kuramuch - Tumblr blog

[kuramuch]

Marked Skin

Автор  — http://aquatariuswrites.tumblr.com/ Сегодня настоящий ливень, но в этом нет ничего страшного. Николай не обращает внимания на дождь, однако его всё равно слишком много. Капли разбиваются о землю рядом с Фёдором, бедным Фёдором, думавшим, что он непобедим. И рядом с Иваном.  На последнего тяжело смотреть; он словно маленький ребёнок, визжащий и пинающийся. Дазай прикасается к нему каждый раз, как Гончаров пытается использовать свою способность, но чем дольше Достоевский не двигается, не отдаёт приказов и даже не дышит, тем реже совершаются эти попытки.   Остальные сбежали. Это было ожидаемо и не особо волнующе. Куда больше Гоголя волнуют крики Ивана. Они ощущаются чем-то неправильным, будто незавершённое дело, которое нельзя оставить просто так, пустить на самотёк. В привычных обстоятельствах с таким тоже можно было бы смириться, однако сейчас будет попросту нечестно оставить Гончарова страдать.   Спуск с крыши не занимает много времени, равно как и та пара секунд на то, чтобы зайти за спины Агентства и прокашляться, дабы они обратили на него внимание, пролетает незаметно. Фёдор не смотрит. Крики становятся лишь громче, и Иван бьётся головой о землю с такой силой, что на асфальте остаётся кровь.  — Простите, — мягко и тихо произносит Николай, впервые без маски за столь долгое время — она была сломана в битве с Тигром. Кто-то из Агентства чуть шевельнулся, но Тигр поднимает руку, говоря ему ждать.— Скажите, неужели вы действительно думаете, что Иван будет в состоянии выжить в реальном мире?  Никто не отвечает. Можно заметить, что Гончаров отключился, будто резинка, которую натянули слишком сильно. И всем видны его Клейма, тусклые и неправильные, выброшенные из головы на произвол судьбы после всего прошедшего. Под его порванным костюмом даже видна виолончель, вырезанная на нём его Господином.  — Я могу подарить ему быструю смерть, — продолжает Гоголь. Мягкую, нежную, тихую, настоящую.— Это займёт лишь миг, и на ваших руках не останется крови.  — Нет, — один из них выходит вперёд — Куникида или вроде того. — Мы не позволим тебе убить его. Смертей и так было достаточно.   Земля чуть сотрясается, и Дазай вновь хватает Гончарова за ногу через прореху в штанах. Тот мгновенно отбрасывает его руку и воет имя своего Господина.   — Он уже не придёт в себя, — шепчет Николай. Дождь практически смывает его слова, но ничего страшного. Они правы. У него нет права забирать чужую жизнь, не после всего произошедшего. И кажется правильным сказать, что он тоже сломан, пускай ему и нравится думать, будто какая-то его часть являлась таковой с самого начала.  Однако Гоголь знает — это не правда. Он всё ещё чувствует вину на своей душе, которая, подобно горе, давит его, опуская всё ниже, ниже, ниже. Николай не сумасшедший. Он убийца, жестокий и отвратительный, и хоть ему ненавистно это, он ужасающе нормальный.  Не говоря больше ни слова, Гоголь разворачивается — и его Клеймо вспыхивает.  Цирковой шатёр на его спине вжигается в тело с такой силой и болью, какую он испытал, когда впервые вошёл в один из таких шатров.  Он вскрикивает, резко и обрывисто, затем всё погружается в темноту…