#усиливать | Explore Tumblr Posts and Blogs

deavile · 3 months

Text

XIV Глаза не лгут

— Всегда задумывался, есть ли в других внутренних мирах личности, что заинтересованы изучением энергии так же, как я.

— Beyond a doubt, — хмыкнула Вита, фамильярно усевшись на край моего рабочего стола. — Крайне сомневаюсь, что на весь белый свет ты один такой любознательный.

— Однако, — задумчиво остановился я возле книжного стеллажа, — Виктос признался мне, что я пока единственный, кто выявил явление резонизации. Хранители обмениваются между собой информацией, они подсоединены к единому источнику. Есть и другие личности, что копаются во внутреннем мире, но доступ к их исследованиям у меня закрыт. Это конфиденциальная информация. Хотя Виктос может делиться со мной чужими открытиями пересказом. Я не первый, кто придумал иные источники энергии.

— Ты про эту штуку? — качнулась Вита, кивая на мини-генератор с голубой энергией, что стоял на столе.

— Абсолютно.

— Interesting… I have one question.

— Слушаю.

— Я недавно задумалась об одном увлекательном событии. Помнишь, мы проводили эксперимент с лягушкой?

Моим ответом послужил кивок.

— Влад тогда пострадал при контакте с твоим изобретением, так как взаимодействовал в большом количестве с чужеродной энергией. Но смею напомнить, что ты тоже имеешь энергию, отличную от нашей. Как так вышло, что ты можешь спокойно взаимодействовать с генератором?

Действительно. Я давно успел простроить цепочку событий, что приведёт к вопросам такого рода. Вот только, ожидал их сразу же, в момент эксперимента даже были готовы объяснения, но Вита соизволила поинтересоваться этим именно сейчас.

— Я использовал энергию Карины.

— А почему ты не поделился столь любопытными свойствами энергии со мной? Мне казалось, мы теперь ведём совместное исследование.

— Думал, ты достаточно сообразительная, чтобы понять это на интуитивном уровне, — пожал я плечами.

— Здесь ты прав, — кивнула Вита. — Я в самом деле догадалась до многих мелочей самостоятельно. Ты сейчас расходуешь мою энергию взамен своей?

— Да, — спокойно признался я, не находя в этом ничего постыдного.

Моя родная энергия не имела в себе частицы, что могли бы обеспечить комфортное присутствие во внутреннем мире. Это работало в обратную сторону — внутреннему миру, как и другим его жителям, неприятен мой энергетический источник. Мне пришлось искать альтернативу. Не хватало лишь одного энергетического обмена для гармоничной интеграции. Условно, совокупность мелочей, где затрагиваются процессы, напрямую связанные с энергией, помогают мне чувствовать себя полноценной личностью. Стоило мне научиться самостоятельно распределять энергию, усиливать и уменьшать её показатели, менять один заряд на другой, жизнь заиграла новыми красками. Я нёс меньший вред как себе, так и окружающим.

— И чем же моя энергия лучше?

Мои брови непроизвольно нахмурились.

— В каком смысле?

— Ранее ты использовал в лице источника Карину, причём весьма продолжительное время. Но спустя время внезапно поменял свой выбор на меня. Мне подумалось, что причина в самой энергии. Моя приятнее, больше подходит для потребления в таком ключе?

Она снова нападала.

Я легко замечал намёки, прекрасно чуял оказываемое давление с первых секунд. Не было сомнений, что Вита вновь решила испытать удачу и попытаться выпытать истину. Однако у меня отсутствовало малейшее желание вести беседы на темы, что прямо или около касались Карины.

— Вопрос кроется в комфорте, — тяжело ответил я. — Мне легче проводить энергетический обмен с тобой.

— Why? Казалось, вы были очень близки. Неужели ей сложно поделиться энергией с другом?

Моя челюсть напряглась. Вита определённо пыталась чего-то добиться провокационными вопросами. Возможно, она чувствовала напряжение, что разразилось между мной и Кариной после расставания. Мне казалось, я вёл себя как можно обыденнее. Не сказать, что я чувствовал себя дискомфортно, если рядом была Карина. Я резко установил новые границы и относился к ней, как было до всей этой бессмысленной ереси, построенной на «любви до гроба». Не в моём характере излишне долго зацикливаться на прошлом.

Карина — моя коллега. Не более. Больше никто не подойдёт ко мне ближе, чем на метр.

— Несложно.

Мои суждения про один метр оказались ложными, потому что через несколько секунд меня застали врасплох тем, что прижали к книжному стеллажу. На удивление, мне удалось сдержать невозмутимое лицо, но такая наглость заиграла раздражающими пульсациями в висках. Вита приблизилась неприлично близко к моему лицу, а после прошептала буквально в губы:

— Если я тебя сейчас поцелую, ты посчитаешь это за измену Карине?

— Нет, — вырвалось у меня тихое и поразительно для самого же себя спокойное.

Вита слегка вскинула брови, после чего слегка отстранилась с бормотанием «даже не удивился». Она по-прежнему держала мои руки прижатыми к книжным полкам, и я даже не пытался сопротивляться. На удивление, мне удалось привыкнуть к непредсказуемым действиям Виты. Разумеется, я был удивлён её очередной выходке, но смущения или возмущения не ощущал совершенно. Она явно не намеревалась меня целовать.

Ясно.

— Я догадывался, что ты всё знаешь, — ровно озвучил я. — Потому и не удивился.

— А быть в столь неловком положении для тебя ничего не значит?

— Прозвучит странно, но ты настолько непредсказуемая, что подобные действия от тебя были ожидаемыми.

Вита рассмеялась мне в лицо.

— Indeed…

Она всё же соизволила отпустить мои руки и отстраниться на приемлемое расстояние. Я важно поправил очки и полы пиджака, ожидая следующей атаки.

— Почему наш поцелуй не был бы изменой?

Любопытный вопрос. С точки зрения того, почему она вообще требовала на него ответа.

— Потому что это произошло бы против моей воли — это первый аргумент, — невозмутимо начал я. — У меня больше нет отношений — это второй аргумент. Даже если бы я поцеловал тебя в ответ, это уже не может фактически являться изменой. Мне некому изменять.

— Любопытно получается, — усмехнулась Вита. — А если бы я тебя по-дружески обняла? Предположим, ты ещё в отношениях.

Я приподнял бровь.

— Что ты от меня хочешь? — по слогам спросил я, смотря ей прямо в глаза.

— Почему, по твоему мнению, Карина изменила, если она сделала ровным счётом ничего?

Этот вопрос поставил меня в ступор.

— Она рассказала? — разочарованно уточнил я, отворачиваясь и вытаскивая первую попавшуюся книгу из стеллажа, чтобы целенаправленно смотреть куда-либо, но только не на самодовольную Виту.

— И я рада, что она хоть кому-то высказалась.

Больше всего не любил, когда в мои проблемы или недомолвки с кем-то вмешивались посторонние. Боюсь, откровение Карины сказалось на мне негативно, ежели положительно — мне неведомо, на что надеялась Вита.

Сильно ли меня оклеветали? Полагаю, Вита достаточно смышлёна для того, чтобы до суда выслушать мою версию произошедшего.

— Сколько тебе известно?

— Немного, — хмыкнула Вита. — Скажем, Карина не особо-то жаловалась. Я ожидала от неё фонтана эмоций и негодования, но всё оказалось несколько иначе.

Я бегло вглядывался в текст книги, осознав, что мне попался исторический справочник по периоду Смуты.

— Мне известно только то, что ты дерзко обвинил Карину в измене ни за что.

Мои брови опустились.

— Ни за что? — со скрытым вызовом уточнил я. — У меня была причина закончить с ней отношения.

— Ох, Влад пару раз с ней обнялся — какая трагедия! Учитывая, что это делалось в рамках съёмок. У них отсутствовал романтический подтекст.

Издевательство.

— Тебе откуда знать, что у них было, а что — нет? Я видел, как он на неё смотрел, — с нотками раздражения начал я, захлопнув книгу и развернувшись.

— Он вошёл в роль, — спокойно отозвалась Вита. — Даже если бы Влад смотрел на неё влюблёнными глазами взаправду… то что с того? Важна ведь сама Карина. А она не в ответе за чужие чувства. Как и ты, смею заметить.

— Прошу, не суй свой нос туда, куда не просят. Карина не маленькая девочка. Если её так волнует моё мнение, пусть сама и отчитывается.

Вита усмехнулась.

— Вот только проблема в том, что ты даже не собирался её слушать. В жизни не поверю, что такая, как Карина, не кинулась за тобой с объяснениями. — Её взгляд двинулся сверху вниз, и это меня оскорбило. — Это так подло — заставлять человека чувствовать вину за то, в чём он не виновен. Она не должна отдуваться за твои тараканы в голове.

— С моими тараканами всё в порядке, — фыркнул я из раздражения.

— Первое время я не находила в тебе ничего опасного. Показалось, что ты всего лишь обычный травмированный мальчик с проблемами доверия. Мне даже стыдно силой мериться со столь закомплексованным человеком. Но теперь я прекрасно понимаю, почему тебя выделяют за твой мерзкий характер.

Мои внутренности перевернулись от услышанного.

— Я погляжу, урок тобой был не усвоен, — серьёзно начал я. — Следи за своим языком! Твоя прямолинейность граничит с бестактностью.

— Вовсе нет. Сейчас я говорю тебе чистую правду, чтобы всего-навсего открыть глаза. Ты забился в своём уютном уголке, где вокруг лишь одни лжецы и предатели, и даже не желаешь как-либо меняться. А страдают от этого твои близкие.

Возмутительно!

— Я меняюсь! — вырвалось у меня.

У Виты был ошалелый взгляд. Когда она услышала мой выкрик, её глаза только больше налились алым цветом и хищно прищурились. Чёрт возьми. Она знала мои слабые места. Ни в коем случае нельзя позволить ей управлять мной с помощью них.

Я почувствовал панику. В горле образовался ком, и я нервно сглотнул пару раз, пытаясь привести себя в чувства.

— Ты сам придумал проблему, Кирилл, — вальяжно протянула Вита. — Я даже поговорила с Владом для пущей убедительности. По его же словам, ничего между ним и Кариной не было. К тому же, присутствовала Соня в лице свидетеля. Увы, её допросить у меня не вышло. Не хочу заставлять трогательную девицу трястись только от одного моего слова в её сторону.

— Почему ты вмешиваешься? Сколько моралей мне ни читай, это ни на что не повлияет, — собрался я с духом, пытаясь держаться непоколебимо.

— Ты же меняешься, разве нет? Не повод ли задуматься над своим проступком? — наигранно удивилась Вита. — Критика в этом случае уместна?

— Не лезь, — ужесточил я свой голос, — в мои дела.

— Well… — развела руками Вита, словно легко сдалась. — Печально. Карина явно будет расстроена тем фактом, что её бывший — полный ублюдок с отсутствием банального понимания своих ошибок. Оклеветал бедную девушку, заставил чувствовать её грязной… инфантильно выставил виноватой и свалил в закат — вот это настоящий мужчина, на пример которого ты равняешься? Я вижу лишь слабака.

Была бы у меня возможность выключить звук у Виты, я бы ею воспользовался, однако, к сожалению, мне приходилось выслушивать колкие высказывания в свою сторону и терпеть. Потому что, если сорвусь… — уверен, станет только хуже.

— Я не называл её грязной.

— Она себя таковой чувствует. Карину несложно прочитать, если захотеть. О, поверь, она так тебя любит, что я порой искренне не понимаю, как тебе удалось заслужить такую щенячью преданность.

Это — последняя капля.

Я зажмурился, раздражённо потирая переносицу. Мне нужно успокоиться — не верить словам Виты, не верить словам Виты, не верить словам Виты…

Изначально я мыслил правильно — любовь мною не заслужена, а оттого она мне противна. Не умел любить, следовательно, и любимым быть не имел права. Я сжал челюсти, стараясь абстрагироваться от давящего чувства в груди. Мне даже начало казаться, что я задыхался.

Чёрт. Чёрт. ЧЁРТ!

Глубоко вздохнув, я поправил галстук и осмелился взглянуть Вите в глаза.

— Да, ты во всём права, — ровно ответил я. — Я тоже этого не понимаю. Надеюсь, мой «проступок» открыл ей глаза на то, как сильно она ошибалась.

Вита, кажется, была застигнута врасплох моим стальным спокойствием. Всё было понятно без слов — я просто всё принял и смирился.

— Полагаю, ты хотела добиться эффекта, что я, осознав всю тяжесть своих отвратных поступков по отношению к Карине, побегу падать пред ней ниц и молить о прощении? — приподнял я бровь. — Смешно. Мы не в дешёвой драме, где всё предписано сценарием.

— Well, ты сделал свой выбор, — пожала плечами Вита. — Больше ничего от меня не зависит.

Мне пришлось прикрыть глаза и внутренне перестроиться. Мысленно благодарил выдержку, потому что я редко контролировал раздражение в таких критических для себя ситуациях. Как же это отвратительно — когда в твои проблемы суют нос посторонние. Лишь каплю я был разочарован в самой Карине. Мы договаривались никому не разглашать о своих отношениях, пока вдвоём не придём к решению раскрыть пред всеми карты.

Однако, исходя из моей же логики, она мне больше ничем не обязана, как и я ей. Следовательно, она имела полное право делиться всем, чем хотела. Но здесь поднимался вопрос уважения — я же не выставил её «грязной», как выразилась Вита, в присутствии остальных. В моих планах было всего лишь прекратить весь фарс с любовью и сделать вид, что между нами никогда не было ничего больше, чем натянутая дружба.

— В��рнёмся к теме про энергию, — откашлялся я. — Как я уже говорил, в других внутренних мирах существуют другие личности, что изучают структуру места, в котором они призвались. И что самое интересное…

Попытка переключиться с неприятного обсуждения на другой разговор сработала, и до самого вечера я и Вита углублялись в мои исследования и вносили её поправки и иные формулировки, которые, как ей казалось, звучали логичнее, чем мои. Не знаю, чем ей не нравились записи моего стиля — по её словам, я воспринимал «лаконичность» слишком буквально. То есть, если бы это читал не я, то это был бы просто набор научных терминов без должного пояснения. Но я ведь писал, явно предполагая, что таким будут интересоваться осведомлённые личности, а не просто заблудившийся в условной библиотеке читатель.

Виктос заинтересовался моими открытиями и экспериментами, поэтому преданно ожидал завершения. У меня иногда складывалось впечатление, что я работал над научной диссертацией. Разумеется, теперь мне придётся в сноске «автор» добавить второе имя, так как Вита за последний месяц внесла немало поправок и даже помогала мне в некоторых аспектах. Не почтить её вниманием было бы не очень уважительно.

Я не любил работать в команде от слова совсем, предпочитал заниматься интересами наедине, потому что всегда любил руководить процессами и делать именно так, как я хочу. Когда у тебя есть соратник или соавтор, назовём это так, многие детали требуют согласования — к «консенсусу» не всегда удаётся прийти мирно. Однако Вита была уникальна своей покладистостью. Это звучало странно, потому что Вита обладала далеко не смиренным характером.

Соглашусь, она вносила много поправок поверх моих, но, на удивление, никогда не просила удалять уже имеющиеся выводы. Вита вписывала их ниже.

К тому же, она позволяла мне быть главным — именно я выбирал направление и как пойдёт ход работы. Ни разу не было, чтобы она мне перечила или пыталась сделать всё по-своему. Признаюсь, меня это в ней подкупило, как в помощнике, поэтому работать вместе с ней ��олучалось более, чем удачно.

Иногда мне казалось, что Карине не хватало именной этой покладистости. В её характере всегда переворачивать всё вверх дном и никого не слушать — взбаламученная девчонка без тормозов. Порой её заносило.

И вновь встретиться лицом к лицу с её нравом мне «посчастливилось» очень скоро, буквально спустя несколько дней после моих новых наблюдений о ней.

— Этот моральный урод получил по заслугам! — заупрямилась она, сложив руки на груди.

— Уж от тебя, столь чуткой натуры, я не ожидал поверхностного анализа персонажа, — спокойно отозвался я, рассматривая книгу в руках. — У него есть все предпосылки на исправление.

— После такой концовки первого тома я крайне сомневаюсь, что такой, как он, способен на исправление и уж особенно заслуживает прощения. Да пусть у него хоть будет самое ужасное прошлое в мире, это никак не оправдывает его поступки в настоящем!

— Не оправдывает, но объясняет, — ответил я, раскрывая книгу в надежде найти нужную страницу. — Разве ты не заметила ближе к концу, что герой стал давать оценку своим поступкам? Это ли не показатель того, что он медленно, но верно начал вставать на путь исправления?

— По-твоему, нормально разрушить целое государство манипулированием юной принцессы, что не видит дальше своей короны? Ты просто представь, сколько погибло мирных людей во время революции! И главной фигурой на шахматной доске был именно он — тот самый распространённый типаж злодеев, хитроумный кукловод! Вау, я так поражена «новой» идее автора!

— Суть не в самом перевороте, сколько в духовном пути главного героя. Это — книга от лица антигероя. Возможно, ты уже встречала такие произведения в литературе, поэтому тебе они приелись, но для меня это всё ещё один из любимых ходов ведения сюжета.

Карина напыщенно взглянула на меня из-под густых бровей, после чего почти стервозно вздохнула и вновь начала шагать туда-сюда по читальному залу. Мне редко доводилось видеть её столь возбуждённой.

— Я крайне сомневаюсь, что у этого персонажа есть великий потенциал, о котором ты так твердишь. Первый том показал мне, насколько он отвратительный. Что-то подобное я ощущала, когда читала Лермонтова.

— Для меня Печорин — серый персонаж. Условно, это было отражение самого поэта-писателя. Не более, чем душевные излияния. Любопытно. Какой же смелостью обладал Лермонтов?

— В любом случае я не хотела бы иметь ничего общего с Печориным или этим кукловодом, — на последнем слове Карина специально сделала забавный акцент, что это звучало несколько саркастично, ежели серьёзно.

— Впереди ещё два тома, — заметил я. — Не думаю, что все два тома автор будет описывать его преступления. Он положил начало духовного развития героя, поэтому, полагаю, к концу третьего тома мы получим персонажа, что покаялся в своих грехах.

— Ты так уверен в этом? — коварно усмехнулась Карина. — Автор мог завертеть всё так, что сюжетный ход будет не в искуплении, а в том, что такие люди неисправимы. У героя руки по локоть в крови. Я крайне сомневаюсь, что это сотрётся бесследно спустя время.

— Не отрицаю, твоя мысль имеет место быть, — задумался я. — Но это в любом случае несёт в себе мораль. Наблюдать за идеальными героями скучно. Неидеальность — вот что интересно. Мне нравится, когда персонажам позволено ошибаться, даже порой слишком серьёзно. А образ всеми любимого героя, что ратует за пацифизм и всегда готов умереть за мир, стал для меня отталкивающим. Конец в таких сюжетах всегда един — добро побеждает зло.

— Вот только в жизни мудаки зачастую мудаками и остаются.

— А то ты жизнь в человеческом понимании повидала, — не сдержал я едкого замечания.

Она многозначительно взглянула на меня, всё ещё хмурясь и держа руки сложенными на груди.

— Люди не меняются, — серьёзно проронила она. — А даже если начинает казаться, что да, могут… это оканчивается разочарованием.

Я наклонил голову, вдумываясь в её слова. Возможно, мой эмоциональный интеллект имел на такой уж и высокий уровень развития, но намёки понимать мне зачастую удавалось с первого раза.

— Очень интересно, кто же тебя так разочаровал, раз ты придерживаешься такой позиции, — начал я, вглядываясь в её силуэт.

Бесит.

— Ответ очевиден, не находишь? — холодно бросила она.

Я приблизился к ней в непонятном желании искоренить подобные мысли из её глупой головы, но в итоге застопорился — ни прикоснуться, ни поругаться в личном тоне… Мы больше не были в отношениях, следовательно, она не обязана была со мной любезничать. Особенно при условии, что мы всего лишь коллеги-сожители. Всего лишь, правда же?

— Чего ты так взбесился? Я сказала что-то… запретное? — поинтересовалась Карина, слегка наклонившись ко мне. Она добавила шёпотом: — А между нами есть запреты?

Эта идиотка!..

— Когда ты злишься, твои мысли прямо по глазам читаются, — горделиво продолжила она. — Небось, находишь меня грязной распутницей. Смотреть противно?

— Я не называл тебя так, — сдержанно выдавил я, смотря ей прямо в глаза.

Как ей хватало наглости демонизировать меня? Что Вита, что Карина пытались выставить меня полным ублюдком, однако всё было совершенно не так! — настоящий дьявол стоял предо мной, учитывая, как она искусно надавила на жалость змеиной натуре Виталины.

Карина прикрыла глаза.

— Знаешь, когда я читала первый том… — начала она, — у меня сложилось впечатление, что главный герой чем-то на тебя похож. Вы мыслите категорично, радикально. Тогда внутри меня проснулось такое отвращение… А видеть, как ты оправдываешь этого персонажа, мне было ещё омерзительнее.

Я озадачился. Карина обычно никогда не нападала подобным образом.

— Выгодно ты устроилась. Приравнять меня к преступнику, потому что я задел твоё эго, — почти что прошипел я. — Ведёшь себя до безобразия эгоистично, меня даже тошнит.

— А теперь представляешь, как меня постоянно от тебя тошнило? — с возмущением отозвалась она, отстранившись. В её глазах промелькнула тень печали, которую я едва ли уловил. — Неприятно слышать, да? Твоя манера, я старалась.

— Почему ты просто не можешь вести себя так, как было до всего этого идиотского представления? — вырвалось у меня. Мой голос слегка надломился, хотя я даже на тон его не повысил.

— До какого представления? — поинтересовалась она. — До того, как ты приписал мне измену? Хочешь дальше со мной целоваться сред�� стеллажей? Что ты, мне несложно! Только скажи — я до смерти тебя зацелую! Или до того, как мы начали отношения? Мой ответ — нет! Ты думаешь, это так легко осознать мысль, что тебя бросили из-за недопонимания? Или думаешь, что я должна спокойно это воспринять и не чувствовать даже малейшей капли обиды, потому что ты заставил чувствовать меня неправильной? Действительно! Тебя никогда особо не волновали мои чувства. А сейчас и подавно! Если ты меня так сильно ненавидишь… зачем вообще соглашался на отношения со мной? Зачем редкими случаями притворялся, будто тебе не наплевать на меня? Зачем мы вообще всё это делали, если ты не хочешь ничего решать и просто… «стереть» все наши воспоминания?

Я чувствовал, как желваки активно двигались на моём лице. Бровь едва заметно дёрнулась.

— Заткнись немедленно.

— Ты всегда меня затыкаешь! — насупилась Карина. — При любом неудобном случае ты закрываешь мне рот и даёшь понять, что не хочешь говорить со мной, слушать меня, а самое главное — слышать. Ты постоянно избегаешь серьёзных разговоров. Когда тебе плохо, ты грубишь и язвишь без причины, хотя я всегда пыталась сделать всё возможное, чтобы облегчить твою боль! Ты мне мало что рассказываешь… Я даже не знаю, что с тобой происходит. Раньше ты не был таким. Почему ты думаешь, что я должна бегать за тобой и постоянно в страхе молиться, чтобы ты там не окочурился где-нибудь из-за энергии, когда не могу тебя найти? А взамен я получаю обвинение в измене! Хотя у меня даже ни одной мысли никогда не было променять тебя на другого партнёра. Даже после всех твоих выходок!

Мне хотелось закрыть глаза и на этот раз выключить звук Карине.

— Признаю, я сама не подарок, — уже спокойнее продолжила она. — Однако, в отличие от тебя, я всегда искренне просила прощения. И правда сожалела о содеянном. Я была готова от многого отказаться ради тебя, а ты словно просто нашёл удачную причину избавиться от меня. Просто ответь на один вопрос. Честно. Как есть.

Мои глаза прищурились в преддверии катастрофы.

— Ты меня вообще любил?

Прямо сейчас я тебя ненавижу. А, может, ненавидел всегда.

Я несильно толкнул её к креслу, стоящему позади неё. Она растерянно уселась в него, всё ещё смотря на меня исподлобья, как затравленный зверь. Мне пришлось прикрыть глаза, когда я склонился и буквально впился в её губы.

Мог ли я объяснить это логически? Теоретически — да. Моя злость настолько была сильной, что я был готов поднять руку, но на неё — никогда. Даже если передо мной стояла бы иная девушка… Для меня подобный поступок был дном моральных ценностей. Раньше я мог слегка ударить Карину по руке или макушке книгой, но это даже ударом с натяжкой не назовёшь — хлопок, не более. В итоге мой мозг решил, что лучшее нападение — просто её заткнуть. Хоть как. Неважно. Главное, чтобы она больше не открывала рот. Особенно в мою сторону.

Карина сначала напряглась, упёрлась руками в мою грудь, но спустя мгновения обмякла и даже ответила, самостоятельно углубив. Дальше логически объяснить я не мог совершенно ничего, потому что мы просто целовались — так, словно это было нормально.

Я задохнулся от удивления, когда Карина стала агрессивнее. Теперь хотелось сбежать мне, а не ей. Моя рука потянулась к её челюсти в надежде помочь прекратить весь этот омерзительный фарс. Я сжал пальцами её скулы, и она ахнула, отлипнув от меня.

Губы жгло.

В прямом смысле.

— Мне больно, — с возмущением выпалил я, ошалело смотря на Карину.

Мои глаза опустились на её губы, что были измазаны в крови. Я прищурился в недоумении — укусов с моей стороны не было, а вот с её... Второй, всё ещё забинтованной, но уже вполне функционирующей рукой я потянулся к собственным губам, обнаружив красные пятна на белых бинтах. Много красных пятен, что позже превратились в одно огромное.

— Ты нормальная? — вырвалось у меня, когда я вновь прикоснулся к губам, начиная впитывать кровь бинтами.

— Сказала же, что до смерти зацелую, — выдохнула она, вытирая со своих губ мою кровь. — Я приняла твой поцелуй за согласие. А как иначе?

Крови было много. Никогда не думал, что губы могут так сильно кровоточить. У меня иногда трескались губы, но не до такой степени — здесь же происходил целый потоп. Моя белая рубашка, увы, была тоже окрашена в красный.

— И не думаю, что с бывшими принято целоваться. Сам говорил к тебе не прикасаться. В итоге уже второй раз лично покушаешься на мои личные границы. Если соскучился, так и скажи.

Я разъярённо вцепился в волосы на её затылке, и она издала звук, похожий на что-то между вздохом и стоном. Это заставило меня нахмуриться, и я машинально ослабил хватку, боясь сделать непозволительно больно. Пусть дальше кусается — я физической боли уже давно перестал бояться. В её глазах я совершенно не нашёл ни одного намёка на страх или дискомфорт. Она смотрела с каплей азарта, и я в ужасе отшатнулся.

— Так тебе это нравится, извращенка, — с отвращением произнёс я. — Дура!

Не удосужившись получить от неё ответа, я поспешил ретироваться из библиотеки и найти любой способ, чтобы остановить кровотечение. Больно. Она, идиотка, явно постаралась, чтобы так мне губу прокусить. Откусила бы ещё — чего мелочиться?

Вот поэтому чистой неженкой Карину я никогда не считал — она была двоякой и искусно меняла манеру общения в зависимости от ситуации. Да, её губила же собственная доброта, но при этом капля злопамятности в ней присутствовала. Но самое противное качество в такой натуре — гордость. Я чувствовал, что сильно обидел её.

Разумеется, теперь за это я поплатился.

На следующей день моя нижняя губа припухла и излишне выделялась на фоне бледной кожи красноватым оттенком. Смотря на себя в зеркало, я хотел хоть как-то избавиться от этого недоразумения, потому что прекрасно понимал, что у остальных могут возникнуть вопросы.

Что она за зверь…

Действительно ненормальная.

Вчера моим «ранением» поинтересовалась только Вита. Мне пришлось искусно выдумать, что я, когда копошился со своими исследованиями, неудачно запнулся о ножку стола и ударился об его угол. По реакции Виты я совершенно не понял, поверила она мне или нет — на самом деле, это было не так важно.

— Стой! Подожди! — окликнула меня Марго, когда я поднимался наверх по лестнице.

Я тяжело вздохнул и развернулся, приметив рядом с рыжей бестией вторую — эти зелёные косы порой у меня по горло стояли.

— Что-то нужно?

— Ну-ка… — подлетела ко мне юркая Кира, внимательно вглядываясь в моё лицо.

Марго же позволила себе бесцеремонность, схватив меня за подбородок. Не нужно гадать, чтобы осознать, что же их так смутило в моём внешнем виде.

— Ты с какой собакой покусался, что у тебя так губа распухла? — рассмеялась Марго. — Зато теперь видно, что ты живой, а не ходячий труп. Губы порозовели.

Я нахмурился, вырываясь из её хватки.

Так называемой «собаке» имя было Карина, но не стану же я с ними этим делиться.

— Кирилл решил стать калекой, — хихикнула Кира. — То палец, то губа. А дальше что?

— Понятие «случайность» тебе незнакомо? — приподнял я бровь.

— Признавайся, что делал, — прищурилась Марго.

— Просто ударился об угол стола. Достаточно?

— Ты аккуратнее, а то сломаешься ещё. Худенький такой, мама дорогая, — тут же начала ухмыляться рыжая бестия. Знал, что она меня провоцировала таким гиперопекающим отношением. Это — её тайное увлечение.

— Насмотрелись? Я могу идти?

— Иди-иди! — хихикнула Кира, «по-дружески» толкая меня в плечо, за что получила от меня осуждающий взгляд.

Руки.

Время никого не ждало и всё так же, как прежде, шло своим ходом. С Кариной никаких изменений не наблюдалось — мы всё так же терпели друг друга, беседовали и иной раз спорили. Про мою прокушенную губу речь больше никогда не заводили, словно этого не было вовсе. Действительно. Может, она наконец поняла, что я от неё хотел? Я хотел просто вернуться к тому, с чего мы начинали — когда мы были просто коллегами. И никакие больше мысли… чувства не должны нам мешать поддерживать деловой тон друг с другом.

Однако я ошибся с суждением, что чувства не встанут мне наперекор.

Я читал в гостиной, в то время как Марго, Карина и Кира пытались испечь «нечто» совместными усилиями. Меня мало отвлекали их разговоры и хихикающие щебетания, разве что Кира редкими случаями пронзала мой слух радостными выкриками и визгами, из-за чего я вздрагивал и ворчал на неё себе под нос.

Всё было в порядке. До определённого момента.

В одной научной книге про психологию и психосоматику с уклоном в медицину, с которой я знакомился по причине внутреннего противоречия в надежде найти ответы на все вопросы, мне встретился интересный термин «алекситимия». По памяти, это — тяжёлая форма непонимания собственных чувств и эмоций. Это также может проявляться по отношению к другим людям. Так называемая алекситимия, основанная на неумении оценивать чувственную составляющую жизни, была просто характеристикой личности — не синдромом, не расстройством, не болезнью. С медицинской точки зрения. Это не особо редкое явление среди людей, хотя таких индивидов, разумеется, всегда было меньше.

Когда я пытался найти решение внутренних проблем, то при изучении такого любопытного термина у меня сложилось впечатление, что это всё же не моя остановка. Мне всегда казалось, что я зачастую понимал окружающих. Меня смущало лишь одно — я совершенно не понимал себя. Чувства в особенности. Каждый раз сложно быть честным, потому что почти никогда не возникало однозначного ответа на вопрос. Если это не научная стезя, конечно.

Мне нравились науки именно по этой причине. Они были логичными и понятными. Это не художественные произведения, где в работу включается активное вообра��ение и умение переживать события вместе с героями. Это далеко не пример по математике, где в результате может быть один ответ, а самое главное — он точный, не может быть оспорен.

Однако, благодаря Карине, мне всё же пришлось многое пересмотреть и признать, что, возможно, я правда страдал отсталостью как в чувственном, так и эмоциональном плане. Она не раз, ещё в отношениях, называла меня «противоречивым» и «непостоянным».

И сейчас я мог вкусить горькость своей необразованности в таких вопросах.

Девушки по-прежнему были заняты выпечкой, пока я усердно пытался вчитаться в учебник по физике. На удивление, смысл ускользал при каждом прочтении. А потерялся он и вовсе, когда в деревянный особняк заявился Владислав собственной персоной. Не с пустыми руками.

Меня это насторожило.

— Леди, уделите мне минуту вашего драгоценного внимания, — «слащаво» выразился он.

Совершенно претила его натура, построенная на угождение женскому полу. Возможно, я несколько гиперболизировал, но в целом — доля правды есть. Владиславу удалось стать «дамским угодником», но со мной или Александром у него отношения не склеились от слова совсем. Ему и в женском обществе хорошо — что ж, «рад» за него.

— Какая красота! — взвизгнула Кира, кидаясь к Владиславу. — Цветы!

— Специально собирал для вас букеты. У меня много хризантем выросло, решил найти им достойное применение.

— Серьёзно? — всё ещё пищала Кира, что меня стало порядком раздражать.

Я лениво бросил взгляд в их сторону из-под полуприкрытых ресниц. Кире достался жёлтый букет, с которым она тут же начала счастливо скакать по кухне. Марго достался вызывающе-красный. По правде говоря, красный — дерзкий цвет, волевой и кричащий о своей опасности. Оттого он меня порядком нервировал.

По иронии судьбы — Карине достались нежно-фиолетовые хризантемы, отдалённо напоминающие оттенок вереска.

— Этот цвет тебе идеально подходит, — почти что промурлыкал ей Владислав, когда вручал эти треклятые цветы. — Прекрасно отражают твою робкую натуру.

Была бы моя воля, я бы коварно посмеялся. Карина и робкая натура — антонимы. Я никогда не спорил с тем фактом, что, несмотря на своеобразный характер, Карина обладала человечностью и бескорыстной добротой, которая часто оказывалась не оценена по достоинству. Однако робкой натурой её не назовёшь совершенно — в ней жили жестокие дьяволята, и их лучше не «драконить», дабы была возможность избежать взрыва или пожара.

Однако Карина искренне улыбалась. Я умел отличать её фальшь от реальности, и сейчас она улыбалась действительно потому, что хотела. Тошнить меня начало, когда она с каплей трогательной мечтательности на румяном лице вздохнула полной грудью аромат хризантем. Внутри что-то неприятно заворочалось, — и опять я не мог дать название этому чувству, вместе с которым на меня напала подавленность.

А после пришло раздражение — то ли на Владислава, то ли на Карину.

Почему многие девушки любили, когда им дарили цветы?

Лиловые хризантемы стояли на почётном месте — общем кухонном столе, посередине. Несколько раз, проходя мимо них, я ловил себя на мысли выкинуть их, но из оставшегося уважения к Карине не давал себе разрешения. Цветы просто меня раздражали. И Карина каждый чёртовый раз, когда была рядом, подходила к ним и вдыхала их аромат, чему-то улыбаясь. Я бы уверен, что, даже когда я не видел, она делала это. В этих хризантемах было совершенно ничего особенного, но они заставляли её беспечно улыбаться.

Пока вовсе не завяли — на том моё раздражение снизошло на нет.

Но рано было расслабляться, ведь час от часу не легче. Дни шли, а раздражители только больше себя проявляли.

— У нас кое-что для тебя есть, — услышал я в стороне.

Оглянувшись, я тут же почувствовал напряжение. Владислав обращался к растерянной Карине, что стояла возле раковины и натирала стаканы. София, неловко улыбающаяся ей, насторожила меня ещё пуще.

— Что? — спросила Карина, отстраняясь от раковины.

Владислав раскрыл папку и достал оттуда рисунок. С такого ракурса мне не удалось разглядеть изображение, но по глазам Карины я предположил, что там было нечто интересное. София же неуверенно сгорбилась, чем заставила меня вздрогнуть, и только после этого развернула небольшой листок Карине.

— Вы рисовали меня? — удивлённо выпалила Карина. — Зачем?

— Скажем, у нас появилась желание порадовать тебя, — усмехнулся Владислав.

— Конечно, мой рисунок, по сравнению с Владом, смешной, но, надеюсь, он не оскорбительный, — пролепетала София.

Карина несколько секунд растерянно бегала глазами то по одному рисунку, то по другому, после чего расплылась в улыбке.

— Это... необычно. Спасибо вам. Всё в порядке, Софи, мне нравится твой мультяшный стиль.

— По правде говоря, долго не решался тебя рисовать. Даже не знаю почему, но, тем не менее, Соня дала мне повод, и я с радостью принялся за реализацию твоего портрета, — начал вещать Владислав, начиная меня раздражать своей излишней учтивостью. Его голос словно насквозь был пропитан скрытой манерностью. — Тебе очень идёт это белое платье. Почему ты так редко его надеваешь?

Карина тут же раскраснелась.

Бесит.

Опомнился я, когда мне свело челюсть от напряжения. Вновь меня посетило это отвратительное чувство, которое мне было непонятно. Ни один термин в моём словарном запасе не подходил под его ощущение.

А ещё я знал, о каком белом платье шла речь, что меня раздражало ещё больше.

— Скажем, — неловко усмехнулась Карина, — это платье для лучших времён. Надеваю его, когда есть настроение.

— Раз я видел тебя в нём однажды, это нужно исправлять. Соня, что нам нужно сделать, чтобы заставить Карину больше радоваться? Ты наверняка знаешь лучшую подругу от и до.

Чёрт возьми, они несносны…

Нарочито громко захлопнув книгу, я поднялся и поспешил ретироваться. Последнее, что я успел ухватить боковым зрением — Карина, что слегка повернулась в мою сторону, и неловко прикоснулась к предплечью.

Этот Владислав — настоящий…

У меня не находилось нормального термина к обозначению такого рода юношей, кроме как «дамский угодник». Хотя несколько раз я слышал такое интересное слово, как «подкаблучник» из отвратного лексикона Александра. Он обычно всегда называл Владислава так, словно ему претило даже его имя. «Подкаблучник» — странное слово. Оно трактуется, как «под каблуком»? Под женским каблуком. Любопытно.

Признаться честно, отсутствие Карины рядом не прошло для меня бесследно. Я привык ко многим вещам, что касались её, и перестроиться было сложно — иногда у меня по памяти возникало желание специально подкрасться к ней и прижаться к спине. Она всегда мимолётно пугалась, хмурилась, но никогда не отталкивала. Сейчас такого позволить себе я не мог, и даже после расставания желание не пропало. Этому я был удивлён.

Я чувствовал к ней отвращение. Раз она была мне противна, я должен наоборот чувствовать тошноту только о малейшей мысли, что мы могли бы взаимодействовать подобным образом. Но тошнота ко мне не приходила — значит, то было не отвращение, а нечто другое?

Больше меня нервировало, что я в самом деле посвящал ей много внимания в мыслях и всегда краем глаз отслеживал её действия, если она была поблизости.

— Последний месяц ты какой-то злой, — прозевал Саша, прикрывая рот рукой.

Вновь на его голове был сальный ворох светлого пшеничного цвета. Меня стали раздражать любые мелочи, как, например, неухоженность и неаккуратность моего друга. В этот раз мне было даже мерзко присесть на край его кровати. Я остался стоять посреди комнаты.

— В каком плане?

— Ну… не знаю, язвишь и сарказничаешь больше обычного, — пожал плечами он, откинувшись на подушки. — И всегда хмуришься. У тебя всё нормально?

— Нет, я каждую ночь прячу заплаканное лицо под одеялом.

Саша забавно встрепенулся после моих слов.

— Реально? Что случилось?

— Это сарказм, идиот, — закатил глаза я.

— Да как же ты задрал, — обиженно пробормотал он. — Я тут искренне интересуюсь им, а он фигнёй страдает типа крутой.

Ещё меня стала раздражать его манера общения.

— А если на полном серьёзе?

— Я всегда таким был, — терпеливо вздохнул я.

— Не обижайся, но сейчас ты полный стервятник. Раньше ты был… попроще.

— Ты знаешь, как я ненавижу навязчивость.

— Ага, — просто согласился Саша. — А ещё ты ненавидишь заботу и жалость. Стоит тебе заслышать слащавости, так ты сразу всех затыкаешь. Ой, знаешь что? Список твоих нелюбимых вещей, наверно, не уместится в одном томе.

Я лишь махнул рукой в стиле «отвали», выслушивая очередную порцию того, какой я плохой и вредный. Саша никогда не стеснялся тыкать меня лицом в минусы, как и я его. Наверное, если посмотреть на нашу дружбу со стороны, можно подумать, что мы тайно друг друга ненавидели.

— Ты хоть что-то любишь? А, ну книжки любишь. Физика — твоя жена, даже не спорь. О, я понял! Ты любишь всё, что связано с этими твоими науками. Да уж, тяжело жить с мозгами. Они настолько у тебя огромные, что тебе даже не хватает места для чего-то простого.

— Ты пригласил меня для того, чтобы поведать мне о моих интересах, которые я знаю прекрасно и без твоего напоминания? — сложил я руки на груди.

— Точно! Ты же ещё Карину любишь. Мы настолько давно её не обсуждали, что у меня и вовсе вылетела из головы твоя влюблённость.

Меня передёрнуло.

— Ошибаешься, — лаконично ответил я.

— Разве? Ты же как-то у меня тут весь трясся, не зная что делать с чувствами.

— Как я и говорил тогда, это была всего лишь ошибка. Не было и нет никакой влюблённости. Я и Карина — коллеги.

— М… Коллеги… — странно протянул Саша. — Ладно. А я уже подумал, что это прикольно. Ты бы мне объяснил, каково целоваться, если бы ты вдруг с ней сошёлся.

Моя бровь приподнялась.

— Уже который раз замечаю у тебя странную фиксацию на поцелуях.

— Просто интерес, — приподнял он руки в сдающемся жесте. — Ну, серьёзно. Мне вообще много чего интересно. В плане общения с людьми. Типа… я почти никогда ни с кем не обнимался. Только Кира если сама меня обнимала. Да и вообще у меня как-то не клеятся ни с кем отношения. Если бы не ветреность Киры, она бы никогда со мной не стала общаться. С тобой у меня вообще на постоянке какие-то разборки, кто из нас хуже. Конечно, пока ты не начнёшь опять нудеть про свою физику или очередные эксперименты.

— Думаю, если ты предложишь Клюкве ради эксперимента поцеловаться, она тебе ни в чём не откажет, — презрительно заметил я. — У этой девчонки совершенно нет тормозов.

— Слушай, это мысль. Она вообще на многое соглашается. Но в то же время… не буду ли я выглядеть, как дурак, когда такое… типа… предложу?

Из моей груди вырвался ядовитый смешок.

— Ты мне сам как-то предлагал поцеловать Карину. По твоему мнению, это было просто.

— Не сравнивай мышь с китом, а! Ты был влюблён в Карину, а у меня другая ситуация… Мне просто интересно.

Я не был влюблён в Карину, но решил воздержаться от замечания.

— Объясни свой интерес Клюкве. Уверяю, она тебя поцелует быстрее, чем ты закончишь говорить.

Саша лишь хмыкнул.

Покинув комнату друга, я собрался уходить. Однако в коридор�� столкнулся лицом к лицу с Владиславом.

— Какая неожиданная встреча, — приветливо улыбнулся он. — Редко вижу тебя в роли нашего гостя.

Я лишь кивнул, не находя нужным что-либо объяснять.

На удивление, такового раздражения к нему я не испытывал. Он заставлял моё нутро переворачиваться только тогда, когда рядом с ним была Карина.

Бесит.

Пиком моего раздражения стал всего один момент, который показался мне настолько возмутительным, что я просто… не выдержал.

Притаившись в гостиной, я переписывал новые физические формулы из учебника в тетрадь. Меня в процессе сопровождала только тикающая секундная стрелка — больше ничего.

— Стой! Вот так! Отлично! — внезапно прорезался в мою голову голос Марго.

Я нахмурился.

— Карина, смотрим на меня!

Вздрогнув, я оглянулся на приоткрытое окно в гостиной. Звуки доносились оттуда. Отложив материалы на низенький стол, я неспеша поднялся и аккуратно приблизился к окну. Тюль неприятно облизал мою фигуру, и моя кожа покрылась мурашками. Отодвинув открытую створку, я стал искать глазами источник шума.

— Кира, тебя видно в кадре!

— А, ой! Простите!

В итоге я нашёл целую компанию — Марго, Кира, Владислав, София и Карина. Марго держала в руках фотокамеру, направив её на Карину, что застыла в изящной позе на фоне заката. Закат — лучшее время в вересковых полях, так что я был совершенно не удивлён выбором места для съёмок.

Марго увлекалась фотографией, и она нередко показывала мне удачные фото с участием как разных вещей, так и присутствующих рядом с ней. Она даже каким-то образом умудрялась фотографировать исподтишка меня, что я находил непозволительным. Тем не менее, я вовсе не злился, когда она в очередной раз приставала ко мне со своей фотокамерой, чтобы показать, какой я «фотогеничный». Все мои фотографии были однотипными — я читал или занимался физикой.

Во мне проснулся интерес. Карина была одета в то белое платье, которое надевала, как она сама сказала, в лучшие времена.

Вывела меня из себя вовсе не Карина.

— Отлично! Но я хотела снять что-то ещё… — призадумалась Марго, опуская камеру. — Так, Соню я засняла, Влада тоже… М! Влад, вставай рядом с Кариной! У меня в голове есть интересная композиция для фотографии, а раз вы сегодня одеты, как день и ночь, это лучшая возможность, которой стоит воспользоваться.

Вглядевшись в образ Владислава, я отметил его мрачные одеяния — это совершенно разилось с нежным платьем Карины. Он облачился в чёрную рубашку с так называемыми рюшами на рукавах и строгие брюки. Мне хотелось фыркнуть от банальности — для целой фотосессии можно было подобрать что-то поинтереснее.

Владислав приблизился к робко стоящей Карине.

— Встаньте лицом друг к другу. Хорошо! Давайте я вас сейчас сама поставлю, как мне нужно.

Марго вручила фотокамеру Кире, после чего приблизилась к своим «моделям». Поза, в которую она их поставила, разожгла во мне что-то душащее и склизкое, меня даже затошнило. Они стояли непозволительно близко — Карина в прямом смысле прижималась к его груди, невесомо держась за его предплечья.

— Хм… — оглядела их оценивающим взглядом Марго, когда отошла на приличное расстояние. — Кира, верни мне камеру. — Она навела её на них, наверняка проверяя ракурс и светотень. — Выглядит круто, но, мне кажется, будет лучше, если ты, Влад, опустишь свои руки чуть ниже. Да, на поясницу. Отлично! Скажите же, что красиво.

Кира и София согласно закивали.

Я устремил свой взгляд на «пару». Во мне что-то закипало. Словно кто-то поджёг верёвочку динамита, и до взрыва оставались считанные секунды.

Владислав вдруг наклонил голову вниз и что-то негромко сказал, от чего Карина заулыбалась и крепче впилась в его предплечья. Она в самом деле улыбалась, а не включала невинную овечку. Я раздражённо отстранился от окна и впился выздоравливающей рукой в галстук, что внезапно стал меня душить.

Как же я её ненавидел.

Лучше бы я никогда не соглашался на эту ересь с отношениями.

Лучше бы я её больше никогда не видел.

Лучше бы меня просто не было.

Мной управляла слепая ярость, когда я, без лишних объяснений, словил Карину в коридоре на втором этаже и впечатал в стену. Она раздражённо уставилась на меня. В моей голове не было никаких объяснений, почему я так поступил — мне просто хотелось с ней что-то сделать. Что именно — сам, к сожален��ю, не знал.

— И что ты делаешь? — подала она голос первой.

— Какого чёрта он прикасается к тебе так?

Карина оторопела, расширив глаза. Только сейчас я заметил, что на ней, оказывается, присутствовал макияж. Я редко видел её при параде, что меня заставило на секунду удивиться.

— Кто он? Как так? — нахмурилась Карина. — Ты ведёшь себя, как идиот. Если нас кто-то поймает в таком положении, будет много вопросов, тебе так не кажется?

В её глазах метали молнии, и я лишь задумался, когда она вновь успела зачерстветь по отношению ко мне. Первое время после расставания она вела себя подобно серой мышке, но в последнее время преобразилась в лучшую сторону и засветилась. И я не знал — раздражало меня это или нет.

— Чем он лучше меня? — вырвалось у меня прежде, чем я подумал.

И сам же испугался.

Карина несколько секунд смотрела на меня, как на дурака, а после я понял, что высвободил из глубинных клеток её разъярённого зверя. Ей явно не понравился мой вопрос.

— Почему ты ведёшь себя так, будто бросила тебя я?! Я никогда не считала его лучше тебя! Как ты вообще додумался… — Она резко осеклась, набирая воздух в лёгкие. — Нам лучше не быть громкими. Может, он правда лучше тебя. По крайней мере, с ним мне не приходится препираться без повода.

Я ослышался?..

Это меня довело до точки кипения. Я хотел уже со всей накопленной злостью впиться в её губы, как она невозмутимо предотвратила поцелуй, приложив пальцы к моим губам.

— Только попробуй, и я тебе точно губу откушу, — пригрозила она низким голосом. — Напоминаю, бывшие не целуются. Или ты так свою агрессию показываешь? Ты так со всеми, с кем ругаешься?

— Быстро же ты восстановилась, — с ядом выплюнул я. — Это ли не подтверждение тому, что я тогда видел? Ты изначально хотела расстаться первой, верно?

— Пошёл к чёрту! — рявкнула Карина.

Меня отрезвила звонкая пощёчина. Силы она, конечно, не пожалела — челюсть свело ноющей болью, и я машинально приложился рукой к горящей щеке. Давно она меня не ставила на место подобным образом, я даже успел соскучиться. Она выскочила из моего плена, отстраняясь от меня на несколько шагов.

— Если тебе удобно думать, что я по натуре самая настоящая блядь, — думай! Не запрещаю! Мне уже плевать на твоё мнение! Хоть проклинай меня в мыслях! — вновь завелась она. — Если ты думал, что я буду лить крокодильи слёзы, потому что ты меня бросил, то ты глубоко ошибался. У меня достаточно чести, чтобы не падать перед тобой на колени и унижаться. Не сдалась мне твоя любовь! Если бы ты меня любил, то не допустил бы даже мысли, что я могла так с тобой поступить. Ты бы мне поверил! Ты ведёшь себя, как полный мудак! У меня всё хорошо, а потом появляешься ты и пытаешься ни с того ни с сего поцеловать. Ради чего? Скажи мне! Самоутвердиться?

Впервые меня раздражал её голос, что стал срываться от напряжения. Я даже не смотрел на неё, пытаясь не вдумываться в слова, однако выходило плохо.

— Я тебя ненавижу, — уже спокойно проронила она. — Теперь я точно с уверенностью могу сказать, что виноват именно ты. Я себя больше ни в чём обвинять не буду. И любить, возможно, тоже. Не подходи ко мне больше.

После этих слов она резко развернулась и почти что убежала на нижний этаж, оставив меня в полнейшей тишине. Я сжал ноющую челюсть.

Впервые я совершенно ничего не понимал.

Мне кажется, во мне только что умерло нечто важное, я даже мелко содрогнулся. Подступила чёртовая тошнота, и здесь я осознал, что противно мне было вовсе не от Карины.

От себя.

Она меня ненавидела — прекрасно, это было взаимно.

В конце коридора я внезапно для себя обнаружил Виту, что сидела на подоконнике окна и лукаво улыбалась. Я нахмурился, без слов приблизившись и вцепившись в ручку двери моей комнаты.

— Да уж, ты полный мудак. Впервые слышу, чтобы Карина так красноречиво выражалась, — прокомментировала она.

— Заткнись, — слабо произнёс я, закрыв за собой дверь.

Это было ошеломляюще.

Несколько дней я провёл в тяжёлых раздумьях.

Та тошнота, вызванная неприязнью к себе, открыла мне глаза — всё шло от того, что я отрицал очевидное. У меня была неистовая жажда держать людей на расстоянии, и я не раз сталкивался сам с собой в битве, когда осознавал значимость Карины именно в моей жизни. Меня это нервировало.

Нервировало, что я не мог спокойно прийти к согласию сам с собой.

Нервировало, что Карина перешла все возможные грани.

Мне было не плевать на то, что она меня ненавидела. Мне было тошно после осознания сказанных ею слов.

Возможно, я правда был виноват во всём фарсе, что сейчас происходил между нами. Но это было так чертовски сложно признать.

Я был виноват.

Каждый раз, произнося эти слова в мыслях, я бесился, но в то же время понимал, что во мне так завывала поверженная гордыня. Именно гордыня, не гордость — мне нравились люди, что умели признавать ошибки. К таким, к сожалению, я не относился. Меня нужно тыкать лицом в проблему или давать пощёчину, как поступила со мной Карина… только тогда из меня выбивается вся моя юношеская спесь и я осознаю последствия.

Это всё казалось мне таким сложным…

Почему я так поступал? Зачем выводил её из себя, если прекрасно знал, что между Владиславом и Кариной в самом деле ничего невозможно? Для этого нужно постараться. Даже наши отношения были аномалией — тем, что не должно существовать во внутреннем мире. Так почему я позволил себе обозлиться, принять такую мелочь близко к сердцу?

Зачем я делал ей больно?

Чёрт возьми, я же в самом деле мерзкий.

Я скривился, пусто смотря в книгу.

Именно поэтому я думал, что не заслуживал Карину, когда только узнал о том, что наши чувства были взаимны. Я не заслуживал любовь, потому что не умел правильно любить. Я умел лишь метаться из одного чувства в другое — всегда мешал любовь с ненавистью, потому что мне было так легче понимать, что всё было так, как я привык.

Изначально я не был «приучен» к доброму отношению. Изначально внутренний мир оставил меня в полях в одиночестве, заставляя бороться как за свою, так и за жизнь человека. Изначально я был сгустком чёртового негатива, которому чуждо понятие истинной доброты. Другое отношение меня пугало, заставляло покрываться мурашками, чувствовать себя уязвимым и не в своей тарелке.

Теперь я мог частично охарактеризовать свои чувства, что преследовали меня столь долгое время.

Тяжело вздохнув, я спустился в гостиную. На кухне хозяйствовали Кира и Марго — это уже стало привычной рутиной.

Я чувствовал… опустошение. Физика мне не давалась из-за тягостных дум, на которые я постоянно отвлекался.

— Мне казалось, Карина будет печь с нами, — услышал я краем уха.

— Я тоже так думала. Но, когда я ей предложила присоединиться к нам, она сказала, что хочет побыть одна, — пожала плечами Кира.

— С чего это вдруг?

— Карине иногда это необходимо. Она выглядела серьёзной, поэтому я не стала её допрашивать. Мало ли, ей просто нужно проветрить голову.

— Она ушла на улицу?

— Да. Как испечём, позовём её, если она сама к этому времени не вернётся. Наверняка на готовое с радостью прибежит, — посмеялась Кира, разбивая яйца в миску.

Мои брови опустились вниз.

Несколько минут я колебался, пытаясь делать вид, что читал книгу, пока Марго и Кира переговаривались между собой и пекли, как я понял из их обсуждений, пирог с персиками. Любопытно, что они вообще взялись за выпечку в столь поздний час — почти десять. Уже было темно.

К чёрту! — я захлопнул книгу и спустя несколько секунд меня и след простыл. Мне удалось выйти на улицу незаметным. Кажется, моросило. Я поёжился, чувствуя свежую прохладу. Застегнув пиджак, я стал пробираться сквозь вереск буквально вслепую. Я был благодарен свету из окон особняка — в такую темень он был кстати.

Небо было практически затянуто тучами — где-то проблесками пробивалось звёздное небо. Луну найти, к сожалению, я не смог. Спряталась от моего позора, потому что я явно стукнулся головой, раз всё же рискнул принять такое решение.

Карина нашлась позже, чем я полагал, — мне думалось, она вновь ушла к озеру, однако оказалась в стороне от него. Она стояла под редкими каплями и вытягивала руки к небу, словно общалась с ним. Моё внимание больше привлёк её внешний вид — она была в лёгкой блузке с кружевом и длинной юбке, напоминая мне девицу из средневековых романов.

Чем не ведьма? Недаром даже раздражающая меня рыжина пробивалась в её русом цвете волос.

— Карина.

Она резко вздрогнула и застыла, словно оцепенела от испуга.

— Холодно, не находишь? — попытался разрядить я обстановку, неторопливо делая шаги навстречу к ней.

Через пару секунд она отмерла и устремила на меня серьёзный взгляд с проскальзывающей ноткой презрения. Карина была коварной — это стоило признать. На ходу я стянул с себя пиджак и, как только приблизился, без её разрешения накинул на почти голые плечи. Дура. Правда же холодно.

Карина просто смотрела на меня. Пиджак соскользнул с её плеч, и она даже не удосужилась поймать его. Он просто упал на вереск, и я с раздражением приподнял бровь. Теперь она не просто дура в моих глазах, а упёртая дура.

— Не нужна мне твоя забота.

А ведь мне действиями было легче разговаривать, чем словами. Почему она этого не понимала?

— Я — кретин.

— Знаю, — пусто ответила она. — Спасибо за напоминание.

— Я серьёзно. Мне жаль.

Карина неубедительно отстранилась от меня на шаг, после чего уныло оглядела с головы до ног.

— Из-за чего?

— Из-за всего.

Она промолчала. Её равнодушие начало меня раздражать.

— Я… Если кратко, то… Просто мне было… Понимаешь… — хотел было я уже объясниться, как понял, что совершенно не могу связать даже одного предложения. Я просто не мог это высказать словами. Выглядел, как полный идиот.

Я устало потёр переносицу, приподнимая очки. Разговоры были явно не по моей специальности, особенно серьёзные. Чтобы быть к ним готовым, мне нужно много времени. К этому диалогу я был совершенно не готов, потому что отсутствовало время на подготовку. Сейчас или никогда — я выбрал сейчас.

Слова делу не помогут.

Карина же продолжала на меня пристально глядеть, словно пыталась залезть в самую душу. Возможно, она просто упивалась моими жалкими попытками принести ей извинения. Потому что даже одно слово «прости» в настоящий момент мне было произнести практически невозможно. Меня словно лишили дара речи.

Я упал.

Упал пред нею на колени.

Её глаза тут же утратили безразличие с каплей недоверия. Теперь в них читались испуг, удивление и любопытство.

— Что ты делаешь? — негромко поинтересовалась она.

— Показываю, насколько мне жаль, — с тяжестью ответил я, чувствуя, как внутри меня всё ещё взывала к себе гордыня.

Раньше я думал, что ни перед кем не встану на колени.

Она наклонила голову, выражая лишь жадный интерес. Карина не воспринимала это за трогательное извинение перед ней — она увидела в этом что-то другое, что заставило её на мгновение хищно прищуриться.

— Как думаешь, если я расскажу всем, что передо мной упал на колени сам Кирилл Шепот, какова вероятность того, что мне поверят?

Издевалась.

Может, я правда заслужил.

Я позорно промолчал, зажмурившись. Меня всего колотило изнутри. Во что я ввязался, когда принимал в себе эти пожирающие меня изнутри чувства? Они определённо сводили меня с ума. Как и она, что почти что царственно стояла надо мной.

— Отвечай, — потребовала она. — У тебя ведь хорошо с математикой.

Тишина.

Она, кажется, сжалилась надо мной, резко отвернувшись.

— Встань. Смотреть на тебя тошно…

Я послушался, чувствуя боль в коленях — ударился о холодную почву, когда падал. Мои брюки наверняка больше не могли похвастаться безупречностью.

— Если ты хочешь заслужить моё прощение, тебе необязательно падать передо мной на колени, — начала она, не смотря на меня. — Я просто хо��у, чтобы ты искренне признался в том, что поступил, как полный идиот. Меня раздражает твоя противоречивость. Я никогда не знаю, кто меня будет ждать завтра — мой Кирилл или холодный Шепот. Как ты оклеветал меня вкупе с отвратительным поведением…

— Я никогда не считал тебя... грязной, — осмелел я, сделав к ней шаг. — Да, я — полный идиот, что решил перенести ответственность на тебя.

Эти слова мне дались чертовски тяжело, но они произвели свой эффект — она тут же повернулась ко мне.

— Обещай мне, что будешь со мной во всём честен.

Меня это заставило сжать челюсти. Для неё это имело такое большое значение? Видя чистую серьёзность в глазах, я тяжело вздохнул и оскорблённо процедил:

— Обещаю.

Борись, Шепот. Борись сам с собой. Если твоя гордыня вырвется наружу, она сделает всё только хуже.

— Я тебя прощаю, — уже мягче ответила Карина. — Однако ты должен понимать, что я больше не буду за тобой бегать. Это был последний раз.

— Значит, последний шанс, — хмыкнул я, смотря ей в глаза.

— Твои внутренние терзания не впервые встают против нас. Если мы, конечно, всё ещё существуем.

Я нервно сглотнул, скользнув глазами ниже.

— Можно тебя поцеловать? Без угрозы остаться безгубным, — выпалил я.

— То есть, когда мы были с тобой в разногласиях, ты не смел спрашивать разрешения, а сейчас вдруг решил, что оно требуется. Мне интересно, что происходит в твоей голове.

Если быть честным, я сгорал от нетерпения. Уж не думал, что я так по ней соскучился — по аромату, по вкусу, по трепетному касанию.

Её разрешением послужило действие первой — она притянула меня к себе за шею, подарив такой желанный поцелуй. Я впервые за долгое время почувствовал облегчение. Чувствовать её в прямом понимании было всё же приятнее, чем ссылаться на воспоминания.

Моя рука поднялась вверх по спине, после чего скрылась в копне её густых волос. Мне было просто интересно.

Она тут же ахнула, разорвав поцелуй.

— Серьёзно? — не сдержался я от довольной ухмылки.

— Перестань, — смущённо нахмурилась Карина.

Я слегка ослабил хватку на затылке, и она покрылась мурашками.

— Уж не думал, что тебе нравятся грубости, — подстегнул её я.

— Это было похоже на грубость, когда ты злился.

Моя бровь подлетела вверх.

— Тебе нравится, когда я злой?

— Нет, — твёрдо ответила Карина, всё же отмахнувшись от моей руки. — Когда ты злой, ты становишься самым несносным человеком в мире. Могу наговорить ещё пару ласковых слов.

Я слегка нахмурился.

— В другой раз, — спокойно ответил я, поднимая пиджак и отряхивая его. — Пока с меня достаточно.

Пиджак вновь оказался на её плечах, и на этот раз она его приняла.

Мы в темени направились к деревянному особняку.

— Я много думала… — начала Карина. — Прости меня.

Я встрепенулся.

— За что?

— За то, что ударила в тот раз. Всё же я не должна была так поступать.

Это заставило меня давиться смехом.

— Мне это было нужно, так что правильно сделала.

— Но это неправильно.

Она выглядела виноватой, и меня это смутило.