inept-code - Tumblr blog

[inept-code]

[inept-code]

[inept-code]

[inept-code]

"Эмма любит Скотта". Фраза, в общем-то, совершенно обыкновенная - мало ли что случается. Фрост думает: "Как отвратительно". Она думает: "Как не вовремя". Эмма почти всегда все делала неправильно и не тогда, когда нужно. В итоге, фраза "Эмма любит Скотта" в первый раз была озвучена в объятиях Логана. В теплых и очень уютных объятиях, стоит отметить. Эмма почти никогда не может сделать все правильно, так, как было бы лучше для нее самой в первую очередь. Так, фраза "Скотт любит Джин" была для нее истиной, наверное, с самого начала. Обычно Эмма выбирала противников, с которыми была в состоянии справиться - трезво оценивала шансы, ха. Но, раз уж в этом случае с самого начала все хрен пойми как идет, почему бы и тут не промахнуться? "Эмма и Джин" - даже ставок делать не нужно, пожалуй. Эмма не умеет видеть людей насквозь. Эмма не делает правильных выводов. Эмма - эй, а ведь и правда! - хуже. Ей впервые хочется просто уйти. Покинуть здание, затеряться в толпе, купить билет... в Стокгольм, скажем. Фрост ведь рады везде, но только не здесь. "Ты ошибаешься" - Логану, кажется, нравится ее переубеждать. Логан неправ - в ее глазах, по-крайней мере. Фрост чувствует себя странно - плохо - она уверена, что Росомаха играет на два фронта, она уверена, что стоит ей только отвернуться, он тут же радостно зовет "Джинни". Стокгольм, определенно. Впрочем, все к тому и шло, похоже, с самого начала. Ей слишком нравились иллюзии, вымысел, собственная ложь. Она не заметила, как ниточки натянулись, превратились в лески и теперь кромсают ее кожу - лицо, запястья, душу. Разрезают даже алмаз - у Эммы больше нет выхода и хоть какой-нибудь защиты. Сердце ноет. Это больно. Скотт ушел, показательно громко хлопнув дверью. Это очень больно. Фрост не помнит ни единого сказанного им только что слова, но чувствует, как глаза предательски щиплет. Ей хочется закричать, что у нее ничего больше не осталось - надо же себя пожалеть, но это стало бы очередной ложью. У нее ничего никогда и не было, кроме собственной гордости. Нет даже чемодана, в который можно зло запихнуть вещи и, обиженно стуча колесиками, исчезнуть. Эмма смотрит в настенное зеркало, перевитое тяжелой медной рамой. Она не любит зеркала, в них всегда видна настоящая слабость, сколько не храбрись. Горло стягивает шнуром-удавкой, а она просто перестает дышать. Хочется царапать шею, загонять кожу с кровью под аккуратные ногти и хрипеть, надеясь, что хоть кто-нибудь услышит и придет. Поможет. Вытащит. Но Фрост предпочитает задыхаться молча. Набат в голове уже сравнялся по ритму с тиканьем часов. Шумный выдох звучит, почему-то, как последний хрип Иуды. На мгновение равномерные щелчки отмеряемого времени становятся очень тихими и будто сбиваются со счета. Эмме это кажется довольно символичным - ее время тоже словно не совсем стабильно. Взволнованно ускоряет ход, когда она расслабленно дремлет в кровати под боком Саммерса и, напротив, практически замирает в минуты, когда он срывается на ней в очередной раз, будто давая возможность четко отпечатать в памяти каждый его прерывистый вздох. Эмма одним резким движением раздвигает шторы, срывая пару зажимов с петель. Очень солнечно. Яркие блики играют в, будто бы остекленевших, глазах, как если бы она была в алмазной форме. На заднем дворе, будто совсем в другом мире, Джин сидит на качелях, а Скотт - на скамейке рядом. За стеклом, в самой что ни на есть реальности, Эмма возвращается к - почти уже любимому - вопросу. "Почему человеком, в которого я влюбилась, должен был оказаться именно Скотт Саммерс?" Эмма никогда бы не подумала, что ее... волнения будут обусловлены чем-то столь нелепым и достойным скорее вокзального романа в семьдесят страниц. Может быть, случилось то, чего она... Нет, не боялась, но очень опасалась. Это место, эти люди и мутанты ее изменили. Словно залезли в строение алмаза и обратили его в графит. Уехать. Стокгольм теперь кажется действительно неплохим вариантом.

[inept-code]

Д: ...Поэтому мне так нравится идея о комарином геноциде.

П: Ну не знаю, я за человеческий.

Д: Да, это тоже крут... Подожди, если не будет людей, кто тогда мне готовить будет?..

Или еще немного о проблемах очень мирового масштаба.

[inept-code]

Дверь распахивается от очередного, в этот раз особенно сильного, порыва ветра. Эти сквозняки... Я врач. Лекарь Душ. Приятно познакомиться. Ведь приятно?.. Если вы ко мне пришли, то, очевидно, очень страдаете? Ах, простите, чего это я так в лоб! Сока не хотите? Чаю, боюсь, не осталось, еще год назад последний пакетик заварили. Зато есть этот чудесный апельсиновый сок, вот только на прошлой неделе я покупал! Или уже две недели прошло?.. Ох, да не суть важно! Ну, вы расслабились? А то трясетесь, ей Богу, как осиновый лист! Не люблю, честно говоря, я осину, мерзкое растеньице. А зимой - так вообще кошмар! Так и норовит своими ветками шапку стянуть. Итак, сок... Ах, аллергия?.. Ну, что же... Я мог бы налить вам воды из бочонка, но он во дворе... Не будете? Ну как же так... А, впрочем, ладно! Что же вас так мучает? Вы, бедный, себя со стороны бы видели: волосы во все стороны торчат, на свитере больше шерсти, чем ниток... О, у вас есть кот? Два кота? Какое все-таки совпадение! У меня тоже два кота! Один рыжий, зовут... Так-так, я опять отвлекаюсь, уж простите меня, болезного... На чем я там остановился? На свитере?.. Да, точно, свитер... Дальше у нас - глаза. Вы и их, что ли, не видели? А как же? Вон, капилляры полопались! Так, я скоро как самый обычный ворчливый доктор заговорю, вы меня извините... Так, а мы все от темы уходим! И в чем же ваша проблема, дражайший? Ко мне ведь с поломанными душами приходят... Ну, не только поломанными, еще встречаются проколотые, порезанные, порванные на несколько лоскутков и сожженые, но ваша, определенно, поломана. Так что же, что же, мой дорогой, что же вас сломало? У вас ведь тут совсем недалеко до открытого перелома, как можно, как можно? Ну-с, я вас слушаю. Ну и что? Вы одни? Вы совсем одни?.. О, мне ведь было бы жаль, да только и сам один, но живется просто замечательно, я вам клянусь. Ну и что нам с этим поделать? Я бы ничего и не делал, это ведь как продуктивно можно поработать в одиночестве! Не понимаю?.. Да чего же это я не понимаю?.. Ах, в вашей квартире совсем пусто?.. Ну нет уж, тут я не соглашусь! Все же знают, что помимо людей, в домах и квартирах живут и лупры, варри и десять, как минимум, друммов! И они ушли?.. Ну что же, что же, что же, что же. Вы знаете, а оставьте-ка мне свою душу на пару деньков, я ее подлатаю, а потом приходите, надевайте и все! Никакой тоски от одиночества как и не бывало! А там, глядишь, и лупры ваши вернутся, куда ж им деваться... Договорились? Вот и отлично! Значит, зайдите ко мне через три дня! И... Принесите чай, пожалуйста... *** Лиза, секретарша самого знаменитого в городе доктора, Лекаря Душ, стояла у распахнутой двери в его кабинет с лейкой наготове - Лекарь очень любил цветы, да только поливать их никак не удосуживался. Там, у зеркала, стоял человек и разговаривал со своим отражением. Устало цокнув языком, Лиза вышла, решив поливку отложить на потом и только пробормотала себе под нос совсем-совсем тихо: - А ведь свою-то душу самому не вылечить.

[inept-code]

Твои герои плод воображения или прототипы знакомых тебе людей?

Кое-какие черты взяты от знакомых. Истории частично мне знакомы. Но если смотреть в общем - нет, это выдумка.Не люблю писать о реальных людях, не изменяя при этом сюжет.

[inept-code]

Мелкие осколки давно и очень прочно засели в моей груди, чтобы поближе к сердцу. Я задумчиво постукиваю кончиками пальцев по ржавому вентилю старого водопроводного крана. Горячую воду снова отключили - я хмыкаю, проворачивая темно-красную звездочку вправо до упора. Вправо - значит горячая вода. Пятница - значит, горячей воды нет. Я опускаю ладони под ледяную струю, но изо всех сил стараюсь представить, что совсем и не холодная она. Обычно помогает. Так всегда со мной - руки приспичит помыть именно к конце рабочей недели. Так всегда со мной - согреться надо именно в пятницу. На крючке совсем рядом висит мягкое махровое полотенце. Полосатое. Ненавижу, честно говоря, полосатые вещи. Эту я купила только из-за того, что тряпка напоминала мне о Коте. Кот умер прошлой весной, не выдержал, наверное, зимней стужи, вот и слег. Слег. Забавно, можно ли употреблять это слово по отношению к котам? Пускай даже и к очень человечным котам. Кот жил у нас во дворе, в дворничьей будке; пролазил туда через небольшую дырку. Я хотела взять его к себе, но какой же бродячий кот, да причем еще и с нехилым таким стажем уличной жизни, на добровольной основе согласится жить в тепле и уюте? Вот и он не согласился. Но Кот и правда был чудесным - бывало, я садилась на грязную, почти уже сломанную скамейку, а он просто ляжет у ног. И можно рассказать о чем-нибудь своем, грустном. О тех же осколках, например. Кот ведь слушал. И понимал, он всегда понимал. Единственный, наверное. Помнится, я рассказывала о маленьких кусочках стекла Саше. Саша - очень уважаемый доктор, хирург Третьей Городской Больницы. Так вот, Саша тогда очень тихо, но все же обидно рассмеялся. Меня сводили на рентген и доходчиво объяснили, что никаких осколков в легких у меня нет и в помине не было. Но куда уж там этим рентгенам. А Саша опять рассмеялся. Но, вообще-то, я люблю, когда люди смеются. Смех ведь у всех звучит по-разному, так что ничего удивительного в моем решении коллекционировать смех нет, это ведь то же и самое, что собирать камешки, только места занимает куда меньше. Я насобирала уже много, за двенадцать лет моей жизни в качестве коллекционера. Мои самые любимые - это высокий, иногда обрывающийся, но безумно теплый смех соседки сверху, Аннушки. У Аннушки много веснушек и синие, как море, которое я видела позапрошлым летом, когда летала в Польшу в отпуск, глаза. Аня в целом очень напоминает мне Польшу. Не то, чтобы ее можно было назвать совсем уж добродетелью во плоти, но... Но такой доброты, как у нее я не встречала еще никогда. Даже не за двенадцать, а за все двадцать семь лет своей жизни. Узнав о моей болезни впервые, она страшно перепугалась и сперва все норовила сводить меня в больницу, а потом несколько часов отпаивала чаем. Чай был с медом, который я, вообще-то, не очень люблю, но у Аннушки он, почему-то, получался особенно вкусным. Еще есть хриплый прокуренный смех Эрики, моей коллеги. Эрика работает в другом отделе, но мы часто видимся на утренних и вечерних пробежках. На самом деле, я просто ненавижу пробежки и вовсе почти никогда не бегаю, да и Эрика, с ее-то стажем курильщика в десяток лет, вряд ли переносит что-то, труднее поднятие по лестнице на четвертый этаж. "Пробежками" я обычно называю прогулки до магазина и обратно, мне - за шоколадом, ей - за двумя-тремя пачками сигарет. Она очень громко смеется примерно каждый раз, когда я рассказываю ей про мои осколки. Я рассказываю ей о них каждый вечер и каждое утро. Она никогда не перебивает, будто слушает в первый раз. То ли ей действительно так интересно слушать одну и ту же историю раз за разом, то ли и правда забывает. Я ведь даже слов не меняю. Венцом моей воображаемой коллекции я по праву считаю беззвучный, но неизменно отдающийся звоном миллиардов бьющихся фарфоровых тарелок в моей голове, смех Максима. Максиму всего тридцать два, он любит смотреть передачи про животных, особенно про китов, просто обожает мои блинчики с вареньем и не может говорить вслух. И он второй, кто, после Кота, понимает меня почти полностью. С ним мне даже не нужно говорить - немые ведь часто понимают все без слов. Он всегда видит, когда мои стекляшки подобрались слишком близко к сердцу, чтобы впиться в него всеми своими острыми гранями, вгрызться невидимыми зубами и никогда не отпускать. Он всегда видит, когда меня нужно в срочном порядке закутать в толстый, шерстяной, очень колючий, по правде, плед, обнять и отпаивать теплой водой. В такие моменты эта вода кажется самым успокаивающим, что только придумало человечество за десятки веков, и даже вкуснее пресловутого Аннушкиного чая. Я щелкаю выключателями старой, еще времен Советского Союза, газовой плиты и бездумно нажимаю на кнопочки черного, треснувшего кое-где пульта. Телевизор включаться категорически отказывается, а я только на третьей минуте совершенно бесполезного занятия вспоминаю, что забыла поменять батарейки. Вымученно вздохнула - ну что ж, тогда обойдемся без вечернего выпуска новостей, чего уж там. Чайник вскипает, а я подмечаю, что прошло уже больше пяти минут моего бесцельного стояния в центре комнаты, уставившись в темный экран телевизора. Теперь я часто не могу уследить за ходом времени. Бывает, постоишь около прилавка в магазине, казалось бы, пару секунд, а тут к тебе подходит улыбающийся консультант с предложением помочь, мол "вы стоите над этим пылесосом уже пятнадцать минут". Чай у меня получается самый обыкновенный, немного терпкий - всегда забываю пакетик заварки вынуть - но пить вполне себе можно. Я очень люблю чай. Он заставляет осколки спуститься чуть ниже, к желудку. Так тоже больно - легкие раздирает будто огнем, да и в животе все кувыркается в плохих предчувствиях, зато вот сердце ноет совсем немного слабее. Я перевожу взгляд на полочку почти под потолком, из темного дерева. На ней очень одиноко, но важно подбоченившись, стоял крупный обломок чашки. Как раз ее маленькие частички уже второй год никак не могут выбраться из моей груди. Как раз эта чашка выпала из моих рук две осени назад, когда я, прямо как сегодня, пришла на кухню, чтобы поставить на плиту чайник, а мама, которая была так близко, всего в паре метров от меня, выпрыгнула из окна.

[inept-code]

James just really wants Nick to carry him

[inept-code]

[inept-code]

[inept-code]

[inept-code]

[inept-code]

[inept-code]

[inept-code]

[inept-code]