sketches-and-sprays - Tumblr blog

[sketches-and-sprays]

Hold on to nothing

Красное вино и турбулентность - история моей жизни. 228 сверхчеловечков в мягких креслах в небе, и я - один из них. В ушах Боуи, в руках книга “Боуи”, и лечу в город, в котором я ощущала полное внеземное свое родство с Боуи - на день рождения Боуи, на день смерти Боуи. Боуи Боуи Боуи Боуи - самолет движется по спирали все возрастающего восторга и ностальгии, превращаясь в ничто. Пока я нахожусь в этом Боуи концентрате, мне кажется, что и волосы у меня становятся гуще, и ногти тверже, и самолет мог бы лететь на одной моей страсти, без какого либо топлива. Как будто до этого момента, громкость моя личная была где-то на двоечке (из 20), и секунду еще, и я поверну регулятор на максимум. Чувство, охватывающее все мое существо, напряжение, словно телесное, нарастает волнами возбуждения, разбиваясь в белую пену. Как же было бы приятно переключить на 20. Приятно и страшно. Вчера мы посчитали, что в Берлине я не была без нескольких месяцев год, а прожила год и несколько месяцев. Зеркало. Инъекция второй родиной делалась впервые. Густая, медленно растворялась в крови. Начиная с сине-желтого борта Lufthansa и холодным Sandwich-mit-Käse-bitte. Никакой реакции. Дальше. В Мюнхене не заметила таблички на немецком, как будто так и было весь прошлый год. На паспортном контроле переспросили три раза, зачем я лечу отменять свой временный вид на жительство. Я узнала парня на проверке безопасности. - Ich erinnere mich an Sie, vom letzten Mal. Sorry, my German is awful, but I do remember you. - Was I that bad? - No, you’ve been fabulous, just like today. Он угадал, что я украинка, что происходит не часто, сказал “Дякую”, что происходит еще реже. Проверка пульса, зрачки не расширены. Дэвид Роберт Джонс опять забил в мои перепонки и сердце. Приземление в Берлине может быть как приятным, радостным, так и погружающим в полную депрессию. В аэропорту Киева и особенно после посадки в Мюнхене, меня переполняло уже знакомое чувство, что границ для людей нет, для меня нет. Сев в самолёт из Мюнхена в Берлин, я почувствовала, что меня душит. Страх возможного отвращения, встреча с обратной стороной моих воспоминаний, которая заживо сдирает с меня кожу, та, из-за которой, у меня каждый день сердце чуть быстрее бьется, когда иду по Ярославову Валу в дом за номером 23А. Солипсическое мироощущение, переполненное отчаянным желанием любви, когда даже секс из удовольствия превращается во вкладывание своей боли в другого, попытку ощутить радость при полном осознании ее скоротечности, близость, при ее невозможности. Постфилософское, постреальное, постправдивое состояние существования, в котором нет ничего ни хорошего, ни плохого. Жить своей жизнью. Быть непослушной. Прибывать в сбивающем дыхание понимании, что это вот и есть моя жизнь - не фантастическая, не невероятная, проходящая в постоянном, сладком томлении, истовым ожидании любви и запретном предвкушении изгнания и прощения, которое неминуемо наступает каждый день, стоит только научится открыть его источник - красоту переживания опыта ничто. So hold on to nothing, and he won't let you down.

[sketches-and-sprays]

Холодный завтрак

11 июня, воскресенье. Наш номер для курящих был на втором этаже двухэтажного мотеля. Входные двери номеров все выходили на лоджию, попасть на которую можно было с нескольких лестниц, расположенных в трех точках буквы П, образующей форму здания, на равном отдалении друг от друга. Я встала раньше всех и пошла завтракать. Завтрак был сервирован в большой комнате с лакированной мебелью и мягкими креслами, повернутыми в сторону телевизора, пустым ресепшеном и американскими флагами, собранными сначала в гармошку, а затем пополам, образуя полукруглую гирлянду. Такие висели на всех вертикальных поверхностях, какие только были в комнате. Полосы и звезды и новости по ТВ. Пожилой мужчина в широкополой шляпе смотрел, не отрываясь и комментировал в воздух. Кажется, так делают все пожилые люди во всем мире. Выбор на завтрак был стандартный: несколько видов хлеба, который выглядел по-разному, но одинаково не имел вкуса, несколько джемов, два вида масла без масла, растворимы моментальный омлет из пакетика, хлопья, молоко, паршивый кофе. Я взяла несколько тостов, поджарила в тостере, и быстро размазала не-масло. Немного соли сверху и чашка кофе. Это можно есть. Это можно есть. Оля. Я легко адаптируюсь к разным ситуациям, но на 12 день такого питания, все внутри у меня болело. Кушай, милая, когда будешь дома, пойдешь в субботу на рынок на Паньковской и купишь себе самого сочного, самого сладкого Черного Принца. Будешь есть так, чтобы сок стекал по губам на шею. Два куска без соли, как два глотка эспрессо. Потом посыпешь солью, чтобы влага на волокнах покрылся пузырьками воздуха. Чуть подождешь, пусть впитается, а потом кусай. Не заметила, как укусила себя за палец. Чуть крови на тосте, красной, как томатный сок. Сначала нас было только двое в этой комнате: я и политически озабоченный ковбой. Позже к ресепшену подошла женщина с тюрбаном из полотенца на голове и невероятными, округлыми бедрами. Она выглядела очень уставшей, но была накрашена так, словно отправляется на войну. Позвонила в звоночек. Вышла женщина, не та, что встречала нас вчера ночью, эта была старше, светлые волосы, типичная американская приветливость. Они начали щебетать так добродушно, словно обсуждая крестины любимого розовощекого племянника, хотя темой разговора были несколько не принятых банком кредитных карт дамы с округлыми бедрами. Мужчина у телевизора стал громче возмущаться и оборачиваться, то через левое, то через правое плечо, уверенный теперь тем, что кто-то его если и не слушает, то слышит. Я подлила себе еще кофе и поджарила еще один тост. В нашем номере, как и во всех номерах всех мотелей было две двуспальные кровати. Достаточно для двух больших водителей двух больших траков. Номер для курящих. Представляю, как они лежали тут еще позапрошлой ночью, раздетые по пояс, после душа, включили один из оплаченных каналов, пульт под левой рукой одного из драйверов, в правой - сигарета. Смотрели что-то, чтобы дать отдых телу, а видели все равно дорогу, и кровати под ними виляли на пройденных за день поворотах. Потушили последние окурки и уснули. А утром за ними сменили простыни, которые за минуту стали такими же прокуренными, как и все в этой комнате, положили пульт на место и закрыли дверь с той стороны. Комната простояла пустая, пока мы не заехали сюда поздней ночью, чтобы поспать пару часов, не двигаясь. Я быстро приняла душ, дышать в ванной комнате было совершенно нечем. Мужчины и правда любят курить, сидя на толчке. Такой себе триумф непослушания, бунт против мамочки. И хоть дышать было тяжело, думать об этом баловстве было приятно, и я улыбалась. Сразу после душа, с мокрой головой, я вышла на лоджию, чтобы дышать. Было холодно, голова замерзала, но солнце уже постепенно отвоевывало себе обратно небо. Лето, все-таки, лето. Внизу была припаркована машина. За рулем сидела женщина, старше 50. Возможно, моложе. Но выглядела она плохо. Плохое питание, газировка, алкоголь, мало движения. Но она была когда хиппи, точно была. На руках у нее было множество перстней, с бабочками, цветами, символами. И была еще такая футболка, с размытой радужной спиралью цветов. Точно хиппи. Длинные волосы с не закрашенной сединой были собраны в хвост. Она говорила по телефону, и то выходила из машины, то садилась опять за руль. Возле машины со скучающим видом ошивался белокурый парнишка, лет 13. По нему было понятно сразу, что ему вообще ничего не нравится. То есть, скорее всего, ему нравилось все, но кровь в нем уже бурлила и подсказывала: “Парень, будь недоволен. Ты должен быть недоволен. Даже если ты очень рад, ругайся, ори и будь недоволен.” Все в нем выражало упрямство, даже то, как росли его волосы на макушке. В руках у него был скейт. Какой же ты милый мальчик. Хочется тебе об этом рассказать, но об этом рассказать невозможно. Он катался по парковке, запрыгивал на бровки, пытался делать трюки. Но разве можно хоть что-то сделать в таких условиях? Его широкая мама вышла в очередной раз из своей широкой машины, стала что-то доставать из багажника. Она громко провопила его имя. - Иди, помоги мне! - Но мама, подожди. Одну минутку. - он разгонялся перед бровкой. - Иди сюда, я сама не справлюсь. Он кинул свой скейт и пошел к маме. Та продолжала болтать по телефону. Он помог ей с вещами. Бегал из номера в авто и обратно. Я стояла на лоджии и смотрела за ним как можно внимательней, чтобы он почувствовал, что я на него смотрю. Я взрослая тетка, но ты знай, что ты мне нравишься. А твоя мама просто все забыла. Он поднял голову, посмотрел на меня, сначала удивленно, а потом недовольно, конечно же. Я улыбнулась ему и засмеялась. Его мама перестала говорить по телефону. Над кустом перед машиной зависла колибри.

[sketches-and-sprays]

Омела

Знакомств, конечно, случайных не бывает. Вчерашний незнакомец сегодня уже впился, расцвел на коже, как омела на коре. Окна клиники выходили в безрадостный двор, грязный, заснеженный, заброшенный глыбами убранного с дорожек льда, как ледник, расколотый грязным ледоколом. Черными грушами на голых деревьях висели вороны, срываясь, стуча клювом в мое окно. Вчера дошла до ванной сама. Десять шагов от кровати, плюс/минус. Сидела на стуле, с волосами в раковине, мне мыли голову. Пока по коже бегали чужие пальцы, чувствовала движение тканей на вертикальном полосе от солнечного сплетения до низа живота. Не живот, а холодец, застывающий в миске. Ничего-ничего. Живая. Прошлась по стеночке от палаты прямо по коридору к общему залу и упала, вся превратившись в дрожь и конвульсии. Коллапс. Не важно, в другой день пройду через зал и до аквариума, до манипуляционного кабинета, где кровь берут из вен, и дальше, в кардиологическое отделение. На кабинете медным блестит табличка с именем заведующего. Гнусный человек, как оказалось, а мне было тогда важно пальцем провести по этим буквам. Радостно. Случайных не бывает. Это кто говорит? Это кто может так жить? Знала, что будешь увиливать, избегать, потому принесла тебе омелу. Буду держать ее над твоей головой, куда бы ты не пошел. Потому что, кто же может противостоять омеле. Тем более, в этом доме чтут традиции и добрые обряды. Брусчаткой выложена дорога, слева деревья парка, справа полинявший, скрытый от улицы, не парадный бок красного корпуса. Ходить там всегда приятно, и жаль, когда путь заканчивается, и видишь два пучка крестов на горизонте: Владимирский собор по левую руку и колледж связи - по правую. Но там, в конце, у самых колонн, когда сильнее, когда едва уловимо доносится запах из клиники. Раствор для обработки швов, запах перевязочной. Один из моих самых любимых. Точно таким раствором мне обрабатывали швы. Это был один из самых сильных, прямых и простых актов заботы. Простой и прямой, как поцелуй. - Хочется тебя перевязать. - Так мне раздеться?

[sketches-and-sprays]

Lobby Story

На руках у нее был ребенок. Маленький и аккуратный младенец. Он не был похож на ангела, как любят говорить в таких случаях, но и не был очередным милым безмозглым комком человека. У него были такие веселые и добрые глаза, осознанные. И я в нем, и его глазах увидел бездну, которая стремительно начала смыкаться надо мной. Бесконечная черная дыра, туннель, и я в нем несусь, не ощущая ничего, кроме свиста и приступа дурноты.

Вернись. Вернись-вернись назад. Оп, и я выпрыгнул из этой дыры. Когда-то я просил ее закончить эту историю. Тогда я сказал ей выйти замуж и, родив сына, назвать его не моим именем. Так я просил ее, а она возьми и сделай. Отвратительно. Кажется, это был первый раз, когда она меня послушалась.

Ее шоколадные завитки гладили ребенку затылок. Она на него не смотрела, общалась с кем-то у вазы с пышными цветами. Смех ее волшебным образом преломлялся сквозь  хрустальные складки вазы и сиял лучами по комнате.

Я довольно легко определил, какие черты в этом ребенке были не ее, и попытался заменить на свои.

На ней было такое платье, которые вы представляете, когда думаете о своих матерях в молодости. Легкое, светлое, в мелкий цветок. Идеальная воскресная картина. Моя Мадонна с не моим младенцем на руках.

Мне оставалось одно из двух: или таращиться так на нее, пока она меня не заметит в какой-то дурной позе и с идиотским выражением на лице, или уйти, поддавшись трусости и старым привычкам.

Я, конечно, часто представлял себе эту встречу. И, как должно, репетировал, выдумывая фразы по сложнее и навороченней. Но при этом воображал себе, как буду кидать их небрежно, как прибрежную гальку от скуки, а не как что-то ценное, над чем корпишь сутками. Я выдумывал разные варианты развития событий. Были и такие, в которых я молча уходил, полный то призрения, то равнодушия. Я представлял ее себе разной. Иногда мне даже удавалось представить ее пожеванной, некрасивой, испорченной. Но вся штука в том, что она и так могла быть вполне себе непривлекательной, просто меня вселенная лишила дара видеть ее изъяны. Я знал, конечно, что она не идеальна, но в моей голове это все как-то иначе срабатывало.  Я и видел это, и не замечал. Дивное проклятье, припасенное для каждого из нас, правда?

Но я даже не силился вспомнить какой-то из своих любимых сценариев. Просто смотрел на нее. Пытался прочувствовать этот момент.

Под правой коленкой я заметил у нее синюю сеточку из вен, чего раньше не было.  И что-то еще такое было во всей форме ее тела. С трудом уловимые черты материнства. Ребенок был еще совсем маленький. Она наверняка кормит его грудью и поет ему что-то на ночь, а он просыпается по сто раз, будит ее, и она вот так склоняется над ним, скрывая приглушенный свет лампы своими коричневыми завитками. Что-то было в этой картине, которую я так живо нарисовал себе, что ком, предательский комок иголок, подступил мне к горлу. Я вспомнил, как она склонялась надо мной, в моей кровати, глаза ее горели бликами от ночника и, как мне хотелось верить, от счастья, и я мечтал, что грудь ее наполнится молоком для моего ребенка.

Я заставлял ее делать жуткие вещи. Мне нравилось вываливать ее в грязи, а потом вылизывать и сдувать пылинки, время от времени давая пощечины, щупая ее слюнявым пальцем.

- Игорь. – Она смотрела пристальным взглядом, немного даже сквозь меня. Рассматривала меня молча, как будто пыталась оценить мои размеры, прежде чем решить, бежать или остаться. Потом она достаточно резко, но негромко выдохнула и тут же изменилась в лице. Теперь она смотрела с теплотой, и уголки губ ее были немного приподняты. – Игорь. – Протянула она, сделав шаг навстречу. – Ты тут.

Да, я был тут, черт возьми, но что я должен был ей сказать? Привет, как дела?

- Привет. Как дела?

Она засмеялась. И младенец на ее руках довольно взвизгнул. Потом она сделала что-то такое, от чего у меня совсем снесло голову. Она быстро подалась ко мне и обняла, крепко зажав малыша между нами. Он ударил меня пару раз пяткой.

- Ты изменился и не изменился ни чуть. А я рада видеть тебя, пусть ты не поверишь.

- Почему? Верю, конечно. Тебя всегда это забавляло

- Да-да, а о твоих чувствах я не думала никогда. Я помню этот текст наизусть. – Тут уголки ее губ замерли и постепенно начали опускаться, - Игорь, ведь столько времени прошло, я уже перестала представлять себе эту встречу.

- Я вижу, - я посмотрел на ребенка.

- Это мой сын, Матвей.

- Красивый ребенок. Похож на тебя.

- Спасибо. Ты знаешь он больше похож.. – она стала укладывать его в коляску, - не знаю даже, сам на себя похож.

Она замолчала,  опустив глаза в пол, а потом посмотрела на меня с немного виноватым видом. Черт, неужели это тот самый момент, когда мы начнем трепаться о погоде или о том, кто как поднялся по карьерной лестнице, говорить друг другу как все-таки здорово вот так встретится через столько лет и прочую копеечную чушь, после которой чувствуешь себя, как в дерьме измазанным. Но она опять подалась ко мне, положила мои руки в свои, потянулась на носочках и прошептала мне на ухо:

- У меня никогда не было слов для тебя.

Сказав это, она начала опускаться, и ее теплое дыхание волной покатилось вниз по моему лицу. Она еще раз задержалась, чтобы поцеловать меня совершенно невинным поцелуем сжатых, но теплых и мягких губ.  Я почувствовал себя так, словно ухожу на фронт, а она крестит меня перед дорогой. До того странный это был ритуал. Потом она сделала шаг назад, оглядела меня всего, что-то сказала одними губами, и, похоже, только себе.

Я знал теперь, что она не станет говорить мне, что ей нужно кормить ребенка или спешить куда-то. Да и я не стал раскрывать рта, все еще плотно сжатого от этого ее выпада. Она еще раз улыбнулась, окатила меня теплом, глядя пристально в глаза, чтобы я прочитал там все, что моей душе угодно. Потом подмигнула, хихикнула, уж как-то совсем невероятно, резко наклонилась к коляске и выпалила:

- Пойдем, милый, пойдем в парк, смотреть на уток!

Она уже катила коляску к выходу, так как будто меня и вовсе не было тут, и вообще никогда.

[sketches-and-sprays]

Recycled Records

9 июня, пятница. Мы выехали из Сан Хосе в Сан Франциско. Утром у всех были свои дела. Потому мы на некоторое время, впервые за все путешествие, разбили наш союз трех. От чего было и радостно, и как-то не комфортно. Через несколько часов мы встретились с ребятами у магазина пластинок Amoeba Records. Известная точка на Haight Street. Я купила две пластинки Кокто Твинз. Мы зашли в Whole Foods купить еды. У парня на кассе мои пластинки вызвали восторг. С другой кассы подбежала его коллега: - Ого, это что? Кокто Твинз? - Да, они - Heaven or Las Vegas - это один из моих любимых альбомов - И у меня - Очень круто. Платить будете наличными или картой? - Картой Этим людям нравятся мои пластинки. Мы прошлись дальше по Haight Street, зашли в несколько других магазинов. Последний назывался Recycled Records. Кроме меня туда уже никто не пошел. В магазине были двое: сразу слева от двери, за столом, сидя на широком кожаном офисном кресле под старым желтым торшером сидел мужчина лет 40 и пил пиво. В зале молодой рыжий парень в очках играл в гольф между полками с винилом. Мяч летел со всей силы и не туда, куда планировалось, потому мужчина постарше отпускал едкие комментарии и ругался, а рыжий только смеялся и продолжал. - Скажите, у Вас есть The Moon and The Melodies? - … - он смотрел на меня внимательно, как будто не понимая, что я хочу, к чему я за время поисков этой пластинки привыкла - Это Харольд Бад и Элизабет Фрейзер. - Я знаю, знаю. Нет, у нас нет этой пластинки. Но она очень хорошая. Must have для любого любителя винила - Ага, да - Очень хорошая - Да - Я вчера перед сном думал, чтобы мне послушать и взял именно ее, правда, без брехни - Да? Вот как. - Очень хорошая. Но у нас ее нет. Послушай, что Харольд Бад делал вместе с Брайаном Ино - Я очень люблю Ино. Ну что ж, буду искать дальше. Мы попрощались. После, бросили машину и просто гуляли. Мы были в районе Кастро и на Твин Пикс, на который забирались дворами, мимо табличек “стой”, “вход воспрещен”, “осторожно. ядовитые дубы!” Ага, дубы, на холме, где и кустов то не много. А теперь, когда после целого дня прогулок, мы вернулись к припаркованной машине, я забежала опять к ним, в Recycled Records. - Привет. Это я опять. А у Вас есть какая-то пластинка Харольда Бада и Ино? - Нет, но у меня есть вот одна пластинка Ино, новая, дабл-деккер. - И показывает мне толстый новый конверт Lux. - Сколько стоит? - $20. Но я тебе его отдам за $18. Я не слушал эту пластинку, но это Ино, не может быть ничего плохого. - Беру. - Да? - Да! - Тогда $17. - Я улыбнулась. - Ты смелая. Ты мне нравишься. Мы пожали друг другу руки. Пока он меня рассчитывал, я узнала, что он пел на бэквокале на записи альбома группы Red House Painters. Он не мог вспомнить название альбома, но рассказал мне, как выглядит обложка и написал название группы на своей визитке. Альбом назывался Red House Painters.

[sketches-and-sprays]

Bella's Espresso

Хороший кофе в штатах не сыскать. По крайней мере, ни в одном из 8 штатов, которые мы проехали на пути из Иллинойса в Калифорнию. Вероятно, именно поэтому плохой кофе называют «американо». Иллинойс, Айова, Небраска, Колорадо, Юта, Аризона, снова Юта, Невада, Калифорния и назад. При бесконечной смене ландшафтов и пейзажей, неизменным оставались придорожные дайнеры с их безлимитным кофе. Конечно, нет смысла ставить лимит на что-то, чего физически невозможно выпить много. Но через какое-то время привыкаешь, и даже высматриваешь на карте Denny's, Wendy's, или Arby's, чтобы залить в себя и в термосок еще этого тепленького пойла. Мы встретили в штатах лето, и уже была середина июня, как неожиданно стало очень холодно. Вчера мы были на озере Тахо, и на моих голых коленях таяли снежинки. Закутавшись в спальные мешки, мы ходили по берегу, где в песках в огромном количестве бегали бурундуки и белки. На деревянном заборчике, идущем вдоль тропы у берега, безучастно сидели несколько стеллеровых черноголовых голубых соек, очень красивых и торжественных. Только детишкам, как всегда, все нипочем, для них нет холода. Кто-то визжал и забегал по щиколотку в воду, кто-то валялся в холодном, мокром песке, а одна девочка делала колесо для аплодирующей мамы. В солнечном небе разыгрывалась драма, достойная кадра экранизации какого-нибудь библейского сюжета. Огромная, пурпурная туча, закрыла часть неба и двигалась на нас. Я улыбнулась, вспомнив «белый плащ с кровавым подбоем» и глянув на свой спальник с розовым пузом. Мы зашли в BBQ Place выпить чего-то и двинуться в путь. За баром были две волшебной красоты женщины. Не встречала еще ни одной красивой женщины в этих наших точках питания. А эти две были молоды, стройны, с чуть загоревшими лицами, зелеными глазами и вьющимися волосами, цвета соломы и льняных простыней летним утром. На другой стороне бара сидел молодой ковбой, не менее красивый. Но кофе у них все равно был парш��вый. Теперь мы были снова в Неваде, захваченные этой внезапной волной холода, надвигающейся с запада, следующей по пятам. Убегая от снежной бури в пустыне, мимо соляных полей, по дороге, где сверяют точность спидометра автомобилей. Видели первую interstate телефонную линию, бегая по соляному полю, в шторм и ветер такой силы, что казалось, что можно лечь против него на воздух и не упасть. Ты не ждешь много от дороги в пустыне, в плане обеда. Потому мы, уже со скукой, искали ближайший комбо «заправка + дайнер». Хм, Bella's Espresso. Удивительно, стоит ехать туда, конечно. Bella's. Restaurant & Espresso 775-752-2226 I-80 exit 352 143 Hwy 93 N Wells, NV 89835 Это адрес рая. Надпись на пачке спичек, прямо под женским портретом (Белла?), гласит: We Ship Coffee Beans! Знак восклицания. Как будто мало было того, что у Беллы пахло настоящим кофе, что они перемалывали зерна непосредственно перед тем, как сделать эспрессо в настоящей эспрессо машине, в придачу к этому у Беллы были блюда для вегетарианцев. И так много, можно было выбирать. Наблюдая, как я улепетываю все за обе щеки и с блаженством пью кофе, пожилой усатый мужчина с розовым лицом довольно улыбался и отпускал в мой адрес подбадривающие комментарии. На кассе мы задавали Белле много вопросов, все придуманные лишь для того, чтобы подчеркнуть, как невероятно было встретить этот прекрасный, настоящий кофе тут, посреди ничего, и как прекрасно она улыбается, эта Белла. - Да-да, мы делаем настоящий кофе из настоящих зерен. Возьмите себе коробок спичек на память. Спички приехали со мной в Киев, бережно хранимые, сложенные в специальную коробку, пока сегодня не случилось им первый раз послужить по предназначению. Спасибо за хороший кофе и ванну при свечах, Белла.

[sketches-and-sprays]

Ohia + Lehua. Comic

[sketches-and-sprays]

Postcards from Asia 

Cissic chinensis. Colugo. Fairy-bluebird.

[sketches-and-sprays]

graphical noise

[sketches-and-sprays]

A sad man missing his dog

[sketches-and-sprays]

Self portrait #4 Wine. All mine

[sketches-and-sprays]

Christmas Carol

I've been to the woods. And I've heard ice growing on the lake, I've seen ducks in the fog, Skies having no end, and Horizon not being present in any second of time. I've been to the woods. Breathing out fumes, Thinking of you /crossed out/ of us, But you know, It doesn't really matter. I've been to the woods. Leaves were covered with frost, So did strange white berries, And sticks, and lips Of a deadman. I've been to the woods. Christmas carols were sung By the mermaids In the frozen lake of gloom, Sending me another deliberate loom. What I thought, was love Was another temptation; The child, who would be born Was never wanted; The drug addict Will never quit, what he's use to; The skinny lady will die In a closet from an overdose; The guy will sell his child To a wealthy dickhead; The girl will sell her pureness To a pedophile; The mother will sell her love To a racist; Your girlfriend would be sold To a rapist; And Christ is just a fairytale For kids Who Will never See the sunshine From the eyeholes Of Lucifer.

[sketches-and-sprays]

Снятся ли андроидам эргономические кресла

Жизнь тратится на фигню, песок времени сыпется мне на голову, бесконечно создавая мою могилу, побег из которой - лишь иллюзия. И нет даже крышки гроба, чтобы защитить голову, глаза, легкие. Крупинки заползают под кожу, забивают извилины, замедляют ток крови. Сидя в эргономичном кресле современного офиса, я смотрю в потолок и безуспешно пытаюсь разглядеть бога, в которого кажется совсем не верю. Две длинные подвесные LED лампы слепят мне в глаза, имитируя божественный свет. Я не ощущаю ничего, кроме зуда и тоски. Курсор пульсирует в начатом имейле, начисто лишенном жизни. Последний раз я чувствовала, как мурашки бегут по коже, когда они неправильно настроили кондиционер. Одни и те же лица каждый день. Уже совершенно не важно, что за лица и кто за ними. Большинство из них уже и сами не помнят, кем были в настоящей жизни. Андроиды, механические версии самих себя, кастрированные животные. Мне всех нас очень жаль. Кажется сегодня был день, когда мои микросхемы дали сбой. Под столом была начатая еще вчера вечером бутылка шампанского. Теплое отвратное пойло, все же алкоголь. Один из немногих плюсов того, что всем абсолютно наплевать друг на друга, заключался в том, что никто никогда не заметит, даже если я сдохну, коль скоро мое тело физически находится в этом ужасном эргономическом кресле. Наличие алкоголя в крови было незаметно и подавно. Я вытирала задницы менеджерам, когда они подходили ко мне и спускали штаны. Начальство постарше могло потребовать более широкий спектр услуг. Однажды два "важных человека" 15 минут беседовали о планах на выходные, положив мне свои причиндалы на лицо. Никто даже не обратил внимания. В комнату зашел Боб. Я всегда подозревала, что он еще не совсем конченый. И в том, как он иногда мог задержаться, глядя в глаза собеседнику, и в неуместных ухмылках я находила признаки человека. Он протянул мне две плитки шоколада: "Это что��ы поднять уровень счастья в вашей команде." Какая изысканная шутка. Он смотрел на меня, не отрываясь. На меня и на мой стол. Я отвела взгляд вниз и увидела капли крови на столе. У меня шла кровь носом. Кровь была очень красивой. Я почему-то рассмеялась. - Пойдем, умоем тебя. Боб взял меня под руку, и повел в уборную. Я попросила его схватить меня за горло и размазать кровь по лицу. Я попросила его ударить меня по щекам. Он растянул мне рот пальцами. Все закончилось быстро. Он вышел. Меня стошнило, немного мимо унитаза. Кровь в носу засохла, и мне было тяжело дышать. Я сидела на полу, возле лужи с блевотиной и разводами крови и плакала. Отдышавшись, я умылась, поправила волосы, фальшиво улыбнулась зеркалу и вернулась к работе.

К обеду шампанское достаточно сильно ударило в голову. Я стояла в кругу коллег, которые обсуждали что-то несуществующее. Один из начальников подошел к нам, пожал руку всем мужчинам в группе и правую грудь всем женщинам, особенно долго задержавшись на новой ассистентке. Он достал ее грудь из рубашки и облизал сосок. "Добро пожаловать в команду!" Она робко улыбнулась. Я икнула. От алкоголя стало жарко и я расстегнула еще две пуговицы на рубашке. Провела рукой за воротом, пальцы были мокрые. Под коленками тоже было мокро. Я глубоко вздохнула. - Какие же вы чертовски нудные. Я вернулась за свой стол, вставила наушники в уши и включила музыку. Стало совсем жарко, и я сняла блейзер. Музыка была такой надрывной, а реальность такой паршивой, что безумно захотелось танцевать. Я залезла на стол. - К черту вас всех, идиоты! - и начала танцевать. Я скинула туфли, затем слетели чулки. Дисплей полетел со стола и треснул. Пот тек с меня ручьем. Закончив танец на своем столе, я начала переходить к столам коллег. Для этого они и придумали open space. Никто не оторвался от ноутбуков, даже когда я отфутболивала им чашки с их горячим и паршивым кофе на бледные колени. Никто не смотрел на меня. Только Боб повернулся в кресле и наблюдал с ухмылкой. Я схватила очередной монитор и разбила им одну из этих LED ламп. Из-за искр включилась противопожарная система. Ни один человек не встал из-за стола. Боб перестал ухмыляться и повернулся в кресле обратно к монитору. - Что, ты больше не смотришь на меня? Ха, идиот! Не знаю, сколько это продолжалось, но через время появились Техники и забрали меня в мастерскую.

Когда я вернулась в офис, все расспрашивали меня, как я провела отпуск, и с улыбкой шли дальше, не дожидаясь ответа.

[sketches-and-sprays]

Shaping yourself

[sketches-and-sprays]

The Night. Comic

[sketches-and-sprays]

[sketches-and-sprays]

There is no office. One name, two different stories.