#660
я действительно не ожидал появления отепе в ленте, прости господи, как же хорошо, я вознёсся и никакие боты больше не нужны, вот только явилась проблема хедканонов и их сходимости:
авотуминя ангста нет воще совсем и вот....!!! сказал я и написал подкат. прорефлексировать и проплакаться-с
Зимой на своём первом, но технически пятом курсе Джулия оказывается в состоянии смятения и отчаяния: Ранрок подкопался близко к школе, профессор Уизли душыт, Шарп стоит над душой из лучших конечно соображений, но легче под его надзором не становится, Фиг спустил паруса и отпустил тормоза, практически все друзья — Эверетт, Саманта, Имельда, Гаррет и многие другие — разъехались по домам.
Со многими Джулия прощается как на войну отправляется: всматривается в лица, вспоминает полёты на мётлах и взорванные котлы; сносить внезапное одиночество при нахлынувших стычках с поучерами ей нелегко и потому, что пиздец уже на горизонте вместо солнца восходит, и потому, что «старая» сентябрьская травма изнуряет её — и пожаловаться на свои сложные и кажущиеся нераз��ешимыми проблемы ей, в общем-то, некому.
Впрочем, Джулия не остаётся совсем одна: Поппи и Натти составляют ей компанию, но их боевой задор отзывается у Джулии тревогой и беспокойством за их жизни, в особенности, за жизнь Поппи. Жечь поучерские лагеря весело, но Поппи ищут и преследуют, как и Джулию, их жизнь — в постоянной опасности.
Поскольку Джулия почти затылком чувствует скорую Смерть — и так думает, что свою, — её симпатия к Поппи быстро превращается во влюблённость. Джулия бы описала чувство как пронизывающий её измученную свет безграничного, неописуемого счастья — и своё чувство Джулия хоть и успевает выразить неловким поцелуем у гнезда сниджетов, понимает: развития у этих отношений не будет, а благодарность Поппи и обещание как-нибудь прокатиться на Хайвинг с бутылкой баттербира… всё равно что пожелание когда-нибудь, на том свете…
Джулия страшно запивает в Рождество в том числе поэтому.
И на Битву — и с Руквудом, и с Ранроком — она идёт с готовностью погибнуть за школу, которая стала ей новым домом, за спокойствие профессоров и благополучие дорогих друзей, и за жизнь Поппи — меньше всего заслуживающей всё, через что Джулии пришлось и приходится продираться.
Битва становится её чувственным катарсисом и завершается во всплеске патронуса против остатков Хранилища.
Но Джулия не умирает. Но и Джулия полностью сломлена: гибель Фига событие для неё безусловно печальное, однако не это превратит Джулию в человека, которого можно описать как whimsical.
Она жива. Битва обходится малой кровью. Однако вес повседневной жизни… давит.
Нисколько не умаляя роли Шарпа в её реабилитации и вообще в её жизни в тот нелёгкий период, но Шарп только и может, что помогать ей со всем справляться по мере своих возможностей. Варит ей зелья, отговаривает или подговаривает что-то сделать, следит за изменениями в её поведении на уроках и справляется о посещаемости с коллегами, осознавая лучше других, насколько уязвимы могут быть люди в таком тяжком состоянии духа; в особенности такие, как Джулия, склонные лакать джин как воду.
Но Шарп не может быть всеми её одноклассниками — и тем более не может быть в курсе всех последних школьных сплетен.
И вот в обычной бы ситуации я сам сказал: когда про вас разговоры разговаривают и с кем-то шиппорят, внимания даже не обращайте. Однако Джулия оказывается в обстановке, когда не может позволить себе достаточно крепкое состояние духа, чтобы издёвка и подначка никак её не задевали.
Это связано, в основном, с министерским расследованием преступлений Руквуда, инициированным иском Джулии от своего имени, а не школы (такой иск констебль Сингер не пропустила дальше, опасаясь реакции Блэка). Как одна из главных потерпевших и как свидетельница, Джулия даёт показания и не соглашается ни на какие сделки со следствием: Руквуд пытается не допустить своей отправки в Азкабан. Подлоги, подлость, утеря показаний, улик и целых свидетелей — несложно догадаться, сколько всего Джулии необходимо помнить в любой момент времени.
И как всё это на ней отражается наипаршивейшим образом. Поймите. Груз ответственности, ощущение непрекращающейся борьбы, разочарования и давление со стороны прессы — в жизни Джулии будто светлая полоса закончилась и превратилась в тьму. Ей страшно, больно и очень, очень одиноко. Терапевтическая роль Шарпа в этой истории, опять же, значима, но если бы ситуация ограничивалась исключительно и только судом и прессой…
Вторым обстоятельством её подавленности является некоторый мистер Саллоу. Мистер Саллоу натворил подсудных дел, которым Джулия прямая свидетельница — и чтобы Себастьяна не настигли авроры, а Блэк не превратился из покровителя во врага, Джулия вынуждена осваивать окклюменцию под бдительным контролем Шарпа и профессора Гекат.
Ввиду некоторых сюжетных обстоятельств, а также раннего возраста на момент некоторых событий в её жизни, Джулия не помнит, как погиб её отец и как именно выглядела её мать. Аврорат любезно согласился предоставить легиллименца, поскольку веритасерум не окажет нужного воздействия; легиллименц, несмотря на обещания и теде, не вызывает доверия ни у Джулии, ни у Шарпа, по многим причинам.
Выставление защит в пределах разума требует от Джулии усилий, которых у неё может не быть, а точнее, которых нет — и которые забирают у неё волю к жизни. Её колдовство и магия ослабевают, и на плаву её оценки держат исключительно её способность самозабвенно пропадать в книгах, нырять в пучины тайных знаний и в редкие моменты — по привычке выручать волшебных зверей.
Иначе размеренный и беззаботный темп жизни Хогворца наносит на её изрезанные берега всякую грязь: поглядите, с Себастьяном, нет, вы неправы, трахается с Уизли; вот ведь героиня по мнению Пророка, но в кавалеры-то себе выбирает джентльмена из разорившегося рода, который дружит с Гонтом и Полумнишкой Поппи, либо деревенского простачка-дурачка Уизли, да ещё и сама кровью не вышла, маггла, полукровка, она даже не знает, кто её родители!.. А вы заметили, как без Фига сникла?
Что из этого становится последней каплей во всего лишь январе Джулия не знает. Она часто плачет и чувствует одиночество, как никогда прежде. Страшное Рождество кажется ей сказочным временем: пила, носилась по округе как сбредшая с ума, чувствовала себя несмотря на всё беззаботным ребёнком. Однако поучеры посбегали из округи, местные хамлетеры научились их гонять, а значит, вытащить Натти и Поппи на очередной рейд — никак, невозможно и больше, действительно, никогда. Впрочем, спасать зверей с Поппи было весело — но и вечно не могли появляться звери, нуждавшиеся в спасении.
А значит и шансы поговорить с Поппи стремительно закан��иваются. Влюблённость Джулии превращается в наваждение, она думает о Поппи постоянно и знает, понимает прекрасно, как выглядит со стороны, находясь рядом с ней. Но не может с ней ни о чём таком заговорить: Хогворц быстро прознает про их превратившийся в пару дуэт и начнёт причитать: на её ладони был Уизли, Саллоу, Гонт и Шарп, но ушла ото всех них Джулия Райт к женщине.
Общество магической Британии лишено ярого осуждения гомосексуальной связи, но Джулия помнит, что говорят про профессора Гарлик, и понимает, как звучит аргумент её воображаемых сплетников: признавшись Поппи, она обесчестит оба их имени.
Поэтому Джулия молчит.
На праздник по случаю Дня Святого Валентина Джулия не приходит.
Перед ним она пропускает по бокалу в Трёх Мётлах с её так называемыми ухажёрами: с двумя из них однажды задорно напилась, с третьим только целовалась. Их нарочитая непричастность ко всему одновременно подкупает, но и сильно, жестоко отталкивает Джулию от всех троих. С Себастьяна взятки гладки: его интересует только сестра, про мытарства Джулии он практически не вспоминает. Оминис пытается быть голосом разума, но его не слышно за личной его же трагедией: Соломона больше нет, Анна сбежала в Лондон, а жить как-то и на что-то надо, что же, домой возвращаться к отцу на поклон? Гаррет из всех троих кажется самым беззаботным, но прямолинейность, с которой он корил сплетников, беззастенчивость, с которой пересказывал их нытьё…
Джулия чувствует себя лишней. Ей не даёт покоя мысль: виновата ли я в том, что не смогла объяснить свои тревоги; правильно ли я поступила, уйдя, и правильно ли почувствовала обиду, когда никто не задал вопросов и не остановил, кроме Сироны; друзья ли мы или прошла любовь и остыл котёл…
Пока в Трёх Мётлах и Хогсмиде гуляют и веселятся парочки, Джулия чувствует себя паршиво и несмотря на обещание больше к бутылке не притрагиваться, открывает джин. От запаха её лёгкие сводит судорога, но потому, что из этой бутылки вместе с удушающим запахом вырываются воспоминания; Джулия глушит истерику сидром и понимает: рассказать что-то может только Пенни, эльфке-домовичке, которая ведёт учётные книги в лавочке.
Джулия не знает, что в то же самое время в Трёх Мётлах разгорается жаркий спор: Себастьян сокрушается в компании слизеринцев о слухах вокруг него и Джулии, Оминис его поддерживает: говорят неправду, истово верят, портят кровь, проели плешь, когда же это кончится и почему все молчат, никто первого шага против не выступит перед носами сплетников! В их трепетные монологи страшно угнетённых невыносимой грязью людей вклинивается — совершенно внезапно — Имельда. Она просит набраться совести и ни в чём Джулию не обвинять, у неё другие в жизни заботы. Себастьян, явно поддавший, не унимается: у Джулии было несколько месяцев на развенчание, а теперь она героиня школы, занята конечно, но могла бы и подумать, как её непостоянство скажется на её дорогих друзьях. Оминис молчит, но выражает явное несогласие мимикой: Джулия не виновата в том, что дорогие друзья не могут вступиться за её честь, почему она должна всё делать сама? Имельда поражается его неодобрению, не понимает, когда успела пропустить разлад в дружбе Саллоу и Гонта, но не придаёт этому большого значения. Себастьян заставляет её глаза гореть недобрым огнём: если Райт настолько пушишка и за себя постоять не в состоянии, почему ты ещё тут, Саллоу, почему своей даме позволяешь бродить где-то одной, а не ищешь её, не успокаиваешь, вы с Уизли два идиота.
Имельда знает, какой Джулия может быть стервой, но её гонор оправдывается её недюжинными способностями к магии. Имельда не понимает, откуда в Саллоу столько гадости, столько неприязни, будто Джулия обязана ему чем-то и потому должна страдать, а не радоваться жизни, купаясь в лаврах всей школы. Наоборот, она где-то постоянно пропадает, иногда её видят необыкновенно разбитой и грустной, а кто-то даже решил, что так на неё действуют зелья Шарпа, которые она зачем-то пьёт — не иначе затем, чтобы получить внимание не мальчика, но мужа. Такой начал бродить вдоль портретов слух.
Имельда не знает всего — и не хочет знать, и не верит и единому слову, и считает всё это вот бредом, не достойным внимания. Но факт, что Джулию кто-то и зачем-то начинает беззастенчиво травить, Имельду озадачивает, но по-настоящему тревожит её безразличие людей, с которыми Джулия проводила много времени; неужели, чтобы помочь ей справиться с чем-то, требуется аж целый Шарп — и то потому, что его обязывает помочь должность?
Жаркая дискуссия между Имельдой и Себастьяном приводит к внезапному откровению последнего: «Рейес, ты мне что, завидуешь, ты что, по девочкам, а не по Квиддичу теперь; да, целовал я её, да, завидуй, но какое тебе, вообще, дело-то может быть, вы же просто соперницы, ничего у неё я не отнимаю!»
Так Имельда понимает: Джулия будет ждать помощи от Себастьяна как у моря погоды.
Нельзя не упомянуть, конечно, такой момент: Имельда воспринимает соперничество с Джулией с какого-то момента как полноценную дружбу. После полёта по Южному берегу — как лёгкую… не влюблённость, но Имельда чувствует магию вокруг Джулии, это интригует её и заставляет увлечься, пожалуй, слишком явно и сильно.
Имельда, к тому же, не любит утруждать себя романтикой, но ей нужно знать, что её интерес даром не пропадёт. Поэтому, в какой-то момент заприметив, что Райт несмотря на слухи держится поодаль от всех троих — Саллоу, Гонта, Уизли, — а потом в ночи сбегает с Поппи в лес (если верить новостям)… У Имельды как-то не остаётся сомнений в том, что Джулию привлекают совсем не мужчины — и тем не менее, именно с ними она проводила сколько-то времени. Но сколько? И как долго на самом деле продлились её любые отношения? Что, в сущности, ими вообще можно считать?
Занятость Джулии судом и её приключения с Поппи — с которой, впрочем, Джулия тоже держит дистанцию — подогревают интерес Имельды ещё больше. Каждую тренировку она присматривается к Джулии, но вместо весёлого азарта замечает на её лице или тоску, или безучастие, или усталость. Имельде страшно её жаль — но она не знает, чем помочь, кроме как измождать её полётами и тренировками; она может быть и выглядит усталой, но Квиддич зажигает в её глазах что-то живое, привычное и по чему Имельда успевает соскучиться за месяц с небольшим до Дня Святого Валентина.
Услышав от Себастьяна столько грязи, столько осуждения, Имельда понимает, что и сама виновата, и Оминис прав: она так задорно защищала Джулию перед всем пабом, но сама не имела понятия, где искать её и чем помочь. Впрочем, у неё была идея.
Но эта идея могла не прийтись по душе Джулии.
И тем не менее, на тренировке вскоре после Дня Святого Валентина, Имельда без тени смущения спрашивает: пообжимаемся?
Так начинается нехныч, в котором Джулия соглашается на предложение Имельды, чтобы та отстала от неё, но получается совсем наоборот; Джулия пропадает в этих внезапных отношениях, ей становится легче дышать и жить, зная, что Имельда решила не воспользоваться ей, а предложить чувственную игру, соревнование и челлендж — но без ясной цели; нравится — нравится, так попробуем ещё лучше и ещё больше.
Так начинается и продолжается важная сюжетка из UTLITD: Джулия находит успокоение в интрижке с Имельдой, находит в себе силы признаться Поппи, а потом поймёт: любит обеих.
Из этого не получается почвы для конфликта, впрочем, поскольку: 1) Поппи понимает, что Имельда и Джулия сблизились за время своей интрижки, им нужно хотя бы поговорить; 2) Джулия чувствует благодарность обеим и хочет обеим стать хорошей и верной подругой, как и примирить или подружить их самих; 3) Имельда создаёт сюжетн��е напряжение, поскольку ей не кажется правильным кушать аж две пусси трахаться с Джулией, когда у той отношения, а разрушить их значит ей сердце разбить — но у Имельды страшный краш на Джулию и на Поппи.
Поэтому здоровый кусок шестого курса Джулии проходит в заботе о них обеих, примирении, собачке now kiss, пока не происходят следующие ивенты:
распитие бутылки хереса на девичнике;
святочный бал, на который Джулия идёт с Гарретом, поскольку иначе она обидит или Поппи, или Имельду — которые придут на этот бал вместе. А потом отведут Джулию Очень Серьёзно Поговорить, посмеются с её отвис��ей челюсти и спросят, нет ли в её Выручай-комнате уютного уголочка с постелью, а то жеж пьяными весело было, но а как — трезвыми?
тлдр; Джулия Райт картинно умирает половину пятого курса, чтобы на Святочном балу шестого угодить в трисам и трупл, потому что ни одна, ни другая Джулию не отпустят от себя, как и не смогут отстать друг от друга. Имельде нравится напористость Поппи, Поппи уважает выдержку Имельды. Обе любят ощущение спокойствия вокруг Джулии и её саму: за характер, стойкость, преданность и поддержку.
Я, конечно, совсем немного посвятил Поппи, но причина, по которой она молчит о своих чувствах такая же, как у Джулии: Поппи не хочет ей навредить, поспешив с признанием. Но и у Поппи нет похожего конфликта, как у Имельды, например: в отличие от, Поппи проводит с Джулией много времени, слушает её, утешает, заглядывает в лавочку и пытается хоть как-то ей помочь. Она её друг. Имельда же приятельница, second-line friend, которая, впрочем, выбьется на передний план.
Не сказать, впрочем, что их отношения лишены споров, срача, обид и теде, слёз и теде. Они знают, что всё это пройдёт, что всё будет хорошо, что никто в этой лавочке никому не хочет навредить.
В ОПШЕМ
я поплакался и сел ждать проды того восхитительного фика....
1 note
·
View note
Прочитанное - Январь 2024
Дэвид Хоупен "Пардес"
Начинала читать книгу еще в конце прошлого года, сначала шло хорошо - "тайная история" на минималках, главный герой - ну прямо вылитый Ричард Пэйпен. Чем дальше герой погружался в новую компашку, тем запутаннее для меня все было. Один из героев, не помню как его звали, но короче версия Генри Винтера только еще более сумасшедшая, решил, что он король мира, бог и все такое. И вот книга немного о том, что не надо сходить с ума, мы - это те, кто мы есть, а если один раз вырвешься на свободу и обожжешься, то свобода эта тебе и даром не нужна.
Был ещё момент, когда восемнадцатилетние юноши бросают в озеро бумагу с заклинанием/богохульством и на серьезных щах ждут, что сейчас развернутся хляби небесные. Я такие испытания чудес делала лет в 11. Из-за таких моментов временами казалось, что я читаю какую-то пародию и воспринимать историю всерьез не получалось.
Даниэль Лори "Темное искушение"
Ну, тут комментить не буду, по названию видно, что за книга. Перевод к сожалению не очень, или может редактура подкачала - не знаю. Но автора рекомендую.
Ойинкан Брейтуэйт "Моя сестрица - серийная убийца".
Мне кажется все слышали об этой книге, но краткая аннотация - у главной героини, есть сестра-красавица, которая убивает своих парней. Она их крошит, как морковку, а потом звонит старшей сестре и просит помочь. И, конечно, старшая бежит на помощь. Огромный минус книги в том, что нет никаких изменений в героях. Такое чувство, что авторка писала книгу по приколу, типа вот сестры , которые никогда друг друга не предадут, какими бы токсичными ни были их отношения и неважно, что одна из них , как злой близнец убивает людей, а вторая хоть и мается чувством вины, бежит на выручку с флакончиком хлорки.
Луис Сашар "Я не верю в монстров"
Милая и приятная история, как мальчик, которого все ненавидят в школе меняется и обретает друзей. Прочла за 1-2 часа, когда лежала с пищевым отравлением, пила чай с сухарями, а на заднем фоне был включен телевизор. Приятное воспоминание.
Джулия Каминито "Вода в озере никогда не бывает сладкой"
Маленькая Гайя с семьей живет в подвале (с этого начинается книга) , у неё беременная мать, старший брат от другого отца и отец-инвалид. Мать добивается переселения в нормальный дом, чинит-стирает-убирает работает на двух работах и как может пытается жить эту жизнь и вдолбить детям в головы, что только образование им поможет.
Время проходит, Гайя взрослеет, учится-учится-учится, выбирает философский факультет просто чтобы доказать, что она может потратить время на «бесполезную» профессию и не сидеть за кассовым аппаратом или выполнять какую-то работу. Я ожидала какую-то историю успеха, из грязи в князи, что Гайя станет ну не министром финансов, а преподом, кандидатом наук???? Но это не история успеха, это жизнь как она есть - ты вкладываешь все свои силы во что-то, веришь в это безоговорочно, а потом все твои надежды и мечты рушатся, потому что таких как ты вагон и маленькая тележка, а ты только сейчас открыл глаза и посмотрел вокруг. Что остаётся ?
Опять разрыв шаблона - в благодарностях авторка пишет, что роман она писала про трёх женщин в своей жизни - про мать, про неё саму и ее лучшую подругу. А все вокруг это пожалуй декорации.
9 notes
·
View notes
— Доброе утро… Дэрэк? — ответил на рукопожатие Батлер.
Джу и Лео молча наблюдали за происходящим.
— Да, мистер…
— Рик, — кивнул рыжий.
Шатен, признаться, был польщен. После их последней встречи прошло лет восемь, Дэрэк хоть и не сильно изменился, но даже и ожидать не мог, что отец Джули вдруг вспомнит его имя.
Джульетт неловко покусывала губы. Когда Рика отвлёк Лео своим очередным детским странным вопросом, Джу изобразила злостную гримасу Гилберту через плечо отца. Кажется, она злилась, потому что мужчина даже не удосужился надеть что-то наверх и прикрыть голый торс. Тот же виновато пожал плечами в ответ, слабо указав рукой на неё. И тогда девушку осенило: ту футболку, в которой Дэрэк к ней приехал, надела она сама…
Ладно, он был прощён.
Точнее, окончательно прощён после того, как Джули снова вспомнила кусочек их ночи. Аж щёки предательски вспыхнули, и блондинка отвернулась.
— Если я вдруг мешаю… — начал Рик, словив долгую молчаливую паузу.
— Нет, пап, ты чего!
— Я думаю, это мне нужно ехать, неловко получилось, — вмешался шатен. Все взглянули на него.
— Если остаюсь я, то тогда и ты, Дэрэк. Думаю, каждый заслуживает завтрака, да? — спросил рыжий, взглянув на дочь. Та лишь молча переводила глаза с одного мужчины на другого.
— Кроме тех, кто уже поел мороженного! — выдал Леонард с улыбкой и снова принялся за пульт.
— Нет, Лео, завтрак у тебя будет по расписанию! — шикнула на него Джулия и направилась на кухню. Рик сунул руки в карманы джинсов, а после прошёл за дочерью.
Дэрэк, неловко оставшийся наедине с сыном своей любовницы, облизал губы.
Пу-пу-пу…
— Думаю, нам необязательно общаться, — мудро не по годам сказал мальчишка.
— Ты прав, — не сдержал улыбки шатен, усмехнувшись. Однако ему всё ещё было неловко. — Что пытаешься найти?
— Выступление «Пиплс», я видел, что оно будет идти по третьему каналу, но по итогу нет, — разочарованно поджал губы Лео, сильнее утопая в спинке дивана, облокотившись на неё.
— Это те, которые носят странные причёски?
— Да! Ты их видел? — глаза мальчика загорелись, когда он взглянул на Дэрэка.
Шатен вновь улыбнулся.
3 notes
·
View notes