#Бенвенуто Челлини

[nk-salinger]

«Список Бродского»

— «Бхагавадгита» — Вьяса: «Махабхарата» — «Гильгамеш» — «Ветхий Завет» — Гомер: «Илиада», «Одиссея» — Геродот: «История» — Софокл: Пьесы — Эсхил: Пьесы — Еврипид: «Ипполит», «Вакханки», «Электра», «Финикиянки» — Фукидид: «История» — Платон: «Диалоги» — Аристотель:«Поэтика», «Физика», «Этика», «О душе» — Тит Лукреций Кар: «О природе вещей» — Плутарх: «Сравнительные жизнеописания» — Вергилий: «Энеида», «Буколики», «Георгики» — Публий Корнелий Тацит: «Анналы» — Овидий: «Метаморфозы», «Героиды», «Наука любви» — «Новый Завет» — Гай Валерий Катулл: «Жизнь двенадцати цезарей» — Марк Аврелий — Гораций — Эпиктет — Аристофан — Клавдий Элиан: «Пёстрые рассказы», «О природе животных» — Аполлодор: «Аргонавтика» — Михаил Пселл: «Жизнеописание правителей Византии» — Эдуард Гиббон: «История упадка и разрушения Римской империи» — Плотин: «Эннеады» — Евсевий Кесарийский: «Церковная история» — Боэций: «Об утешении философией» — Плиний Младший: «Письма» — Гераклит: «Фрагменты» — Аврелий Августин: «Исповедь» — Фома Аквинский: «Сумма теологии» — Франциск Ассизский: «Цветочки» — Никколо Макиавелли: «Государь» — Данте Алигьери: «Божественная комедия» — Франко Сакети: Новеллы — Уильям Шекспир: «Антоний и Клеопатра», «Гамлет», «Макбет», «Генрих V» — Франсуа Рабле — Фрэнсис Бэкон — Мартин Лютер — Жан Кальвин — Мишель де Монтень: «Опыты» — Мигель де Сервантес: «Дон Кихот» — Рене Декарт — «Песнь о Роланде» — «Беовульф» — Бенвенуто Челлини — Генри Адамс: «Воспитание Генри Адамса» — Томас Гоббс: «Левиафан» — Блез Паскаль: «Мысли» — Джон Мильтон: «Потерянный рай» — Джон Донн, Эндрю Марвелл, Джордж Херберт, Ричард Крошоу Спиноза: «Трактаты» — Стендаль: «Пармская обитель», «Красное и чёрное», «Жизнь Анри Брюлара» — Джонатан Свифт: «Путешествие Гулливера» — Лоренс Стерн: «Тристрам Шэнди» — Шодерло де Лакло: «Опасные связи» — Шарль де Монтескьё: «Персидские письма» — Джон Локк: «Второй трактат о правительстве» — Адам Смит: «Благосостояние наций» — Готфрид Вильгельм Лейбниц — Дэвид Юм — Иммануил Кант: «Критика чистого разума» — Сёрен Обю Кьеркегор: «Страх и трепет», «Или-или», «Философские фрагменты» — Фёдор Достоевский: «Записки из подполья», «Бесы» — Иоганн Вольфганг фон Гёте: «Фауст», «Итальянское путешествие» — Алексис де Токвиль: «О демократии в Америке» — Астольф де Кюстин: «Путешествие наших дней (Империя царя)» — Эрик Ауэрбах: «Мимезис» — Уильям Хиклинг Прескотт: «Завоевание Мексики» — Октавио Пас: «Лабиринты одиночества» — Карл Поппер: «Логика научного открытия», «Открытое общество и его враги» — Элиас Канетти: «Толпа и власть»

Поэзия, рекомендованная к прочтению:

— Английская/американская: Роберт Фрост, Томас Харди, Уильям Батлер Йейтс, Томас Стернз Элиот, Уистен Хью Оден, Марианна Мур, Элизабет Бишоп. — Немецкая: Райнер Мария Рильке, Георг Тракль, Петер Хухель, Ингеборг Бахман, Готфрид Бенн. — Испанская: Антонио Мачадо, Федерико Гарсиа Лорка, Луис Сернуда, Рафаэль Альберти, Хуан Рамон Хименес, Октавио Пас. — Польская: Леопольд Стафф, Чеслав Милош, Збигнев Херберт, Вислава Шимборская. — Французская: Гийом Аполлинер, Жюль Сюпервьель, Пьер Реверди, Блез Сандрар, Макс Жакоб, Франсис Жамм, Андре Френо, Поль Элюар, Виктор Сегален, Анри Мишо. — Греческая: Константин Кавафис, Йоргос Сеферис, Яннис Рицос. — Голландская: Мартинус Нейхоф. — Португальская: Фернандо Пессоа, Карлос Друммонд де Андрад. — Шведская: Гуннар Экелёф, Харри Мартинсон, Вернер Аспенстром, Тумас Транстрёмер. — Русская: Марина Цветаева, Осип Мандельштам, Анна Ахматова, Борис Пастернак, Владислав Ходасевич, Виктор Хлебников, Николай Клюев, Николай Заболоцкий.

[iskusstvo-kultura]

Сигизмунд Тальберг (1812-1871) был выдающимся австрийским пианистом и композитором эпохи романтизма. Ниже приведена краткая биография с основными фактами о его жизни и творчестве:

Родился 8 января 1812 года в Женеве в семье австрийского дипломата Йозефа Тальберга и певицы Марии Анны Крист.

Учился игре на фортепиано у Моше Хаузера и Игнаца Мошелеса. Дебютировал с концертом в Вене в 1826 году.

В 1830-1840-е годы совершил ряд успешных концертных турне по Европе, завоевав славу одного из величайших виртуозов-пианистов своего времени наряду с Листом и Шопеном.

Сочинял блестящие салонные пьесы и фантазии на темы из опер, которые пользовались большой популярностью. Его игра отличалась виртуозностью, певучестью и элегантностью.

Был дружен с Гектором Берлиозом, Джакомо Мейербером и другими деятелями музыкального мира. Посвятил Берлиозу свою фантазию на темы из оперы "Бенвенуто Челлини".

В 1845 году женился на певице Джульетте Ди Андреа. В браке родилось трое детей.

В 1855 году оставил концертную деятельность и поселился в Неаполе, где занимался преподаванием и сочинением музыки.

Умер 27 апреля 1871 года в Посилипо близ Неаполя. Похоронен на кладбище Сан-Мария-дель-Пьянто в Неаполе.

Известен портрет Тальберга работы австрийского художника Йозефа Крихубера, созданный в 1839 году. Хранится в Венской национальной библиотеке.

В Англии он сочинил фантазию на «Gode save the King» и «Roule Britannia», в России — «Две русские песни с вариациями».

Большинство пьес Тальберга — различные транскрипции и фантазии на оперные, симфонические или национальные темы. Свою первую оперную фантазию «Эврианта» Тальберг написал в 1832 году. Оперные фантазии Тальберга являются высшим достижением салонной культуры.

Автор труда «Искусство пения, примененное к фортепиано» ор. 70 — собрание транскрипций из произведений старых и современных ему мастеров.

[my-mare-tenebrarum]

Длинная и забавная цитата про Бенвенуто Челлини.

Декабрьский туман окутывает площадь; под сводами Лоджии Ланци сижу я, вслушиваясь и вглядываясь в набегающие воспоминания... Предо мной силуэт Персея с головой Медузы, режущий остриями своих форм мглу, как вспорхнувшая ласточка. За ним, уже в смутных силуэтах, распластавшийся площадью фонтан... Все наработано вокруг меня шалостями и трудами мастеров. Я помогаю оформляться прошлому. В кабачок "Бронзового вепря" входит человек с наружностью забияки, одетый в старый цеховой итальянский костюм, с правом на шпагу. Кабатчик залебезил перед вошедшим... - Клянусь Донателло, если ты, пузан, не найдешь в твоей дыре медичисского старого, я проучу тебя здорово! - крикнул забияка на кабатчика, и этим криком словно провалил его сквозь землю и снова заставил вынырнуть с бутылкой витиеватой венецианской формы, за папской печатью. Незнакомец с вином перебрался за мой столик. Он, вероятно, моих лет, у него открытое до забавности лицо с поднятыми на лоб бровями. Вместо приветствия он протягивает и кладет на стол, эфесом ко мне, свою шпагу... Это - изощреннейшей чеканки рукоятка. По легкости барокко и по способу композиции растительных и животных форм я узнаю мастера. - Насколько величав и торжественен Донателло, настолько беззаботен и радостен Челлини! - говорю я. Забияка взметнулся: - Автор этой прекрасной безделушки перед вами!.. - сказал он. - Очень рад, мастер, - я только что рассматривал под колоннадой вашего виртуознейшего "Персея". Изящество и вместе прочность конструкции доставила мне огромное наслаждение... У Челлини лицо детски засияло от моих похвал, и он по свойственной художникам щедрости к льстецам, конечно, захотел непременно показать мне какую-то удивительную свою работу.

Бенвенуто повел меня к себе. Где-то возле Пиаццале Ми-келанджело из амбразуры окна одного из домов бросается на тротуар мужская фигура и пускается наутек от нас. Челлини кошкой скакнул за убегавшим. Я услышал проклятия и возню. И через минуту мой компаньон вернулся. Клянясь святыми и дьяволами, он был полон гнева, того итальянского, шипучего гнева, который именно своей шипучестью спасает от многих лишних бедокурств этот легко воспламеняемый народ. Дело было сделано: Челлини полой своей куртки отирал на ходу свою шпагу... Входим в этот дом. Большая, со сводами, комната освещена масляной светильней - это, очевидно, мастерская. В ней станки и печной мех плавильни. Металлический лом, мраморы, свертки рисунков и шаблонов, инструменты на рабочем столе - все это в полном кавардаке. На полках муляжи и формы чередовались с кухонной посудой. В углу, по табуретам и скамьям, валялись одежда, белье и обувь. На столе - в грязном бесчинстве разбросанные объедки пищи, оловянная посуда с опивками вина. На полу - шелуха и косточки фруктов и грязь неделями не выметавшегося помещения. Хозяин оставил меня одного и скрылся в соседней комнате. Я стал рассматривать обломки мраморов. Это была античная скульптура из раскопок и находок, почерневшая от сырости и времени, еще не расчищенная. Руки, ноги, торсы, головы, а некоторые небольшие статуэтки были и целы... В этих замечательных образцах скульптуры были все начала экспрессии жестов, улыбок, законов построения и разворота форм, которыми орудовали мастера Возрождения: улыбка персонажей Леонардо, мужественная нервозность Микеланджело, пытающегося пересилить образцы, отвоевать от одержимости ими свою, микеланджеловскую волю и выразительность. Фантазия моя не разыскала в этой свалке хлама прекрасного, предполагаемого хозяином для показа, произведения, а сам он в это время был занят строительством домашнего очага. Голос Челлини: - Потаскушка! Ты делаешь вид, что сладко спишь! Дьяволы пусть утащат меня в пекло, если ты не притворяешься, колдунья бесовская, и если не настало время, чтоб эта шпага отправила тебя следом за твоим любовником, подлейшая из баб! Женский голос: - Ах, это ты, мой славный Беннути, но что с тобой? Челлини: - Бесстыдная, и ты еще можешь так говорить? Возня, чего-то треск, и женский голос в одних междометиях набросился на мужской. Мужской выбрался из его визга: - А чей это на твоей кровати пояс, на котором я тебя повешу?! - Глупый человек: это пояс любовника Мериты - он услышал твое горланье на улице и только что пред твоим приходом покинул ее комнату и удрал через э��о окно!.. Он даже словом не перекинулся со мной! Слезы. - Как я была глупа, что променяла Якопо на тебя... Он бы не приходил ночью к постели жены с собачьим лаем... Я не носила бы на себе синяков!.. Завтра же, если ты меня не убьешь (а тебе за это здорово влетит, разбойник!), брошу я тебя... Но знай, уходя, я тебе выцарапаю глаза, перебью все твои статуэтки... Я... Через минут пять, не больше, я услышал из уст ревнивца извинения... Потом какое-то мурлыканье, чмоки и голос победительницы... Фантазия моя заработала по автобиографии самого Челлини. Может быть, я ее и довел бы до конца, если бы мое внимание не встрепенулось от криков вечерних газетчиков. Я прислушался... Среди тумана, как журавлиный перелетный крик, пронизывали площадь Синьории задорные молодые голоса: - Моска ин фламма!!. (Москва в пламени!) Это были первые телеграммы о восстании на Пресне. На следующее утро я поехал в деревню, на родину Джотто. С этим мастером достойно было поделиться новостями с моей родины и обдумать их. Как умалчиваю я о многих младших богатырях Возрождения, так же не веду я читателя по деревням и местечкам Италии, несмотря на то, что в них всюду рассыпаны блестки великой эпохи, но тогда не выбраться было бы мне из лабиринта моих переживаний, да и читателю было бы трудно за мной следовать. 

 (с) Кузьма Петров-Водкин. “Пространство Эвклида”.

[josephbrodsky]

Список Бродского

Для начала. Чтобы с вами было о чем разговаривать:

«Бхагаватгита»; «Махабхарата»; «Гильгамеш»; «Ветхий Завет»; Гомер. «Илиада», «Одиссея»; Геродот. «История»; Софокл. Пьесы; Эсхил. Пьесы; Еврипид. Пьесы: «Ипполит», «Вакханки», «Электра», «Финикиянки»: Фукидид. «История Пелопоннесской войны»; Платон. «Диалоги»;

Генри Адамс. «Воспитание Генри Адамса»; Гоббс. «Левиафан»; Паскаль. «Мысли»; Мильтон. «Потерянный рай»; Джон Донн, Эндрю Марвелл, Джордж Херберт, Ричард Крошоу; Спиноза. «Трактаты»; Стендаль. «Пармская обитель», «Красное и черное», «Жизнь Анри Брюлара»; Свифт. «Путешествие Гулливера»; Лоренс Стерн. «Тристрам Шэнди»; Щодерло де Лакло. «Опасные связи»; Монтескье. «Персидские письма»; Локк. «Второй трактат о правительстве»; Адам Смит. «Благосостояние наций»; Лейбниц; Юм; Тексты федералистов; Кант. «Критика чистого разума»; Кьеркегор. «Страх и трепет», «Или-или», «Философские фрагменты»; Достоевский. «Записки из подполья», «Бесы»; Гете. «Фауст», «Итальянское путешествие»; Токвиль. «О демократии в Америке»; Де Кюстин. «Путешествие наших дней (Империя царя)»; Эрик Ауэрбах. «Мимезис»; Прескотт. «Лабиринт одиночества»; Карл Поппер. «Логика научного открытия», «Открытое общество и его враги»; Элиас Канетти. «Толпа и власть».

Данте. «Божественная комедия»; Франко Сакети. Новеллы; Исландские саги; Шекспир. «Антоний и Клеопатра», «Гамлет», «Макбет», «Генрих V»; Рабле; Бэкон; Мартин Лютер; Кальвин; Монтень. «Опыты»; Сервантес. «Дон Кихот»; Декарт; «Песнь о Роланде»; «Беовульф»; Бенвенуто Челлини;

[books-things]

29 апреля - 215 лет со дня рождения  Анри-Огюста Барбье (1805-1882),  французского поэта, драматурга, принадлежавшего к романтической школе.

Принадлежал к романтической школе. На литературное поприще вступил непосредственно после установления Июльской монархии (сборн. «Ямбы» — «Jambes», 1831). Романтический пафос, с которым Барбье воспел борьбу народа в июльские дни и осмеял трусость и предательство буржуазии, после победы реакции сменился таким же романтическим отчаянием, вызванным гибелью свободы и ее завоеваний («Ямбы», «Добыча», «Лев», «Популярность» и др.). Свобода, представлявшаяся Барбье в дни переворота «могучей женщиной», которая «любит крики народа», «бой барабанов», «людей сильных, как она сама», — эта свобода после ее поражения превратилась для Барбье в холодную аллегорию, в «бессмертную», «прекрасную» «богиню», которую поэт воспевает наравне с отечеством, любовью, богом, воспевает как добродетель в ряду других добродетелей. По мнению Барбье в гибели свободы виноваты не столько правящие классы и не столько непостоянство и вероломство народа, легко изменяющего своим кумирам, сколько то, что она, как всякая добродетель, как «чистая дева», не могла существовать в ��ек «грязи» и «порока». 

По мере укрепления режима Луи-Филиппа (когда «будущее стало темно») Барбье все более склонялся к мысли, что боровшиеся в Июле были «несчастными безумцами». В своем отчаянии Барбье обратился к героическому прошлому, когда народ, которому ныне «хватает дыхания самое большее на три дня», был подлинно «львом», поражавшим всех своих врагов. Вообще Барбье, несвободный от религиозного чувства, от культа природы, охотно противопоставлял настоящему прошлое, развращенному городу с его заводами и чудовищными машинами (машина у Барбье — «гиппопотам», «смертоносная змея») — идиллию сельской жизни, в которой «грудь не разбивается о холодные машины» и человек, занятый «простыми трудами», наслаждается жизнью, как «полем золотой ржи». Ненависть к машине, приносящей, по мнению Барбье, больше бедствий, чем благ, мрачная убежденность в том, что город не даст счастья человеку, говорят о социальной природе Барбье. В то же время именно эти взгляды Барбье придают замечательную силу тем произведениям, в которых он рисует бедственное положение городского рабочего, его нищету, зависимость от хозяев. В таких произведениях, как напр. «Стальная лира», он изображает условия труда заводских рабочих, работниц, которые «несчастнее животного», ибо не вправе оторваться от «жестокой машины» даже для того, чтобы накормить своих детей, не вправе выйти из повиновения хозяину, думающему только о том, чтобы «раздавить своих соперников», и о прибылях. Однако, даже описывая тяжелую жизнь ньюкестльских шахтеров, Барбье, навсегда ушибленный неудачей июльских дней, не вызывает более образа Свободы; его шахтеры не хотят «свергать существующего порядка», они желают лишь «смягчить сердца власть имущих», «напомнить» им, что трудящиеся — «основание храма», что, разрушив его основание, правящие классы «рухнут вместе с ними». Так. обр. эпоха реакции ввела в определенные и довольно узкие границы революционную стихию поэзии Барбье первого периода его творчества. «Ямбы» пользовались огромным успехом не только в революционно настроенных кругах французской интеллигенции, но и за пределами Франции, в частности в России. Поэзию Барбье ценили Лермонтов и особенно поэты-петрашевцы (Плещеев и др.). К недостаткам Барбье следует отнести его склонность к злоупотреблению ораторскими интонациями, расчет на декламацию, на «крик». Эти черты делают многие произведения Барбье напыщенными. Все вещи, созданные Барбье после «Ямбов» («Сильвы» - 1864, «Сатиры» - 1868, «Героические рифмы» и др. стихи; драматические этюды («Юлий Цезарь», «Бенвенуто Челлини»); проза («Trois passions», «Contes du soir», «Histoires de voyage»); переводы из Шекспира, Кольриджа и др.), не прибавили ничего к славе, которую Барбье завоевал себе своими первыми стихами.

[genealogyrus]

Как выходец из крестьян создал «русский стиль» в ювелирном искусстве: Фабрика Сазиковых.

«Сазиков» - старейшая из известных ювелирных мануфактур Российской империи, во многом опередившая свое время. За семь десятилетий своего существования фирма «Сазиков» достигла невероятных высот, сформировав узнаваемый стиль, которому подражали мастера на протяжении всего последующего столетия… Однако ее создатель долгие годы не имел права даже носить эту фамилию.

Наследие Сазиковых до последнего времени оставалось загадкой для исследователей. Разнятся даже сведения о начале их творческого пути. Как бы то ни было, в конце XVIII века выходец из экономических крестьян Павел Сазиков приехал в Москву, чтобы открыть там серебряную мастерскую. Началом существования фирмы «Сазиков» считают 1810 год, однако известно, что официальное право носить фамилию Сазиковы получили от Московского магистрата лишь в 1811. Примерно в то же время они открыли и собственный магазин серебряных изделий.

И… всего лишь за несколько лет из бывшего крестьянина Павел Сазиков превратился в купца второй гильдии – его предприя��ие приносило ощутимый доход. Его сын, Игнатий, неоднократно путешествовал за пределы Российской империи в поисках новых технологий, материалов, механизмов и опыта. Ни одна инженерная новинка не ускользнула от его внимания, а увиденное он стремился незамедлительно использовать на практике. Оснащенность мануфактуры и сейчас кажется чем-то в духе фантастических романов в стиле стимпанк, а уж для своего времени Сазиковы и вовсе были чудотворцами. Новейшие технологии, новомодные принципы организации, паровой двигатель и машины для гильоширования, разнообразные формы и приспособления для литья…

Одними из первых в России Сазиковы внедрили разделение труда, что позволило невероятно увеличить производительность. Каждый мастер отвечал за конкретную часть процесса, в которой стремился достичь исполнительского совершенства – будь то литье, чеканка или шлифовка. Так Сазиковы начали выпускать не просто много изделий – вся продукция потрясающего качества и красоты. К тому же Сазиковы решили открыть при своем пр��дприятии школу, где обучалось одновременно до восьмидесяти мастеров.

Впрочем, сам Игнатий Сазиков был не только талантливым организатором, но и выдающимся ювелиром. За уникальную технику работы и сложность композиций его называли «русским Бенвенуто Челлини». В серебряных изделиях мануфактуры сохранялись черты барокко, рококо и ампира – стилей, известных и привычных глазу богатых заказчиков. Формы раковин, причудливые изгибы, текучие извивы растений… Но Сазиков хочет чего-то иного – и начинает думать о том, чтобы создавать нечто более «русское». В 1835 году фирма «Сазиков» единственной из российских серебряных мануфактур стала императорской придворной мастерской и начала поставлять изделия ко двору, а спустя год получила статус фабрики. У нее даже появился филиал в Санкт-Петербурге.

Игнатий Сазиков был из тех людей, кто никогда не довольствуется тем, что имеет. Одного из своих сыновей, выказывавшего наибольший талант и интерес к ювелирному делу, он отправил в Париж – учиться рисованию и постигать тайны ремесла. В эти же годы фабрика начала производить декоративную серебряную скульптуру, посвященную важным вехам российской истории. И Павел Игнатьевич – юношу назвали в честь деда – преуспел в этом жанре.

Работы Павла Игнатьевича Сазикова потрясали современников детализацией, сложностью, размахом. Самая изввестная из них – серебряный канделябр, украшенный скульптурной сценой – «Дмитрий Донской». На Всемирной выставке в Лондоне эта работа принесла мастеру золотую медаль. Создал он и необычайную коллекцию серебряных изделий, посвященную российскому крестьянству – памятуя о своих корнях.

Никогда раньше высокое ювелирное искусство не было столь «близко к народу». Искусно исполненные образы казачек, охотников, пляшущих медведей, трудового народа поражали искушенную публику необычностью, даже экзотичностью. Лондонские мастера, конечно, были изобретательны – но Сазиковы привезли туда загадочный «русский дух», нечто далекое, нечто древнее и будоражащее. Экспертная комиссия не скрывала своих восторгов.

В своем обращении к героическим или обыденным сюжетам русской истории Сазиковы опередили все прочие фабрики и мануфактуры практически на полвека. Именно их называют основоположниками «русского стиля» в ювелирном и декоративно-прикладном искусстве. Это потом, в конце XIX столетия, появится множество декоративных ковшей с образами витязей, фарфора, расписанного образами хлебопашцев и солдат, ваз с древнерусскими орнаментами…

Но в те годы, когда в русском декоративно-прикладном искусстве отрыв от корней был непередаваемо велик и подражательство было мерилом хорошего вкуса, Сазиковы со своими богатырями и медведями (а также пресс-папье в форме лаптей и деревенских домиков) стали революционерами. Все новомодные технологии, которые они использовали, были направлены лишь на усовершенствования традиционных – эмали, черни, литья, чеканки. И орнаменты, которые гравировали мастера, были навеяны русской стариной. Быть может, именно их суровый, исконный, былинный дух так полюбился самому главному из заказчиков фирмы – императору Николаю I. Впрочем, работали Сазиковы и для церкви, и для простых горожан, выполняли множество заграничных заказов. Они привлекали к работе художников-академистов задолго до того, как создание чего-то утилитарного перестало быть зазорным для «настоящих творцов».

Однако звезде Павла Игнатьевича Сазикова суждено было рано закатиться. Он ненадолго пережил отца, а после его смерти фабрика начала угасать. Наследники распродали семейное имущество, а в 1887 году продали и предприятие. Работы фабрики Сазиковых можно встретить в российских музеях – например, в Государственном историческом музее хранятся созданные ими ложки, солонки, кружки. Кубок работы Павла Сазикова «снимался» в кино – в фильме «Сибирский цирюльник». Текст: Софья Егорова. https://kulturologia.ru/blogs/151220/48460/ Найдём информацию о ваших предках! Услуги составления родословной, генеалогического древа. Заказ родословной (оценка перспектив исследования - бесплатно): www.genealogyrus.ru/zakazat-issledovanie-rodoslovnoj Инстаграм: https://www.instagram.com/genealogyrus.ru/ https://www.genealogyrus.ru

[iskusstvo-kultura]

Гектор Берлиоз родился 11 декабря 1803 года в городе Ла-Кот-Сент-Андре на юго-востоке Франции. Его отец был уважаемым провинциальным врачом, а мать - католи��кой.

1825 - Берлиоз поступает в Парижскую консерваторию, но вскоре бросает ее, так как ему не нравится преподавание.

1827 - Пишет кантату "Смерть Сарданапала", с которой в 1830 году выигрывает Римскую премию.

1829 - Создает "Фантастическую симфонию", ставшую его первым значительным сочинением.

1833 - Пишет оперу "Бенвенуто Челлини".

1839 - Создает "Реквием" по случаю похорон жертв Июльской революции.

1845 - Пишет оперу "Троянцы".

1854 - Создает ораториальную трилогию "Детство Христа".

1863 - Пишет оперу "Беатриче и Бенедикт" по мотивам пьесы Шекспира.

1869 - Умирает 8 марта в Париже в возрасте 65 лет.

Берлиоз был новатором и одним из величайших композиторов эпохи романтизма, создавшим романтическую программную симфонию. Его самое известное произведение - "Фантастическая симфония" - было с восторгом принято российской публикой во время его визита в Россию в 1867-1868 годах.

[mnevseravnochtobudet]

Я ленивая задница, которая забросила "Асканио", но я стараюсь исправится. Почти дочитала 1 книгу. Вот чего никогда не пойму, так это логику женщин из старых романов. Герцогиня д'Этамп воплощение классической принцесски из какой - нибудь европейской сказки. Такая же разбалованная, стервозная с огромной "короной" на голове. Только эта дамочка уже не подросток, а взрослая женщина, которая кроме раздрожения не вызывает никаких эмоций.

Что касается романа в целом, он довольно неплох. Кстати, мне показалось, что Челлини уделяют слишком много внимания. Такое ощущение, что не Асканио гг, а Бенвенуто. Плюс он, как по мне мне, более интересный персонаж

Раскрываю свой маленький секрет

Иногда по выходным я хожу на блошиный рынок и покупаю книги. Недели три назад я прикупила эти три книжки. Они обошлись мне в сотку, т.е. меньше 40 рублей на штуку.

"Мадам Лафарг" меня не впечатлила, даже до конца её не дочитала. А вот "Асканио" заинтересовал куда больше

[alltravel-site]

Прекрасная Флоренция. Невообразимая Флоренция. Этот город не живет для себя — он полностью посвятил себя человечеству. Он отдал себя на алтарь искусства, ради поиска совершенства в красоте. С одной стороны, по этому городу можно гулять бесконечно, но делать крайне не рекомендуется из-за риска «схватить» синдром Стендаля и оказаться на грани самоубийства. Поэтому, под час, достаточно — лишь малой дозы красоты, которую вам свободно и без лишней платы подарит Площадь Синьории. В двух словах — это музей под открытым небом. Тут вас встречает и «Давид» Микеланджело, и «Юдифь с Олоферном» Донателло и «Персей» Бенвенуто Челлини. Ну, а если вы почувствуете прилив энтузиазма после посещения площади — смело заглядывайте в Уффици. Где сейчас, как никогда мало гостей.

[thebookispandorica]

Список обязательной к прочтению литературы, составленный Иосифом Бродским: «Просто чтобы с вами было о чём разговаривать». «Бхагавадгита» «Махабхарата» «Гильгамеш» Ветхий Завет Гомер. «Илиада», «Одиссея» Геродот. «История» Софокл. Пьесы Эсхил. Пьесы Еврипид. Пьесы «Ипполит», «Вакханки», «Электра», «Финикиянки» Фукидид. «История Пелопоннесской войны» Платон. «Диалоги» Аристотель. «Поэтика», «Физика», «Этика», «О душе» Александрийская поэзия Лукреций. «О природе вещей» Плутарх. «Жизнеописания» Вергилий. «Энеида», «Буколики», «Георгики» Тацит. «Анналы» Овидий. «Метаморфозы», «Героиды», «Наука любви» Новый Завет Светоний. «Жизнеописания двенадцати цезарей» Марк Аврелий Катулл Гораций Эпиктет Аристофан Элиан. «Пёстрые истории», «О природе животных» Аполлодор. «Аргонавтика» Пселл. «Жизнеописание правителей Византии» Гиббон. «История упадка и разрушения Римской империи» Плотин. «Эннеады» Евсевий. «Церковная история» Боэций. «Об утешении философией» Плиний Младший. «Письма» Византи��ские стихотворные романы Гераклит. «Фрагменты» Августин. «Исповедь» Фома Аквинский. «Summa Theolo qica» Св. Франциск. «Цветочки» Никколо Макиавелли. «Государь» Данте. «Божественная комедия» Франко Сакети. Новеллы Исландские саги Шекспир. «Антоний и Клеопатра», «Гамлет», «Макбет», «Генрих V» Рабле Бэкон Мартин Лютер Кальвин Монтень. «Опыты» Сервантес. «Дон Кихот» Декарт «Песнь о Роланде» «Беовульф» Бенвенуто Челлини Генри Адамс. «Воспитание Генри Адамса» Гоббс. «Левиафан» Паскаль. «Мысли» Мильтон. «Потерянный рай» Джон Донн, Эндрю Марвелл, Джордж Херберт, Ричард Крошоу Спиноза. «Трактаты» Стендаль. «Пармская обитель», «Красное и чёрное», «Жизнь Анри Брюлара» Свифт. «Путешествие Гулливера» Лоренс Стерн. «Тристрам Шэнди» Шодерло де Лакло. «Опасные связи» Монтескье. «Персидские письма» Локк. «Второй трактат о правительстве» Адам Смит. «Благосостояние наций» Лейбниц Юм Тексты федералистов Кант. «Критика чистого разума» Кьеркегор. «Страх и трепет», «Или-или», «Философские фрагменты» Достоевский. «Записки из подполья», «Бесы» Гёте. «Фауст», «Итальянское путешествие» Токвиль. «О демократии в Америке» Де Кюстин. «Путешествие наших дней (Империя царя)» Эрик Ауэрбах. «Мимезис» Прескотт. «Завоевание Мексики» Октавио Пас. «Лабиринты одиночества» Карл Поппер. «Логика научного открытия», «Открытое общество и его враги» Элиас Канетти. «Толпа и власть» Поэзия, рекомендованная к прочтению: Английская/американская: Роберт Фрост, Томас Харди, Уильям Батлер Йейтс, Томас Стернз Элиот, Уистен Хью Оден, Марианна Мур, Элизабет Бишоп. Немецкая: Райнер Мария Рильке, Георг Тракль, Петер Хухель, Ингеборг Бахман, Готфрид Бенн. Испанская: Антонио Мачадо, Федерико Гарсиа Лорка, Луис Сернуда, Рафаэль Альберти, Хуан Рамон Хименес, Октавио Пас. Польская: Леопольд Стафф, Чеслав Милош, Збигнев Херберт, Вислава Шимборска. Французская: Гийом Аполлинер, Жюль Сюпервьель, Пьер Реверди, Блез Сандрар, Макс Жакоб, Франсис Жамм, Андре Френо, Поль Элюар, Виктор Сегален, Анри Мишо. Греческая: Константин Кавафис, Йоргос Сеферис, Яннис Рицос. Голландская: Мартинус Нейхоф («Аватар»). Португальская: Фернандо Пессоа, Карлос Друммонд де Андрад. Шведская: Гуннар Экелёф, Харри Мартинсон, Вернер Аспенстром, Тумас Транстрёмер. Русская: Марина Цветаева, Осип Мандельштам, Анна Ахматова, Борис Пастернак, Владислав Ходасевич, Виктор Хлебников, Николай Клюев, Николай Заболоцкий.

[books-things]

5 декабря - 145 лет со дня  рождения  Александра Алтаева (литературный псевдоним Маргариты Владимировны Ямщиковой, до замужества — Рокотовой (1872 - 1959),  русской советской детской писательницы, прозаика, публициста, мемуариста. Дочери В. Д. Рокотова.

Маргарита Ямщикова (Рокотова) – прозаик, мемуарист, публицист. Она принадлежала к древнему русскому дворянскому роду. Предки ее матери, А.Н. Толстой (по первому мужу Львовой), вели историю от Н. Н. Толстого, декабриста и участника семеновского бунта, близкого друга Михаила Муравьева-Апостола и Федора Глинки. Род отца – помещика Владимира Рокотова – восходит к известному русскому художнику-портретисту XVIII века Федорову Рокотову, сыну крепостного крестьянина, ставшему академиком живописи. Практически обо всех своих предках Маргарита Владимировна написала книги.

Писательница работала в литературе 70 лет: с 1889 по 1959 год. Впервые Маргарита Ямщикова выступила с рассказом «Встреча Нового года», подписанным псевдонимом Ал. Алтаев. Будущая писательница взяла псевдоним из прозы Якова Полонского, который благожелательно отнесся к ее первым литературным опытам. В книге, которую Полонский подарил начинающему автору, был текст, произведший на нее неизгладимое впечатление – «Рассказ вдовы». Описывалась в нем жизнь некоего Александра Алтаева, человека беспутного, но в то же время талантливого и сердечного, с широкой душой. По собственному признанию Ямщиковой, она сказала себ��: «Женщине в литературу пробить дорогу ужасно трудно. Я должна взять себе какой-нибудь мужской псевдоним. Буду подписываться “Ал. Алтаев”».

Сегодня об авторе детской повести «Под знаменем “Башмака”» помнят немногие. Но в начале прошлого века ее имя высоко ценили в России. Именно с ее легкой руки в начале века начала выходить серия «Жизнь замечательных людей». Но после семнадцатого года бренд «ЖЗЛ» по законам «пролетарской справедливости» присвоил себе Алексей Максимович Горький.

Первые книги Ал. Алтаева были посвящены детям («Сделайте сами!», «В деревне. Складные фигурки людей и животных»), но успех писательнице принесли книги, написанные в жанре исторического романа и беллетризованные биографии. В этих повестях обязательно давались живые страницы отрочества великих людей, в исторических романах неизменно действовали юные герои.

Ал. Алтаевым написаны около 50 жизнеописаний: «Юноша-поэт. Жизнь Семена Надсона», «Мигуэль Сервантес», «Леонардо да Винчи», «Рафаэль», «Микеланджело», «Шиллер», «К вершинам искусства», «Пасынки Академии», «Чайковский», «Бетховен», «Бенвенуто Челлини». В исторических романах и повестях «Вниз по Волге-реке», «Бунтари», «Декабрята», «Под знаменем “Башмака”», «Когда разрушаются дворцы» изображены народные движения (восстание под руководством Степана Разина, восстание декабристов, крестьянские войны в Германии).

От театра к живописи и литературе

Родилась будущая писательница в Киеве. Ее родители входили в круг свободомыслящих людей своего времени. Мать, будучи замужем за вице-губернатором города Ковно Федором Львовым, дружила с Михаилом Салтыковым-Щедриным и, по слухам, прятала в своем доме тайно возвратившегося с каторги декабриста Михаила Муравьева-Апостола. Отец по своим убеждениям был близок к «шестидесятникам» и еще до отмены крепостного права отпустил своих крестьян на волю с земельным наделом.

Рокотов был настоящим просветителем и отдавал этому большую часть своего времени. Он занимался организацией театров в провинции, устройством в Киеве общедоступной публичной библиотеки и изданием газеты «Киевский вестник», впоследствии закрытой властями. Но именно эта увлеченность и привела семью к разорению и нищете. Хозяйством он заниматься не умел, да и не хотел.

В поисках средств к существованию в 1885 году семья переехала в Петербург, Маргарите тогда было 13 лет. А затем они все вместе отправились в Псков, где Рокотов нашел работу в любительской театральной труппе, а его дочь стала переписчицей ролей. Начавшаяся с этого возраста взрослая трудовая жизнь не только закалила характер, но и стала своего рода литературной школой для будущей писательницы. Переписывание пьес пробуждало «недремлющую мысль», способность «к еще смутной, полусознательной оценке ролей, сравниванию чувств героев», «улавливанию искренности образа».

Через два года семья возвратилась в Петербург. Отец сумел устроиться актером и режиссером в народный театр на Васильевском острове, иногда получал небольшие роли в Императорском Александрийском театре. А Маргарита с помощью тетки поступила на учебу в рисовальную школу Общества поощрения художеств, директором которой был известный писатель Д. Григорович.

Естественно круг общения в Петербурге был значительно шире, чему способствовало личное знакомство с художниками и крестный отец девушки – псковский художник Александр Алексеевич Агин. Помимо Агина, первого иллюстратора «Мертвых душ» Гоголя, бывшего крепостного, и доживавшей свой век в семье Рокотовых воспетой Пушкиным Анны Керн, друзьями дома стали многие известные актеры и художники того времени.

«Рисовальная школа сделалась для меня отдушиной… – позже писала Ямщикова. – …Мне хотелось вобрать в себя все, и я не пропускала ни одной лекции, одинаково жадно слушая как о законах перспективы, так и об истории искусства итальянского Возрождения…»

Тема искусства станет органичной для всего последующего творчества Ямщиковой, а судьбы многих известных художников – темой ее литературных исследований.

Первая публ��кация Ямщиковой – святочная сказка «Встреча Нового года», подписанная псевдонимом Ал. Алтаев, – появилась в журнале «Всемирная иллюстрация» в декабре 1889 года благодаря творческому напутствию поэта Полонского. Вторая сказка – «Бабочка и солнце», отданная Ямщиковой в детский журнал «Игрушечка», ввела ее в число постоянных авторов одного из лучших изданий для детей. «Сказка была вообще плохая, написанная под влиянием “Песенки земли” Кота Мурлыки, но тогда мне казалось, что она была очень трогательна», – признавалась впоследствии писательница.

После успешного дебюта Ямщикова оставила рисовальную школу и продолжила обучение на педагогических курсах Фребеля. Это и определило направление ее творчества – Ямщикова всегда писала для детей.

В 1892 году Маргарита вышла замуж за студента Лесного института Ямщикова. Но семейная жизнь не задалась, и вскоре молодая женщина сбежала от мужа с малолетним ребенком. Муж не хотел, чтобы жена занималась литературой. Конечно, ей было в это время очень непросто, но она не только для пропитания занималась «ручной перепиской у частных лиц», а старалась «в промежутках между работой писать свое», чтобы «завоевать положение в литературе», как вспоминала потом сама.

В 1906 году на предложение журнала «Юный читатель» дать большую историческую повесть Ямщикова отвечает произведением о восстании немецкой бедноты под предводительством Томаса Мюнцера «Под знаменем “Башмака”». Среди тех, кто тепло отозвался в печати об этой «серьезной, вдумчивой, написанной мужественным и выразительным языком, полной ярких драматических картин книги, заметно отличавшейся и направлением своим от благостных писаний, которыми в те годы пичкали детей», был Корней Чуковский.

После революции 1917 года Ямщикова активно работала в газетах «Солдатская правда» и «Деревенская беднота», журналах «Красный пахарь», «Юные товарищи», «Юные строители», «Мурзилка», «30 дней», московской газете «Беднота» под псевдонимом «Чужой». Входила в редакцию издательства «Земля и фабрика», сотрудничала с издательством «История гражданской войны». Согласно «Большой советской энциклопедии», Ал. Алтаеву принадлежит 150 книг. Часть исследователей насчитывает (с вариантами и переизданиями) более 300 изданий

В первые годы после революции 1917 года книги Ал. Алтаева соперничали по популярности с книгами Максима Горького, а в последующие десятилетия издавались большими тиражами, продолжая расходиться мгновенно (одна только книга «Под знаменем “Башмака”» выдержала более 10 изданий). Лев Кассиль однажды сказал: «Когда я встречаюсь с Алтаевым, мне кажется, будто я стою на берегу большой реки, которая взяла истоки за неоглядными горизонтами и на огромном пути своем отразила великое множество исторических событий и замечательных исторических личностей».

Материал для своих произведений Ямщикова находила в западноевропейской и русской истории. Благодаря книгам Ал. Алтаева в круг детского чтения вошли разные исторические личности, такие как Гарибальди и Марат, Филипп II и Мария Стюарт, Леонардо да Винчи и Рафаэль, Джордано Бруно и Галилей, Гус и Жижка, Сервантес и Андерсен, Савонарола и патриарх Никон. В увлекательной форме юные читатели узнавали о жизни восточных славян времен Киевской Руси, татаро-монгольском нашествии, битве за Рязань, опричнине Ивана Грозного, религиозном расколе XVII века и крестьянской вольнице Стеньки Разина.

«Кажущаяся всеядность и многотемность романов, повестей и рассказов Маргариты Владимировны была не разбросанностью ее, а шла именно от единой пожиравшей ее страсти просветителя», – считал хорошо знавший писательницу в последние годы ее жизни драматург Виктор Розов. Сама же писательница свое место в литературе определяла так: «Что такое Ал. Алтаев в литературе? Всегда рядовой, чернорабочий. Я так и говорила на встречах с читателями, в библиотеках: Ал. Алтаев – популяризатор истории, помощник педагогам…» Ямщикова признавалась, что для своих произведений она обычно выбирала «моменты исторических бурь», что в биографическом повествовании ее привлекали «не внешние броские события, а переживания, быт, психологическое развитие личности выдающегося человека».

Ее книги были по-своему полемичными для переломной эпохи. Когда звучали призывы сбросить Пушкина с парохода современности, отрицалось значение «буржуазного» искусства, они просто и ненавязчиво напоминали о непреходящих ценностях прошлого, побуждали к изучению истории. Лучшие книги Ал. Алтаева до сих пор включаются в списки рекомендуемой школьникам литературы.

Последний мемуарный очерк Ямщиковой «Мои друзья – читатели» был опубликован уже после смерти писательницы. Умерла Маргарита Владимировна в 1959 году в Москве, а похоронена на знаменитых «литературных подмостках» Волкова кладбища в Петербурге.

Музей-усадьба в Лосицах

Музей Ал. Алтаева

С 1895 года в течение многих лет Ямщикова жила на даче в деревне Лог Плюсского района (раньше Гдовский уезд). Дом-музей в Логе имеет более чем 200-летнюю историю. Он переходил от одного владельца к другому. В 1917 году хозяйкой дома становится Ольга Константиновна Писарева (по мужу Гориневская). Уезжая в 1967 году за границу, она передает дом Плюсскому райисполкому для организации музея писателя Ал. Алтаева. Здесь, в Логу, Ал. Алтаев написал лучшие свои произведения, о чем рассказывает мемориально-литературная экспозиция.

Гориневская – жена придворного архитектора. Николай II называл ее мужа просто: «Мой Семен», ему он доверил строительство часовни на могиле Григория Распутина. Все изменил октябрь семнадцатого. Бросив семью, в обозе генерала Юденича навсегда уходит в эмиграцию муж. Оставаться в доме небезопасно – уже начались грабежи в Царском Селе. Ольга Константиновна принимает единственно возможное для себя решение: вместе с двумя дочерьми она уезжает в имение матери, в Лог, в псковскую глушь. И живет здесь целых полвека.

Где-то в середине июля 1941 года в Лосицах появился первый немец. Офицер прикатил на мотоцикле и, обойдя деревню, остановился у самого большого и, как ему показалось, богатого дома. У хозяйки, которая вышла ему навстречу, он попросил разрешения остановиться на ночлег. Ответ был предельно корректен и дан на превосходном немецком языке: «Господин офицер, мой дом еще никому не отказывал в гостеприимстве, однако я искренне сожалею, что не могу предоставить вам кров. Если я вас приглашу, то, согласитесь, пострадает моя женская репутация». Враг отступил, поцеловав на прощанье руку гордой русской даме.

А дом был действительно гостеприимен. В годы войны здесь одинаково находили кров и партизаны (приемный сын Ольги Константиновны – Николай был связным местного отряда), и их противники. Доподлинно известно, что в разное время здесь скрывались от полевой жандармерии немецкие мальчики, которые не хотели мерзнуть в окопах под Ленинградом. Они тоже сидели у большой теплой печки, слушая, как музицирует хозяйка дома.

Даже после того, как она в конце 60-х годов прошлого века уедет к дочерям в Америку, Ольгу Константиновну не покидали мысли о родине: похоронить себя она завеща��а дома. К советской же власти у нее была только одна просьба: организовать в ее доме литературный музей своей задушевной подруги – Маргариты Ямщиковой.

С этим домом и Гориневской Маргарита Владимировна была связана до конца жизни. Поздней осенью она почти всегда переезжала в большой дом, где любила писать за простым столом у окна. В этом году музей отпраздновал 45-летие. Имя Ал. Алтаева получила и улица Пскова, расположенная на Завеличье.

[kilizards]

Записки Бенвенуто Челлини флорентийского золотых дел мастера и скульптора. В 2-х частях

https://xn--b1agjtqbo.xn--80aswg/katalog-tovarov/antikvarnye-knigi/iskusstvo/previous-next-zapiski-benvenuto-chellini

[e2blogengine]

П. М. Бицилли «Державин»

Недавно вышла биография Державина, написанная В. Ходасевичем, печатавшаяся с сокращениями в «Современных записках». Мне она представляется одной из самых содержательных, полезных и нужных книг по русской литературе, какие только были изданы за последнее время. Автор интенсивно использовал мемуары и исследования, мало кому доступные, и воссоздал с необыкновенной правдивостью, проникновенностью и наглядностью образ одного из значительнейших и привлекательнейших русских людей. Прибавлю притом, что это первая литературно-обработанная биография Державина.

Книга Ходасевича вышла в издаваемой «Современными записками» серии «художественных биографий». Однако это, слава богу, не «biographie romancee». Автор её писатель слишком серьёзный и независимый, чтобы подчинять себя шаблонам этого модного, становящегося уже несносным, жанра. Если Ходасевич не выделил в отдельную главу литературной деятельности Державина, если он только касается последней в связи с повествованием о жизни поэта, — то это у него не имеет ничего общего с «приёмом» тех составителей «художественных биографий», которые ухитряются, рассказывая о «человеке», умолчать о том, что составляло его «дело» — нелепая, бессмысленная, профессионально-литературная реакция против привычного «приёма» прежних биографов, состоявшего в том, что сначала писали о «человеке», затем о его «деле» (l’homme et l’oeuvre). У Ходасевича Державин-поэт не отделяется от Державина-«человека», солдата, офицера, губернатора, министра, супруга «Плениры» и «Милены». Это свидетельствует о такте автора и об его историческом понимании. Форма, избранная Ходасевичем, вполне адекватна материалу, т. е. тому конкретному человеку, о котором он написал свою книгу. Думается, что было бы насилием над материалом писать так о любом великом художнике позднейшего времени. Но было бы фальшью, непониманием главного в изображаемом предмете писать о Державине отдельно как о тамбовском губернаторе и отдельно как о «певце Фелицы».

Рассказывая, как писалась ода «Бог», Ходасевич сравнивает повествование Державина о своём духовном напряжении, об охватившем его порыве творчества с тем, что писал Бенвенуто Челлини о своём экстазе при отливке «Персея». Это сопоставление как нельзя б��лее метко, и его стоило бы развить и обобщить. Державин и Бенвенуто Челлини две родственные натуры. У обоих одинаковая горячность, искренность, первобытная «варварская» жизненная мощь, бешеный нрав и доброта, одинаковая обращённость на дело, творчество. Подобно Челлини, подобно людям итальянского Ренессанса вообще, Державин весь, целиком в деле, в деятельности, и притом так, что, чему бы он ни отдавался, он всегда остаётся одним и тем же. Державин просто не понял бы, что означают слова Моцарта Пушкина о счастливцах праздных, пренебрегающих презренной пользой, единого Прекрасного жрецах; не понял бы, как это можно служить «Прекрасному», будучи «праздным», в чём «Прекрасное» исключает «пользу» и почему «польза» «презренна» и заслуживает пренебрежения. Глубоко правильно замечание Ходасевича, что для Державина поэзия была продолжением государственной службы. «Карьера» Державина была вместе и его творческим путём.

С редким мастерством прослежен у автора этот путь в связи с повествованием о жизни Державина, т. е. о его службе. Ибо службою для Державина почти исчерпывалась жизнь; поэзия же была творческим осмыслением жизни, не — средством спасти от неё «себя», своё «я», как для огромного большинства поэтов. Замечательно, как мало говорит Державин в своей автобиографии и в письмах о своих занятиях поэзией. Его «Записки» — типичный образец весьма распространённого в ХVIII в. вида интимной — не «литературы», а «письменности»: мемуаров служилого человека. На склоне жизни служилый человек, с тем сознанием ответственности, какое отличало лучших из них (служба в тогдашних условиях требовала громадной инициативы и потому воспитывала чувство ответственности очень интенсивно) считал своим долгом отчитаться пред самим собою и перед Россией во всём, что было им сделано. Мемуары Ив. Ив. Неплюева, кн. Я. Шаховского, Д. Б. Мертваго и ряда других выросли из отчёта по службе. Некоторые (Державин в том числе) прямо включают в свои мемуары разного рода «оправдательные документы»; рапорты по начальству и проч. Писаны эти мемуары тогдашним «форменным», «канцелярским слогом», шершавым, неуклюжим, грузным. И тем не менее, так заразительна жизненная сила писавших, так неотразимы их простодушие и их поглощённость своим делом, «презренной пользой», столь внушительно у каждого само��ознание человека, нашедшего в жизни «своё место», что мемуары эти составляют исключительно увлекательное чтение. Всё в этих людях: их быт, вкусы, представления, интересы — до такой степени, казалось бы, чуждо нам, «отжито», а между тем, при чтении они становятся как-то ближе, понятнее, роднее, нежели иные «аристократы духа», которых мы считаем нашими учителями и духовными вождями. У великого гения есть право сказать себе: «Ты Царь, живи один». Но этим самым он обрекает себя на одиночество и заставляет «чернь» испытывать к нему, как человеку, некоторую холодность и равнодушие. Державин «человечнее» Пушкина и в каком-то «чисто-человеческом» отношении ценнее.

Тем, что Державин был, прежде всего, «служилым человеком», с ранней молодости и почти до гробовой доски, обусловлены и сила, и слабость Державина, как поэта. Начать с того, что он был безграмотен (известен отзыв Пушкина о нём как о «варваре», не знавшем родного языка). Опять напрашивается сравнение с Бенвенуто Челлини. Знаменитый филолог Фосслер говорит, что бесчисленные и грубейшие «ошибки» Челлини против грамматики составляют секрет неподражаемой силы, независимости, индивидуальности его прозы. В сущности, то же самое говорит Ходасевич о поэтическом языке Державина. Пушкин утверждал, что Державина следовало бы перевести на какой-нибудь иностранный язык: тогда бы выяснилось его истинное достоинство как поэта. В этом Пушкин был неправ. Благодаря своей безграмотности Державин и создал свой собственный, единственный, неподражаемый по дикости, но и по могучей выразительности поэтический стиль. Во времена Державина уже существовала русская литература как особая организованная сфера культурной деятельности, слагался общий литературный язык, уже существовали литераторы, для которых литература если не была профессией, то была главным жизненным делом. Существовали литературные школы и направления. Державин был «дикий». Если односторонне и преувеличенно мнение Пушкина, что он не знал родного языка (к простонародной языковой стихии он был, во всяком случае, столь же близок, как Челлини), то он не знал того языка, под воздействием которого тогда формировался русский литературный, — французского. Он грубо и дерзко ломал слагавшиеся каноны литературной речи. Он был признан современниками как величайший поэт, но его поэзия оставалась как-то «вне литературы». Державин не примыкал ни к какой школе и сам не создал школы. Его творчество было всё в «пиитическом восторге». Элемент «художества», мастерства, артистичности отсутствовал в нём совершенно.

Очень тонко, с большим знанием дела и с такою же глубиной сочувственного понимания, с каким изобразил он отношение Державина к Фелице, к обеим жёнам и друзьям, характеризует Ходасевич тогдашних литераторов, литературные направления и благодушно нейтральное отношение к ним Державина.

Я позволю себе лишь одно, несущественное, критическое замечание. Мне кажется, что автор не совсем справедлив к Шишкову. Всё, что он говорит о «старце», совершенно верно, но он не сказал всего. Шишков был невеждой в истории языка, путал славянский с русским, сочинял курьёзнейшие этимологии, но вместе с тем он был замечательным семасиологом. Его замечания о перерождениях смысла слов, его словарные сопоставления различных языков с этой точки зрения подчас необыкновенно удачны и ценны. Семантика, как наука, тогда ещё отсутствовала, и в этой области Шишков далеко опередил своё время.

Источник: Константин Когут - П. М. Бицилли «Державин». Опубликовано с помощью IFTTT.

[gidnatalia]

ФЛОРЕНЦИЯ ПЛАЧЕТ😥, но не от дождя, а от тяжести человеческой любви🔒🔒🔒... ⠀⠀⠀⠀⠀ На решетке вокруг Бенвенуто Челлини висит несколько тонн замков с именами и сердцами влюбленных со всего света😡😡😡. ⠀⠀⠀⠀⠀ Океюшки! Сейчас начну о неприятном😈👿. Вы только не подумайте, что я такая правильная😇! Я конечно не хулиганка, но и не дисциплинированная зануда😆. Всё очень прагматично! Просто-напросто я зарабатываю на хлеб флорентийской культурой и поэтому имею полное право обратиться к влюблённым и молодожёнам всего мира со следующим заявлением: "Даже если вы кого-то безумно любите, даже если эта (варварская) традиция кажется вам бесконечно романтичной, — прикрепите ваши замочки на какое-нибудь другое место!" Повторюсь, но снова замечу: "Лишний вес Старому Мосту🌉 не нужен⚖!" Во-первых у слова "старый" (итал. vecchio) - Понте Веккьо... Палаццо Веккьо... Козимо Веккьо - во Флоренции⚜ особая семантика. Старый не в смысле "ветхий, дряхлый, обветшалый", а в смысле "древний, заслуженный, почтенного возраста, прочный, уходящий корнями в прошлое..."! Достаточно вспомнить, что по этому мосту (если уж речь зашла о нём) гуляли "синьоры"... "парни"... "братья"... "маэстро"...😂 с такими именами, как Козимо Старший Медичи и его внук Лоренцо Великолепный, Гирландайо, Верроккьо, Брунеллески, Донателло, Мазаччо, Бокаччо, Боттичелли, Савонарола, Макиавелли, не говоря уже о Леонардо и Микеланджело... Ограничившись лишь упоминанием некоторых, при этом😅! Список может быть продолжен... И вот тут я хочу вас спросить, любому нормальному человеку понятно ведь о чём идёт речь? Так почему же зловредные гроздья🍇 человеческой "любви💜" обременяют достопримечательности, которые являются достоянием всего человечества⁉️ Ну разве не лучше думать о том, что это уникальное архитектурное творение каким-то чудом умудрилось дожить до наших дней с 14° века и было бы замечательно донести его до наших детей, внуков и всех последующих поколений⁉️ ⠀⠀⠀⠀⠀ P.S. #замкилюбви 🔐 запрещены местными властями, за нарушения положен штраф 💸, их всё равно удалят❗️, так что в следующий раз думайте о последствиях и найдите лучшее место для выражения переполняющих вас чувств💏‼️ Спасибо! Grazie! (at Ponte Vecchio, Firenze, Toscana, Italia) https://www.instagram.com/p/BqhKPvWDryM/?utm_source=ig_tumblr_share&igshid=23foqp5zvefk

[chert-poberi-ru]

Перстень с рубином работы Бенвенуто Челлини стоимостью в несколько сотен миллионов долларов(5 фото)

Петербуржец уже несколько лет продает уникальный перстень изготовленный из золота и серебра с рубином высочайшего качества 7.5 карат с нанесенной на нем инталией в виде герба. Перстень был получен владельцем в наследство от родственника и длительное время о его реальной стоимости никто не знал. Нанесение на рубине инталии может говорить о высочайшем профессионализме ювелира. Специалисты предполагают, что это работа Бенвенуто Челлини. Перстень скорее всего пренадлежал Яну Замойскому — канцлеру и великому гетману Польши. Рубин «голубиной крови» возможно привезли Замойскому из Бирмы.

[iskusstvo-kultura]

Характер Бенвенуто Челлини можно охарактеризовать как сложный и многогранный. Вот некоторые ключевые черты его характера:

1. Страстность: Челлини был известен своей страстностью и энергией, которые он вкладывал в свою работу. Он был полностью предан искусству и стремился к совершенству в своих творениях.

2. Самоуверенность: Бенвенуто был уверен в своих способностях и таланте. Он не колебался выражать свою уверенность в своих работах и своей мастерской.

3. Упрямство: Челлини был известен своей упрямостью и решительностью. Он был готов преодолевать трудности и преодолевать препятствия, чтобы достичь своих целей.

4. Склонность к конфликтам: Бенвенуто был известен своими частыми конфликтами и ссорами с другими художниками и заказчиками. Он был горячим и импульсивным, и это иногда приводило к напряженным отношениям.

5. Честность и принципиальность: Челлини был известен своей честностью и принципиальностью. Он всегда стремился к справедливости и неукоснительно придерживался своих убеждений.

6. Талантливый и творческий: Бенвенуто Челлини был одним из величайших художников своего времени. Он обладал уникальным талантом и творческим видением, которые отразились в его произведениях.

Характер Бенвенуто Челлини был сложным и порой противоречивым, но именно эти черты помогли ему стать одним из наиболее известных и влиятельных художников эпохи Возрождения.