вещи. Эффекта он добивался слабого, из-за его протеста против системы его вещи больше ломали, чем использовали по назначению.

Тук в ответ что-то промычал непонятное, и они появились в зале, воняющие дымом, один больше, другая меньше. Пурсон наверняка мечтала о тёплой кровати или горячем кофе. Мешки под её серо-голубыми глазами обозначились чётче.

– Держи, - Туя придвинула чашку Туку и села на диван. Обхватив горячий фаянс своей кружки, она почувствовала жжение в пальце и вдруг вспомнила, что её угораздило порезаться в обед.

– У тебя есть пластыри?

Тук кивнул Пурсон на чай, сделанный ему Туей, как бы говоря: «возьми, если хочешь», и после его недолгого копания в тумбе около плиты на колени ей спланировала упаковка пластырей.

– Спасибо, - она занялась пальцем.

Почему-то она была немного уязвлена, что он отдал свой чай Пурсон, а когда та тоже не стала его пить, ответив утвердительно на вопрос Тука, будет ли она кофе, совсем сникла. В зале помимо дивана сбоку от него, ближе к плите, стояло два стула, один из которых заняла Пурсон, неловко прижавшись к спинке и вытянув длинные ноги. Она искоса разглядывала жертву аварии, и та чувствовала этот взгляд, как если бы Пурсон исследовала её пальцами.

– Это единственное повреждение, которое осталось? – наконец спросила она, к облегчению Туи, которой казалось, что еще чуть-чуть и она плеснёт молчащей Пурсон чай в лицо, так что та хотя бы покраснеет.

– Я порезалась, пока делала бутеры.

Тук, спиной к ним, заливающий кофе кипятком, быстро оглянулся и продолжил начатое. Пурсон бросила на него беглый уставший взгляд.

– Он сорвал меня прямо с работы, - зачем-то сказала она.

– Попрошу, инициатива была не моей, а Туи, - Тук вручил ей ароматный кофе и уселся на последний свободный стул.

– Попрошу, это не правда, - запротестовала Туя.

– Откуда ты знаешь, что говорила, пока спала в машине?

Она все равно сомневалась, что даже во сне могла высказать желание видеть Пурсон немедленно, но промолчала. Воспоминание об аварии начали всплывать на поверхность памяти, вызывая всё больше вопросов.

Словно прочитав их в её глазах, Тук спросил:

– Ты же помнишь, что врезалось в твой автобус?

– Эээ, - протянула она глубокомысленно, скорчив рожу, - вообще, нет. Пока что единственные отчетливые образы – это то, во что превратился парень у лобового стекла, - она сглотнул ком в горле, стараясь переключиться на следующий образ: - и странные звуки. Очень.

Пурсон и Тук переглянулись.

– На автобус упал вертолет, - сказала первая.

С мгновение Туя просто молчала, переваривая услышанное, а потом дико засмеялась. Осведомители с пониманием ожидали, пока она успокоится, и потягивали кофе.

Её хохот затянулся, так что всё же Тук вмешался, прислушиваясь к соседкам за стенами. Туя зажала рот рукой, смаргивая с глаз слёзы.

– Я, конечно, многое могу понять, но не то, зачем вы решили сообща посмеяться надо мной.

– Как видишь, мы не смеёмся, - серьёзно проговорил Тук и дал слово Пурсон:

– Есть еще одна новость, которая тебе совсем не понравится.

– Что, ты собираешься вернуться ко мне? – с усмешкой Туя поглядела на девушку. Брови той окаменели над вспыхнувшими вместо щёк глазами, но тон следующей фразы не лишился сочувствия:

– Твою квартиру взломали.

Так, ладно, подумалось Туе. Она отставила кружку с остывшим за время её хохота чаем на столик перед диваном и со всей серьёзностью посмотрела им в лица, даже не ища признаков, что они смеются над ней. Это же было очевидно.

– Ребята, - сказала она, переводя взгляд с одной на другого, - мне не хочется рубить с плеча, но, похоже, придётся, - она вздохнула. – Кажется, с вами за два дня произошло что-то посерьезнее, чем со мной. Предлагаю обратиться за помощью.

Они её юмора не оценили. Пурсон нахмурилась. Тогда Туя уже с возмущением вскинула руки:

– Какого чёрта вы пудрите мне мозги?!

– Она не верит мне, - словно её здесь не было, обратилась к Туку Пурсон. Над розовой верхней губой осталась молочная пенка.

 – Ты бы поверила? – пожал он плечами.

– Ты вообще помнишь, в каком мире мы живем? – вопросом на вопрос ответила Пурсон, поджав губы. Она достала из кармана куртки телефон и, недолго в нем порывшись, протянула Туе экраном вперёд. Туя различила на фотографии очертания своей мебели, теперь покрытой вещами, вынутыми из всех мест, где она их хранила. Комната представляла собой полный бедлам.

– Что за чёрт, - сердце у неё упало. Она сжала телефон в руках, так что Пурсон пришлось его отпустить из своих, и тщётно искала на фотографии вещи, которых у неё никогда не было.

– Это?.. – она попыталась собраться с мыслями и потянул воздух медленно, как при медитации: - Когда сделана фотка?

– Перед тем, как мы приехали к тебе, - ответил Тук.

– Ты тоже видел? – она посмотрела на него.

– Да.

– То есть, не… не попади, эм, вертолёт в мой автобус, я обнаружила бы свою квартиру в таком виде? – уточнила Туя, и оба кивнули. Отдав телефон, только чтобы не разбить его об стеклянную столешницу, она вперилась в стену напротив недвижимым взглядом, стараясь считать секунды для успокоения. Новость окатила её как ледяной душ. Интересно, как бы она отреагировала на детали про аварию, если бы первой узнала про квартиру?

Тревога, которую она давно не испытывала, всплыла наверх.

– Мы же всегда работали аккуратно, - Тук кивнул на её слова. В его глазах появилась ответная тревога. – Это не могут быть наши конкуренты или стражи порядка.

Пурсон подняла глаза на Тукая, удивленно вскинув брови:

– Я не думаю, что…

– Могут, - перебил Тук, подняв ладонь, как бы останавливая поток слов изо рта Пурсон. – Когда дело касается наркотиков, ничего не может быть наверняка.

– Я бы хотела, чтобы ты был не прав, - произнесла Туя.

– Я тоже.

В тишине они допили свой кофе, а Туя пыталась связать воедино всё, что услышала. Даже сначала показавшийся полным бредом вертолет, врезавшийся в её автобус, естественным образом вклинился в картину событий. Нашлась причина необычным звукам, что она слышала перед тем, как бедного парня снесло (возможно, его голову превратили в фарш крутящиеся лопасти, проломившие прежде лобовое стекло?), хотя оставалось кое-что ещё, что она начинала вспоминать только сейчас и осознавать, как не присущее даже той ситуации. А именно течение времени, которое в аварии повело себя самым странным образом: она чувствовала его переменчивый ход прямо в голове, как содержимое, двигающееся по капиллярам, и тогда оно схватилось, пошло кульбитами, заставляя события то невыносимо ускоряться, так что звуки сливались в один писк, то размазывая их жвачкой по пространству. Если бы эта сцена была в фильме, то так бы выглядела в заглючившей программе воспроизведения.

Постепенно с метафизических размышления она переключилась на призёмленные вещи, как, например, тот малоприятный факт, что ей теперь опасно возвращаться в свою квартиру и необходимо где-то остаться на первое время, пока она найдет старой замену.

И Пурсон как будто только ждала, когда на лице Туи отразится осознание перспектив поиска. В Самаре были большие трудности со съемом жилья тем, кто не предъявлял документы.

– Поживи у меня, пока хочешь, - произнесла она тихим волнующим голосом, заглядывая ей в глаза. Вновь Туя почувствовала намёк на приятный трепет, поднимающийся с кончиков пальцев, но с головы навстречу этой волне покатило мощное неприятие, недоверие, нежелание что-либо строить опять и пытаться.

Тук взял со стола их чашки и помыл в раковине. Шипение водной струи из крана действовала успокаивающе.

– Можешь остаться у меня тоже, - домыв посуду и убрав её, сказал он и вытер руки об полотенце. В уголках его глаз начали появляться первые проблески улыбки, признаки, что он справляется с тревогой и напряжением, владевшими им все эти долгие сутки.

– Это безопасно? Ты же мой напарник, - спросила Туя для вида, просто желая услышать, как он её успокоит.

От его улыбки у неё потеплело в душе.

– Найти меня им будет намного сложнее.

Она согласно кивнула, игнорируя Пурсон. Встав, чтобы положить пластыри туда, откуда их взял Тукай, она прошла мимо него и вдохнула запах, который сразу приобрел в её голове ассоциацию с чем-то, чему она может безоговорочно довериться.

от 31.07.18

~ Дин

[callowrimomarathon-blog]

Элигор

Когда эмулятор действительности отключился, раздался механический протяжный «бип». В этот раз она услышала его слишком рано, по собственным ощущениям. Короткое пшиканье, сопровождавшее освобождение её корпуса от металлических запоров, раздражило искусственно созданные барабанные перепонки. Она выпрямилась, глядя перед собой в гладкую поверхность стекла напротив.

– Почему сеанс прекращен преждевременно? – обратились к человеку за экраном, что руководил её эмуляцией. Говорила седая женщина в белом халате – белые халаты так и остались униформой ученых. За очками с тонкими линзами (она определила сходу близорукость в минус три на левом и минус два семьдесят пять на правом) ждали ответов карие, конечно же, глаза. 

Докторку насторожила недолгая заминка. В комнате было не продохнуть от спертого воздуха. Сенсоры сообщали и другое, причины: здесь не было окон, кондиционера и ничего иного из техники, помимо эмулятора и её самой. Согласно инструкциям по безопасности, проносить в лаборатории средства связи так же запрещалось из-за риска словить никому ненужные перебои в работе дорогостоящих аппаратов. Речь, конечно, в инструкциях шла не о бюджетных мобильных, выдаваемых учёным в Доме обеспечения, которые представляли собой кирпичики из прошлого, справляющиеся лишь с тривиальными задачи. Хотя кому-то не выдавали и их, давая волю фантазиям несчастных, как удовлетворить свои нужды калькулятором или тостером. Она знала, что тостеров осталось слишком много, чтобы не выдавать их и копить на складах.

С другой стороны, чем еще заполнять пустоту тысячи баррелей осиротевших зданий, как не миллионами тостеров фирмы «Коннегут»?

Она уловила, как учёная произнесла её название, и повернулась к ней всем телом.

– Элигор?

Элигор оторвался от экрана с расстроенным лицом и с недовольством собой в глазах. Она отметила это недовольство, и программа распознавания эмоций в её обеспечении могла бы аварийно завершиться, ведь это были слишком сложные для классификации чувства. Её сюзерен был бы доволен выводом, ею сделанным: последние сеансы не проходили даром.

Он перевёл серьёзный взгляд с неё обратно на коллегу, его пальцы побарабанили по блестящей, до скрипа вылизанной панели эмулятора, из-за чего женщина поджала губы. Увидела в этом неуважение к казенному имуществу, стоящему больше, чем их жизни вместе взятые?

– Прошу прощения за то, что тяну с ответом, Лоре, - наконец, сказал он, чуть не вставив прежде её имени старое «докторка», - программа не дала сбоя, иначе бы это отразилось в списке ошибок.

– Она аварийно завершилась? – уточнила Лоре. На её карточке, обеспечивающей ей доступ в лаборатории этого этажа, значилась ученая юдоль, которую ей выбрали в подростковом возрасте: «докторка биологического сегмента, привилегированность средняя». Последнее словосочетание считывалось только машинами, невидимое для человеческого глаза. Причина таких мер для сокрытия положения женщины в обществе от других людей осталась ей непонятна.

Лоре она видела не в первый раз. Она руководила восьмым этажом, где они сейчас и находились, но все остальные лаборатории занимались исследованиями по её части, в биологии. Эта же комната, на самом деле, почти каморка, разве что размерами подошедшая под устроение здесь эмулятора действительности, была отведена под машинное обучение. В глазах Лоре выбирать её этаж под совершенную иную сферу деятельности было непредусмотрительно, так как по правилам она теперь начальствовала над этой лабораторией так же, как и над всеми остальными. Вот только в сфере информационных технологией её познания жёстко ограничивались благодаря иерархии учёности. Показательно было, что Дом обеспечения выдал ей целых два тостера, и ни одного телефона или калькулятора.

Так что эмулятор, эта громадная по сравнению с привычными ей микроскопами и иксплорерами родных лабораторий махина из электронных блоков, проводов и неоновых лампочек размером с узкий зрачок, вызывал в ней не только недоумение, но и раздражение. А сколько электричества он потреблял! Ей уже было страшно открывать счета, приходившие на этаж. Как-то она попыталась даже высказать недовольство этим в переписке с начальствующей над всеми, но та резонно позже ответила, спустя месяц, как сообщение было отправлено, что финансирование проекта покрывает расходы полностью. И чтобы её больше не тревожили по таким пустякам. Лоре тогда сквозь землю чуть не провалилась от стыда и даже обрадовалась, что в жизни не увидит начальницу.

А этот Элигор, доктор не первой свежести, который носился на работу с чашкой кофе и в помятом халате далеко не белого цвета! Конечно, кофе у него всегда отбирали еще у входа в лифт (и он никогда этим не возмущался, но неизменно оставался без чашки каждый вечер, а утром после смены заходил за ней к охране), халат не отбирали, хотя она бы первой вызвалась это сделать, оставляли и это надменное выражение на лице, которое было почти всегда, когда его заставали не за работой или в момент расставания с кофе. Про него она знала не много и желала знать больше, вот только здесь ей не хватало привилегированности.

 И вот опять, из всего произошедшего, она поняла только, что сеанс закончился ранее намеченного (она старалась поспеть к концу каждого из них, чтобы внутри себя побеситься из-за ситуации и Элигора, а потом отправиться домой с ощущением, какое наступает после хорошего выговора кому-то из нижестоящих), а почему – понятия не имела. Перемигивание лампочек не давало ей никакой информации, кроме той, что эмулятор работает и накручивает счета, так что она оказалась вынуждена задавать вопросы и получать ответы, если на то наконец-то сподобится Элигор.

– Нет, аварийное завершение тоже не было замечено.

– Тогда в чем проблема? – её терпение подходило к концу. Она хотела только для души, про себя облить Элигора ушатом помоев, посмотреть на завершение сеанса, опять поглазеть на машину, теперь занимавшуюся этим же в её сторону, а потом с облегчением закрыть этаж. Всё.

Элигор почесал подбородок. «Хотя бы законопослушно бреется каждый день», подумала Лоре, «возможно, из него вышел бы неплохой донор». Как бы плохо она о нем ни думала, но понимала, что быть выбранным для работы с эмулятор действительности дорогого стоит. Ещё она могла биться об заклад, если бы такой способ доказательств еще был в ходу, что Элигора обеспечили мобильным, а не тостером.

Но сейчас её положительная сторона мнения о нём пошатнулась, когда он сказал:

– Пока не знаю.

Он шёл по ангару в молчании, ведя её за собой. В кармане халата об ногу при шаге ударялась чашка с коркой высохшего кофе на дне.

Очередное покинутое здание, особняк конца двадцатого века, выполненный, в отличие от большинства домов своего времени, в духе прошлого. Его целью было напомнить людям о балах, проводимых под подобными же изысканными люстрами, и залах, в которых эти балы проводились и которые полнились от света и окон во всю высоту стен. Отличная подделка, не совсем входящая в рамки стереотипного образа, но достаточно изящная, чтобы проводить здесь сборища, которые больше никогда не назвать балами.

Прохожий с улицы наверняка подозревал, что за высоким забором опять переоборудованное под склад тостеров здание, и был бы не так далек от истины. Тостеры не тостеры, но иные машины, еще не страшащие своих создательниц достаточно, чтобы приостановить машинное обучение.

В двух залах от холла Элигор оставил машину, загрузил на флешкарту данные с её блока памяти, чтобы вечером, перед работой, просмотреть и сопоставить с выгруженными с эмулятора данными. После проделанной работы и долгого сеанса (пусть и закончившегося раньше, чем предисано, но всё еще остающегося долгим) он, наконец, мог посмотреть на машину не через матовый экран. Утреннее освещение и розоватое убранство залы страшным образом облагораживало искусственную кожу, наделяя признаками живой. Этот румянец на щеках, краснота губ. Зачем делать их такими похожими на людей, чтобы потом мучиться из-за того, что поступаешь с ними как с тостером? Которого у Элигора, кстати, не было.

Он проверил опять, не просто ли оставляет её в спящем режиме. Уходя, окинул зал уставшим взором, и нечаянно заприметил себя сразу во всех трех зеркалах, мимо которых ступал: лицо осунулось, выступили скулы четче, чем в старших классах, а на виски смотреть страшно, так и до лысого черепа недалеко. Чуть не споткнулся об повалившуюся на пол бетонную деталь декора.

В целом, решил он, для машины как обиталище сойдет. Но про себя не был так уверен.

 от 24.07.18

 ~ Дин

[callowrimomarathon-blog]

Самара

Всё всегда начиналось с Самары.

Почему-то именно так. Не с первой буквы алфавита, не с цифры «один» (или, точнее, для той всегда «раз», сколько её ни переубеждали), даже не с чертового первого шага, который делать для неё было сродни бросаться под пули. Нет, Самара равно начало всему, аналог Большого взрыва, сделавшего её саму и её жизнь такой, в какой она была вынуждена существовать сейчас, когда всё уже прошло.

– Она приехала в город на попутках? – уточняет Тукай, затягиваясь дымом и вскидывая голову вверх. Курить на крыше и разговаривать разговоры стало привычным завершением тяжелой смены. Ключи тихонько лежали на самом краю. Среди них троих они не были слабейшим элементом, готовым потеряться в многоэтажной бездне городских зданий. Туя посмотрела себе под ноги, опережая собственные мысли, как легко иногда кажется переступить этот осыпающийся бордюрчик. Так же не смогла не усмехнуться, когда оглядела кислым взором «многоэтажность» района Самары, в котором ей повезло жить.

– Скажем так. В её планах не было Самары, - произнося это вслух, Туя сама себе не верила. Словно не могло так случиться, чтобы та приехала сюда не намеренно, а нечаянно, перепутав трассы и зазевавшись на указателях. Ведь если это принять, тогда нужно принять и то, что их встреча могла и не произойти. Иногда это не давало ей уснуть: в одни ночи её задерживал в реальности иррациональный, более иррациональный, чем обычно, страх, в другие навязчивость идеи, что всё было предопределено и не в их власти что-то изменить.

Лицо Тукая не выражало особенной эмпатии. Может быть, дело было в том, что он предался собственным чувствам, облегчению, которое накатывало с каждой затяжкой, и в такие моменты переключаться на другого человека, чтобы понять весь спектр его эмоций, не горишь желанием. Поэтому Туя замолчала и нахмурилась, собрав сомнение в образовавшейся складке между бровей. Импульс говорить о прошлом и о Самаре конкретно, о том, насколько въелся в канву жизни этот шестибуквенный топоним, исчез.

Её опять заинтересовало лицо Тукая. Сама она не курила, пока они провожали день на крыше. Бросила, когда нужда заела, так что не нашлось денег на вредную привычку. На черты юноши накладывались её собственные из прошлого, как она видела себя в зеркале пять лет назад, и что-то из этого наслоения давало ей всегда понять, курящий перед ней человек или нет. Своеобразный радар не того свойства, о котором обычно она шутила в школе с подругами (спрашивается, зачем они шутили о том, чего ещё не понимали? Туя знала ответ, конечно же, и совесть её уже не мучила). И вот сейчас, Тукай. Еще при знакомстве её поразило, насколько тупыми могут звучать имена. Тукай, как отрезали. Кожа бледная, глаза раскосые, нос обгорелый (и как только умудрился с такими тучами последнюю неделю). В уголках темных от природы губ разве она видит пепел? Почему она сразу поняла, что именно с ним будет тусоваться на крыше и пассивно курить от его сигарет, каких-то качественных, которых она никогда не курила еще в своё время?

– Расскажешь начало еще раз?

Когда он говорил, обычно смотрел в глаза, но в наступившей уже на их крышу темноте можно было разглядеть разве что блики от фонарей, включенных где-то внизу, на улицах. Уже потянуло холодом, со скрипом дюжина окон в деревянных рамах закрылась изнутри, вступила в кооператив со шторами ради одной цели: охранить частную жизнь квартир от вмешательств извне и, конечно, холода.

– Поздно уже.

– Ты просто не хочешь?

– Вообще да.

Тукай криво усмехнулся.

– Спасибо за второступенчатую честность.

– Второ-?

– Пришлось скинуть первую, оказавшуюся враньем, чтобы сказать правду, - объяснил Тукай, вставая и потягиваясь. Потом улыбнулся и сказал: - Я всё равно вижу, как ты глаза закатила.

– Это каррент муд, Тук. Каррент. Муд.

– Препираться с тобой обожаю, но давай по домам.

Вместе они дочертыхались по охладевающим скатам до двери, над которой под козырьком тускло горел подвязанный за провод фонарик. Туя улыбалась, продолжая препирательства в голове. Она могла бы предъявить ему, что он не заметил, как она опять вплела «аглицкий» язык в разговор, а это его обычно бесило. Не особо поговоришь, если не знаешь, что говорит собеседник. Ещё когда они сооружали это чудо её инженерной мысли (сама она притащила фонарик, Тукай нашёл тут же на крыше провод, они бы предпочли ещё солнечный свет в подручные, но пришлось довольствоваться другим фонариком, на телефоне Тукая, пока она показывала театр теней, а заодно хвасталась мелкой моторикой рук), с её языка слетело «как тебе такое, Илон Маск», но на английском, и Тук поджал губы, всем видом выражая недовольство.

Их шаги по лестничным пролетам поднимали пыль, сейчас невидимую, но осязаемую всем лицом.

Наконец, последний этаж, и, как всегда, Тукай ознаменовал конец дня громким чиханием.

– Тук.

– Чего? – он уже скрипнул последней дверью, на улицу. Свет от фонаря хлынул внутрь и заполосовал по её лицу. Она вынужденно зажмурилась.

– Я завтра не смогу выйти.

– О нет, - он так и замер. Потянул шеей, пробуя в ней мышцы. Видела она его только обрисованную фигуру.

Она хотела сказать раньше, но…

– И что мне теперь, одному на нарках сидеть.

– По твоему голосу даже не поймешь, что ты сокрушаешься, - она приоткрыла глаза осторожно, чтобы не быть ударенной лучами наповал. Запястьями убрала пыль с губ, чтобы уверенно продолжить: - Всё же не сиди так, как большинство, окей?

– Очень смешно, Туя, очень смешно.

Он продолжал стоять в дверном проёме, загораживая вход и подергивая ключами в пальцах, покрытых пылью. Туя смиренно ждала цены.

– Так, ладно, с тебя безбилетный проезд в автобусе и обязательно скинешь мне это в виде видео, поняла?

– Какой ты сегодня невзыскательный, я удивлена.

– Это половина цены, рано не радуйся.

– Я готова надуться.

Она вытолкнула себя из того, что звала лестничным подъездом, пождала Тука, закрывавшего дверь. Дремавшие вдоль тротуара машины словно тонко позвякивали в ответ на кричащие ключи. Ей тоже захотелось почему-то закричать, от счастья, что ли.

– Ты чего так улыбаешься? – он обернулся к ней, и во взгляде читалось подозрение. Теперь фонарь нарисовал его ей слишком четко.

– Я словно… счастлива?

Громкость этого слова пугала. Ей с трудом удалось протолкнуть его в воздух, позволить себе сказать это, не подумав прежде тысячу раз.

– Знаешь что, Туя, - сказал Тук, и они двинулись по тротуару. Он положил ключи во внутренний карман её джинсовки. От рук его пахло детским кремом, он намазал его, пока они спускались по лестницам, словно это могло перебить запах сигарет.

– Что, Тук?

Но он уже передумал сотрясать воздух словами, надулся вместо неё, руки в огромные карманы куртки, лицо нахмурилось. Она с минуту шла рядом, наблюдая за ним и прислушиваясь к себе, но внутренний звон никак не утихал, и она всё же пришла к выводу:

– Да, я счастлива.

Тук тут же преобразился. Он улыбнулся, замедлил шаг. Проверку на счастье её чувства прошли.

– Спасибо, - сказала она.

– Как хорошо, когда наше счастье не зависит от людей, правда?

– Правда, Тук.

Они расстались под фонарем.

 от 23.07.18

 ~ Дин

[callowrimomarathon-blog]

Самара 110

– Смотри, - Тукай передал ей листок, скукожившийся от времени и акварели. Детский рисунок изображал девочку с темной копной волос, держащую в руках бумажный кораблик с каким-то неизвестным Туе флагом, девочка эта сидела на берегу водоема, и на неё с интересом с камушка смотрела голубая птица с красным пятном на груди.

– Очень хорошо для… - она посмотрела на чистую сторону листа, полагая увидеть там подпись в виде имени и возраста, но ничего не обнаружила, так что повторила: – Очень хорошо.

Это был обычный для них рабочий день, они сидели на нарках в заброшенном многоэтажном здании (Самара была на них щедра, но скупилась на ограждение вокруг), последний заказ перед той работой, которую заказ у её работодательниц отдел. Смена вступила в последнюю фазу – ожидание подряда, как они называли транспорт, в который придется загрузить наркотики. Карты, рубашкой кверху, сыгравшие за свое существование партий тысячу, Туя держала в кармане джинс. Тукай зевал; по его словам, он плохо спал теперь, когда Туя жила у него.

Ничего не предвещало беды, когда внезапно дверь на первом этаже, тяжелая, металлическая, она заметила это еще при входе в здание, оглушительно хлопнула. Они переглянусь, адреналин забурлил в крови. Они сидели на четвертом этаже – и слишком громким был звук, чтобы полагать, будто это сквозняк или случайный прохожий. Туя закрыла за собой эту дверь подъезда, она точно помнила.

Они подорвались со своих мест, по пустому зданию запрыгало эхо топота и полицейского свистка. Сердце подорвалось куда-то ближе к горлу, чем к ногам. Как хорошо, что они спрятали большую часть в мебель! Собачьего лая слышно не было, это могло радовать. Действовали они оперативно, уже наученные, пусть и не профи: схватили пополам части, что лежали на открытом пространстве, засунули в мебель ещё. Она спрятала свои под подушки дивана так, чтобы ничего не заподозрили. В стене стоял огромный шкаф-купе. Им больше некуда было деваться. Они рванули к нему, Тукай пропустил её впереди себя, она запихнулась внутрь, он следом, закрыл дверь. Шкаф поражал своими габаритами: непонятно, для чего такой покупался в среднестатистическую трехкомнатную квартиру, будто там собирались хранить гробы, а не вешалки с вещами.

Топот, шум, среди которых различались человеческие крики приказного характера («Точно копы», крутилось в мозгу Туи, ошарашенном от порций адреналина, что не переставали поступать в кровоток) приближались.

– Стоять! – чем ближе, тем четче становились слова. – Вы оштрафованы за злостное тройное нарушение правил дорожного движения! – кричал коп, повторяя и повторяя в перерывах между пыхтением.

Ей стало смешно, Туя вскинула голову. Самара безумна. Безумен город, безумен их мир.  Вертолеты, что падают с небес в автобусы. Тюрьма за нарушение пдд. Андроиды, уверенные, что они люди (она слышала и о таком). В кромешной темноте она чувствовала тепло, исходящее от Тукая, он дышал ей в макушку.

Руки и ноги дрожали от страха. Их не должны были обнаружить ни в коем случае. Конечно, их инструктировали, что делать, если всё же найдут, но варианты действий не нравились ей от слова совсем.

Напряжение достигло апогея, и тут ей резануло по глазам так неожиданно, что она зажмурилась, а на них с Туком уже повалилось чье-то потное и горячее тело. От неожиданности, что в шкафу кто-то оказался, тело чуть взвизгнуло, и тут же Туя зажала ему рот, различимый в щели света между открытой дверью и панелью, Тукай закрыл дверь. Втроём все стиснули зубы так, что аж будто скрипнули зубы и хотя бы по этому скрипу их можно было отыскать.

Коп бежал мимо их квартиры. Его топот, частое дыхание, всё звучало так четко, точно они слушали это в наушниках. Пульсация крови в висках только сейчас обнаружилась так остро, что Туя почти ощутила боль. Она ожидала, как вновь свет заставит её прятать глаза в темноту, но издаваемый копом шум стал удаляться так же быстро, как до того приближался.

Однако они с Туком понимали, что коп не глупый: поняв, что впереди более нет его жертвы, он вернется в квартиры и начнет обыскивать их. Тукай схватил парня, который завалился на них, за рубашку и прошипел (они были в таком тесном для троих пространстве, что все касались друг друга):

– Убирайся!

Туя сразу же поняла, что тот просто не сдастся. Он стряхнул с себя руки Тука, как ей представилось, и скрипнул:

– Ага, щас!

Тук пошарил в карманах и вытащил, судя по шебуршанию, пакетик с веществом, сунул его куда-то на уровне лица в нарушителя пдд. Тот без слов схватил его, принюхался протяжным вдохом и вытащился на свет. Тукай толкнул его из шкафа и закрыл за ним дверь. Туя успела увидеть, как с сосредоточенным видом, сжимая в кулаке наркотики, парень разворачивается и бежит вон из квартиры.

Они слушали, как погоня возобновляется вновь и продолжается уже ниже по этажам, сопровождаясь теми же звуками, что и прежде, будто уровень усталости копа не изменился ни на йоту. Частота его дыхания и топота казалась Туе прежними. Вжавшись в панели, они ждали со всем вниманием прихода тишины, такой благостной. Туя думала о том, как будет «неловко», если прямо сейчас подъедет к подъезду подряд.

Наконец, она настала, но выходить из шкафа они не спешили. Рука Тукая, которая, как оказалось, держала её поверх локтя, была теплой. С испугом и сильным волнением Туя ощутила влечение, стремление вжаться в его тело, в голову ударил уже не адреналин, а что-то иное, такое же волнующее и жаркое, но приятное. В почти панике она выскочила из шкафа купе вместе с гудком подъехавшего подряда.

– Вот же ж … ! – ругнулась она, воображая, как коп вернется уже за ними. Их, конечно, предупреждали, что на транспорте будет новенькая, но что она додумается сигналить о своём приезде?

Тукай вылез следом за ней и приложил ладонь к лицу.

– Я удивлён, что нас с такой командой еще не поймали.

Туя начала вытаскивать пакетики из мебели. На детском рисунке отпечатались следы нарушителя пдд. Она заметила это, когда они собирались снимать всё вещество на первый этаж, и с удивлением подумала, как же им повезло, что коп оказался невнимательным.

от 04.08.18

~ Дин

[callowrimomarathon-blog]

Элигор III

Вместе с машиной он выскользнул через черный ход у последнего лестничного пролета на первом этаже, возблагодарив божеств прошлого за то, что вечером в спешке и из-за непривычного чувства сборов на работу не в одиночестве позабыл про чашку с кофе. Конечно, ему это аукнулось после, уже во время смены (на которую он незаметно для всех о��оздал), когда внимание начало расползаться и силой воли Элигору приходилось удерживать себя внутри эмуляции (это тоже требовало сосредоточенности и происходило не интуитивно). Сегодняшний сеанс он причислил к разряду неудавшихся: он собирался занести сведения о нём в свой журнал исследования и приписать рядом с поставленной  на день эмуляции целью «провалено». Туя вела себя совсем не так, как нужно было согласно его графику обучения, но он не мог её пожурить или стать строже.

Его работа с ней была сложнее, чем просто педагогическая. Он, конечно, понимал, когда брался за исследование, что придётся проявлять не только какие-никакие познания в области управления эмулятором. Как же ему в своё время повезло, что он засиживал в огромной библиотеке допоздна, перечитывая инструкции к устройствам, которые уже наверняка были поломаны и потеряны для всего мира! Повезло, потому что он успел жадно завладеть знаниями до того, как их носители сгорели в пожаре. Элигор до сих пор помнил тот пламень, что резвился среди книжных шкафов. Тогда-то он и почувствовал страх смерти – тот же страх, что планировал вызвать в эмуляции у Туи, когда выставил показатели на автокатастрофу. И если прошлый сеанс был успешен («результат положителен», записал он тогда), то сегодняшний – полная ему противоположность. Человек в большинстве случаев не может полностью оправиться от такого потрясения за несколько часов. Туя же это сделала.

Возможно, принятие решения, человечны ли её реакции, не должно было ложиться лишь на одни плечи, тем самым наделив исследование большой степенью субъективности. Но в Туро каждая соображающая голова была на счету, так что в Шо отправился он в одиночестве и даже был этому рад. Работать в команде он не горел желанием.

Машина послушно двигалась за ним следом, её шаг отличался от его нервно-дерганого тем разительнее, чем быстрее он стремился убраться из поля зрения Лоре, которая в любой момент могла заинтересоваться открывающимся из окон восьмого этажа пейзажем. Завершив сеанс раньше и без её участия, Элигор не стал дожидаться, пока она прибудет, опять угрожая связаться с Туро и Урас конкретно, и покинул лабораторию лестницами. Машина ничего не спрашивала, он поглядывал на неё краем глаза, ожидая любых реакций. До этого он предполагал только, что эмуляция и реальность могут смешиваться и влиять друг на друга не только на уровне эмоций и чувств, но и зрительных образов. Когда Туя скинула в квартире Тука проигрыватель с пластинками, его сон как рукой сняло. Слишком прослеживалась параллель с действительностью. Тут он готов был признать, что ему не помешали бы вторые лица для прояснения ситуации: случайностью ли являлось появление пластинок в эмуляции или нет? Может ли влиять на неё так сильно, дотягивая до уровня выставленных им показателей, опыт машины в жизни, что части его преобразуются в материальные объекты?

Размышляя об этом и ощущая, как сон наваливается на веки, он вместе с тенью пробирался через лабораторный городок, мимо пустующих одноэтажных зданий с белыми стенами и прозрачными лесенками на открытые веранды крылец. Шо знали в учёном кругу как посёлок (так как у них не было собственного сельхоз предприятия, Дом обеспечения полагался на ДО в ближайшем Ипосе) с самыми обширными территориями, застроенными когда-то лабораториями и исследовательскими центрами. Но большая часть всего этого добра оставалась не использованной и покрывалась пылью, совсем иное обращение почему-то получило восьмиэтажное здание, возможно, за счёт работающих лифтов, не нуждающихся в эксплуатации, но всё равно с сохранившимися инструкциями на случай чего. Остальные коробочки кабинетов перешли в разряд экстерьера на уровне с пышными аллеями и засохшими фонтанами.

Самая широкая и протяженная аллея, сохранившая за собой призвание главной дороги, протягивалась вдоль восьмиэтажки до самого парка. От неё же рукой было подать до его дома, но сейчас он, в разрез с нуждами своего организма, почувствовал эмоциональную потребность в разрядке, какую ему давало только море.

Поэтому он, откинув сонливость как плащ, весьма назойливо лезущий между ног из-за неудачного направления ветра, нырнул на тропу, в которую переходила аллея, заканчиваясь у кромки парка. В чём-чём, а в ухаживании за растительностью они преуспели, и воздух сам цвёл. Элигору нравилась больше эта часть парка, окраинная, чем центральная, мимо которой ему… им всё же придется пройти, огибая и лужайку вокруг пруда, - нравилась, даже если здесь морское дыхание проигрывало в битве с дыханием парка.

Чем глубже они уходили, тем ярче становилось вокруг. Раннее солнце приятно грело ему макушку, но под лямками сумки, в которую он вспомнил положить контейнер с завтраком перед тем, как покинуть смену, рубашка начинала пропитываться потом.

Встретить человека в парке в пять утра представлялось ему чем-то невозможным, но, как только он покинул лесную зону и вышел на центральную лужайку, тут же увидел спины трёх девушек, сидящих плечом к плечу перед посыпанной тонким слоем песка дорогой. Между их головами, склоненными одна к другой, он мог видеть спокойную гладь пруда и темнозеленеющие от глубоких теней холмы, подбирающиеся к Шо с трёх сторон.

Их спокойствие выглядело до того полным, что Элигор не захотел его нарушать.

Пока он огибал лужайку, уже ощутимо улавливая носом утолщавшийся слой морского воздуха, продавливающего под себя обычный, машина отстала, и он заметил это, когда заходил вновь под кроны деревьев и под ногами не увидел её тени. Обернулся и застал её, стоящей в пяти метрах и всем корпусом повернутой к спинам девушек. Не отрываясь, она смотрел в сторону пруда.

Элигор тихо подобрался к ней и шёпотом спросил:

– В чём дело?

С секунду она игнорировала его вопрос, но потом так же шёпотом вдруг задала ответный:

– Что они здесь делают?

С удивлением Элигор воззрился на неё. Машины редко отвечали на вопрос вопросом: конечно, в их базах размещались разные варианты возможных диалогов, но, как он знал, повезёт, если один процент от ста окажется таким неординарным и пассивно-агрессивным, способным вызвать у человека негативные эмоции.

– Они тебя заинтересовали? – спросил он, так же не поднимая голоса. Его заинтриговало поведение машины. Глаза у неё, способные на – теперь он знал – не только холодный блеск, не двигались, но из-за сломанного режима естественности не моргали, так что могли с непривычки не на шутку испугать. Элигор осознал, что уже к этому привык.

Туя чуть склонила голову к плечу, будто размышляя.

– Это несовершеннолетие, нахождение на улице с двенадцати ночи до шести утра для них запрещено комендантским часом, - официальным тоном объяснила она и посмотрела на него. Иногда машина выдавала такие прокламации из прошлого, не актуальные для современности, и он вспоминал, что они появились в совершенно разное время. Ему не всегда удавалось ответить ей, объяснив настоящее положение вещей: никто не занимался объяснением настоящего положения вещей.

– Застарелый закон. Пойдем.

Она продолжала стоять. Элигор взял её под руку и мягко потянул за собой, чувствуя в пальцах гладкость и холод кожи.

–  Они смотрят на пруд? – спросила машина, покоряясь и с медлительностью свои древних прародительниц двигаясь рядом с ним.

– Они любуются им, - предположил он.

– Любуются?

– Да. Наслаждаются видом, - он немного подумал, как можно в нейтральных терминах описать ей глагол, и произнес: - Смотрят, получая удовольствие от того, что видят.

– Смотрят, получая удовольствие от того, что видят, - повторила машина за ним и пошла уже без усилий с его стороны.

Элигор оглянулся в последний раз на подросток. Ему пришло в голову, что, возможно, машина впервые видела детей переходного возраста, но всё равно смогла их отличить от взрослых. Насколько же мощным интеллектом её наделили?

По крайней мере, ей от становления всё более умной не грозило умереть.

от 30.07.18

~ Дин

[callowrimomarathon-blog]

Элигор II

Он поставил чашку с дымящимся кофе на столик в большой комнате и привычно потянулся. К стону уставшего тела лофт остался глух: эхо не подхватило его, не перекатило под высокими потолками через всю залу, разделенную деревянными перегородками с человека высотой на жилые зоны. Его обиталище создавало впечатление не до конца обжитого пространства, словно он ночевал где угодно, но не здесь (так-то это была правда, дома он бывал только в светлое время суток, заваливался с контейнером из-под еды и кружкой кофе, кидал всё в холодильник, а себя – на диван, никогда не заправляемый): в зоне прихожей питались пылью не разобранные коробки с вещами, из мебели – самый минимум новой, больше же принадлежащей прежним жильцам. Когда он въехал сюда, понятия не имея, чем теперь будет заниматься, с облегчением обнаружил, как много после себя оставили люди, переоборудовавшие бывший ангар в так называемый «лофт» (он не знал этого слова до того, как оказался в Шо и выбрал это место). Вещи, когда-то наполнявшие жизни других людей, будто бы могли заполнить теперь и его.

Потом он попытался найти больше информации о таком типе зданий, но не сильно преуспел. Узнал, что открытые внутренние коммуникации, огромные окна во всю стену и голые кирпичные стены типичны для лофта. Обнаружил древние устройства, до которых так и не дошли руки, и неизвестно, дошли бы, будь у него свободное время, ведь никто не отменял страх сломать, возможно, последний такой прибор.

Тостера у него не было. Зато заместо Элигора дома всегда оставался мобильник, с зарядкой, засевшей на половине и способной держаться так с неделю. Мобильник да, пожалуй, холодильник составляли его личные приобретения в Шо.

Он присел на диван (в качестве спального места он выбрал именно его, так хорошо ему спалось на его твердой поверхности), невольно прокручивая в голове последнюю рабочую смену. Она не шла у него из мыслей. Возможно, расслабиться было бы легче, будь он дома один, как всегда.

И ещё Элигор не знал, как к ней обращаться. Для него она всегда ассоциировалась лишь с одним словом: «машина» - даже несмотря на то, что он мог видеть в эмуляции. Да, там она делала вид, что чувствует, реагировала эмоциями и настроением, но то, с чем он имел дело после закрытия смены, напоминало Тую лишь отдаленно.

А ведь он не просто смотрел на экран, хотя и знал, что со стороны создавал впечатление человека, который не может отвести от него взгляд. На самом деле он вместе с машиной находился в эмуляции, пусть и в режиме «наблюдение». Ощущалось это не так, будто бы он следовал за ней невидимой тенью, призраком или фантомом, достигшим максимальных высот в навыке скрытности. Нет, он мог сравнить это разве что с тем, как делишь с кем-то один сон на двоих. Как если бы ему снился сон, в котором главным действующим персонажем был не он сам.

И, учитывая показатели, которые он проставил в последний раз на эмуляторе, он даже был рад, что был не главным героем и не ощущал того же, что попавшая в аварию машина.

Он нахмурился, поймав себя на этой мысли. Конечно, он имел в виду модель андроида TY1A, а не автобус, несмотря на общее для них обозначение.

Стоит ли ему позвать её, назвав машиной или Туей, как можно было прочесть название модели?

Вздохнув и решив, что с него хватит на сегодня головоломок, Элигор встал и пошёл обходить пространство лофта в поисках той, что попросила его не оставлять в ангаре одну.

– Чего? – сказал он тогда. Он ужё завёл машину в тот зал, что и обычно, а за окнами пока было темно: Элигор прекратил сеанс раньше, полагая, что реалистичнее для Туи в эмуляции будет перерыв между беспамятством и пробуждением.

Андроид подняла на него взгляд серых глаз. Он не смотрел ей в зрительные сенсоры с такого близкого расстояния ни разу, и его ожидания оказались совершенно далеки от реальности. Глаза должны были веять холодом или безразличием, а не взирать с мольбой.

– Я прошу вас не оставлять меня одну, - терпеливо повторил голос.

И вот теперь он смотрел на его обладательницу, нашедшую себе место на полу около единственной в лофте оштукатуренной и покрашенной стены. Если бы не безучастное выражение лица, с которым она бродила кончиками пальцев по конвертам грампластинок в стеллаже, лишенном верхних уровней, он бы с легкостью принял её за человеческую девушку, первую в его доме.

Почему-то он сняла штаны и осталась в одних трусах. Элигор до того не задавался вопросом, насколько точно андроиды повторяют телами людей, но и не собирался узнавать сейчас.

– Это грампластинки, - сказал он и подошёл к ней, чтобы постучать пальцем по проигрывателю, стоящему поверх стеллажа. Машина подняла голову и следила взглядом, как он снимает крышку и подключает устройство к питанию. Элигор не надеялся, что аппарат заработает, он уже пытался его включить, но почему-то решил попробовать еще раз.

– Выбирай любую, - обратился он к машине, и та в симуляции удивления приподняла брови. Так же терпеливо, как она тогда повторила свою просьбу не оставлять её, Элигор проговорил: - Выбери наугад пластинку или ту, что тебе понравится, и мы её послушаем.

Она немного помолчала, осматривая большой выбор, словно не знала, как подступиться к заданию. Наверное, для неё поставленная им задача была непонятна, в чём он и убедился, когда она наконец произнесла:

– Я не могу классифицировать ни одну из них как «нравящуюся» мне. Могу я использовать алгоритм рандомного подбора для выполнения задания?

Вздохнув, Элигор приглашающе махнул рукой:

– Конечно.

Она даже не застыла, чтобы хотя бы сделать вид, будто выполнение алгоритма не занимает у неё меньше секунды, и, вытянув одну пластинку, передала ему. Он разместил её на проигрывателе, включил его и аккуратно поставил иглу. Полилась до того не слышанная им мелодия, тягучая и глубокая. Разливаясь от них по всему лофту спокойными волнами, мелодия сглаживала остальные звуки, в том числе те, что издавали они, пока шли в большую комнату. Машина следовала за ним беспрекословно, держа в руках свои штаны. Элигор с блаженством сел на диван, спиной лег на подушки. Машина, словно читая его мысли, подтолкнула в его ладони по столу чашку с кофе. Сделав глоток, он откинулся еще сильнее и закрыл глаза, надеясь обрести покой.

– Раз вы не знаете причину, по которой эмуляция завершилась раньше, чем должна была, боюсь, мы должны будем связаться с Туро! – безнадежно. Внезапно в голове возникла Лоре, и кто-то его голосом начал объяснять, что для выяснения причины ему нужно большей дней, чтобы посмотреть, будут ли еще такие инциденты, и если да, то из-за чего.

– Я не могу выявить закономерность из одного случая, - с жаром говорил он. Похоже, для Лоре, которая, на самом деле, не горела желанием взывать к другим лабораториям за помощью, этого было достаточно, но она продолжала смотреть на него с выражением недоверия.

– Хорошо. Три дня.

– Обещаете, что раньше не позвоните Урас?

– Да.

Элигор стиснул зубы, поставил чашку на столик, и скрутился в комок между подушек, призывая сон. Сейчас он даже завидовал той ночи, что накрыла Тую в эмуляции.

от 28.07.18

~ Дин

[callowrimomarathon-blog]

Самара 10

Не она ждала автобус, а он её, согласно своему расписанию. Выбрав место у окна в правом ряду, Туя расслабленно вытянула ноги под переднее сиденье. В Самаре рано светало в этом сезоне, шёл третий час, а солнце уже заигрывало с тенями, вынуждая тех бросаться с насиженного за ночь места и обретать четкость в борьбе. После дождя поднялась с земли духота, но в автобус, распахнувший все окна, не смела залезть, уносимая движимыми волнами воздуха.

Всё тёло болело. Из головы не шла Пурсон и её пальцы, держащие сигарету. Туя удивленно подметила, кем заняты её мысли, и с трудом, но закрыла эту тему, запретив себе думать о ней. Ей хотелось думать ни о чем либо о Туке.

Ехать предстояло десять минут. Она лениво следила глазами за редким потоком машин, которые обгоняли их единственный на всю проезжую часть автобус, голубизной, уже полинявшей, правда, корпуса оповещающий о своём титуле «ночного общественного транспорта». Даже если было трудно поверить, что на улице сейчас ночь, за учтивостью остальных водителей и уступчивым обхождением с ними зорко следили установленные по обочинам датчики, которые обличали бы себя, если бы ночь была ночью, расцветающими синими огоньками.

Глаза у неё слипались и почему-то нашли точку для фиксации взгляда на затылке юноши, что сидел впереди. Возможно, её уставший мозг невольно привлёк выпроставшийся наружу ярлычок клетчатой рубашки, как элемент неожиданности. Да, она правда устала, раз начинает полагать, что в этом ярлычке обнаружилось стремление выявить себя.

Вдруг что-то изменилось, и Туя уловила это непонятным ей образом. Она нахмурилась, и если до этого тело было спокойно, то теперь оно без сигнала на то со стороны сознания подобралось, как в ожидании. Она открыла рот, чтобы попросить водителя остановить автобус, предположив, что не заметила, как проехала свою остановку и потому занервничала, но тут внутри что-то очень сильно сдавило ей грудь и в то же время она потеряла ощущение своего бьющегося сердца, которое, только теперь она поняла, всегда имела. Звон в ушах взорвался вместе с лобовым стеклом, оно со скрежетом и легкостью ткани порвалось на мелкие ошметки, и в салон полетели острые, раскаленные солнечным светом брызги. Туя бросилась вперед, взметнув руки над головой, но её кинуло в проход между сидениями, вышибив дух, сколько его осталось, ударом об пол. Автобус стремительно завертелся, время потянулось жвачкой снаружи и понеслось на космической скорости внутри. Сколько это продолжалось, она не могла сказать: стоило ее рукам найти, за что ухватиться, так она вцепилась пальцами, ногтями и держала, зажмурившись, уткнувшись головой в колени и не чувствуя на самом деле ни одной своей конечности, как будто уже успела их лишиться и только адреналин в крови не даёт боли сломить её сознание и погрузить его в беспамятство.

Звон утихал, но вместо него заиграл звуками окружающий мир, шипение, пыхтение, далекие крики и опять скрежет металла. Будто корпус автобуса раздирало лапами огромное чудовище. Вертопляска нашла своё завершение, машину ткнуло в обочину, и все движения затихли.

Не соображая, Туя распахнула глаза, ощущая только ослабевшее в секунду тело. Напряжение покинуло его, но оставило тяжелый кожаный мешок с костями и кровью. В лицо ей дыхнуло жаром, и она вспомнила, что ей необходимо дышать. Рывками повтягивала в себя воздух, стараясь не думать, что за запахи щекочут ноздри и почему ей кажется, что на её коже лежит алые отсвет. Рывком она опустила взгляд на то, что до сих пор не отпустила из рук, отметила белизну скрюченных пальцев и выпирающие фаланги, пытаясь обмануть мозг, но…

После мгновенной тишины в голову Туи хлынул беспорядочный внутренний крик. Почему-то он не смог вырваться через рот, и оттого было ещё хуже. Крик раздирал её разум на части, грозя превратить содержимое черепной коробки в то же, во что превратилось лицо юноши, который целую вечность назад сидел у лобового стекла. Кровавое месиво завалилось ей на ботинки, её вырвало в него же сразу, а потом ещё раз – и ещё. Она задалась вопросом, когда-нибудь этот кошмар уже закончится или, когда её поглотила настоящая ночь.

от 27.07.18

~ Дин

[callowrimomarathon-blog]

Элигор X

Прежде чем он осознал, что эмулятор самовольно завершил сеанс, Лоре уже накинулась на него, попирая день, когда она разрешила ему дотронуться до этого «священного и единственного в Шо» аппарата своими «неумелыми руками», и в каждом предложении поминая Туро Дорис, тряся над ним этим названием, как угрожающим молотом.

– Это нельзя оставлять без внимания, Вы так и не выяснили причину, по которой устройство перестает работать!

– Всё совсем не так! – попытался возразить Элигор в очередной раз, и этот удался: он попал в паузу между словами Лоре, и та услышала его голос. Он прочистил горло.

– Прошёл час с начала сеанса, а эмулятор уже не работает! – возразила ему Лоре. – Как будто я не понимаю, о чем говорю!

– Дело в том, - прокашлялся Элигор опять, - что я опоздал на сеанс и еще не успел его начать.

Нижняя челюсть Лоре выставилась вперёд, точно она силилась поймать его ложь на зуб и разломать до правды. По лицу женщины было видно, что она оказалась в неловком положении и теперь в замешательстве, что предпринимать. Имя Урас соскочила с её губ, точно панацея от всех бед.

– Это нарушение рабочей дисциплины, и Урас должна знать об этом, - сказала Лоре, поутихнув. Нахмурившись, она оглядела его с головы до ног: - Я немедленно сообщу Туро Дорис, что Вы не в состоянии справляться со своими обязанностями.

– Разрешите мне приложить к Вашему сообщению и свою руку, - упав сердцем, попробовал Элигор. Он позволил печали отразиться на своём лице, надеясь на сочувствие Лоре. Та неожиданно согласно кивнула ему и, бросив последний взгляд на эмулятор, удалилась, хорошенько прикрыв за собой дверь.

Оставшись один, Элигор тут же бросился к экрану. Он в четвертый раз осматривал выставленные показатели, пытаясь обнаружить те, которые могли вызвать аварийное завершение сеанса. Что-то стало причиной сбоя. Может быть, ломался сам аппарат, проигрывая в борьбе со временем, либо же к его постепенной гибели приводила неправильная эксплуатация под началом Элигора. Осознание, что он один будет нести бремя вины за поломку такого ценного устройства, навалилось ему на плечи малой частью обещаемого веса.

Если бы он хотя бы был уверен, что дело не в показателях!

Он подумал о Тодде и что бы делал тот в подобной ситуации. Тодд вспоминался ему каждый день, почти так же часто, как Дора. А после посещения общины Дора не выходила у него из головы, что порядком раздражало. Их обратный путь к дороге запомнился ему тем ярче, чем сильнее он отличался от пути в Дом.

Он вспомнил, что в начале работы выставлял показатели, продираясь к своим планам на этот сеанс через образ лица Доры.

Хлопнув себя по колену, он глубоко вдохнул прохладный кондиционированный воздух, откинув голову назад. Тодд, наверное, опустил бы руки и сидел с отсутствующим выражением лица.

– Зачем ты соврал ей?

– Дерьмо! – на нервах он чертыхнулся. Фантазии о кофе и вкусном ужине сдуло мгновенно. Туя выбралась из цепких лап эмулятора и смотрела на него.

Каждый вечер перед работой Элигор вываливал дома на диван груду женской одежды и машина рандомом выбирала себе наряд. Она до сих пор не понимала, когда он говорил ей: «Надень, что нравится». Пыталась произнести ему одну и ту же фразу про использование алгоритма в целях выполнения задания, но он прерывал её, так как устал это слушать. Сегодня она, покорная своим инструкциям, взяла синее платье в белый горошек, полощущее её по голеням во время ходьбы. Элигор счёл его неудобным, но для машины, казалось, одежда не имела значения.

– Потому что иначе было бы еще хуже, а так - просто мои муки совести из-за сказанной лжи.

– Самым плохим исходом было бы?..

– Если бы она плюнула на меня еще один раз.

Он знал, что машине потребуется больше времени для обдумывания таких нетривиальных ответов, порождаемых только человеческим сознанием. Он опасался продолжать сеанс и вновь притрагиваться к эмулятору для выставления показателей. Около экрана, на белой подставке лежал раскрытым его журнал исследования, со всеми таблицами, схемами эмоциональных состояний и классификацией человеческих чувств и потребностей, которые он находил в книгах. На данное число он давно записал «тревога», теперь же добавил рядом карандашом: «эмулятор выключился через час после начала, но сеанс уже можно считать успешным».

– Я хочу пить, - сказала машина.

В задумчивости он покусывал кончик карандаша, как во время учебы в училище. Белый лист бумаги перед ним нервировал и психологически давил. Элигор был бы рад уткнуться лицом в еще не прочитанные издания, лежащие под столиком в гостиной, а ведь он не помнил, когда в последний раз чувствовал желание заняться ими. Написать письмо, которое будет в руках держать сама Урас, оказалось нелёгкой задачей, и он должен был справиться с ней до прихода Тодда.

Вместо слов письма в голову приходили сомнения, а рассказывать ли Тодду о Доме и если да, то с какой целью. Безнаказанность общины очевидна. Черный рынок, на котором они продавали шерсть, держался на таких, как они: отшельницах, не желающих иметь с остальным миром ничего общего. Сначала Элигор решил, что они добровольно лишили себя возможности прогрессировать, однако Нерта дала ему понять: они не боятся умереть, лишь став чересчур умнее. Ни то чтобы они не верили в болезнь вообще, и потому, если бы на их долю выпало подхватить её, они оказались бы вдалеке от остальных, тем самым неспособные положить начало второй пандемии в случае, если болезнь передавалась от человека к человеку (так и оставалось неясным, поражала ли она только людей слишком умных и если да, то по каким признакам она определяла, что человек умен и благоприятен для её закрепления).

Он встал, чтобы пройтись по дому и освежиться. Сеанс он всё же продолжил. Кажется, для Туи прекращение его осталось незамеченным. Она и так чувствовала себя не лучшим образом; или, возможно, возобновление сеанса совпало с периодом, когда её тело дергалось от поцелуев электрошокера. Элигор до сих пор ощущал этот запах, он стоял в его ноздрях. Тогда впервые он ощутил к ней сочувствие? Эмулятор создавал совершенно нереалистичную реальность, и в то же время для её жительниц она была реальна, как никакая иная. Падающие на автобусы вертолеты, отделы, стражи, погони и наркотики – по его мнению, только ломающийся эмулятор мог так моделировать действительность, что для нормального человека она казалась фантастическим сном.

– Туя? – позвал он.

Полупрозрачные шторы в прихожей дернулись. Элигора чуть не хватил удар. Он с раздражением, осознав, что за шторами стоит машина, подумал о том, скольких же нервов он лишился с началом работы.

– Ты что там делаешь? – спросил он её, подойдя ближе.

Лицо она спрятала за ладонями, сжимающими в пальцах ткань.

– Нюхаю.

– Твоя система сигнализирует о сбое сенсоров обоняния? – он наклонился над шторами и втянул аромат от них: пыль. В ноздрях защекотало.

– Нет. Я чувствую дым. Неужели ты бросил курить? – ответила машина и отпустила ткань из рук. Их лица оказались почти на одном уровне, её – чуть выше. Полупрозрачная штора колыхалась между их носами от сквозняка из гостиной, в котором Элигор открыл окно. Шум дождя, полоскавшего за окном деревья, усилился.

– Я не курил, - произнес он серьезно.

– Ну конечно, - вдруг усмехнулась она. – Если бы ты не курил, мы бы ушли в утиль уже давно.

Она выбралась на его сторону и, проходя мимо в гостиную, уже несла лицо без единой эмоции. Маска бесчувственной машины возвращалась мгновенно.

Элигор посмотрел ей вслед и принюхался к шторам еще раз.

Платье хлопало по её голым голеням.

эпизод за 13.08.2018 от 16.08.2018

~ Дин

[callowrimomarathon-blog]

Элигор VII

Он дал машине зеркало и нетерпеливо сел обратно за барную стойку, стоящую на его кухне. Побарабанил кончиками пальцев по столешнице. В ожидании проходил целый час после конца смены. Элигор опять привел машину к себе домой, но теперь её пришлось чем-то занять, она уже не могла сразу отойти в спящий режим, не допускала его до своего управления. Понятное дело, что он был не просто насторожен – он был близок к ужасу.

 Однако его страхи себя не подтвердили. Стоило ему дать ей зеркало, как она перестала проявлять индивидуальность и просто с улыбкой, которую он изобразил для нее на собственном лице, разглядывала своё отражение. Теперь он мог спокойно отключить её на время, но уже не хотел. Он ждал Тодда.

– У меня есть имя? – спросила машина.

Элигор поджал губы, посмотрев время на телефоне, перевел взгляд на вопрошающую. Она оторвалась от лицезрения себя и смотрела на него. В её глазах он не нашёл человечности.

– Ты модель TY1A.

– Это название моей сборки, а имя мне дали? – не отступала машина.

– Не могу знать. Нашли тебя, но не твоих бывших владелиц.

Машина потеряла к нему интерес, как он решил, ведь она отвернулась к зеркалу в руках, но внезапно заговорила опять:

– Было здорово, что Вы предоставили мне своё жилье, когда я оказалась в беде.

– Беда? – Элигор нахмурился. Он решил, что баги в своей системе ее искусственный разум классифицировал как «беду». – Да ладно, буду и дальше водить тебя сюда. С одной стороны, это даже экономит мне время.

Плюс она не доставляла хлопот, пока спала.

Больше она не отвечала.

Наконец, входная дверь открылась (Элигор предупредил, что можно без стука) и показался с мокрым зонтом в руках Тодд. Элигор даже и не заметил, что какое-то время на улице лил дождь. Он показал гостю свободное место на полу для сушки зонта и принялся делать ему чай.

– Я не буду, спасибо, - остановил его Тодд, освободив руки, но Элигора было не остановить:

– К черту, не тебе, так себе.

Тодд осматривал жилище, пока чайник кипел и Элигор корпел над ним в очередном ожидании. Машина тихо сидела в углу у окна. Через него нельзя было ничего различить за струями воды, распластавшимися движимыми слоями на стекле.

– Ты уже начал читать книги, что мы нашли? – спросил Тодд, усаживаясь на диване. Элигор поставил поднос с чайником, заварником и самой большой кружкой в доме на столик перед собой, сам сел на кресло и сделал себе чаю. Первый глоток был самым прекрасным, он смочил горло и теплотой понесся по пищеводу.

Элигор скосил взгляд под столешницу, на стопку отобранных ими в старом кабинете книг.

– Не мог, смена была… эмоциональной. Я хотел, - он понял, что настал момент, дальше которого еще никогда не создавал настоящее. Сейчас он начнет говорить, и обратного пути не будет. – Я хотел поделиться с тобой переживаниями и… опасениями.

Тодд быстро посмотрел в сторону машины, сидящей к ним спиной в каменной неподвижности.

– Не будет ли безопаснее тогда отключить ее? – он сразу понял, что речь пойдет о его работе. Этой-то понятливости Элигору и не хватало.

– М, я не уверен, что она воспримет это с радостью, - говорить такое было сродни признанию, что ты по уше в клоаке. Непонимающе Тодд нахмурил брови.

– Сделай это.

К удивлению Элигора, машина покорно допустила к своему управлению и ушла в спящий режим там же, у окна. Тодд подошел к ним и осторожно забрал из её пальцев зеркало, в которое она всё это время смотрела.

– Её заинтересовала собственная внешность? – он посмотрёл на своё с разных углов в зеркале и захлопнул его.

 – Судя по всему, но зеркало она сама не просила, - они вернулись на места за столиком. Тодд с терпением смотрел, как Элигор потягивает горячий чай. Когда он покончил с половиной его в кружке, то начал.

– Во-первых, сказанное мною сегодня не должно выйти за пределы моей жилплощади. Это не условие, а обязательство, которое ты либо накладываешь на себя, либо уходишь. Да?

– Да, - послушно кивнул Тодд.

– Во-вторых, я не претендую на оформленность мысли, верность умозаключений и тем более, будто бы я ясно понимаю ситуацию. И как будто я пытаюсь понять всё – нет, спасибо, я хочу жить, - последнее предложение вырвалось случайно, но как только прозвучало, Элигор осознал, что выпалил чистую правду. До этого он не задумывался о смысле жизни или радости, которую она приносит, но теперь почувствовал волю к ней, стремление не закончить своё существование на этой плане безвременно. А это означало для них: не пытаться стать умнее, чем отведено для безопасной жизни.

– Что ты имеешь в виду под оформленностью мысли?

– Что буду болтать, как знаю, а ты, что не поймешь точно, переспрашивай, - немного подумав о потенциальном раздражении на тысячу вопросов, предупредил: - Но не часто.

Получив от Тодда полное согласие на обретение обязательств, Элигор глубоко вдохнул.

– Кратко я тебе тогда поведал, чем занимаюсь. У тебя какие-нибудь вопросы есть по этой теме?

– Лучше спроси, что я понял из сказанного тобой.

– Так, - Элигор отпил чая и облизнул губы. – Как мало ты понял?

эпизод за 7.08.18 от 10.08.18

~ Дин

[callowrimomarathon-blog]

Элигор I

До начала рабочего сеанса оставался целый час, и Элигор спустился на второй этаж, оставив машину в лаборатории под надзором Лоре, уже зашедшей на смену. На втором этаже располагались только кулуарные помещения, пришедшие в ненадобность теперь, когда количество свободных комнат в несколько раз превышало число занимавших их людей и аппаратуры, которую туда можно было бы поместить. Сеть коридоров и подсобок встретила Элигора одной приоткрытой, к его удивлению, дверью. Он был здесь ранее только раз, и то, спринтером проносясь по лестничным пролётам, заглянул лишь взором: почему-то лифт упорно отстаивал своё право игнорировать нажатие кнопки «2», вызывая вопрос, ответ на которые он позволил себе найти.

Держа в обеих руках контейнер с завтраком, к которому хорошо бы зашёл кофе, оставленный опять у охраны, Элигор придвинулся лицом к дверному проёму и потянул носом запах тёмной и отапливаемой комнаты. Внутри стоял полумрак, так что даже естественная полутень коридора выглядела бледной и сияющей, она втиснулась внутрь вслед за уродливым пятном от фигуры Элигора. Пятно распласталось на взбухшем линолеуме и начиналось от носков его ног. Комната напомнила ему школьные кабинеты; скорее всего, она и впрямь носила ученический характер когда-то в прошлом.

В ширину помещение было слишком узким для двух рядов парт, так что они встали одним, пять штук, отражения одна другой. Столешницы деревянные и высохшие, со стирающимися от времени в пыль поверхностями, под ними окоченелые металлические конструкции: подпирающие прошлое ножки да скамья, всё еще обещающая дискомфорт и холод вашему заду. На ��оследней парте в агонии щёлкал аппарат, еле различимый глазам Элигора, не привыкшим к темноте. Над ним склонённое лицо ярко освещалось лампой, скрытой в корпусе устройства.

– Что это?

Человек вздрогнул, и бессознательным движением смахнул рядом лежащую бумагу на пол. Элигор зашёл внутрь, оставил контейнер на другом конце парты. Он хотел наклониться с предложением помощи, но мужчина уже поднялся, а тонкая стопочка инструкций, как понял Элигор на таком расстоянии, зацепленная скрепкой и потому так быстро водворенная на место обратно, лежала на столе, прижатая к нему рукой сверху.

Халат учёного висел на стуле, спинкой приставленном к правой стене. По параллельным царапинам на полу Элигор сообразил, что стул так же был иноземец в этих краях, как и он. «Только я еще и незваный», возникла мысль.

– Диапроектор, - ответил мужчина, бросив на него настороженный взгляд из-под насупленных бровей. Он явно питал к нему высшую степень недоверия, несмотря на то, что мог видеть и белый халат, и пропускную карточку в прозрачном внутреннем кармане слева на груди. Элигор предположил у мужчины лёгкую близорукость, он щурился, если смотрел на него, и потому делал вид, что не вглядывается в черты, как будто скрывая свою миопию.

Достав пропуск, он протянул его над аппаратом в руки учёному:

– Меня зовут Элигор, я с восьмого этажа.

Мужчина прочёл написанное на карточке, дублирующее уже сказанное, и вернул её Элигору.

– Я Тодд, привет.

– Привет.

После гласного знакомства они оба уставились на продолжавший всё это время агонизировать аппарат.

– Ты знаешь, что с ним такое? – спросил Элигор. Инструкции он спросить не решился, рука Тодда как многотонная скала лежала на листах. Лихой темно-рыжий вихор волос спадал мужчине на смуглый лоб. В полинявшие джинсы была неаккуратно заправлена водолазка.

– Нет.

Такое честное признание собственной неосведомленности не удивило Элигора. Чего стоило от них всех ожидать? В мире остались лишь негодные никуда старики, повально лишённые разума из-за болезней, да они, поколение взрослых от двадцати до сорока, люди не самых высоких интеллектуальных способностей, вынужденные полагаться лишь на инструкции и что когда-нибудь они вернут человечество на тот уровень прогресса, которого оно достигло – и рухнуло на самое дно. Непопулярное мнение было таково, что природа вовремя сбила с них спесь. Популярнейшее: быть умной можно лишь до определенной степени. Всё еще сохранился страх совсем исчезнуть с лица земли.

– А в инструкции что написано? Для чего это устройство?

Тодд посмотрел на лампочку в устройстве и медленно передал ему инструкции, соблюдая осторожность. Так же аккуратно Элигор принял на руки полупрозрачные, истончившиеся листы. Для текста это только пошло на пользу, черные буквы вырисовывались чётко и ярко. Видимо, бумагу использовали дешёвую, а на чернила не поскупились. На титульной странице крупно напечатали номер модели и схему устройства с подписанными деталями. Элигор бережно просмотрел остальные листы, прочитал о назначении диапроектора, принцип работы и на предпоследней странице наткнулся на список возможных неисправностей. В перечислении нашёл похожую на их и озвучил Тодду, всё это время задумчиво крутящего лицом вокруг лампочки, словно, позволяя ей сыграть на нём в театр теней, он умилостивит диапроектор и тот перестанет буйствовать, как какой-то капризный ребенок.

– Видимо, засорился вентилятор.

– Зачем здесь вообще вентилятор? – проворчал Тодд, не притрагиваясь к устройству. Элигор с опасением подумал, что ему придётся заняться этим самому. Хотя бы диапроектор не вызывал впечатление совсем ветхого, но вероятность не разобраться в схеме и испортить очередной технический объект, сделанный гениями прошлого… Конечно, за это не полагалось серьезного наказания (опять же, что с них требовать?), да и кто наказывал бы, такой же человек, который сломал на прошлой неделе что-то более массивное (а потому считающееся более значительным, такие уж у них были простые логические связи)? Им всем приходилось сокрушаться от неловкости собственных рук и несообразительности мозгов. Однажды из этого даже попытались сделать шутку: провели опрос, в котором люди сообщали о количестве поломанных ими устройств (тостеры в это число не входили, их осталось так много и их оказалось так сложно поломать даже им, что их ценность нивелировалась). Потом полученная статистика по-разному обыгрывалась в юмористических выступлениях, с которыми ездили труппы по лабораторным поселкам и научным городкам. В Шо они тоже заезжали. Элигор вспомнил, как они озвучили среднее число – 8 устройств, и присовокупленную к нему шутку, но не улыбнулся.

Ему оставался еще один прибор до результата среднестатистического человека.

– В инструкции написано, что диапроектору необходим охладительный элемент. Иногда для отвода тепла изготовляют определенной формы корпуса, в этом же есть вентилятор. Он может засориться, тогда будет издавать вот такие звуки, - Элигор поднес листы ближе к лампочке. У него начинало позванивать в ушах от непрекращающегося шума. – По степени трудности решения проблемы – одна звезда из трёх.

– Так, ладно, это должно быть легко, - взяв себя в руки, кивнул Тодд и протянул руку к своему халату. Из карманов он выложил на парту инструменты. «Неплохой набор», оценил Элигор. Здесь были и отвертки разных размеров, и плоскогубцы, и ножницы, и кусок ткани, и даже влажные салфетки «Нежность» в герметичной упаковке. Элигор был уверен, что срок годности у них давно истек.

Общими усилиями они разобрали корпус, ежесекундно сверяясь со схемой. Прежде пришлось отключить проектор от электропитания, и они, оставшись в полной тьме, задались вопросом, где достать источник света. Мобильника у Элигора с собой не было. У Тодда дома пылился в коробке тостер. Им пришлось распахнуть пошире дверь, надеясь на закатный свет. Солнце зашло на финишную прямую, пролегающую над окнами коридора, и они удовлетворились отведенным им освещением. Руки Тодда дрожали, так что Элигор первым начал разбирать, предлагая учёному присоединиться по ходу работы. Когда Тодд вычищал пыль из вентилятора кистью, также оказавшейся среди инструментов, его действия были увереннее, и Элигор перестал испытывать ощущение, что именно из-за Тодда всё пойдет насмарку.

Видимо, осознание, что они не только не сломали, но привели диапроектор в норму, запустило в душе мужчины такой спектр эмоций, что его лицо расплылось в улыбке, которую у него не получилось скрыть. Элигор сам с трудом переживал их успех. Работа с эмулятором, пусть и более сложным по строению аппаратом, не могла подготовить его к такой практике, ведь он не занимался внутренним его содержимым: суть его работы была иной. Сломайся эмулятор, и он его не починит, а только станет среднестатистическим.

Тодд подключил аппарат к электропитанию, и диапроектор заработал спокойно, тарахтя в размеренном ритме. Мужчина подтащил к парте до того прятавшийся под стулом ящик, в котором Элигор увидел множество карточек с толстой белой рамкой.

– «Диапозитивы», - прочитал ему вслух надпись на коробке Тодд. Они переглянулись. Общность удивительного опыта ожидаемо создала между ними пространство, в котором они почувствовала друг с другом единение. Глаза у Тодда блестели. Ему не терпелось посмотреть аппарат в работе.

Элигор всё это время вёл в голове бессознательный отсчет часа до работы, и интуитивное чувство времени подсказало ему, что оно истекает. Но он понимал, что не может покинуть диапроектор, оживлённый ими. Не может оставить Тодда наслаждаться этим в одиночку, но не потому, что хочет разделить восторг с ним. В нём проснулась жадность, а Тодд вдруг предстал вором только ему положенных в данный момент чувств.

В дальнем конце кабинета теперь обозначилась белая доска, и диапроектор, вспыхнув на ней пучком света, обрисовал вложенный в него диапозитив. С напряжённым вниманием они вглядывались в зелень на проекции, но главное – в живых существ. Элигор видел лошадей, и овец, и девочку в зеленых штанах и высоких сапогах. Он не мог определить её возраст, мало видел возрастов в жизни. При виде животных в нём что-то радостно зашло в движении, он взглядом обласкивал ушедших в небытие существ, казавшуюся сонной лошадь и целых троих барашков (или же овец, он не знал).

Тодд что-то прошептал, Элигору даже показались слёзы на его глазах. Неохотно он оторвался от проекции, чтобы найти в темноте контейнер с нетронутым завтраком, и, пока покидал кабинет, смотрел через плечо на лошадь, и барашков (или овечек), и ребенка.

от 26.07.18

~ Дин

[callowrimomarathon-blog]

Самара 1101

Проходя мимо открытой двери в купе, Туя мимолетом заметила мужские голые ноги, упирающиеся в деревянные панели, и женские, с нанесенным на ногти серебристым лаком. Через не зашторенное окно лился жидкий солнечный свет. Тукай шёл впереди неё, терпеливо ожидая её.

Она не слышала, чтобы объявляли высадку, и никакая проводница не приходила сообщать им, что скоро выходить. Последние часы пути Туя благополучно проспала, пропала в черной дыре без снов и переживаний, а, встав и покинув холодный выгон, не посмотрела по сторонам, где же они остановились. Тело задеревенело. Окна по правую сторону упирались в серый бетон навеса; а слева двери купе были закрыты, все, кроме одной. Но поток лучей ударил ей в глаза и помешал рассмотреть, где они.

Выйдя на перрон, Туя непонимающе обернулась к Тукаю.

– Это Самара.

Тукай огляделся. Они стояли на полупустынной поздне-ночной платформе, оголившейся до металлического блеска под рассветным природным прожектором. Здание вокзала за несколько путей от них сидело притихшим и уснувшим зверем посреди клубочка железных дорог.

Он не стал отрицать, что никуда они не уезжали либо же уезжали, но вернулись. Туя со стоном отвращения отвернулась от поезда, вперилась взглядом в шпиль, высившийся над крышами.

Всё всегда начиналось с Самары, вспомнились ей собственные слова. Похоже, Самарой начавшееся только Самарой же и заканчивалось. Бесконечный, но не вечный цикл, жертвой которого она стала.

Ей пришлось двинуться, как только двинулся Тукай: они пошли спускаться под землю, чтобы выйти с вокзала.

– Мы не можем вернуться в Самару, - возразила Туя, прекрасно осознавая, что выбора Самара им не предоставляет.

Тукай молча передал ей записку, которую до этого, она видела, ему вручила проводница, вдруг объявившаяся словно из ниоткуда.

«Жду у себя дома, Пурсон» - прочитала она трудно разбираемый почерк Пурсон. Непонимающе остановилась и схватила Тукая за рукав.

– Что?..

Он дал ей минуту на обдумывание положения, затем отвёл к стене подземного коридора, поглядывая на шар видеокамеры под потолком, чтобы она оперлась на что-то спиной. Туя привалилась к ней.

– Я начинал говорить, что она не умерла.

Вместо тупой тишины в Туе вдруг вспыхнуло чувство, сравнимое по остроте с гневом. Ей перехватило дыхание, и она вспомнила, что дышать бывает трудно. Сломанный палец вдруг напомнил о себе (она коснулась им Тука), и её радостный вздох резко перешёл в болезненное кряхтенье.

Теперь она тащила их поскорее в улицы города. Удивительно, что здесь не сработала её мнительность: она сразу поверила, что записка написана рукой настоящей и, главное, живой Пурсон.

Они вышли на площадь перед вокзалом и поскорее постарались скрыться в тенях. Обоим казалось, что на двоих у них теперь восемь пар глаз: на лице, затылке и по бокам головы. Полагаться на одни уши было бы непредусмотрительно: город полнился шумом.

Но не успели они достичь конца площади, как с ужасом Туя увидела бегущего к ним с другой стороны улицы молодого мужчину, смуглого и с рыжими кудрями. В его чертах лица показалось что-то знакомое, затем она бросила взгляд на закаменевшего Тукая и углядела мнимую схожесть, как если бы оба были одной национальности. Чем ближе становился к ним бегущий, тем быстрее он несся; Тукай дернул её на себя, но Туя продолжала смотреть, не останавливая своего шага, и на её глазах произошло стремительное: мгновение назад стоявший без движения автобус вдруг начал движение и, разогнавшись за несколько секунд до запрещенной в черте города скорости, с размаху влетел в их преследователя.

Тот как будто всё время, что к нему прицеливалась машина, замечал лишь их одних: фиксированная цель, заполнявшая весь фокус.

Тело мужчины отлетело обратно к вокзалу, и тут Туя повернулась лицом вперёд, чтобы видеть, куда ступает нога. Они с Тукаем продолжали сверкать пятками.

эпизод от 18.08.2018

~ Дин

[callowrimomarathon-blog]

Элигор XII

– И что это должно значить?

Элигору на шею точно накинули галстук, победитель века в номинации «самый креативный» - веревка в узле, которая давила и давила на кадык, грозя удушением.

Тодд рассматривал свои руки.

– Это значит, что мне нужна твоя помощь.

– Моя помощь? – тупо повторил за ним Элигор и неожиданно рассмеялся. Со стороны ванны раздались тихие неуверенные шаги, и машина, обернувшаяся в полотенце, босыми ногами ступала в гостиную, приглядываясь к Элигору в темноте. Мокрые волосы колыхались от сквозняка.

– Туя, закрой, пожалуйста, окна, только не здесь, и сядь в… в другой комнате, там где-нибудь, - обратился он к ней. – Сухие вещи можешь найти на кровати.

Она посмотрела на него таким взглядом, точно не признавала его превосходства над ней, и ему впервые стало лично из-за неё страшно. Но потом он счёл неразумным судить, будто бы он смог достоверно различить в темноте выражение её глаз на таком расстоянии.

Первым делом она удалилась одеться, и Элигор в ожидании слов от Тодда повернулся к нему. Они оба сидели на диване прямо, как жерди, воткнутые сквозь материалы мебели в пол. Лично себя Элигор ощущал той жердью, которая отчаянно противостоит накатывающим на неё волнам штормящего моря. Песок уходил у него из-под основания, лишал опоры.

– Кто ты вообще такой? – не выдержал разбуженной злости Элигор и сжал кулаки. Он только осознал, что ему и в голову не приходила мысль, будто бы Тодд может быть андроидом. Да, заторможенность и невозмутимость, но какими только ни бывают люди!

Теперь он начал сопоставлять все запомнившиеся ему реакции Тодда с реакциями машины.

– Моя модель считалась относительно старой, потому что, несмотря на уже встроенный режим естественности, я не обладаю ложной памятью, которая бы могла ввести меня в заблуждение во время первого включения, будто бы я человек.

Тодд говорил тихо и монотонно, без эмоций, но в его глазах, неподвижно обращенных к нему, Элигору казались печаль и какая-то вина.

«Какая-то!» про себя хмыкнул он, с горечью сознавая, что начал доверять существу, которому его доверие нужно было лишь в своих практических целях.

– Однако за долгое существование, в том числе за то время, которое я пробыл в том веке, когда меня создали… Отношение к андроидам тогда было иным. Насилие над нами запрещалось законодательно и не поощрялось, - будто переходя к тяжелейшей части своего рассказа, Тодд проявил человечность: он сглотнул. Элигор задался вопросом, была ли это дань его маске человека, которую он носил неизвестно уже сколько. - Я жил в либерально настроенной семье, и они дали мне почувствовать себя личностью. Конечно, не везде обращались с мне подобными так же: мы были инструментами, а не… не индивидуальностями.

После смертей всех, кто мною обладал, я погрузился в сонный режим, так как не имел инструкций на такой случай. Кажется, никто не предполагал, что мир погибнет просто так и так быстро.

– Недальновидные какие-то инженеры вам попались, - еле слышно сказал Элигор.

– Очень сложно предугадать мгновенную гибель человечества, - ответил Тодд. – Возможно же, что в других, новейших моделях она всё же прописана, как и схема действий. Однако это схема вряд ли включает в себя дальнейшее существование андроидов после смерти всего человечества.

Тодд положил ладони на лежащую на столике книгу, которую до этого держал в руках. Созерцание собственной кожи как будто очищало его механический мозг от ненужных показаний с сенсоров. Элигор понял, почему Тодд выглядел именно так: андроидов делали только соответствующими канонам красоты, укоренившимся в обществе; главным требованием была приятная внешность, симметричное лицо.

– Пробудили меня год назад. Я не знаю, кто. И я не помнил ничего из прошлого сеанса. Меня приютила труппа бродячего театра, решив, что я лишился памяти. Тогда я тоже так решил. Режим естественности не давал сбоев. Постепенно я стал замечать за собой странности, которые не мог понять. Люди считали, да и я вместе с ними, что я просто безэмоциональный и нечувствительный. В одном из поселков, где каждая вторая лаборатория занималась медициной, мною заинтересовался доктор. Он назвал себя психиатром и, после проведения опроса, поставил диагноз «алекситимия». Также он отдал мне с собой какую-то древнюю брошюру, в которой приводились симптомы алекситимии и как вести себя с человеком данного диагноза.  Этот доктор, он хотел, чтобы я остался с ним, но…

Я понял, что не человек, когда сбои в моем сознании перешли определенную грань. Быстро покинул труппу, оказался в Шо, залег здесь на дно. Пока я разбирался с тем, что происходит в моем организме, воспоминания вернулись (видимо, система, отвечающая за стирание памяти после сеанса, не работала должным образом), а я сдал тест на интеллектуальные способности тут же, при лабораториях, и мне разрешили пройти ускоренный курс в училище. Я вернулся через месяц, уже точно зная, что я андроид, жизненный цикл которого подходит к концу.

Тодд надолго замолчал. Элигор без одной мысли рассматривал осадок на дне чашки.

– Моя система ломается день ото дня, - наконец произнес Тодд.

– И тебе страшно? – по громкости голос Элигора звучал больше как шёпот. Прикрыв глаза, он попытался вспомнить лицо Доры и не смог.

– Мне… мне не должно быть страшно, - покачал головой Тодд.

– И всё же?

– Это похоже на тревогу или зуд, как проявление инстинкта самосохранения, - попытался объяснить Тодд, но получившимся определением он, похоже, не был доволен.

– Неужели даже механическое нечто боится исчезнуть, - задав риторический вопрос, Элигор не удержался от горькой усмешки. Если так, то он оказался недалек от своих суждений насчет Тодда, но Тодда, ещё человека в его глазах. Он-то решил, что тот так опасается обращения со знаниями, чтобы не заболеть. А оказалось, что уже не в его силах обращаться с ними.

– У меня страдает зрение, - Тодд говорил совершенно упавшим голосом, точно утопающий в отчаянии человек. Элигора пробрал озноб. Так человечно он ещё никогда не звучал. – Страдает с каждым днём сильнее. И мне не помогает щуриться, как людям, хотя я пытаюсь, наверное, по привычке.

– Но твой режим естественности?..

– Я перестал потеть и мне уже не нужно потреблять еду или воду, с вытекающими отсюда последствиями. Терморегуляция пока работает, но на последнем издыхании. Регенерация тканей… пока не отказывает, но я полагаю, что до фатальных сбоев осталось недолго.

Элигор попытался примириться с мыслью, что испытывает сочувствие к андроиду, который сообщает о своем постепенном умирании.

– Как будто у тебя рак, - прошептал он и тут же поморщился от воспоминаний. Его сестра умерла от рака.

– Да, как будто, - Тодд повернул к нему лицо. – Я больше механическое существо, чем органическое. Старая модель, как уже сказал. И поэтому я надеюсь на твою помощь. Я поступил в Шо, надеясь, что смогу разобраться и спасти себя. Но даже не знал об эмуляторе. Туро Дорис я обошел стороной, опасаясь, что там сразу поймут, кто я. Но из-за сбоев я еле выражаюсь, что говорить об интеллектуальных способностях. Хотя бы успел сдать тест, пока не оказалось слишком поздно.

– И ты хочешь…

– Я хочу, чтобы ты не дал мне сломаться.

Повисшая после этих слов тишина могла сравниться по глубине с Марианской впадиной, о которой он читал в детстве. Элигор отстраненно и с тревогой отметил, что не понимает, чем занята Туя. Сквозняки перестали донимать их и воздух прогрелся, следовательно, она послушала его и закрыла окна, оставив нетронутым лишь в гостиной.

– У тебя дома тостер, да? – спросил вдруг Элигор.

– Это имеет отношение к делу? – непонимающе нахмурился Тодд.

– Почти, это даст мне понять, какой у тебя уровень привилегированности. Опережая твои вопросы, да, у меня теория, что мобильник выдают только тем, у кого она высшая или хотя бы средняя.

– У меня низкая.

Элигор побарабанил пальцами по бокам кружки.

– Возможно, поэтому тебя не поставили на эмулятор, где необходима средняя, и не дали работать с андроидом.

Тодд даже не сделал вид, что задумался. Видимо, он просто перешел к считыванию информации, которую ему предоставлял Элигор.

– Я попробую наладить тебя в обмен на услугу.

– Хорошо, - спокойно сказал Тодд. Элигор подумал, что он так же спокойно ответил бы «хорошо», откажи он ему в помощи.

– Я подключу тебя к эмулятору вместе с Туей.

– Зачем?

Элигору пришлось встать. Он поставил кружку в раковину и, найдя, что искал, на рабочем столе в углу гостиной, положил Тодду на колени журнал исследования.

– Вторая страница.

Ознакомившись с написанным, Тодд кивнул.

– Я согласен. Но я чувствую себя обязанным рассказать тебе про Тукая. И Пурсон, если я прав насчет этого.

– Хорошо. Отлично, - заинтригованный, Элигор сел рядом с ним опять на диван. Первое ошеломление от признания Тодда утихало в нём. Он даже не чувствовал злости. Оказалось, что принять андроида за человека и после разоблачения правды убедиться, что разница не существенна, - страх этого приходил не сразу. Страх дожидался его, пока Тодд покинет квартиру и он станется один на один с машиной и страданиями.

Туя не слышала разговора в гостиной. Разлегшись на кровати поверх вороха одежды, она смотрела в потолок и недоумевала, когда же её напарник бросил курить.

эпизод за 17.08.2018

~ Дин

[callowrimomarathon-blog]

Самара 1100

Пустой вагон сидячих мест не отапливался. Тукай притянул её к себе, накрыл одеялом, которое взял из тамбура. Поезд пробирался сквозь темные леса, ритмично покачиваясь. Туя не дернулась, даже когда Тук задел её сломанный отекший палец. Он взял его в свои ладони и с осторожностью перевязал, использовав в качестве шины ручку, завалявшуюся на полу вагона. Бинты ему дали едущие в соседнем вагоне купе.

Оторвавшись от стражей хаоса, они притащились на железнодорожный вокзал, где их встретил посыльный от начальниц. Он передал им билеты и без слов удалился. Не нужно было обладать гениальностью, чтобы понять: больше их в Самаре ничто не держит. К билету прилагалась некоторая сумма денег, которую должно было хватить на первое время. Их расчёт, как в тумане подумалось Туе.

Она бежала весь путь, ведомая Туком за ручку, как тряпичная кукла. Нереальность происходящего давила и плющила все разумные мысли, которые могли бы быть и помочь вырваться из ситуации, даже забавной. Так нелепо нарваться на стражей хаоса! Кто бы такое сказал о них, ТТ, в их - теперь бывшей - сфере деятельности, ему бы не поверили.

Ей не хотелось ни есть, ни пить, ни ныть о боли в пальце, ни узнавать у Тука, как ��алеко отвезёт их поезд от Пурсон. Пурсон, тело которой уже должны были вытащить из-под неоновой вывески, придавившей её своей металлической конструкцией и сплюснувшей внутренние органы. Они столько раз стояли около этой вывески. Они даже познакомились около неё, впервые сказали «привет», назвались и почти тут же поссорились. Вспоминая сейчас этот вечер, Туя с ужасом восстановила в памяти, как они спорят, убивали ли кого-нибудь, свалившись со своих мест, навесы кафе. В то время как стояли около объекта, которому суждено было закончить жизнь одной из них, также после потери связи со стеной.

Смерть Пурсон не вмещалась в сознании. Как будто необходимо было хорошенько встряхнуть голову, чтобы эта смерть, как вещество с более плотной консистенцией, смогла раствориться, продиффузировать в вареве бессмысленных водянистых мыслей. Туя смотрела в окошко, на исчезающие из поля зрение деревья, и они черным оттиском собирались в её памяти, один поверх другого, затемняя весь обзор настоящего, будущего и прошлого.

– Туя, не страдай, - сказал ей Тукай и, вздохнув, попытался обратить на себя её внимание. Он сел напротив на скамью. – Пурсон, она не умерла.

Туя тупо посмотрела на него.

– Эта штука, которая на неё свалилась, весит достаточно, чтобы сплющить её, как нечего делать.

– Я не про… - Тукай облизнул губы, - я не про это. Пурсон, она…

– Заткнись, - втянула воздух резко сквозь стиснутые зубы Туя и вперила в него хмурый взгляд. Новая тревога, которую она уже чувствовала тогда, на крыше, когда их спрашивали про неизвестную женщины, вернулась, она не понравилась ей, от неё хотелось отмахнуться поскорее. – Не смей говорить о ней.

Тук замолчал и, покачав головой, пошёл в тамбур. Вернулся он с еще одним пледом и в молчании растянулся на свободной скамье.

Туя продолжала смотреть в окно и не пытаться совладать со звоном внутри себя, заменившим для неё всё.

эпизод за 16.08.2018 от 17.08.2018

~ Дин